Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Зима


Опубликован:
03.07.2019 — 01.12.2020
Аннотация:
Десять месяцев минуло после войны, самой короткой в истории человеческой цивилизации - войны, в которой проиграли все. Холодная темная ночь окутала землю, лед сковал моря и реки, бураны и метели засыпали мертвые города снегом и сажей - таков теперь наш мир. Война унесла сотни тысяч человеческих жизней, миллионы убила радиация, миллиарды забрал холод. Остались единицы - те, кому повезло избежать смертельной дозы и кто продолжил бороться за жизнь, когда солнечный свет иссяк и ударили морозы. Но не все выжившие остались людьми. Данная повесть является продолжением рассказа "Дорога домой".
Повесть озвучена. Читает Олег Шубин. Послушать можно по ссылке.
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 
 
 

Зима


      Кто восстанет за меня против злодеев? кто станет за меня против делающих беззаконие?


      Псал. 93:16


      


      Готовьте заклание сыновьям его за беззаконие отца их, чтобы не восстали и не завладели землею и не наполнили вселенной неприятелями.


      Исаи. 14:21


      


      Если будешь творить зло, возмездие обязательно настигнет тебя.


      Цугуми Оба, «Тетрадь Смерти»


      


      


      


      Человек с обрезанным дробовиком наизготовку обошел здание бывшей котельной по кругу и остановился, прислушался.


      Тишина.


      Ледяная лестница, что ведет ко входу в Убежище, в паре метров.


      Холодно. Термометр на плече бушлата показывает минус тридцать.


      Запаха дыма нет — все улетает вверх, прямиком в низкое клубящееся грязью небо.


      Как же холодно! Человек поежился.


      Тридцать градусов в середине июня! Кто бы мог подумать! Нет, были, конечно, такие кто думал. И теорию ядерной зимы придумали, и компьютерные модели всякие, прогнозы разрабатывали задолго до наступления этой самой зимы... и книжки страшные писали про «это»... да только избежать так и не сумели.


      За время «зимы» здание обнесло серыми сугробами чуть выше окон, и теперь, чтобы попасть внутрь, нужно сначала спуститься вниз по вырубленной в обледенелом насте лестнице.


      Там, внутри, сейчас тепло и уютно, но человек не спешит. Слушает. Несколько долгих минут он вглядывается в темноту, в которой лениво кружились редкие колючие пылинки.


      Когда в августе прошлого года «они» обменялись ядерными ударами, уже через неделю, стемнело. Температура падала стремительно день за днем.


      Сейчас «день», если верить часам — дней, в привычном понимании этого слова, с тех пор, как стемнело в конце августа, не было, была только ночь, темная и холодная. Уже в сентябре на юге России стояли пятнадцатиградусные морозы, а зимой — календарной зимой! — температура опустилась до семидесяти. Так что тридцатник в июне — не так страшно, если вспомнить январь...


      Убедившись, что поблизости нет никого, человек с обрезом оборачивается и делает знак рукой тому, кто все это время стоял в стороне.


      Другой человек, тоже с обрезом в руках, отделился от черной стены в пятнадцати метрах от бывшей котельной. Это товарищ. Он отстал за полкилометра отсюда и шел позади, готовый в любую минуту прикрыть первого.


      Опустив на землистый наст добычу — окоченевшую, со связанными веревкой лапами, средних размеров собаку, — первый человек шагнул к стене бывшей котельной, вдоль которой вверх из снега торчит вентиляционный короб из нержавейки. Достав из ножен на поясе поверх ватного военного бушлата охотничий клинок, он стучит рукоятью по коробу: раз-два-три, раз-два, раз-два-три, раз-два. Сосчитав про себя до десяти, повторяет условный стук.


      Ему отвечают: раз-два, раз-два-три, раз-два, раз-два-три. Это означает: всё в порядке, можно спускаться. (Если бы ответа не последовало, или ответ был бы иным, то двое вошли бы в Убежище через другой, замаскированный сейчас, как снаружи, так и изнутри, проход, что стало бы для находящихся внутри посторонних неприятным «сюрпризом».)


      Подобрав добычу, человек дает знак товарищу и спускается вниз по ледяной лестнице.


      За железной дверью слышится скрежет, после чего дверь приоткрывается, из появившейся щели на серую ледяную стену падает полоска тусклого желтого света.


      — Илья, ты? — спрашивает из-за двери ломающийся мальчишеский голос.


      — Я, — отвечает человек. — Ты, Ваня, стук не слышал? Открывай давай, не морозь!


      


      Войдя в тамбур, Илья Лисов скинул собаку с плеча и аккуратно снял рюкзак с привязанными к нему по бокам снегоступами. Обрез — бывший в прошлой жизни охотничьей вертикальной двустволкой ИЖ-27 — положил на специально пристроенный в углу столик, снял с груди короткий автомат — ментовскую «Ксюху», положил рядом, — пусть оружие пока здесь полежит. В Убежище сильно теплее, стволы сразу конденсат словят, их придется тут же чистить, а после вылазки охота отогреться, помыться, поесть, в себя прийти. Почистить оружие можно позже.


      Вошедший следом Антон Мельников тоже оставил стволы на столике. Вместо собаки у Антона через плечо была перекинута связка из двух одеревенелых от мороза кошек и одного зайца.


      — Папочка! — белобрысая девочка восьми лет выскочила из-за брезентового полога, закрывающего проход между тамбуром и Убежищем и подбежала к Антону.


      — Машенька! Ну, иди ко мне, моя маленькая! — Антон расстегнул стылый бушлат и присел, широко расставив руки. Девочка бросилась в объятия к отцу, обхватила его за шею обеими ручками.


      — Маша! — послышался из-за полога строгий женский голос. — Ты почему раздетая в тамбур вышла?


      — Ну, ма-а-ам!.. — отозвалась девочка, не отлипая от папиной шеи.


      Антон чуть отстранил дочку, со строгим видом осмотрев, в чем та одета. Два мальчиковых свитера — один с рукавами, другой, поверх него, без — и мешковатые штаны, тоже не девчачьи, на ногах — дутые нейлоновые сапожки. Осмотр удовлетворил его и он сменил строгий взгляд на более мягкий. В тамбуре мороза не было; температура держалась около семи градусов Цельсия: не простынет.


      — Все хорошо, Насть! — громко сказал Антон. — Она не замерзнет. — И, чмокнув дочку в курносый веснушчатый носик, добавил, уже обращаясь к ней: — Ну, давай, иди внутрь, чтобы мама не ругалась...


      Девочка быстро кивнула и юркнула за полог.


      В тамбур вышли трое: Пётр Николаевич, которого все звали просто Николаичем — заросший щетиной тощий немолодой мужик в очках и растянутом свитере с оленями и с обрезом в самодельном чехле на ремне у пояса; Марина — невысокая крепкая женщина на вид лет пятидесяти (возраст свой она скрывала) в мешковатом шерстяном платье; и Степан — короткостриженый парень семнадцати лет с не по возрасту глубоким взглядом и седыми висками — старший брат Ивана.


      — Недурно поохотились! — поздоровавшись, заметил Николаич, кивая на сваленную на пол добычу.


      — Да, Николаич, в этот раз неплохо, — согласился Илья.


      — За косым, небось, побегать пришлось... — поинтересовалась Марина.


      — Не, — ответил ей Антон, — больной он какой-то, медленный был...


      Седой парень подошел к зайцу, наклонился и взял тушку, повертел в руках.


      — Его раньше уже кто-то прихватил за ногу... Вот, смотрите... — он показал заживший рубец на шкуре русака. — Собака, или шакал... Но он тогда, похоже, отбился, хоть и остался инвалидом.


      — Ну, спасибо тебе, Стёп... — ответил ему Антон, — теперь я себя виноватить буду.


      — А чего виноватить? — не смешно усмехнулся седой парень. — Времена сейчас такие... Да и ты же его быстро подстрелил, а собаки или волки живьем бы драли... Так что, вариант с тобой ему даже лучше. А хромой он все равно первым из своих сородичей попался бы... О, котэ!


      — Ага, — усмехнулся Антон. — Хитрожопые... Крались за нами целой кодлой по деревьям, ловили момент, чтобы на шею прыгнуть...


      — Что, — поддержала тему котиков Марина, — котэ уже не те?


      — Так все уже не те, — философски заметил Илья. — Этот вон... — он кивнул на труп собаки, — «друг человека»... а попадись этому «другу» один и без оружия...


      — Ну! И чего вы тут застряли? — выглянула из-за полога Татьяна — подруга, или правильнее сказать, супруга Ильи, молодая женщина тридцати двух лет с ожогом вполовину безупречно красивого лица.


      — Сейчас, Танюша, — улыбнулся ей Илья. — Надо же остыть немного от холода.


      — Идите уже давайте, — объявила Марина, подмигнув Татьяне, — мы с Николаичем дальше сами разберемся... Через полчаса ужин! И ты, Ваня, тоже иди, погрейся! — добавила она, обращаясь к мальчишке. — Небось замерз тут как цуцик. На кухне чаю попей.


      


      — Ну, наконец! — Татьяна, встав на цыпочки, прижалась гладкой щекой к еще холодному лицу Ильи, когда они вошли в Убежище.


      Главный зал котельной в дальнем конце был в два уровня застроен деревянными комнатушками — три на первом этаже и три на втором. В широком проходе вдоль правой стены расположились кухня и столовая с длинным обеденным столом. Большую часть пространства зала слева занимали три котлоагрегата, из которых один использовался для обогрева Убежища. Остальные два, полностью исправные, были накрыты плоским дощатым прямоугольником и окружены подобием строительных лесов — это Николаич благоустраивал их маленький теплый мирок. Николаич, работавший до войны оператором не этой, а другой, более крупной котельной в Краснодаре, был в Убежище главным и единственным завхозом, организатором всех работ, строителем и слесарем, следил за оборудованием котельной — в общем, был душой Убежища. Это он, Николаич, придумал заложить все окна изнутри кирпичной кладкой, оставив для маскировки снаружи оконные рамы и застроить часть зала жилыми комнатами, подняв первый ярус на два метра выше уровня холодного пола, а второй соорудив под самым потолком.


      — Я изволновалась, Илюша... Три дня вас не было...


      — Так надо, милая, — Илья крепко обнял любимую женщину.


      — Я боюсь, — тихо сказала Татьяна, — что однажды ты не вернешься...


      


      Они встретились через девять дней после бомбардировки, когда холодная противоестественная ночь уже окутала мир.


      Илья брел тогда бесцельно вдоль федеральной трассы М-4 прочь от города, в котором погибли его родители и младшая сестра. Впереди шла небольшая группа беженцев, к которой Илья не спешил присоединяться. Он отстал примерно на километр от группы, ориентируясь на свет фонарей и костров на привалах.


      Избегая людей, Илья держался зарослей вдоль трассы и кюветов, не разводил огня и старался не шуметь, когда слышал поблизости голоса.


      На вторые сутки, когда группа впереди остановилась на ночлег возле какого-то поселка, со стороны лагеря беженцев раздался выстрел, потом еще и еще... Послышались крики. Тогда-то Илья и решился подойти ближе.


      Он был вооружен. За два дня до того Илья встретился с бандой из троих отморозков промышлявших грабежом и убийствами.


      Сначала нашел тело одной из жертв подонков, а после — и их самих. Он убил их всех и забрал оружие: полицейский АКС-74У, два пистолета ПМ, охотничье ружье и ручную гранату Ф-1 — приличный арсенал. Рюкзак его был полон провизии и всего необходимого для нескольких недель безопасного и сытого существования, если не лезть лишний раз на рожон.., но слова, что он произнес за два дня до того, перед тем как выстрелить в лицо главаря бандитов, обязывали его действовать...


      — Послушай, — говорил ему отморозок, — вот мы по-беспределу с ней обошлись, — отморозок имел в виду изнасилованную и убитую им и его подельниками девушку, тело которой и нашел Илья, — я согласен... Слышишь? Я согласен! И ты с нас спрашиваешь. Но посмотри вокруг, весь мир превратился в ад! Миру пиздец! Сколько миллионов, или, может, миллиардов сгорели?! Кто за них спросит? И с кого?


      — Спросят, — ответил ему тогда Илья. — Я уверен. Теперь каждый, кто выжил, может и должен спрашивать. С себя и с других. Чтобы оставаться человеком. — После этих слов он выстрелил в бандита.


      Что ж, ты сам сказал это. Твои слова, — говорил он себе пока бежал вдоль кювета к месту, где остановились беженцы. — Теперь выполняй...


      И он выполнил.


      Увиденное на стоянке совсем не удивило его. Примерно на это он и рассчитывал.


      Четверо молодчиков с ружьями окружили разбитый на ровной поляне в стороне от трассы лагерь беженцев и стояли так, чтобы согнанные в кучки вокруг нескольких костров люди — в большинстве женщины и подростки — их хорошо видели и не пытались сопротивляться. Еще трое вооруженных мордоворотов расхаживали по лагерю и набивали увесистые на вид рюкзаки отнятой у беженцев добычей.


      Присмотревшись из тени к мародерам, Илья убедился, что ни у кого из них не было автоматического оружия. Лишь у двоих были помповики, еще двое в руках держали обычные двустволки. У тех, что грабили, были обрезы, которыми они то и дело тыкали в людей.


      Илья не сразу заметил тела убитых (как после выяснилось, то были часовые из числа самих беженцев, всего трое), когда же обошел поляну по кругу, чтобы занять более выгодную позицию на пригорке, и увидел полную картину произошедшего, последние сомнения отпали.


      Рюкзак с пистолетом и ружье Илья спрятал в кустах в кювете на подходе к лагерю. С собой взял автомат, известный среди вояк, полицаев и просто любителей оружия как «Ксюха» или «Ублюдок», второй пистолет и «лимонку». Выбрав место так, чтобы одновременно трое из окруживших лагерь находились на линии огня, Илья достал гранату, выдернул чеку и зашвырнул ее в неглубокий овражек за пригорком, после чего быстро лег на землю, широко раскрыв рот...


      Бабахнуло, как говорится, будь здоров. Шум и осветившая овраг вспышка сработали как надо, вызвав у грабителей замешательство. Бандиты все как один обернулись в сторону взрыва, направив туда же и ружья. Илья, не вставая, прицелился и дал первую короткую очередь... Один упал. Чуть отвел ствол «Ксюхи» в сторону и еще три выстрела... Второй сложился пополам и стал заваливаться вбок. Не дожидаясь, пока тот упадет, Илья развернулся, встал на одно колено и снова дал очередь... Третий готов!


      В этот момент в лагере кто-то выхватил из костра горящую палку и сунул ею в лицо одному из грабителей. Раздался вопль, потом выстрел, крики... Началась драка, беженцы стали бить двоих бандитов. Бахнул обрез и женщина, пытавшаяся отнять рюкзак у грабителя, упала замертво. Сцена эта настолько захватила Илью, что он, позабыл об опасности нарваться на выстрел, встал и, подобно бездумной машине пошел в лагерь, прямиком на стрелявшего...


      Выйдя на освещенную кострами поляну, Илья подошел к грабителю на расстояние вытянутой руки и выстрелил в упор, точно в голову, одиночным. ТАХ! — скупо треснул автомат. Пуля прошла сквозь череп и улетела в темноту. Бандит упал.


      Лишь один из семерых налетчиков тогда ушел живым. Сбежал. То был четвертый из «оцепления». Четверых застрелил Илья; еще двоих забили сами беженцы — близкие погибших от рук грабителей. В тот вечер группа беженцев из двадцати семи человек потеряла пятерых, еще двое умерли на следующий день.


      Илья тогда присоединился к группе, но уже через несколько дней покинул ее, так как начинало холодать, и нужно было искать укрытие. Да и бесцельное блуждание по дорогам становилось все опаснее. Вместе с ним группу покинула и Татьяна.


      


      Минуту они стояли молча. Обняв ее, уткнувшись носом в чисто вымытые простым хозяйственным мылом волосы, вдыхая знакомый запах, Илья чувствовал, как по всему его телу разливается умиротворение и желание близости. Он дома. Здесь, в этой перестроенной котельной с теплыми уютными каморками. Он дома. Там, снаружи, за стенами их маленькой крепости, раскинулся ледяной тартар; грязное, пропитанное сажей небо, собаки, жрущие людей, волки и медведи, жрущие людей, люди, жрущие людей... там — концентрированное зло, сотворенное людьми, ужас, воплощенный в реальности руками человека.., а здесь — покой и безопасность, здесь — любимая женщина, ради которой не страшно пройти через холодный ад.


      — Люблю тебя, — тихо произнес Илья и, ослабив объятия, немного отпрянул, заглянул в серые глаза. — И всегда буду возвращаться к тебе, чего бы мне это не стоило.


      Лицо женщины, обожженное маленьким солнцем, что почти год назад на миг загорелось над ее и его родным городом, тронула сдержанная улыбка — улыбка-вера, улыбка-согласие, улыбка-обещание.


      — Пойдем, — сказала она, потянув его за руку к деревянной лестнице, поднимающейся к балкону второго яруса. — Я хочу тебя, мой милый Лис.


      


      У них было принято есть всем вместе, за одним общим столом и из общего котла. Как еще в самом начале выразилась Марина: «никаких заначек и харчеваний по норам!». На обед и ужин собирались все, кроме очередного дежурного, который следил за котлом и за входом; завтрак — дело добровольное. Ели молча, потом за чаем обсуждали дела общины, решая спорные вопросы простым открытым голосованием.


      — Ну, что, рассказывайте! Далеко ходили? — отхлебнув крепкого чаю из желтой эмалированной кружки, начал общий разговор Николаич, когда с ужином было покончено.


      — Километров двадцать-двадцать пять, — ответил Илья.


      — Хорошо сходили... — заметила Марина, кивнув в сторону кухонного стола, где были разложены пакеты с макаронами и крупами, пачки с чаем, банки с кофе и увесистый — на 5 килограмм — мешок сахара. Освежеванных собаку, зайца и котов уже положили в «холодильник» — специальный железный ящик на крыше.


      — Обожди, Марин, — перебил ее Николаич, — это вы в какую сторону ходили? На Краснодар?


      — Угу... — с хитрым видом покивал Илья и переглянулся с Антоном. Тот лишь усмехнулся.


      Марина тотчас заметила сговор:


      — Хорош тянуть кота за яйца! Давай, рассказывай, лисья морда!


      — Да, Илья, не тяни! — затребовали остальные. — Рассказывай уже!


      — Что вы там нашли? — поинтересовался Степан с видом, будто ему это совсем не интересно. Но все в общине знали, что это не так: просто такой он, Степан, неэмоциональный.


      — Расскажите уже, ребята, правда ведь интересно, где это вы столько всего нашли?.. — добавила подруга Степана Ольга, худенькая большеглазая девушка девятнадцати лет, без бровей и ресниц, и вообще без единого волоска на маленькой округлой голове.


      Вопросы большей частью сыпались на Илью, потому, что именно его, Илью Лисова, прозванного «Лисом», община считала своим негласным лидером, хотя сам он ни на какое лидерство никогда не претендовал и лично таковым считал Николаича и отчасти Марину. Тот же Антон, хоть и был на два года старше Ильи и сильно покрепче телосложением, никогда не оспаривал положения друга, будучи и сам ему кое в чем обязан. Все знали историю семьи Мельниковых, как и историю Степана с Иваном. Да и историю Татьяны тоже знали.


      — Заначку нашли, — сдался, наконец, Илья. — Вернее, склад целый. Это... — он кивнул на их с Антоном добычу, — так, мелочи, на пробу... — Сказав это, он кивнул товарищу: мол, давай, ты рассказывай, а сам потянулся к чайнику и долил чаю Татьяне.


      — В общем, мы на поселок один «элитный» набрели, — продолжил Антон. — Пустой. Живых там нет. Стали дома обыскивать... и вот в один коттедж зашли, осмотрелись, а там... — он выдержал нарочитую паузу, повысив градус общего внимания, — ...в общем, маньяк-параноик какой-то видать там жил!


      — Пап, а кто такие «маньяки-параноики»? — спросила Машенька, до того тихо сидевшая между ним и Настей.


      — Это, дочь, такие военизированные дяди были раньше. Их еще «выживальщиками» называли, — назидательно объяснил Антон.


      — А кто такие «выживальщики»? — тотчас последовал новый вопрос.


      — Это те, кто потом стали бандитами, — тихо ответила за Антона Настя и прижала к себе дочку. — Сиди тихо и слушай.


      — В общем, — продолжил Антон, — домишка тот сразу навел на подозрения. Такой, «милитари стайл»... Оружия, конечно, не было, но по стенам фотки вооруженных экипированных людей... горки, парки, берцы, разгрузки, штаны всякие тактические... Много фильмов и книг постапокалиптических... В общем, мы решили получше поискать в доме том. На чердаке посмотрели, в подвале, в гараже... Вроде ничего. На первый взгляд. А потом Лис предложил в подвал вернуться. Ему показалось, что подвал подозрительно маловат...


      — Потайная дверь? — сразу предположил Николаич.


      — Она самая! — подтвердил Антон. — А за дверью той здоровенная такая комната, полная всяких ништяков!


      — Хм... И как много?


      — Если рюкзаками вдвоем носить, то придется раз сорок туда-сюда сходить, — сказал Илья.


      Николаич присвистнул. Немного помолчал и сказал:


      — Если мы со Степаном с вами ходить будем, то это считай уже не сорок, а двадцать... На месяц точно...


      — Нет, — сказал Илья. — Если постоянно туда-сюда ходить, кто-нибудь обязательно заметит наше паломничество и выгребет все там. Надо разом все забирать.


      — Как? — поскреб пальцами колючий подбородок Николаич. — На чем? Сугробы такие, что ни один трактор не пройдет...


      — На снегоходах, — тихим, монотонным голосом произнес тогда Степан.


      Илья сразу понял, о каких снегоходах тот говорит.


      


      Степан и его тринадцатилетний брат Иван появились в Убежище полгода назад. Их привели Илья с Татьяной из очередной вылазки. Они с Антоном выходили тогда по очереди, чтобы не ослаблять защиту Убежища. Одного Николаича в обороне недостаточно. Мужик он толковый, но ему шестьдесят два уже, а с ним три женщины и девочка... Нужен был еще кто-то, более молодой и мобильный. Ходили со своими женщинами. Остальные оставались в котельной. Николаич следил за отоплением и плотничал, благоустраивая жилое пространство, Марина занималась кухней и припасами, Ольга помогала Марине или занималась с Машенькой, а когда Настя с Антоном выходили за припасами, то и вовсе все время проводила с девочкой. Между вылазками Илья и Антон попеременно работали на подхвате у Николаича, а Татьяна и Настя — у Марины. Так и жили.


      Снаружи тьма, мороз под шестьдесят и метели. Но деваться было некуда: их маленькой общине нужна была еда. Запасов угля в котельной хватит года на три, при теперешней экономии (отапливать-то только саму котельную), с водой тоже повезло: рядом пожарный водоем, а вот с едой тяжело. Приходилось выходить.


      В тот раз они ходили в сторону Крымска. Шарили по домам, гаражам, брошенным машинам (в магазинах бесполезно). Искали все, что запечатано, чтобы не принести в Убежище дозу. Стоял штиль, но холод страшный. Три комплекта термобелья, ватные армейские штаны и бушлат, шапка-ушанка, толстый шарф на лице и лыжные очки, на ногах — валенки в снегоступах — таков необходимый для вылазки набор одежды, без которого смерть. Тощий, но мосластый и жилистый Илья и еще более худенькая, но все же крепкая для своей комплекции Татьяна в этих облачениях походили на парочку медведей.


      Припасов набрали прилично, набив двадцатилитровые рюкзаки на две трети. Макароны, крупы, сахар, соль, несколько банок консервов. Уже повернули обратно, когда замело, поднялся ветер. Решили переждать в небольшом поселке чуть в стороне от дороги. В поселок этот ни они, ни Антон с Настей прежде не заходили, считая, что тот был наверняка разграблен в первые месяцы после ударов, поскольку находился недалеко от федеральной трассы. Домов там было немного, все большие и вычурные, жили там раньше люди явно не бедные, — к таким к первым мародеры и бандиты в гости наведывались. Сейчас там, похоже, никто не жил. Ничего хорошего в таких местах не было. Но вот налетевшая внезапно вьюга не оставила выбора, пришлось свернуть.


      Поселок — одна улица с двумя десятками дворов по обе стороны — был обнесен забором из металлопрофиля. Забор на три четверти занесен снегом. На въезде сгоревшая будка КПП с открытыми воротами и поднятым обломком шлагбаума. Несколько домов в начале улицы выгорели, а вот вдали, на противоположном конце поселка, как минимум в двух горел свет. Со стороны дороги эти дома видно не было. Там лес с двух сторон. Вернее справа лес, а слева небольшая рощица.


      Собак слышно не было (что неудивительно при таком холоде). Решили тихо разведать, что за люди живут, чтобы знать на будущее: стоит ли связь наладить или лучше обходить стороной. Людей мало осталось и люди эти сильно разные, есть и добрые, и бандиты, и кто похуже.


      Оставив Татьяну в ближайшем к выходу из поселка несгоревшем доме — в третьем от проходной, Илья пошел задними дворами к обитаемым домам. Заметных следов своими снегоступами он не оставлял, да и мело уже сильно, но лучше перебдеть...


      Осмотрев несколько домохозяйств, целых и вполне пригодных для жилья (было бы чем отапливать), Илья заключил, что люди из них давно ушли. Но вот почему эти ушли, а те, дальше — нет? Большого фона здесь не было — Крымск не бомбили. Город пострадал от воды из «Краснодарского моря», но этот поселок стоял далеко. Хорошее место, дома добротные. Как волна грабежей схлынула, и началась темная зима — приходи и живи. Чего не жить? Лес с дровами за забором, город рядом... можно жить. Работы, конечно, много... Но не всем повезло заселиться в котельную с запасом угля. А может, жители просто «уплотнились» в те дальние дома?


      Ответ пришел скоро.


      В полуоткрытом гараже последнего необитаемого дома он обнаружил настоящий склеп, вернее костницу по типу парижских катакомб. Человеческие черепа, позвоночники, кости были тщательно уложены на полках и вдоль стен. Похоже, тому, кто их там складывал, нравилось это занятие. Если бы не мороз, в помещении стояла бы страшная вонь, так как на костях оставались хрящи, жилы и не обглоданные до конца клочья мяса.


      Людоеды.


      Илье уже приходилось сталкиваться с такими. А вот Татьяне — еще нет. И лучше так пусть и остается, решил тогда Илья, собираясь уходить. Но снаружи сквозь завывания ветра послышался характерный хруст: кто-то шел к гаражу и был уже совсем близко.


      Илья выключил слабый однодиодный фонарик, светивший не дальше пары метров и быстро прошел в открытую дверь, ведущую в дом, стараясь ничего не зацепить. Сняв с руки лыжную перчатку, он достал из-за пазухи «Макаров», быстро размотал пуховой шарф, открывая лицо колючему ледяному воздуху, и так же быстро обмотал им руку с пистолетом. Замер, стараясь дышать ровно, медленно и неглубоко. Хруст снаружи усилился. Но шел один человек — за последние пять месяцев Илья научился точно определять такие детали на слух.


      Вскоре кто-то с фонарем вошел внутрь гаража, потоптался на месте, шмыгнул носом. Что-то глухо упало на пол. Затем вошедший замер. Минуту не слышалось никаких шевелений. Видать, все-таки заметил следы...


      Скрипнуло, желтые пятна на стенах и потолке гаража стали ярче, снова скрипнуло. Звук волочения чего-то не сильно тяжелого. Опять тишина.


      Шаги в сторону двери, за которой стоял, затаив дыхание, Илья. Легкие шаги. Женщина?


      Вооружен этот кто-то или нет — Илья не знал, но легкоузнаваемых щелчков или позвякивания карабином, каким крепится ремень ружья или автомата, слышно не было. Илья медленно поднял пистолет, поддерживая пуховую обмотку второй рукой снизу, направляя оружие в место, где предположительно будет находиться грудь того, кто уже через несколько секунд мог появиться в дверном проеме.


      Шаг. Еще шаг. Еще шаг. Если он не успеет?.. если промахнется?.. если выстрел услышат те, кто сделали это со всеми теми людьми?.. Татьяна! Если он сейчас не выйдет отсюда...


      Нет! Он выйдет!


      Свет усилился, шаги ускорились, и в проеме появился мальчишка с лампой-керосинкой типа «Летучая мышь». Лет двенадцати. Веснушчатый, немного чумазый, в дутом пуховике и в такой же дутой ушанке, с замотанным до носа шарфом, но видимая часть лица и рост не оставляли сомнений: это был именно мальчишка. Он замер, уставившись на Илью, перевел удивленный взгляд на шерстяной клубок: он явно не понимал, зачем человек в темном проеме намотал на руку шарф и выставил этот куль перед собой, словно это оружие. Мальчишка не был вооружен.


      Илья тоже замер. Он не ожидал увидеть ребенка. Но не опустил пистолет, целя мальчишке точно в голову.


      Что делать? Наброситься на пацана и связать? Оставить его здесь, а самому бежать, поскорее забрать Татьяну и уходить в лес? Пристрелить маленького людоеда? Но это же ребенок! Разве можно убивать ребенка! Помнится, раньше на такое был негласный запрет и в кино, и в книгах, и в играх... Исключение — только для трешовых фильмов и сериалов про зомби, герои которых — в последние годы очень толерантные — изредка стреляли маленьких плотоядных упырей, уже мертвых, с глубоким сожалением и скорбным видом. По всем правилам надо бы и Илье тогда устыдиться, схватить в охапку это-же-ребенка, спасти его от домашнего насилия (это ведь насилие — кормить ребенка человечиной!), отвести в Убежище и кормить макаронами, гречкой и добытой собачатиной и объяснить ему, что людей есть — это очень плохо (ведь к двенадцати-то годам он, конечно же, не знал этого).


      Но вот хрен там! Этот гаденыш, если его сейчас не привалить, пусть не прямо сейчас, а позже, когда его родственнички схватят Илью и его любимую женщину, будет жрать их. Не как зомби из кино, сырыми, а в виде супа или жаркого, а потом кости их сюда отнесет и аккуратно рассортирует и разложит.


      Нет! Не бывать этому! Кончилась толерантность!


      Илья нажал на спуск, раздался глухой хлопок, стреляная гильза обожгла запястье, во лбу у пацана, чуть выше правой брови появилась маленькая темно-красная дырка. Пацан даже не выронил лампу. Как стоял, так и хлопнулся навзничь. Илья быстро размотал шарф, выкинул гильзу и снова замотал пистолет. Теперь «Макаров» стал теплее.


      Он быстро вышел в гараж, взял из руки мертвого пацана «Летучую мышь» и осмотрелся. В паре метров от поднятых на две трети рольставен лежал заполненный почти наполовину грязно-бурый мешок, бывший когда-то былым. В такие раньше упаковывали муку, сахар и всякие удобрения. Заглянул внутрь... Он не сомневался в том, что увидит. Загасил лампу и швырнул в сторону мертвого людоеда.


      Ветер усиливался. Мело. Надо было уходить, и как можно скорее. Илья выбрался из гаража на сугроб — снаружи снег лежал высотой в метр — и пошел было обратно, когда за кирпичным забором в соседнем дворе что-то скрипнуло.


      — Илюша! — прокричал в метель женский голос, от которого Илью прошиб холодный пот. — Ты там скоро?! Хватит эти кости перекладывать! Иди домой, пока не замерз! Ужин скоро!


      Вот так тезка... «Илюша», блядь...


      Илья постоял самую малость, развернулся и пошел к кирпичному забору. Перемахнул.


      Двор просторный, с заваленной снегом беседкой и парой разлапистых елей. Дом во дворе небольшой, двухэтажный, свет горит на первом этаже в паре комнат. Перед домом внушительных размеров поленница, кубов на шесть, снег вокруг почищен до самых ворот. Ворота открыты, за воротами тоже чисто, как и во дворе дома напротив, большого, четырехэтажного. Там почти во всех окнах свет, слышны приглушенные голоса. Часть двора напротив накрыта навесом, а под навесом... — Илья присмотрелся — снегоходы... два снегохода, с прицепами.


      Обошел дом кругом, заглянул в окна. На кухне молодая женщина лет тридцати, что-то готовит. На газовой плите кастрюля большая, литров на двадцать, сковорода здоровенная под крышкой — едоков, видать, много. Следующая комната — столовая; стол накрыт на... — отсюда не видно... Илья перешел к следующему окну, — персон на двадцать... Следующее окно — темно. Еще одно — это с решеткой, и тоже темно... И вдруг к стеклу с обратной стороны прилипает лицо! Еще один мальчишка. Одет легко, в какие-то тряпки, лицо в ссадинах, синяки под глазами, смотрит прямо в глаза, а у самого в глазах такое отчаяние... Илье страшно стало.


      Нет, этот и тот, который сейчас в гараже лежит — совсем разные мальчишки. Не прострели он голову «Илюше», «Илюша» бы этого скушал через какое-то время, это уж точно.


      «Помогите» — одними губами произносит мальчишка за окном. «Помогите!». Илья слышит его сквозь стекло и сквозь метель. Тотчас рядом с мальчиком появляется еще один человек — девушка... нет, парень постарше, просто волосы длинные, и короткая бородка как у Иисуса... тоже неслабо побитый. Тот молчит, младшему руку на плечо кладет, от окна отрывает. Не верит, что за окном нормальный человек. Похоже, принял он Илью за одного из тех, что в соседней комнате столуются.


      — Ах вы мрази... — медленно сквозь зубы цедит Илья Лисов. Сердце его стучит так, словно из груди сейчас вырвется. — Нелюди... животные... — руки его яростно сжались. Причем правая так стиснула пистолет, что не отведи он заранее указательный палец за спусковую скобу, во избежание случайного выстрела, такой выстрел бы сейчас произошел. Ярость охватила его всего лишь на несколько секунд, после чего в голове прояснилось. Нужно было действовать. Действовать как можно быстрее. Он не оставит этого мальчишку за окном с решеткой, и второго парня, что принял его за людоеда, не оставит.


      — Сейчас, парни... Сейчас... Подождите... Я скоро... — произносит он. Вой метели уносит его слова, но он уверен: мальчик его понял, прочитал по губам, понял по глазам.


      Илья быстро обошел дом, заглянув в последние два окна, — там решеток не было, но сами окна были плотно зашторены, внутри горел свет, — потом вошел в дверь, из которой мать-людоедка недавно выкликивала своего сынка-людоеда, и с порога всадил той пулю в грудь. На выстрел из соседней комнаты выбежала еще одна баба, даже не баба, а целая бабища: крепкая, мордатая и заметно постарше первой, в заляпанном кровью мясницком переднике и с увесистым тесаком в руке. Илья прострелил бабище голову с двух метров. Наповал. Быстро прошел к двери в столовую, заглянул: никого. Лестница на второй этаж тут рядом, но оттуда никто не бежал, и света в окнах второго этажа не было, подниматься не стал. Прошел в комнату, из которой появилась бабища...


      В комнате стоял тяжелый «железный» запах как в мясном павильоне, перебивающий запахи стряпнины из кухни. Это была «разделочная».


      Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол, какие раньше ставили в беседках на заднем дворе. Вокруг стола кастрюли, ведра с крышками. Вдоль стен — шкафы и лавки, разрубочная колода с воткнутым в нее топором, в дальнем углу — штабель из нескольких мешков с солью; один мешок вскрыт, стоит впривалку к штабелю. Небольшой столик, на нем наборы ножей, мясные топорики, столярная ножовка и секатор, каким виноград обрезают. У двери корзина мусорная, в ней тряпки всякие... Нет, не тряпки. Рваные штаны, рубашка, каблук ботинка выглядывает. На столе в центре — мясо. На беглый взгляд можно принять за свинину. Но не свинина, конечно. Костей почти нет. Кости «Илюша» в гараж по соседству отнес. «Хороший мальчик», маме помогает... помогал. И бабушке, наверно, или тете, или кем там ему бабища приходилась... — впрочем, плевать.


      Дверь в комнату с узниками была сразу напротив той, через которую Илья вошел. Дверь железная, входная, какие раньше в квартиры ставили, открывается внутрь «разделочной», но это именно внутренняя сторона: вот защелка, вот ключ под ручкой торчит, глазок шторкой прикрыт. Вокруг двери следы штукатурки, свежие.


      Повернул ключ, потом защелку, потянул дверь на себя... Запах «мясного павильона» отступил перед пахнувшим из-за двери запахом немытых тел. В комнате темно, свет падает сзади, из «разделочной», которая, как и кухня, освещается несколькими керосинками, расставленными по полкам и шкафам. Вот они, парень похожий на Иисуса и мальчишка, стоят, смотрят на Илью. «Иисус», кажется, удивлен. Мальчишка улыбается и ревет одновременно, сопли распустил.


      — Выходим, быстро, — сказал им Илья. — Хватайте одежду, какую найдете, и за мной! У этих, — он кивнул куда-то в сторону, подразумевая обитателей дома напротив, — скоро ужин.


      


      Когда Степан в своей бесцветной манере уточнил, где и у кого он предлагает взять снегоходы, над столом на несколько минут повисло напряженное молчание. Наконец Николаич сказал:


      — Вдвоем вы это дело не потянете... — потом перевел взгляд на Степана, добавил: — и втроем тоже.


      — Это смотря как к вопросу подойти, — помолчав, ответил Илья. — Если сначала разведать, потом подумать хорошо и уже после действовать, тогда можно не только снегоходами разжиться...


      — Верно, — поддержал его Степан. — Там у них и оружие есть, и припасы.


      — Это какие еще «припасы», у людоедов-то, Стёп?.. — брезгливо поинтересовалась у парня Марина.


      — Соль, специи, консервы, например... — пожал плечами тот.


      — Ну уж нет! — женщина сплела демонстративно на груди руки. — С оружием как хотите, а к харчам их запомоенным я пальцем не притронусь.


      — Ты с этим погоди, Марин, — Николаич мягко погладил ее по руке, — надо сначала решить, что да как... — он поскреб пятерней колючую щеку и продолжил, обращаясь ко всем: — Я вот как считаю. Хабар, что вы нашли надо оперативно разом забрать, и снегоходы эти нам для такого дела будут очень кстати... а людоедов перебить давно пора. Сходить к ним в гости надо дружной компанией... кроме женщин и детей, разумеется... и извести ублюдков подчистую, и дома их сжечь! — сказав это, Николаич окинул собравшихся за столом посуровевшим взглядом, остановившись на Илье, и, глядя на него, закончил: — Предлагаю голосовать.


      Проголосовали единогласно, но с поправками. Татьяна с Настей решили тоже идти. Пусть не «на передовую», но поддержать мужчин огнем и прикрыть тыл они вполне способны. А еще Иван, обычно сидевший за столом тихо, но с серьезным видом, твердо заявил:


      — Я тоже с вами пойду!


      Когда же Марина, ставшая за полгода мальчику кем-то вроде родной тетки, стала возражать, Иван лишь сказал ей:


      — Они отца и маму съели.


      На это Марине ответить было нечем. Никому нечем. Все знали, через что прошли братья.


      Тогда, полгода назад, в гараже, когда Илья заглянул в мешок, принесенный «Илюшей», он видел останки их матери. На столе в доме — тоже. Ее убили днем накануне. А двумя неделями ранее убили их отца. И вот теперь никто не мог запретить этому тринадцатилетнему мальчишке пойти вместе с братом и отомстить.


      — Хорошо, — сказал Илья. — Пойдешь с нами, будешь вместе с Таней и Настей.


      Мальчик хотел было возразить и «дожать» до своего: чтобы ему позволили принять активное участие в расправе над каннибалами, но перехватил предупредительный взгляд Антона:


      — Спокойно, парень. Поквитаешься.


      


      Идти решили, когда заметет, а пока стояло безветрие устроили учения.


      Три дня их маленький отряд из семи человек бродил по брошенному поселку, на краю которого расположился завод ЖБИ с превращенной в Убежище котельной. Командиром отряда выбрали Илью, его заместителем — Антона. Учились действовать в команде и разбиваясь на пары и тройки, отрабатывали язык условных жестов, стреляли, устроив тир в подвале одного из домов. Братья и Николаич учились правильно ходить на снегоступах и прятать следы.


      К середине четвертого дня поднялся ветер. Темно-серое небо завыло и налилось свинцом, началась поземка — пора выходить.


      Оделись «по-летнему» легко, — то есть, вместо трех комплектов термобелья — один, а вместо тяжелых армейских ватных штанов с высоким поясом — легкие горнолыжные, вынесенные два месяца назад из магазина спецодежды в Абинске. Взяли лучшее из запасов Убежища «на случай исхода». Вооружились автоматами и помповиками в качестве основного оружия и дополнительно ножами, пистолетами и обрезами. Илья и Антон взяли уже привычные «Ксюхи» и обрезы; третий АКС-74У из арсенала Убежища и к нему потертого ментовского «Макарова» выдали Степану; имевшийся в единственном экземпляре АК-74, он же легендарное «Весло» вручили Николаичу, как человеку, умеющему им пользоваться (с таким он служил в Советской Армии). Неизменный чехол с обрезом марки «Remington», который сам он называл странным словом «хауда», Николаич перевесил на ремень поверх бушлата, между автоматными подсумками. В сочетании с хронической небритостью это придало боевому облику Николаича особого шарма, что сразу отметили женщины, посоветовав ему добавить к гардеробу пулеметные ленты на грудь крест-накрест. Татьяне с Настей достались помповые ружья Ижевского и Тульского оружейных заводов — ИЖ-81 и ТОЗ-194 и пистолеты «Макарова». Ивану выдали двустволку ТОЗ-34, с которой мальчик уже привык обращаться во время его дежурств, и старенький ТТ. Боекомплектов взяли по принципу: патронов мало не бывает. К автоматам — по три войсковых подсумка на четыре магазина; к пистолетам — по два полных запасных магазина плюс пачка патронов сверху; к ружьям — по пятьдесят патронов на человека, у кого ружье за основное оружие; у кого обрез вторым номером, те взяли по двадцать. Выгребли арсенал Убежища на три четверти.


      До места, где Илья с Антоном решили устроить временную базу, шли пять часов. Это было здание разграбленного подчистую автосервиса рядом с выгоревшей заправкой, от которого до поселка людоедов оставалось чуть более километра. Преимущество места заключалось в том, что вряд ли кто туда сунется намеренно. Обнесенная сугробами, продуваемая всеми ветрами коробка, внутри которой нет ничего ценного; костер не разожжешь — за дровами далеко ходить, окон нет, створки ворот одного из двух смежных боксов отсутствуют, вторые приоткрыты и завалены сугробом. В здании расчистили место, в углу за закрытой створкой поставили две двухместные палатки с переходом, внутри зажгли газовые обогреватели, — в тесноте, как говорится, да не в обиде. С дороги не видно.


      


      На разведку пошли вдвоем Илья и Антон. Николаич остался в автосервисе за старшего.


      Когда свернули на дорогу к поселку, увидели характерный тройной след, с широкой полосой от гусеницы. Такой ни с чем не спутаешь. След уходил в темноту, заворачивая в сторону, противоположную той, откуда пришли Илья с Антоном.


      — Недавно ездили, часа может три-четыре... — предположил Антон.


      Следы почти замело, но они еще угадывались. Знак неоднозначный, поскольку понять точно, сколько снегоходов прошло и в каком направлении — было нельзя.


      Свернули с дороги, заметя за собой снег сломанными ранее в другом месте ветками. Мало ли... вдруг поедут и заметят следы?.. Тогда лучше сразу назад заворачивать и откладывать мероприятие. Прошли к лесной опушке, и вдоль опушки двинулись к поселку. Чуть углубившись в лес, обошли поселок, зайдя с другого конца. Там была еще одна проходная, целая, не сгоревшая. Ворота закрыты, но снег перед воротами почищен. Дорога от проходной разделяется на две — одна огибает поселок и закрывающую часть поселка от обзора с главной дороги рощицу, соединяясь с этой самой дорогой метров через семьсот, другая сворачивает в лес. В проходной никого. Да и в самом поселке тихо. Свет в трех домах горит — в двух уже знакомых Илье, и еще в одном, соседнем со «столовой», не в том, где костница, а с другой стороны. Дымом тянет.


      — Топят углем, — заметил Антон.


      — Раньше вроде дровами топили, — сказал Илья. — Видать разжились где-то.


      — Значит, обосновались капитально... Что дальше, командир?


      Слово «командир» прозвучало просто и без подкола. Антон Мельников, как и Лисов, служил в армии, был даже старшим сержантом, Лис же — рядовой запаса. Но Антон не сомневался в уме и мужестве товарища, уступая тому первенство. Если бы не Лис, лежать Антону под снегом в придорожном кювете, а его жене и дочери... Лучше не думать о том, что сделала бы с ними шайка озверевших «гордых сынов Кавказа», остановившая их «Ниву» на ночной дороге тогда, в октябре... Лис появился из темноты и без слов открыл по шайке огонь, убив двоих наповал, и после добив еще двоих раненых. Он не проронил ни слова, не ответил молившим его о пощаде бандитам. Просто убил всех, как каких-нибудь насекомых-вредителей... Нет, скорее, как бешеных собак. После, когда они познакомились и пожали руки, из темноты появилась Татьяна, подруга Лиса, женщина с обожженным лицом. Оказалось, Лис специально следил за бандой, подозревая горцев в беспределе, но ему нужно было подтверждение. Такой человек, Илья Лисов, справедливый. Фанатично справедливый. Антон старался брать с него пример.


      — Давай обойдем с другой стороны, вдоль забора, посмотрим подходы и задний двор вон того дома, — Илья кивнул в сторону четырехэтажного куба под кургузой четырехскатной крышей, в окнах которого горел свет. Как раз перед ним в прошлый раз он видел снегоходы. — Потом зайдем через сгоревший КПП и по знакомому мне маршруту, вон через те дворы... — он указал рукой на левую сторону улицы. — А там посмотрим...


      Между кирпичными и каменными стенами на границах домовладений и окружавшим поселок железным забором имелись прямые проходы шириной в пару метров, нечто вроде узких улочек, по которым раньше наверняка прохаживались охранявшие покой и благоденствие обитателей поселка ЧОПовцы. В прошлый раз ближний к лесу проход был почти доверху завален снегом. Как и дворы. Илья мог легко вперевалку преодолеть любой из заборов, не снимая снегоступов. Теперь же проход этот оказался очищен от сугробов, превратившись в двухметровый «ров». Попасть в этот «ров» снаружи было легко — профиль окружного забора торчал из снега сантиметров на сорок, а вот чтобы выбраться обратно, надо или карабкаться по скользкому металлопрофилю, или идти до сгоревшего КПП в нежилой части поселка. Центральная улица, в обитаемой ее части, была тоже почищена. Как и проход за четырехэтажным домом, по которому хотел прогуляться Илья.


      — Лучше в эту «траншею» не лезть, — сказал Антон. — Смотри, как натоптано... — добавил он, указывая на цепочку припорошенных следов. — Патрулем ходят.


      — Да, — согласился Илья. — Ходят. Подождем следующего обхода, а потом еще пару раз. Узнаем расписание, и откуда ходят.


      Антон согласно кивнул.


      Засели в сугробе за проходной, так, чтобы видеть центральную улицу, подложив под пятые точки туристические сидушки из вспененного полиэтилена, без которых теперь никуда.


      Ждать долго не пришлось. Не прошло и пяти минут, как из дома рядом со «столовой» вышел человек с собакой и пошел прямо на них. Вернее в сторону КПП. Друзья замерли, стараясь лишний раз не дышать. Хотя ветер дул со стороны поселка. Тут главное сидеть тихо. Дуй ветер с обратной стороны, собака — по виду здоровенный кавказец или алабай — вполне могла бы их унюхать, как тихо не сиди. Дойдя до проходной, человек свернул в проход направо. Илья достал из-за пазухи электронные часы и засек время, отметив, что вышел собачник ровно в 20:00, плюс-минус минута.


      Патрульный появился из противоположного прохода через четырнадцать минут, обойдя поселок по часовой стрелке, потом вернулся в дом, из которого вышел. Получалось, этот дом был у людоедов чем-то вроде караульного помещения. Дом был по поселковым меркам среднего размера, двухэтажным. Свет в доме горел только на первом этаже, как и в доме «столовой». На следующий обход человек с собакой вышел ровно через час, в 21:00, и обошел поселок за тринадцать минут. Друзья решили не дожидаться следующего обхода, небезосновательно предположив, что следующий будет в 22 часа, и двинулись вдоль железного забора, обходя поселок против часовой.


      Со стороны рощицы в четырехэтажном доме не светилось ни одно окно выше первого этажа.


      — Умно, — хмыкнув, отметил Антон. — Другие два дома двухэтажные и дальше, а этот с дороги можно заметить... Похоже, твой визит научил их осторожности.


      — Не факт, что только мой... — сказал Илья. — Идем, осмотримся...


      Они пошли вдоль железного забора, и вскоре выяснилось, что из прохода можно попасть в каждый из дворов через имевшиеся в оградах проемы, в которых раньше, по-видимому, были калитки. Теперь калитки сняли, а в снегу за забором прорубили крутые ступеньки.


      — Недурно... — заметил по этому поводу Антон. — Местные так могут оперативно появиться в любом месте... Тут вариант только один: посадить на каждый проход по пулеметчику.


      — Это если нападать силами тяжкими, — покивав, сказал на это Илья, — а наше дело маленькое: внезапная диверсия и геноцид.


      Они обошли поселок со стороны рощицы и вошли в него через сгоревшую проходную, тщательно заметя следы. Вьюга усилилась, и через десять минут заметить, что кто-то прошел извне к крайнему обгоревшему дому не сможет никакой следопыт, даже самый бывалый.


      — Интересно получается, — поднявшись на второй этаж провонявшего сажей коттеджа и глядя в сторону слабых огоньков на дальнем краю поселка, тихо произнес Илья. — Это место мне напоминает вентерь... Смотри, с этой стороны никаких ворот или заграждений. Даже «окоп» этот между заборами не почищен... — он указал рукой в сторону внешнего забора. Обходя поселок они отметили, что проход между капитальными ограждениями дворов и внешним металлопрофилем очищен не до конца. За предпоследним двором в утрамбованном до состояния камня сугробе были вырублены длинные ступени, от которых расчищенная дорожка вела через двор на улицу и дальше в ворота двора напротив. — У случайных людей должно складываться впечатление, будто здесь все разграблено. Заходи, выходи, все открыто... Ну, живет кто-то в поселке этом... Можно заглянуть, попросить ночлега, поторговать, узнать про эти места, что да как... А можно и пограбить... Лохи же наверняка какие-то... Не были бы лохами, забор бы окопали, ворота починили, охрану на входе организовали...


      — И лох идет, как судак в вентерь, — закончил мысль Ильи Антон.


      — Ага. Именно.


      Антон лишь хмыкнул, поправляя шарф на лице.


      


      На разведку поселка ушло без малого два часа. Они обошли и проверили все дворы по обе стороны улицы до обжитых домов и за ними. Внутрь большей части домов не заходили — двери в них были закрыты, а кто его знает, что там за дверями теми... Там же, куда заходили, все было как везде: холод, пыль, мусор, следы грабежей. В паре мест на полу и стенах бурые пятна и россыпи стреляных гильз. Ходили осторожно, внимательно смотрели под ноги и по сторонам, закрытые двери не трогали, руководствуясь мудрым принципом «не вижу — не лезу». И, как оказалось, не зря. На входах в дома по соседству с обитаемыми, осмотреть которые следовало обязательно, стояли примитивные — из одной «эфки» — растяжки, какие способен поставить всякий, у кого руки не кривые. В эти дома вошли через окна, выломав оконные рамы с помощью компактных монтировок, без коих из Убежища не выходили, проверили помещения, сняли растяжки, пополнив тем самым свое вооружение четырьмя гранатами Ф-1.


      Гараж с костницей оказался заперт снаружи. Илья решил показать его Антону, чтобы товарищ проникся перед боем — чтобы лучше понимал, с кем им предстояло иметь дело. В гараж прошли через дом. Костей там заметно прибавилось. Причем свалены они были вдоль стен без прежней аккуратности.


      — Нелюди, блядь... — выдавил сквозь образовавшийся комок в горле Антон, постояв минуту окруженный кучами человеческих останков.


      — Здесь я в прошлый раз застрелил ребенка, — произнес тогда Илья. Про «Илюшу» он до того рассказывал только Татьяне.


      Антон ответил не сразу. Он молчал некоторое время, пытаясь сосчитать попадавшиеся в свет фонаря черепа. Потом спросил:


      — Что?


      — Пацана, лет одиннадцати-двенадцати, — спокойно добавил Лисов. — Он принес мешок с костями матери Степана и Ваньки, собирался красиво сложить... вон... — он указал рукой на тщательно уложенную костницу, поверх которой останки были навалены как попало, — видишь, как сложено?.. Это у пацана хобби такое было. А тут я...


      Антон медленно покивал, потом сказал:


      — Правильно сделал. Это уже не ребенок был, а нелюдь.


      — Да. Потому и пристрелил.


      — А мне ты это рассказал зачем?


      — Чтобы ты был готов. Там, — Илья сделал неопределенный жест в сторону опущенной ролеты, — будут не только взрослые...


      — Я тебя понял, — после короткой паузы произнес Антон. — Можешь не сомневаться во мне, Лис. Я сделаю то, что должен сделать каждый нормальный человек, встретивший людоеда. Невзирая на возраст этого людоеда.


      — Это я и хотел услышать, Антон, — сказал Илья.


      


      Снегоходов на прежнем месте перед четырехэтажным домом не оказалось, но они, скорее всего, в запертом гараже рядом. Уже почти заметенные следы перед гаражом тому подтверждение. Или нет? Или снегоходы ушли из поселка? Проверить гараж не получалось. Окон нет, ролета открывается изнутри, а дверь сбоку гаража заперта на замок и просматривается из окон дома, — стоит кому-то подойти к окну и посветить фонариком... Пусть лучше снегоходы окажутся в гараже.


      А если нет, придется потом дождаться их возвращения.


      Огневую точку решили устроить на втором этаже дома по соседству с четырехэтажным, который напротив «караулки». Место удобное: можно и по «караулке» бить прямо в упор и по «столовой», чуть правее. Посадить сюда Николаича с его «Веслом» (РПК бы ему...), с ним Степана с «Ксюхой». Сила! Женщин с Ванькой оставить бы вообще в автосервисе... Да не согласятся... Придется «в оцепление» за пару домов от места боя усадить. Если кто из каннибалов побежит, пусть бьют.


      


      Заполночь выдвинулись назад. Дождались, когда патрульный собачник вернулся в «караулку» и пошли дворами. В автосервисе уже наверняка начали волноваться, — обещали вернуться до двенадцати. Но ждать будут до двух часов, потом Николаич с братьями пойдут на выручку.


      Метель не стихает. Термометр на бушлате показывает минус двадцать восемь.


      Резкий звук мотора возник из ниоткуда. Только что ничего кроме ветра не было слышно, и вот он, мотоцикл, газует. За ним еще один. Снегоходы!


      Возле сгоревшей проходной вспыхнул свет фар, затем по улице, поднимая облако снега, промчался сначала один снегоход, за ним второй. Илья с Антоном, пригнувшись, быстро прошли вдоль кирпичного забора и присели за накрытым кованным навершием угловым столбиком.


      На каждом снегоходе сидели по двое, и каждый тащил за собой довольно длинный — чуть короче самого снегохода — крытый прицеп-сани.


      Подъезжая к дому с костницей, первый снегоход сбросил газ и, замедлившись, свернул во двор «столовой», второй последовал за ним. Немного порычав на низких оборотах, двигатели один за другим заглохли, послышались голоса, залаяла собака, кто-то вышел со двора четырехэтажного дома с керосинкой в руке и пошел во двор «столовой», за ним еще несколько темных силуэтов.


      — Ну вот, теперь все дома, — сказал Антон. — Во сколько начнем?


      — Часа в четыре, — ответил Илья. — Идем! Наши уже заждались.


      


      Пошли по дороге, прямо по следам снегоходов. Вряд ли за теми двумя в отрыве идут еще, — было бы их больше, шли бы вместе. И те назад вряд ли поедут в метель. Зато по следам этим идти куда быстрее. На развилке след не свернул влево, как ожидалось, а вправо — в направлении автосервиса. Получалось, что людоеды сделали круг — выехали в сторону Славянска-на-Кубани, а вернулись по М-4. Со стороны Крымска или Краснодара?


      Со стороны Краснодара. На трассе «Дон» следы снегоходов свернули в направлении автосервиса...


      


      Шли быстро, молча. Поравнявшись с заправкой, перешли на бег. Когда из темноты появилась коробка здания автосервиса, обоим стало ясно, что случилось плохое.


      Множество следов перед воротами уже начало заметать.


      Скинули снегоступы, бегом внутрь...


      Внутри боксов никого. Палаток нет. На полу в паре мест следы крови, но гильз не видно. Никого. Ничего. Только вьюга воет в щели между створами ворот, за которыми раньше были палатки. По боксу кружат редкие снежинки.


      — Это они наших везли... — опустив голову, говорит Антон. Под глазами у него льдинки. — А мы...


      — Спокойно, брат,  — Илья положил Антону руку на плечо. — Сейчас мы вернемся за ними.


      — Клянусь! Я! Убью! Каждого! Из этих! Ублюдков! — выплевывая каждое слово, рычит Антон. — Каждого!


      — Каждого, брат... — рука Ильи в толстой перчатке сжимается на плече товарища, на его глазах тоже лед. — Каждого. — Антон поднимает глаза на лицо товарища и в свете однодиодного фонаря видит, как тот улыбается. Антону стало страшно от этой улыбки.


      Из проема, ведущего в соседние с боксом помещения, где раньше были какие-то бытовки, кладовые и небольшой магазинчик автозапчастей, слышится какой-то посторонний звук, похожий на шарканье. Илья вскидывает автомат, щелкает предохранитель, широкими беззвучными шагами идет к проему. Две секунды и он уже за дверью.


      — Лапы в гору! Завалю на хер!


      — Не стреляй, Лис, это я... — Ванька. Стоит, выставив перед собой ствол ружья, но в Илью не целит. — Это я, не стреляй!


      — Что здесь произошло, Ваня?


      — Мужики на снегоходах, четверо... — отвечает мальчик. — Я до ветра отошел туда... — он кивает куда-то назад, — в магазин... А они появились... Тихо подошли и... Они без снегоходов поначалу были. Это потом, когда всех повязали, двое отошли куда-то и подъехали... Я в окно вылез и снаружи за углом прятался... Я мог бы по ним стрельнуть... — голос Вани задрожал, — но побоялся... — он всхлипнул и разревелся.


      — Тихо, парень... — Илья подошел и обнял мальчика. — Не хнычь. Ты все правильно сделал.


      Подошедший сзади Антон стоит молча, видя как страшное перед этим лицо Лиса снова изменилось. Видно, что Лис не тянет время и не придается рефлексии. Лис думает.


      — Если бы высунулся, — продолжает Илья, похлопывая мальчика по спине, — подстрелили бы тебя в два счета. И не побил бы ты тогда людоедов... — он отстраняется от Ивана и смотрит тому в глаза. — Понимаешь?


      


      Арсений заступил дежурить с восьми вечера вместе со своими двоюродными братьями Прохором и Германом. В восемь утра их сменят Артём, Тимофей и Никита, а тех завтра вечером — Данила с Матвеем и Ярослав. Следующая смена через сутки с утра. Так они жили последние полгода после нападения неизвестных на их хутор. Отдежурил, отоспался, примерно через раз или через два съездил на охоту с Борисом, старшим на хуторе и первым охотником, и снова на дежурство...


      Но охоты в ближайшее время теперь не предвиделось. Борис с сыном-вдовцом Ярославом и родными братьями Данилой и Матвеем вернулись с охоты с хорошей добычей. Отловили четверых бодычей. Еды теперь хватит надолго. Придется сидеть на хуторе безвылазно хорошо если месяц, а то и все полтора. Арсения это огорчало. Итак день и ночь — сплошная темень, считай и нет того дня... по привычке днями время считают... так теперь и не выбраться с хутора. Охота для хуторских мужчин как праздник, аналог базарного дня у предков. Арсений любил охоту. То зайца подстрелишь, то лисицу, а то и бодыча живьем изловишь — благодать!


      Прошлым днем, как началась метель, на Бориса словно нашло что-то. Поднял едва проспавшуюся смену, приказал собираться на охоту. Борис — мужик непростой, чуйка у него на такие дела. С ним не пропадешь. Что значит потомственный казак! С начала осени, когда пять больших и дружных между собой семей собрались вместе под рукой Бориса, и до этого самого дня никто из них не мерз и не голодал. И целы все... кроме жены, невестки и двенадцатилетнего внука самого Бориса. После же нападения собрал Борис всех мужчин в трапезную и объявил, что отныне заживет их хутор по новым правилам. «А кому не по душе, вот Бог, вот порог... никого не держу», — добавил Борис тогда. Никто не ушел. И не зря. Жили теперь как настоящие мужики — несли службу, охраняли семьи, добывали пропитание. А слово Бориса стало для всех теперь как Слово Божье. Сказал: «собирайтесь, через полчаса выезжаем на охоту», и через двадцать минут все у снегоходов. А что метель — так и бес с ней.


      Арсений был бы рад, если бы его ребята сменились тем утром. А теперь вот сынок Борисов с дружками будет хорохориться: второй охотник на хуторе... ага... Вот только Марию с Ильей не уберег «герой» этот... А приучил бы тех к оружию, глядишь и живы бы сейчас были. Зато он, Арсений, свою жену Людмилу и падчерицу Катюшу, которая ему в последнее время стала как вторая жена, к оружию сразу приучил, как началось... С осени пистолеты под юбками на бедре носят, и ночью под подушку кладут. Вот родит Катюша ему сына — конечно же, это будет сын! — пара месяцев осталась, и тому ствол первой игрушкой будет. А годков с пяти Арсений начнет учить его стрелять.


      Время без пяти четыре — пора на обход. Очередь Арсения чресла морозить.


      В сторожевом доме никто не спит — с этим строго, все бдят, забивают «козла» (Борис не одобряет, но и прямого запрета нет), поглядывают на пульт с двумя красными лампочками. После нападения в общем доме и в трапезной установили тревожные кнопки и наладили женские дежурства. Кроме того, теперь каждая хуторянка носит при поясе кобуру с пистолетом. Пробовали было соорудить сигнализацию по всему хутору — натянули провода по периметру, которые при задевании должны были замыкать контакты, подавая сигнал на пульт, — но вскоре отказались от этой идеи, так как оледенение проводов и замыкателей приводило то к ложной тревоге, то к несрабатыванию сигнализации. В итоге ограничились тем, что заминировали двери нескольких домов и поставили старые добрые растяжки, — взрыв гранаты в любую вьюгу услышишь. Проверяли.


      Собрав под конец сдачи «буру», Арсений закончил партию победителем. Накинув бушлат и взяв на поводок Бурана — здоровенного трехлетнего алабая, за которого хуторяне отдали два цинка патронов дружественной общине из станицы Северской, Арсений взял автомат на плечо и вышел в метель.


      Дошел до запертых ворот со сторожкой, свернул направо в узкий проход между заборами.


      Проходы эти больше месяца копали бодычи. Получилось нечто вроде траншеи по периметру хутора в виде буквы «П». Теперь можно было легко попасть в любой двор, не выходя на центральную улицу и не скача через заборы.


      Ветер не унимался. В проход намело снега сантиметров пятнадцать, — новым бодычам будет работа. Хотя там две бабы... С них работы... Эх, жалко, что Борис не разрешает их трахать... Под страхом изгнания с хутора. Одна там вроде ничего. Вторая тоже недурна, фигуристая, только морда наполовину обожженная. Хотя, если набок повернуть...


      Дойдя до конца прохода, Арсений поднялся по ледяным ступеням и зашагал через двор по прорезанной сквозь сугробы дорожке.


      Буран шел чуть впереди, натянув поводок. Возле сгоревшего дома раздался хлопок, в котором Арсений не сразу узнал пистолетный выстрел, и пес, взвизгнув, завалился набок, засучив толстыми мохнатыми лапами. Тут же от дома отделилась среднего роста плечистая фигура, за ней вторая поменьше, одновременно кто-то рванул сплеча Арсения ремень автомата, чья-то крепкая рука обхватила его шею, а к горлу прижался ледяной метал.


      — Спокойно, не рыпайся, — произнес голос за плечом. От голоса исходил такой холод, что Арсению показалось, будто это произнес не человек вовсе и не зверь, а существо изо льда. — Антон, проверь карманы,  — добавил голос, обращаясь к продолжавшей приближаться фигуре.


      


      — Сколько человек в поселке? — повторил вопрос человек с ледяным голосом, другие двое, плечистый и пацан-подросток называли его «Лисом». Не дожидаясь ответа, Лис сломал Арсению еще один палец. Арсений, было, взвыл, но тут же получил холодной подошвой в лицо.


      Он сидел на полу в сгоревшем доме, куда его затащили пару минут назад. Руки его были скручены за спиной шнуром от какого-то бытового прибора. Перед ним стояли двое: широкоплечий мужик лет тридцати, который только что саданул его ногой, и подросток с тусклым фонариком. Еще один, Лис — высокий, с худым гладко выбритым лицом — сейчас был сзади. Он задавал вопросы и ломал пальцы. Подросток светил в лицо Арсению тусклым фонариком. Несколько раз луч слабого света падал на лицо подростка, и Арсению показалось, что раньше он уже где-то видел это лицо.


      Прошло не больше двух минут, за которые Арсению сломали четыре пальца, нос, выбили несколько зубов и расшибли в кровь лицо. Он обмочился в штаны, но все еще держался, тянул время, понимая, что уже не жилец. А этим троим было необходимо получить от него ответы. Они не убьют его, пока не узнают все, что им нужно.


      — Сколько человек в поселке? — снова схватив изуродованную руку Арсения, повторил вопрос Лис и, не дожидаясь ответа, сломал еще один палец. Мизинец. Открытый перелом: Арсений почувствовал, как горячее потекло по руке. Перчатки с него сорвали сразу, вместе с шапкой, и мороз больно грыз уши и здоровые пальцы, — сломанные же горели огнем и неприятно подергивали.


      — Лис, четвертая минута... — спокойно произнес широкоплечий. — Время...


      Лис, молча, завалил Арсения набок и, резко оттянув скрученные руки в сторону, придавил ногой к стылому полу.


      — Режь, — сказал он широкоплечему.


      Широкоплечий шагнул к Арсению, блеснув лезвием, и кишечник Арсения не выдержал. К мерзкой вони пожарища добавился запах дерьма.


      — Десять! — истошно завизжал Арсений и получил на этот раз легкий подзатыльник.


      — Тихо. Не ори.


      — Десять мужчин, — уже тише повторил Арсений. — Если со мной! Семь... восемь женщин... и трое детей...


      — А чего детей так мало? — уточнил широкоплечий.


      — Три бабы беременные...


      — Понятно, — сказал Лис, выйдя из-за спины Арсения. — Сколько сейчас в караулке вашей, чем вооружены? Какой боезапас?


      — Двое, — с легкостью ответил Арсений, поняв, что речь о сторожевом доме. Он уже сломался, был готов отвечать на любые вопросы, лишь бы не били и не ломали пальцы, и чтобы хоть на немного задержать этих людей, чтобы ребята в сторожевом доме заметили неладное. — Автоматы у всех, как у меня... «Калаши» под семь-шестьдесят-два... Это из госрезерва, — с неуместными хвастливыми нотками в голосе добавил он.


      — Патронов сколько?


      — В сторожевом доме-то? Три цинка!


      — Гранаты?


      — Тоже есть! Десять штук, в ящике, рядом с пуль... — чуть не сказал «с пультом» Арсений и быстро сымпровизировал: — с пулями пистолетными.


      — Какой порядок при возвращении с обхода? Дверь открыта? Закрыта? Пароль-отзыв? Особый стук в дверь? Какие-то детали? Говори. Если соврешь, сломаю еще один палец, — предупредил Лис.


      — Закрыта. Постучать три раза надо...


      — Точно три раза? Как часто?


      — Обычно... погромче только, чтобы услышали.


      — Где остальные мужики?


      — В общем доме... большой такой...


      — Понятно.


      — Там пятеро, с семьями... — продолжал разъяснять Арсений. — Еще двое, Борис, главный наш, и сын его Ярослав второй этаж трапезной занимают...


      — Трапезной, говоришь! — неожиданно сорвался широкоплечий и замахнулся на Арсения прикладом автомата, который перед тем у него забрал.


      — Не надо! Прошу! — запричитал Арсений. — Не надо!


      Широкоплечий не ударил. Вместо этого спросил:


      — Собаки еще есть?


      — Н-нет! Нет собак больше! Один Буранчик был...


      — Что с пленными, которых вы сегодня привезли? — задал следующий вопрос Лис.


      — Они в трап... в доме рядом со сторожевым...


      — Я спросил не где, а что с ними? — перебил Лис.


      — Они все там! Все живы! Это не я... не я привез! Я заступил вечером, когда наши с охоты еще не вернулись...


      — С охоты, говоришь!.. — проревел неожиданно громко широкоплечий, и Арсения затрясло.


      — Они все там, в доме, живые, на первом этаже, дверь налево от входа, там за ней еще одна две...


      — Я знаю где, — снова перебил Арсения Лис, чем привел его в замешательство. Откуда? Откуда ему знать, где они держат бодычей?


      Тем временем Лис кругом обошел Арсения, держась от него, явно из брезгливости (все-таки воняло от него порядком), на расстоянии около двух метров, и, подойдя к подростку, попросил у того фонарик.


      — Ты этого парня узнаешь? — вдруг спросил он, кивая на подростка, осветив лицо мальчишки. — Арсений узнал, и, похоже, Лис это заметил. — Давай, Ваня, — обратился он к подростку. — Делай то, что должен.


      В этот момент в руке у мальчика появился пистолет. Ваня наклонился и поднял с пола валявшуюся там меховую шапку Арсения, снял пистолет с предохранителя, накрыл шапкой и выстрелил в упор в лицо Арсению.


      


      Начали с «караулки». Пройдя быстрым шагом по «траншее» до нужного проема в кирпичной стене, поднялись по белым ступенькам во двор. Обошли дом с двух сторон, встретившись перед входом. Ваньку Илья отправил к калитке, вручив ему трофейный АК и приказав сесть в сугроб под забором и стрелять в каждого, кто в нее войдет. Пока мальчик шел к калитке, Илья и Антон сняли снегоступы, аккуратно сложив их у стены дома, подошли к двери.


      Стали по обе стороны входа так, чтобы не угодить под очередь, окажись что «язык» их обманул насчет стука. С расстановкой ударив три раза в обшитую деревом железную дверь, Илья отдернул руку, беря автомат с уже откинутым для стрельбы прикладом наизготовку. Изнутри дома ничего не слышно, — снаружи ветер завывает так, что метрах в десяти от дома можно смело разговаривать в полный голос. Но никто, конечно, этим естественным маскирующим фактором не злоупотреблял. Все разговоры закончились в сгоревшем доме, где теперь остывал труп «языка», имени которого не спрашивали — «первенец» Ваньки, тринадцатилетнего мальчика, или лучше сказать мужчины, открывшего счет своих врагов. «Язык» явно узнал Ивана, а это значит, что он точно ел его родителей.


      Щелкнул замок, кто-то изнутри нажал на дверную ручку, и дверь подалась наружу. В этот момент Антон ухватился за торец двери и с силой рванул дверь настежь. Открывавший дверь мордатый мужик с лопатообразной бородой по инерции выскочил наружу, ловя на ходу слетевший с плеча автомат и одновременно пытаясь восстановить равновесие и не упасть. Илья тут же саданул мужика прикладом в челюсть, а Антон ухватил мужика за плечо и придал дополнительное ускорение его движению, освобождая Илье дорогу.


      Илья быстро шагнул в дом, оказавшись в просторной комнате, посреди которой на длинной лавке за деревянным столом сидел второй мужик с такой же, как у первого, обильной бородой.


      Комнату освещали две лампы конструкции «Летучая мышь», висевшие на спускавшихся с потолка крючках из проволоки над противоположными концами продолговатого деревянного стола. Прямо перед мужиком на столе стояли дымящаяся пепельница и несколько железных кружек, рядом лежали две пачки сигарет и колода карт, а чуть в стороне справа — АК с пристегнутым магазином. Перед столом стояла чуть отодвинутая в сторону еще одна лавка; в стороне слева у окна — журнальный столик с каким-то самодельным прибором и коробками, а у дальнего окна, позади мужика на колоде из полена парил самовар, труба от которого была выведена прямиком в окно.


      Молниеносным движением мужик схватил автомат, но не успел навести его на Илью, поймав грудью короткую очередь. Не оборачиваясь назад, Илья в четыре прыжка преодолел разделявшее его и бородача расстояние, обогнув стол. Оказавшись рядом с завалившимся на пол вместе с лавкой еще живым людоедом, Илья добил того одиночным в голову. Готов!


      В этот момент со стороны входа послышался стон, Илья тотчас направил туда дуло автомата и увидел ввалившегося в дверь первого бородача с разбитым в кровь лицом. Ввалился бородач не самостоятельно, а то ли от удара прикладом, то ли от сильного пинка. Следом вошел Антон, добавил бородачу в спину прикладом, после чего закрыл за собой дверь.


      — Чтобы не так слышно было, — сообщил он, после чего навел ствол автомата на стоявшего на карачках людоеда и выстрелил, расплескав мозги того по полу.


      — Будем считать, что нас уже услышали, — Илья наклонился к «своему» трупу и принялся расстегивать армейскую портупею с подсумком. — Собираем оружие и дальше по плану...


      На беглый осмотр первого этажа ушло около минуты. Результат: два АК под патрон 7,62 с двумя полными подсумками — итого по пять магазинов на каждое «Весло», десять гранат Ф-1 (не обманул «язык») и три невскрытых цинка с патронами. Все гранаты — с запалами, уже готовые к применению — лежали в пластиковом ящике из-под бутылок, каждая в отдельной ячейке, а сам ящик стоял на журнальном столике рядом с фанерной коробкой с двумя лампочками под цветными колпачками. Возле одной лампочки надпись маркером: «дом», возле другой: «трапезная». Коробка была соединена проводами со стоявшим под столиком аккумулятором. Другие провода от коробки тянулись к окну. Сигнализация, в общем. А вот «пуль пистолетных» рядом не нашлось.


      Пока Илья рассовывал по карманам гранаты и осматривал устройство, Антон сбегал на второй этаж и вернулся.


      — Что там?


      — Там у них склад всякого добра, — коротко сообщил Антон, закидывая на плечо автомат «своего» бородача и портупею с подсумком. — Как в подвале у параноика, только раз в десять больше. Оружия и боеприпасов нет.


      — Ясно. Тебе есть куда пяток «эфок» положить?


      


      В комнате, где их заперли, воняло экскрементами и немытыми телами. Из угла, где стояло отхожее ведро, несло так, что глаза поначалу слезились. Вдоль стен валялись какие-то тряпки, старые одеяла, комковатые подушки из «Икеи»; освещения не было, единственное окно в комнате забрано решеткой из арматуры. Степан сказал, что именно здесь держали его с братом и родителей. Когда их сюда вели, Татьяна видела комнату, о которой ей рассказывал Илья. Он назвал ее «разделочной». Видела стол, на котором людоеды свежевали и разделывали трупы своих жертв.


      Их застали врасплох. Один из людоедов просто заглянул в палатку и сказал, чтобы они выходили по одному. В случае сопротивления пригрозил расстрелять всех без разбора, а голоса снаружи подтвердили готовность открыть огонь по палатке.


      Их связали по рукам и ногам. При этом Николаичу разбили лицо, без особой на то причины, просто за то, что он попытался поговорить с напавшими. Николаич уже потом сказал, что специально отвлекал внимание людоедов на себя, чтобы те не присматривались к Степану. В итоге парня не узнали. Когда он в прошлый раз был в плену, у него была бородка и длинные волосы. Если бы Степана узнали, им всем пришлось бы тяжело. Очень повезло, что Ваня незадолго до нападения вышел — с ним брата точно бы узнали — и что он, как самый молодой, шел налегке, неся периодически одну из палаток, и что Илья с Антоном свои рюкзаки взяли с собой в разведку. Окажись в палатках лишний рюкзак, людоеды наверняка нашли бы мальчика.


      Потом подогнали снегоходы с прицепами, и их как вещи покидали в прицепы, завалив сверху их же палатками, рюкзаками и оружием. В прицепе, куда кинули Татьяну с Настей, был труп какого-то мужчины. А Николаич и Степан ехали на канистрах с бензином и соляркой.


      Труп мужчины сейчас лежал в соседней комнате. Главный каннибал — седобородый мужик с казачьим чубом на бритом черепе (он снял меховую шапку, когда вошел в дом) — распорядился «разобрать» труп утром.


      В комнате было тепло, даже жарко. После тридцатиградусного мороза всех быстро разморило, и только Татьяна не спала. Не могла и не хотела. Да и другие вряд ли хотели, — как тут захочешь спать... Она лежала на полу на вонючем ватном одеяле и смотрела в темное окно, за которым надрывалась вьюга. Кожа вокруг глаз пропиталась солью от слез и сухо тянула. Слез уже не было. Татьяна выплакала все. Где сейчас ребята? Где Ванька? Живы ли они? Почему людоеды их нашли? Откуда узнали про них? Может, эти нелюди схватили Илью с Антоном и выпытали все, а потом убили? Одни и те же страшные вопросы крутились в голове Татьяны. Ванька... Мальчик, похоже, спрятался от подонков, но что он будет делать один на страшном морозе? Ведь они забрали палатки и обогреватели... Нет! Ваня найдет топливо, разведет костер... он вернется в Убежище...


      За окном послышался короткий треск, словно ветка дерева сломалась, — так бывает при сильном морозе и ветре. Наверное, рядом с домом стоит большое дерево, от него ветка и отломилась... Потом еще раз. Еще одна ветка, похоже, совсем маленькая...


      Татьяна попробовала представить это дерево, чтобы отвлечься, чтобы прервать хоровод терзавших ее страшных мыслей. У нее всегда было живое воображение, какое еще называют богатым.


      В окно постучали. Или ей это показалось?


      Снова стук. Знакомый стук!


      Тук-тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук.


      Татьяна вскочила, бросилась к окну, быстро провела ладонью по запотевшему стеклу, прижалась к нему лицом. Снаружи был человек. Человек включил слабый однодиодный фонарик, накрыв его ладонью.


      Это был он, Илья, ее Лис!


      Татьяна быстро растолкала спящих, повторяя шепотом:


      — Они здесь! Вставайте! Лис здесь! За окном!


      Все вчетвером быстро сгрудились возле окна. Потом Илья знаком показал, чтобы они отошли в сторону. Они отошли. Тогда он разбил прикладом стекло.


      — Все целы? — быстро спросил Илья.


      — Да, целы, — ответила за всех Татьяна.


      — Хорошо. Антон и Ванька тоже. Вот, принимайте оружие! — с этими словами он просунул сквозь решетку автомат без рожка, следом еще один, потом стал по два подавать автоматные рожки, всего десять, потом два пустых подсумка с портупеями, после вытащил из-за пояса обрез и, сняв узкую сумку-патронташ с патронами для дробовика, передал все это им. В конце вытащил из-за пазухи «Макарова» и протянул и его. — Будьте готовы! Мы вас вытащим.


      Он уже повернулся, чтобы идти, когда Татьяна окликнула его:


      — Илья!


      — Да, Танюша... говори скорее!


      — Я люблю тебя, — сказала она ему.


      — Я тоже тебя люблю, милая, — ответил Илья. — Скоро все закончится. Обещаю.


      


      Антон с Ванькой ждали его недалеко от входа в дом, присев за поленницей. В поленнице этой дров не меньше «КамАЗа» — достаточно, чтобы укрыться, если начнут стрелять из «большого дома». Удобно и отстреливаться, и гранату метать, — благо, людоеды снегоходы в гараж загнали, а не оставили перед домом, как в прошлый раз. А-то загубили бы технику ненароком.


      — Готовы?


      — Готовы, — ответил Антон.


      Ванька серьезно кивнул. Парень менялся буквально на глазах.


      — Тогда за мной! Антон — второй, приготовь гранату. Ваня — третий, прикрываешь нас.


      Дверь ожидаемо оказалась заперта. Поэтому просто выломали створку металлопластикового окна рядом. Тихо вошли и сразу к лестнице.


      Лестница из двух маршей, на площадке между этажами слабый свет, — это уже знакомая «Летучая мышь» висит на вбитом в стену крюке.


      — Ваня, — наклонившись к самому уху мальчика, тихо сказал Илья, — иди, освободи наших. Скажи им, чтобы наверх не поднимались и к окнам не подходили. Ждите здесь. Если кто снаружи в дом полезет, валите всех. Понял? — Ваня кивнул. — Если придется стрелять, — Илья поправил ремень трофейного АК в руках мальчика, — стреляй короткими на раз-два, как учили, экономь патроны и береги ствол. Понял?


      — Понял, — Ваня снова кивнул.


      — Выполняй.


      Поднялись на второй этаж. Темный коридор, тянется через весь этаж, деля его надвое. В конце коридора едва заметное окно. Илья включил фонарик.


      Быстро осмотрелись. Сразу возле лестницы справа две узкие двери — туалет и ванная. Дальше по коридору дверей пять — две по правой стороне и три слева, это уже спальни. Дальняя дверь справа приоткрыта, из комнаты слышится тяжелый храп. Один есть. А где второй? За какой из дверей? Пришлось импровизировать.


      Илья на языке жестов быстро объяснил Антону, что задумал. В ответ Антон одобрительно покачал головой, осторожно положил автомат на пол перед собой и, достав из кармана гранату, разогнул усики чеки, затем взял автомат за цевье в левую руку и тихо прошел по коридору к приоткрытой двери. Опустился рядом с дверью на одно колено, снова положив автомат на пол, потом выдернул освободившейся рукой чеку, чуть толкнул приоткрытую дверь, дверь скрипнула, храп за дверью стих, — поздно! — закинул гранату внутрь и, взяв в руки автомат, прижался к стене, широко открыв рот.


      Ухнуло тяжело. Дверь комнаты вместе с коробкой вывалило в коридор и разбило на составные части о стену. Антон тут же встал и вошел в комнату. Протрещали две короткие очереди.


      — Готов! — крикнул Антон, не выходя из комнаты. — Здесь мужик лет тридцати пяти, с чубом на башке. Казачок.


      В этот момент Илья заметил движение в конце коридора. Это приоткрылась третья, последняя дверь по левой стороне, она чуть дальше той, за которой сейчас был Антон. Атаковать Антона, не высовываясь при этом в коридор, тот, кто находился в комнате напротив, сейчас не мог, если только Антон сам не выйдет из комнаты.


      — Антон! Не подходи к двери! — громко предупредил товарища Илья. — Дальняя дверь напротив, справа от тебя.


      — Понял! — тотчас отозвался Антон.


      — Эй, Боря! — обратился Илья уже к укрывшемуся за дверью по имени. Учитывая предполагаемый возраст казачка-храпуна и информацию от «языка» выходило, что это тот самый Борис, главный людоед. — Ты как, сам выйдешь, или тебе гранату в окно закинуть?


      Ответа нет.


      — Ну, как знаешь...


      Илья, конечно же, не собирался выполнять угрозу. Чтобы кинуть гранату в окно, надо сначала прикрыть бросающего огнем. А это время и риск угодить под пули уже наверняка проснувшихся пятерых семьянинов из дома напротив. Нет, мы пойдем другим путем.


      — Антон, держи дверь! — крикнул Илья, и, взяв автомат наизготовку, быстро пошел через коридор.


      Переступил через обломки выбитой двери, кивнув стоявшему в пыльном проеме товарищу, и прижался спиной к последнему простенку.


      — Давай, — тихо сказал он Антону.


      Антон дал. Выставил в коридор ствол автомата и дал короткую очередь в дверь наискосок. В ответ из-за двери последовала длинная автоматная очередь на полмагазина, — пули прошили стену напротив, выбив облачка пыли и кирпичной крошки. Илья мысленно поблагодарил бывших хозяев дома за то, что построили его из кирпича, а не отлили монолитом — от железобетонной стены сейчас полетели бы рикошеты.


      «Чуть выше» — показал знаком Антону Илья, приседая, и тот снова полоснул по двери, но уже на уровне головы. Как только Антон перестал стрелять, Илья рывком вытянулся на полу перед дверью, за которой был главный людоед, улегшись на правый бок и направив на дверь ствол автомата. Теперь пули пойдут не в угол комнаты, а прямо по центру. Укрыться от его огня можно будет только в ближнем углу слева. А судя по тому, как легла очередь из-за двери, людоед стрелял из центра комнаты, или, что вероятнее, из дальнего ее конца напротив двери.


      Уперев приклад «Ксюхи» в левое плечо (неудобно, зараза! быть бы ему левшой!), Илья выпустил полмагазина веером, с расчетом на то, что противник мог присесть. И попал! За дверью застонали. Недолго думая, Илья повторил. Сменил магазин. Развернулся, не вставая, так, чтобы удобнее попасть ногой по двери.


      — Антон!


      — Уже готово! — последовал ответ.


      Удар ногой в дверь с перекатом на грудь и рывок в сторону! В комнату летит граната.


      БАМ!!!


      Несколько осколков ударили в стену напротив двери, куда до этого летели пули, и ниже, где лежал Илья.


      — Заходим!


      Антон перескочил через Илью и расстрелял остаток магазина, не входя в комнату. Шагнул в сторону от двери, сменил магазин. Илья, встав на ноги, включил фонарик, прижав его прорезиненный корпус левой рукой к цевью автомата, и вошел в комнату, ища тусклым лучом раненого.


      Вот он, бритый мордоворот в тельняшке и семейных трусах, с чубом на складчатой лысине и длинными усами, сидит на полу, привалившись спиной к кровати, держится окровавленной рукой за живот, дышит тяжело, в пол смотрит. Рядом лежит автомат с откидным прикладом, АКС — цевье и крышка коробки побиты осколками.


      — Делайте, — говорит, — зачем пришли...


      — Как скажешь, — Илья выстрелил чубатому мордовороту одиночным в голову. Некогда разговаривать. Да и не о чем. Внизу ждут товарищи и любимые женщины, а тварей еще много, и всех перебить надо.


      


      Уже через пару минут после первого взрыва гранаты, снаружи послышались знакомые голоса. Ваня сказал, что Илья распорядился сидеть тихо и оборонять дом от попыток людоедов войти внутрь. Обстановку — что и где в поселке находится — никто из них не знал, кроме мальчика. Так что, им ничего не оставалось, кроме как выполнять все, что приказал командир.


      Они рассредоточились по гостиной и примыкающей к ней кухне. Здесь через выломанное окно было лучше слышно, что происходило на улице. Если вдруг кто полезет в окна, этого ли помещения или примыкающих нему столовой и того, которое Илья назвал «разделочной», они дадут отпор. Входная дверь заперта, а сразу за ней сидит Степан с обрезом. Николаич с автоматом сидит прямо под выставленным окном, Татьяна с Настей — на полу в дальнем конце комнаты: Настя с пистолетом, смотрит в открытые двери просторного зала с длинным столом и множеством стульев вокруг, а она, Татьяна, смотрит за окнами той части помещения, где устроена кухня.


      Татьяна точно решила для себя, что, если придется, она будет убивать тварей, которые заперли ее и ее близких в смрадном хлеву, как животных. Она теперь не просто сочувствовала Степану с Ваней, она знала, что пережили братья, понимала их как себя.


      В помещении было холодно — из окна сквозило. Хорошо, что их верхняя одежда и обувь была свалена в углу в соседней комнате, где на деревянном столе посредине лежал раздетый труп неизвестного мужчины. Его одежда, местами сильно пропитанная кровью, лежала вместе с их одеждой.


      Наверху стреляли. Илья с Антоном что-то говорили. Потом грохнула еще одна граната. Потом снова выстрелы. Татьяне захотелось подняться наверх, встать рядом с любимым — ведь у нее автомат, и она умеет им пользоваться! Она не побоится выстрелить в человека! Тем более те, с кем сейчас сражались мужчины, и не люди никакие вовсе, а самые настоящие нелюди! Но она помнила, что Илья сейчас не просто ее любимый, а ее командир, а она, как и остальные — солдат. Она должна выполнять приказы. А приказ был однозначный: не пускать в дом людоедов.


      — Вы там как, все целы? — раздался на лестнице голос Ильи.


      — Целы! — ответил ему Николаич.


      — Спускаемся.


      


      Дальше действовали по основному плану, с которым определились, когда шли в поселок второй раз, внеся в план небольшую корректировку.


      В «столовой» оставили женщин и Николаича, которому вручили две гранаты. Задач у них было две. Первая, она же основная: никого не пускать в дом и не подпускать к окнам. И вторая, дополнительная, но не менее важная: наводить шухер. У людоедов должно складываться впечатление, будто в доме идет бой.


      — Пусть думают, что их чубатый атаман с сынком героически обороняются наверху, а первый этаж удерживает прикрытие нападающих, — объяснил задумку Илья. — Танюша, поднимаешься наверх и там изредка постреливаешь в коридор. Но без фанатизма... береги патроны. Настя, сидишь на лестнице. В случае прорыва в дом местных упырей, поднимаетесь наверх вместе с Николаичем и держите лестницу, не давая тем подняться. Николаич, ты знаешь, что делать.


      Братьев взяли с собой. Вооружены они были трофейными АК — Ванька «своим», взятым с «языка», а Степану отдали автомат атаманова сынка, который, вместе с полным подсумком Антон захватил, спускаясь. Еще поделились с братьями гранатами, выдав по две «эфки» каждому. Илья и Антон оставили себе по три.


      Вышли через окно на задний двор, дальше спустились в окружную «траншею» и уже через три минуты вышли позади четырехэтажного дома. А дальше все происходило очень быстро.


      Разделились на две пары: Илья с Ванькой и Антон со Степаном. Окружили дом с двух сторон, прикрывшись с одной стороны гаражом, с другой — деревянной баней, и закинули в окна каждого этажа по гранате, предварительно выбив стекла короткими очередями. В доме закричали и завыли. Это произвело должный эффект на троих отцов семейств, которые к тому времени засели во дворе дома напротив, на втором этаже которого бодро постреливали. По-видимому, собирались штурмовать «трапезную». Но одно дело — атаман, и совсем другое — собственные жены и дети. Эти трое ломанулись через улицу во двор как умалишенные, в открытые ворота... за что и поплатились, угодив под перекрестный огонь.


      — Осталось еще двое, — объявил Илья, когда они сошлись перед входом в дом.


      Троица людоедов осталась лежать перед домом. Один или двое еще шевелились, но подходить добивать их не стали, — мало ли, кто там сейчас за окнами в доме... По ним просто выпустили пару коротких очередей и шевеления прекратились.


      — Ну что, заходим? — Илья посмотрел в глаза Антона. В глаза братьев он смотреть не стал. Он без того хорошо знал, что в них.


      — Заходим, — ответил Антон. Я помню наш разговор.


      Свою последнюю гранату Илья закинул за дверь, прежде чем войти в дом, еще одна оставалась у Антона, «на всякий пожарный».


      Бахнуло. Дверь настежь! Они вошли. С верхних этажей слышались стоны и плачь. Громко, с причитаниями рыдала женщина, и где-то там же ревел ребенок. Сразу возле входа в луже крови скребла руками пол дородная баба, пуская изо рта кровавые пузыри. У бабы не было ступни, а из-под длинной цветастой юбки вывалились кишки. Илья добил ее выстрелом в голову.


      Больше на первом этаже никого не было.


      На втором этаже обнаружился посеченный осколками труп бородача, на этот раз без чуба, а стриженный «под горшок». Возле бородача выли сисястая баба и пацан лет семи. Их расстреляли братья. В комнате рядом пряталась молодая беременная девка, которую задело не боевыми осколками, а какой-то мелочевкой вроде щепы от мебели. Ее пристрелил Антон. Без разговоров, не зверствуя, даже с сожалением, но пристрелил, помня, что это уже не человек. В другой комнате, куда угодила граната, был труп молодой женщины выдающейся красоты. Осколком ей порвало на шее артерию, и она скончалась от быстрой кровопотери. Рядом на кровати лежала тяжело раненная девочка, примерно пяти лет. Иван оборвал агонию девочки выстрелом в голову. В этот момент на глазах Ивана выступили слезы.


      На третьем их встретили автоматной очередью. Источник сопротивления подавил Антон при помощи «пожарной» гранаты. Мужика порвало буквально на куски. По виду останков нельзя было сказать точно, был мужик минуту назад здоров или ранен. Скорей всего, был ранен, иначе наверняка попытался бы их атаковать раньше, как только они вошли в дом. Оторванная от тела голова мужика была с чубом и усами.


      — Какой-то ты несобранный... — сказал Антон, глядя на то, что стало с мужиком, чем вызвал нервный смех Ивана сквозь слезы. Стоявший рядом его брат, по своему обыкновению, не выражал никаких особых эмоций.


      — Ваня, — серьезно сказал тогда мальчику Илья, — мы дальше сами. Иди к нашим, скажи, что все кончено. И смотри, чтобы тебя не подстрелили! Как подойдешь к дому, покричи сначала, пусть Николаич отзовется и подтвердит, что узнал тебя... Обыщите дом на предмет оружия и лекарств. Барахло не трогайте. А вот фонари, аккумуляторы, батарейки берите. Несите все в «караулку».


      Иван как-то заторможено посмотрел на Илью и с места не двинулся.


      — Чего непонятно? — жестко спросил его Илья. — Ты слышал, что я тебе сказал?


      — Д-да. Понял, — выговорил Иван.


      — Повтори.


      Тот повторил.


      — Все. Выполняй.


      Иван с заминкой кивнул и, словно снявшись с тормоза, быстро пошел вниз по лестнице.


      — Хватит с него, — негромко сказал Илья, обращаясь к остальным, когда внизу хлопнула дверь.


      В одной из дальних комнат на третьем этаже прятались две женщины с мальчиком лет четырех-пяти. Одна с заметным животом. Их расстрелял Степан.


      На четвертом были двое — женщина под сорок или чуть старше и девчонка-подросток на вид не старше тринадцати. Эти были вооружены какими-то миниатюрными револьверами иностранного производства и оказали сопротивление, едва не подстрелив Степана, но против трех автоматов у них не было шансов.


      Девчонка оказалась беременной. Округлый живот сильно выпирал из завернутого в байковый халат еще детского тела. Она должна была родить через месяц или два... если бы не питалась человечиной.


      — Выродки, блядь! — свирепо произнес тогда Антон, глядя на тело беременной малолетки. — Года не прошло, а они уже не только людей жрать... но и... — Антон не закончил, лишь с силой пнул стоявший поблизости табурет, развалив его на части, и вышел из комнаты, в которой все произошло.


      Больше людоедов не было. Все закончились.


      


      После в течение получаса втроем обыскивали дом.


      Если брать по довоенным меркам, людоедская община жила богато. Но что теперь богатство? Килограмм золота или автомат Калашникова с полным магазином патронов? Туфли за тысячу долларов или теплые валенки? Спортивный «Феррари» или самый дешевый снегоход? Людоеды жили зажиточно, жили роскошно. Большой теплый дом, дорогая мебель, множество шерстяных ковров (а ведь когда-то над ковровладельцами смеялись в Интернете), в спальнях дорогое белье, в шкафах дорогая одежда, в комодах шкатулки с драгоценностями, на стенах картины, вывезенные, по всей видимости, из какого-то музея или из частной коллекции. Что удивило, во всех комнатах в углах висели позолоченные иконы с лампадами. Зачем они убийцам и поедателям людей? «Поел человечины, покаялся боженьке, потом снова поел...» — предположил Степан. Но было среди всего этого множества вещей и настоящее богатство — висевшие повсюду в доме на вбитых в стены железных крюках заправленные керосином безопасные «Летучие мыши». Тут мнение троих было единодушным.


      Они собрали в доме все оружие, патроны, медикаменты и двадцать штук «Летучих мышей» с мешком запасных фитилей. Нашли свои палатки и походные рюкзаки Татьяны, Насти, Степана и Николаича, а также отнятое людоедами оружие. Чтобы перенести все это в «сторожевой дом», он же «караулка», где решили временно обосноваться, пришлось делать шесть ходок туда и обратно. Николаич с женщинами управились с собранными в людоедской «трапезной» трофеями быстрее, но им сказали не подходить к большому дому — нечего им там смотреть. Тогда они прибрались в «караулке»: вышвырнули в сугроб, подальше с глаз, лежавшие там тела двоих «караульных», а пятна крови засыпали золой, принесенной из подвала, где был котел.


      Закончив переносить трофеи, затащили внутрь большого дома тела лежавших снаружи троих бородачей и подожгли дом.


      Когда все собрались за столом во временном штабе и пили чай — принесенный с собой чай из принесенных с собой кружек, из людоедской утвари воспользовались одним только самоваром — Илья поручил Ивану еще одно дело:


      — Ваня, — сказал он мальчику, — надо сжечь соседний дом. Справишься?


      — Справлюсь, — с готовностью кивнул тот.


      


      — Стены чертогов были снежные метели, окна и двери были буйные ветры. Сотни огромных зал, смотря по тому, как наметала их вьюга, тянулись одна за другой. Все они были освещены северным сиянием, и самая большая простиралась на много-много миль. Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах!..


      Ольга сидела, поджав ноги, в старом, сделанном еще во времена СССР кресле с потрепанной книжкой на коленях. Закрепленный под потолком яркий светодиодный фонарь заливал комнату белым, почти дневным светом. Машенька сидела напротив, на накрытой шерстяным пледом низкой двуспальной кровати и увлеченно слушала. Они читали вслух по очереди, передавая друг другу книжку: страницу — Ольга, страницу — Машенька.


      Девочка отучилась в школе только один год. Потом были летние каникулы, а потом, в середине августа — самая короткая в истории человеческой цивилизации война. Мир окутали клубы пыли и сажи, началась ночь — та самая ночь, что продолжалась и теперь снаружи. Первого сентября Маша Мельникова не пошла во второй класс. Никто не пошел. До октября ее семья жила на даче в летнем домике, обогреваясь печкой буржуйкой. Когда морозы усилились, а в дачный поселок стали наезжать бандиты, они ушли в поисках нового, более безопасного места. И через несколько дней они нашли такое место, встретив Илью Лисова и его жену Татьяну. В Убежище родители продолжили обучение девочки, раздобыв снаружи необходимые для этого учебники. Через пару недель в их маленькой общине из семи человек появилась восьмая участница — восемнадцатилетняя девушка по имени Ольга.


      — Холодно, пустынно, мертво и грандиозно! Северное сияние вспыхивало и горело так правильно, что можно было с точностью рассчитать, в какую минуту свет усилится и в какую ослабеет. Посреди самой большой пустынной снежной залы находилось замерзшее озеро...


      К Ольге Машенька потянулась с первых дней знакомства, полюбив ее как подругу и старшую сестру. Ольга охотно проводила время с девочкой и тоже к ней быстро привязалась. Главным интересом Ольги были книги. Девушка находила время для их чтения даже во время своих скитаний снаружи. Она любила литературу. Твердо решив стать в будущем литературоведом, Ольга поступила на филфак КубГУ, успев отучиться только на первом курсе. Но даже конец света не изменил устремления этой девушки. С ее появлением в Убежище довольно быстро появилась своя библиотека. Ольга обошла весь поселок, собирая в брошенных домах драгоценные томики классиков и современников, какие считала достойными спасения от неминуемой гибели и забвения, — все-таки атомная зима когда-нибудь кончится, мир оттает, а дальше естественные факторы быстро уничтожат все, что останется лежать бесхозным. Когда поблизости не осталось ничего достойного ее внимания, Ольга стала ходить на вылазки третьей с Ильей и Татьяной или с Антоном и Настей, но после нескольких таких походов всем, и самой Ольге стало ясно, что ей пока лучше оставаться в Убежище. Сильная худоба и слабое здоровье Ольги делали ее обузой во время вылазок, это подвергало всех троих дополнительному ненужному риску. Да и в Убежище работы хватало, и на кухне у Марины и у Петра Николаевича, а нужные книги Ольге итак приносили — закинуть в рюкзак пару штук нетрудно.


      Когда в их маленькой общине, сплотившейся за несколько месяцев в одну большую семью, появился Степан с младшим братом, Ольга влюбилась. Длинные с седыми прядями волосы, короткая раздвоенная борода, тонкий нос и губы, глубоко впалые серые глаза старца на слегка вытянутом лице — он походил на монаха-схимника. Конечно же, Степан никаким схимником не был, а был он в прошлом музыкантом, играл на гитаре в метал-группе, любил, как и она, книги и писал стихи. Его с братом и их родителями держали в плену каннибалы. Родителей каннибалы убили и съели (и парень не был уверен в том, не ели ли они с братом своих отца и мать в похлебке, которой каннибалы кормили пленников), а братьев вытащил из плена Лисов. Ольга не долго скрывала свои чувства к Степану, уже через месяц молодые люди стали жить вдвоем в отдельной комнате. Тогда же Степан остриг волосы и бороду.


      Их со Степаном комната была крайней в верхнем ярусе. По соседству за стенкой жили Николаич с Мариной, а за ними — Лис с Татьяной; внизу на первом ярусе жили Мельниковы, комнату рядом с ними занимал Ваня, еще одна комната, та, что под комнатой Ольги и Степана, оставалась незанятой. Это не были полноценные жилища, скорее просто спальни четыре на три метра и высотой в два. Большую часть времени жители Убежища проводили внизу, в котельном зале, где была кухня и общая на всех столовая. Месяц назад Николаич начал строить площадку над неработающими двумя котлами, которая станет удобным местом досуга и собраний. Площадка планировалась передвижной, на случай использования одного из резервных котлов, поэтому ее строительство несколько затянулось. Но сейчас сама площадка уже была закончена, оставалось сделать перила и лестницу. В котельной было тесновато, особо не разгуляешься, но пока снаружи ночь и морозы, это теплое здание на краю необитаемого поселка в предгорном районе Краснодарского края оставалось для них домом, единственным безопасным местом в скованном холодом мире, было их Убежищем.


      — Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого. Поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его было куском льда...


      — Оля, а почему Кай не умер от холода? — спросила вдруг Машенька.


      — Он бы обязательно умер, — серьезно ответила ей девушка, — если бы это не была сказка. А про сказки что Пушкин писал?


      Девочка на миг задумалась и выдала:


      — Что сказка ложь, а в ней намек!


      — Именно! — подтвердила Ольга. — Сказки следует понимать иносказательно. Стало быть, если Кай не умер, но сердце у него при этом превратилось в кусок льда, значит, он что?..


      — Стал зомби! — засмеялась Машенька.


      Ольга улыбнулась, взглянув на часы: похоже, они засиделись, ребенок устал.


      — Не угадала. Есть другие предположения?


      — Ну, конечно! Кай просто стал бесчувственным, — деловито сказала девочка. — А про зомби я пошутила.


      — Верно. Кай стал бесчувственным. А кусок льда вместо сердца — это всего лишь метафора.


      В этот момент снаружи загудела вентиляционная труба: бум-бум-бум, бум-бум, бум-бум-бум, бум-бум... Короткая пауза и гул повторился.


      — Оля, Маша! — раздался со стороны кухни негромкий голос Марины. — По местам!


      — Так, пойдем, — сказала Ольга, откладывая книгу.


      Она быстро обулась и достала из-за кресла дробовик.


      Они спустились вниз. Машенька спряталась между неработающими котлами, а Ольга пошла к выходу. Возле полога ее уже ждала Марина.


      — Кто? — громко спросила женщина, подойдя к двери.


      — Это мы, — послышался за дверью знакомый голос.


      — Лис, ты? — уточнила Марина.


      — Я, Марин, кто ж еще... Ответку почему не простучали? Давай открывай.


      Марина отперла дверь. В тамбур быстро вошли Лисов, Николаич, Татьяна с Настей и Ванька, груженные какими-то тюками и сумками.


      — А где... — Ольга хотела сказать: Степан, — где остальные?


      — Все целы? — более конкретно спросила вошедших Марина.


      — Да целы! Целы, Марин! — бодро ответил ей Николаич, скинув с плеча увесистый баул. Подойдя к Марине, он обхватил женщину рукой и поцеловал в губы, вызвав одобрительные улыбки у остальных. Вот так Николаич!


      — Антон со Степаном остались сторожить имущество в людоедском поселке, — сказал Илья, разворачиваясь, чтобы выйти наружу.


      — Ты куда это, Лис?


      — К снегоходам. Там еще сумки есть.


      


      Пока мужчины перетаскивали в Убежище привезенные трофеи, женщины помогали Марине накрывать на стол. Через пятнадцать минут все собрались за столом, посреди которого стояли большой казан с рисовой кашей и тушенкой и блюдо с лепешками. По случаю удачного истребления нелюдей решили даже открыть пару бутылок сухого вина из «праздничных» запасов, а Машеньке налили бокал грушевого сока. Марина хотела, было, налить сок и Ивану, но, встретившись взглядом с Ильей и Николаичем, не стала.


      — Когда обратно выезжаете? — спросила Марина, когда каша была съедена, а вино выпито.


      — Отоспимся, — ответил Илья, — и поедем втроем с Николаичем и Иваном.


      — И сколько так туда-обратно ездить будете?


      — Раз пять-шесть, — Илья пожал плечами, — наверно.


      — А чего возить будете? — с чувством ожидания подвоха поинтересовалась женщина.


      — Оружие, ГСМ, одежду... — начал перечислять Илья и, заметив как стала меняться в лице Марина, добавил: — упакованную, с армейских складов. Камуфляж, бушлаты, обувь, есть даже пара козьих тулупов... Еще «Летучие мыши»... это лампы такие, керосиновые...


      — Никакой еды! — строго напомнила Марина.


      — Никакой. Даже в упаковках, — заверил ее Илья. — За едой после к выживальщику съездим.


 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх