Московский Лес-1. День Ботаника. Глава 3

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

17 сентября 2054 г., пятница.

I

Утро напомнило о себе дребезжанием механического будильника, холодным воздухом из распахнутого на ночь окна и голодным урчанием в животе. Вчера Егор даже не вспомнил об ужине — дополз до постели и рухнул, как бревно. Впечатления первого рабочего дня выпили его до донышка.

Он вскочил, сделал несколько махов руками, разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, наскоро застелил койку и, весело насвистывая, направился в душ. Вода — правда, только холодная, — подавалась без перебоев даже на верхние этажи.

В "шайбе", главном холле корпуса "А", названном так за круглую форму, студенты толпились у буфетов, торопясь добрать за оставшиеся до пар минуты недостающие калории. Егор взял бутерброд с копчёной колбасой, пирожок, кофе со сливками и отправился искать столик. Торопиться было некуда. Завлаб Яков Израилевич в порядке поощрения за вчерашнее, великодушно разрешил явиться к обеденному перерыву, так что в планах на утро значилось посещение библиотеки и поход на рынок. Предстояла новая вылазка, хороший нож может понадобиться. Фомич прав: штык-нож не стоило брать в руки иначе, как по крайней нужде.

В библиотеку тоже стоило заглянуть — увидеть зеленокожую Лину, проверить, не почудился ли ему намёк на интерес к его персоне? К тому же, она обитательница Леса и, как источник информации, представляет немалый интерес ценность. Ну и вживаться в новую обстановку куда приятнее с таким очаровательным гидом...

Егор нашёл новую знакомую в первом же библиотечном зале, и с удовлетворением отметил, как радостно вспыхнули изумрудные глаза. Отпроситься на часок-другой оказалось несложно. Старшая библиотекарша, типичная "моль бледная" в невзрачном платье и жиденькими волосами, собранными на затылке в пучок, поначалу возражала — но сдалась, стоило Егору отпустить комплимент её пальцам, действительно, тонким, изящным, как у профессиональной скрипачки, хотя и несколько суховатым.

— Наша мымра на тебя запала... — сообщила Лина, когда они спускались по лестнице с пятого этажа. — Ты не смотри, что она такая невзрачненькая, темперамент у неё — о-го-го!

Егор покосился на спутницу. При солнечном свете зеленоватый оттенок кожи был едва заметен. Давешний браслет по-прежнему украшал запястье.

— Рекомендуешь?

— Ещё чего! — фыркнула девушка. — Перебьётся. Расскажи лучше о себе.

— А нечего рассказывать. Закончил бакалавриат в Новосибирске, решил продолжить образование здесь. А ты родилась в лесу, или тоже "понаехавшая"?

— Успел подцепить словечко? — усмехнулась Лина. — Лучше не употребляй, могут не так понять. "Понаехавшие" — это те, кто устроился в Универе, на ВДНХ или Речвокзале и боится выйти в Лес по-настоящему.

— А ты, значит, не побоялась?

— Просто повезло. У нас была компания из девяти человек, те, кто добрался до Серебряного Бора. Двое умерли от эЛ-А, один осел на ВДНХ, а ещё трое не выдержали, сбежали за МКАД. А у меня, Лиски и ещё одного парня, оказался иммунитет.

— Лиска? Это что, прозвище?

— Нет, имя, сокращение от "Василисы". А я — Алина. Мы с первого класса дружили, нас так и звали: Лина и Лиска.

— А здесь давно?

— Скоро три года.

— Почему переселилась в Лес — не секрет?

— А что я там, снаружи, забыла? Нет, жить-то можно, с голоду не умрёшь. Но ведь серость, тоска беспросветная, застой во всём! Только и разговоров: кризисы, экология, мигранты, террористы, войны повсюду...

Егор кивнул. После Зелёного Прилива цивилизация сильно откатилась назад. Одномоментная гибель шести крупнейших мегаполисов планеты и последовавшие за этим катастрофы в Китае и Японии спровоцировали невиданных масштабов кризис — финансовый, экономический, политический. Ситуация стала кое-как выправляться лишь в последние годы, но до прежнего уровня было ещё далеко. В такой обстановке молодёжь в поисках чего-то нового, сулящего выход из всеобщего тупика, всё чаще обращала взоры к Московскому Лесу.

Немногим "соискателям" удавалось пересечь МКАД. Но и для тех, кто вопреки приступам Лесной Аллергии добирался до спасительных островков Речвокзала, ВДНХ и Универа, испытания только начинались. Многие, не выдержав жизни в заточении, решались на заведомо безнадёжный побег и погибали, подобно спутникам Лины, от анафилактического шока. Настоящую свободу обретали единицы — те, кто подобно Егору и его собеседнице, обладали иммунитетом а Лесной Аллергии.

— И где они теперь — Лиска и тот, третий?

— Семён-то? Ушёл к сетуньцам. А мы с Лиской подались в Золотые Леса. Только я осталась, а она не ужилась, сбежала через пару месяцев. Я о ней года полтора ничего не слышала.

Егор хотел расспросить подробнее о неведомых "сетуньцах", но передумал. Потом. Пусть пооткровенничает.

— А в Универе давно?

— С августа, устроилась перед началом семестра. Попробовала поступить, но завалила экзамены. Меня звали в лаборанты — иммунитет же! — но я отказалась. Хочу работать здесь, в ГЗ, а в Лесу — чего я там не видела?

— А те, у кого иммунитет слабый — они что, так и сидят в четырёх стенах? Неужели, нет каких-нибудь средств? Мне на Речвокзале предлагали пилюли...

Лина испытующе посмотрела на собеседника.

— А что, были симптомы? Насморк, глаза слезятся, зуд, сыпь? Ты же вчера выходил, а они сразу появляются...

— Вроде нет, но... постой! — Егор чуть не споткнулся. — Откуда ты знаешь, что я был снаружи?

Девушка рассмеялась серебристым, русалочьим смехом. Двое студентов, поднимавшихся навстречу, заворожено уставились на неё.

"...какая всё же красавица... они что, все в Лесу становятся такими? Тогда понятно, почему народ сюда рвётся..."

— ГЗ — это большая деревня, — продолжала Лина. — здесь все про всех знают. Про нового лаборанта, который ракетами распугивает баюнов и выбивает из мелкашки рекорд факультета, мне в библиотеке только ленивый не рассказал!

— Я не из мелкашки, а сборку-разборку...

— Какая разница? На Биофаке считанные люди могут полноценно работать снаружи. К примеру, ваш Фомич дальше трёхсот метров от ГЗ не отдаляется. А тебе даже адаптироваться не понадобилось!

Егор озадаченно почесал переносицу.

— Так вот, почему мне стажировку зачли...

— А ты что, решил, что из-за баюна? Шапиро, как увидел результаты анализа — сразу понял, какой самородок заполучил!

— Ты и это знаешь?

— Чего тут знать? Стажёры не имеют права работать снаружи в одиночку, вот он и поспешил тебя оформить. У лаборатории горит программа полевых работ, а к нашим он обращаться не хочет. А тут — готовый рейдер! Конечно, он торопится, пока не переманили.

— К каким это "вашим"?

— К золотолесцам. Кто, думаешь, выполняет для учёных задания в Лесу?

Егор кивнул. Кое-что прояснялось.

— Кстати... — В зелёных глазах мелькнули чёртики. — Ты спрашивал о средстве против эЛ-А...

— Да, а что?

— А то, что приезжие из-за МКАД верят, что есть один способ.

— Да? И какой?

— Секс. С тем, у кого полный иммунитет. Вбили себе в головы, что он передаётся половым путём. Так что имей в виду: когда на тебя станут вешаться первокурсницы — не сочти ненароком, что это из-за твоей немыслимой привлекательности. Голый расчёт!

Такого оборота Егор не ожидал.

— Что, правда передаётся?..

В ответ девушка продемонстрировала кончик розового язычка.

— Так я тебе и сказала!

II

Посланцы Сетуньского Стана появились на мосту рано утром — прикатили на маленькой, пыхтящей газогенератором дрезине. Извинились за задержку, забросили на платформу заказ — связки секир, рунок, рогатин, широких кривых мечей на длинных рукоятях — и покатили назад, прихватив с собой Сергея.

Один из сетуньцев, кряжистый сорокалетний дядечка стриженый "под горшок", оказался его давним знакомцем егеря. Узнав, что тому надо на Бережковскую набережную, он принялся уговаривать сделать крюк: "Давай, Бич, с нами! Сегодня Посвящение, пусть молодые на тебя посмотрят, ты же для них легенда, такое о тебе рассказывают... А за Колю не беспокойся: пост на мосту стоит, встретят его, накормят, вам ещё плыть и плыть..."

Сергей отделался неопределённым "надо подумать...", а сам наслаждался поездкой. Хорошо, когда не надо сбивать ладони веслом — сиди, насвистывай да крути головой. И не потому, что из кустов в любой момент может кинуться какая-нибудь тварь, а просто так, от нечего делать. Движок успокоительно тарахтит, дрезина катится, километров двадцать в час. Такими темпами до места они доберутся через полчаса, не раньше.

Стало светлее — дрезина вынырнула из зелёного сумрака перед станцией "Лужники". Похожее явление встречалось во многих местах: изогнутые стволы деревьев по обе стороны от насыпи смыкались над головой, образуя тоннель, но на самих путях, между шпалами, не росло даже былинки. Вездесущий проволочный вьюн и прочая ползучая флора делали стены "тоннеля" почти непроницаемыми, и выбраться наружу можно было далеко не везде — чаще всего, на разрушенных станциях или возле мостов и путепроводов. А если надо сойти где-нибудь ещё — бери топор в руки, прорубай проход. Но учти: не пройдёт и дня, как прореха затянется, будто и не было её вовсе...

От самой станции мало что осталось: перроны и козырьки давным-давно разодрали на части деревья. Дальше начинался длинный участок, почти свободный от растительности, так что с высокой насыпи открывался превосходный вид на Лужники. Деревья здесь росли нормальные — ни одного гиганта под сотню метров высотой. Справа краснела сквозь непролазный кустарник кирпичная стена Новодевичьего кладбища, да сверкали золотом купола Новодевичьего Скита — безопасного приюта паломников, сумевших добраться туда вопреки Лесной Аллергии.

Вокруг Большой Арены в древесном пологе угадывалась прогалина. Там обосновалась самая многочисленная в Лесу фермерская община. Покровительство Новодевичьего Скита и близость реки с одной стороны и железной дороги с другой, делали это место весьма привлекательным: численность лужниковцев перевалила за семь сотен, местный рынок привлекал к себе фермеров, охотников и челноков со всего района Хамовники.

— Мужики, а чего на Лужниках-то не тормознули? — спохватился Сергей, бросив взгляд на медленно уплывающие назад руины. — Вон, ждут какие-то страдальцы, а у нас на платформе место есть. Могли бы и подхватить, а то застрянут там до морковкиного заговенья...

"Голосовать" в Лесу было не принято — путейцы сами тормозили, завидев на насыпи человека. Дрезины считались неприкосновенными, и даже конченые отморозки из числа охотящихся за барахольщиками и челноками бандитов, не рисковали нарушать этот запрет. Себе дороже — всякий знал, что путейцы, в отличие от других обитателей Леса, комплексами насчёт оружия не страдают и нередко ставят на свои дрезины пулемёты.

— Не... — помотал головой сетунец. — Они нас узнали. Это ж местные, лужниковские, им в Ските запрещают иметь с нами дело.

— Вот те раз! — удивился Сергей. — И давно?

— Да уж с месяц. Недавно пришли на рынок за пчелиным воском — а они попрятались по домам и носа не кажут. Даже приезжие, кто на рынке торговал — и те отворачиваются...

— А монахи-то тут причём?

— Как причём? Они всем и заправляют, без их ведома в Лужниках ничего не делается...

— Ну, так и поговорили бы с ними. Отец Андро?ник — мужик толковый и вменяемый.

— Так не хотят же! — уныло отозвался сетунец. Оговорки Сергея он не заметил. — Чёрт знает, что они не поделили — то ли с нашими старшинами, то ли с золотолесцами. Я — что, я простой сержант, мне не докладывают...

Это было любопытно. До сих пор Сергею не доводилось слышать о разногласиях между монахами Новодевичьего Скита и Золотыми Лесами. А уж чтобы в это были замешаны обитатели Сетуньского Стана...

— Знаешь, я тут прикинул — может и правда, двинуть с вами?

— Вот и хорошо! — обрадовался сетунец. — Не пожалеешь, Бич, слово даю!

Правый берег Сетуни захватили громадные узловатые вязы; их корни кое-где перекрыли русло речки, образовав небольшие запруды. С другой стороны, от полотна Киевской железной дороги, подступали непролазные заросли бамбука — иные стебли вымахивали высотой с шестнадцатиэтажный дом, а в обхвате достигали полутора метров.

Узкая полоса между речкой и Сетуньским проездом, обозначавшим границу бамбуковой рощи, осталась нетронутой. Когда-то здесь была база каскадёров, мотоциклистов-байкеров и парк киноприключений с макетом средневекового замка, площадью, вымощенной булыжником и ристалищами для рыцарских боёв. В этих постройках обосновалось сообщество, членов которого в Лесу прозвали "сетуньцами", хотя те и пытались ввести в обиход более звучные термины: "витязи", "ратоборцы" и даже "ведьмаки" — словечко, позаимствованное из архаичной компьютерной игры.

Подражая этим легендарным персонажам, они объявили своей главной задачей истребление монстров. К таковым причислялись тварей Чернолеса, порождения Щукинской Чересполосицы, и разнообразных страшилищ, что время от времени объявлялись в разных уголках брошенного мегаполиса. Лесовики отнеслись к этому начинанию без энтузиазма: на заре своей деятельности сетуньцы попытались обложить "взятые под покровительство" фермерские общины данью, но понимания не встретили — те и сами могли дать укорот шипастым и чешуйчатым соседям. До прямых столкновений, к счастью, не дошло, но с тех пор обитатели Стана истребляли чудищ из идейных соображений, не требуя воздаяния.

Обустроились сетуньцы капитально — замкнули кольцо стен, привели в порядок постройки, возвели над башнями "замка" сторожевые вышки. А главное, расчистили вокруг участки земли, куда потянулись фермеры-одиночки со всей округи. Они разводили в запрудах карпов, сеяли ячмень и варили из него превосходное пиво. Со временем в речной долине возник настоящий городок с населением человек в пятьсот.

"Охотников на монстров" из них было не более пятидесяти; неизбежная естественная убыль с избытком компенсировалась притоком добровольцев. Жаждущие приключений юнцы стремились в Сетуньский Стан — упражнялись во владении оружием, притирались к будущим боевым товарищам, и главное, изучали повадки обитающих в Лесу тварей и способы их уничтожения. А раз в полгода в Стане проводили обряд Посвящения, во время которого соискатели демонстрировали приобретённые навыки и добивались права носить боевое имя.

На этот праздник и зазывал Сергея попутчик, и егерь, по здравому размышлению, приглашение принял. В самом деле: пока Коля-Эчемин пройдёт досмотр на Метромосту, пока преодолеет на своей пироге заросшее русло напротив Смотровой площадки, пока догребёт против течения до Лужнецкого моста, пройдёт часа четыре. Ждать на берегу — удовольствие небольшое, так почему не провести это время в компании за парой кружек сетуньского чёрного эля — по общему мнению, лучшего в Лесу?

III

Рынок раскинулся между корпусами "Д" и "Ж", во внутреннем дворе, почти не тронутом растительностью. Студенты и сотрудники, лишённые иммунитета к Лесной Аллергии не испытывали здесь особых неудобств.