Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

5. Мэйшем


Опубликован:
26.06.2020 — 11.12.2021
Аннотация:
Нет описания
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 
 
 

5. Мэйшем


...В первый день я заночевал в пещере — шерстяной плащ и тепловые амулеты немало помогли перенести неожиданно холодный рассвет.

На второй день я поймал кролика, развел костер и заставил себя поесть хоть немного. В этот же день я увидел вдали снежную вершину Лантиш, а значит, перевал был в той стороне.

В следующие дни я кружил, не упуская из виду белый пик, и старался подобраться ближе — но даже если подбирался ближе, то путь преграждало ущелье, завал или бурный горный поток. Однажды я наткнулся на остатки погребального костра: черный отпечаток на каменной площадке, отзвук темной магии. Темные всегда хоронили своих павших сразу. Потому что потом им было лень. Потом мне повстречалась колонна машин, что медленно ехала под дождем по мокрой дороге; я, пожалуй, мог бы коснуться борта ближайшей машины рукой, но меня не заметили. Они обогнули склон, и с тех пор я стал осторожнее. Стал избегать людей.

Мой дар перемещений работал не так, как надо — постоянно вынося меня далеко от цели. И так раз за разом. Я примерялся к перевалу, не зная, как смогу его преодолеть, но не испытывал страха или смятения. Я представлял свой путь сотни раз, когда находился в Вихре, отмечал его, как делают заметки мелом на ткани — а теперь прокладывал в реальности нитью.

На десятый день я наткнулся на большой отряд мертвых загорцев. Смерть настигла их на леднике — боевое проклятие упало сверху, смяв и искорежив тела, перемешав их со снегом. В центре мясо и лед превратились в перетертую кровавую кашу, но по краям осталось еще немного того, что напоминало людей. Загорцы никогда не возвращались за павшими, и не придавали погребению особого значения. Бессмысленная растрата сил.

По леднику бродили хищные звери и терзали трупы длинными зазубренными когтями, выгнутыми, как молодой месяц. Увидев меня, они посторонились, давая место, потому что, может быть, мне тоже могло здесь что-то понадобиться. Я спросил у хищных зверей, не против ли они немного проводить меня по перевалу, и они согласились.

Так что я решил, что это знак.

Перевал дался нелегко. Я шел своим ходом и, как назло, на подъеме к седловине гору накрыли облака и посыпались снегом. Видимость упала до нулевой, и я боялся переместиться и оказаться в таком же снегопаде и даже не знать, куда попал. Следы уже замело, когда я бросил попытки выбраться и решил возвращаться. Одну ночь я провел наверху. Я бы мог умереть, но я не мог умереть. Мое солнце сияло надо мной.

Когда я спускался с перевала, облака разошлись, и внизу я увидел долины Лонн — огромные, покрытые лоскутами изумрудных полей и лугов, темными дубравами, широкими спокойными реками. Все это было так близко, что я едва удержался, чтобы не упасть через искажение и не оказаться в долинах сей же миг. Но сломанный дар мог бы вернуть меня обратно за перевал, и нельзя было рисковать.

На утомительный спуск ушел остаток дня. Солнце быстро скрылось за каменной стеной Элмергаль — с загорской стороны горы поднимались круче и гораздо выше, чем с нашей. В низине скопились плотные сумерки, в рассыпанных по склону больших деревянных домах — каждый на одну семью — зажглись огни. Я прошел над ними, через рощу, добрался до родника и спустился по тропинке вниз, к дому с нарисованным красным солнцем под крышей. Подошел к двери.

И постучал.


* * *

Семь лет спустя. Аринди

— Мы ради вас восстановили Иншель. Мы пробудили светлый источник. Мы позволили провести инициацию в бывшем светлом замке. И чем вы нам отплатили, светлый магистр?!

Я огляделся и осторожно предположил:

— Я стою на месте и держу паука?

Паук должен был сработать. Ведь паук — это символ мира: он плетет паутину, полный гармонии и симметрии объединяющий узор, ловушку для надоедливой мерзости. Но Миль почему-то не успокоился.

— Мы даже провели вам нормальную чистую инициацию, а вы все равно нашли себе кровищу и трупы! Откуда?! — и прежде, чем я мог бы ответить, что мастерство не потеряешь, мученически застонал: — Рейни, вы способны остановиться и перестать убивать? В светлой гильдии такой тщательный отбор кандидатов — почему они вас, психопата, пропустили?

— Светлый магистр о том думать не обязан. Я не звал их сюда, — я положил на землю горстку легких ломких костей, в последний раз коснувшись их кончиками пальцев. Прошел между лежащих на земле людей, не обращая внимания на чавкающее под ногами месиво грязи и крови — от всего этого уже не было проку. Приостановился рядом с Милем и прошептал: — Я вам отвечу. Светлой гильдии позарез требовались эмиссары на Островах из местного населения. Брали всех.

И пошел дальше, оставив мага за спиной.

В лесу заметно потеплело, и между деревьев висела сырая дымка. Голые ветви усыпали капли влаги, сквозь прелую листву пробивались зеленые ростки, но больше ничего не напоминало о буйстве жизни, что было здесь недавно. Взгляд светлого Источника уже угас, но оставил отпечаток. Раны не залечиваются мгновенно.

Ощущение равновесия было хрупким и странным, но чем дальше, тем сильнее через него пробивалось удивление. Я не ожидал, что темные бросятся поздравлять меня с посвящением, но хоть как-то отреагировать они могли бы.

Темные спешно паковали вещи. Забрасывали тюки в машины, не слишком заботясь о хрупком оборудовании. Нэттэйдж сидел у стены, безучастно глядя перед собой, Гвендолин стояла поодаль, как обычно погруженная в себя, а Шеннейр и вовсе где-то бродил.

— Светлый Источник уже отвел взор от этого места, — сказал я пробегающему мимо магу. — Скоро все вернется в норму.

— Светлая магия здесь, — бесстрашно ответил мне боевик. — Скребется в голову. Оглянуться не успеешь, и станешь светлым.

При моем появлении Нэттэйдж встал и так же безмолвно скрылся в одной из машин.

— Мы встречаемся с Источниками магии каждый раз, при каждой инициации, и каждая встреча — это испытание. Темный Источник дает препятствие, которое нужно преодолеть. Силой. Волей. Умом. Унижением. Испытание, которое дает понять, через что мы готовы переступить. Но светлый Источник не задает вопросы, а потому не позволяет ответить, — напевно произнесла Гвендолин, похожая на предрассветную тень. — Он выворачивает перед тобой твой разум. И то, что хотелось бы скрыть или стыдливо забыть. Ошибки, утерянные возможности. К счастью, ни один человек не способен выдержать такой поток информации. Мозг, защищая нас, скоро сотрет все лишнее.

То есть Нэттэйдж отойдет. Скорее всего, скоро — как только минует ворота Иншель.

— С вами все хорошо, леди Гвендолин? — ради вежливости спросил я. Эмоции Гвендолин были темны и спокойны:

— Я держу свои мысли в порядке, магистр Кэрэа Рейни.

Я слышал пробуждение разума Иншель: юный замок только-только открыл глаза, и взгляд его был чист и лишен осмысленности. Замок чувствовал инстинктивную привязанность ко мне и инстинктивное отторжение к темным, и пока еще слабое, осторожное любопытство к миру, но Иншель пострадала слишком сильно, чтобы ее память могла восстановиться. Она не узнавала никого.

Вихрь голодно клубился прямо за воротами: светлые источники способны противостоять заражению, но если с Иншель что-то случится, я буду вынужден вернуться и провести с магическим монстром беседу о тщете попыток. Почему-то Вихрю не нравилась тема тщеты и пустой суеты так, как нравилась мне. Но я все равно не могу остаться здесь.

От полуразрушенного саркофага пришел печальный вопросительный оклик, но я усилием воли не стал отвечать. Забота о других не должна мешать делу.

Я задумчиво опустил взгляд на переговорный браслет, а потом на память вызвал один из символов. Я уже почти сбился с пути.

Шеннейр появился из туннеля, волоча за собой оторванную мозаичную притолоку.

— Поставлю в Мэйшем, — со мрачным весельем сообщил он. — В прошлый раз забыл забрать что-то на память, а потом предложение расковырять саркофаг никто не поддержал.

Росток Иншель тоненько вскрикнул от боли, и я мысленно погладил его сочувствием. Следующий по пятам за Шеннейром Матиас восторженно уставился на меня, ловя отблески светлого сияния, и отражение в его глазах приобрело оттенок одухотворенности. Может быть, светлая магия начала менять и его. Я кивнул и отвернулся, краем уха слыша, как заарн без перехода злобно рычит на боевиков:

— Только попробуйте стать светлыми, гнилые куски мяса! Много вас развелось!

— Кэрэа Рейни, все же откройте мне тайну. Чем вы подкупили Шеннейра? — с любопытством спросила Гвендолин, наблюдая, как Шеннейр утрамбовывает притолоку в машину.

Шеннейра? Его письмо отличалось от письма, которое я послал высшим.

— Я предложил ему нечто получше, чем скучный обмен неконвенционными заклинаниями с такими же скучными людьми.

Миль уверенно двинулся к главной машине, но, повинуясь повелительному указанию Шеннейра, оскорбленно развернулся и отправился искать себе транспорт попроще. Экипажи свободных машин провожали его напряженными взглядами, выдыхая, когда беда проходила мимо.

Иншель тянулась за нами, не желая отпускать, не понимая, что происходит, почти до самого конца. А потом плотно оплела ворота лианами; темные заметно встревожились, находя подтверждение своим худшим страхам, и объехали ворота по кругу, пробив стену и сделав в лесу широкую просеку.


* * *

Лодка плывет на рассвет. Рассветное небо надо мной, лимонно-желтое и розовое, высокое, а волны плавно поднимаются и опускаются, как дыхание...

Нет. Я лежу в мягких ладонях; мир держит меня в ладонях и плавно покачивает, убаюкивая. Здесь только свет и чистота, и кто-то большой и сильный смотрит на меня сверху, заботясь и защищая, сберегая от всех горестей...

Мне еще никогда не было так спокойно. Я не хотел просыпаться.

...смотрит на меня с бесконечной нежностью и любовью. В белых мягких ладонях прорезались трещины, и с хлюпаньем открылись, вылупившись на меня сотней налитых кровью глаз. Я рванулся в сторону, отползая, скользя ладонями по мягким склизким глазным яблокам, и едва не вывалился наружу, перегнувшись через поверхность.

Глубоко внизу был колодец, полный теней, тумана и пепла, и пепельных людей, которые врастали друг в друга, сливаясь в белого исполина. Небо смотрело на меня сотнями глаз, мир смотрел на меня сотней глаз, и они заполняли все пространство, кишели на небе, кишели вокруг, и бледный исполин в костяной короне держал меня в ладонях и смотрел с бесконечной...

Я аккуратно приподнялся, стараясь не делать резких движений и не привлекать внимание. Матиас, полуприкрыв глаза от наслаждения, шкрябал когтями по стеклу; Шеннейр недовольно морщился, но не прерывал переговоры по браслету, потому что настоящие темные маги не отвлекаются на такие мелочи. Я дождался, пока в общении наступит перерыв, и спросил:

— Шеннейр, к вам тоже после инаугурации Источник лез в голову?

— Сразу шлите нахер.

Я прикинул, стоит ли уточнять, и решил, что не стоит.

Боевики, встреченные в бывшей Иншель, передали целую стопку донесений из восточных городов. Еще пара таких стопок, и я начну разделять отношение Нэттэйджа — чем больше помогаешь этой гражданской власти, тем больше она просит. Единственной отрадой был доклад от Джиллиана. Сто тридцать два нарушения внутренней службы, или когда наконец докапываются не до тебя, а ты — каллиграфическим почерком в тетради, расчерченной вручную. В прошлый раз я уснул на сто первом.

"...а так же нарушения регламента построения магической защиты для гражданских объектов. Печать основы защиты крепостей (традиционная квадратная большая) имеет четыре слабые точки (по углам) и требует дополнительных узловых точек второго типа (круглые защитные печати), либо первого (квадратные защитные печати), которые не позволяют расщепить исходную печать (квадратную большую), так как отводят удар на боковые стены. Для обычных гражданских объектов (города, здания, иное) данной конструкции (защитной печати квадратной большой с четырьмя угловыми) достаточно, однако при возникновении чрезвычайной ситуации третьего порядка (угроза вторжения) требуются дополнительные структуры, такие как ребра жесткости (силовые диагонали) и дублирующие печати защиты (квадратные малые). При повышении уровня опасности печать усложняется введением дополнительных элементов и сигилов (традиционных знаков, которые расшифровывают для Источника конкретное намерение). См. схема и список..."

Кажется, Джиллиан считал меня еще более пропащим магистром, чем Олвиш. И демонстрировал презрение, разжевывая самые элементарные вещи как будто ученику-недоучке. Я пробежал глазами страницу, наткнувшись на обещанную схему, ясную, простую, с подписями большими буквами, и решил, что это было его самое гениальное решение за прошедшие месяцы.

— ...Но как Источники могут быть, если их не существует?

Водитель ударил по тормозам, по счастью, сделав это прежде, чем уставился на меня круглыми глазами. Темные разом подняли головы, и я, не слишком радуясь внезапному вниманию, пояснил:

— В смысле — Света и Тьмы не существует. С чего они должны существовать?

Мне показалось, что водитель сейчас выпрыгнет из машины и на весь караван заорет "вы слышали? Вы слышали это?!".

— Светлые, — хмыкнул Шеннейр. — Ничего святого.

Тренировочный лагерь Мэйшем-два представлял собой странное зрелище. Невысокий забор огораживал немаленькую территорию: холм, перелесок, но в основном — большое поле, на котором на расстоянии были разбросаны либо одинокие хлипкие сараи, сколоченные на скорую руку, либо одноэтажные крепкие строения, заглубленные в почву, под защитой земляных валов. Либо то, что не жалко, либо то, что устоит. В Мэйшем-два тренировали темных учеников.

Почти все поле было плотно заставлено палатками и разноцветными шатрами, а когда-то гнетущую тишину полностью перебивал гул голосов. Мужчины и женщины, взрослые и совсем юные, бросали свои дела и подходили ближе к воротам, с жаждущей надеждой глядя на взъезжающие машины, и воздух потрескивал от эмоций.

— Они не хотят получить посвящение от кровавого тирана. Только от светлого магистра, — в голосе Шеннейра явственно слышалась мрачная насмешка. — Будущие защитники нашей страны.

Кто же виноват, что темная гильдия настолько замазалась в крови, что люди не хотят с ней связываться? Что обычные люди не забыли ни убийств, ни массовых расправ, ни отношения к окружающим как к грязи, которое столь дорого каждому темному?

Обычные люди так скучны.

Оттесненные на свободный клочок земли темные выглядели злыми и немного растерянными. Темная гильдия принимала неофитов каждый год — десяток, несколько десятков, все равно часть помрет — но толпа из нескольких сотен заставляла магов чувствовать себя неуютно. Даже командиры отрядов не командовали столькими подчиненными за раз.

Ученики, которых Шеннейр инициировал во время моего предыдущего посещения Мэйшем, теперь стояли на темной стороне, стараясь выглядеть бывалыми ветеранами. Настоящие темные не торопились принимать их в свой круг, а главы боевых групп и вовсе собрались в стороне и придирчиво друг друга разглядывали, проводя негласную расстановку по иерархии. При появлении Шеннейра все поклонились одновременно; впрочем, Бретт и Амариллис совсем ненавязчиво оказались в первых рядах, полагая, что участие в деле с самого начала дает им привилегии. Среди темных я заметил достаточно незнакомцев: особенно выделялись несколько болезненно выглядящих магов и волшебниц, все в бинтах и подживших зеленоватых язвах.

— Дежурили на полигонах, — вскользь пояснил Шеннейр, наградив своих подчиненных едва ли кивком, и оставил меня вновь задаваться вопросом, вижу я перед собой уже последствия лечения, или пока темный маг стоит и не падает, он считается полностью здоровым.

— Светлый магистр! — с нездоровой радостью окликнул один из темных, но Бретт, не меняя доброжелательного вида, заступил ему дорогу. Судя по загару, это был один из тех счастливчиков, которых Шеннейр все же забрал с Островов. Может быть, я к нему несправедлив. Может быть, он просто до сих пор счастлив. — Вы меня помните?

Я непонимающе склонил голову, и темный с надеждой продолжил:

— Шалфей, пограничная служба?

Воспоминания просыпались медленно. Моя первая летняя практика на севере: светлые из отдела по работе с переселенцами подозревали темных, контролирующих границу, в чересчур рьяной работе, и предложили мне, как чужаку, поучаствовать в эксперименте. Те несколько минут, проведенных в закрытой комнате, когда меня заставляли либо признать себя незаконным беженцем-загорцем, либо лазутчиком, который скрывает, что он загорец, оказались для меня не столь радостными. Но меня прикрывали сородичи, и угроза увечий осталась угрозой.

Вряд ли темному инспектору дали за это премию.

— Ссылка на Острова?

— Наш магистр сказал, что я навсегда запомню народы, населяющие Аринди, — радость темного стала слегка неестественной. — Двенадцать лет, и я теперь знаю, что все островитяне отличаются друг от друга!

Судя по эмоциям, товарищи не особо ему верили.

Люди толпились за невидимой чертой, не заступали ее. Каждый хотел увидеть светлого магистра; поднимались на цыпочки, переговаривались, их эмоции, жгучие и насыщенные, накатывали волна за волной. Но все же между ними был ясный порядок: никто не смел высунуться вперед, не толкался, не кричал, и по одному слову Эршенгаля, неспешно идущего вдоль шеренги, каждый возвращался на свое место у палаток. Неохотно. Но не споря.

Амариллис протяжно засвистела.

— У Эршена талант. Гильдия теряет в нем великолепного наставника. Даже не знаю, кто был лучше.

— Мэвер, — предположил Бретт.

— Мэвер, — она вздохнула. — Мэвер объяснял печати так, что любой новичок понимал с первого раза. Таких больше нет. Мэвер был таким... добрым.

Я отвернулся, прогоняя звон в ушах. В моем мире "Мэвер" и "доброта" находились на разных концах спектра.

Уже закрывшиеся ворота распахнулись снова, пропуская во внутренний двор истошно ревущую машину, до крыши заляпанную грязью и щепками. Машина рванулась вперед, как будто не собираясь тормозить, заставив особо нервных темных закрыться защитными щитами, и, совершив красивый разворот, остановилась. Спрыгнувший на землю темный элегантно выпрямился, высокомерно оглядев лагерь, и двинулся к нам.

Ну что же, они в самом деле приехали срочно.

— Джиллиан! — радостно окликнул я. — Вы так замечательно водите машину.

На лицах выползающих из машины темных и моих светлых отражалась вся мера согласия. Сияющее высокомерие Джиллиана немного угасло; но затравленный взгляд исподлобья мне наверняка показался. Решив, что жизнь закончена, Джиллиан решил пойти вразнос и исполнить все свои мечты, начиная с самых мелких. Пока что он выглядел как идиот.

В отношении торжественных церемоний фантазия боевиков заметно пробуксовывала. В посвящении людей, которые пришли сюда, чтобы стать магами, не было ничего красочного, ничего сакрального. Но они пришли сюда, чтобы стать защитниками, чтобы получить шанс для себя и для других, получить искру. Этого должно было хватить.

Слабые. Необученные. Я не знал, что из этого выйдет, но это уже не имело значения. Людям нужна надежда.

Никто не бегал вокруг, пытаясь вручить мне выкрашенный в белый посох, зато для нас уже установили помост в черно-белый ромб. За прошедшее время я успел понять, что это не было проявлением ни своеобразного чувства юмора, ни глупости — просто мышление темных порой шло причудливыми путями.

Когда я поднимался на помост, то чувствовал страх, но страх был неважен. Ишенга и Шеннейр порой проводили инициации вот так, вместе, чтобы показать, что даже разделенные, гильдии едины. Давным-давно. Я никогда не смогу стать Ишенгой. Подняться так высоко.

Даже массовые посвящения магистры уже проводили — для всех жителей Аринди, во время эпидемии. Болезнь вспыхнула на месте старых врат, в Хорском зараженном регионе, перекинулась на Загорье, а оттуда помчалась гулять по свету. Ишенга и Шеннейр тогда ездили по стране и инициировали всех подряд. Магическая искра не излечивает болезни, но увеличивает шансы на выживание. У большинства людей, тех, кто не желал и не старался стать магами, искра давно погасла, Хору чистили почти год — Хора в очередной раз не вымерла только потому, что людей там мало, и живут они изолированно. Волна в Загорье утихла сама собой.

Северные соседи Загорья до сих пор держат на границе санитарные кордоны и вздрагивают, когда к ним кто-то приближается.

— Но я не умею проводить массовые инициации, — на всякий случай предупредил я Шеннейра, сохраняя величественность. И Шеннейр ответил, уверенно и твердо, как и положено темному магистру:

— Вы светлый магистр. На вас полагаются, и вы не имеете права не уметь.

Люди стояли внизу почти ровными рядами; когда мы появились, прокатившийся над головами шепоток сменился гробовой тишиной. Светлые, новоприбывшие и те, кто был отправлен в Мэйшем в первую очередь, собрались в стороне, поддерживая меня через эмпатическую сеть. Я не знал, что будет с людьми, которые пришли сюда, и в кого они превратятся. Инициации могли проводиться одновременно, но учеников всегда держали порознь. Гильдии хранили свои секреты ревностно. Единственное исключение сделали для Элкайт... но смешно считать, что Элкайт не на особом счету. Тройняшкам было позволено посещать обе гильдии и выбирать, и результаты оказались не совсем предсказуемыми. Вспыльчивая и своенравная Юлия поссорилась с кем-то из темных, чуть ли не из верхушки, зато среди светлых — там видали и не такое — чувствовала себя как дома. Более спокойный Олвиш прижился среди темных. Что думал замкнутый и молчаливый Юрий, не знал никто — он ушел к светлым вслед за Юлией.

Переговорный браслет потеплел, и сквозь суету дней и мягкий наушник пробился такой родной издевательский голос Миля. Я знал, что он придет посмотреть.

— Светлый магистр, да вы просто ослепляете всех вокруг! О, мои глаза!

— Зажмурьтесь.

И пусть кто-то осмелится сказать, что я не чуток к окружающим.

Я и Шеннейр стояли вместе и символизировали надежду, опору и что-нибудь великое. Плох тот магистр, который не сможет сделать инициацию незабываемой.

Так говорила Юлия Элкайт.

— Я приветствую тех, кто пришел сюда. Кто готов защищать Аринди силами всей своей души.

Я смотрел на людей и не видел лиц. Только беспокойное море эмоций, бьющееся у ног. Но каждый считал, что я обращаюсь именно к нему — как при любом обращении светлого магистра.

— Разногласия, что разъединили нас, глубоки, — это была печальная нота, и мне самому на мгновение стало грустно от того, насколько ничтожными и пустыми были поводы для войны. Ведь мы все еще один народ, и нам не за что друг друга ненавидеть... — но пришла пора отринуть их. Наша страна взывает о помощи, и мы вышвырнем врагов из ее пределов. Мы готовы защищать свою землю, своих родных, свои семьи и то, что принадлежит нам. Мы объединились ради единой цели. Этот миг — начало нового дня Аринди!

И почему кто-то укоряет, что я часто говорю неправду? Мне просто надо постоянно тренироваться.

Одно я отрицать не мог — чужое восхищение приносило эйфорию. Эмоции взвились в водовороте, соединившись в одну яркую сияющую точку, и взорвались, расцветив все яркими красками. Как будто в сером мире, лишенном красок, взошло солнце. Объединение — не этого ли я желал?

Слишком большое искушение поверить.

Лишь одна тень омрачила ясный день. Шеннейр наклонился ко мне и спросил:

— Светлый магистр, зачем вы призвали светлый источник?

Золотистые блики наполняли воздух вокруг нас, как будто солнце играло на волнах, пробиваясь через толщу воды. Силуэты за дрожащей завесой колыхались, и эмоции их звучали все выше и выше тоном: ошеломление и какой-то детский восторг. Я сохранил на лице невозмутимую маску и краем рта прошептал:

— Делаем вид, что все идет по плану, — и сошел вниз.

Зажигать магическую искру через тактильный контакт я умел. Какое счастье, что я потренировался хотя бы на Матиасе. Людям нравилось это гораздо больше, чем обезличенное обращение магистра с высоты, и каждое касание дарило нечто большее, чем магию. Гордость?

Ни одна искра не погасла.

Никто не хотел расходиться, но Эршен выдрессировал своих подопечных достаточно хорошо. Время лицезрения магистров вышло, и теперь неофитам предстояло распределение по отрядам. Эршенгаль казался мне достаточно хозяйственным, чтобы вверенное ему имущество не пропало без дела и не ушло в неизвестность своим ходом, как порой бывало в темной гильдии.

Темные собрались вокруг светлого источника, держась на приличном расстоянии, и судя по взмахам руками и приказному "кыш, кыш!" пытались уговорить источник сдвинуться за пределы тренировочного лагеря. Источник мог бы, но сегодня у него не хватало подходящего настроения. Потом на помост запрыгнул Матиас и улегся прямо посередине, греясь под сиянием.

Светлые сгрудились вдалеке, не приближаясь, пока рядом с помостом были темные. Я по привычке пересчитал их, сбился, пересчитал снова — одна светлая искра отбилась от своих и теперь сияла рядом с двумя темными — и схватился за переговорный браслет. Знак Шеннейра выплыл на панели медленно, словно нехотя, и я задержался на миг и заменил его на знак Эршенгаля.

Бринвен стояла рядом с Бреттом и Амариллис, в закутке между зданиями. Досада — что ее понесло к темным?! — мгновенно сменилась вихрем картинок. Вот Бретт протягивает к волшебнице руку, подцепляя за подбородок; вот отшатывается, зажимая нос; темная печать впечатывает Бринвен в стену, а не успевший отпраздновать торжество Бретт сгибается в кашле, начав задыхаться...

Амариллис заливисто хохотала, запрокинув голову.

Боевики Эршенгаля выросли словно из-под земли. Подхватили Бретта под руки; заломили руки за спину.

— Свара в лагере во время военного положения, — Эршенгаль был совершенно спокоен, но аура темного бешенства придавливала к земле. Бретт все еще дышал с хрипами и через раз, а в глазах его читались непонимание и обида, и немой вопрос, за что с ним так обращаются. Бринвен нетвердо встала на ноги, цепляясь за стену; лицо волшебницы и руки были покрыты множеством кровоточащих ссадин, словно ее с силой протащили по бетону.

Я провел ладонью по переговорному браслету и наконец шагнул вперед. Как и предполагалось, дисциплина была Эршену дороже, чем его дражайшему магистру.

— Я приношу извинения за действия наших магов, светлый магистр, — Эршенгаль коротко поклонился и мельком глянул на Бринвен, предлагая мне разобраться со своими подчиненными самостоятельно.

Еще один боевой маг подошел к Амариллис и взял ее за локоть, подтолкнув вперед. Темная прекратила смеяться и возмущенно воскликнула:

— За что?! Я ничего не делала!

— За бездействие, — холодно отрезал Эршен.

Бретт и Амариллис смотрели на него так, словно их предали. Словно проснувшись и впервые осознав, что один из заместителей темного магистра Эршенгаль им больше не друг.

Я мельком следил за происходящим, одновременно изучая чужую искру в попытках понять, серьезны ли повреждения, а потом сформировал целительную печать. Бринвен благодарно кивнула и, все еще морщась от каждого движения, достала платок и прижала к лицу. Ссадины были неглубокими, но, как и все порезы на лице, сильно кровили. Волшебнице повезло: у подмастерья, двенадцать лет проведшего на безопасном острове, не было шансов против практикующего темного мага и убийцы. Бретт непозволительно расслабился, и именно за это ему достанется в первую очередь, а не за склоку и не за нападение на светлого мага. Бретт подпустил ее на расстояние удара и даже не постарался ударить в ответ — всего лишь отмахнулся. Не принимать противника всерьез — первый порок боевика.

— Что это было за заклинание?

Ее пальцы дрогнули от удивления; Бринвен опустила плечи и сжалась, кажется, ожидая жесткий выговор, но ответила вполне четко:

— Реанимационное. Нас учили на курсах первой помощи. Первое запускает сердце, а последующие опасны. Нарушают сердечный ритм, разрывают сердечную мышцу.

Медицина — бессменный источник вдохновения для проклятий. Нэттэйдж вновь был прав: Бринвен нашла неприятности, только прибыв на базу темных. Но она была слишком хорошей фишкой. Хорошей, отвлекающей внимание фишкой. Я не мог не пустить ее в ход.

— Не отправляйте меня обратно в Таволгу, — тихо попросила она.

Я задумчиво разглядывал ее, когда мы шли рядом. Бринвен поневоле привлекала внимание: рыжеволосых людей в Аринди было очень мало. Они все пришли с восточного берега, оттуда, куда огромный корабль-улей — Наланме, если не путаю — причалил через пять лет от начала колонизации. Корабль строил для себя один из древних побережных народов старого материка, и за хорошее поведение ла'эр великодушно потеснились, оставив им на корабле немного места.

Устраивать наказания я не собирался; для раскаяния хватило моего недовольства. Говоря честно, даже высказывать мне ничего не хотелось. Бринвен была моим магом; в глубине души я бы не расстроился, сумей она довести дело до конца. Она была в своем праве. Но, конечно же, это было бы неуместно. Хотя если темные покрывают своих, почему не могу я?

— Что задумал Кайя?

— Кайя ни с кем не делится планами, — Бринвен сказала это прежде, чем успела сообразить, и поспешно добавила: — Кайя не желает ничего плохого. Он всегда делает то, что считает верным и нужным для нас, магистр.

Конечно же. Когда я его вытащу, а я вытащу этого типа, у нас будет обстоятельный разговор о благе и пользе.

— Кайя всегда в вас верил. Верил, что вы вернетесь за нами, — убежденно добавила она. — А потом поверили и остальные. Наверное, нам требовалось во что-то верить.

Пожилой темный медик только покачал головой, сухо буркнув:

— Ну и надо было? — и не говоря более ни слова наложил швы, только под конец отчитавшись мне, что переломов нет, а все остальное пройдет. Из медпункта Бринвен вышла порядком взъерошенная; но с решениями магистра она не спорила, и я не стал говорить, что к товарищам она может обратиться в любой момент, а у темных медиков в лечении травм от боевых проклятий опыта больше. После конфликта Бринвен было полезно пообщаться с кем-нибудь темным, но нейтральным.

Тренировочный лагерь жил своей жизнью. Небольшого происшествия никто не заметил, и это было хорошо.

— Почему они могут жить, как будто ничего не было, веселиться, радоваться жизни, а мы забыть... — голос Бринвен дрожал, — а нашим собратьям...

...только холод и сырая земля? Никто в этом мире не обещал справедливости.

— Сейчас ты никто, Бринвен. Песчинка. Добейся власти, и ты сможешь что-то менять, — я зацепился взглядом за Матиаса, все еще лежащего на помосте. Его умение отрывать руки очень бы пригодилось, но он не пришел на помощь. Не почуял? Не захотел? — У меня есть к тебе просьба. Этот заарн сам пожелал стать светлым магом, но он чужак в мире людей. Он долгое время общался только со мной, и ему трудно привыкнуть к вам. Я буду благодарен, если вы ему поможете.

Мирное сосуществование — еще труднее, чем война, но надо с чего-то начинать. Светлый источник сиял посреди темного лагеря; сотни людей гордились тем, что их посвящал именно светлый магистр. Поступь будущего неотвратима, и оно раздавит тех, кто встанет на пути.

Шеннейр был в пункте связи; я дождался, пока он освободится, и прямо сказал:

— Я хочу принять участие в освобождении убежища Ивы. Мои способности к перемещению работают, и я все еще могу вести боевые группы.

Брошенный город тяжелым грузом висел на совести. Сейчас заарнейские твари оттеснили гильдию Джезгелен на запад, и путь к Иве открылся. Не только чтобы добраться до нее, но и вывести людей. Пусть Иву захватили всего несколько дней назад, но я знал чего стоит каждый день, проведенный в плену.

— Убежища закрыты барьером, внутрь мы не проникнем, а перемещение привлечет внимание всех заарнейских тварей, — безжалостно отрезал магистр. — Но ваши эмпатические способности пригодятся. Только возьмите какое-нибудь оружие.

Столь легкое согласие оказалось неожиданностью; но имеет ли это значение, если оно получено. Я боялся, что Шеннейр вовсе не станет освобождать Иву. Ива была маленьким и ничем не примечательным городком.

— У меня теперь есть светлые маги.

Шеннейр наконец обернулся, смерив меня удивленным взглядом и раздумывая, не напомнить ли, кто вернул мне этих магов.

— Они...

— ... Ходят по пятам, заглядывают в рот. Своих мозгов — ноль. Говоришь им одно, делают абсолютно другое. Делают что-то сами — лучше бы не делали, — Шеннейр по одному сжал пальцы в кулак, задумчиво уставившись на него. — Так бы порой и переубивал всех. Привыкайте, Кэрэа.

Я пошатнулся от головокружения, переживая удивительный момент единения, и слабо произнес:

— Я готовлю одного из своих небезнадежных магов, Бринвен, на роль командира. Мне нужно, чтобы ваши маги относились к ней серьезно.

Все исполнялось, как я и предполагал. Ради своих магов мне приходилось просить помощи у Шеннейра чаще, чем когда бы то ни было. Вот только Шеннейр сам не знал о своей слабости — Шеннейру нравилось, когда его просили.

— Бринвен, — повторил он, словно припоминая, а потом равнодушно отметил: — Станет сильным магом, если в пути не убьется.

И еще нравилось чувствовать себя умнее. Сильнее. Выше, чем другие.

— Все время забываю, насколько мало вы знаете, — мое незнание доставляло ему истинное наслаждение. — Ваш светлый пресветлый светлейший Источник задыхается от недостатка информации. Ему нужны новые яркие искры, и потому он возьмется за тех, в ком искры уже есть, и будет разгонять их насильно. Я предполагаю так.

Это следовало бы сказать в первую очередь.

Темный магистр открыл ящик стола, достав металлическую бирку, сжал ее между ладоней и подал мне. На гладкой поверхности отпечатался выжженный росчерк. На рябиновую ветвь сигил Шеннейра все равно не был похож.

— Для меня нет интереса перекрывать путь талантам, — даже при использовании эмпатии не получалось понять, где грань между доброжелательной и злой насмешкой. — Даже в том, чтобы убивать противника, должна быть доля чести.

Но последние слова ни в малейшей степени не были шуткой.

В глазах темных сигил Шеннейра должен был придать Бринвен значимости: ее отметил сам темный магистр. Это не решит проблему, но это лучше, чем ничего.

Осталось убедить Бринвен. Хотя я уже успел вспомнить подходящую фразочку, подхваченную у Нэттэйджа. Трудные времена требуют трудных решений — идеально и на все времена.

Я еще раз провел рукой по браслету. Для всех представителей семьи Наро у меня был записан один символ. Трудные времена... решения. Я обязан защищать своих магов.

Светлые сидели сбившись вместе, ошалевшие от толпы и шума и присутствия слишком многих темных. Я заметил, что Бринвен оказалась в самом центре, словно остальные старались защитить ее от враждебного мира. Рядом, что было гораздо более странно, отирался Иллерни. Я помнил, что он не ехал с нами, не прибыл в лагерь вместе с остальными, но Иллерни появлялся там, где считал нужным. На удивление, светлые его слушали.

Секрет популярности открылся быстро: Иллерни вещал про светлого магистра и невыразимые темные деяния.

— ...увы, чистота и прямодушие беззащитны перед пороком. Пусть мы темные, но даже у нас есть кодекс чести...

О, Свет, за что испытываешь меня. Как не засмеяться. Но у меня еще оставалось одно незаконченное дело.

— ...но выродки, следующие лишь своим низменным инстинктам, бросают тень на всех. Избивать связанного пленника, светлого, светлого магистра... — Иллерни поднял руку, обвинительно указывая на кого-то, и с сожалением покачал головой: — Даже у темных должно быть самоуважение.

Это. Ну это. Вы понимаете, это, когда живешь и сам себя сурово уважаешь.

Джиллиан бессмысленно маялся рядом с командным пунктом и старался не слушать. Олвиш поступил с ним жестоко, если вызвал в Мэйшем и не дал приказов. Хотя я знал, что Олвиш ответит мне на замечание. Ваш маг — вы и приказывайте. Бедняга Джиллиан, который никому не нужен.

Светлые сидели как завороженные, и я ускорил шаг. Они и так были не очень, а Иллерни их вовсе с ума сведет. Все дело в умении воспринимать информацию. У человека, который как рыба в воде живет среди информационных потоков, слухов, сплетен и лжи, способность отфильтровывать правду и отбрасывать мусор куда выше, чем у тех, кто двенадцать лет пробыл в изоляции.

— Но... как можно... магистра? — робко спросил кто-то. Во вздохе Иллерни были все горести этого мира и еще немного — мира другого:

— Вы не знаете, как может быть черно людское сердце...

Бедлам.

— Что было, то было, что было, то прошло, — я наградил каждого из светлых холодным взглядом, и взглядом предупреждающим — Иллерни, который ничуть не смутился, и повелительно махнул Джиллиану, призывая следовать за собой. — Мы все здесь союзники.

Они замолчали лишь на миг.

— Наш магистр так снисходителен к людям!

— Светлый магистр во всех видит добро.

— Ни у кого нет столько милосердия и прощения...

Да, это вылитый я.

Тренировочное поле было достаточно велико, чтобы ветер на нем мог разогнаться и набрать силу. Трава здесь росла тонкой, серой и ломкой, и шла волнами. У всех стен были уши, но сейчас ни один человек не мог приблизиться незаметно, я не чуял ни одной темной печати, и ветер заглушал слова.

— Нам давно надо поговорить начистоту, Джиллиан, — темный ждал этого, и я ощущал его ожидание в мыслях. Сбоку вынырнул Матиас, и я послал ему одобрительный сигнал через сеть, продолжая мерно идти дальше. Я не собирался оставаться с Джиллианом один на один. — Вы гадаете, что у меня за планы? Уверяю вас, планы велики. Я не помню о вас ничего особенно плохого — точнее, ничего, что бы выделялось на фоне других темных. Алин вас выделял: начальник охраны личного замка — значимая должность. Вас волнует судьба нашей страны; вы ответственный работник, и вам не безразлична судьба ваших товарищей; ваша работа в убежищах примечательна. Как я говорил ранее, у вас хороший потенциал...

Я обернулся. Матиас смотрел на меня круглыми глазами и зажимал рот ладонями. Жажда убийства была написана у Джиллиана поперек лица.

— Я не хотел вас задеть. Мне жаль.

Джиллиан повернул ко мне табличку и ткнул в нее пальцем:

"Почему на ней нет клейма с рыбой?"

— В смысле, — не понял я. — Почему здесь должно быть клеймо с рыбой? Я приказал мастерам сделать вам табличку, и они сделали.

Я стараюсь, придумываю хорошие черты, а мне про рыбу?

— Ты недостоин, человечишка, — заботливо прошептал Матиас, сразу уловив контекст. Даже быстрее, чем я. — Ни личной вражды, ни личного герба. Твои страстишки и желания слишком мелкие и ничтожные.

Я взмахом руки заставил его отойти.

— Это неверно. Я считаю вас ценным специалистом, Джиллиан. Иначе я бы с вами не возился.

"Я выЖЕГ РЫБУ НА ТВОЕМ ТЕЛЕ"

Я поморщился. Табличка отзывалась на эмоциональный заряд слов. Табличка-эмпат. Но можно было не кричать так громко.

— Рыба весьма неплоха, но речь не об этом. Я верю, что вы действовали под наплывом эмоций. Вы не безумец и не дикий зверь, и, в отличие от многих темных, сумели взять эмоции под контроль, когда это понадобилось. Учитывая, как все тогда закончилось, вы даже превзошли меня... Вы сумели смирить свою ненависть, я — нет, — я сделал паузу, проверяя, не кинется ли на меня маг, доведенный до края. Хотя я верил в то, что достигшие высоких рангов темные поневоле учатся смирять эмоции. Хотя... хм, хм, Миль. — Джиллиан... не вините себя. Вы поступали так, как считали правильным. Кстати, мне очень понравился ваш доклад.

Меня ненавидели; меня ненавидели многие. Но никто — таким чистым, глубоким и неподконтрольным разуму чувством. Табличка пошла черно-белыми полосами, дергаясь будто в припадке, а потом внезапно четко отразила:

"Я не могу понять, почему Шеннейр тебя простил".

— Простил? — я решил, что ослышался. — Меня?!

"Четверо высших магов из его ближнего круга. Его свиты. Убиты светлыми. Последний... последняя погибла после от ран. Убиты светлыми, которых вел личный ключ от междумирья Тсо Кэрэа Рейни".

Я прищурился, вчитываясь в мелкий шрифт. Табличка вновь бликнула, отразив угольно-черные, словно выжженные буквы:

"Он мечтает тебя растоптать".

Даже через артефакт чувствовалось, насколько Джиллиан желает в это верить.

Так значит, у Шеннейра есть личная причина меня ненавидеть. Знал ли я? О, да. Каждая смерть — и моя победа. Было это угрозой? Предупреждением? Но Джиллиан не понимал, как работают магистры. Джиллиан, пожалуй, абсолютно не понимал, что такое Шеннейр.

Матиас излучал тревогу — его устаканившийся маленький уютный мирок пытались менять. Я отправил успокаивающий сигнал по эмпатической связи и поднял глаза на Джиллиана:

— Меня трогает ваша забота, несмотря на все наши... разногласия. Да, спасибо вам. Теперь вы переходите в подчинение Олвиша. Надеюсь, там ваши способности развернутся в полной мере.

Олвиш будет рад, я уверен в этом.

Темный аккуратно сложил табличку в сумку, развернулся и пошел прочь. Его походка была уверенной, спина прямой, а голова гордо поднятой — и все это было полным неестественной скованности.

— Джиллиан, — весело окликнул я, и темный стремительно обернулся. — Конечно же, мне почудилось, что между вами и Нэттэйджем напряженные отношения. Сейчас с Нэттэйджем постоянно общается Олвиш, и их общение не выглядит продуктивным, так что он вполне может разок уступить вам эту честь.

Человеческая душа темна, а душа Джиллиана темнее прочих. Мне остается быть достойным магистром — а он сумеет подняться вверх. Если не убьется по пути.


* * *

Дети-мирринийке стояли в очереди на погрузку ровными рядами. Бледные, в темно-синей форме с номерными нашивками. И смотрели на нас молча и не моргали. Матиас рядом со мной не шевелился и не дышал, мечтая исчезнуть.

Матиас чувствовал себя как заарн, которого вытащили на солнышко. В основном потому, что его вытащили на солнышко, и смотрели на нелюдя все. Воспитатели с флажками, больные с носилок, врачи, дружинники с артефактными дубинками, провожающие за заграждениями, и даже нависающий над городом холм и замок на нем давили на душу всей массой. Эвакуация из Астры шла прямо с главной площади Астры.

Людей утрамбовывали на открытые платформы, в грузовые фуры, даже в одну машину северных со снятым вооружением, потому что с транспортом у нас было все лишь чуть лучше, чем с дорогами — а дороги давно поросли сорной травой. Ночью в жилые кварталы пытались прорваться заарнейские твари, западные подходы к площади прикрывали баррикады, часть города уже покинули, а светлый магистр, посетивший эвакуацию ради поднятия духа, чуть не сорвал эту эвакуацию. Потому что люди, увидев светлого магистра, уезжать перехотели.

Горькое непонимание, зачем их увозят и почему бросают, через эмпатию давило на совесть. Темные по привычке запустили поверх голов шоковой печатью, а потом вспомнили, что с какого-то несчастного времени бить боевыми проклятиями по собственным гражданам осуждаемо, и самоустранились, не найдя применения способностям и талантам. В общем, все шло как обычно.

Я опустил взгляд на рупор и вздохнул. Толпа душераздирающе вздохнула в ответ, смотря на меня с жадностью стаи пираний. Чтобы не использовать светлую магию, я взял громкоговоритель, и погрузка встала намертво. Встали люди, чтобы меня послушать.

— Не надо, магистр, — серьезно предупредила Бринвен, и аккуратно вынула рупор у меня из рук: — Уважаемые граждане Аринди, РАЗОШЛИСЬ ПО МАШИНАМ БЫСТРО НЕМЕДЛЕННО.

Эхо прокатилось по площади и ударило о дома, зазвенев стеклами.

— Ради вашего блага, — вежливо добавила волшебница и двинулась вдоль колонны, постукивая по плитам тяжелым посохом с вырезанной на древке виноградной лозой. Первыми очнулись дружинники, подталкивая подопечных. Как бывший спасатель, Бринвен имела представление о том, что спасение не всегда идет по плану.

— ... они от вас глаз отвести не могут, Рейни, — что Миль говорил дальше, разобрать было невозможно, потому что дальше он захохотал как ненормальный, и я отключил наушник, мысленно пожелав собеседнику подавиться воздухом. Пожалуй, лучше я буду общаться с Джиллианом. Джиллиан со своей табличкой и докладами на сотню страниц меня ничуть не напрягал.

Но нельзя отрицать, что после инициации воздействие на людей светлой магии — моей светлой магии — стало гораздо опаснее, чем было. Я списывал это на остаточный эффект.

— Я бы тоже так смог, — Матиас ревниво следил за Бринвен, и я кивнул, не споря. Ничуть не сомневаюсь, что с применением живого ума и физической силы Матиас бы разместил пассажиров в машинах с куда большей быстротой и эффективностью использования свободного места, но пассажиры бы этого не пережили.

Темные вновь начали сползаться к месту действия, привлеченные надеждой на конфликт. Здесь же болтались Наро, все пятеро, представляя собой семейный подряд на пограничной службе. Со стороны они занимались делом, а с другой стороны, вроде бы, и нет. Светлые — я до сих пор воспринимал их как единый организм — робко вышли из-за головной машины, и я понял, что все это время они стояли в том же ступоре, как и остальные.

— Наша работа удовлетворительна, магистр? — они волновались. Несмотря на то, что путь пролегал по внутренней территории Аринди, шансы, что навстречу колонне, везущей детей, стариков и больных, выскочит заарнейская тварь или сверху прилетит нацеленное проклятие, были высоки. И ставить защиту перевалили на светлых в тот же миг, как они появились. Не то чтобы темным было совсем наплевать на простых людей, хотя им в основном было, но долго удерживать внимание на подобных незначащих вещах они все равно не могли.

Я обвел взглядом сеть шестиугольных печатей, полностью одинаковых, и с кратким приступом паники понял, что вижу их впервые.

— Сейчас проверим. Джиллиан, подойдите.

Джиллиан вынужденно ехал с нами. Я старался не спускать с него глаз, подозревая, что иначе его очень быстро найдут на окраине тренировочного лагеря со свернутой шеей, и на лице темного застыло вымученное ожидание, когда это все наконец закончится. Именно поэтому он послушался и подошел — бездействие выматывало его сильнее, чем принуждение.

— Эти печати достаточно хороши, чтобы выдержать нападение?

Лицо Джиллиана по-прежнему отражало лишь сонное раздражение; но эмоции его вспыхнули острой сосредоточенностью, и стремительное темное проклятие ударило по сотам, вызвав яркую вспышку. Светлые отшатнулись, изнутри машины кто-то ахнул, сеть ячеек прогнулась, но выдержала. Я кивнул и подвел итог:

— Достаточно.

Один лишь плюс существования в стране с действующей темной гильдией — никакие твои поступки в глазах простого люда не будут слишком вызывающими. Тем более, я светлый магистр, а любые поступки светлого магистра сделаны с добротой и любовью.

Пожалуй, надо подарить Джиллиану рыбу. А то ведь мается человек.

Бринвен прошла до хвоста колонны и развернулась обратно. Попытки Наро ее задержать напоминали облавную охоту, но волшебница уходила от встречи с редким искусством.

— Ты все умеешь лучше, Матиас, — я следил за ними, готовясь вмешаться. — Но людям надо пытаться, иначе они останутся беспомощными.

— Вы, люди, такие, — немного успокоенно согласился он. — И психоматрицы ваши убогие.

Бринвен наконец вырвалась на свободное пространство, и вздрогнула, заметив идущего шаг в шаг Иллерни.

— Что ты все вертишься рядом, темный?! Что тебе от нас нужно?

— Я вам не враг, — Иллерни приободрился, решив, что начало беседы положено. — Однажды светлая гильдия спасла мне жизнь...

— Очень зря.

Иллерни изобразил глубоко оскорбленный вид, и даже эмпатический отклик отразил легкую обиду.

Швы на лице Бринвен все еще были заметны. Волшебница расслабилась только добравшись до нас, и нервно оглянулась:

— Что этим темным от меня надо?!

Хотят втереться в доверие, следуя своим замыслам — что еще ждать от темных? Я посторонился, пропуская ее к машинам. Иллерни улетучился от одного взгляда.

Прозвучал второй гудок. Матиас быстро оглянулся на меня, ожидая подтверждения, и взмахнул руками. В воздух взмыла сложная фигура, разделяясь на восемь восьмиугольников, которые зависли вдоль бортов, усиливая защиту.

Бринвен изучила печать сканирующими заклинаниями и взвешенно произнесла:

— Прекрасная печать. Я так не умею.

Недоверие Матиаса было ощутимо кожей. Заарн прищурился, разрываясь между враждебностью и признанием похвалы, и недовольно выдавил:

— Можно научиться.

Я с удивлением заметил, как Наро окружают Джиллиана, и тот, вместо вспышки ярости, заводит с ними мирную беседу. Хотя если семья Наро связана с Алином, а Джиллиан служил Алину, неудивительно, что они знакомы. И это было хорошо. Когда-нибудь этот механизм заработает без меня.

Машины наконец тронулись, унося людей на пока безопасный восток. Провожающие начали расходиться, и я, позвав Матиаса через эмпатическую сеть, двинулся туда, где, как говорила мне память, начинались широкие лестницы, ведущие вверх.

Волшебный замок Алемо поднимался на холм. Город в долине становился все меньше, а за ним поднимались синие горы. Лестницы вели выше; ступени, дорожки под огромными тенистыми вязами, среди кипарисов и пиний — белое здание медицинского корпуса с мозаичным желтым солнцем, в отдалении — прочные купола химических лабораторий и технических мастерских, ажурная башня архитектурного и инженерного отделений. Главное здание, в котором проводили теоретические занятия... Узкие окна, потускневшие витражи, толстые стены, которые летом защищали от палящего солнца. Здесь обучали магов.

Астра вообще была студенческим городом. Штабы гильдий находились в столице Полынь, но взрослые маги предпочитали держать путающуюся под ногами молодежь подальше от себя. Гильдии оставляли за собой только ряд профессий: нередко неофиты учились здесь только магии, а знания для будущей работы получали внизу, в обычных университетах. Нам требуются и законники, и учетчики, и многие другие. Училища для стражей порядка тоже всегда были смешанными — вон, они видны отсюда, приземистые и мрачноватые серые здания. В свою очередь светлая гильдия часто проводила открытые лекции для обычных людей. Рассказывала про основы магии, печатей, волшебные предметы, правила безопасности... Неизвестное пугает, и чтобы к магам относились хорошо, люди должны считать их частью своей жизни. Темные тоже могли многим поделиться, но, зная их способности к общению и отношение к людям, после этого их возненавидели бы еще сильнее.

Открытые дворики, террасы и переходы, увитые виноградной лозой, плющ, карабкающийся по камням. Множество цветов; заросшие дорожки, высохшие фонтаны. Во время войны по Алемо попало мощное проклятие, которое разрушило главный корпус и выжгло сердце замка.

Матиас бесшумно следовал за мной, с любопытством оглядываясь, и мне было приятно что-то показывать ему и рассказывать. В конце концов, теперь это был и его замок тоже. Но вот он насторожился: подобрался, смотря в одну точку, на голую стену в пятнах света и тени. Я пригляделся, проверяя, что за невидимая пылинка или мушка там летает, и заарн плавно швырнул нож.

Лезвие поймало солнечный луч, ярко вспыхнув. Иллерни подкинул пойманный нож и напевно произнес:

— Говорят, что прошлые магистры любили Астру куда больше, чем Полынь, и при них город расцвел.

— Иллерни, вы уверены, что мы брали вас с собой?

— Если я здесь, значит, брали, — темный маг легко спрыгнул с парапета и пошел с нами рядом, с наигранной таинственностью обращаясь ко мне: — А вашего магистра, Ишенгу, всегда тянуло к морю. Шеннейра это возмущало.

Потому что Шеннейра тянуло на север, и все обязаны любить то, что любит Шеннейр. Я не знал, злиться ли мне, что приходилось слышать то, что я не желал слышать, или ловить каждое слово.

— Вас действительно спасли светлые?

Он вернул нож недовольно хмурящемуся Матиасу и кивнул:

— Я не говорю неправду. Я умирал от проклятия... Я до сих пор не понимаю, почему они помогли. Я так и не смог встретиться ни с кем из них, а значит, они не хотели меня видеть. Я бы хотел многое спросить, но даже во время штурма Иншель они предпочли уйти, а не отвечать на вопросы. Социальная инженерия умеет хранить тайны, — в его глазах на мгновение промелькнула темнота; но Иллерни быстро расслабился и отвел взгляд: — Я не знаю, что они сделали со мной, но это было необычное, сложнейшее заклинание, которое больше не применялось. Но я не понимаю, светлый магистр: почему именно я? Почему именно мне был дан шанс? Светлый Источник что-то ждет от меня?

Как будто я мог ответить. Может быть, над Иллерни провели эксперимент, и результат исследователей не устроил. А может быть, по-настоящему волшебные вещи сбываются лишь раз. Одно я знал точно: подобно своей наставнице, Иллерни имел склонность к отвлеченным размышлениям. Ему хотелось быть избранным.

Одна из лабораторий была восстановлена: дорожка к ней расчищена, дверь открыта, а рядом, в тенистой беседке, в гамаке лежал Миль. Окружившие его печати постоянно изгибались, меняясь, висящий отдельно ото всех пустой контур то и дело вспыхивал, высвечивая разные символы, и трепетно стоящие поодаль маги спешно записывали, передавая по переговорным браслетам дальше.

— Миль изучает заклинательный щит над границей и ищет лазейки, — шепотом пояснил Иллерни, и мы обошли собравшихся кругом, стараясь не шуметь.

Внутри лаборатории был полумрак, по полу вились толстые кабели, стоящий прямо посередине комнаты саркофаг сиял изнутри, а суетящиеся вокруг маги из инфоотдела настраивали диковинно выглядящие приборы. Ко мне сразу же двинулся начальник группы, но Иллерни не дал ему и рта раскрыть:

— Гвендолин уже объяснила вам суть дела?

Внутренности саркофага навевали лишь славные думы о прошлом. Внутри было что-то вроде лежанки и шлема с проводами: в подобную конструкцию в свое время меня запихивал Алин. Тогда рядом дежурил Миль, а сейчас Миль был снаружи, полностью поглощенный своими печатями.

— Смертность в погружении уже давно равна нулю, — дружелюбно сообщила стоящая с той стороны волшебница. — Опасность выжить и остаться овощем всего один случай из ста.

Предложенное зелье было вполне приятным на вкус, а укол тонкой иглы — почти неощутимым. Я удобно лег, не обращая внимания, как на голову надевают шлем, а на тело крепят датчики, и закрыл глаза. Последней на лицо легла маска; я вдохнул сладковатый воздух и рухнул вниз.

Вначале была полная неразбериха: меня словно окунули в чан с перемешанной краской, в хаос красок и звуков, в котором было невозможно ориентироваться. Потому я равнодушно повис в пустоте, ожидая.

— Проводим настройку, — голос Гвендолин донесся издалека, но потом приблизился, окутывая приветственной теплотой: — Магистр.

Красочные разводы придвинулись, приобретая порядок и объем, и на мгновение мне показалось, что я проплываю над рифом: подо мной качаются кораллы, проплывают оранжевые и голубые рыбки, длинные водоросли тянутся вверх. Это был странный момент узнавания, словно воспоминание из детства: синяя вода, белые ракушки, и свет, который чертит на песчаном дне солнечные знаки...

Даже тот шум, что звучал в голове, был мне знаком. Шорох волн в песчаной лагуне, грохот волн о скалы. Я не был здесь одинок: другой, но дружественный разум поддерживал меня, направляя, словно я плыл в толще воды на спине большого морского ската.

Но Острова остались далеко позади. Я постарался вежливо отодвинуть чужой разум в сторону и скованно произнес:

— Помехи. Шумит как море в ракушке.

— Ракушка, тише, — велела Гвендолин, и шум действительно отодвинулся и утих. — Мы ведем связь через замок, мой магистр. Сейчас он настроен правильно и работает как линза для ваших способностей.

Линии передо мной поплыли в сторону, и я постарался задержать в сознании их образ, вслушиваясь в пояснения Гвендолин. Очень скоро риф лишился своего многоцветья, оставив голый мертвый остов, а потом и его затянула серая муть.

— Наши сканирующие заклинания точны, но трудоемки, и радиус действия их мал. Вдобавок, их глушит межпространственный разлом. Мы просим у вас, магистр, выделить те зоны Ньен, которые звучат в эмпатическом восприятии, чтобы мы получили конкретные точки для изучения.

— Рунные круги?

— Рунные круги, наличие сильных магов, большое скопление сил противника, магические укрепления. Просто выделите их.

Перед глазами появилась белая окружность, и я послал молчаливый сигнал, что задание принято.

Ньен звучала гораздо беднее, чем Аринди — монотонным мотивом из нескольких созвучий. На остатки рунного круга, уничтоженного неконвенционным заклинанием, я наткнулся сразу, и они выглядели как полагается — как развалины. Большой почти законченный рунный круг обнаружился на побережье рядом с нашими границами. Помня горький урок, маги Джезгелен постарались рассредоточиться, но я старался не пропускать деталей.

Просто отмечать то, что приносит наибольшую боль.

Большие города Ньен переливались множеством тусклых жизней. Я был рад, что открытые врата не позволяют снова использовать неконвенционку — Ньен слишком населена, и потери в любом случае будут велики. С другой стороны так было бы проще.

Шум моря снова усилился, и теперь с кровотоком бился в голове. По счастью, Ньен была небольшой страной, и я прошел ее почти всю...

— Нам следует закончить сеанс, — затихающий голос Гвендолин остался в пространстве ощущением легкого холодка. Я последним рывком придвинулся к северной границе, захватывая взглядом рой сияющих искр. Рой живых существ, движущихся с севера.

Картинки замелькали стремительно, сливаясь в одну перемешанную массу. Меня возвращали назад; я чувствовал, что сигнал слабеет, и, пока связь не разорвалась окончательно, обернулся назад....

Чернота вонзилась в глаза и поглотила меня целиком.

— Как вы посмели сделать это без моего позволения?!

Перед глазами стояла мутная пелена, в которой едва угадывались высокая темная фигура и перед ней другие, размытые и чуть дальше. Я как будто поднимался со дна глубокого моря, воздух поступал в легкие маленькими порциями, и со стороны я наверняка напоминал выброшенную на берег рыбу.

— А почему мы собственно должны? — начало фразы было почти неслышно, но окончание загремело набатом. Послышался стук и протяжный вой.

Я попытался приподнять руки, хотя бы стукнуть по оболочке саркофага, чтобы привлечь внимание, но лишь царапнул стенки. И догадался позвать Матиаса.

Матиас появился мгновенно, и столь же быстро оценил ситуацию, и саркофаг наконец открыли и убрали маску, позволив нормально дышать. Иллерни уже успел исчезнуть; один из инфоров лежал на полу, скрючившись и прижав ладони к наушникам, из-под которых текла кровь, остальные прижимались к стенам, завороженно смотря на нити, которые Миль катал между пальцами. В дверной проем высовывались любопытные зрители.

Я закашлялся, зацепился слабыми руками за бортик и с трудом сумел сесть, и сипло произнес:

— Подкрепление Северной коалиции на марше. Огромный боевой корпус. Будут здесь дня через три.

Такое ощущение, что северные перекидывают на юг тех, кто до этого воевал с Нэртэс. Но ситуацию с Нэртэс я знал недостаточно, чтобы выдвигать такие предположения.

Миль скатал нити на руках в клубок и швырнул им в сторону дверей. Клубок исчез, не долетев до земли; среди темных послышалось шебуршание. Похоже, либо счастливый клубок не достанется никому, либо достанется каждому по ниточке.

— И что пошло не так, Рейни? Решили остаться с ними навсегда? Увидели родные души?

Я стер полотенцем остатки геля и постарался прогнать воспоминания:

— Да нет. Я посмотрел в сторону Аринди.

Иллерни перехватил меня у воронки, которую оставило уничтожившее Алемо проклятие. Остов замка был крепок и даже не разрушился полностью, и в потоках света, что проникали через дыры в крыше, летали бабочки.

— Мне нужно передать вам послание от Нэттэйджа, — Иллерни по-прежнему вежлив и чуток, каким не бывает темный маг, и я понял, что он караулил меня в замке именно затем, чтобы переговорить без лишних ушей. — Мой господин Нэттэйдж выражает глубокое сожаление, что узнал о неподобающем поведении Миля... Миль всегда ведет себя неподобающе... так поздно. Никто не имеет права указывать магистру и ставить перед ним запреты. К моему господину вы можете обратиться в любое время с любой просьбой.

Пять черных ампул в футляре излучали эманации чистого зла. Сердце остановилось и забилось быстро-быстро, и справиться с накатившими эмоциями было сложнее, чем когда бы то ни было.

Я не думал о блокираторе все это время, и так должно было продолжаться и дальше. Благоразумные светлые не потакают своим слабостям. Хотелось швырнуть отраву магу в лицо, но я светлый, а светлые не поступают необдуманно. Во рту пересохло; я ощущал, как дрожат пальцы, готовые выхватить ампулы у него из рук... Нет, конечно же, нет.

Нэттэйджу выгоден слабый зависимый магистр, для которого уже приготовлены и приманка, и крючок. Если я откажусь, то он придумает нечто другое и, возможно, более опасное. Полезно выдумать себе ложную слабость, чтобы враг бил именно по ней; ведь мне не обязательно принимать блокиратор, я могу выкинуть ампулы тотчас же, когда Иллерни уйдет.

Иллерни понимающе улыбался, когда я забирал футляр.


* * *

Проклятие эмпата — оправдывать ожидания.

Я думал об этом, когда лифтовая платформа с щелчками спускалась вниз. В подземелья вели старые шахты в горах рядом с Астрой, обвалиться кабина была не должна, но я чувствовал, как дрожат от натуги проржавевшие тросы. Ремень, придерживающий Зет-1, натирал плечо, и меня достало таскать эту штуку в первые же минуты.

Но ехать вместе с темными в тесной кабине было малоприятно. Я успокаивался, поправляя Зет-1 и представляя, как снимаю оружие и стреляю кому-нибудь в голову. В голову — потому что так надежнее.

Зет-1 выдал мне Шеннейр, решив, что это единственное, что я способен использовать. Отправляться на боевое задание безоружным не укладывалось в его понимание. "Заря" была хотя бы дальнобойной, хотя и не слишком мощной; Шеннейр долго с сожалением смотрел на боевые посохи и цепи, а потом спросил:

— Как у вас дела с рукопашным боем?

Я моргнул и переспросил:

— Руками бить людей?

Больше он ничего не сказал, но, кажется, тяжело задумался.

Внизу нас встречали. Заарны Нормана, высокие, тощие, полностью укутанные в узорчатую ткань. Закрыты были даже лица — ровная поверхность, перевязанная бежевыми бинтами. Матиас засвистел и попятился; свет фонаря метнулся вперед, по стенам скользнули изломанные тени с непропорционально вытянутыми руками и длинными когтями, и твари одновременно шагнули назад, вновь скрываясь в тени.

Мои союзники все симпатичнее и симпатичнее. Мне кажется, я на правильном пути.

— Мы готовы, — сказал им Шеннейр, и заарны безмолвно исчезли во мраке.

Туннель был достаточно широк, чтобы внутрь пролезла небольшая летучая платформа. Идти пешком до Ивы можно было несколько дней, и столько времени у нас не было. Внешнее освещение давно не работало, и путь нам освещала лишь тусклая печать; на платформе едва все поместились, и Шеннейр, полюбовавшись моим видом, с насмешкой добавил заклинанию яркости.

Он ошибался, считая, что темнота угнетает меня больше, чем его присутствие. Тьма или свет не имеет для эмпатов значения. Мы ориентируемся не на них.

Нормановские твари ушли далеко вперед, скрываясь от света и шума, и отзвук их разумов уже таял. Разговаривать никому не хотелось. Я изучал стандартный план убежища: любой эмпат может почувствовать количество людей, состояние, но не их положение в пространстве. Карты помогали ориентироваться — так я запомнил из прошлых боевых вылазок.

Мог ли я тогда представить, что поведу темных. Иногда я ощущал себя как перебежчик.

Темнота. Тишина. Иногда тишину нарушал звук сыплющихся камней, который вносил в путешествие хоть какое-то рискованное разнообразие. Темные смотрели холодно и изучающе; среди них были те, кто, по словам Шеннейра, прибыл с полигонов. Матиас не моргая смотрел на них в ответ, я не отвлекался — согласно темной этике, магистру или ученику магистра отвлекаться на рядовых магов не должно. Это им нравилось.

Лишь раз туннель расширился, выйдя в пещеру или старый выработок. Освещающая печать одиноко повисла во мраке, а потом отразилась в противоположной стене. Гладкой, будто отполированной; по стене шла тонкая гравировка, разбивающая наши смутные образы на множество треугольников. От стены шло странное тревожное ощущение, как будто она была лишь преградой между нами и чем-то неизвестным; подобное ощущение я испытывал на месте старых врат.

Матиас соскочил с платформы и прижался к одному из треугольников, замерев и что-то шепча. Шеннейр негромко цокнул языком, наверное, подзывая его обратно, но даже эмпатической связи Матиас повиновался с трудом.

Оставлять стену за спиной не хотелось. Даже Шеннейр то и дело оборачивался, и на очередном разе спросил:

— Вы тоже хотите ее сломать и посмотреть, что за ней?

Темные не разделяли его интерес. Я был светлым, и потому воспользовался правом не соглашаться.

На подходах к Иве платформу пришлось бросить. Туннель сузился, теперь уже окончательно напоминая вырубленный в скале вручную, и воля Нормана держала его надежней, чем подпорки. Все это время заарны пробивали путь к подземному убежищу.

— Вы не бросили город.

— Это мой город, — Шеннейра уже захватывало предвкушение схватки, но мое удивление радовало его неизменно. — Хорош бы я был, если бы разбрасывался своими городами, светлый магистр.

Ива вряд ли значила для него больше, чем значок на карте. Но кто как не эмпаты возвели в абсолют, что неважно, что мы думаем — важно то, что делаем. Я махнул рукой, призывая темных остановиться, и прошел вперед, вслушиваясь в эмпатическое поле. Темные были слишком громкими и сбивали настройку.

Мрак вокруг меня был полон теней. Тени всегда наблюдали.

Крошечное убежище Ивы мало подходило для того, чтобы в нем жить. Горожане, чье состояние я бы мягко описал как подавленное, скопились в длинном помещении и сидели друг у друга на головах, а может быть, на трехэтажных нарах. Еле тлеющие темные искры с липкой патиной находились поодаль, видимо, в отдельном блоке. Магов Нэттэйджа осталось всего четверо, и я не знал, порадует ли это Нэттэйджа или огорчит. На убой сослали тех, кого не хотели видеть, но задание было слишком важным, чтобы доверять его никчемным или ненадежным.

Одинокая светлая искра размыто мерцала в темноте. Чужой зов скользнул по краю сознания, и я не стал откликаться.

— Четверо сторожат выход, один — изолятор, трое патрулируют коридоры, пятеро рядом с жилым блоком, еще десять там же, спят. Следящие заклинания по периметру, — заполняя карту, я поймал себя на мысли, что стараюсь сделать все как можно лучше. Все это напоминало прошлое. Шеннейр был слишком похож на Ишенгу. — Среди тех, кто в жилом блоке, темный маг высокого класса. Прямо рядом с людьми.

Они не стали притворяться, что удивлены.

Это были плохие вести. Будь среди северян хотя бы один человек с эмпатическими способностями, то нас заметят, поднимут тревогу, и первое же проклятие полетит прямо в жилой блок. Обычный человек может поступать по-разному, но темные предсказуемы.

— Я могу провести вас прямо к нему, магистр, — я провел пальцами по ошейнику, не поднимая глаз. — И к спящим.

Ишенга не нуждался в моих советах. Но с тех пор прошло уже много лет.

Я ожидал, что темные, может быть, возмутятся; но они молчали, а кто-то кивал. Словно все в мире наконец вставало на свои места. Шеннейр задумался всего на миг, а потом уже привычно ухмыльнулся.

Я уверен, что Ишенга никогда так мерзко не ухмылялся.

Я почувствовал, когда мы пересекли пространственный барьер — убежище Ивы, как и другие убежища, достроить не успели, и потому ледяные щиты немного не совпадали с его границами.

Тоннель выводил к глухой стене и узкой щели под потолком. В щель пролез бы разве что паук — скорее всего, это была дыра в воздуховод. Заарны дожидались нас здесь, а потом как по ровной поверхности на множестве высунувшихся из складок одеяний лапок вскарабкались вверх по стене и втянулись в щель, словно у них не было костей. Темные установили у стены переносной алтарь, планируя сначала заглушить следящее заклинание, а потом ее ломать. Но им отводилась лишь роль поддержки.

Матиас прокрался вдоль стены, стараясь не поворачиваться к щели спиной, и принялся чертить на полу знаки, похожие на больные запятые. Я гадал о том, видит ли кто-то кроме меня поднимающийся от ритуального ножа серый и фиолетовый дым, и чутко вслушивался в тишину убежища, каждое мгновение ожидая услышать оклик. Эмпатов я боялся больше всего.

— Вы уверены в этом вашем Кайе? — Шеннейр спрашивал вскользь, разворачивая боевую цепь, но я знал, что он ничего не упускает.

В том, что Кайя не решил, что враг его врага — его друг, и не переметнулся к северным? Тогда я убью его самолично.

Боевая цепь легла кругом. Старая, с поблекшим металлом и щербинами на звеньях. Мы перемещались втроем: я, Матиас, Шеннейр — с остальными меня ничего не связывало. Оставалось только глубоко вдохнуть и в последний раз прикинуть, не переоценил ли я свои силы. И как отреагируют боевики, если я потеряю их магистра в междумирье. Мне кажется, не очень.

— Вы перемещали людей десятки раз, — темный магистр выглядел так, словно ему уже надоело объяснять мне прописные истины.

Перемещал нормальных людей, а не темного магистра Шеннейра.

Я крепко взял Матиаса за руку — Матиас мой якорь, он позволит не потеряться и переместиться точнее — а потом осторожно коснулся руки Шеннейра и провалился в искажение.

Фиолетовая толща воды.

Солнце над головой.

Выныривать в реальный мир с каждым разом все труднее.

Часовой умер быстро. Матиас аккуратно придержал тело, опуская на пол, и метнулся к стоящей неподалеку кровати. Северяне спали так тихо и мирно, как будто не захватчики. Я всегда ценил эти мгновения. Мгновения, пока еще ничего не случилось.

Темных редко удавалось застать врасплох. И спят они чутко и неспокойно.

По рукам Шеннейра пробежали тонкие красноватые молнии, и невидимая печать полукругом разошлась по комнате. Ударилась о стены и взорвалась. Кто-то успел проснуться; у кого-то сработали щиты. Дверь в соседнюю комнату распахнулась, и я успел заметить северянина с темно-синими нашивками на одежде и витым жезлом в руках...

— ...Кэрэа, о чем вы опять думаете?!

Я прикрыл глаза — так слушать эмпатическое поле было удобнее. Я быстрее их, и я ощущаю магию лучше их, им меня не достать.

Сверкающие точки гаснут, темная магия сталкивается с отвратительным лязгом. Кровь повсюду — на полу и на стенах, на дверях, на мертвых людях. Можно закрыть глаза, погрузиться в бешеную ярость и азарт... я могу ощутить все, что чувствуют они. Это скучно, но светлой гильдии все равно нет больше двенадцати лет.

Я давно уже не счастлив, но это неважно.

Жилой блок был выстроен в лучших традициях нормановской эстетики. Голые бетонные стены, балки перекрытий, желто-зеленый свет. Теряющийся вдали безрадостный огромный зал. Трехэтажные железные кровати, матрасы на полу. Люди, которые сгрудились в середине и вздрагивают от грохота, прекрасно понимая, что темные маги дерутся за победу, а не за их жизни. При моем появлении в толпе пронесся шепот, сразу испуганно смолкший. Я улыбнулся им и развернулся к Кайе.

Кайя был в той же безликой серой форме, которую выдала внутренняя служба. И все так же мертвенно спокоен. Оживление в его облик вносил лишь лиловый синяк на скуле, да и тот уже казался выцветшим, как и весь облик бывшего изгнанника.

Возвращение фишки отозвалось в груди теплым ощущением правильности. Мои фишки должны находиться под контролем, а не самонадеянно расползаться по округе. Боевой маг из гильдии Джезгелен, что шел следом, грубо подтолкнул светлого в спину, прижимая нож к его горлу, и приказал:

— Бросай эту штуку, руки перед собой.

Я поднял оружие медленно, словно во сне. "Заря" откликнулась, пробуждаясь, и я знал, что она формирует вокруг головы врага атакующую печать.

Мне угрожали жизнями близких много раз.

— Ты светленький, — северянин прижал нож плотнее. Он боялся. Ему стоило бояться. — Ты не выстрелишь. Вы не можете. Вы не...

Очень много раз.

Я выстрелил.

Его мозги красиво расплескались по стене. Я опустил оружие.

— Если человек, который верит в мир, не берет оружие тогда, когда нужно защитить мир — он трус или подлец.

Слова прозвучали сухо и безжизненно. Так говорил светлый магистр Ишенга. А я даже не был его эхом.

Кайя пошатнулся, отряхиваясь, и вновь уставился на меня. В его эмоциях не было ни капли страха, только мутное золотое сияние, которое заглушало все чувства.

— Вы пришли, чтобы нас спасти, магистр.

Я оперся об оружие и равнодушно обвел взглядом зал. Люди стояли полукругом, сидели на кроватях, на полу, они казались мне монотонной серой массой, но среди страха и неуверенности впервые за долгие дни расцветали радость и надежда.

Светлый магистр должен вдохновлять и решать конфликты без капли крови. Но я просто делал то, что от меня хотят.

Появление врага я прозевал. Он выкатился прямо на обзорную галерею; Матиас метнулся из темного проема за ним следом, распарывая человеку бок, отлетел назад, накрытый проклятием. Северянин качнулся, навалился на лестницу, оглянулся на нас — я ощутил обращение к темной энергии, разворачивающуюся печать — и множество рук вцепилось в него, стаскивая со ступеней, а потом людское море качнулось и накрыло врага с головой.

— Вы правы как всегда, магистр, — за восхищением Кайи не было никаких человеческих чувств: только непоколебимая уверенность. — Пришло время взяться за оружие.

Все продлилось недолго, и люди разошлись в стороны, оставив на полу месиво, которое даже не напоминало тело человека. В их эмоциях не было ни ярости, ни ненависти — разве что гордость и ожидание принятия. Ведь светлый магистр говорит только правильные вещи.

Я ощущал, как бой стихает, и искры гаснут. По всему убежищу прошла отраженная волна проклятия — загнанный в ловушку вражеский маг попытался использовать нечто мощное, чтобы утащить нас всех вместе с собой, но Шеннейр не позволил печати развернуться, и маг уничтожил сам себя. Истинные темные не сдаются в плен темным. Они слишком хорошо знают себя и других. Но это мало кто заметил. Может быть, никто.

Я проверил, как поживает Матиас, но заарн с его регенерацией видал и худшие повреждения. Ощущение, что я что-то упускаю, становилось все сильнее.

Внутренняя служба!

Пленники по-прежнему находились в отдельном блоке, но теперь вместо охраны из северных там скучала темная волшебница, без интереса взламывающая ящики стола. Ключи она отдала без пререканий, но на вопрос, почему темные не освободили своих, равнодушно сообщила:

— Они не наши.

Я уже и забыл, что маги Шеннейра считают тех, кто поддержал высших, предателями. Замечательная у нас компания, спаянная.

В камеры я входил с исцеляющим заклинанием наготове. Судя по той неподдельной радости, с которой меня встречали, пленникам было уже неважно, кто их спасет. Еще несколько дней они бы не продержались. Третий маг был без сознания, в четвертую камеру я вломился уже на нервах, и тут целительная печать сорвалась. Я встряхнул кистью руки, быстро и совсем по-ученически вычерчивая новую, потом снова, когда сорвалась и эта, делая вид, что так и надо, и только тогда посмотрел на четвертого пленника внимательно.

И вот здесь светлая печать могла бы погаснуть. Но идеальное, полностью стабильное заклинание так и повисло в воздухе, привлекая к пациенту милость светлого Источника и окрашивая бледную кожу нездоровым желтоватым отсветом.

— Ринвель, — мне хотелось наорать на мага, хотелось спросить, за что, почему он, но это были последние по глупости слова, что можно было сказать замученному пленнику. — Переведитесь туда, откуда мне никогда больше не придется вас спасать.

Я брезгливо отряхнул руки, стараясь не встречаться с ним взглядом, и вышел из камеры, прикрыв дверь.

Прилив сил схлынул тотчас же, как только я покинул блок. Этим людям не требовалась моя помощь. Лучше бы они умерли все.

Я почти дошел до выхода из убежища, а потом развернулся и поплелся обратно, вспомнив, что хотел проведать жителей. Горожан Ивы планировали вывести по подземным туннелям, и сопровождение мрака, заарнов и темных вряд ли их успокоит. Я постоянно забывал о таких обыденных вещах, а светлый магистр обязан воспринимать ситуацию во всех деталях. Конечно же, когда ты настоящий светлый магистр. В нормальной гильдии многие вещи брали на себя сторонники, но мои сторонники... даже Матиас на их фоне казался благополучным светлым.

Матиас оттащил труп в укромный уголок, взломал грудную клетку и с урчанием вгрызался во внутренности.

— Вкусно?

Он с трудом оторвался от трапезы, уставившись на меня совершенно звериным взглядом. Я подумал о том, что действительно держу его впроголодь, и о том, чем будет питаться светлейший Матиас, когда наступит то будущее, о котором я мечтаю.

От жителей я ушел только тогда, когда сам начал валиться с ног. Вряд ли светлый магистр имеет право падать в обморок на глазах тех, кого должен защищать. Это подрывает уверенность. Шеннейр уже вытащил всех магов внутренней службы из камер — растолкал даже бессознательного — и теперь устраивал им допрос. На первый взгляд ничего плохого он с ними не делал, но службисты обрадовались мне так, будто я спасал их вторично. Я даже не удивился, что главная роль в дезинформации противника принадлежала Ринвелю. Ринвелю, как подсказывало мне прошлое, и раньше поручали важные дела. Хороший, способный, старательный убийца.

Почему-то никто иной меня не окружал. Говорят, что мы набираем круг общения себе под стать.

— Мне не нравится, как на людей действует моя магия и действую я.

Кажется, я отвлекал Шеннейра от дел, но он все же отвлекся:

— Они все еще верные граждане своей страны?

— Да, но...

— Если "но" — сожжем. Вас что-то еще беспокоит, светлый магистр?

Я покачал головой, и Шеннейр вернулся к делам, напоследок щедро бросив:

— Обращайтесь.

Вход в убежище располагался в неприметном общественном здании. Снаружи пахло сухой травой, медом, жаркий воздух дрожал над белыми развалинами домов. Я лег на скамейку, положив голову на греющегося на солнце паука. Уцелевшие после прихода северных пауки сползались со всех сторон, устраиваясь у скамейки и на камнях. Пауки — это как меховые восьминогие табуретки. Пауки мягкие и теплые. Ради пауков в этом мире стоит жить.

Над прогретой землей порхали бабочки. На белом небе светило фиолетовое солнце.

И почему у меня ощущение, что главное зло здесь — это я?


* * *

— Благодарю за проделанную работу, Иллерни.

Даже если светлый магистр не использует подарок — даже если бы отказался от него — это неважно. Послание услышано, и рано или поздно Тсо Кэрэа Рейни придет к нему с просьбой. Раз уж Лоэрин выбыл из игры, и Миль оказался так непредусмотрителен, удивительно непредусмотрителен, отказываясь видеть свою выгоду. Даже Шеннейр не помешает. Он кровный враг, насколько Нэттэйдж мог видеть и понимать, а мало кто склонен следовать требованиям кровного врага, даже если они полезны.

Он считает, что нет? Все так считают. Можно верить в превосходство человеческой воли. Нэттэйдж видел много заклинателей, которые верили, и ни одного победившего. Только череду проигравших.

— Ринвель выжил.

— Это прекрасно, Иллерни. Мы рады, что наш товарищ уцелел.

— Он слишком быстро согласился на задание, которое выглядело как смертельное. И выжил. Может ли быть, что он перебежчик?..

— Ринвель попал в немилость нашего магистра, а немилость магистра губительна, Иллерни. И он старается, чтобы заслужить прощение, — по крайней мере, Ринвель так считает, хотелось сказать Нэттэйджу. — Раз он выжил, значит, не заслужил. Мы будем давать ему задания, пока у него не получится.

Нэттэйдж не обладал излишней сентиментальностью в отношении подчиненных, но, высказывая радость, почти не кривил душой. Такие люди, как Ринвель, мечта любого начальника. Старательные, наивные и глупые.

Девушка-ниэтте поставила на стол поднос с кофейником и добавила к стопке докладов еще один. Кофейник был столь изящен, что, пожалуй, когда-то был сделан по заказу одного из мирринийкских благородных родов, и удовольствие от обладания красивой вещью было ничуть не меньше, чем удовольствие представлять, что с благородными родами стало.

Он перелил кофе в чашку, добавил сироп, соль, и отпил маленький глоток, растягивая удовольствие и поглядывая на часы. Сеанс связи с Олвишем — не реже раза в сутки. За Нэттэйджем побережная граница и морские пути, а Олвиш вынужден знать полную картину.

— Так значит, противник приближается к замковой долине. К родовому замку Элкайт...

Где находился замок Элкайт, Нэттэйдж знал доподлинно — его родной замок стоял неподалеку. Воспоминания кольнули болью — первый настоящий дом, пусть и переданный Алином по договору — но начальник внутренней службы не счел нужным уделять им время. Его дом лишился смысла, когда замок Элкайт опустел.

Сначала Олвиш Элкайт привел родовое гнездо в запустение, а сейчас бросает на растерзание врагам... да, об этом обязательно нужно упомянуть. Нэттэйдж с наслаждением потянулся и щелкнул кнопкой, дожидаясь, пока установится связь. Неважно, насколько обвинения правдивы — они всегда бьют в цель. Иногда Нэттэйдж позволял себе подумать о том, что его вражда не имеет корней и оправдания. Но лишь одна мысль доводила до бешенства, до красной пелены перед глазами. Олвиш Элкайт жив, Юлия Элкайт мертва. Не имеет оправданий? О, нет, он имеет на то право!

Экран засветился, вытаскивая из помех образ стоящего перед ним мага. Кружка полетела на пол.

 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх