Звезда пленительного 18

Александр Александрович Офросимов немного нервничал. И причины тому были достаточно серьезные: шутка ли — забастовка в городе! Причем забастовщиков было под две тысячи человек, и настроения у них были, прямо скажем, не радужные. Правда калужский губернатор прекрасно знал, что в других местах случались забастовки и побольше, но за время его службы здесь забастовок не было. Ни одной не было, а ведь он трудился на ниве управления этой губернией уже пятнадцать лет.

Хорошо еще, что в очередной раз удалось губернатору уговорить рабочих — на этот раз бастующих рабочих — никаких иных противоправных дел не творить, а дождаться переговоров с хозяином строящегося завода. Забастовочный комитет согласился... вот только хозяину-то этому еще и тридцати не стукнуло!

Встретил его губернатор на станции, лично встретил — и был весьма удивлен, когда из прибывшего литерного поезда вышел только этот молодой человек. Поначалу принял он юношу за кого-то из помощников промышленника — уж больно несерьезно тот выглядел, а у хозяина нового завода, как господину Офросимову было известно, заводов, причем весьма крупных, было чуть ли не две дюжины. Но юноша, похоже, в лицо Александра Александровича знал и, подойдя к нему, представился:

— Добрый день, Александр Александрович, я как раз и есть Александр Волков, которого вы на переговоры пригласили. Вы еще кого-то ожидаете?

Губернатору показалось, что молодой человек к забастовке относится как-то очень уж несерьезно... хотя может у него подобные конфузии часто случаются и для него это обычная рутина? Но в ответ на прямой вопрос господин Волков сообщил, что такое у него впервые, однако волноваться особо не стоит.

И вот сейчас, ожидая прихода переговорщиков от рабочих, Александр Александрович изрядно нервничал. Видимо, уже за двоих, так как господин Волков был не просто спокоен, но как бы еще не весел. А поводов для веселья калужский губернатор не видел ни малейших.

Когда в кабинет вошли "комитетчики", господин Волков представился, а затем попросил представиться вошедших. Причем как бы и не замечая довольно явной агрессии представителей забастовщиков.

— Мы пришли изложить требования рабочих! — довольно злобно заявил один из вошедших.

Но по виду этот господин на рабочего походил мало, и господин Волков как-то даже с ленцой в голосе попросил уточнить:

— Вы на рабочего чего-то мало похожи. Так почему я должен выслушивать... требования эти от вас?

— Я представляю интересы рабочих как член Российской социал-демократической рабочей партии.

Почему-то это заявление промышленника очень развеселило и он, едва ли не всхлипывая, поинтересовался:

— Вы что, все трое члены? Ну а звать-то вас как? Или так и кликать — член номер один, член номер два?

Александр Александрович хотел было вмешаться в переговоры, но не успел. После того, как комитетчики назвались, господин Волков очень резко сменил тему разговора... а всего через десять минут оставшиеся члены забастовочного комитета, к огромному удивлению губернатора, согласились на немедленное прекращение забастовки безо всяких условий.

Вроде все удачно получилось, но у Александра Александровича осталось впечатление, что рабочие представители решили отказаться от своих требований лишь временно, и появились опасения, что вскорости неприятности могут стать более серьезными. По хорошему этих "комитетчиков" нужно было бы убрать из города, и это было вполне в его власти. Но, все же скорее удивленный быстроте, с которой Волков разрешил ситуацию, счел необходимым спросить:

— Ну а теперь что с этими делегатами прикажете делать?

И ответ его удивил даже больше, чем только что произошедшее на переговорах. Волков как-то криво усмехнулся, а затем сказал:

— Вам — ничего не делать. У меня найдется, кому за ними присмотреть... очень внимательно.

Пятого февраля тысяча девятьсот седьмого года был убит Вячеслав Константинович фон Плеве. Что стало для меня новостью весьма печальной... и удивительной: убийцей оказался член партии социалистов-революционеров, партии, которая, по моему мнению, была Вячеславом Константиновичем полностью зачищена от "криминальных элементов". То, что убийцей оказался студент, меня не удивило, но вот партийная принадлежность...

Были у меня по поводу случившегося некие смутные подозрения, но как только я собрался их развеять, случилось несчастье уже личного плана. Несмотря на обещания, Васька продолжала "потихоньку варить", то есть сама все же не лезла, но девочками-сварщицами по-прежнему руководила. А после того, как на очередном трамвайном кузове эти девочки пять раз подряд прожгли лист нержавейки, душа ее не выдержала — и она все-таки решила "показать класс".

И показала. С пузом-то в скафандре в тесной аргоновой камере не очень-то поворочаешься, и Васька пропорола рукав о какую-то железяку. Сильно пропорола — и крови потеряла немало. Так что когда ее, почти задохнувшуюся, вытащили, ее организм решил, что "Боливар не вынесет двоих"... Схватки начались уже в больнице, когда всем уже казалось, что ничего страшного не произошло.

Александр Александрович Ястребцев, как раз бывший в этот день дежурным врачом, печально сообщил мне, что Васька слишком много крови потеряла и вариантов не было. Я поинтересовался, почему никто не сообразил в этом случае сделать переливание...

Вот уже полсотни лет прожил "в девятисотых", а так до конца и не осознал, что десятки, сотни "всем известных вещей" в начале двадцатого века способны перевернуть мир вверх ногами. Про четыре группы крови никто ведь и не слышал! Я уже про "фактор резвости" не говорю...

Ястребцев немедленно развил бурную деятельность по разработке методов определения этих самых групп — возможность долить кровь при разных ранениях может спасти тысячи жизней. И врачи это знали — вот только переливаний не делали: отдельные опыты очень не всегда оказывались удачными. Что понятно — про группы-то они не знали. А вот насчет того, как кровь "законсервировать", оказывается знали уже лет сорок. Правда ненадолго, на пару дней, но с появлением холодильников с термодатчиками оказалось, что запас можно хранить уже три недели при температуре чуть выше нуля — и мне пришлось (сначала лишь в Сталинграде и Векшинске) ввести "льготы для доноров": врачи единодушно решили, что постоянно иметь в этом самом холодильнике по несколько литров крови каждой группы и разными резусами просто необходимо.

А еще эти врачи решили, что отныне каждый житель моих городов должен иметь медицинскую карточку с указанием группы. Не то, чтобы они на самом деле ожидали массовых травм и катастроф: мне кажется, что им было интересно собрать статистику — но для этого больницам и поликлиникам потребовалось много специального инструмента. Так что сначала недели три я просто просидел дома с Васькой, потом почти месяц "увлекался" вопросами кровеснабжения: оказалось, что пустотелые иглы не только делать никто в России не умеет, но и за границей нужное оборудование не производится, изготовители сами себе станки делали и на сторону их продавать не собирались. Пока подбирал инженеров, способных все нужное придумать, пока договаривался с Чаевым, кто и когда потребные станки изготовит — времени прошло много. И вернуться к намеченным планам удалось лишь в середине апреля, гораздо позднее чем хотелось. И слишком поздно чтобы предотвратить грядущие неприятности: император, назначив "главным полицейским" Святополк-Мирского, попутно перетасовал все министерства — и должность Председателя Совета министров (а заодно и пост министра финансов) достались Сергею Юльевичу Витте.

Двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот седьмого года я сошел с поезда на землю древнего Пскова. Звучит как-то несолидно... я приехал в Псков на своем личном поезде, который уже третий год стал для меня основным транспортным средством при дальних передвижениях. И немедленно по приезде направился в Псковское жандармское управление, где на почетной должности "второго помощника начальника Управления" работал ротмистр Линоров. Все еще ротмистр...

— Добрый день, Евгений Алексеевич, я очень рад вас видеть, но вынужден сообщить, что на этот раз у меня к вам дело некоторым образом официальное.

— Добрый день, Александр Владимирович. Не ждал, откровенно сказать не ждал и весьма удивлен вашим визитом в наше захолустье. Собираетесь в Пскове новый завод поставить? Хорошее дело, промышленность в городе полезно поднимать. Но, в любом случае, в деле вашем постараюсь помочь: не раскрою служебной тайны, сказав что вы у нас числитесь господином совершенно благонадежным. Итак, я вас слушаю...

— Завода я пока тут никакого ставить не собираюсь, хотя мысль сделать Псков промышленным городом мне нравится. Я вижу, что вы особо ничем срочным сейчас не заняты? Если заняты, то я попозже зайду, вы скажите когда освободитесь.

Линоров как-то горько усмехнулся:

— Вы правы, срочных дел у меня сейчас нет... Так что давайте займемся делами вашими.

— В таком случае я приглашаю вас зайти ко мне в гости, в мой поезд, и прямо сейчас. Дело, как я отметил, некоторым образом официальное, но и некоторым же образом конфиденциальное, и я просто не рискнул взять с собой кое-какие поясняющие документы.

Через полчаса Линоров с изумлением разглядывал довольно толстую папку с разными интересными бумажками:

— Что это?

— А разве Вячеслав Константинович с вами об этом не говорил?

— Нет, и я не понимаю...

— Видите ли, Евгений Алексеевич, у меня есть довольно веские основания думать, что за убийством Вячеслава Константиновича стоит наш нынешний премьер. Во всяком случае, имеются доказательства того, что партию эсэров он снабжал изрядными суммами денег. Доказательства для суда не бесспорные, более того, я думаю что никакой суд их не примет: это всего лишь сделанные неким банковским служащим выписки со счетов. Незаверенные, просто суммы и имена на бумаге. Однако у меня в верности этих сведений сомнений не имеется: господин, эти выписки делавший, должен мне очень много. Не денег, я спас жизнь его ребенка. И даже не я лично, но просто работникам моей службы безопасности удалось в нужное время нужному человеку помочь редким лекарством, кроме как у меня, нигде не производимым.

— И что тогда дают эти, как вы изволили сказать, бумажки?

— Мне — уверенность в том, что без Витте убийство фон Плеве не произошло бы. Витте его ненавидел, ведь именно Вячеслав Константинович стал инициатором его отставки. И мог бы стать инициатором его отправки на каторгу, однако император повелел дело против Витте закрыть. Видите ли, империя должна Ротшильдам очень много денег, а Сергей Юльевич — очень уважаемый клиент Ротшильдовского банка... и "поставщик" многих других богатых клиентов. Собственно, из банка Ротшильда как раз эти выписки и добыты. Я вам откровенно скажу: у меня есть и желание, и возможности эту тварь просто пристрелить — однако посмотрите вот тут... на счетах этого мерзавца лежит почти сто шестьдесят миллионов франков. И для России было бы обидно потерять эти украденные у Державы деньги.

— Так... А зачем вы все это рассказываете мне?

— А кому мне это рассказывать? Штюрмер и Валь отставлены со своих постов, Стишинский и Зиновьев сами ушли, понимая, что с новым министром работать им не дадут. В министерстве никто не будет заниматься таким расследованием.

— И уж тем более им не дадут заниматься ротмистру...

— Вот поэтому я перейду к официальной части. С Вячеславом Константиновичем у меня было особая договоренность, устная. В случае чего несколько человек, около двух сотен, которых я знаю пофамильно, будут получать у меня ежемесячно суммы, равные их последнему окладу жалования, в случаях, если их отставят от службы или они сами пожелают выйти в отставку. И еще семьдесят два, которых я не знаю и никогда не узнаю, но имена которых известны одному из известных мне офицеров. Получать не просто так, а за продолжение исполнения обязанностей. Вам я назову первый десяток имен, большинство из которых вам, вероятно, знакомо: поручик Иноземцев Николай Сергеевич, штабс-ротмистр Стрижевский Василий Андреевич, штабс-ротмистр Логвинов Николай Иванович, поручик Бельников Николай Михайлович, поручик Стогов Сергей Емельянович...

— Достаточно, я понял. И моя фамилия, как я понимаю, в этом списке присутствует?

— Нет. Она его возглавляет. Я воздержусь от объяснения причин подобного выбора, но отставленным офицерам для исполнения обязанностей требуется некий официальный статус, место работы — и именно вы выбраны на должность, если называть вещи своими именами, официального руководителя такой организации. Я предлагаю вам подать в отставку и возглавить в моей компании так называемую службу внешней разведки...

— Шпионить за границей? Нет уж, увольте.

— Отнюдь, шпионов у меня хватает. Задачей службы будет являться наблюдение за врагами России и превращению вот таких бумажек в настоящие доказательства. Когда точно известно, что искать и где — это несколько упрощает дело? Если им займется такой специалист, как вы... Ну а затем — перед физической ликвидацией Витте — нужно будет провести еще одну операцию, по возврату украденного России.

— А если, предположим, у меня будут иные виды на будущее?

— У нас был обговорен и иной кандидат, правда, имея в виду, что вас уже не будет в списках живых... Нет, это не угроза никакая, просто Вячеслав Константинович, вероятно, не предполагал отказа. Откровенно говоря, я надеялся, что он с вами имел беседу на эту тему.

— Я... мне необходимо подумать над вашим предложением.

— Безусловно. Когда надумаете, пошлите мне телеграмму. Адрес — Сталинград, Волкову. Содержание — дата вашего прибытия в город. И пока — вот, возьмите, тут десять тысяч. Вероятно вам нужно будет кое-куда съездить, кое с кем посоветоваться, кое-что уточнить и проверить — и мне не хотелось бы, чтобы материальные ограничения в этом хоть сколь-нибудь воспрепятствовали. Это не подкуп, не аванс — я просто случайно знаю, что некоторых офицеров отправили в отставку на просто неприличных условиях, и им тоже некоторая материальная помощь не помешает. Да и иные встречные, случается, оказываются обделенными мирскими благами. Еще раз повторю — безо всяких обязательств. Просто мне бы хотелось, чтобы наше сотрудничество — на которое я очень надеюсь — опиралось на полное доверие друг к другу. А проверить то, что в этой папке, бесплатно не получится.

Ротмистр встал, демонстративно убрал руки за спину:

— Я еще не принял ваше предложение.

— Я не закончил. Думаю, на проверку вам понадобится месяца два, возможно и больше. Раньше — лучше, но гораздо важнее, чтобы у вас не оставалось и тени сомнений. Эти бумаги вам принесут вечером, домой, а пока я попрошу взять вот эти, тут список лиц, возможно — я подчеркиваю — возможно занимающихся тут, в Пскове, изготовлением взрывчатых веществ. Они покупают весьма специфические химикаты — которые, впрочем, применимы и в иных целях. Я знаю, что ацетоном масляные пятна с одежды убирать легко — ну а вдруг в нем пироксилин растворяют? Проверить, думаю, стоит... — я улыбнулся, показывая, что и сам всерьез не принимаю эту чушь. — Эти бумаги я вам передаю официально, собственно для передачи их я вас сюда и пригласил. Думаю, что на сегодня мы закончим, да и дело у вас появилось...