Уроки ирокезского 8

Евсей Матвеевич оглядел притихших парней и, старательно изображая из себя "старого мастера", начал урок. Вообще-то "мастер", да еще "старый" из него получался неважный: все же в двадцать один год изображать такое перед односельчанами, с которыми еще пару лет назад в лапту играл, довольно трудно, однако ученики внимали каждому слову. Ну еще бы — ведь и настоящие старые сапожники не умели делать и половины того, что легко творил Евсей.

Хотя еще полгода назад и сам Евсей Евсеев такого делать не умел. И не научился бы — если бы господин Волков не послал его учиться аж в саму Францию. Посулив, конечно, что по возвращении станет он не просто мастером, а Главным мастером обувной фабрики.

Оттуда же, из Франции, были привезены и машины, которые толстую кожу сшивали как простую тряпку, и с сотню колодок, на которых кожа приобретала форму башмаков. А еще несколько машин были сделаны уже самим господином Волковым... то есть по его поручению на его заводе, и теперь каучуковая подметка почитай сама к башмаку приделывалась.

Евсею правда все еще было непонятно, зачем господин Волков придумал делать эти подметки мало что разноцветными, так еще и с выступами разными снизу... то есть выступы помогали не поскользнуться, но зачем их делать другого цвета? Может, синие и черные прочнее, а белый и красный каучук дешевле обходится? Впрочем, барские причуды Евсея беспокоили мало — а вот обещание оклада в полтораста рублей за месяц после того как все пятьдесят набранных учеников начнут выделывать башмаков по десятку в день весьма стимулировали старательность в обучении юных соседей.

И — старательность свою собственную. Все же башмаки, которые Евсею предстояло выделывать, изрядно от привычных отличались. Ну, подошва разноцветная — это как бы и отличие невеликое, а вот сшить башмак из небольших весьма, но многочисленных кусочков кожи и странной, но удивительно прочной ткани было все же не очень просто. Да и не очень умно — ведь такая крепкая дратва, да еще сама разноцветная, денег небось стоит поболее чем хорошая кожа. Хотя — и Евсей не мог с этим не согласиться — из того же количества кож башмаков получалось сделать как бы не втрое больше. Больше — но сам Евсей такие покупать бы не стал, а зачем делать больше, если не на продажу?

Но господину Волкову, конечно, виднее. Да и размеры обувки невелики, так может в заграницах такую обувку детям покупают? Не иначе, а то зачем бы господин Волков велел выделывать аж полтораста тысяч пар за год? Но раз велел... парни сделают, а он, Евсей Матвеевич, мастер обувного завода (который уже почти построен — вон, рамы оконные уже туда повезли) их столько сделать научит.

— Машина швейная есть механизм тонкий, внимания требующий и отношения бережного. Шьет машина специальной дратвой, лавсановой — то есть прочной и от воды не гниющей. Но дратва эта скручена из множества очень тонких ниточек и посему заправлять ее нужно со всем прилежанием, а то нитка запутается. Всем сразу увидеть в подробности не выйдет, так что подходите кого позову, а затем сами попробуйте. Не получится сразу — покажу снова, так что не суетитесь: научу каждого.

А интересно, сколько господин Волков заплатил тем французским мастерам за науку?

Еще прошлой осенью в степном "поместье" поднялись несколько четырехэтажных домиков — для рабочих, два пятиэтажных кирпичных для инженеров и несколько корпусов для заводских цехов — правда последние пока стояли пустыми. Дома выглядели очень странно, но это было явлением временным, и я надеялся, что уже к концу этого лета "странность" их исчезнет. Ну а с наступлением весны — и с началом полновесной работы "водопровода" — там закипела жизнь. Очень бурно закипела, с сопутствующими каждому кипению русской жизни выражениями.

Причем больше выражались не рабочие, а как раз царицынские "техники" — архитекторы, в полном составе занявшиеся "развитием поместных территорий", и больше всех разорялся по моему поводу Федя Чернов. Нет, от работы он не отказывался, хотя и казалась она ему сильно "нетворческой" по сравнению с работой остальных техников. Но вот понять, зачем территорию в десять квадратных верст нужно обнести железным (!) забором семиаршинной (!!!) высоты он не желал. Именно не желал, поскольку видел множество иных применений десяткам, если не сотням тысяч пудов стальных прутков в три четверти дюйма. Но в России, как известно, хозяин — барин, и Федор Иванович, не упуская возможности при каждой встрече высказать мне все, что он думает по поводу этого забора, ставил его ударными темпами. Не забывая при этом все же элемент "творчества" в заборостроение внести...

За образец я взял забор, виденный вокруг какого-то секретного института в Москве из моего самого прошлого прошлого будущего, если память меня не подвела...да, тут мало что язык, но и голову сломать можно на таких речевых оборотах, однако куда деваться-то? Да и заботили такие проблемы меня одного... В общем, забор был из ровных пятиметровых в высоту палок без единой перекладины, да еще наклоненный наружу — на полметра, как раз на величину загиба палки сверху. То есть верхняя перекладина все же была — но на полметра "позади" забора — не ухватишься, да и высоковато, так что перелезть через такой забор было крайне трудно. Однако и поставить его было нелегко — ну я так думал. Федор же Иваныч внес мощную свежую струю в отечественное — да и мировое, пожалуй, тоже — заборостроение тем, что для отливки бетонной основы забора применил, как он сам назвал, "безопалубочную технологию". Ну, почти безопалубочкую, фундаменты секций все же отливались в дощатых опалубках. В смысле, подземная часть забора — а вот наземная делалась иначе. На арматуре, изображавшей будущие столбы, хитрым образом закреплялись плиты из "персидского мрамора" (на самом деле розового известняка, хотя и довольно плотного) и затем уже получившаяся полая конструкция заливалась бетоном. Лично меня удивило тут только то, что в результате забор рос заметно быстрее, чем если бы его делали привычным мне способом. Хотя если вдуматься — ведь железная-то решетка делалась практически в заводских условиях и целиком вмуровывалась в новую секцию, так что секция становилась почти готовой сразу после застывания бетона. Ну а красивый набалдашник на колонну поставить — дело несложное, да и неспешное.

Но "секретный" забор был, так сказать, вторым уровнем "периметра", а строительством первого руководил вообще Кузька. Этот "периметр" проходил метрах в двадцати от официальных границ "поместья" — внутри, конечно, и представлял собой тоже забор. Правда, попроще: через каждые десять метров в землю зарывался (с помощью ручного бура, с полсотни которых было срочно изготовлено на "турбинном" заводе) трехметровый бетонный столбик — чтобы наполовину из земли торчал, а затем между столбиками в пять рядов натягивалась колючая проволока. Все просто — а вот "предполье" между границей участка и забором было посложнее. С него на штык сначала снималась относительно плодородная земля и переносилась за забор, где ложилась десятиметровой полосой. А затем прямо по границе копалась канава шириной в шесть саженей и глубиной в две. Причем грунт из этой канавы на глубину аршина увозился по постоянно перекладываемой узкоколейке в строящийся городок. Частью остальной выкопанной из канавы глины "восстанавливали" уровень грунта перед забором — и эта полоса, тут же укатываемая, изображала что-то вроде дороги, по которой узкоколейку и клали, а остальную землю тоже увозили, но уже к самой Волге.

Кое-что здесь все же оставалось практически незаметным: внутренняя насыпная полоса "хорошей земли" закрывала еще одну канаву, в которой укладывались полуаршинного диаметра керамические трубы — но торчащие через каждые полверсты водоразборные колонки пока были хорошо видны. Поскольку все планы работ были расписаны заранее, то ежедневно на периметре появлялись по четыре новых колонки — ну а мой кошелек тощал на семь тысяч рублей. То есть тощал бы, но производство фотохромных очков поднялось до тысячи в сутки, а еще начался выпуск очков простых (в смысле "коррекционных", но с обычными круглыми линзами), и их уже выпускалось по пять тысяч. Правда простые продавались за океаном всего по доллару, принося жалкий рубль прибыли — однако принося, а не унося. Так что оставались денежки и на "особо охраняемую усадьбу", где ударными темпами сразу восемь тысяч человек поднимали разнообразные строения и прокладывали еще более разнообразные коммуникации...

И где заработал самый, на мой взгляд, перспективный завод — перспективный с точки зрения нанесения ущерба кошелькам иностранных граждан. Заработал он только в конце мая — просто потому что без электростанции он работать не мог в принципе. Продукцией заводы были зонты — те самые, складные с кнопкой, которые я в свое время показывал Чаеву. Вот только в России не выпускалась сталь, годная для изготовления "коробчатых" спиц, так что пришлось ставить небольшую печь — электрическую. Печка с дуговыми лампами хороша еще и тем, что присадки в ней практически не выгорают и сталь в ней несложно варить любую — вот она сталь для спиц и варила, ну, в основном для спиц.

Однако из слитков спицы делать тоже трудно, и у Эндрю Карнеги были закуплены сразу две перерабатывающих машины. Одна — проволочный стан, причем получилось купить новый. Вторая машина была прокатным станом для изготовления по-настоящему тонкого проката, и эту машину получилось купить только сильно попользованную. Я уже давно знал, что "современные" станки зарубежцы России продают с неохотой, а некоторые их виды не продают вообще — но "старье" купить все же можно. Я и купил — хотя на самом деле из всего этого стана мне нужна была лишь станина и прокатные валы. Агрегат "в юности" работал с приводом даже не от паровой машины, а от водяного колеса, и ленту он катал шириной всего лишь в фут с небольшим — но станок был прецизионным, толщину можно было регулировать почти до десятой миллиметра — ну чуть больше, до сто сорок четвертой доли дюйма. Ну а то, что скорость проката была очень низкой — ерунда. После установки на него двух стокиловаттных электромоторов скорость стала достаточной.

Реклама — двигатель торговли, это все знают. Но есть реклама и реклама. Нынешняя — с красивыми, но идиотскими — на мой взгляд — картинками (на вкус, как известно, фломастеры разные), или "будущая", незаметно внедряемая в мозги доверчивых покупателей через product placement. Ну а когда самый читаемый журнал в США печатает то, что нужно, и всем сразу становится понятно, что человек без складного зонтика всего по три доллара — голодранец и нищеброд, то на рекламных плакатах можно крупно сэкономить.

Выпуск же зонтов "задержался на год" не только и не столько из-за отсутствия нужных сортов стали — ее-то можно и у тех же шведов купить или бельгийцев каких-нибудь с немцами. Но нынешние дождевые зонты либо промокали быстро, либо делались из толстого полотна или клеенки — но ни то, ни другое меня не удовлетворяло. Хотя бы потому, что складной зонт из клеенки и покупателя не удовлетворит, а делать "как все делают" именно складные зонты нельзя: нынешние, полотняные, мало что протекать начинали если к ним в дождь прикоснуться изнутри, так еще и садились, если их хоть немного влажными сложить, так, что спицы про следующем открывании звенеть начинали. Из толстой проволоки спицы, прочные (и тяжелые) — а что будет со спицами из жестяного профиля, и представить страшно. Так что пришлось терпеливо ждать, пока жена не "изобретет" полиэтилентерефталат, пока Юра Луховицкий не придумает и не построит машину по изготовлению лавсановых нитей, пока не заработают ткацкие станки, превращающие нити в ткань...

Газовый завод рядом со строящимся городком строила "Строительная контора инженера А. В. Бари", и завод был выстроен быстро, качественно и... дорого. Зато газа он давал много: шуховские паровые котлы были на самом деле весьма эффективными, так что получаемого газа и на химию Камилле хватало, и на заводские печи, в которых заготовки нагревались. Тем более что и химия-то пока была на самом начальном уровне, в день того же ПЭТ выходило килограмм сто — но этого с избытком хватало почти на три тысячи зонтов. Дождевых — а это уже девять тысяч заокеанских денег. Кроме "параплюев" — зонтов от дождя — делались и "парасольки" — зонты строго от солнца, их шили из ацетатного шелка (закупаемого пока во Франции), и эти приносили уже пятнадцать тысяч — опять же долларов. Шелк этот был довольно паршивым (его лишь недавно и делать-то начали), от воды растягивался — но пока сойдет, раз других подходящих тканей нет. И пока сам не сделаю — их не будет, я и так у французов весь ацетатный шелк выкупал, но больше он ни на что и не годился, так что расширять производство они пока не собирались. Зонты — в отличие от очков тех же фотохромных — в США стали атрибутом не "богатого буратины", а просто "небедного человека", и потому продажи ограничивались лишь мощностями производства.

Моего производства: пока я этот зонт придумывал, я "вспомнил" наверное с пяток возможных конструкций, в том числе и совсем неавтоматических, и складываемых в три раза — и все их запатентовал конечно. Контрафактные зонты, несмотря на патенты, появились на рынке почти сразу — но очень быстро пропали: ценовой конкуренции не выдержали. Поскольку изготовленный Чаевым автомат заготовки для спиц ковал их со скоростью сто семьдесят штук в минуту, а вручную их делать — себестоимость зонта выходила дороже, чем цена моего в рознице. Вдобавок никто — то есть вообще никто — не мог повторить один из основных элементов конструкции: центральную втулку, к которой крепились спицы и пружина. То есть сделать такую же по форме и размерам вроде не проблема, но где взять полиэтилен? А без него втулка по ручке не скользила как надо.

И лавсан — без него зонт получался тяжелым и промокающим, а ведь ПЭТ тратился и на нитки для шитья обуви. Пока — по паре килограмм в день, но ведь мне-то (то есть будущим голодающим детишкам) нужно было минимум по две пары башмаков каких сделать. Так что выпуск лавсана значился у меня в списке приоритетов где-то на самом верху.

Не только лавсана: ведь из ниток зонт не сделать. Однако отечественный (шуйский) ткацкий станок стоил все же не очень дорого — хотя ждать, пока их сделают, пришлось больше трех месяцев (мало их делалось пока). А переделать готовый станок на электротягу... но ведь инженерам-то я зарплату не за звание плачу, так что вопрос решаемый. Пока решаемый, поскольку детишек одеть ткани потребуется куда как больше, чем для выпуска зонтов. Хорошо бы самому станки ткацкие делать... да, а еще прядильные, чесальные, какие там еще надо? Найти бы специалиста, вот только такие специалисты в России пока без работы что-то не ходят. Надо, наверное, самому и специалистов вырастить — однако сначала все же стоит решить проблему с лавсаном, поскольку тут хоть понятно что делать.

Но наращивание производства (полиэтилентерефталата, конечно же) сейчас целиком и полностью оказалось в руках Ольги Александровны. Когда деньга течет даже не ручьем, а рекой — то как же без Суворовой-то? И тем более как же, если Камилле самой химичить стало невозможно. То есть обсуждать с Суворовой или с целой толпой уже подготовленных лично Камиллой лаборанток — это сколько угодно. А самой в лабораторию бегать — фигу, беременным нельзя!