Уроки ирокезского 53

Иван Гаврилович с интересом огляделся: в такой глуши ему еще не довелось побывать. То есть... да, пока это глушь, но ведь только пока?

Простая жизнь инженера-железнодорожника круто изменилась всего пару месяцев назад, когда он — закончив руководство перестройкой дороги до Ташкента, послал министру Пузыревскому предложение о постройке электростанции на Сырдарье. В строительном управлении грамотных инженеров было немало, и сам Иван Гаврилович изрядно времени провел изучая окрестности. А учитывая предоставленный ему "Самурай", окрестности изучались довольно обширные — и в результате родилась интересная мысль. Очень, к тому же, полезная: возить топливо в Ташкент было все же накладно, даже для калильных локомотивов — а новые электрические дороги (Астрахано-Векшинская и Московская окружная) широко среди железнодорожников обсуждалась. И если выстроить на реке электростанцию...

Пузыревский, правда, на письмо не ответил — но откликнулся сам канцлер, причем не просто откликнулся, а пригласил для обсуждения предложения. Предложения железнодорожника о строительстве электростанции. Выслушал внимательно, карту достал, что-то даже посчитал на линейке:

— В принципе, мне нравится. Но есть небольшие проблемы: если строить станцию по типу Волховской — а меньше смысла нет — то потребуется плотина километра четыре длиной. И высотой в двадцать, причем только на самой электростанции. А тут рядом еще и Арнасайская низменность, и чтобы ее не затопить еще как бы не большая плотина понадобится. Пока у вас опыта постройки таких сооружений нет — а больше-то строить некому, инженеров и на нынешние стройки не хватает. Так что давайте договоримся так: вы для начала потренируетесь на строительстве электростанции поменьше. В смысле, плотина поменьше будет... где тут у меня карта нужная... вот тут. Тоже две плотины, но и длиной поменьше: полкилометра и четверть, и высотой... думаю, пяти метров будет достаточно.

— Пять метров всего?

— Ну, если со дна реки считать, то тоже, наверное, двадцать... с небольшим. Сами посмотрите, измеряете, сами выстроите. Заодно и электричества получим как с двух Волховов, даже больше. Возьметесь?

— Я... я попробую.

— Вот и отлично. Поговорите с Графтио, у него есть почти готовый учебник по проектированию ГЭС. Времени у вас на все... я уточню у Иванова, но на первый генератор вы можете рассчитывать, я думаю, летом одиннадцатого. Так что успеете все правильно сделать.

И вот спустя два месяца Иван Гаврилович, сойдя с парохода, рассматривал село Казачинское взглядом опытного путейца: дома от реки высоко стоят, значит на берегу бетонный завод нужно ставить на насыпи, чтобы в паводок не затопило. А вон там, за околицей, скоро начнет подниматься город — Казачинск. Очень скоро начнет, ведь в Красноярске новенькая верфь уже начала собирать самоходные баржи для доставки всех потребных для стройки грузов.

Для постройки нового города энергетиков: хоть до намеченных плотин тут еще верст четырнадцать, однако для именно города места ближе и нет, крутоваты берега у реки. А здесь — раздолье! Закончив обзор, инженер Александров бодро зашагал к сельской управе: в число его обязанностей входило и извещение местных властей об изъятии земель под казенные нужны — а это дело довольно неприятное. Впрочем, к подобным неприятностям он привык еще на постройке железных дорог, а тут спокойствия добавляли и четыре тихих парня — совсем еще мальчишек — шагающих рядом с инженером. Очень молодых, но в форме с погонами унтеров (или, как они назывались в новой Армии, сержантов) и с автоматами за спиной.

И с сумками, набитыми толстыми пачками банкнот: ничто не должно мешать строительству воистину светлого будущего...

Иногда, да что там говорить — часто, слишком часто хорошие идеи приходят в голову с опозданием. Но лишь иногда все это опоздание получается "насовсем", а чаще упущенное время получается и наверстать.

Очередная "запоздалая" мысль мне пришла в голову в середине декабря восьмого года, но все же пришла — и я, изо всех сил "наморщив ум", вспомнил несколько имен — из тех, которые "в прежних жизнях" или просто раньше слышал, приезжая по своим "нефтяным делам" в Баку. Вспомнил, схватился за телефон, поговорил со "вспомненными" бакинскими инженерами, а затем пригласил к себе в гости людей, которых назвали мне уже они. И в результате перед самым Рождеством в моем кабинете оказались три мужчины средних лет. То есть старшему из них, Габиб-беку Махмудбекову было уже сорок четыре, Султану Меджиду Ганизаде сорок два, а младшему — Нариману Нариманову — тридцать восемь. Объединяло всех их то, что они были довольно известными писателями или учителями (последние два — и теми, и теми) и прекрасно знали русский язык. И всех их очень хорошо знали и уважали жители Баку и обширных окрестностей. Ну а теперь и я знал, и заранее уважал. Уважал за то, что они сейчас сделают...

Поэтому, когда они вошли в мой кабинет, я сам своими собственными руками налил им чай в специально доставленные стаканы-армуды, поприветствовал их словами "Таниш олмагуна чох шадам" (полчаса произношение учил, потому что произносится не совсем так как пишется русскими буквами), ну а затем сообщил им, за что буду их уважать — на русском сообщил:

— Господа, мне вас порекомендовали — причем независимо друг от друга — семь человек, бакинцев, чье мнение я весьма уважаю. Поэтому именно вас я хочу попросить быстро выполнить одну не очень сложную работу и затем сделать работу... не то, чтобы более сложную, но довольно нудную и не очень быструю. В смысле вы постарайтесь ее сделать как можно быстрее, просто я заранее знаю что быстро ее сделать не получится. Потому что второй работой будет перевод на азербайджанский язык школьных учебников по математике, физике, биологии, химии... в общем, всех, которые не связаны с русским языком. И дополнительно написать — на азербайджанском — учебники собственно языка, литературы. Причем не сразу, но по мере обучения учеников, учебники должны будут покрывать нужды семилетнего, а потом и десятилетнего обучения.

— Вы желаете весь курс школ перевести на татар... азербайджанский язык? — удивился Ганизаде, — но...

— Но в Баку всего две крошечных типографии могут печатать тексты насхом, который большинство даже грамотных людей разбирает с трудом, а печатать книги насталиком вообще невозможно. Я знаю. Собственно поэтому появилась и первая задача: вам будет необходимо быстро — где-нибудь за неделю — составить новый азербайджанский алфавит, на базе кириллицы, и вот на нем уже мы сможем напечатать книг сколько угодно.

— Но какая разница печатной машине...

— Никакой. Однако линотипы умеют вести набор только слева направо, а скоро предстоит печатать сотни, тысячи разных книг — ведь грамотным людям потребуется литература. И газеты, которые должны набираться и печататься очень быстро. К тому же очень многие азербайджанцы хоть и не очень хорошо, но русский язык знают, и, что важнее, даже те кто не знает, знают уже многие русские буквы — они их хотя бы на вывесках магазинов видели. Мне кажется, что таким путем мы... вы сможете гораздо быстрее дать образование сотням тысяч, миллионам азербайджанцев...

— Тогда уж лучше взять за основу латинский алфавит — выдал свое мнение Нариманов, — есть уже хорошо проработанный проект... еще Мирза Ахундзаде это предлагал.

— Разговоры о том, что хорошо бы приспособить латинский алфавит для нашего языка, давно ходят, но мне кажется, что делать это преждевременно — не очень уверенно сообщил Махмудбеков. — Люди могут не понять.

— Мне важно, чтобы поняли пока лишь вы. И поняли вот что: нам нужно в кратчайшие сроки обучить миллионы азербайджанцев грамоте, нужно напечатать тысячи книг на азербайджанском языке. Если алфавит будет кириллическим, то русский, армянский, даже казахский... то есть киргиз-кайсакский наборщик даже не зная языка сможет набрать книгу не делая грубых ошибок, а наборщиков, читающих насх, можно сказать и нет. Если вы не сделаете это, то сделают мои инженеры — но они ведь технари, а вы — литераторы, вы лучше них сообразите, какие буквы нужно добавить к кириллице чтобы правильно передавать на письме ваш язык. В общем, я подожду ваш новый алфавит неделю, а если вам это не подходит, то пусть пока его составляют инженеры. Потому что к первому сентября учебники для всех азербайджанцев школьного возраста, хотя бы для первых — четвертых классов, должны быть уже напечатаны. И уж лучше, если бы не в "инженерном" виде, поскольку это было бы не совсем правильно, так как книги на азербайджанском смогут читать и в Персии, и в Турции... или не смогут, если работа будет выполнена не идеально...

В общем, людей озадачил — и третьего января утвердил проект нового алфавита, составленный Махмудбековым. И подписал в печать "Азбуку Ганизаде". Правда, Нариманов участвовать в проекте отказался, считая что "латиница лучше чем кириллица". Как там было? "Ну чем, чем лучше?"... А фамилия мне его показалось знакомой... что-то "из детства". Может он "врагом народа" был? Да неважно, все равно неплохо год начался.

Начало тысяча девятьсот девятого ознаменовалось еще двумя событиями. О первом мне рассказал Феликс Феликсович Сумароков-Эльстон — супруг Зинаиды Николаевны и, заодно, Московский градоначальник. Так как формально он все же был адъютантом отошедшего от дел в результате тяжелого ранения Сергея Александровича, то его я и попросил "временно исполнять" обязанности Великого Князя, а, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Тем более, что и сам Сергей Александрович — после долгого со мной разговора — от должности генерал-губернатора отказался.

Вообще-то Великий Князь мне импонировал — и в первую очередь тем, что не мстил обидчикам, хотя возможностей имел достаточно, да и мстить было за что. Жена генерала Богдановича повсюду распускала слухи о том, что Сергей Александрович — гомосексуалист, но девочки из "тайной охраны" это отрицали, и я им полностью в этом верил. Просто князь любил посидеть в компании офицеров — но считать это доказательством... так всех мужиков, кто любит хотя бы в гаражах с приятелями пивка попить вдали от жен, нужно считать "голубыми". Вдобавок у самой мадам Богданович с социальной ответственностью было... а вот Сергей Александрович польститься побрезговал — чем мне очень понравился.

К тому же он явно понимал, что с работой именно генерал-губернатора он справляется плохо: хреновый из него администратор получился. А вот в качестве председателя попечительских советов многих московских музеев он был как нельзя более уместен и успешен. Собственно, после ранения я и предложил ему возглавить все музейное дело в столице — а заботу о губернии переложить на бывшего адъютанта, поскольку последствия покушения всяко не позволяли Великому Князю работать подолгу.

Все же не просто так из всех претендентов на свою руку и сердце княгиня Юсупова выбрала этого, как поговаривали злые языки, солдафона: граф человеком был весьма образованным и отличался нетривиальностью мышления — в самом хорошем смысле слова. Так что он, уточнив у меня стоящие перед ним задачи, решал их весьма оригинально и более чем эффективно. Поэтому и его доклад о том, что население столицы достигло уже миллиона человек, был для меня вполне ожидаемым — хотя мне казалось, что ему потребуется времени на решение этой задачи куда как больше:

— Рад Феликс Феликсович, очень рад. И — удивлен, хотя удивлен и приятно. Клейгельс в Петербурге в этом деле изрядно от вас отстает. Вы не поделитесь, как вам это удалось? Я исключительно из любопытства спрашиваю...

— Так больше вашими заботами, Александр Владимирович. Рабочий люд, из тех кто хоть что-то делать может, по вашим новым городкам расползся, ну а для тех, кто на замену им пытался в городе поселиться, я просто устроил небольшие трудности — но опять же по вашим распоряжениям. Ведь вы же сами подписывали указ о санитарных нормах по жилью... а ежели жилье снять не выходит, то никто и не поселится. Поверите ли, наказать пришлось за нарушение норм всего-то с дюжину человек — и все, больше не едут, потому как жилье стало не снять.

— Все равно не совсем понятно... По губернии расселилось тысяч полтораста, а вы в городе на четыреста тысяч население уменьшить смогли.

— Так уезжали-то не только по губернии, и в другие места немало народу выехало. А как вы притоны на Хитровке почистили, так народец какой не уходить стал, а бегом убегать... По учету полиции выходит, что только лихих людей из Первопрестольной с полста тыщь убежало.

Да, Хитровку я зачистил знатно. Примерно тем же методом, что в кинофильме "Ликвидация"... Хотя нет, про способ зачистки я все же наверное у Гиляровского вычитал: Хитровку окружили войска, и всех, кто не выходил с поднятыми руками, просто стреляли. Пострелять, правда, пришлось немного — в момент зачистки. Просто чуть позже, когда народ узнал, что всех тамошних "паханов" в течение недели повесили, "лихой народец" предпочел столицу покинуть "до лучших времен" — ну а за тем, чтобы эти времена никогда не наступили, сейчас очень внимательно следила учрежденная графом "жилищно-санитарная инспекция"...

Второе событие было не столь радостным. Прошлой осенью наш мир покинул вице-адмирал Курапов, все же от старости вылечиться никому не удавалось. А через четыре дня не стало и вице-адмирала Семенова. Последние четыре года эти два "деда" все время работали вместе, на строительстве порта Усть-Луги, и Валентин Павлович просто не вынес потери старого друга. Ну а в начале января мы — то есть я, Камилла, дед и Николай Петрович Женжурист открыли памятник им на "Площади двух адмиралов" в Усть-Луге. Памятник создал Беклемишев — поменьше, правда, чем в "прошлый раз" в Царицыне. Два десятиметровых адмирала стояли на пьедестале, изображавшем мостик корабля, с гордостью смотря на выстроенный ими порт — и гордиться дедам действительно было чем. Но все равно было очень грустно...

Однако жизнь — она всегда такая, и ничего с этим не поделать. А вот сделать промежуток между рождением и уходом более счастливым не просто можно, но и нужно. Тем более уж теперь-то для этого вроде всё есть. Ну, почти всё...

До конца позапрошлого года внутри шведско-норвежской унии шли постоянные склоки, и никто не обращал особого внимания на то, что Грумант был объявлен "исконно русской территорией". С моей точки зрения он таковой и был: еще до того, как архипелаг "открыл" Баренц, его активно использовали поморы. Ну а то, что царь Александр II признал его "ничьей землей", меня волновало мало: он еще и Аляску продал — так что лично для меня его действия легитимными не были. Но когда норвежцы окончательно расплевались со шведами и стали "независимыми", они решили, наконец, оглядеться вокруг...

Меня это тоже не касалось: хотя норвежцы и пригласили Россию на какие-то мероприятия в Кристианию, я предпочел это мероприятие проигнорировать. А там "великие державы" должны были дать свежеиспеченному Норвежскому государству какие-то гарантии. Французы с британцами, а так же немцы эти гарантии дали — ну так это их личное дело, Россия тут ни причем. Но оказалось, что в число гарантий входит и "гарантия неприкосновенности Норвежской территории". Ну, это опять-таки дело сугубо норвежское, однако в феврале тысяча девятьсот девятого норвежское правительство решило часть Груманта передать в концессию американцам. Просто потому, что оно решило, что Грумант — это их исконная земля...