А я что, рыжий что ли?

1. Рыжий-Рыжий-Конопатый убил гоблина лопатой

— Ау! — неожиданно для себя я обнаружил, что у меня болит голова. Даже не так, я вообще не понимал, что происходит вокруг, поскольку чувствовал себя примерно так, как положено чувствовать себя молодому магу, которого огрели по голове пустым ведром, пыльным мешком, влепили лицом в праздничный торт и бросили после этого в озеро — помыться.

А именно — мокро и больно голове, так что схватившись за голову, я только вскрикнул:

— Ауч!

— Ааааа! — пронзительный женский визг ещё больше ударил по ушам, заставляя мои нервные клеточки умирать одна за другой, — аааа! Ронни! — через мгновение перед моим лицом оказалось нечто страшное.

— Аааа! Тролль! — я отползал назад.

— Ронни, — Тролль наклонился надо мной и схватив меня за одежду, резко поднял, от чего у меня в глазах снова потемнело, — Бедный мой мальчик!

И с такой силой поволокла, что я даже ничего понять не успел — кроме того, может быть, прискорбного факта, что сегодня я буду у кого-нибудь на ужин.

* * *

И мне оставалось только одно. Сидеть и обтекать, в прямом и переносном смысле слова. Мне на лицо тут же положили повязку, а тролль на проверку оказался вполне себе человеческой женщиной. Только толстой и некрасивой. Это была толстая, рыжая баба, крепкая и очень, очень голосистая. Но судя по её заботе, я ещё более-менее жив.

— Что произошло? — спросил я у какого-то мужчины, который оказался в той… дыре, в которую меня притащила женщина.

Этот мужчина… Эта вся ситуация, что-то мне не нравилось во всём этом. Может быть, тот факт, что я опять во что-то вляпался? Конечно же, одежду на мне просушили, и даже уложили на диван, но чувствовал я себя более чем отвратительно. Именно моим текущим состоянием поинтересовался этот мужчина — пожилой, лицо его уже испещерили морщины, он имел седую шевелюру, от которой мало что осталось из-за лысины, и в какой-то мере заботливый взгляд.

— Как вы себя чувствуете, молодой человек? — он склонился надо мной и поводил волшебной палочкой, — что вас беспокоит?

— Если бы вы спросили, что у меня болит, то получили бы гораздо более краткий ответ, мистер…

— Салливан, доктор Герберт Салливан.

— Доктор Салливан. На текущий момент меня беспокоит всего несколько простых вопросов и, как несущественная мелочь на десерт — небольшая головная боль. Из насущных же вопросов первый — где я нахожусь, второй — кто эта женщина, похожая на тролля, с голосом, от которой мои барабанные перепонки чуть было не лопнули, и какого чёрта происходит вокруг?

Послышался сдавленный «ох» и притворное падение грузного тела в кресло, стоящее неподалёку. Старое кресло жалобно скрипнуло, протестуя против такого грубого с собой обращения.

Доктор Салливан закашлялся, приложив руки к лицу, с видимым усилием воли подавив кашель. Хм...

— Что-то не так, доктор? — спросил я, медленно начиная понимать одно — голос у меня тоненький, словно мне снова лет эдак десять.

— Что ты, всё в порядке, — доктор поправил свой халат, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и снова повернулся ко мне, — у вас амнезия, мистер Уизли. Похоже, удар головой во время падения с метлы весьма серьёзный.

— Удар? Головой? — я что-то не понимал, — то, что у меня болит голова, должно быть, напрямую связано с этим весьма и весьма прискорбным фактом, так что последняя добавка к моим вопросам отпадает сама собой. Голова у волшебника — не для того, чтобы в неё есть, и её нужно беречь, так я думаю.

Доктор ещё применил на меня пару диагностических заклинаний и… и на этом закончил. Он отодвинулся.

— Открытой травмы нет, следовательно, вам необходимо только принимать укрепляющее зелье, каждый день, — сказал он, — остальное находится в руках природы и вашего юного организма. Немногие взрослые могли бы пережить подобный удар, но вам повезло, что вы ещё мальчик, так что впредь следуйте своим убеждениям и берегите голову, — подмигнул доктор, — Миссис Уизли! — он повернулся к креслу, — хватит симулировать, я не настолько бездарный колдомедик, чтобы не узнать по вашему дыханию, что вы бодры как никогда. С вас один галеон за вызов и консультацию. За сим я удаляюсь, так как более мне тут делать нечего. Укрепляющее зелье не помешало бы всем вашим детям.

— Конечно-конечно, — женщина тут же захлопотала, — а когда…

— Память? — Доктор понял её с полуслова, — это я вам не могу сказать точно. Кроме, может быть того, что ваш сын Рональд находится в добром здравии, а память вернётся со временем. Если вообще когда-нибудь вернётся.

— Ох, — Женщина снова притворно охнула, но доктор ей не поверил, улыбнулся и вышел вон.

Я же взирал за происходящим цирком абсурда с нескрываемым интересом. Чёрт бы их подрал, волшебники, Уизли, всё понятно. Рональд Уизли — я по крайней мере, узнал своё имя.

Интересно, чёрт, как же интересно, что произошло, что я вдруг осознаю себя в теле Рональда Уизли, некоего мальчика?

Не вижу ничего в этом трагического — возраст никого не красит, а стать снова мальчуганом… Может ли быть для старого человека большее наслаждение, чем вернуться в ту славную, цветущую пору своего детства, когда деревья большие, трава зелёная, небо голубое…

Волшебный мир и вправду удивителен, но…

Надо провести рекогнисцировку и узнать всё о своём текущем положении. Любой ценой.

К сожалению, о своём текущем «положении» я узнал сразу же, и это узнавание явилось ко мне в лице шумной, большой, многодетной семьи, которая навалилась на меня словно океанская волна, едва стоило врачу покинуть дом, все словно из всех щелей повылазили и поспешили поднять такой гвалт, что я болезненно сморщился, приложив руку к виску от боли:

— Заткнитесь. Пожалуйста, заткнитесь, у меня голова болит.

— А ну все заткнулись! — ультразвуковой гром голоса мамаши Уизли мгновенно прервал весь гвалт. Два пацана — явно близнецы. Девочка, рыжая, ещё юная, но симпатичненькая, сестра, судя по всему. Ещё один, меньше всего шумящий, с выражением чванства на лице. Кажется, он упомянул, что он теперь староста факультета в Хогвартсе, и не даст мне спуску. Ох, если он только об этом и думает — дело действительно плохо.

Мамаша выперла всех из комнаты, и повернулась ко мне:

— Ронникин, мой малыш, тебе правда плохо? — спросила она с неожиданной теплотой в голосе, — скажи, что мама может для тебя сделать? Может быть, тебя проводить в комнату? Да, точно. Тебе нужно поспать.

— Не отказался бы, — я был сбит с толку такой резкой переменой настроения, — а… твоё имя… — я замялся немного.

— Ах, — на её глаза тут же навернулись слёзы, — ты не помнишь меня! Какой ужас! Вот вернётся отец, он накажет этих двух остолопов, давших тебе метлу.

Я кажется догадывался, по виноватым выражениям на лицах рыжих близнецов, и всём прочем, что кому-то, а именно — им, сегодня не поздоровится… Теперь главное понять — где я нахожусь территориально. Я слышал об Уизли, но лично никогда не встречался. Понятное дело, что я в старушке-англии, но где? Или вернее сказать — хочу понять всю территориально-материальную координату своего нынешнего местонахождения. Не только где находится этот домик относительно Лондона, но и какой сейчас день недели. Потому что за окном ярко светит солнце и блестит трава, а между тем, последнее, что я помнил до того, как всё это случилось — это метель, вьюга. Что уже подразумевало, что разница во времени значительна…

* * *

Боль поутихла после долгого, двенадцатичасового сна. Заснул я в шесть вечера, проснулся в пять сорок утра, если верить часам, и одевшись, огляделся вокруг в своей комнате. Она была оранжевой от плакатов с изображением квиддичной команды «пушки педдл». Мне это ни о чём не говорило, кроме того, что у меня начинала болеть голова от всех этих бумажек. Я хотел было сорвать их, потянулся за палочкой, но рука схватила с пояса лишь воздух. Да и какого пояса? Нет его. Рефлексы сохранились. Это очень хорошо.

Что ж, придётся немного поднапрячься. Я потянулся к этим листовкам раскрытой ладонью и резко рванул в сторону. Целая гора листовок мгновенно сорвалась со своих мест и собралась в центре комнаты. Телекинез. Щелчок пальцами — и она вспыхнула, языки пламени поднялись аж до потолка. Пирокинез.

И так же быстро опали на пол хлопьями пепла. Ветер залетел в открытое окно и поток его, словно направляемый ловкой рукой, поднял весь пепел и вынес в окно это чёрное облачко.

Контроль воздуха.

Ох, чёрт побери, как я ослаб по сравнению с нормальным состоянием. У магии не было какого-то прямого отношения к волшебнику, нельзя быть сильным или слабым… в разном состоянии и разных чувствах, волшебник способен либо сотворить великую магию, либо потерпеть неудачу в сотворении простейшей магии. Именно поэтому требовался самоконтроль. Простейшая беспалочковая магия — могла очень немногое, честно говоря, но даже она заставила меня вспотеть, поскольку я вынужден был сконцентрироваться очень сильно.

Потерев носком тапка пол, на котором остались небольшие чёрные разводы от пепла, я предпочёл одеться. Одежда для мальчугана была вполне себе приличной — натянув брюки, рубашку и сандалии, я спустился вниз. Дом… наконец-то я мог его рассмотреть. И мерлин съешь мою печёнку, если я видел более идиотское и хаотическое строение жилища! Такое ощущение, что его проектировали волшебники, которые мало того что перебрали огневиски, так ещё и хотели приколоться над жильцом, или эпатировать публику. Крутая лестница вниз, наверху спальни, внизу гостиная, превращённая в общую столовую, кухня. И всё это венчали магические приборы и приблуды, которых было много.

Я спустился вниз тихо, ни одна половица не скрипнула. Виной тому моя магия — я пожелал так. Никому не признаюсь, но моя врождённая магическая сила — это умение оставаться незамеченным. Тихо ступать, скрываться даже от самых придирчивых глаз, быть незаметным там, где все шарят.

Я мог бы стать знаменитым вором, может быть… если бы имел ещё одну черту характера — склонность к воровству. Я же наоборот, пугался брать чужое, и наоборот, когда нужно было пойти на дело, нерешительность завладевала мной. Я не трус… но я боюсь.

Внизу никого не оказалось, я встал слишком рано. Вышел из дома, и осмотрелся по сторонам. Это правда был уродливый дом, но с виду, и особенно внутри, весьма уютный. Пропитанный теплом домашнего очага, как можно было бы о нём сказать, если не учитывать ультразвуковой гром моей матушки, по ошибке именуемый её голосом.

На почтительном удалении от дома я заметил несколько построек, и неспешно пошёл туда. В большом хлеву, обнаружился свинарник — и не меньше дюжины свиней, большая часть которых уже близка к тому возрасту, когда их будет пора забивать.

Напротив свинарника я обнаружил курятник — загон, обнесённый высоким плетёным забором, и внутри, за плетёной калиткой, кудахтали куры. Ходили из стороны в сторону, клевали что-то… Я прошёл по деревянному помосту, ведущему в курятник, и оказался в низком, слегка душном помещении, здесь на грубых деревянных досках, были устроены гнёзда, в соломе обнаружилось целых два новых яйца.

Что ж, это хорошо — выдержав бой с курицей за её потомство, я вышел из курятника победителем, и вынес свой трофей.

На свинку я посмотрел с некоторым разочарованием — к сожалению, мяса так же, как курицы, они не давали.

Но, к моему великому счастью, обнаружилось, что дома имелась ветчина. Судя по всему — родственная ныне живым свинкам, домашняя и копчёная. Магическая плита была довольно большой, но старой, изрядно поношенной. Включив её, я закинул сковородку, ветчину нарезал тонкими полосками, плеснул масло, и пожарил себе очаровательнейшую яичницу с ветчиной, зеленью и кусочками помидора, щедро сдобрил всё это специями — чуточкой перца, чуточкой душистых трав.

От одного запаха у меня в желудке образовалась зияющая пустота. И правда, это было чудо как вкусно — на запах появилась моя ультразвуковая мама, которая тут же чуть было не завыла как сирена, снова.

— Ронникинс! Ты уже проснулся, что ж ты не сказал, что голоден? А подождать нас?

— А? — я не совсем понял, о чём она, — я сходил в курятник, нашёл пару яиц, пожарил себе завтрак, — я запил молоком последний горячий кусочек, проглотил и продолжил, — было очень вкусно. А что? Нельзя? Или у нас так не принято?

Матушка схватилась за сердце.

— О, мой мальчик уже такой взрослый! Ронни сам приготовил завтрак! — она чуть было не разревелась тут же, — Роннииии!

— А сейчас я хочу погулять… — видя, что она хочет обнимашек, я решил, что самое лучшее, что я могу сделать — это исчезнуть. Испариться. Так, словно меня тут и не было.

Желание было таким сильным, что я аппарировал, ведь в этот момент представил себе сад за домом так отчётливо, и так хотел избежать этого ультразвука, что не выдержал и инстинктивно аппарировал…

Наверное, не следовало этого делать…

* * *

Семья Уизли — на всю голову двинутое стадо. Вот какое мнение я вынес, прожив с ними всего несколько дней. Начнём с отца семейства — пассивный чудак. Мать семейства — имеет не самый худший в мире характер, детей любит, всё такое, но при этом у неё все дети, и все её подневольные. Сказала идти кушать — ты должен идти кушать. Сказала идти спать — идёшь спать. В общем — очень неуютно.

Дети семьи Уизли, в числе которых теперь и я, компенсируют эту строгость своим непослушанием — здесь царит кавардак, бедлам и безумие. И это всегда так — чем они заняты — один мерлин ведает, поскольку у Уизли всего семь детей. Двое старших братьев из этого бедлама сбежали, осталось пятеро. Двое близнецов, Перси, я, и Джинни. Младшая Джинни была не лучшим примером девочки её возраста, поскольку явно копировала маму, а дурной пример заразителен. Но тем не менее, она очень миленькая.

Близнецы старались внести хаос изо всех сил, Персиваль же имел характер ханжеский и снобский, поскольку душонка его была душонкой типичного лондонского клерка. Педантичного, преданного жополиза.

Я ничего не мог. В первый же день устроил публичную кремацию детских сокровищ Рональда Биллиуса Уизли. А именно — оставшихся карточек от шоколадных лягушек. Кстати, там я нашёл даже свою. Нашёл книжку про квиддич — которую передал близнецам, но поскольку они отказались — пустил её в огонь, книжка была до того засалена и заляпана, что только последний неряха мог такой владеть. Выбросил ещё много чего, чем дорожило рыжее сердце.

Правда, у моих братьев от этого родимчик случился, особенно у близнецов. Пусть сокровища были не их, но их показательное уничтожение их заставило затихнуть. Не знаю, правда, к добру ли это.

Покончив со всем этим хламом, я задумался о других насущных проблемах младшего сына рыжего семейства — у меня что-то не хватало денег. В Хогвартс нужно будет ехать уже в этом году — сегодня мне пришло ожидаемое письмо. Родители радовались, а я не обратил особого внимания — потому что такие письма счастья шлют каждому британскому волшебнику моего возраста. Но… для семьи это праздник, как-никак.

123 ... 141516