Жизнеописание Айзена Соске.

Жизнеописание Айзена Соске.

Глава 1.

Над деревянными косыми крышами, с высоких синих небес светит яркий полуденный круг солнца. Редкие пушистые облака лишь на несколько мгновений застилают светило, давая людям внизу краткие мгновения прохлады. Вытянутая тень медленно ползет по крышам маленьких домов, настроенных впритык, подбираясь ближе к двухэтажному особняку, выделяющимся среди грубых хибар. На обочине узкой пыльной улицы тень закрывает на минутку уставшего старика, в широкополой соломенной шляпе, залатанной серой одежде бедняка, морщинистая рука лежит на простом мешке с горловиной и куском веревки, вместо лямки. Старик приподнимает пальцами край шляпы, выцветшие глаза оценивающе приглядываются к недостижимым облакам, грубые, узловатые пальцы с грязными ногтями скребут щеку, заросшую седоватой щетиной.

— Дождя не будет, — тихо, для себя, сказал старик.

— Эй! Старик Сикоку, идем скорей к господину, работа стоит! — из людского потока махает рукой молодой парень, в таких же одеждах.

— Иду я, иду... — недовольно ворчит старик, — все торопится, напарничек неугомонный, никакого уважения.

Покряхтев, поднимается, про себя кляня старые суставы в коленях, взваливает котомку на плечо и уходит вслед за медленно ползущей тенью. По тени от облака, неблагодарно топча ее ногами, пробегает стайка ребятишек. Они проносятся под ногами взрослых, заливисто смеясь. А тень ползет дальше, даруя мгновения прохлады на пути, закрывает собой старые, неказистые домишки, сарайчики и редкие торговые лавки, пробегает по головам торопящихся людей, уставших босоногих работников и почтенных стариков. Наконец, она достигает двухэтажного особняка, закрывает собой окна и проползает дальше, ведь она лишь следует за облаком в небесах.

В небольшое окошко, с открытыми деревянными ставнями, снова врываются яркие, теплые и ласковые лучи солнца. Уже внутри, бойкий узкий лучик пробегает по гладкому дощатому полу, прыгает на низкий столик, заглядывает в сложенные листы желтоватой бумаги, огибает чернильную подставку и кисточку на самом краешке стола, вот-вот упадет, лишь чихни рядом.

Солнечный луч бежит дальше в угол комнаты, к спящему мальчику на футоне. Игриво заглядывает за распахнутое в жару кимоно, прыгает дальше, на аккуратный подбородок, освещая расслабленное лицо, выбившуюся прядку волос на прямом носу. Будто с укором проползает по непослушным коричневым волосам, пробует разбудить, посветив в закрытые веки и, потеряв интерес, исчезает.

Мальчик шевельнулся, слегка сморщил нос. Волосы пощекотали кончик, зашевелился и громко чихнул, тут же распахнул веки, показав на свет карие, заспанные глаза. На столике рядом опасно качается кисточка для письма, балансируя на краю.

— Апчхи! — опять чихает мальчик, — да что ж такое... — хрипловатым со сна голосом.

Кисточка не удерживается, падает, гулко ударяясь кончиком о доски пола. Едва обратив на это внимание, мальчик протирает глаза, встает с футона и идет к окну, шлепая босыми ногами и покачиваясь. Тонкие пальцы проходятся по волосам в тщетной попытке пригладить. Фыркнув на надоедливую челку, щекотавшую нос, мальчик подходит к окну, руки упираются в нагретую солнцем раму, в лицо ударяет яркий свет, шум от десятков людей неподалеку.

— Вода, свежая вода! — слышится знакомый голос торговца.

— Ах ты гаденыш, смотри куда прешь!

— Не догонишь, не догонишь...

Слух вылавливает из отдаленного гомона отдельные фразы, по улице пробегает несколько детей, улепетывая со всех ног от взрослого мужчины. Заметив в окне наблюдателя, мужчина, сбавив скорость, спокойным шагом доходит до края улицы.

— Обед готов! — по дому разносится женский голос.

Мальчик отвлекся на мгновенье, посмотрев в комнату, а мужчины на улице как не бывало. Только покосившиеся одноэтажные домики с прохудившейся крышей и ни души.

— Ну вот, опять пропустил... — кулачком ударяет по горячему дереву.

— Соске! — мелодичный женский голос эхом долетает с первого этажа.

— Иду, мама!

Мальчик запахнул кимоно из выкрашенной синим ткани, совсем как небеса в этот жаркий полдень, поспешил на голос. Босые ноги забарабанили по деревянным ступенькам, перепрыгивая через одну, мальчик маленьким ураганом влетел на первый этаж, пальцы привычно раздвигали бумажные перегородки на пути, до носа доносились приятные запахи.

"Сегодня рыба" — подумал мальчик.

Последняя перегородка плавно отъезжает в сторону, открывая просторную обеденную комнату, низкий длинный стол красного дерева с резными узорчатыми ножками, мягкие бежевые подушки и открытые перегородки во внутренний двор особнячка.

Запахи еды стали сильнее, в животе мальчика заурчало, детская ладонь тут же шлепает урчащее место.

"Что это? Я заболел?" — стоило подумать, как урчать перестало.

Мальчик устроился на подушках, подобрав под себя ноги и сложив руки на коленях. Внимание привлекает мелкая птичка, чирикающая в ветвях высокой яблони, во дворе. На столе уже покоятся тарелки с едой, стаканы, от небольшого глиняного чайника исходит парок. Душистый рис, фрукты и рыба, небольшой сверток с местными сладостями. От вкусных запахов во рту скопилась слюна, в животе появилось тянущее чувство. Гулко сглотнув слюну, мальчик посмотрел на живот, брови приподнялись.

"Что за чувство? Странно" — подумал он.

В открытых дверях тихо появляется женщина, короткими шагами подбирается к озадаченному мальчику, ножки в белых носках ступают неслышно, ни одна досочка не скрипнет. В синей юкате, расшитой цветами, широкий отрез фиолетовой ткани опоясывает тонкую талию, за спиной в такт шагам покачиваются длинные прямые волосы, цветом как у сына. Пара белых костяных заколок украшает прическу, еле видными узорами привлекают внимание. Полные губы разведены в веселой, хитрой улыбочке, карие глаза с длинными ресницами прищурены в ожидании забавы.

Мальчик решил уже отбросить непонятные ощущения и сосредоточится на еде, не дожидаясь матери. Рука потянулась к тарелке с тофу, политым сладким соусом.

— Попался!

Сзади обхватывают тонкие, женские руки, пальчики начинают щекотать мальчика, заливистый женский смех мелодичным ручейком разносится по дому.

— Нет, стой! — пытается отбиться мальчик, руки матери повалили на пол, продолжая нещадно щекотать, — ай, ха-ха-ха, хватит!

Женщина прекратила, склонилась над сыном, тот попытался скорчить серьезную мину, но с красным лицом и слезами от смеха в уголках глаз, не вышло.

— Прости-прости, не удержалась, — встает и поправляет выбившуюся прядку за ухо.

— Я думал, помру, — насупился мальчик.

Мать снова склонилась, медленно подвела руку и отвесила легкий щелбан.

— Ну не сердись, Соске, — добрая улыбка не сходит с ее лица, — ты такой серьезный, улыбайся, хоть иногда.

— И ходи как блаженный, — мальчик занял место за столом.

— Когда улыбаешься — больше похож на папу, — садясь напротив, шепчет она.

— Больно надо! — схватил палочки со стола, — Приятного аппетита!

Набивая рот разнообразной пищей, мальчик перестает ощущать пустоту в животе, которой раньше не было. Окончательно успокоившись по этому поводу, он приналег на любимые блюда.

— Что? — с трудом проглотив большой кусок.

— Ты стал больше есть, — невзначай заметила мать. Не притронувшись к еде, она, попивая ароматный чай, покручивает кружку в руках и смотрит на заглавное место стола, где стоит пустая пиала.

— Отец не пришел?

— Задерживается. Отнесешь Акихиро парочку онигири?

— Конечно, — кивает.

Спустя десяток минут, снаряженный сумкой с едой, поцелуем в лоб и напутствием:

— Не переходи границу района, Соске!

— Ага, я пошел.

Возле дома ни единого человека, хотя через пару домов, за углом, слышен гомон от десятков.

"Так, мне налево, до столба границы, потом направо и вдоль улочки. Жаль, денег нет, заглянул бы по дороге в лавку сладостей" — про себя посетовал мальчик.

Встречные люди едва удостаивают взглядом, хотя тут же прекращают любой разговор, завидев мальчика в синем кимоно. Соске же, напротив, вежливо кивает каждому знакомому лицу.

— Здравствуйте, господин Йоширо, господин Шиму, госпожа Рин...

Везде, где он шел, повторяется зона отчуждения, приветствия без ответа, некоторые женщины одаривают скупой улыбкой и кивком. Мальчик заворачивает в узкий переулок, меж одноэтажных домиков, продолжает путь по ним, юркой тенью пролазит в щели заборов, невзрачные проходы.

"Сегодня тут нет тех странных ребят" — глянул в дырку одного из серых домиков, застав там только старые и скомканные одеяла, — "наверно, еще не убежали от того злобного мужчины" — решил Соске и продолжил путь по знакомым, как пять пальцев, улочкам.

Добрался до границы района, здесь кончаются дома, он поворачивает направо. По левую руку, через каждые двадцать шагов попадаются деревянные столбы с вырезанной цифрой "69", а за ними пустая дорога и старые пеньки от давно срубленных деревьев, покуда хватает взгляда. И далеко-далеко видны такие же столбы. Зазевавшись, мальчик едва не наворачивается об землю, споткнувшись о торчащий камень.

— Атата, — шипит сквозь стиснутые зубы, уговаривая себя не заплакать от боли в отбитом пальце.

Боль быстро проходит, мальчик пошевелил пальцами на пробу.

"Не болит... Надо поторопиться, нельзя заставлять отца ждать" — подумал Соске, продолжив путь, вздымая с дороги мелкую пыль тонкими плетеными сандалиями.

Скоро дорожка повела извилистыми путями, домов на пути попадается меньше, пеньки заменяют пышные зеленые кусты, молодые деревья. Пройдя еще дальше, Соске постепенно оказался в густом лесу, обеденная жара не властвует под пышными кронами деревьев, яркая, сочная листва пригибает толстые ветви над дорогой, шумит под легким ветерком. Прямо над мальчиком мелькает быстрая тень — это белка шустро перепрыгивает с ветки на ветку, держа в зубах лесной орех.

"Еще поворот, и я на месте" — подумал Соске и поправил сползающую сумку.

Уже слышны отдаленные удары топоров о деревья, приглушенный листвой шум от десятков людей. Дорожка приводит Соске на большую вытянутую поляну, на которой суетятся люди, в дальнем конце возвышается гора, без единой травинки или дерева на склонах. Дорожка заканчивается возле горы, убегая в темный провал пещеры, грубые балки укрепляют вход, неподалеку в кучу свалены самодельные носилки для земли. Это шахта, но сейчас все работники столпились в центре поляны, внимательно слушают человека перед ними.

"Отец!" — поспешил туда Соске.

Работники в старых оборванных одеждах, с приспущенными платками на шее, с кирками в руках, повинуются повелительному жесту высокого мужчины и убегают в сторону шахты. Отец выделяется среди простых рабочих, облаченный в строгое кимоно темно-синего цвета, накидка из бежевого шелка прикрывает спину, единственный из всех в обуви, движения плавные и резкие, пронзительные серые глаза прищурены в решительном взгляде. Косой тонкий шрам через все лицо, от виска до подбородка, превращает жестко сведенные губы в легкую усмешку, но не портит лицо, прикрываемое длинными каштановыми волосами. А еще спина всегда пряма, плечи разведены в стороны. Среди простых работяг отец кажется породистым псом среди жалких шавок, сломленных жизнью.

— О, Соске, — суровые губы разомкнулись в улыбке, отец заметил его.

— Отец, я принес тебе онигири!

Не все ушли по приказу мужчины, возле старшего Айзена остался стоять седовласый старик в соломенной шляпе и с простой котомкой за спиной. Не обратив на мальчика внимания, старик продолжил тихий монолог.

— ... обвал повредил ответвление, мы не сможем вытащить их, скорей всего они уже задохнулись там. Но я прекрасно понимаю цену остановки работ, добыча смертного камня будет восстановлена.

— А это мой Соске, ему всего шесть, но он уже смышленый, — представил старику сына мужчина, заткнув старика жестом.

— Соске, это Сикоку, с этого дня он заведует работами в шахте.

— Здравствуйте. Что-то случилось? — мальчик заглядывает под соломенную шляпу старика, разглядывая морщинистое лицо с жесткой щетиной.

— Небольшой обвал, — кивает отец, — пришлось укреплять своды. Я тебе дома объясню.

Старик только бегло осмотрел мальчика, не удостоив и кивком, молча разворачивается и делает шаг. Отец, не отворачиваясь от Соске, мгновенным движением выбрасывает руку к старику, прямые пальцы сжимают морщинистую шею как в тиски. Еще секунда и старик уже стоит перед мальчиком, согнутый сильной рукой в глубоком поклоне.

— К моему сыну стоит проявлять больше уважения, — холодный голос отца пробирает до мурашек, — он наследник моего состояния.

— Д-да, — из-за шляпы не видно лица, цепкие пальцы мешают старику дышать, он заикается, — прошу простить, молодой господин.

— Да я не обижаюсь, — Соске переводит взгляд со старика на отца.

Старший Айзен кивает, снова одной рукой разворачивает старика на прежнее место и отпускает. Сикоку тут же быстрыми шагами удаляется, потирая шею.

— Говоришь, онигири принес? — прищур серых глаз снова меняется, на сына смотрит уже добрый лучистый взгляд.

Соске молча отдает отцу сумку.

— Можешь походить тут, где пожелаешь, только не суйся в шахту, там сейчас опасно.

Мальчик посмотрел на темный провал в горе, куда направляются люди с грубыми кирками и носилками.

— Почему тогда они идут? Если опасно.

— Смертный камень стоит дороже их жалких жизней, а я плачу им достаточно, чтобы они рисковали, — спокойно объясняет отец.

— Понятно, — кивает Соске.

— Гуляй тут, сколько хочешь, можем вечером вместе пойти домой. Если будут проблемы, я там, — пальцем показал на одинокий домик на краю поляны, скрытый в тенях раскидистого дерева.

— Хорошо, — тут же сорвался с места мальчик, редко выдается возможность вырваться из пыльного Руконгая.

Его интересует каждый куст и дерево, мягкий зеленый покров под ногами проминается, разнося запах свежескошенной травы, в лесу свежо и прохладно. Мальчик не отходит далеко от поляны, опасается заблудиться, до чуткого слуха доносятся голоса рабочих.

"Подберусь ближе, хочу послушать" — подумал Соске, пригнулся, скрываясь за высокими кустами пошел на голоса.

В густой листве небольшая прогалина, в нее мальчик и глянул. На поваленном бревне устроились трое рабочих, вполголоса общаются.

"Тот старик!" — заметил знакомую поношенную шляпу из соломы.

Мальчик подползает ближе, надеясь услышать что-нибудь и остаться незамеченным, сердце колотится в груди, гулко стуча.

"Чего я боюсь? Ну поймают, скажу что гуляю" — подумал Соске, но сердце не успокаивается.

— ...больше уважения, чтоб меня! — разоряется старик, — Да этого мальца придушить мало!

— Старик, утихни! — прерывает яростный монолог молодой парень, с перебинтованной левой рукой, растрепанной прической и ухмылкой.

— А что?

— А не "чтокай" мне тут, господин Айзен платит по справедливости, высказать уважение его семье — невелика потеря! Молодого господина и так сторонится простой люд.

— Я лучше постной лепешкой буду давиться, чем еще раз позволю с собой творить такое! Я уважаемый человек, меня многие знают! — вскинул подбородок старик, — и почему мальца народ сторонится?