Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Водяной-4


Опубликован:
05.10.2020 — 15.11.2020
Читателей:
2
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 
 
 

Водяной-4


— Смотрите. — Я поднял руку, и показал своим девчонкам на вышедшего к водопою старого льва. Реально старого, здоровенного, мохнатого. Грива была не только на голове и плечах, но и на спине, и грудь лохматая. Рыже-седая, еще влажная, видимо, где-то переплывал протоку. — Вот и хозяин туши.

Лев подошел к лежащим неподалеку от воду остаткам кабана, рванул раз-другой мясо, и взвыл. Видимо, зуб больной. В бешенстве зверюга крутнулась округ себя, рванула когтями землю. После чего получила пулю в шею, и вторую в сердце. И старый лев лег на влажный песочек около самого уреза воды. Мы его несколько часов караулили, заинтересовали меня следы около слабо так обглоданной туши. Похожи на тигриные, но чуть отличные. И вот, очень редкая животина попалась — азиатский лев. Пока они еще здесь встречаются, но уже редко, очень редко. Намного чаще встречаются смески от львиц и тигров, а вот именно львы — они фактически здесь исчезли. Может быть, мы угрохали если не последнего льва в Туркестане, то предпоследнего.

— Ну вот, вот вам и задание. Снять шкуру, аккуратненько, после чего отделить мясо от костей, сами косточки тоже аккуратно выбелить, и собрать. И шкуру выделать. — Я поглядел на недовольных русалок, щелкнул Хилолу по носику.— И не надо на меня так смотреть. Для вас тут на три часа работы. Только действуйте очень точно, шкуру с костяком поставим в музее. А пока — фотография. Давайте, барышни, становитесь. — Я установил массивную коробку фотоаппарата. Вообще, это сложно назвать полноценным фотоаппаратом, в моем понимании, но это камера, позволяющая получать на покрытых серебром пластинах довольно неплохие снимки. Хотя, колдовать с этой плюшевой камерой приходится по настоящему, без поддавков, все строго индивидуально. Выдержка производится открытием-закрытием крышки объектива. Хорошо хоть, объектив есть, нормальный. Линзу точил сам, для начала из очень качественного горного хрусталя. Вроде как вышло неплохо. Ну, для нынешних времен вообще хайтек, особенно для остальных. Такие снимки выходят, что закачаешься. Даже пейзажи снимаю. Сложно, но возможно. Снимаю на стеклянную фотопластинку, и потом делаю позитив на металлической пластине. Для меня ядом пары ртути и хлор не являются, проблем сделать идеально ровную пластинку из стекла или меди и покрыть ее ровнехонько хлористым серебром тоже никаких, просто время занимает. Сначала пробовал с иодистым серебром работать — долго и очень серьезные требования к освещению. Потому классическая пара — позитив и негатив. Делаю их себе сам, такие вещи сейчас не продаются. Даже камеру я сам сделал, правда, при помощи трех молодых столяров, двух златокузнецов и двух шорников из Ташкента. Хорошая такая камера вышла, даже красивая. Великолепная ореховая и тутовая древесина камеры и треноги, отменная кожа раздвижного объектива, позолоченные латунные детали. Золотом покрыл не из-за понтов, а потому как оно очень устойчиво к коррозии. Можно в принципе покрыть латунь чем угодно, хоть хромом, хоть матом, но потом замаешься или объяснять, или позелень отчищать. А здесь порой соленые брызги бывают, на Арале-то, потому сразу озаботился сохранением деталей. Увеличитель тоже сделал, но свет в нем вырабатывает шаровая молния. Потому как сочетание магии и технологии дает замечательный результат. Все равно никто из посторонних этого не видит, а отпечатки на серебряных пластинах получаются просто отменные. В принципе, можно начать делать бумажные фотки, проще и дешевле, но понты... я ж первый снимаю Среднюю Азию. Так что серебряные пластины, точнее, медные со слоем серебра. Потом покрываю для сохранности прозрачным лаком. Вот сколько слов про камеру, люблю я ее, моя самая любимая игрушка.

Пока я возился с камерой, Хилола и Марина приготовились к съемке. Причесались, погляделись в водные зеркала (ну да, освоили их девочки), поправили одежку из шелка в стиле "умри от зависти ассасин", нацепили перевязи с патронными сумками и взяли штуцеры наизготовку. Ну и не забыли на мертвого льва поставить Хилола левую, а Марина правую ноги.

— Внимание! Снимаю! — Вспышка магния заставила девчонок промаргиваться. А я довольно закрыл объектив, задвинул панель на кассете-заднике с пластиной, и нежно вытащил будущий негатив. Увлекся я фотоделом, здесь и сейчас это истинное колдунство. Уже около сотни таких фотопластин отснял, проявил и напечатал на серебушках снимки. Даже самого эмира Нусруллу с самыми близкими мурзами снял. И ему подарил немаленький групповой портрет, тот с удовольствием у себя в кабинете на стол поставил, я сам дагерротип в ореховую лакированную рамку вставил. Или это уже не дагерротип? Неважно, в принципе, я тут один из первых с фотоделом связался, буду устанавливать законы в этой области. Правда, мулла ворчал, но я ему объяснил, что не рисую, а просто запечатлеваю уже созданное аллахом. Никакой самодеятельности, только хроника. Он же сам пишет летопись. А это тоже самое, только в виде застывшего изображения. Правда, я потом создаю копии, гравюры и офорты на хорошей бронзе, но это уже у себя в мастерской, и никого об этом не информирую. Покамест. Соберу триста-четыреста снимков, точнее, экстампов гравюр и офортов, и отправлю в Москву Глазуновым. Я так думаю, что альбом выйдет на заглядение, правда, уж точно дешевым не будет. Но дело не в этом, а в том, что такой коллекции видов и портретов Средней Азии пока никто в этом мире не создавал.

После помолвки и проводов жениха с невестой в Россию прошел месяц с лишком, я достроил колодцы на первой линии, и на какое-то время взял отпуск. Надоело носиться как белка в колесе, решил чуть для себя пожить. Ну как для себя, мой договор о создании филиалов музея в Бухаре и Коканде никто не отменял, я этим занимаюсь, в Коканде уже выстроен первый корпус для размещения самых крупных костяков, змеюки и тиранозавра. Не знаю, каких они подвидов, названия придумывал специально созданный для этого комитет из здешних ученых, то есть имамов мечетей и нескольких табибов и математиков. Названия двойные, на арабском и латыни, зарегистрировали их в канцелярии эмира. Тот костяк акулы, вроде как мегалодона, тоже назвали. Я, кстати, хотел было пропитать его чем-либо радиоактивным, но раздумал. Для чего? Я в соперничество английской королевы и русского царя не лезу, мне оно до лампочки. Сама королева Виктория, должен признаться, вызывает у меня глубокое уважение. Талантливая и упорная дама, надо признать. Да и сами англичане и американцы мне нравятся. Ничем от русских не отличаются, такие же наглые, бесстрашные и упорные.

Так что костяк собрали, прономеровали, аккуратно зарисовали и разобрали. После чего так же аккуратно упаковали, и сейчас его везут уже сторону Санкт-Петербурга. Плюс я сделал лекала, и мне из добротной кожи сделали реплику шкуры этой рыбины. То есть в Лондоне вполне можно собрать качественное чучело. Надо сказать, что настолько полного костяка этих рыбин не было даже в моем прошлом мире. У акул скелет хрящевый, он очень плохо сохраняется. А здесь он каким-то образом уцелел. В общем, мы работу проделали очень и очень немаленькую, по воссозданию облика этой рыбки. Эмир впечатлился, рабочим по золотому лично выдал. Точнее, бросил на стол кошель с золотыми монетами, персидскими томанами и бухарскими тилля. Как раз по паре монет на каждого работягу хватило. Одно точно скажу — тратить их не будут даже если от голода погибать придется. Это награда эмира, тут сродни ордену. Если монеты сохранены в семье — семья практически неподсудна. Ибо ни один суд не решится что-либо предпринять против тех, кого отметил эмир. Вот сам Нусрулла ибн Хайдар свободно может приказать казнить, но это вряд ли. Простыми работягами он лично не занимается, только приговоры утверждает. А опять же — судить их простые суды не будут... значит, эмир выдал этим рабочим гарантию безопасности при умном поведении.

— Усто, мы закончили. — Хилола отвлекла меня от всяких посторонних мыслей, и показала на два добротных ящика. Сами ящики тоже по моему заказу делали, здесь такое не очень распространено.

— Умницы, малышки. Грузите на борт, и поехали. Надо Перовского встретить с компанией. — Ну да, господин генерал-губернатор Оренбурга должен подойти во главе небольшой флотилии. Пара гребных судов, на которые будем грузить древние статуи древних богинь. Наиб тоже должен из Ташкента спуститься вниз по течению, для торжественной передачи. Ну, в принципе, правильно, и ладно. Для меня не существенно, мне не жалко. Драгоценности мне девочки рассортировали, ничего особо интересного там нет, женские побрякушки, кубки, чаши, монеты. Вот монет я набрал пару десятков, золотых и серебряных. Точнее, ровнехонько восемьдесят восемь. Пополнил коллекцию. Попались несколько даже египетских монеток, вроде как. Ну, если по британскому каталогу судить.

Вообще, странные у меня для водяного вкусы. Люблю технику, оружие, железяки всевозможные, обожаю что-либо делать своими руками. Не водяной, а гном какой-то. Ладно, хоть красивых баб люблю, хоть в этом на нормального водяного похож.

Каюки наиба и его охраны встретил ниже Коканда на полста километров, и уже в компании двинулись дальше. У меня каюк парусный, из матросов семеро индусов, которых выручил недавно. Плюс немолодой кормчий из персидских моряков, очень и очень опытный товарищ. Я его сразу проверил, морячина знатный, побродил вдоволь, на всяких посудинах и под всякими флагами. Сюда попал по дороге, решил наняться поморам, в тех краях Сенбад аль-Басра еще не бывал. А учитывая, что на родине он попал в неприятную историю, то нанялся простым охранником, благо и клинком, и пистолетами владел на весьма приличном уровне. соответственно, вляпался в приключения вместе со всем караваном. Попали с караваном в засаду хивинцев, которые вырезали практически всех охранников из узбеков и китайцев, оставив в живых купцов из персов (под которых и закосил мой кормчий, расстреляв пистолеты и сломав клинок около рукояти) и погонщиков из индусов, а тут я мимо проходил. Точнее, разведывал водяные подземные потоки для западной линии колодцев. Ну, включился в веселье. После того, как я частью порубил, а частью просто пожрал грабителей, караванщики были ну очень впечатлены. И эти семеро молодых индийцев с немолодым персом остались служить мне. Как оказалось, они неплохо управляются не только с верблюдами, но и с веслами и парусом, и потому я их посадил на каюк. Экипаж мне нужен, хотя бы для виду. Но ребята оказались вполне себе нормальными, я ни разу не пожалел, что нанял их. Ну, это я так говорю — нанял. Сами парни остались служить мне, как какому-то из своих родимых индийских множественных богов. Лестно, конечно, но я уже устал объяснять им, что я не бог. Да, я уже не элементаль, но даже до самого младшего бога даже мне еще топать и топать. Помогает мало, надо признать. Да и Хилола с Мариной мало в этом способствуют, им нравится поклонение парней. Для молодых индийцев мои девчонки являются аватарами Сарасвати, речной богини. С другой стороны, и ладно. Парни сильные, дружные, умелые путешественники и неплохие матросы. С оружием знают как обращаться, языком лишнего не молотят, мне не перечат. Другое дело, что в веселых домах могут на неделю зависнуть... но это ладно, дело молодое. Перс же молчит, но тоже впечатлен. И явно собрался служить мне долго и верно, благо что я ему положил жалование английского капитана военного брига. Пусть, мне нужны верные люди. Мне нужно много верных людей, но это крайне сложная штука, надо признать.

— Шкипер, вон туда правьте. — Я показал на приметное дерево, растущее на левом берегу. Скоро стемнеет, пора на ночевку становиться. За свой кораблик я не волнуюсь, а вот каюки наиба могут и вляпаться куда-либо. Не любит кого-то из них река, ой не любит. Кто бы и что бы не говорил, но у каждой реки, даже самого крохотного ручейка есть сознание. Я их понимаю и чувствую, но даже у меня не всегда выходит ими управлять. Перечить они мне не перечат, но стоит отвернуться — и творят что хотят. Своевольны реки, как вода в них.

-Анудж, Ракеш, швартовы изготовить. Дипак, Вимал, вы на берег. — Означенные матросы шустро создали видимость работы. Первые оба-двое встали на носу с толстенными пеньковыми веревками наготове, вторые перебежали по бушприту на самый конец бруса, и замерли в готовности к десантированию. Кормчий за неделю создал какое-то подобие бойцов-абордажников, надо мастера квардердека искать. Причем я даже не шучу, раз уж занялся таким занятием, то надо делать серьезно. Сам же подумываю насчет Каспия и северных морей.

Еще один встал по носу с длинным тонким шестом, нащупывая дно. Остальные почти полностью свернули парус, каюк плавно снизил скорость, практически вровень с течением.

— Шесть локтей! — Крикнул шестовой, резво перехватывая свой мерительный инструмент, и тыкая им вперед. — Пять локтей!

— Тут до самого берега глубоко, обрыв. — Я потянулся, и встал. — Швартуйтесь спокойно. Вяжитесь вон за те карагачи.

Парни с бушприта точно и ловко спрыгнули на обрывистый берег, шустро обмотали лохматыми концами стволы достаточно взрослых деревьев, поймали и закрепили кормовой конец-растяжку и приняли сходню. После чего помогли пришвартовать корабли наиба.

Пока слуги Абдуссамада ставили шатры, выставляли посты и разжигали костры в привезенных с собой очагах, я отошел в сторону и собрал спиннинг. В той жизни любил порой пошвырять с берега снасточки, джиги всякие и прочие тяжелые колебалки. Мечтал освоить нахлыстовую снасть, но так и не сподобился. Потому вот и здесь решил попробовать создать что-либо подобное. Благо что все упирается просто в деньги, ничего мудреного в спиннинге нет. Добротная бамбуковая палка, катушка, сработанная по мои чертежам, толстая шелковая белая нить в качестве лески. На разрыв весьма и весьма приличная вышла, я решил уж перебдеть чем недобдеть. Колебалка из латуни, кованый тройничок, красный хвостик-кисточка из шелковой нити, все путем. Правда, безынерционка дело будущего, а пока простая инерционная катушка с полусотней метров лески на ней. Или, как по здешним мерам, танаб с четвертью.

Пара забросов вышли пустыми, а вот на третьем хорошо рвануло, и я с трудом, под азартные вопли зрителей (тут с развлекухой сложно, а здесь новенькое захватывающее действо), вывел под берег немаленькую рыбину. Которую достаточно ловко принял в подсак Сенбад, мой шкипер.

— Хороший судак. — Вытряхивая его из подсака, я примерно взвесил его на руке. С уважением поглядел на мощные клыки, и кинул его слуге наиба. А что, если повезет, натаскаю на уху и жареху. Нет, так то рыбы я наловлю сколько угодно, но вот так, спортивный лов на спиннинг... это увлекает. Особенно с таким клевом. За час я вытащил десять крупных и очень крупных рыбин — судаков, жерехов, щуку, приличного соменка, хорошего усача и здоровенного сазана пуда на полтора, который заглотил блесну чуть ли не до самой задницы. Я знаю, что взрослый сазан вполне себе лютый рыбоед, но на спиннинг такого ловлю впервые. Впрочем, в этих местах и при Союзе рыбалка была просто отменная, а сейчас вообще вода рыбой кишит.

— Забавная вещица, Захар-бай. — Наиб подошел поближе, и внимательно смотрел, как я промываю шелковую нить чистой водой, и наматываю ее на подушечку из свернутого войлока.

— Спиннинг. Англичане придумали, вот и решил попробовать. Очень азартная штука, надо признать. — Я ласково провел рукой по пропитанному восково-масленной смесью бамбуковому удилищу. Надо же, выдержала сопротивление полуторапудового сазана. Правда, я его выводил минут пятнадцать, но все равно. Это же не углепластик. Кстати, надо попробовать создать карбоновое полотно. Наверное, не намного сложнее искусственного бриллианта выйдет.

— Не дадите адрес мастерской, где вы заказали такую красоту? Глядя на вас, захотелось попробовать. — Наиб с моего разрешения взял в руки спиннинг, и внимательно осмотрел катушку и проводные кольца. Да и само удилище тоже стоило внимания. Там у меня не просто бамбуковая палка, а сложная клееная конструкция. На бамбуковый хлыст наклеены поверх бамбуковые же реечки, и стянуты шелковыми нитями. Конечно, не ультралайт вышел, но конструкция вполне боеспособная, тот же сазан-каннибал это доказал. Да и жереха весом на пять-шесть кило тоже далеко не цыпочки, ребята дрались за свою жизнь и свободу отчаянно.

— Нечто похожее на сложное рыцарское копье, как там. Лонг, вроде бы? Те тоже из реек выклеивались. — Блеснул знаниями наиб, возвращая мне удочку. — Очень азартное зрелище, даже со стороны. Самому, наверное, вообще интересно.

— Та же охота. Возьмете, попробуете завтра.— Кивнул я головой, соглашаясь с наибом, и устраиваясь по его приглашению на брошенной кошме. Вообще, здесь с этим особо не заморачиваются. Даже во дварце у эмира торжественно вкушают плов (надо сказать, роскошный, просто фантастически приготовленный) сидя на ковре, и с блюда на этом же ковре. Правда, ковер персидский, стоит как пара мерседесов на той земле, но это так. Даже эмир свободно садится на задницу, прямиком на землю. Стулья и скамьи очень не в ходу.

— Захар-бай, а вы расскажите продолжение историй Шахерезады? — Молодой паренек из свиты, сын какого-то из многочисленным мурз.

— Расскажу. — Усмехнулся я, и поправил на поясе ремень с пистолетами. Мы за городом, надо соответствовать. У Абдуссамада и то пистолет за поясом и сабля сбоку прицеплена. — На этот раз про Синдбада-морехода. Да-да, шкипер, про тебя.

Вокруг все засмеялись, а я принялся вспоминать и пересказывать в лицах приключения отважного и сумасбродного моряка. Да не просто по "Тысяче и одной ночи", а приплетая сюжеты из американских фильмов и мультиков.

Сам не заметил, как повара приготовили уху и плов, как поужинали. Рассказывал и рассказывал, пока солнышко не покрасило в розовый восток. И никто лишнего не шевелился, сидели и слушали. Отходили по своим надобностям и возращались, снова вливаясь в поток сказки. Разве слуги тихо накрывали и убирали с дастархана еду и чай, но тоже слушая, пропуская сквозь себя сказку. Заворожил я их своей болтовней, надо сказать. Не слишком специально, но заворожил. Нравится мне внимание слушателей, способность управлять людьми при помощи голоса, начал я понимать артистов театра и оперных певцов. Хотя и сложно это, вот так, без применения спецсредств из своего арсенала управлять людским сознанием.

Спать завалились на рассвете. Перовский сюда сам подойти должен, на своих шлюпах Аральской флотилии. Учитывая, что даже до телеграфа здесь еще жить людям и жить, вышли с хорошим запасом времени. В любом случае, сейчас жизнь нетороплива, пара-тройка дней на природе, с хорошей жратвой никого здесь не утомляет.

Ну а я вытащил из каюка байдарку, и решил прокатиться по реке. Тоже по моим эскизам лодочку делали, с третьей попытки вышло то, что надо. Просто прелесть получилась, надо сказать. И отмазка железная, для моего одиночного плавания. За мной здесь и сейчас просто никто угнаться не может. А мне то и надо, от лишних глаз скрылся, и на чердак — учиться, учиться и учиться. Ну, почти. На свой остров хочу сгонять, да Марину с Хилолой проведать. Припахал я барышень делать списки книг, той же "Тысячи и одной ночи", ее пишет Хилола, и "Трёх мушкетеров", ей занимается Марина. Не нравятся барышням такие занятия, но ничего, пусть не расслабляются. Тем более, мы не люди. Там, где человек пару строк напишет, мои девочки минимум страницу выдадут на гора. Перья портятся со страшной силой, даже самописки с золотыми перьями. Но ничего, это того стоит. А перышек я наделал про запас, что его жалеть, золото то. Здесь под моей рукой крупнейшие месторождения его в мире.

Впрочем, стоило мне отойти от лагеря на пару фарсангов, как из зарослей, скрывающих небольшой заливчик, раздался девичий визг, и звонкие шлепки. Блин, тут у меня глаз нет, знаю только то, что стоит на якоре небольшой каюк и человек двенадцать на нем. Ладно, это значения не имеет, а вот то что девки визжат — мне не нравится.

Но картинка, которую я увидел, пройдя сквозь камыш на байдарке, меня озадачила.

Красивая молодая женщина лупила молоденькую девицу по заднице ивовыми розгами. Задница барышни была укрыта мокрым полотенцем и тонкой выделанной кожей поверх. То есть не просечет нежную шкурку на пятой точке, и не изувечит внутренние органы. Просто очень больно и обидно. А дамочка-экзекутор хороша! Сильная, разозлена до состояния холодного бешенства, черные волосы дыбом, даром что в две толстенные косы уложены, глаза горят. Фигура просто великолепна, насколько я понимаю.

Сопровождающие, что интересно, столпились на носу, и отвернулись. Охрана и гребцы, что ж они расслабились то? Впрочем, мне это удобнее.

По воде скользнул туман, поднялся на каюк, и скоро люди счастливо спали, чему-то улыбаясь. И даже наказуемая перестала визжать, и ослабла на скамье.

— Айгуль! — шпицпрутен улетел в воду, а дамочка принялась приводить в чувство девчонку. Как сейчас вижу, совсем молоденькую, максимум лет тринадцати. Впрочем, здесь в таком возрасте вовсю замуж выдают.

— Да спит она, чадо твое, спит. — Я одним прыжком оказался на каюке, рядом с матерью-дочерью. Вблизи четко вижу родство, похоже, я в семейные разборки вмешался ненароком.

Впрочем, дама не стала долго рассусоливать, а попыталась сначала пристрелить меня, потом ткнуть кинжалом в живот, и делала все это с немалой сноровкой, показывая весьма высокий класс во владении оружием.

— Ну не надо нервничать, нервные клетки не восстанавливаются. — Я сбил ладонью пулю в сторону, от кинжала уклонился, и перехватил запястье хозяйки каюка, потом другое. Принял удар коленом на бедро, и наконец, прижал женщину к переборке. Ух, тигрица! Вроде поймал.

Но меня тут же попытались укусить, причем весьма успешно. Ну ладно, пусть кусает, не жалко. Но возбуждающе, надо признать. И потому я в ответку слегка укусил сам. За высокую вздымающуюся сиську. А потому за другую. Тут дама визжать перестала, начала орать и брыкаться, но быстро ослабла и сама в процессе возбудилась. Да и после совсем не сопротивлялась, напротив, практически сама выскользнула из одежды и оказалась весьма пылкой. Давно мужика не было, что ли?

— Тебя как зовут, чудо? Имя твое какое? — Я погладил вздрагивающую спину женщины, все еще не могущей нормально вздохнуть.

— Лейла. Почему ты сделал это? — Дамочка рывком перевернулась, и попыталась вцепиться мне в лицо ногтями. Вот буйная, то сама на мне скачет со стоном и рыком, то глаза готова выцарапать. Пришлось снова успокаивать, и не раз.

— Все. Уходил красотку. — Я усмехнулся, и огладил ладный животик Лейлы. Надо сказать, что фигурка у нее оказалась реально прекрасна, почти фитоняшка, только рельефные мышцы чуть жирком прикрыты. Самое то, короче. Ладная и ухоженная, чистая и свежая. И ведь по здешним меркам далеко не девочка, лет двадцать пять-двадцать восемь.

— Ты не человек. — Неожиданно спокойно сказала Лейла, томно выгнулась, и повернувшись на бок приподнялась на локте. — Ты не иблис, не дэв. Ты, похоже, сув-аджар.

— Ишь, угадала с первого раза. Ты сама-то кто? — Я полюбовался красоткой, но та резво поднялась было, но ноги внезапно подогнулись. И точно брякнулась бы дамочка на палубу, но ее я поймал. — Хотя... ведьма ты, похоже. Природная. И сильная. Везет мне на вас.

Глаза у Лейлы, которые мне показались черными, на самом деле были темно-темно зелеными. И сверкали как далекие звезды. Я аж утонул было в них, но все-таки достаточно быстро вынырнул. Усмехнулся, чмокнул дамочку в сиську, и аккуратно усадил на скамью около спящей девчонки.

— Похоже, мы оба-двое угадали. Ты права, я хозяин здешних вод. А ты кто? Явно аристократка какая-то? — Лейла укуталась тонкой шелковой накидкой. Лучше б она этого не делала. Шелк обрисовал прекрасное тело лучше художника или скульптора, я снова понял, что жутко желаю эту ведьмочку. Но сумел сдержаться. Пока.

— Я вдова Сугудай-бая, и дочь Абдуль Хасан Мехди, управителя шахристана Шерван, правнука Моххамад Хасан-хана из рода Каджаров. — Гордо вздернула нос и качнув высокими грудями, заявила дамочка. А я смотрел и любовался. Вот ведь диво дивное, чудо чудное я отымел здесь по случаю. Кстати, она принцесса, династия Каджаров вполне себе живая, правители Персии, в той же Российской Империи вполне себе котируется. Ну, может и не принцесса, то, что она пра-пра-правнучка шаха Персии не означает ее присутствие на первых строчках в табели о рангах. Отец-то у нее пусть управитель, но небольшого городка и крохотной провинции северной Персии. Хотя, родич правящего дома, это немало. Впрочем, шах Персии мужик суровый и жадный, даже своей родне особого спуска не дает, все должности продают за немалые деньги. Хотя, опять же, в своем пастбище чиновник творит что хочет. Если от него исправно идут налоги и взятки — никого не интересует, что он там у себя делает. Сугудай-бай, каков конфуз... ведь это мы его грохнули, я с девочками. С полгода назад мы на охоте уничтожили целую флотилию, восемь каюков, с рабами и охранением. Всех кроме рабов вырезали, ибо нехер. Но я сначала народ усыпил, мало ли, перерезали б закованных баб и мужиков, все-таки семьдесят бойцов с ружьями и пистолетами это многовато. Тоже был весьма немалым чином в войске хивинского хана. Правда, работорговлей подрабатывал, но здесь многие этим баловались. Да и сейчас мало что изменилось, разве по рекам боятся ходить с рабами. Ныне больше по сухопутью пробираются, а это резко ограничивает мои возможности. Впрочем, к отымению Лейлы это все отношения не имеет.

В общем, мы еще несколько раз с немалой душой трахнулись, и отпустил я Лейлу с компанией. Ибо лупила она свою дочь, мозги от подростковой дури чистила. Как по мне — имеет право. А я договорился с этой очаровательной ведьмочкой, что иногда буду наведываться и иметь ее, адресок она оставила. Надо сказать, что вдовья доля здесь не самая простая, но если за спиной род персидских шахов — то многое упрощается. Пусть здешние парни-йигиты ходят щипать Хорасан, но для знати связываться с родственницей действующей династии не самый лучший способ самоубийства. Это только для равных, а ханам и эмиру Лейла без надобности.

Выйдя на стремнину, я на некоторое время просто выключился, мощными ровными гребками уходя подольше от каюка с Лейлой. Очаровательная она очаровательная, и даже пригласила домой на пиалу чая с вечерним трахом. Но с нее станется приказать слугам попробовать пальнуть в меня из небольшого фальконета, установленного на вертлюге на носу кораблика. Зачем искушать такую красивую женщину? Пусть лучше рассматривает перстень из черненого золота с крупным черным бриллиантом, что я на память ей оставил. И когда наведаюсь, в любом случае подарю гарнитур к этому перстню, из диадемы, колье и браслетов. Ну а дальше видно будет. Пока сваливаем, то есть совершаем тактический маневр.

Потому я остановился только километра через три, или половину фарсанга. Вытащил из кармана часы, хмыкнул. Да, довольно долго я прокувыркался с дамочкой, видимо, придется отложить сегодняшнее посещение своего острова. Впрочем, оно того стоит. И я еще разок глянул на часы, после чего аккуратно закрыл крышку. " Генри Мозер в Санкт-Петербугре", выпущены в прошлом году, через нижегородскую ярмарку попали в Коканд. Где я их и купил. Мне очень понравились. Массивный квадратный корпус, платиновый, кстати, а не обычный здесь золотой или серебряный, очень точный ход, водонепроницаемые (ха-ха три раза), полного завода хватает на трое суток. Но я обычно делаю на три оборота ключа меньше, не напрягаю пружину до конца. Мне и на пару суток хватает. Конечно, мог бы и вообще без часов обойтись, но здесь это статусная вещь. Часы, портсигар, зажигалка, пистолеты, кинжал и шамшир, личные драгоценности, качественный перочинный складень — это все статус. Ключик для завода часов, кстати, вместе с клипсой, подсоединен добротной цепочкой. Тоже платиновой. У меня вообще все вещицы из платины, портсигар, зажигалка, ручка-самописка и автоматический карандаш, сам их делал в тон часам. В портсигаре пять крупных кубинских сигар, я даже не знал, что их здесь продают. Сюр, конечно, водяной курит сигару, но прикольно. В одной руке дымящая сигара, в другой стакан с вискарем — прям-таки Уинстон Черчиль. Кстати, на портсигаре портреты Че Гевары и Фиделя Кастро. Жаль, что никто оценить не может.

Меня ждали. Не успел появиться, как с кормы моего каюка радостно завопил один из матросов, после чего на берегу бодро забегали. Похоже, готовятся к вечерним сказкам. Реально, здесь люди залипают на такие вещи, развлечений мало, хорошие рассказчики и чтецы невероятно ценятся.

О, надо же, Абдуссамад с моим спиннингом и парой бойцов бредет вдоль берега. Один торжественно, как знамя, несет подсак, второй тащит в воде длинный кукан с десятком щук и судаков. Хорошо наиб поохотился. Надо ему бакшиш поднести, наверняка мои спиннинги и катушки готовы. Я ведь еще заказывал, как чуял. А вот блесны ему надо подороже сделать, с позолотой. Любят здесь всякие блястючести-сверкучести, прямо скажем. Да и рыба не пуганая, хватает все подряд.

Сделал еще пару гребков, и мне прям на голову свалился здоровенный гусак, мать его ити. Я на него даже внимания не обращал, ну летит себе, это не двадцатый век, когда с воздуха опасность может грозить. И на тебе — крутое пике и бамц, ловите пять кило себе на башку. Впрочем, разобрался сразу, оказалось что Аяна весточку переслала. Научил, так сказать, на свою голову. Но новости хорошие. Свадьба прошла хорошо, с бабушкой Лермонтова поладили, всего два сервиза расколотили, правда, на пятьдесят персон каждый. Ну и ладушки. Аяна у меня только смотрится скромной тургеневской барышней, на самом деле из черепов ею убитых за пару тысячелетий можно небольшой курган сложить. И вообще, характер у нее как из отменной оружейной стали выкован. Не то что сломать, согнуть сложно. Хотя, опять же, при всем том скромная и добрая осталась, к своим и для своих. Вот и пишет, что несмотря ни на что любит нас всех, и ждет в гости. Надеется через девять месяцев порадовать себя и мужа младенчиком. Дай-то боги, хотя Аяна много крепче чем простые барышни. Да и детишки ее завидной живучестью отличаться должны. Вообще, Лермонтовым повезло такую кровь в семью влить. Очень повезло.

Гусака я выкинул подальше, пусть себе живет, и через десяток минут аккуратно пристал к толстенной доске, изображающей пристань. После чего выбрался на берег. Проконтролировал загрузку байдарки на крепежи в каюке, как ее вытерли и смазали смесью воска и топленого сала. Подождал и понаблюдал за процессом полировки бортов и днища. После чего отдал весло и пошел к своему шатру, надо переодеться. Не то, что вспотел или испачкался, со мной сейчас это проделать сложно, просто голимые, но необходимые для внешнего антуража понты. Потому сменил черную шелковую рубаху на темно-синюю, из хлопковой ткани. И надел плотный тисненый жилет из воловьей кожи, тоже синий. На спине вытравлен здоровенный усатый дракон, надо сказать, очень талантливо сделано китайскими мастерами. На голову белую чалму, под нее мисюрку с кольчужным воротником... ну все, на вечер одет. Сапоги еще переобул, надел синие, коротенькие. Ремень, пару револьверов-пепербоксов, кинжал — все, ансамбль завершен, можно и дальше трепаться хоть всю ночь.

От походной печи шибало хлебным духом так, что слюна капала. Немолодой слуга наиба ловко вытаскивал деревянной лопатой лепешки, и стопками укладывал их на чистую тряпицу, а два пацаненка бегом разносили их и раскладывали по дастархану. Я неторопливо отколол от сахарной головы кус прозрачного сахара-навата, бросил в рок и со смаком захрустел. Некоторые вещи просты в своей гениальности. Вот этот нават — просто в расплавленный сироп добавляют виноградный сок. И получается замечательная штука. Хотя, азиаты знают толк в сладостях, этого у них не отнимешь. И во многом остальном тоже.

Передо мной на кошму поставили немалый ляган с пыхаюшим жаром пловом, касу с крупными кусками жареной рыбы. Наиб-то с утра, как проснулся, бродил вдоль берега и хлестал гладь водную лесой с блеснами. Та партия улова, что я видел, была на сегодня завершающая, предыдущая уже зажарена, и лежит на столе. Его слуги и охрана едят и восхваляют своего господина как удачливого охотника и щедрого хозяина, тот слушает и тихо млеет от заслуженной лести.

Я поднял пиалу с крутым чаем, и торжественно восхвалил твердую руку и меткий глаз уважаемого и досточтимого Абдуссамада, да пребудет долгой его земная дорога. Почему бы и не сделать приятное человеку, от которого я проблем пока не вижу?

После обеда, снова все уселись округ нас с наибом, и я продолжил рассказ. На этот раз решил пройтись по бессмертному, и пересказал "Хоббита, или туда и обратно". Народ сначала не понял, а потом вошел во вкус, переживал за самого удачливого воришку, Абдуссамад грустно покачал головой, когда погиб король гномов, бойцы охраны пристукивали клинками о край ножен, когда пересказывал бой у подземного града. В общем, зашла сказка " на ура". Опять сидели часов пятнадцать, до поздней ночи. Снова чуть поворожил, но совсем немного, учусь помаленьку.

— Красиво рассказываете, Захар-бай. — Глядя в рдеющие угли костра, сказал наиб, и нагнувшись, бросил на них тонкий прутик. Тот чуть задымился, и резко вспыхнул. — Знаете, когда я слушал вас, то как будто там сам был. Видел великанов и дракона, сказочных эльфов и страшных колдунов. Надеюсь, вы не откажетесь пару раз рассказать сказки самому светлейшему эмиру? У вас просто нет другого выхода, он может сильно обидеться, ведь его воинов вы вниманием не обошли.

— С превеликим удовольствием, уважаемый наиб. — Я чуть поклонился, и протянул ему стакан с виски. Свидетелей нет, а без них наиб вискарь хлещет как английский политик. Тем более, мы под навесом, приличия соблюдены. — Пусть освещающий здешние земли своей властью эмир Насрулла ибн Хайдар просто скажет, когда и где — и я приду. Только скажите какие истории, я же не знаю вкусов эмира.

Почему бы и нет? Здесь и сейчас слава рассказчика это добрая слава. Многие аристократы из местных прекрасные сказочники, с удовольствием пересказывают истории, специально вычитывают и коллекционируют. Рассказать хорошую сказку, увлечь слушателей — это искусство. Хороший хикоячи уважаем в обществе, послушать хорошего сказочника собираются много людей. Мне такая слава точно не помешает, прямо скажем. Лишним точно не будет.

Наиб высосал еще пару стаканчиков, и ушел спать. А я долго сидел и смотрел на звезды. Огромные, мерцающие, обманчиво близкие и непостижимо далекие. Неужели я когда-нибудь смогу посмотреть на вас вблизи? Мечта? Да, и, надо прямо сказать — великая. Но чтобы ее достичь, надо суметь прожить достаточно много, и попробовать чуть изменить историю развития, ибо в моем мире люди особо к ним не стремились. Точнее, цивилизация слегка закуклилась на Земле, даже межпланетные полеты остались в прошлом, слетали несколько раз на Луну и успокоились. Ладно, доживем — увидим.

Перовский прибыл на следующий день. Два больших и два малых кораблика, это он большую часть Аральской флотилии с собой забрал. На подходе пальнули холостыми с каждого борта, дымно и шумно. Зато вроде как отсалютовали.

Мой шкипер на небольшой лодочке перебрался на головной шлюп, с одиозным именем "Надежда". Будет лоцманом, здешние воды коварны, им европейцы не верят. И правильно делают, я пару раз уже над этой флотилией подшутил, аккуратно сажал кораблики на песчаные подушки. А что, я водяной, мне такие вредные шуточки просто положены. Ну, позанимались группенсексом команды, так за это они жалование получают.

Но в этот раз у меня таких намерений нет, потому пришвартовались шлюпы и баркасы четко и аккуратно. Здесь места хватает еще на десяток кораблей, но больше никто на нашем мероприятии не запланирован.

Местные купеческие каюки, видя нашу тусовку, резво налегали на весла, и старались проскочить побыстрее и под дальним берегом. Правильно, подальше от начальства самая короткая дорога. Впрочем, именно сейчас они ни русских, ни бухарских чиновников не интересуют. Сейчас высокие договаривающиеся стороны заняты важнейшим делом — прощупывают друг друга. Раньше так, напрямую Перовский с наибом не встречались. Да, договоренности есть, они даже начинают выполняться, но именно прямых встреч не было. Сейчас, можно сказать, неофициальный визит.

Сейчас наиб и генерал-губернатор беседуют в шатре наиба, тет-а-тет, то есть практически без помощников. Пара полковников со стороны Перовского и три мурзы от наиба не в счет.

— Здравствуйте, Арсений Игнатьевич. — Я приветливо поклонился майору Игнатьеву, поочередно коснувшись ладонью лба, подбородка и сердца. — Рад вас видеть в добром здравии.

— Благодаря вашим заботам, уважаемый Захар-бай. — Майор повторил мой жест, и протянул ладонь для рукопожатия. — Очень рад вас видеть, наслышан о вас от ваших подопечных. Не знаю, извещены ли вы об этом, но все спасенные от рабства переправлены в Оренбург.

— Ну и хвала Аллаху. — Я безмятежно улыбнулся. И приглашающе повел ладонью. — Не согласитесь ли посидеть со мной? Перекусим чем бог сподобил.

— С удовольствием. И Захар-бай, мне передали ваш заказ, если вы позволите... — Майор обернулся, негромко скомандовал сопровождающему его мичману, тот кивнул и торопливо пошел в сторону второго шлюпа, придерживая морской палаш у бедра.

Пока мы рассаживались на раскладные стулья вдоль такого же раскладного стола под тенью парусинового навеса, мой заказ принесли. Шесть добротных грабовых и буковых ящичков. На крышке бронзовые логотипы дрезденской фирмы, выпускающей морские приборы. Морской корабельный компас, большой корабельный хронограф, секстан, набор транспортиров, готовальня, рейсшина, малые хронографы. И два больших морских бинокля. Обошлось все это мне не дешево, можно сказать — весьма дорого. Бинокли еще апризматические, то есть весьма длинные. Но при этом дающие прямое, не перевернутое изображение, с весьма приличным увеличением в двадцать пять раз. Темноваты, конечно, но что поделать. Для нынешнего времени — высшего уровня оптика.

— Теперь вы простите, Арсений Игнатьевич. — Я приказал позвать своего шкипера. Тот прибыл весьма быстро, я пару анекдотов только и успел рассказать.

— Принимай в свое хозяйство, Сенбад. — Я показал пожирающему жадным взглядом содержимое ящичков кормчему на них. — Тебе точно понадобится.

Пока тот трясущимися руками закрывал приборы, негромко, но внушительно рычал на наших матросов, уносящих приборы, я набулькал на два пальца в три стакана, и указал на них майору и шкиперу.

— За обновки. Чин-чин. — И торжественно отсалютовал собутыльникам. Кстати, сейчас я пью не тот вискарь, что подарил мне Локи. Тот, по некоторому размышлению, пью сам с самыми серьезными собеседниками. Локи еще тот шутник, вот я ему объекты для шуток и подбираю. А простых людей жалко, им итак по жизни прилетает будь здоров. Да и не виски сейчас в стаканах, а добротный персиковый бренди, сам гнал. Еще кальвадоса наделал, и ракии. А что, здесь что яблоки, что виноград, что персики очень и очень сладкие, ставить вино и брагу из них никаких проблем. Как и перегнать, тем более — мне. Мог бы сразу отделить алкоголь, но просто процесс интересен. Реально, я техноманиакальный водяной.

— Чин-чин. — Шкипер твердой рукой взял стакан, и аккуратно и неторопливо выпил, занюхал рукавом, и вежливо поклонившись, вышел из-под навеса.

— Однако. — Майор после выпитого с трудом вздохнул, и потянулся за стаканом с водой. — Крепкая она у вас, Захар-бай.

Ну да, градусов семьдесят. А пьется как вода, потому как очень качественная очистка.

Майор накачиваться не стал, выпил еще пару порций и откланялся. А я вышел из-под своего навеса, и огляделся. Русские шустро устроили свой лагерь — разбили четыре белые палатки для солдат, и четыре поменьше для генерала и офицеров. Уже устроили коновязь ( надо было им коняг мучить, тащить сюда на кораблях), выставили караулы, кашевары уже вешали котлы на треноги. Короче, обустроились уже. Вот только туалет не копают, гадить будут ходить за холм. Впрочем, для этого времени сие привычно и нормально.

Наиб с Перовским разговаривали долго. Впрочем, неудивительно. Проблем при вхождении Туркестана в Империю будет столько, что офигеть. Но это не мое дело, для того и существуют чиновники, чтобы их решать. Собственно, двадцать миллионов золотом для царя, столько же для ханства и эмирата, плюс десять миллионов лично эмиру — это решило практически все. Такие деньги в эти времена значат очень много. Плюс бриллианты, которые поэтично обозвали "Розами Александра", они тоже не один миллион стоят. Надо будет, подогрею еще. У меня этого золота, уже намытого и перелитого в слитки — тонн пятьдесят еще. Здесь самородного золота хватает, в некоторых местах его просто дохренища. Про Мурунтау вообще молчу, там реально крупнейшее месторождение золота в мире, не зря амеры в моем сделали все, чтобы выбить Узбекистан из зоны влияния России. Правда, в Туркестан лез Китай, но все рудники были уже под американцами. Миллиарды советских, народных денег, вложенные в разведку и разработку, перетекли в карманы международных хапуг. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Здесь тоже готовы сожрать друг друга за большие деньги, не все, правда, но очень многие. Золотой телец правит миром, пожирая народы и цивилизации.

Я еще люменя восемь тонн сделал, но больше возиться с ним не хочу. Проблем с электроэнергией для меня нет, но вот реагенты — их я малость задолбался выделывать. Нет, коль бы делать миллионами тонн — это можно, но я что, алюминиевый магнат? Так что рушить стоимость металла не буду, он сейчас за килограмм тысяча двести долларов стоит, в рублях столько же. Наличка мне нужна, деньги это удобный инструмент.

Поглядев на небо, ясное и синее, я успокоился. Не стоит сильно злиться, моя ярость вполне себе может выйти из-под моего контроля, и тогда окрестностям не поздоровится. А люди, которые сейчас присутствуют здесь — они мне плохого не делали. Напротив, они работают над той задачей, что я хочу решить. А именно попробовать привязать Среднюю Азию к Российской Империи без силового захвата, добровольно и взаимовыгодно. Время, надо признать, для этого весьма подходящее. Англичане заняты в Афганистане, сейчас вовсю воюют, в Китае, уже влезли в первую опиумную войну. И пока они там не развяжется, то с Россией связываться не будут. Да и пока никто толком не знает, что здесь творится. Крымская война началась в первую очередь из-за взятия Перовским Ак-Мечети, и захвата им низовий Сырдарьи. Там много наверчено было, и недовольство Австрией контроля русскими дельты Дуная ( а вот надо было самим турков лупить), и амбиции французов, желающих отыграться, и турок, и прочая. Англичане же всерьез испугались возможной русской экспансии в Индию и Персию. Но здесь, в этом мире, крупных воинских операций, вызывающих победные реляции и громкие награды нет. Просто торговля, просто строительство трактов. То, что ведутся тайные консультации — так они всегда ведутся, а азиаты народ хитрый и мудровывернутый, хивинцы и коканцы всегда относились к переговорам с русскими как к ширме, способной скрыть истинные намерения. Пустыня прикрывала щитом от крупных воинских группировок, а небольших отрядов здешние властители не боятся. Мое вмешательство сдвинуло здешнюю политику в неожиданном и интересном направлении. Непривычном, и потому мало учитываемом. Привычный имидж жестокого тирана для Николая Первого, да и для Насруллы ибн Хайдара, играет великолепно, маскируя сделку тысячелетия. Потому как присоединение Туркестана может затмить присоединение Сибири Ермаком. Потому как Сибирь пустовата. А здесь пусть глушь, но глушь густонаселенная, плюс развязки многих торговых путей. Перовский это понимает, и готов горы ради этого свернуть.

Этим вечером я снова играл роль сказочника, опять рассказывал очередную сказку. Говорил на узбекском, русским переводили несколько толмачей. Игнатьев Перовскому и полковникам, офицерам немолодой чиновник в штатском, у солдат и матросов нашлись знатоки среди своих. На этот раз я рассказывал про ведьмака, самый первый сказ Сапковского. Ничего, нормально пошло, сейчас такие сказки вполне себе в моде. Так что нагнетал до глухой ночи, а после все слушатели разбрелись укладываться спать. Ну а завтра с утра в дорогу.

— Вот он он, остров сокровищ. — Я усмехнулся, и обвел рукой островок с небольшим храмом. — Как вам здесь, Василий Алексеевич? Чувствуете прошедшие тысячелетия?

— Не очень. — Хмыкнул стоящий рядом военный губернатор Оренбурга, и оглядел наш покинутый лагерь. — Здесь явно недавно кто-то был.

— Ну да. Я и мои люди здесь скрывали какое-то время вырученных нами российских и китайских подданных. — Я спрыгнул на берег, не дожидаясь установки сходен. Что-то пошалить захотелось. Учитывая, что от борта каюка да берега метров пять — получилось зрелищно. Вообще, сейчас здесь все пропитано светлой энергией... похоже, то, что мы пробудили ото сна аватар богинь, подействовало и на весь остров целиком. Сейчас уже май месяц, жара, здесь воздух должен быть тяжелым и влажным, и звенеть обязан от комаров и прочей летающей сволочи — но нет, воздух свеж и ощутимо легок, ароматен, мошки нет вообще, красота. Да и вообще, легко здесь, и не только мне. Люди тоже вон, явно взбодрились.

Подождал, пока отшвартуются корабли нашей экспедиции, а их на этот потайной островок аж семь штук забрело, и не спустятся Перовский с Абдуссамадом, и повел их к храму. Когда перешагнули линию барьера, чиновники дружно охнули. Ну еще б, не часто такое видишь — греческий храм, сияющий в лучах солнца.

— Этому храму больше двух тысяч лет, господа. Его поставила жена Птоломея, чтобы сохранить творения величайших скульпторов своего времени. Империя Македонского рухнула с его гибелью, началась гражданская война, друг пошел на друга, а брат на брата. Самое страшное, что может быть со страной — это лютая гражданская война. — Читая эту лекцию, я подвел обоих царедворцев ( в принципе, наиб тоже царедворец, но будущий) к дверям, нажал скрытые рычаги, и толкнул тяжелую мраморную дверь. Та неожиданно легко, для посторонних, повернулась, открывая вход в сумрачный, таинственный зал. Ну да, вот так сразу, бабах и в церемониальном зале находишься.

Мои гости недоверчиво поглядели на меня, но вошли. Не хотят друг перед другом слабость показывать, и робость. Взрослые дяди, политики высшего уровня, боевые генералы, и ведут себя как пацаны. Хотя, ничего удивительного. Здесь и сейчас страна чудес, такое бывает раз в жизни и далеко не у каждого.

— Готовы? — Я повернул тяжелое бронзовое зеркало, не утратившее полировки за тысячелетия. Пойманный луч солнечного света прыгнул по другим зеркалам, и рассыпался в зале, освещая и само помещения храма, и статуи богинь, и стеллажи с запечатанными рукописями, и открытые лари с драгоценностями. А так же пяток крупных кобр, которые сейчас не спеша уползали в специально для них сделанные ходы.

За спиной скрежетнула сталь, сверкнули сабли, покинувшие ножны.

— Ну вы чего? Хранительниц перепугаете! — Я погрозил пальцем обоим, и наибу, и губернатору. — Проходите, не бойтесь. На свету они не тронут. А вот ночью к храму лучше не подходите.

— Матерь божья, какая красота! — Ахнул Перовский, а Абдуссамад восторженно воскликнул что-то на фарси. Надо, кстати, и фарси подучить. Что-то я упустил именно этот момент. Поймаю персидского работорговца, вытряхну у него из мозгов. Или таджикского.

Но да, богини хороши, говорить нечего. Словами такое не рассказать. А вот сфотографировать попробовать можно, надеюсь, на меня богини или их аватары не обидятся. И потому я установил камеру на штатив, и истратил десяток пластин. Фотографировал статуи, вместе и по отдельности, генерала и наиба около них, отдельно каждого. Меня тоже сняли, стоящего меж изваяний богинь, наиб лично держал магниевую вспышку, а губернатор открывал-закрывал объектив. Короче, времени провели прилично но с пользой, и вышли их храма только через несколько часов, как раз смеркаться начало. Я закрыл дверь, мало ли, посторонних на острове сейчас много, а желающих хапнуть золотишка всегда хватало. И далеко не каждого остановят кобры-хранительницы, живьем, по крайней мере.

— Смотрите, гроза идет. — Я кивнул на далекие зарницы, отблески которых долетали до нас с запада. — командуйте своим людям, господа, чтобы как следует крепили все что возможно, будет очень сильный шторм.

Ну да, я эту силушку прямо-таки чувствую. Прет сюда ну оченно мощная заваруха, будет весело. Впрочем, здесь есть установленная еще при Таис защита, вот и погляжу, как она работает.

Лагерь готовился к шторму, люди шустрыми электровениками носились и перетаскивали, привязывали, окапывали. Корабли дополнительно закрепили, натянули поверх бортов парусиновые навесы, серьезно их закрепили. Палатки и шатры здесь, на берегу, а так же наш курень, который строили еще под началом Михайлы, так же крепили дополнительными растяжками и чалками. Под руководством майора копали отводные канавы, заворачивали в парусину ружья и пистолеты.

Грозу ждали, но шквал все едино налетел внезапно. Сильный порыв ветра рванул, проверяя на прочность, крепеж и парусину, взметнул пыль и песок, пригнул камыш и закачал ветвями деревьев. Хлестнул дождь, крупный, частый, застучал по натянутой ткани, заструился ручейками, пока еще мутными и несмелыми, запузырился на водной глади крупными воздушными шариками. И ударили молнии. Много, часто, слепя и глуша. Прямо-таки грозовая симфония.

Я ни разу в обоих своих жизнях не видал такого. Молнии лупили одна за одной, грохот стоял как при стрельбе главным калибром линкоров, огня Святого Эльма сияли призрачным светом на мачтах, верхушках деревьев, шатрах, на флагштоке, который успели установить матросы с кораблей Аральской флотилии.

И молнии били, били, били... в столбы ионизированного воздуха. Пять таких столбов окружали храм по периметру, еще десять были равномерно раскинуты по острову, принимая на себя ярость небесного электричества. Кто бы не делал эту защиту, он был очень умным и умелым товарищем. Самое удивительное — собранная энергия каким-то образом передается на защиту храма. Потому он и смотрится относительно свежим, никак ему два тысячелетия не дашь. Многие замки в том же Коканде хуже выглядят, а им всего-то лет по двести-триста.

— Маэстро, а ты так можешь? — Восхищенно спросила Марина, вынырнувшая неподалеку. Молния ударила в столб неподалеку, прилично оглушив, и заставив засиять ярко-белым светом коротко стриженую гриву моей русалки. Интересно, каким образом она умудрилась часть энергии перехватить, вон, аж малость захмелела.

— Я боюсь грозу. — Пискнула у меня под плащом Хилола, и взвизгнула при очередном ударе молнии неподалеку. Хлопнула пару раз глазами, светя ими не хуже лазерной указки, и восторженно пискнула, поняв, что именно она делает. После чего обе мои шальные подопечные устроили балет меж молний, точнее, между столбами-заземлениями. Если кто увидит это дело, точно решит что спятил. Ладно хоть народ глухой да слепой валяется, такое буйство стихии не для человеческих глаз да ушей. Точно контуженых будет не меньше половины.

— Куда? — Я перехватил Хилолу, сунувшуюся было слишком близко к ионизированному столбу, сейчас ярко светящегося, воздуха. — Такое количество энергии и мне излишне, вас с сестренкой вообще испарит. Погуляли, и хватит.

Но Марину тоже пришлось отлавливать, барышня изрядно захмелела, что не удивительно. Ничто так не сносит крышу, как ощущение мощи. Пришлось эвакуировать девчонок подальше, и ждать, когда они в себя придут. Ничего, это нормально. Молоденькие ведь совсем, глупенькие.

Забавно, но некоторые изменения у девочек произошли. Раньше снежно-белые волосы Марины сейчас приобрели оттенок платины, словно светятся изнутри. А почти черные глаза Хилолы усыпаны зелеными, яркими блестками. И прозелень в черных волосах искрится. Симпатично смотрится, хотя они у меня итак красавицы. Кстати, одежка у моих красавиц сгорела напрочь, от буйства-то энергий. А вот те побрякушки, что я им подарил — уцелели. Неплохо я их зачаровал, хорошие артефакты получились, прочные.

— Ой, маэстро, простите. — Первой очнулась Марина, и с трудом села на роскошной постели, которую им я из водорослей сделал.

— За что? — Искренне удивился я. — Вы моих приказов не нарушали, никаких задач я вам не давал, танцевать я вам так же не запрещал. Все нормально.

— Ох, мастер, что это было? — О, и Хилола в себя пришла.

— У вас перебор с доступными энергиями. Таким как мы это не то, что противопоказано, но излишек усваивается с трудом. Можно просто заснуть на десятилетие-другое. Не страшно, но внушительная потеря времени. Опять же, субъективного, для нас что одна эпоха, что другая, особой разницы нет. Люди пока не набрали достаточной мощи, чтобы смочь повредить нам. — Я уселся в кресло-качалку, которую сделал из льда, и качнулся туда-сюда.

— Ха, повредить. Мастер, да вы если захотите, то убьете всех людей на этих землях! — Фыркнула Хилола, и внезапно замерла.

— Осознала? Ведь среди этих людей твои родители, братья и сестры. Да, я такое смогу. Пусть окольными путями, но это возможно. Но нужно ли? Во-первых, жить в пустоте неинтересно. Во-вторых, что скажут на это боги? Не забывай, что люди их подопечные. Несмотря на свободу воли, которую им даровали. И вообще, это неинтересно. А потому вот вам мое задание — найти собрание сочинений Платона, и начать изучать. — Я усмехнулся ошарашенным личикам русалок, и щелкнул Хилолу по носу. — Я так думаю, что древняя философия точно вам пойдет на пользу. По крайней мере, лишней точно не будет.

— А за какой срок мы должны прочитать сочинения Платона? — Осторожно поинтересовалась Марина, накручивая автоматически на палец локон. Ой-ля-ля, а у нее волосы отросли, да здорово. Она покамест не обращает на это внимание, просто еще не поняла.

— Ну, лет за пятьдесят. Я, сели честно, его начал читать годов семьдесят назад, никак не закончу. — Я усмехнулся, глядя на малость офигевших девчонок, пару раз щелкнул пальцами, и продолжил. — Не спешите, но читайте внимательно. Вся западная цивилизация, фактически, берет свои корни от греческих и римских ученых-философов. Учитывая, что Запад проникает все дальше на Восток, подминая под себя страны и народы, стоит знать его основы. Ладно, барышни, погнали обратно, а то меня потеряют.

— Ну да... вон какой ливень. Это для вас, усто, приятная погодка, для людей настоящее бедствие. — Дождь на самом деле лил как из ведра, да еще с ветерком. Молнии, правда, ушли дальше. Их уже почти не видно.

— Ты права, Хилола. Но все равно, мне пора. До свиданья, девочки, не скучайте. Тамирис за меня потрепите. — И я нырнул, на лету обращаясь в свой истинный, так сказать, образ. Хотя, человеческое тело тоже мое, один из обликов... ладно, это все философия и софистика, все эти облики мои, для меня равноценны — значит истинны.

Забавы ради я долго плескался в реке, гонял сазанов и усачей, прокатился на огромном соме, как ковбой на диком быке. Бедолага такие коленца выделывал под конец, что вполне можно нас в Нешвил, на Родео отправить. Или куда там, в теперешних Штатах? Надо шляпу ковбойскую купить. Да и не только ковбойскую, тут прикольные шляпы продаются. Видал я в Коканде лавочку, там и котелки качественные есть, и полуцилиндры, и стетсоны, и дэнди. И даже кепки как у Соломина, когда тот доктора Ватсона отыгрывал. А то мне купили европейский костюм евреечки, но там только цилиндр, а он мне ну совсем не по вкусу.

На соме я до острова и доехал, после чего похлопал своего "коня" по спине, и отпустил восвояси. А сам прыжком выскочил на борт своего каюка, напугав молодого индуса, что стоял под навесом с коротким копьем и тяжелым арбалетом. Ну а что, для такой мокрени самое то, у ружей точно порох отсыреет, даже у капсюльных. Нет, у меня на корабле-то порох всегда сухой, и даже сейчас все стволы заряжены и в боевой готовности, и матросы со шкипером в курсе этого. Ну а для окружающих все совершенно естественно, у арбалета плечи стальные, тетива из проволоки, болт тоже кованый, так что все путем, пусть вражина не надеется застать врасплох.

— Господин! — Матросик поклонился, облегченно выдохнул. — Напугали.

— Ничего, страх это нормально. Тот, кто бесстрашен — или глупец, или святой. Ну, или берсеркер, тоже частенько встречается. — Я похлопал парня по плечу, и пошел к себе в каюту. Крохотный закуток под кормовой палубой, еле-еле откидная кровать, стол да шкаф разместились. Там спокойно переоделся, и завалился на кровать. Спать-то я почти не сплю, но иногда охота покемарить вполглаза. Почему бы это не сделать у себя на корабле? Тем более, что я всегда любил кемарить в дождь, и в этой жизни я от своих привычек отказываться не намерен. Ну и что, что сейчас я чувствами сливаюсь с окружающей водой? Так даже прикольней, мысли текут сквозь струи дождя, сквозь ручейки воды, забавно. Журчабельно, так сказать.

Дождь шел всю ночь, капитально вымочив все и всех, найдя прорехи в навесах, брызгами залетая под пологи палаток, протекая сквозь промокшую парусину. Впрочем, здешний народ такой мелочью не напугаешь, и настроение ему не испортишь. Под навесами горели костры, в палатках и шатрах тлели жаровни. Что-то жарилось, что-то пеклось, что-то варилось. Тренькали две балалайки, пиликала губная гармошка из русской части лагеря, со стороны шатра людей наиба доносились азартные крики и раскаты здорового мужского смеха. Там устроили гонки двух черепах, что поймали здесь, на острове. Сам наиб в обществе Перовского сидели на раскладных креслах под навесом, и что-то негромко обсуждали, периодически посасывая кальян. Кстати, я услышал, как они рассуждают о визите эмира в Санкт-Петербург, для подписания договора. Ну а чтобы во время оного никаких проблем для эмира здесь, в Ханстве Кокандском и Эмирате Бухарском не случилось, то кроме верных эмиру частей сарбазов сюда по новому тракту проведут три полка пехота, и восемь конных батарей полевых пушек. По полку встанет в Коканде, Ташкенте и пригороде Бухары, а батареи передадут в личную гвардию эмира, и подготовят местные расчеты и офицеров. Пушки пусть и не новейшие, но для здешних мест вполне себе смертоносные. Нормально так, примерно такого я и хотел. Ладно, посмотрим, что будет дальше.

На удивление длинный дождь для конца мая, кстати. В здешних местах май уже вполне себе лето, кочегарит не по-детски, градусов за тридцать. А здесь вон как все промыло. Но утром непогода закончилась, заискрило все, несколько радуг встали над рекой в разных концах. А люди принялись приводить в порядок то, что стихия перевернула, смыла, сдула. Ну и сами в себя приходить стали.

— Знаете, такой грозы я никогда не видал. Нам всем очень повезло, что Илья-пророк не стал лупить молниями по нашему лагерю. — Поделился со мной мыслями майор Игнатьев, когда я решил показать храм и его содержимое офицерам и мурзам. Ну, разумеется, с позволения губернатора и наиба.

— Это, я так думаю, даже пророку Илье бы не удалось. Здесь очень мощная защита от молний стоит, на острове. Я насчитал пять молниеотводов вокруг храма, и десять еще на острове. Причем мы утратили возможности делать такие, а жаль. — Я открыл двери отмытого храма, и пропустил своих экскурсантов, полторы дюжины офицеров и дюжину мурз в церемониальный зал.

Какое-то время люди просто молчали, ошарашенные красотой изваяний. Потом я с полчаса отвечал на вопросы, потом фотография на фоне статуй, благо я решил особо не заморачиваться, и отснял всего три фотопластины. Потом разошлю участникам сего действа по паре экстампов, список мне напишут с обеих сторон.

Наконец инженеры стали осматривать сами статуи, их основания, крепления и прочее на предмет их аккуратного снятия и дальнейшей транспортировки. К моему немалому удивлению, русские пердячим паром решили не действовать, а собрать специально изготовленный для этого в Оренбурге кран, а для перевозки использовать специальные телеги, на каучуковом ходу. Вот так так, я думал весело схватят и потащат, ан нет.

Тем временем, специально выделенные офицеры с двух сторон пересчитывали золотые и серебряные монеты, составляли опись драгоценностей, чтобы после и спокойно поделить. Дележ решили провести в Ак-Мечети, а это дело не быстрое. Каждую цацку надо оценить, подобрать аналог по стоимости и исторической ценности, и потом честно разыграть по жребию. В принципе, нормально. И да, к моему удивлению, четверо финансистов, что русских, что бухарских, к золоту и драгоценностям относились совершенно равнодушно. Для них это был просто рабочий момент, который надо поскорее исполнить. С описью застряли на три дня, к этому времени обе статуи были сняты с постаментов, перевезены и очень аккуратно и тщательно упакованы в контейнеры, да еще вертикально. Сами контейнеры, по-другому это произведение столярного дела я назвать не могу, были не менее надежно закреплены на шлюпе "Волна", и Перовский практически поселился на этот корабль с "Надежды", перестав сходить с него. На мой удивленный вопрос Игнатьев мне объяснил, что царский подарок терять даже приближенному царя себе дороже. А таких статуй в мире просто нет, не сохранились работы Ксеофрада и Эхевила. Хотя про самих скульпторов люди помнят. А драгоценности... золотым больше, золотым меньше — это не уровень губернатора.

Ну и слава богу, точнее, богам и богиням. Достойны восхищения женщины такой красоты, пусть и изваянные из бронзы. Чем больше народу увидит Афродиту и Артемиду, тем больше энергии достанется богиням. И надеюсь, что аватары их, Таис и Эрис, тоже получат долю малую. Лишней не будет, это однозначно.

Через два дня мы ушли с острова. Делать здесь больше нечего, ибо статуи уже на корабле. Драгоценности сосчитали, оценили, поделили, после чего сложили в сундуки под двойную опись, и опечатали. Вот с храмом возникло было преткновение, но я посоветовал Перовскому прислать сюда монахов. Пусть устраивают скит, или монастырь. А что? Место неплохое, сытное, жить есть где. Дорогу сюда я прямо сейчас раскрывать не буду, а то, что будут славить Христа, а не старых богов — так пусть боги сами меж собой разбираются. Здесь место сакральное, всем хватит.

В Ак-Мечети я оставил и Перовского, и наиба, хватило мне людского общества на какое-то время. А меня девочка в капсуле ждет, причем с сработанной на скорую руку. Это не те капсулы, в которых я пацанов держу, там у серьезно поработать успел. А Анфису я перехватить и установить настройки я успел, а вот серьезную капсулу времени делать не было. И часики тикают уже завершающие минуты, так сказать. Потому я прямо с борта каюка прыгнул в воду, едва чуть отошли от пристани. Ничего, парни справятся, Сенбад свое дело знает туго, а мне пора.

До небольшой речушки, впадающей в Балхаш, я добирался достаточно долго, это не по прямой по реке шпарить, пришлось закоулистыми подземными потоками ковылять. Но успел. С небольшим запасом успел, так что Анфису при выходе из капсулы я сразу взял под контроль, и усадил в удобное кресло изо льда.

— Ну, привет, красавица. — Хмыкнув, я поглядел на девчонку. Ну да, красавица. Темно-рыжий волос, прекрасное лицо, ярко-зеленые глаза. У моих всех русалок глаза с прозеленью выходят, видать, видовая особенность. Но у Анфисы реально ярко-зеленые, как молодая листва. Остальное примерно как у Хилолы и Марины — красивое тело, покрытое чешуей, оттеняющей и одновременно маскирующей. Разве что коготки у Анфисы тоже ярко-зеленые. Интересно, хвост у нее какого цвета будет? Ладно, скоро узнаем. — Как, помнишь, что было?

— Смутно. — На меня глянули два зеленых озера, наполненных слезами. — Но было больно.

— Это нормально. Рождение ли, смерть ли, все боль. Жизнь тоже часто болью отзывается, на то она и жизнь. Впрочем, насчет жизни и смерти... Ты уже не человек, девочка. Ты потонула на моей территории, а здесь я решаю, отпускать ли душу утопленника, или забрать ее. Водяной я. Но ты и не умерла, и душу твою я сохранил, но переродил тебя. Русалка ты сейчас, девочка, русалка. Готова ли ты учиться ей быть?

Хлоп-хлоп-хлоп... чуть не сдула ветром от ресниц, растерянно хлопая глазами. А ведь не дурочка, просто новость ну очень неожиданна. Ладно, чуть поможем, и поменяем морду лица. Немного.

— Ой, мамочки! Свя-свят-свят!!! — Истово закрестилась девчонка, отскакивая от меня, и оглядываясь в поисках какого-либо оружия. Сразу казачку видно, ищет чем огреть. И снова. — Ой, мамочки!

И судорожно руками прикрывается. Ну да, голышом же, хоть ее чешуя и прикрывает, но очень так эротично, как будто латексный костюм.

— Чего сжалась? Под водой иначе как в чешуе очень сложно. Да-да, это твои чешуйки. — Я посмеялся над девчонкой, судорожно себя оглаживающей и ощупывающей, и потом сотворил полноростовое водное зеркало. И отвернулся, сев неподалеку. Минут сорок разглядываний, тихих возгласов, негромкое хныканье, но недолгое. Потом снова разглядывание, уже одобрительные восклицания. Ну да, девочка весьма и весьма хорошенькая, ничуть своим сестренкам по симпатявости не уступает, настоящая красавица-нелюдь.

— Ну что, нагляделась? — Я встал, развеял зеркало, и протянул руку русалке. — Пошли, ученица, нам далеко до дома, тебя я здесь не оставлю. И одна еще долго не будешь, а то наворотишь дел по неопытности.

А про себя хмыкнул — Хилола и Марина в русалочью жизнь вливались весьма кроваво, не думаю, что Анфису другой путь ждет. Но от родных мест ее надо удалить, здесь только казачьи станицы, солдатские поселения, дальние заставы, караванные тропы — люд в основной служивый и рабочий живет. Нечем ее здесь кровушкой окрестить. Хотя...

— Впрочем, погоди немного. — И я уселся на старое бревно, вошел в транс, и вскоре пять крупных скоп нарезали круги над местностью окрест. И надо сказать, что кто ищет, тот и обрящет. Нашел, нормальный такой сухопутный караван работорговцев. Джунрагы, похоже, осколки кочевой империи. Нехилый такой караванчик, человек триста-триста пятьдесят. И похоже, шалили где-то на российских окраинах, ведут около полутора сотен рабов, телеги с добычей гонят, и никого не боятся. А ведь здесь форты русских стоят на расстоянии дневного перехода, значит минимум два разгромили. Ого, а вон на крытом возке явно аристократки сидят. Шесть дам различной степени помятости, и зарёваности. Их охраняют пяток специально выделенных всадников. Так, направляются они к небольшой речке, явно хотят встать на ночевку. Ну и ладно, нам-то ночь не помеха. — Пошли, красавица. Ты ж казачья дочь? Готова защитить русских?

— Тебе не все равно, князь водный? — Девчонка гордо выпрямилась, и кивнула. — Да, я готова защитить русских, но как? Я же просто девица малолетняя.

— Ты русалка, малышка. Существо в боевой эффективности многократно превосходящее хорошо вооруженного и тренированного воина-человека. Правда, они на суше, потому работать буду в основном я, но и тебе веселье будет. Пошли! — И я протянул руку девочке.

Та, с некоторой долей сомнения вложила в мою ладонь свою узкую ладошку, и я рванул в воду. Ничего, не сахарная, не растает, и не хрустальная, не поломается. Потому восторженный девичий визг сопровождал нас всю дорогу, вот уж не думал, что она такая пискля.

На берегу речушки шло веселое действо. А именно разбитие лагеря, розжиг костров, разделка трофейных барашков и свиней, насилие над молодыми и не очень женщинами. Короче, хохот, крики, визг, плач. Нормальный такой звуковой ряд, я почуял, как у меня от ярости холодеет душа. Да и Анфиса вон, свой роскошный ярко-зеленый русалочий хвост на пару не менее изящных ножек поменяла, а коготками на пальцах задумчиво снимает стружку с затопленной коряги.

-Ждем. Пусть чуть стемнеет. Мне разницы нет, но не хочу, чтобы нас видели. — Я положил руку на плечо русалки, и чуть сжал его. Надо же, какая дисциплинированная и хладнокровная особа, все-таки. Марина тогда рванула только водный вихрь за ней был, Хилола тоже истерила неплохо, а эта новенькая как будто из стали. Хотя, если вспомнить, как она утонула — просто немного не рассчитала. Побег-то был задуман и исполнен тоже весьма хладнокровно и расчетливо.

Темнеет сейчас поздновато, но мы дождались полной темноты. Бандиты наелись, натрахались, потешили свое самолюбие, поиздевавшись над распятыми на рогатках офицерами, правда, не до смерти. Так, чуток нагайками прошлись, умело, но не смертельно. Ну и насиловали дворянок перед ними, тех что постарше. Молоденьких барышень, судя по всему, ждала участь быть проданными в какой-то серьезный гарем. Может, до Турции или Судана добрались бы. Если бы не мы...

— Пошли. Никого из джунгаров не щади. Рви и кромсай, на месте не стой. — И я подтолкнул вперед Анфису, мгновением позже превратившуюся в размазанную тень. На фоне костров мелькнуло что-то, кто-то захрипел, кто-то заорал, мелькнули клинки, хлопнул пистолетный выстрел. Улыбнувшись, и скользнул вслед за своей ученицей. Упоение дракой, оно такое упоение. Особенно, когда не надо сдерживаться, когда можно выпить жизнь из убийцы и насильника, и рвануть глотку следующему, выскочившему со света костра в темноту, кочевнику.

В общем, мы с Анфисой вырезали весь это кочевье, до последнего бойца. И ушли в воду, прихватив пару шкатулок с драгоценностями для русалки, и набитый книгами саквояж для меня. Хорошо повеселились. На берегу остались живыми бывшие рабы, кони и уцелевшие пока еще бараны.

Впрочем, далеко я уходить не стал, вытащил Анфису на берег через пару километров. И девчонку скрутило жесточайшими спазмами рвоты, полоскало ее долго и тяжко. Да и потом сильно легче не стало, трясло и колотило, как припадочную.

— Я же людей убивала, господи. Горла им рвала, сердца из груди вырывала, мамочки! — Девчонка немного успокоилась, скорчившись у моих ног. Жестко ее отходняк накрыл, надо признать, а еще казачья дочка. Впрочем, пройдет, попсихует и пройдет, это очень полезно — вот так понять, что именно ты сделала. Ну а я просто ждал, тут нужно время. У русалок крепкая психика, да и отношение к жизни и смерти сильно меняется. Потому такое крещение и нужно, и еще и еще. Не раз мы с Анфисой водицу в красное окрасим, ибо кровь, как и вода — это жизнь. Через час русалка наревелась, и сейчас судорожно всхлипывала, размазывая по личику сопли и грязь. А я смотрел на стремительно пробивающуюся сквозь прибрежную грязь поросль. Слезы русалки, что поделать. Хорошо, я хоть догадался, собрал немного в маленькую серебряную флягу. Не хочу своих девчонок заставлять плакать, а вещь пользительная, я ведь хочу у себя на острове хорошие розы посадить. И персики с грецким орехом и абрикосами. По паре капель на каждый саженец — они у меня за неделю пятилетний прирост сделают.

— Запомнила и оценила? — Я приподнял девочку, и усадил на ствол какого-то павшего лет сто назад гиганта. Сейчас от дерева остался только занесенный песком, обточенный ветрами костяк, но видно, что когда-то это древо было преисполнено мощи и величия. — Понимаешь, ты стала любопытным существом. Ты многократно сильнее человека, быстрее его, лучше видишь, можешь преобразовывать свое тело, можешь жить под водой и на суше, но ты сохранила душу, и все равно чувствуешь как человек. Ты изменишься со временем, изменятся твои мысли и повадки. Даже чувства — но душа у тебя останется. Потому береги ее, свою душу, не пускай в нее черноту и мрак. Ты русалка, дочь воды, сильное, но светлое существо. Будь как вода — гибкой, мягкой, сильной, когда надо — жестокой и неумолимой. Но запомни раз и навсегда — вода это жизнь, основа жизни на этой планете. Точнее, одна из основ.

— А что такое — планета? Я читала журналы Географического общества, но мне в них многое непонятно, очень многое. А мачеха не может объяснить, злится только. — На меня глянули зеленые глаза русалочки, а после Анфиса робко улыбнулась. Ну вот, истерика прошла.

А потому я взял лицо девочки в свои ладони, заглянул ей в глаза, и мы мысленно улетели. Сначала просто вверх, потом я показал девочке вид земли с высоты птичьего полета, и потом мы рванули еще выше. Пронеслись над отрогами Тянь-Шаня, Памира, Гималаев, и вырвались в космос. Рванули еще выше, оставляя Землю под нами, планета становилась меньше, видно было, что она круглая, голубая и прекрасная. А потом я развернулся, и мы увидели Луну, которая тоже была прекрасна в своем молчаливом величии. А потом мы рухнули вниз.

— Уф. Ну как тебе? — Я мотнул головой. Сложно навевать такие иллюзии для меня, пока еще сложно. Тем более, с такой деталировкой.

Анфиса сидела и хлопала глазищами, осваивая и осмысливая увиденное. Надо сказать, что мне попадаются очень умные девочки, способные сразу, без всяких условностей принять новое и неведанное. Везет мне на них, жаль только этим девочкам в жизни не повезло. Но я постараюсь сделать для них все, чтобы им со мной было интересно и хоть немного счастливо.

— Земля, Луна — это планеты. Планеты нашей Солнечной Системы. — Я расчистил кусок ствола, и когтем начал вырезать на нем схему нашей системы. — Это Солнце, наша звезда. Это Меркурий, это Венера, это мы, Земля и вокруг нее Луна, это Марс, это пояс астероидов, небольших обломков, предположительно планеты Фаэтон, когда-то погибшей между Марсом и Юпитером, это сам Юпитер, крупнейшая планета нашей системы, это Сатурн, это Нептун и Плутон. У Юпитера, как видишь, тоже есть планеты-спутники, причем размером с нашу планету. Насколько я знаю, жизнь есть только на нашей планете, но мои знания ограничены. Эй, ты меня слышишь? — Я пощелкал пальцами перед глазами девочки.

— А? Да, учитель, слышу. Просто все это так неожиданно. Вы мне еще расскажите? Ну, про планеты? — Все, похоже, мне попалась еще одна почемучка. И это здорово.

— Обязательно. Тебе и твоим сестрам. Пошли, Анфиса, вам пора познакомиться. — Я встал, протянул руку девочке. И та уверенно ухватила мою ладонь.

Марина и Хилола приняли рыженькую именно как младшую сестренку, которую давно потеряли и не чаяли обрести. Сразу в свои покои утащили, не забыв прихватить шкатулки с побрякушками. Впрочем, у девочек в комнате этих золотушек, серябрушек и прочих брильянтов на пару княжеских, а то и королевских-императорских сокровищниц наберется. И пусть им, серьезные артефакты только большие жемчужины, вроде той, что я Аяне делал, и браслеты. Все прочее, я по раздумью, делать не стал. Серьги, диадемы, прочая лабуда — ее потерять при наших скоростях как два пальца об асфальт. А тут амулет слежения и отвода глаз, и пара молний. У меня девочки как Дарт Сидиус, могут молнией приложить, коли припечет. Надо будет подобные игрушки и Анфисе сделать. Все остальное просто драгоценности разной себестоимости, то есть вещи для нас малополезные. О, вспомнил!!! Надо будет алюминия несколько тонн сделать, и продать через знакомых евреев. Тот папский посланник еще тем жучилой оказался, золото очень любит. Папская писулька, кстати, лежит у меня в кабинете, всего пять строк в ней. Короткая такая, но емкая. " Все мы дети Божьи. Господь знает что делает, потому не стоит сомневаться в мудрости Его. Римская Католическая Церковь не желает зла созданию Его, и готова сотрудничать, при освидетельствовании на отсутствие Зла уполномоченными иезуитов. Папа Римский" и печать. Вот так. Дожил, с католиками установил связь, с православными установил, с мусульманами тоже, в первую очередь. Выходит, мое пребывание здесь, на этой земле, фактически не вызывает возражения у основных конфессий? Скорее всего, да. Впрочем, с иезуитами я еще не встречался, что решат в Сеноде, не знаю. Одни мусульмане относятся ко мне как к явлению неизбежному и потому равнодушно, как к туче или ветру. Кисмет, одним словом.

На острове я пробыл недолго, поработал с домом, который все больше и больше радовал мой глаз, и все больше нравился девочкам, и свалил на блядки. К своей очаровательной вдовой принцессе. Даже хороший подарок ей приготовил — длиннющую нить жемчуга, почти пять метров, крупные жемчужные серьги и диадему белого золота, всю усыпанную жемчугом. С ее кожей и ее волосами смотреться будет с ног сшибающее.

Покувыркался с дамочкой всю ноченьку, и отбыл под утро в Ташкент. Там, где мне сшили купол монгофлера, и все прочее для сбора воздушного шара. Сначала я хотел горелку запитать светильным газом, ибо он здесь есть. Баллоны с горючим газом, к своему удивлению, я нашел в Коканде, у знакомого златокузнеца. Тому их заправлял немецкий купец, основавший здесь лабораторию и мастерскую по выгонке газа и нагнетанию его в баллоны. А что, выгодное дело, богатые здесь так же любят комфорт, как и везде. И газовые фонари вполне себе в это вписываются. Запитывают их от баллонов с сжатым газом, но весят те весьма прилично, правда, потому как паяные из латуни и здоровенные. Я как прикинул массу баллонов, так сразу от них отказался, и с помощью этого немца сделал керогаз. Кстати, немец должен получить привилегию, на нас двоих. Здесь такой агрегат покамест неизвестен был. Корзину мне из ивовых прутьев и тростника сваяли плотники из моей бригады, что музей строят. По моим расчетам, меня и еще одного пассажира поднять должно. Как раз корнета Ренского прокачу, раз обещал.

Вообще, шар вышел на заглядение, яркий, красивый. Первый раз взлетал — полгорода сбежалось посмотреть. Хотя их подобным, в принципе, удивить не должно было бы. Китайские фонарики для здешних мест открытием не являются, купить готовые не проблема. А уж воздушные змеи пацанва запускает умело с удовольствием. Ну, если нитки раздобыть сумеют, и бумагу. И то и другое на дороге не валяется, и стоит прилично.

Прибыл я как раз вовремя, поставил конягу под навес, нечего ему на солнышке жариться. Вообще, я бы предпочел жару поменьше, но это здесь надолго, это еще лето в силу не вступило. Скоро вообще за сорок по Цельсию убежит. Впрочем, на меня и корнета подъемной силы хватит, и ладно. А вот и он.

— Здравствуйте, Захар-бай. — Ренский подошел ко мне, а сам все оглядывается на уже нагнетаемый горячим воздухом шар с видом мальчишки, который не может поверить в подарок. — Я уж испереживался, вас нет и нет.

— Прошу прощения, но у меня уважительная причина. Господин корнет, не только гусары любят женщин. — Я усмехнулся, и подкрутил воображаемый ус. — Мы тоже кое-что можем, и на кое-что годимся. Но раз успел, то прошу в корзину.

По дороге ко мне подбежал старший плотник, он же старший по здешней аэронавтике, коротко доложился по объекту. Впрочем, я и сам вижу, что все в порядке. Баллон шара уже наполнился горячим воздухом от раскаленных углей, пора ставить на место корзину, и взлетать. Жаровни убрали из-под горловины купола, быстро навесили корзину, я разжег горелку керогаза, и приглашающее махнул рукой корнету. Тот перекрестился, и шустро залез в тростниковую плетенку. Опасливо покосился на никелированное тело керогаза, на гудящее пламя горелки, восхищенно на огромный купол над головой.

— Полетели? — А вот это вопрос из самого глубины души. Той, где прячется детство. Любой мужчина, в принципе, ребенок, так до самой старости в душе мальчишкой и остается. Просто писька больше и игрушки дороже.

— Да. Отдать концы! — Я взялся за поручень, и с усмешкой смотрел на вцепившегося в борт корзины молодого парня. Тот своим глазам не веря смотрел на убегающую вниз землю, на шустро разматывающийся внизу барабан с привязным тросом.

— Держите. — Я протянул Ренскому уже знакомый ему бинокль. — Когда вам в следующий раз придется взглянуть на все с высоты в полтораста саженей?

— А можно выше? Ведь летают же? — Вцепившись одной рукой в поручень, не отрываясь от бинокля, спросил корнет.

— Можно, но сложнее. Много сложнее. Купол надо шить из специально обработанной ткани, наполнять его не горячим воздухом, а хотя бы светильным газом, тогда можно и взлететь повыше, и лететь достаточно далеко. Это очень дорого и непросто. Но возможно. — Я улыбнулся, глядя на побледневшего парня. Корнет не из робких, в гвардейских гусарах таких просто нет, но здесь непривычно, потому и страшно. Еще бы, неслабо так дунуло ветерком, канат натянулся, нас мотнуло. Сейчас болтаемся как коза на привязи, туда-сюда. Но ничего, корнет держится молодцом. Даже бинокль не выронил.

О, а вон питерский писака, корреспондент какой-то столичной газеты. Не самой большой, скорее даже скандальной, но что-то строчит, старается. Народу прибавляется, смотрят. Ну а что, бесплатное развлечение. Я установил на треногу свой фотоаппарат, и сделал пару снимков. Попробую, может получатся, момент я выбирал когда не дергало. Потом подумал, и снял Ренского, на фоне горелки и строп. Далеко за ним поднимались горы. Нормальный снимок должен выйти, порадую человека. Впрочем, пора спускаться.

Что-то звонко щелкнуло, от корзины полетели щепки. А внизу, в одном из дворов, вспухло дымное облачко, а следом еще одно. На этот раз пуля (в нас стреляют, чтобы их!) пробила купол шара чуть выше горелки. Хлопнули долетевшие до нас звуки выстрелов, а оба стрелка схватили другие ружья. Точнее, штуцеры, так стрелять на такую дальность можно только из нарезного оружия.

— Держитесь! — Рявкнул я корнету, и перевесившись через борт корзины, одним движением ножа перерезал привязной канат. Шар весело скакнул, как освобожденный с цепи пес, и радостно полетел на запад. Этим я сбил прицеливание любителям пострелять по воздушным целям, пули прошли правее нас. А я тем временем потянул за открывающий клапан шелковый тросик.

— Держитесь, корнет, мы падаем! Но падаем целенаправленно, так что без паники! — Шар резко пошел вниз, а я обрезал крепежи керогаза, и выкинул его вниз. Как раз пролетали над каким-то полуразрушенным дворцом, тут таких груд саманного кирпича хватает. Не то, чтобы мне был опасен керосин, или что-то еще, но вот не хотелось бы тушить корнета, так что... внизу вспух яркий огненный комок, хорошо полыхнуло на раскаленной горелке.

Впрочем, гусар явно взбодрился, при виде приближающейся земли, и приготовился к драке, проверив капсюль на пистолете, и подвигав саблю в ножнах. Глядя на него, проверил свои пистолеты и я, хотя в то, что на земле сразу встретим неприятеля — не верю, тот дворик остался далеко. Хорошо что мы вылетели за пределы города, плохо, что падаем в чье-то поместье. Причем, судя по всему, как раз на женскую половину. Ладно, разберемся.

И под визг разбегающихся женщин наша корзина плюхнулась практически идеально посредине большого цветника, а сдувающимся куполом успешно накрыло подбегавших охранников.

— С приземлением, корнет, вылез из-под корзины я, и за руку вытащил постанывающего Ренского из-под нее же. Пока вытаскивал фотоаппарат, охранники выползли в половинном количестве из-под купола. А в сад величаво вошел какой-то вельможа, в солидном таком халате, очень серьезно расшитом золотом. Не сильно беднее чем у хана или эмира, важная шишка..

— Ассалом алейкум. Меня зовут Захар-бай, мой друг русский офицер корнет Ренский. — Я вежливо поклонился, как равный равному. Ренский скопировал мой поклон. — Прошу прощения, что потревожили ваш покой, но из-за происков неприятелей наш аппарат упал на двор вашего дома. Еще раз прошу прощения. Мы готовы компенсировать испуг ваших женщин и помятые цветы, скажите сколько мы должны вам заплатить?

Вельможа внимательно поглядел на нас, на валяющийся на боку потерпевший катастрофу шар, на выглядывающих из-за створок дверей женщин, усмехнулся, и чуть поклонился сам, прижав руку к сердцу.

— Я Мехмед-бай, хозяин этого скромного дома, прошу вас принять мое приглашение откушать со мной. Ибо гость в дом — радость в дом. А тем временем я отправлю слуг, и ваши люди приедут забрать вас и ваше имущество, уважаемый Захар-бай.

К моему удивлению, Мехмед-бай привел нас в небольшой внутренний садик, с прудом-хаусом, в котором плавали здоровенные карпы-кои, и невысоким айваном около прудика, так сказать, подиумом для отдохновения. На айване, кроме обязательных ковров, стоял невысокий столик, на который и стали собирать перекус, так сказать. Судя по всему, хозяин этого гостеприимного поместья готовился хорошенько пообедать. Потому как если пирожки-самсу еще можно считать перекусом, то вот плов это уже серьезно. Хороший плов готовится долго, это блюдо не очень любит суету. А здесь плов просто роскошен, во рту тает от рисинки до распаренного мяса. Запивкой к нему идет просто прекрасный шербет, кстати, турецкий. Кисленький такой состав из сока лимона, граната, сложного комплекса специй, в котором едва-едва отдается острый вкус перца-чили. Ну да, здесь такой выращивают, просто называют по-другому. Хорошая вещь, надо сказать.

За время обеда спокойно переговаривались, Мехмед-бая интересовало многое. Меня он точно узнал, потому ко мне было только несколько вопросов по крайне незначительным темам, а вот корнета хозяин выспросил основательно. Надо сказать, я сам с интересом слушал, корнет-то из Питера, пусть и залетел на опалу, причем конкретно от царя. Но при этом корнет знал множество слухов о большом количестве придворных, кое-что знал о делах в высших сферах, лично знал царевичей, десятка три представителей молодого поколения высших аристократических фамилий. Времени на разговоры хватило, нас утащило прилично. Так что пока гонец от хозяина добрался до хана и Перовского, пока вернулся обратно с нашими конями и приказом немедленно прибыть пред очи ясны, прошло полтора часа.

— Интересная вещь, надо признать, прямо-таки невесомая. Никогда раньше алюминиевую чашу в руках не держал. Вы очень богатый человек, Мехмед-бай. — Корнет с явственным уважением поставил испещренную резьбой пиалу на стол, и вопросительно глянул на меня.

Ну а я неторопливо вслед за хозяином провел руками по бороде, и вежливо ему поклонился, благодаря за хлеб-соль. За мной тоже самое сделал корнет, и тоже встал.

— Благодарим вас, уважаемый хозяин. Если вы не против, за шаром я пришлю людей завтра утром. Не стоит делать впопыхав вечером то, что можно сделать неторопливо завтра. — Я еще раз с поклоном пожал руку хозяину, и запрыгнул в седло шайра. Тот нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Мой коняга любит пробежки неспешной иноходью, хотя в его исполнении это получается весьма споро.

Гусар заскочил на своего, серого в яблоках, мерина, и мы отправились за молчаливым посыльным.

— Интересно кто в нас стрелял? Как думаете, Захар-бай? — Ренский чуть поторопил своего коня, который не мог успеть за иноходью моего шайра.

— Не знаю, дорогой корнет. Наверное, нам сейчас скажут, не зря торопят к прибытию. — Я пожал плечами, сворачивая на оттененную высокими чинарами дорогу к городским воротам. Чинарам, кстати, годов двести, не меньше. Старая дорога, надо признать, но содержится в неплохом состоянии. Впрочем, сюда свозят отходы все кирпичеделы с Коканда, и в специально выделенное время устраивают ремонт. Главные городские ворота, здесь самая показуха. — Но стреляли явно из нарезных штуцеров, и надо сказать, что таких умельцев здесь очень немного. Чтобы по воздушной цели, да на триста аршин стрелять — это надо быть мастером. Снайпером, как говорят англичане. Кстати, вполне могут быть и они, у стрелков были однотипные штуцеры, и сменные тоже были той же модели. А это в здешних местах редкость, надо признать.

Вскоре мы заехали в небольшой аккуратный дворик, и я почуял, как меня накрывает бешенство. Хан и губернатор стояли и негромко переговаривались, а мимо них сейчас проносили все то, что когда-то было семейством. Мужчина, четыре женщины и семь детишек. Все зарезаны, коротко и умело, ударом стилета в сердце. Мне очень сильно захотелось кого-то убить, да не просто убить, а сожрать душу, лишив его посмертия. Но присутствующие здесь в этом не виноваты, а потому я загнал свой гнев в глубину души. Ничего, мне спешить особо некуда, у воды путь долог.

— Слава богу, вы целы! — Перовский коротко кивнул нам, Насрулла ибн Хайдар удостоил той же почести. — А здесь вот, сами видите. Кому-то вы сильно не нравитесь, Захар-бай. Очень сильно.

Корнет коротко и грязно выругался, глядя на проносимых мимо детей. Ну да, скоро стемнеет, по мусульманским традициям хоронить нужно до захода солнца. За воротами шумно распоряжался местный старейшина.

— Кто, узнали? — После короткой приветственной речи спросил я. Собственно, спросил я не хана или губернатора, которые уже вышли, а невысокого пухлого узбека в скромном сером с серебром шелковом халате. Название должности интересное такое — кукелташ. Начальник тайной полиции и контрразведки по нашему.

— Нет. Винтовки английские, но их может купить любой, у кого есть деньги. Это не военные, а спортивные винтовки, выделки лондонского мастера Самюэля Стаденмайра. Дорогие, и очень точные. Их даже не для охоты, а для соревнований в дальней стрельбе покупают. — Ответил мне начальник местной тайной полиции, и покачал головой. Человек явно не одобряет произошедшего. И это при том, что руки у него не по локоть, а по плечи в крови. Но таких малых детей здесь не казнят. Даже за воровство сразу руки не рубят — полсотни палок за первое попадание, и если выживешь, то отпустят. Другое дело, что мало кто выживает, даже учитывая, что палачи не сильно усердствуют. Потому как после экзекуции отлеживаются в местной тюрьме, на древних циновках, никто за санитарной обработкой ран не следит. Это я точно знаю, так как выхаживал одного пацаненка в Бухаре. Помер бы мелкий воришка, но я его вылечил, и теперь у меня в столице ханства есть небольшая шпионская сеть из мелких и горластых боласят. А на пацанов редко кто внимание обращает. Сделал про запас, да и подкармливаю пацанят. Не сильно, но пригоршня меди позволяет им есть пусть просто, но досыта. И не воровать при этом. Правда, разок пришлось укоротить на голову одного чинушу, мать его, попытался наехать на мальцов, здорово избил троих из них. Но это так, к слову.

— И явно нет свидетелей... — Я поглядел на улицу. Перекресток рядышком, причем выходит на торговую площадь, где народу толпилось множество, вид-то отсюда, с этого склона, на наше действо, был прекрасен.

— Откуда? Нет, если бы жители маххалли узнали бы об этом — забили бы убийц, спору нет. Но откуда они знали? — Человек в сером халате пожал плечами. Ну да, впрочем, даже если он что-то знает, то совершенно не факт, что будет со мной делиться. Служба, она и здесь служба. Впрочем, я больше чем уверен, что сарбазы прочешут город частой гребенкой. Но вот в результате не уверен совершенно, работали явно профи высокого класса. Здесь таких мало, патриархальное общество. Голову отрезать могут, а вот сделать это тайно — с трудом.

После еще нескольких фраз я распрощался с местным Мюллером, помахал рукой Ренскому, уезжающему в эскорте губернатора, и оглядел двор, с которого меня пока никто не гнал. Хозяева мертвы, а для соседей я один из власть придержащих, с которым даже сам хан парой фраз обменялся.

Вроде ничего, за исключением обрывков бумажных свертков, здешних патронов. Ну да, скусили и выплюнули. По привычке. Шесть бумажек валяется, никто на них даже внимания не обратил. Здесь не МУР, и не ТуркЧК. Винтовки прибрали, тела погибших унесли, может что еще, а кому эти бумажки нужны? Кроме меня, аккуратно собравшего их в свернутый из чистого бумажного листа кулек. Для человека это не улика, точнее, для здешнего человека. В моем мире уже тянет на приговор, по анализу ДНК. Слюни то на бумаге остались. Ну а мне... я не стану проводить сложных анализов. Я ведь водяной, и в помощницах у меня русалки. Мы уже не люди, а нелюди. И кое-что у нас и от рыб есть. А именно — обоняние. Нюх рыбий настолько тонкий, что против течения за километр чует каплю крови. Ну, и прочее, не хуже. И потому для меня отпечаток запаха с этих огрызков уже ценнейшее подспорье в поисках. Но один я буду искать долго, очень долго. Рыбы мне тоже не помощники. А вот крысы... этих тварей здесь хватает, они вездесущи, их особо и не гоняют, так как крысы прочищают сливные арычки.

Потому я аккуратно исчез из поля зрения, и скоро сидел на небольшом камне в укромном уголке, где никого обычно не бывает. Симпатичное такое место — развалины старого мавзолея, шаткие, того и гляди обвалятся. Даже пацаны не рискуют здесь лазить. Зато через них течет вполне себе приличный арык, и внутри есть небольшая полянка, на которой сейчас постепенно прибывают крысы. Желто-серая брусчатка из обожженной глиняной черепицы постепенно меняет цвет на серый.

Крысы умные твари, иначе бы не расплодились бы в таких количествах. Управлять ими и сложно, и просто. Потому я никуда не тороплюсь, старательно передавая крысам задание.

Те по очереди подходят, внимательно нюхают бумажные огрызки, и садятся на свое место. Ничего, послужат мне — получат много свежей и вкусной рыбы. Да и корней рогоза можно подкинуть, и солодки. Устрою им пир, так сказать. Можно и зерна пару тонн прикупить, но это будет слишком. Впрочем, мои работнички и сами себя вполне в состоянии им обеспечить.

Ну а после инструктажа отпустил своих серых и длиннохвостых помощников и помощниц по делам. Крыски, они ведь народ занятой, но помимо своих дел и для меня попутно поработают. И сам ушел, у меня здесь дел хватает.

Четыре дня я крутился как белка в колесе. Показал Перовскому музей, который строю для хана, после чего губернатор уехал, и надолго. Все, повез скульптуры в Питер, это минимум полгода. Вернется сюда, по его словам, с Алексеем Федоровичем Орловым, генералом и дипломатом. Тот еще тип, гонял по Неве декабристов и из пушек по ним палил, но мужик упертый, сильный, верный присяге. Настоящий солдафон, в самом лучшем смысле этого слова. Рубился на Аустерлице, Бородино, под Красным, недавно турок гонял, с ними же договаривался о помощи против египтян, короче, личность легендарная. Местные либералы его "царской держимордой" прозывают, но стараются, чтобы тот это не услышал.

Привез шесть тонн алюминия из своей заначки. Три тонны подарил Насрулле ибн Хайдару ( и на ушко шепнул ему, чтобы не клал этот металл в казну, а продавал на запад), а три тонны передал для реализации Мехмед-баю. Тот, как оказалось, еще при Мадали-хане ведал закупками для ханского войска, то есть тот еще жучила. Мне как раз подобный человек нужен, ибо люмень надо еще суметь продать выгодно, а мне совершенно некогда с этим возиться, так как открываю филиал музея в Бухаре. Тот самый, археологический. Подумав, свез сюда по паре из подобных, отобрав из доспехов, клинков, и прочего из того, что нашел в реках за все время. Получилось на удивление немало. Правда, пришлось сразу организовывать службу безопасности, ибо стоимость всего выставленного просто зашкаливает.

В типографии, которую помог мне наладить тот самый немчура, что с керогазом помог, сверстали первый номер журнала. "Журнал-вестник Музея Палеонтологии и Археологии Его Высочества Хана Кокандского и Эмира Бухарского" будет выходить четыре раза в год. Солидное такое издание получается, под сотню страниц, на которых минимум пятьдесят иллюстраций и дюжина статей. Научных и популярных. Учитывая, что никаких ученых-археологов здесь нет, мне пришлось извернуться как уже, но статьи мне обеспечили. Здешние имамы и муллы люди вполне себе грамотные, знают историю, и с удовольствием ( за хорошее вознаграждение, естественно) написали статьи по истории и самой Средней Азии, и пересказы всевозможных слухов, басен и баек. А сейчас работы идут над следующим номером и годовым альманахом. Редактором поработал тот самый журналюга из Питера, как оказалось, весьма и весьма небесталанный малый. Прощелыга еще тот, но журналистику любит, себя красивого любит беззаветно, и стать редактором пусть и научного, но толстого журнала за очень неплохое жалование не отказался.

Денег на все это дело эмир мне не выделяет, наличку из золота и серебра ( шлепаю английские фунты-соверены и шиллинги) клепать надоело, так что продажа люменя меня здорово выручит. Хотя, весь тираж из трех тысяч экземпляром уже раскуплен, еще до выхода из печати. И на русском, и на арабском языках.

Еще я рассказывал эмиру и его окружению сказки. Подумал и рассказал историю про Маугли, и Алису в Стране Чудес. Не удивишь эмира ни войнами, и жестокостью, сам такой он. Всю жизнь с седле, всю жизнь в боях. А вот приключения мальчишки в волчьей стае и маленькой девочки в удивительном мире его захватили. Понравилось. Подарил список "Гурганского зижда" времен самого Улугбека. Четыреста лет книге, а по точности астрономических таблиц до сих пор одна из точнейших.

— Благодарю. Это необычайно ценный для меня подарок. — Я принял тяжелую, переплетенную в тонкую телячью кожу книгу, и глубоко поклонился. — и прошу вашего позволения провести изучение наследия Муххамеда Турагая ибн Шахрух ибн Тимур Улегбака Гурагана. Ибо такого великого астронома эта земля будет помнить множество веков.

Хмыкнув, эмир встал, прошелся по комнате.

— Ты думаешь, Захар-бай, что люди помнят не властителя Самарканда, а ученого?

— Люди знают, что Улугбек родом из достойнейшей воинской и властительной семьи. Но его научные труды знают и ценят в мире, а его воинские подвиги... увы. — Я развел руками. — Он не Македонский и не Тимур, но в астрономии он превзошел их величие. Я хотел бы воссоздать его обсерваторию, о великий эмир. Это сложно, но возможно сделать.

— Делай. Я позволяю. Торопить не стану, это большой труд, но делай. И напечатай об этом в следующем номере, мол, начаты работы по воссозданию обсерватории Улугбека Гурагана. — Эмир кивнул своим мыслям, и хотел было выйти, но остановился. — Ты подготовил номера журнала для отправки царственным особам?

— Да, Ваше Высочество. Но я так думаю, что было бы неплохо, коли Вы сами, собственноручно, напишите дарственные надписи на первой странице каждого журнала. Хотя бы для императоров России и Австрии, и королеве Великобритании. Ну и турецкому султану с персидским шахом.

— Ты прав. К тебе в типографию придут, заберут все. Отправят уже от меня, от моего имени. Ступай, ты великий хикоячи. — И эмир, взметнув полами тяжелого халата, ушел.

Его свита, люди в халатах стоимостью в половину линкора, последовала за ним. А мне были вручены подарки от них. Видимо, знают, что деньги для меня ценностью не являются, потому дарили книги. Я и не знал, что здесь сохранились такие. А куш-беги, улыбаясь, протянул мне тонкую сафьяновую папку, в которой меж листов добротной бумаги лежал ( внимание!!!) папирус. Один-единственный довольно большой ветхий лист, расчирканный странными символами и выцветшими рисунками. Древний Египет? Здесь? Не может быть!

Подарок эмира, куш-беги и еще пары высших сановников я нес сам, а остальное за мной в добротном сундуке несли пара парней из дворцовой службы. Дома я вручил им по золотому, и довольные слуги пошли обратно, рассуждая меж собой о прелестях некой Динары. Судя по всему, парни в веселый дом направились.

— Сундук мне в комнату. — Приказал я подскочившему и поклонившемуся Мансуру, ставшему у меня мажордомом, и потому перебравшемуся в Коканд. На рабочих участках служат его подчиненные, а старый перс следит за моим домом в Коканде. — и это тоже. Только нежно, это очень ценные книги.

— Хорошо, господин. — Коротко поклонился мажордом, и остался распоряжаться, а я подошел к небольшому арыку, и в следующий момент уже мчался по городу к развалинам старого мазара. Удобно, что весь Коканд, как и любой здешний город, исчерчен множеством каналом и арыков. Они здесь основа водоснабжения, проходят практически по каждой улице. Ну, где уклон позволяет. У меня позволяет, арык проходит прямо сквозь двор. Плюс отличный колодец в центре двора, глубокий, с прекрасной холодной водой.

На площадку, где меня ожидали восемнадцать крысок, я выскочил уже через несколько минут. Улыбнувшись, погладил ближайшую по мордочке. Прикольные животинки, никогда не забуду, как при моей первой жизни мой сын приволок в дом бело-серого крысеныша. Стоит, просит у матери его оставить, а та орет со второго этажа : " Или крыса будет жить в доме, или я!!!". Да уж, было дело в прошлой жизни...

Эти восемнадцать прибыли не просто так. Нашли они мне стрелков. В разных местах, в разное время дня, но нашли. Судя по всему, они особо не таились, были и на рынке, и по лавкам прошвырнулись. К тому еврею заходили, что из Рима мне записку передавал. Хотя, это мало что значит, у него неплохая ювелирная лавка, плюс меняла. А вот здесь они, похоже, живут. Неплохой домик, точнее, маленькое поместье за городом. Ну-ну, кажется, мне предстоит визит в гости. Гость в дом — радость в дом.

Тихое, симпатичное местечко. Несколько вдали от тракта, но стоит удобно, на хороших земляж. Вокруг сады и пашни, хлопчатник и пшеница весело прет вверх, как будто их за уши тянут. Все уже цветет, на границе полей стоят ульи, трудолюбиво гудят пчелы. Бродят по полям мужики с кетменями, затворяют и отворяют водяные потоки. К их труду я отношусь и большим уважением, потому никогда не мешаю.

Искомый дом стоят на краю кишлака, окруженный вместе с остальными высокой мощной стеной. На верху глинобитного забора-дувала интересная инсталляция — очень густо натыканные нарубленные ветви акации с длиннейшими шипами, залитые известковым раствором. Получилось нехилое такое заграждение, хрен перескочишь, называется. Двор отгорожен изнутри намного меньшим дувалом, скорее, символическим. Во дворе солидно побрехивает пара собакенов, явно не ливреток. Хорошо защищенный от воров и разбойников дом, один из самых больших в этом кишлаке.

Все это я разглядывал, сидя на своем шайре, и внаглую пялясь в подзорную трубу. Ну да, такая штуковина у меня тоже есть. Качество не очень, но выглядит очень солидно. То есть, сейчас я явственно подставлялся, так как наблюдатели есть. Сидят на взгорке пара парней, вроде как коров пасут. Вон, один вскочил, и бегом рванул в сторону поселка, правда, пригибаясь и грамотно укрываясь кустами. Простой человек его бы и не заметил. Правда, побежал не в интересный мне дом. Ну-ну... у них что, весь кишлак на убийц работает? Или гости, не поставившие хозяев о намерениях? Поглядим.

Развернув шайра, я неторопливо, шагом направился в сторону Коканда. Причем не по главной дороге, а напрямки, по проселку. Ну а что? Тишина, солнце печет, птицы щебечут, тарантулы дорогу перебегают. Красота. Ого, а это что за паучара? Слева от набитой тропы растянута здоровенная ловчая сеть, метра полтора на полтора, и в углу сидит огромный ярко-зеленый паук, размером с ладонь взрослого мужчины с растопыренными пальцами. Ничего себе? О, а вот еще одна. Новый вид, что ли?

Мимо такого я пройти не смог, один из пауков мною был изъят из живой природы, помещен в миниатюрную криокапсулу, и спрятан в переметную суму. Дома пришпилю его на деревяшку, и поставлю в рамку. Как раз в музей экспонат, я там собираю коллекцию местных тварюшек. Не сказать, что здесь их так много, но и не мало. Берут качеством, один каракурт чего стоит. А такого паучары я вообще ни разу не видывал.

О, скачут... пятеро сбоку, точнее, уже спереди, пятеро сзади. Хорошо вооружены, но ружей нет. Луки, сабли, копья. Правильно, палить около главной дороги ханства глупо, слов нет. И почти сразу, без этих самых слов, на скаку залп из всех луков сразу и всеми. Восемь стрел ушли, и за ними почти сразу еще восемь. А нехило они шмаляют, у простого человека шансов нет вообще.

Но против меня — просто глупо. Щит из крупных ледышек, плотный и пуленепробиваемый, я поставил сразу. Не хватало, чтобы мне конягу застрелили. Потом просто, дистанционно заморозил у людей шейный отдел спинного мозга. Так сказать, воткнул тонкое ледяное лезвие меж позвонков, чтобы парализовать, но не убить. А лошадкам чуть подморозил голеностоп, похромают и пройдет.

Тушки агрессоров попадали, лошадки охромели, ржут жалобно, но ступить на переднюю правую не могут, больно. Ковыляют на трех, блин, наступили одному из лучников на черепушку. Та хрусть — и одним "языком" меньше стало. Обидно, досадно, но ладно, поработаем с остальными.

Девять человек по три минуты — почти полчаса. Но это время явно не зря потрачено, информации смог вытащить из этого мозгоклюйства очень прилично. Особенно из мозгов самого возрастного, благообразного белобородого чудака в добротном шелковом халате и зеленой чалме. Турки. Турки решили, что я слишком много чего делаю. Потому меня попытались убрать. Сначала так, стрельбой по воздушным целям, потом решили зарезать дома. Завтра ночью ко мне гости должны были наведаться. Но это же не хороший я, а гости незваные-нежданные, а потому хуже татарина. Причем не эти ребята-лучники, а настоящие башибузуки-ассасины. Таких в кишлаке, что я рассматривал, аж трое — две девицы и парень. Ловкие, гибкие, прыгучие. Очень хорошо ориентируются в темноте. А в кишлаке остались еще резидент, три его помощника и восемь боевиков, сипаи и бывшие янычары. Остальные обслуга, рабы, гарем.

Хмыкнув, я вытащил из-за пояса белобородого голубя, развернул и выпустил. Простой сизак тут же взлетел и рванул по направлению к голубятне, то есть в сторону кишлака шпионов. Резидент получит весточку, что все у них получилось, малость расслабится. Отряд сразу ждать не будут, им же скрыть следы надо. Час-два у меня есть. Потому я уничтожил лучников, собрал и убрал подальше в кусты оставшиеся одежды, коней собрал охромевших, и устроил импровизированную коновязь там же, в густых зарослях солодки. Хмыкнув, подобрал добротный револьвер. Не пепербокс, а вполне себе капсюльный револьвер, с поворотным барабаном на шесть зарядов. Адамс, вроде как. Хорошая штука. Надо трофеи проверить, давненько я этим не занимался. И потому я устроил себе короткий, но завлекательный отдых — сбор трофеев. Луки были выброшены, хоть и весьма добротно сделаны, а вот оставшиеся стрелы я собрал. Марине отдам, она лучница от бога. Точнее, от богини, Артемис тоже знатной лучницей была. Марина на моих глазах за полкилометра убегающего работорговца сняла. Типа, не бегай от снайпера — умрешь уставшим.

Немного налички я бросил в свой кошель, одно копье забрал — уж очень качественно сделано. Роскошная охотничья рогатина, просто роскошная. Еще один револьвер, и три капсюльных пистолета французской выделки забрал, хорошее оружие лишним не бывает, у меня народу прибавляется. Поставил отвод глаз на кусты, надел шайру торбу на морду лица, пусть овсом хрустит — и шагнул в небольшой арык. Пройдусь по гостям, мне явно рады будут. Вон, такую горячую встречу организовали.

Из воды я вышел позади одного из стрелков, и он тут же осыпался невесомым прахом. Над кишлаком стали собираться тучи. Ударила молния, а я собирал кровавую жатву, пожирая жизни тех, кто напал на меня первым. Я не Иисус Христос, прощать не собираюсь. Ибо воздасться вам по делам вашим.

Резидент отлетел к стене, и медленно сполз по ней. А я обездвижил девчонку из ассасинов, уже вторую, и шлепнул по лбу парня, из их компании, выключая его напрочь. Рывков ускорился, свернул шею одному из янычар. Ледяная пробка в стволе мушкета заставила тот взорваться, выбивая глаза и отрывая пальцы владельцу, немолодому сипаю. Надо же, я совсем упустил из виду, что здесь живут турки, и что отношения у турок и здешних жителей если не братские, то очень дружественные. И кукелташ вполне мог и опознать их по описаниям, просто не стал. Они для него свои, турецкая община здесь живет долго. Кроме этого кишлака есть еще квартал в Коканде, потому придется зачищать начисто, свидетелей оставлять нельзя. Впрочем, убивать я убиваю только воинов, обслугу не трогаю, им потом просто память подчищу, и оставлю в покое. В принципе, если турки не пожалуются — то и следствия не будет. А они могут и промолчать, удар нанесен в ответ, в меру и по делам их. Но турецкому мурзе, представителю султана, надо будет бакшиш преподнести. Полтонны люменя и полтонны золота хватит, наверное. И это будет правильно, взятки правят этим миром. А восток дело тонкое.

Добив бойцов, я считал информацию из мозгов резидента, после чего пожрал его на глазах перепуганной девчонки-ассасина. Нет, они абсолютно бесстрашны, но это относится к людям. А я — нелюдь. Барышня молоденькая, лет пятнадцать, не больше. Наверняка их к этому не готовили. Вторая постарше, но тоже еле сдерживается. А парня я просто убил, тот вошел в боевой транс, с ним говорить бесполезно.

— Так, барышни. Я понимаю, что спрашивать вас, боитесь ли вы смерти является оскорблением. А жить вы хотите? Не предавая своего слова? — Я присел на корточки около младшей, и погладил ее по макушке. Та бы и рада отдернуть голову, но не может. Ледяная игла в нервный узел — это серьезно.

— Тогда слушайте. Передайте Исмаил-бею, что я не лезу в драку первый, но в ответ бью насмерть. Потому считаю, что добрая беседа лучше хорошей ссоры. Пусть вместе с турецким послом ждет меня завтра после полудня. Приду — переговорим. Встань, малышка. И сестре помоги. — Я коснулся иглы, та растаяла. Немного проконтролировал восстановление нервных тканей, и улыбнулся самой доброй своей из зубастых улыбок. Даже старшую проняло, младшая в трясучку ударилась. Доведу я девушек до нервного срыва, какие их них убийцы будут? — И скажите мирзе, что вы обе под моей защитой. Чтобы не вздумал вас трогать, расстроюсь. Вы хорошие девочки, я вас выкуплю. Будете себя вести хорошо — станете толстыми, старыми бабушками, через лет пятьдесят. Нет — съем.

И я исчез, только вода взметнулась в арыке, окатив незадачливых девчонок-убийц. А я вышел возле своего коняги, снял с морды пустую торбу, протянул недовольно всхрапнувшему шайру-обжоре на ладони кусок сахара. Проглот мой коняга, жрет как в бездну. Но красавчик, надо сказать, и характером мне подходит, великий пофигист. Потому потрепал его по загривку, для чего пришлось привстать на цыпочки, два с лишним метра до оного загривка, даже мне не мало в человеческом обличье. Развязал и отпустил коняг покойных лучников, и неторопливо поехал сам домой. Надо собрать бакшиш, распорядиться насчет телег, ибо тонну драгоценностей в ящиках на руках тащить глупо. Штук пять арб нужно, но на этот счет пусть управляющий распоряжается. А мне надо крысок угостить, обещал ведь.

Таркан-Челик-паша долго стоял и смотрел вслед уехавшему на огромном английском коне дэву. Велика мудрость Аллаха, и всемогущ он, и никто не знает воли его. Водный дух, по имени Захар-бай, то есть "Помянутый Господом", навестил его, и принес бакшиш за убитых им солдат, и выкуп за двух молоденьких девчонок. Пусть и подготовленных ассасинов, но всего-навсего глупых, наивных девочек. Миллион курушей за уничтоженных в кишлаке, и двойным весом в серебре за каждую девчонку. Тысяча двести фунтов золота, столько же редчайшего алюминия в слитках, и ровнехонько четыреста фунтов в серебряных монетах за обеих девчонок. То есть примерно миллион курушей за металлы, и сорок тысяч курушей за девочек. И это при бюджете Османской Империи в примерно миллиард курушей. Паша посмотрел на горку серебра около весов, поднял странную крупную монету с изображением какого-то неизвестного герба. Глобус над восходящим солнцем, накрытый скрещенными серпом и молотом, увенчанный звездой и в обрамлении двух хлебных снопов, оплетенных шелком. На аверсе надпись один рубль, крупно выбитая единица, и опять же, венок из пшеничных колосьев. Незнакомая монета неизвестной страны. Впрочем, сие неважно, она сделана из качественного серебра, это паша видит сразу. Жаль, что нельзя оставить все себе, придется отправлять основную часть бакшиша в Истанбул. Но треть он оставит на нужды посольства, а выкуп за девочек заберет себе полностью. Ему же его выплатили? Ну и десятую часть от общей стоимости бакшиша, это само собой. Тот, кто держит масло, имеет масляные руки.

При этом паша готовился к смерти. По рассказам ассасинов, дэв безжалостен. Собственно, спокойное убийство это одно, но вот способы — люди мгновенно рассыпались в прах. И это пугало. Не то, чтобы посол был робким, скорее, осторожным. Трусоватых и робких среди турецких пашей не существовало в принципе, они выросли в войнах и боях. Паша Таркан-Челик был мужчиной опытным, прошедшим не одну военную кампанию, начавшим воевать еще с Кутузовым. Почти тридцать лет войн и походов. Он сидел в Рущукском котле с великим визирем, с Мустафой-пашой Байрактаром брал Истанбул, свергал Мустафу Четвертого, выручал из-под ножа палачей будущего султана Махмуда Второго. Шел на помощь великому везирю Мустафе-паше Байрактару, но не успел, тот взорвал себя и штурмующих его янычар, выстрелив в бочку с порохом. Таркан-Челик-паша воевал с мятежным Египтом, участвовал в уничтожение янычарского корпуса, подавлял выступление болгар и греков, гонял молдавских повстанцев и боснийских четников. Воевал достаточно успешно, несмотря на часто общую неудачу компаний. И вот последние три года он служил здесь, на спокойном и хлебном месте посла султана, уже Абдул-Маджида Первого.

То есть, опыта войны и боев у паши было предостаточно. И он понимал, что одному-единственному бойцу невозможно одолеть в прямой схватке, клинок против клинка, три десятка прекрасно подготовленных и вооруженных воинов. Просто невозможно. Но это если противостоит им человек. А вот джину или дэву это по силам, здесь, для победы над ним, нужен или великий герой, или святой, или множество простых солдат, многие тысячи. Многолюдьем побеждали и драконов, если верить древним сказителям. Как говорят русские — сила силу ломит, не уточняя, какая сила какую силу.

И потому посол здорово удивился было, что не пришлось драться с разъяренным духом, но вспомнил, что, по словам стариков, нелюдь всегда держит свое слово. А вспомнив это, уже спокойно принял бакшиш, выкуп на оставленных им в живых девиц-ассасинов, подписал составленный им и дэвом договор о ненападении, и возможном сотрудничестве. Но только здесь, на территории Средней Азии, потому как это зона его ответственности, а остальное в ведении Мустафы Решид-паши, как министра иностранных дел, и Хусрев-паши как Великого Везиря. Впрочем, водяной дух владеет водами, а насколько знает посол, отсюда, из этих мест, нет стока иного, кроме как в Аральское море и озеро Балхаш. То есть, ходу отсюда в Европу дэву нет. Наверное. На все воля Аллаха.

— Как вы думаете, Исмаил-бей, откуда так много золота у духа вод? — Паша повернулся к молчаливо стоящему рядом воинскому консулу.

— Он же дух воды, все, что в руслах рек его. — Пожал широкими плечами его помощник по воинской части. — Я так думаю, что в наших реках золота не меньше, просто мы его взять под водой не можем.

-Интересно, нельзя ли каким-либо образом получить власть над духом? Надо запросить это у Мустафы Решид-паши, пусть поищут служащие нашего министерства. — Паша глянул на ящики с золотом и алюминием, на серебряные монеты, вздохнул. Из трети, что он оставит здесь, придется выдать часть, и очень немалую, чиновникам посольства. Человек с полным ртом жует, а не бунтует. Нужно уметь делиться, с вышестоящими и нижестоящими. Тогда вышестоящим ты полезен, а нижестоящие тебе опора. Жаль, что не все в Турции это понимают, очень жаль.

— Не думаю, что мы сможем что-либо сделать водяному духу, господин. В людские игры он обычно не лезет, я вообще первый раз вживую вижу подобного, хотя и слышал не раз нечто вроде. В основном, от русских. Правда, считал все это сказками. Но в родной среде сила его почти абсолютна, потому не надо злить его. — Исмаил-бей почтительно поклонился паше, и скрыл хитрый блеск глаз. Да, он знает посла уже больше десяти лет, и понимает ход его мыслей. И потому радостно потирает про себя ладони, чувствуя в них тяжесть золотого слитка. Паша мудр и щедр, никто из состава посольства, верно ему служащие, не останется обделенным. Разве приехавшие на днях ставленники Хусрев-паши, но практически наверняка их отправят обратно с золотом и алюминием, они люди везиря, вот пусть и охраняют по дороге до Истанбула имущество казны. Хотя, вряд ли доедет золото именно до столицы, наверняка потеряется в какой-либо из многочисленных провинций. Но это уже не их головная боль. А водяной — да какая разница, ну столкнулись они разок с непознанным, так неисповедим замысел Аллаха, и потому не стоит переживать из-за этого. — Я начну готовить караван до Истанбула, для перевозки ценностей, господин?

— Да, готовь. Не будем доверять драгоценные металлы перекупщикам и их векселям, дорогой Исмаил-бей. — Паша кивнул, соглашаясь. — Турции нужны деньги, не стоит их терять при обмене. А пока вели отложить треть слитков золота и алюминия в нашу посольскую сокровищницу, а серебряные монеты пусть соберут в хурджуны и отнесут ко мне в покои. Я пошел, надо еще составить донесения министру, визирю и султану. Да пребудут они в здоровье и благополучии.

Я сидел, смотрел на стоящих передо мной навытяжку девчонок, и думал, что мне с ними делать. Барышни выращены из захваченных европейких детишек в специальной школе, воспитаны в верности и преданности, мыслить иначе не умеют. Для них жизнь — это момент до героической гибели, причем скорой гибели. Обрабатывать шахидок искусство древнее, и вот передо мной стоит его результат. Я совершенно не уверен, что смогу сделать из этих девчонок нормальных девиц. Да, я их выкупил, формально они мои служанки. Но вот больше чем уверен, что в этих прекрасных головках есть слова-закладки, и вполне вероятен случай, когда невзрачный господин шепнет этим девочкам словечко, и через сутки они сожгут мой дом, отравив всех людей в нем. Мда...

Айлин — та самая пятнадцатилетняя шатеночка, высокая по здешним меркам, худенькая, прогонистая девчонка, тростиночка. Коротко стрижена, даже ушки не проколоты, может вполне за молодого мальчишку сойти. Кажется, чуть сильнее ветер дунет, и переломится. Хотя сама из сплошных жил состоит. Родителей не помнит совершенно, но по остаткам памяти, она из греческих поселений.

Мавия чуть ниже, старше на два года, красивая блондинка, с очень неплохой фигуркой. Роскошная грива золотистых волос, коса в руку толщиной. Глазищи огромные, голубые. Польская дворянка, это точно. Пусть совсем крохой была, но это в памяти осталось.

Обе девочки очень неплохие фехтовальщицы, сабля и шпага, могут и обеими руками, разбираются в ядах, прекрасная альпийская подготовка, могут влезть в открытое окошко хоть пятого этажа. Лучницы, умеют стрелять из пистолетов и винтовок. Грамотные, знают кроме турецкого и арабского русский и французский.

Короче, не девочки, а универсальные машинки-убийцы. Одноразового использования, фактически. Пусть дорогое, но оружие одного удара. Да уж... восток дело тонкое.

— И что мне с вами делать? — В пустоту задал вопрос я, не надеясь на ответ. Девчонки молчат с момента их фактической продажи. Наверное, устои рухнули у них. Готовили к службе во славу султана, а продали как дорогие игрушки. Причем кому? Водяному! Даже не человеку!

-Здравствуй, маэстро. Добрый день, усто. Здравствуйте, учитель. — многоголосо поздоровались со мной мои русалочки, входя в комнату. Эффектно входя, в своем обнажено-чешуйчатом виде. Я их так специально попросил войти, их вид разбивает мозги не только у парней. Вон, обе ассасинки недобитые глазки выпучили, и дышать как забыли.

Марина, глянув на них, усмехнулась и прыжком перемахнула половину немалого зала, ныряя в бассейн уже в хвостатом состоянии. Чуть позже к ней с визгом присоединилась Хилола, а Анфиса кротко подошла ко мне, и встала сзади-слева.

— Вы понимаете, что я должен был вас обеих убить? — Помолчав, спросил я.

Девушки, подумав, кивнули, не переставая косить глазом на русалочек. Анфиса горделиво качнула головой, волосы волной тяжелого шелка перекатились с плеча на плечо.

— Готовы стать подобными? — Я встал, и сделал шаг к девушкам.

Те, зачарованно, кивнули. Мои русалочки замерли, а я вогнал в сердца ассасинок по ледяной сосульке. И перехватил души девчонок, вгоняя тела в создаваемые капсулы. Какое-то время я молча работал, запуская программу перерождения, и закончив ее, отошел в сторону. Две капсулы лежали в нишах пола, около бассейна. Конечно, это не прямо в реке, но через эту залу проходит арык, так что условия соблюдены. Опять же, удобно, под наблюдением, не в диких землях. Сюда, в этот зал слуги не входят, даже не убираются. Мне не долго смахнуть пыль с мраморных стен и такого же пола, прошелся водным вихрем, и чистота.

Мои русалочки долго молчали, но потом встряхнулись, и подошли ко мне.

— Мастер... вы их практически убили сами. Мы же вами спасены. Не есть ли это ошибка? — Марина уселась на пол около капсулы, и провела пальцем по краю радужного поля.

— Нет. Я могу так делать, нужно согласие. Ну, или как у вас, желание жить на грани смерти. — Я подошел, погладил ее по голове. — У этих девушек не было будущего, как у человечек, Марин. Их выращивали чтобы убить и умереть. Мы же дадим им шанс. Да и вам сестры не помешают.

Лето сорокового года девятнадцатого века прошло относительно спокойно. Я наконец-таки закончил возню с музеями, открыв оба филиала. Не ожидал, что они настолько окажутся востребованными народом — первый месяц шел сплошной поток посетителей и посетительниц. Женщин я запускал два дня в неделю, мужчин четыре. Все-таки очень жесткие мусульманские принципы, не стоит дразнить гусей. Но мужские дни делил тоже на два — два дня шли далеко не бедные, а два самая беднота, посещение было просто по пропуску, который можно было оформить у старейшины слободы или маххалли. В общем, аншлаг. Причем никаких проблем не было, правда, экскурсоводами у меня служили отставные полицейские. Ну а что, вполне себе нормальная мужская работа, люди опытные, читать умеют, заучивать и озвучивать текст тоже.

За доспехи массагетского князя мне на самом деле подарили шесть золотистых ахалтекинцев. Подумав, я оставил коней. У меня уже три русалочки есть, еще две наклевываются, плюс пацанов надо выводить будет — еще маловато будет. Потому начал собирать свой табун, выкупил у турецкого посла тот самый кишлак ( выкупил за символическую цену в сто золотых), нанял десяток семей, докупил еще пяток чистокровных кобылок-аргамаков, и десяток кобылок-полукровок. Шайрам тоже подобрал подруг — трех вполне себе годных першеронов-полукровок. Барышни весьма в теле, моим парням их поломать вряд ли удасться.

А сегодня вылупились мои новые русалочки, Айлин и Мавия. И я с ними и тремя их старшими сестрами отправился крестить их кровью и болью. Тут снова холера объявилась, неподалеку от Коканда целый городок заперли на карантин, со всей средневековой жестокостью. То есть никого из города не выпускают, попытавшихся выбраться ждет смерть от стрелы, пули или сабли. Правда, в сам город идут местные табибы, их ученики, муллы и студенты медрессе. Плюс поставляют продовольствие.

Вот я и решил, что здесь можно научить ценить жизнь и уважать смерть не хуже, чем вырезая десятки работорговцев. Никуда те от нас не денутся, а здесь наша помощь может оказаться критично нужной. Тем более, что эти девочки, уже в своей первой жизни, были тренированными убийцами.

Сборы были недолги, от Кубани до Волги... нет, немного не то. Но и на самом деле, сборы были недолги. Простые крепкие лошади, добротный армейский фургон, бинты и лекарства, что я с девочками делал хоть и потихоньку, но постоянно. И вперед.

Ехали именно по дороге, неторопливо. Пара полукровок-тяжеловозов легко перли фургон, три девочки спали в фургоне, я сидел на козлах, рядом со мной сидели Мавия и Марина, обе с тяжелыми четырехствольными дробовиками. Жуткая штука, надо сказать.

По дороге мы попали в караван лекарей, едущих в Беш-Арык, тот самый городок, в котором бушует холера. Пять осликов, запряженных в малые арбы, и десяток учеников, идущих пешком. И один-единственный очень старый дед-табиб, сидящий на первой арбе.

Я передал поводья высвистанной мною Анфисе, и спрыгнул с фургона, догнал арбу с дедом.

— Ассалом алейкум, уважаемый. Мое имя Захар-бай, я и мои ученицы следуем в Беш-Арык, желаем помочь страждущим. Вы едете туда же?

— И тебе здравствовать, Захар-бай. Видел я, как ты на своем воздушном шаре летал. И что тебе дома не сидится? Еще девок поволок... жить вам надоело? — На меня глянули неожиданно ясные и умные глаза пусть и старого, но вполне себе очень разумного человека. — Ты знаешь, что смертность в городе превышает обычную в восемь раз? Течение болезни страшное, выжившие гибнут от осложнений, и просто от голода и жажды, нет сил добраться до воды и еды. И уберечься почти невозможно, только спиртом руки мыть, и кипяченую воду спиртом разводить. По городу бродят пьяные целители — а пьяный целитель это почти мертвый целитель. Вода, вскипяченная, но остывшая и постоявшая так пару часов — снова становится опасной. Население города почти вымерло, из семи тысяч жителей уцелело около двух тысяч. И то — неизвестно, выживут ли они. Из целителей, имамов, учеников — погиб каждый второй. Каналы засыпаны, в городе нехватка воды. Колодцы сохнут. Дров уже почти нет, у кого есть силы — разбирают дома, снимают с крыш камыш и доски. Вон, смотри — как только мы пройдем ту заставу, пути назад не будет. Нас расстреляют аскеры, и сожгут тела.

— Нет в этом мире никого, кто знал бы волю аллаха. Но помощь ближнему своему — для врача обязательна, иначе мир рухнет. Я должен попытаться посмотреть, в чем дело. А девочки — они присягнули мне. Причем я не имею права освободить их от присяги. Кому они нужны будут кроме меня? — Я посмотрел на старика, на его учеников. Надо же, знали, на что идут, но молчат, не ропщут. Нет, конечно, противиться воле эмира это все едино что смертный приговор подписать самому себе — но на этих ребятах страха особо и не видать. Впрочем, молодость, и мусульманство. Бесшабашность и осмысленная отвага и жертвенность — жуткая смесь.

Около заставы нас встретили пара весьма воинских чинов, и мой знакомый-кукелташ. Они передали нам груженные спиртом, керосином, дровами и продовольствием телеги, несколько бочек с чистой родниковой водой на колесах, так сказать, водовозки, и проводили к начерченной на накатанной колее красной черте.

— Аллах акбар. — Старик несильно шлепнул по спине своего ослика камчой, и мы двинулись к распахнутым воротам города. Никто нас не встречал. Из-за городской стены поднимался столб черного дыма.

— Потому что без воды, и ни туды и ни сюды... — Я щелкнул кнутом, подгоняя старого мерина, запряженного в водную арбу. За мной привязаны за поводья еще три такие же, так что я сейчас не только водяной, но еще и водовоз.

Над воротами трепетал черный флаг, символ эпидемии. Сразу за ними никого, первые от ворот ворота закрыты и зачеркнуты поперек белым крестом. Следующие так же, и сплошь почти вся улица. На небольшой площади следы огненного погребения, причем неоднократного. Окрестные дома разобраны на дрова. И тишина, только крысы шмыгают по улице. А, здесь зернохранилище за стеной, вот они и носятся, тарятся кормом не хуже хомяков, пока их никто не гоняет.

О, вот и первые встречные. Пара усталых парней, один ученик лекаря, второй студент медресе. Оба в балахонах, масках и перчатках. Ну как масках — на лице намотана тряпка. Одежда практически черная, вся в следах от сажи. Могильщики, судя по топорам и лому, разбирают очередной дом на дрова. Взгляд у парней потерянный, безразличный, по нам только мазнули глазами, и дальше работать. Судя по всему, пьяненькие.

Дальше больше, и вот мы уже размещены в каком-то довольно большом доме, с вместительным внутренним двором и даже своим глубоким колодцем.

— Еще раз — не кипяченую воду не пейте. Руки обтирайте спиртом. И храни вас аллах. — Старик оглядел все наше сборище, и замотав голову шелковой тряпкой, пошел со двора. Ну а следом за ним мы, пора начинать.

И начали. Я и мои девочки, Марина и Хилола, подобное уже видали, но в меньших масштабах. А потому включились сразу, по отработанной методе. И начали вытаскивать людей. Но с каким трудом. И это мне не давало покоя. Такое впечатление, что что-то или кто-то жизнь из людей тянет. И из нас пытается, но не выходит. И потому я кое-что предпринял, кроме лечения больных, организации похорон, добычи ресурсов в умирающем городе. Неделю мы бились как рыбы об лед, пытаясь вырвать город из этой жути, но... погребальных костров становилось все больше и больше. Из тез парней, что пришли с нами — погибло от болезни трое. Один заболел, но девочки его выходили. Сейчас лежит пластом, сил хватает только до горшка сходить. Но тот и этому рад, жутко стесняется девчонок, когда те омывали его. Из тех лекарей, что пришли ранее, из студентов и священнослужителей — погибли две трети.

— Что скажете, усто? — Протирая руки спиртовым раствором, спросил я у подошедшего старика. Шерзод-табиб, слышал я это имя. Один из самых опытных хирургов этих мест. Пожалуй, один из самых талантливых медикусов, что есть сейчас на планете.

— Скажу, что дело плохо. Я не знаю, что это. Похоже на холеру — но это не холера. Это вообще ни на что не похоже, кроме как на козни иблиса. — Старик сам смочил спиртом тряпицу, тщательно отер руки, после чего подставил их под струйку воды, что из высокого кувшина лила Хилола. После чего ласково поблагодарил ее. Вообще, к моим девочкам у него очень странное отношение. Вроде как женщина прах под ногами мужчины — но эти девочки для него святы. Впрочем, все здесь, и имамы, и лекари, моим девочкам благодарны. Те отстирывают, отмывают, готовят. Помогают мне постоянно две, и три на хозяйстве. И даже мои русалочки уже на пределе. Я приказал им постоянно ходить в очешуенном виде, лишняя защита, но прикрытая одежкой. Впрочем, глаз у того же Шерзода-табиба еще тот, он наверняка все странности подметил, и не он один. Но никто вида не показывает. И не сказать, что народ испугался. Испугать тех, кто работает бок о бок со смертью крайне сложно, эти люди оставили свои жизни там, за красной чертой на дороге. Они не живут — они служат. Нет, не так. Они СЛУЖАТ. Именно так, служат вере, мечте, самой жизни. Служат ради других и самих себя, ибо не могут быть другими.

— А я кое-что нашел... надо сходить завтра с утра в городские катакомбы. Пойдете со мной? — Под городом, к моему удивлению, древние ходы, город стоит на известняковом основании, ракушечник и мрамор здесь резали уже несколько тысячелетий, за счет этого и жил город. И кстати, город хоть и среднеазиатский по архитектуре, но вот по материалам скорее крымский или испанский — очень много зданий из ракушечника. Глинобитных зданий много меньше половины. — И пара имамов бы не помешала, знающих историю здешних мест. Есть такие?

— Найду. Трех точно. — Старик подобрался. Поглядел на висящую на стене саблю, и спросил. — Оружие брать?

— Не знаю, а потому не помешает. И побольше факелов. Четверых парней сможем отвлечь от хашара? — Я кивнул Марине, подавшей мне чашу с густым взваром из сухофруктов. — Я своих девочек беру всех.

— Отвлечем. Осталось меньше тысячи живых. Работы все равно меньше. — Хмуро буркнул старик, и принял пиалу со взваром от Айлин.

— Тогда, за наш успех завтра. — Я протянул старику сформировавшийся в руке стакан изо льда, наполненный виски, и поднял свой такой же. — Удача и отвага, мастер!

— Не помешает, мастер! — Табиб принюхался, и решительно выпил виски от Локи. Нам не помешает немного удачи, а Локи, при всем своем желании шутить, еще и бог изменчивой удачи. А нам она завтра точно понадобится.

Назавтра утром в нашем дворе собралось небольшое воинство. Шерзод-табиб, два имама, почти мне не знакомых, так как они работали с другого конца этого гибнущего городка, пять парней, которые понесут вязки факелов, я и мои русалочки. Все вооружены, и опасны.

Видно было, что люди невероятно устали от борьбы с болезнью, и рады хоть какому-то другому, пусть и опасному занятию. И потому подошли к этому с радостью и тщанием.

Старик нацепил саблю, поверх хлопковой рубахи надел плотные кожаные латы, за пояс сунул двуствольный пистолет. Имамы вооружены так же, но на них кольчуги, судя по всему, нашли где-то здесь, в Беш-Арыке. Парни только с саблями, и в плотных халатах, несмотря на жару. Впрочем, в подземелье попрохладнее.

Я и мои девочки тоже вооружились. У меня мой любимый шамшир, пара хаудахов, шлем-мисюрка и кольчуга. Марина со своим любимым луком, и кинжалом, Хилола с Анфисой вооружились четырехствольными дробовиками Ле Паж, и короткими саблями, Мавия и Айлин взяли по паре двуствольных пистолетов, тоже короткие сабли и охотничьи рогатины. Плюс на девочках кольчуги и остроконечные шлемы, я им их давно заказал.

Ну, и у каждого небольшой заплечный мешок. Продукты, вода, спирт.

— Готовы? Тогда пошли. — Я толкнул дверь, и вышел со двора. После чего пошел по узкой улице с глухими стенами, вверх по склону. Метров через триста я пинком высадил мощную калитку, и зашел в какой-то старый склад. Здесь грудой валялись осколки, оставшиеся от готовых блоков из ракушечника, а за ней уходила вниз, в катакомбы, сложная подъемная система. Бревна, смазанные жиром, и вагонетки, которые с помощью блоков вытаскивают наверх. Ну и лестница, вырубленная в ракушечнике.

— Зажигайте факела, парни. — Я проверил капсюля на пистолетах, подвигал клинком в ножнах, проверяя ход. Все остальные тоже проверили оружие, парни запалили факела, запахло горящей смесью из керосина, спирта, воска и бараньего сала. Некое подобие напалма местного разлива. Горит ровно и относительно долго.

-Пошли. — И я первым ступил на лестницу, которую мне показали местные крыски.

Лабиринт катакомб уводил нас вглубь и вдаль, и чем больше шли, тем больше мне это не нравилось. Не тьма, еле разгоняемая рваным светом факелом, ни тишина, прерываемая звуком наших шагов и дыхания людей ( я и русалочки перешли в безвоздушный режим)... не знаю, но мне все это жутко не нравилось.

— Что нас ждет внизу? — Негромко поинтересовался старый табиб.

— Не знаю, как это называется, Шерзод-ака. Но это не люди, и даже не нелюдь. По-моему, это нежить, причем высокоуровневая. Вы же зарядили пистолеты серебром? — Так же негромко ответил я, вспоминая то, что передала мне крыска. Точнее, что успела передать. Ощущения большой опасности, неприятный даже для нее запах, скрежет сухой плоти. Движение в темноте, и все. Дальше тишина.

Я иду ее путем, но я не знаю, что там нас всех ждет. Впрочем, я сам подписался на это, и это мой путь — беречь этот край. Лада говорила, что в воде мне равных нет... но здесь не вода. Здесь сушь и подземелье, и это мой первый серьезный бой в этих местах. Если честно, то жутковато, а я забыл что это такое. Ощущение интересное, нервы щекотит, заводит, я здорово нервничаю. Вон, девочки это чуют, и настороженно на меня посматривают. А я тоже частично трансформировался, нарастил чешую, когти на пальцах, вибриссы отрастил. Меня толком не видно, морда лица прикрыта кольчужной сеткой, потому пусть будет.

— Стойте. — Я поднял руку, прислушался. Девчонки повторили мои действия, впрочем, люди тоже. Где-то впереди что-то еле слышно прошелестело. — Подожгите еще несколько факелов. И Хилола, помнишь тогда, ночью в грозу? Сумеешь повторить?

— Вы про глаза? Попробую, мастер, но заряд наручей исчерпаю. Может, приберечь? — Пожала точеными плечами русалочка. Спокойная девица, как удав. Перед входом "аллах акбар" прошептала, и все. Даже мой легкий психоз на нее не действует.

— Посмотришь по обстановке. — Она права, мы видим много лучше людей, нам и отблеска хватит, а пара молний это пара молний.

— Готово. — Сзади разгорелись еще факела.

— Тогда готовьте оружие к бою. — Я взял в руки пистолеты и взвел курки. Девчонки защелкали курками дробовиков и пистолетов, Марина наложила на тетиву первую стрелу. Широкий охотничий срезень блеснул серебряным покрытием. — Пошли.

Большая пустая пещера, похоже, естественная. Просто посрезали камень, выравнивая стены, потом забросили. Сушь, даже странно, совершенная сушь. Воды рядом нет, ближайший подземный ручей где-то метрах в ста, не ближе.

В дальнем углу что-то шевельнулось, отблески факелов доставали плохо. Я взял один факел у паренька, и швырнул его в сторону шевеления. Вращаясь, рассыпая горящие капли, палка с полыхающей намотанной мешковиной, пропитанной горючей смесью, описала красивую дугу и ударила прямо в какую-то химеру, по другому я это назвать не могу. Нечто немаленькое, тускло блестящее, с четырьмя руками, парой тумбоподобных ног, голова крохотная, глаз три пары, носа нет, вместо рта полная клыков пасть.

— Ракшаса! — Старый табиб не колебался ни секунды, разрядив в химеру сразу оба ствола своего пистолета. Следом за ним выпалили остальные люди. Зал затянул пороховой дым, огни факелов терялись в нем, резко потемнело.

Я не стрелял, успел заметить, как размазанной тенью метнулась в сторону туша химеры. Или демона? Если это ракшаса — дело не самое веселое.

Мои девочки ощетинились взведенными стволами, стоят не шелохнуться, слушают. А люди побросали пистолеты, выхватили клинки, шумят, подбадривают себя, факелами в стороны тычут, пытаются разогнать пороховой дым.

— А!..— Один из имамов исчез в дыму, только сабля брякнула об камни. Через секунду вопль прервался, что-то влажно чавкнуло. В освещенный круг влетел кусок мяса, большой кусок.

— Мертв. Это вырванный желудок. — Шерзод-табиб пару раз полоснул перед собой клинком, умело полоснул, сталь со свистом разрезала воздух.— Прикрывайте спину друг другу!

Из мглы вылетело распластанное тело, сшибло двух учеников, один из них вылетел из освещено круга. Короткий вскрик, и тишина. Только что-то чавкает.

Свистнула стрела, Марина стремительно выхватила из колчана следующую. Недовольный взвизг, и я едва успел сбить в сторону большой камень, летящий прямо в мою русалочку. Убить бы не убило, но могло вывести из строя. А потом выпалить из левого хаудаха на еле слышный звук шагов. Дыма добавило, но я точно слушал звуки попадания. Причем не в человека, как будто в сухую кость пули влетели. Недовольный рев, залп из двух дробовиков, и девочки, взведя, переводят курки на нижние стволы. Такая конструкция, курок перекидывается с капсюля верхнего ствола на нижний.

А твари не нравится, ревет еще сильнее. Снова улетела стрела, рассерженный визг, и в нас ударил заряд каменной картечи. Это тварюга бросила большой валун, который упал перед нами и раскололся. Люди попадали, русалочки упали было, но повскакивали. Снова залп из дробовиков, и Хилола добавила молнией.

Факела уже практически не помогали, дым застил весь зал. Гребаный дымный порох, прям Бородино или Аустерлиц.

Стою, слушаю, в правой заряженный пистолет. Слева с трудом шевелится старый лекарь, башка в крови. Второй имам... а нет его, исчез. Слева снова что-то мелькнуло, я коротко рубанул шамширом. Яростный визг, на полу бешено скручивается то ли червяк, то ли язык, то ли щупальце... лишь бы не тентакль. Несмотря на бой, меня пробил идиотский смешок.

Из тьмы вылетел, стремительно вращаясь, сабельный клинок и по самую рукоять вошел в грудь Айлин. Мавия несколько секунд смотрела на это, и прыгнула в дым.

— Куда! — И я прыгнул следом. Но не прямо, а сначала вверх, к потолку. С силой вцепившись в кус сталактита, я разглядел катающийся клубок, и длинным прыжком рванул туда.

Из клубка вывалилась полурастерзанная русалочка, изувеченная, но непобежденная. В груди твари торчала сабелька Мавии, вогнанная тоже по самую рукоять. Правда, сильно тварюгу это не расстраивало. А вот отсеченная мною рука — да, расстроила. И впечатлила.

Время как будто замедлилось, летящий в меня здоровенный кулак удалось перехватить, и чуть скорректировать. Химеру закрутило, и она чуть не упала. Ловкая, нечисть. Но я тоже ловок и быстр. Клинок шамшира полоснул по ноге чудища, вскрывая плотную шкуру. На самом деле, словно кость, или сухое крепкое дерево. Тварь упала на колено, полыхнула глазами, и в меня полетел сгусток мрака. Как я увернулся от него — понятия не имею. Но увернулся. И рубанул по второй руке. Отрубил, естественно. Теперь рук у нас поровну, по две.

Гребаная сушь, залу почти не ощущаю, только визуальное восприятие. А это плохо, темень и дым скрывают ямы, камни. Наступил на что-то старое, сухое, поехавшее под ногой. Человеку это бы не помогло, а вот ракшаса скоростью мне почти не уступает, меня успели приголубить каменюкой. Хорошо приголубить, меня с ног сбило и протащило по полу. Очередная каменюка вполне могла меня приплющить. Но черепушку твари пробила тяжелая стрела, а из груди вылез наконечник копья, а следом еще один. Это Хилола и Анфиса швырнули изо всех своих немалых сил по рогатине. А после подхватили отползающую Мавию, и прыжком отскочили. Хилола разрядила второй наручь, молнией опалив морду твари. Той уже явно поплохело. Качнувшись, она уронила камень.

И тут ей поплохело еще больше. Потому как я в прыжке, сверху вниз наискосок ударил, разрубив демона на две неравные части. Голова и нижняя правая рука сползли вниз, тулово с верхней левой качнулось назад и зависло на копьях. Но тут же упало, дергая оставшимися конечностями.

Из разрубленного тела чудовища быстро, резкими толчками, выползало светящееся багровым светом облако. Девчонки успели отскочить, а я нет, ногу сложило пополам. И плюхнулся я мордой своей нынешней тюленьей прямиком в это самое облако.

Сказать, что меня заплющило — не сказать ничего. Такого количества энергии я во время грозы не получал. Какое-то время я вообще ничего не соображал, по словам русалочек просто лежал, а в меня впитывалось это облако. В себя пришел, когда меня Хилола и Марина стали тормошить, потому как времени прошло весьма прилично, они успели оказать помощь живым людям и остальным русалочкам. Ощущение — будто пьяный вдребезги, все плывет, шатает, того и гляди взлечу. В голове сильнейший шторм, туман и рок-н-ролл. Ладно хоть шел сам, опираясь на древко рогатины. Хилола несла Мавию, Анфиса Айлин, Марина помогала идти сразу двум людям. Еще двое брели сами, придерживая друг друга.

Из катакомб вышли к полудню. И я снова свалился, солнечный свет меня окончательно вырубил, отправив в царство грез.

Марина поглядела на второй день подряд сладко храпящего водяного, вздохнула, и подошла ко все еще пластом лежащей Айлин. Когда она увидела, что из спины новообретенной сестры и подруги выскочило лезвие сабельного клинка, там, в подземелье, она страшно перетрусила. И только жутким усилием воли заставила себя продолжать стрелять, а не бросить лук и бежать сломя голову. Тот удачный выстрел — он был именно удачным, мастер и его противник двигались настолько стремительно, что даже она видела просто смазанные силуэты. А получив стрелу в голову, тварь замерла, что позволило Хилоле и Анфисе ударить копьями. И стремительный росчерк меча мастера, развалившего пополам демона. Жуть... даже сейчас порой сердце замирает. Смотреть на страшно изувеченную Мавию, у которой была распахана грудь, и почти оторвана рука — это было еще то испытание. Наконец Марина поняла, почему порой мастер заставлял их учиться собирать переломы и шить раны. Без этого вряд ли Мавия бы выжила. Да и Айлин тоже. Даже русалки смертны. И без тех злых, яростных слез, что лились на грудь девчонкам от штопающих их подруг. Мастер не зря говорил, что слезы русалок что живая вода. Помогают растениям и умирающим. Но вот только плачут они очень редко. Хотя, того количества, что было в этот раз, хватило даже на людей. Благодаря им выжили старый табиб, имам и два ученика. Остальные были мертвы надежно и бесповоротно.

— Да хранит тебя аллах, прекрасная пэри. — В комнату вошел Шарзод-табиб, опираясь на резную трость. — Как твой мастер? Как твои сестры?

— Мастер спит, как будто пьяный шкипер, а девчонки даже говорить начали. Поздоровайтесь с усто, невежи! — Марина повернулась к русалочкам, лежащим поодаль от водяного.

— Добрый день, уважаемый мастер. Да пребудут ваши дни в мире. — Велеречиво начала было Айлин, но закашлялась. А Мавия просто помахала рукой. Девушка еще вчера жутко боялась остаться изуродованной калекой, но нет — все заживало прямо на глазах, регенерация (какое умное слово) была фантастической. Рубцы на груди затягивались, пополам разорванная левая сиська снова стала целой и красивой. Даже рука начала нормально действовать, только плечевой сустав, очень сильно пострадавший, порой подклинивает.

— Не надо тревожить раненых девочек, красавица. Я просто зашел узнать, как вы. — Улыбнулся табиб, и аккуратно опустился на курпачу. — Твои сестры помогли нам найти этот зал. Демон так и лежит, пополам разрубленный и высохший, как древняя египетская мумия. Товарищей, павших в этом бою, мы вынесли, и сегодня похороним, до захода солнца. Эпидемия резко пошла на спад, даже дети начали выздоравливать. Всего второй день пошел, а оставшиеся в живых в живых, похоже, и останутся.

— И это правильно. — Из луча света вышла прекрасная блондинка, сыпанув яркими, осыпающимися на пол, искрами. — Ракшаса, ты верно определил, табиб, питался смертью и душами. Пожрав всех здесь, он бы пошел дальше. Вы сделали что должно, молодцы.

— Вы сделали большое дело, правильное дело. — Из сумрака вышла не менее прекрасная брюнетка. От нее дохнуло арктическим холодом и чистым зимним ветром. — Здесь все будет хорошо. Этот город снова оживет, станет когда-нибудь большим и богатым. Но чтобы память об этом не угасла — напиши книгу, табиб. Красивую сказку, ибо сказка ложь, но в ней намек...

— Вы кто, о прекраснейшие из прекраснейших?!! — Ошалело спросил табиб, и поглядел на Марину, преклонившую одно колено.

— Я? Мара, богиня зимней стужи и пределов посмертия. — В руке богини появился черный посох, а голову украсила величавая корона.

-Я? Лада, богиня весны и любви. — Блондинка властно выпрямилась, с ее плеч заструилась золотая мантия, на голове блеснул золотом венец. — Мы здесь по поручению властителя властителей, коего вы зовете аллахом, человеческий мудрец. Но не стоит говорить об этом всем подряд. Расскажешь эмиру, этого довольно. Тот сам решит, кому это следует знать.

И, улыбнувшись, повернулась к Марине.

— Молодец, девочка, отличный был выстрел. Тебе тут подарок переслали. — И подала небольшую коробочку, простую буковую коробочку. — И твоим сестрам тоже. — Около Марины появились несколько таких же.

— А вы, девочки, выздоравливайте. — Мара улыбнулась онемевшим Айлин и Мавие, подошла, провела ладонью над ранами русалочек. — Нормально все заживает, станете еще краше.

Отойдя от русалочек, подумала, и внезапно ткнула пальцем в лоб старому табибу.

— Это тебе мой дар, мудрец. Ты проживешь еще немало, по людским меркам. Пользуйся. — И исчезла, растаяв в полумраке.

— До свидания, девочки, я вас еще навещу как-нибудь. Сестрам привет, и этому соне тоже. Он, кстати, проспит еще пару дней, покуда усвоит всю энергию. — Улыбнулась Лада, и рассыпалась золотыми искрами.

Я, как оказывается, проспал почти неделю. За это время эпидемия закончилась. Смерти прекратились, хотя в живых остался один человек из пятнадцати. Городок стоит молчаливый, смурной, но оживающий. По улицам начали двигаться арбы и люди, наводя порядок на улицах. Карантинный контроль и заслоны сохраняются, но продовольствие в город идет исправно, как и добровольцы-шахиды. По словам мастера Шерзода, по всей стране идут молебны в храмах, за здоровье выздоровевших и упокой умерших. Прислал письмо и эмир, лично поздравил с окончанием эпидемии, и сожалел о погибших.

Но еще сорок дней карантина, до снятия заслонов. Только тогда в город позволят войти купцам и родственникам. И наконец, выйти из него выжившим. Так что я сейчас слоняюсь по городу, второй день как уже чищу арыки, колодцы, кое-где мою начисто дворы и улицы. А что, у меня неплохо получается вызвать короткий локальный ливень, смывающий грязь с домов и улиц. Ну и одновременно я чищу, то есть дезинфицирую сточные воды от всей живности, что в нее попадает. От вообще всей, вода в сточные канавы попадает пусть мутная, но совершенно очищенная от живых существ. Ни бактерий в ней, ни вирусов, ни водорослей каких-либо. Даже клеток живых не оставляю, расшибаю на составляющие. Раньше бы не смог, а сейчас выходит. Хапнул я от той тварюги энергии столько, что чуть не сдох от избыточной мощи. Зато когда смог переварить, то мои возможности по пропуску энергетических потоков выросли на порядок. Не то, чтобы я стал сильнее — я просто теперь могу оперировать большими величинами. Так что устроить микроволновую дробленку в сточных водах — свободно выходит.

Мавия и Айлин оклемались, сменили потрепанную шкурку в прямом смысле слова — с них поврежденная кожа слезла, а под ней целехонькая новенькая. Марина, Хилола и Анфиса не бездельничали, работали с лекарями, помогали людям, ну и за нами ухаживали.

Да, я проспал приход богинь, Морана и Лада заявлялись. Напустили тумана, смутили Шерзод-табиба, привели в полнейший восторг девчонок, подарив им ножи, больше всего похожие на навахи. Прикольные такие ножички — режут все подряд. Если постараться, то и в каменюку войти смогут. Но только если в них научиться энергию подавать. А с этим у девочек пока проблемы. Я то смог, случайно. Меня Хилола чуть не поколотила, когда я ее наваху в стену вогнал. Обиделась жутко, как же, подарок богини чуть не испортил. Потом оттаяла, а остальные девчонки потребовали проверить и их клинки. Что могу сказать — лезут. На вид простая железяка — а в стену из плотного ракушечника безо всякого вреда для себя входит. Толстую палку перерубает легким касанием. Ну, это у меня. Кстати, мой шамшир делает нечто похожее. Интересно, что за клинки, ведь и мой бастард подобный, я в реке нашел. Если они с подарками богинь сопоставимы?

И кстати, придумал я, что делать с диадемами из рения. Сгонял я за ними, сюда принес, как и по пригоршне черных брюликов. Доделаю, и подарю девочкам. Выходит нечто похожее на ту, что Кейт Бланшетт в образе Галадриэль носила. Симпатичная штука, и даже функциональная. Рений-то весьма прочный металл, так что эта диадема от сабельного удара голову уберечь сможет. Вообще, девчонки у меня вышли на заглядение, умницы и красавицы. Парни из учеников что лекарей, что студенты из школ богословия — все поголовно в них повлюблялись. И это нормально, и это здорово. Потому как жизнь продолжается.

 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх