Похождения поручика Ржевского

Похождения поручика Ржевского

и кой-кого еще

Николай Васильев

Аннотация. Приключения графомана-попаданца в 30-х годах 19 века и его геройского гусара во времена войны с Наполеоном.

Глава первая. Бойся своих желаний, иногда они сбываются

Литератор-графоман, избравший себе "нэйм" Максим Городецкий, горестно застыл над клавиатурой ноутбука. Напряженное перебирание сюжетов в течение двух часов привело его к осознанию, что он "исписался". Все, буквально все, что приходило ему в голову, он уже использовал в своих предыдущих романах. Ему и так было тяжело выдумывать что-то новое в условиях тотального сочинительства в России 21 века (что творится в этом плане в мире, его не заботило), но он все же застолбил свою нишу: приключения современного рос-сийского полуинтеллектуала в Европе 17-19 веков. Но вот 10 романов позади, а сюжет один-надцатого не вытанцовывается! Да что там: даже эпоху он выбрать в этот раз не может! Оку-наться в грязное (по единодушному заверенью всех авторов) и чересчур сословное Средне-вековье ему претило, а век двадцатый просто отталкивал: чего он не видел в этом веке? Сам в нем пожил — увольте!

Уняв раздражение, он снова поник головой. Так что, завязывать со своим сочинитель-ством что ли? И чем ему тогда занять себя: пенсионера, лишенного работы? Чужие книжки читать? Большая их часть ему категорически не нравилась, а те, что увлекали, требовали обычно денежек для продолжения чтения. Смотреть российские сериалы тоже не "айс" (хоть и бывают единичные попадания в "десятку" или "девятку"), а от европейских и американ-ских он просто шарахался, удивляясь: как они смогли так изгадить свое замечательное кино-производство?

Вдруг его мысли вильнули в 19 век, и он слегка умилился: побыть бы сочинителем в том времени! Сюжетов неразработанных полно, авторы подлинные наперечет, а приключен-ческой литературы вообще почти нет! Один Загоскин с "Юрием Милославским" и непопу-лярным "Рославлевым" да Алексей Толстой с "Князем Серебряным". Впрочем, был еще наш брат-графоман Фаддей Булгарин, который под 20 романов написал на все случаи жизни.... Чуть хохотнув, "Максим" встал с кресла и прошел на кухню, где наскоро сварил себе пель-мени, запил их чаем и прилег послеобеденным обыкновеньем на диван — соснуть полчасика.

Проснувшись, он оторопел: вместо пластиковых штор-жалюзи на просторных окнах его глаза наткнулись на совсем иные шторы: глухие, из зеленого плюша. И все вокруг него было иное: крашеный деревянный пол вместо линолеумного, фанерный высокий шкаф гру-бой работы, круглый стол, застеленный скатертью, два "венских" стула.... И никакого ноут-бука поблизости, никаких розеток в стенах. Зато с потолка свисает абажур, а под ним — мас-ляная (?) лампа!

— Б....ь! — вырвалось у подскочившего сочинителя. — С....й потрох! Верни все обратно, гад!

Но тут он увидел свои руки и замер: то были руки молодого человека!

— Погоди! — закричал он. После чего кинулся к шкафу, открыл его и уставился в ожидаемое зеркало, все более и более млея: из зеркала на него изумленно смотрел мужчина лет двадца-ти пяти!

— Да это же я, — заулыбался попаданец. — Собственной персоной! Вот только в похожей об-становке я жил в начале 60-х годов, но никак не в конце 70-х. И было мне тогда меньше 10 лет....

Неожиданно в дверь комнаты постучали.

— Айн момент! — звучно сказал "Максим" и стремглав надел свой халат, оказавшийся в том же шкафу.

— Войдите, — позвал он. И в комнату заглянула круглолицая, средних лет женщина, одетая в глухое и длинное платье с белым фартуком поверху и таким же чепчиком на длинных воло-сах.

— Я шла по колидору мимо, — простовато заговорила она, — да услышала ваш крик и испуга-лась. Может вам что-то надо, сударь?

— Так-то ничего, — сказал попаданец. — Но у меня нет часов. Подскажите, сколько сейчас вре-мени?

— Уж обед скоро. Вы со всеми пообедаете или вам в номер поднос принести?

"Да я уже поел", — хотел сказать "Максим", но почувствовал изрядный аппетит.

— Можно и со всеми, — молвил он, тут же об этом пожалел, но переменить желание не решил-ся.

— Тогда лучше пойти сей час. Пока обед подадут, вы успеете газету почитать.

— "Вот умница! — обрадовался попаданец. — Из газеты и узнаю: где я, когда я... Но в чем я пойду в столовую?"

Оказалось, что неведомый благодетель и об этом позаботился: в шкафу вместо его повседневного костюма висел длинный приталенный сюртук темно-синего цвета в комплекте с серыми брюками, а также голубоватый жилет и белая сорочка с голубым же шейным плат-ком из атласа. Дополнялся комплект черными туфлями на низком каблуке (без всякой пряж-ки). Надев все это великолепие, попаданец ощутил, что во внутреннем кармане сюртука что-то лежит. Он сунул в карман пальцы и вытащил кипу ассигнаций, а также какие-то докумен-ты. Раскрыв их, он обнаружил:

1) Жалованную грамоту Екатерины 2-й на возведение в потомственное дворянство кол-лежского асессора Ивана Городецкого, жителя Городецкого уезда Нижегородской гу-бернии (копию, видимо)

2) Копию метрики о рождении Максима Городецкого от родителей Федора Ивановича Городецкого, потомственного дворянина Городецкого уезда Нижегородской губернии и Ольги Николаевны Милютиной, мещанки Городецкого уезда

3) Проезжую грамоту от Нижнего Новгорода до Москвы и Санкт-Петербурга на имя Максима Городецкого, потомственного дворянина Городецкого уезда.

4) Свидетельство, выданное Максиму Городецкому об окончании Нижегородской гим-назии в 1828 г. (с перечнем оценок).

Скользнув взглядом по оценкам, попаданец приметил "удовлетворительно" в графе "французский язык" и подивился предусмотрительности своего благодетеля. "Надо бу-дет срочно им заняться, а то погорю, — решил он. — Тем более что без знания французско-го в России сейчас дворянином быть не можно".

Выйдя за дверь, он обнаружил, что она действительно ведет теперь в типичный гос-тиничный коридор. Хмыкнув, он пошел на просвет и вскоре вышел к лестничному проле-ту, с которого осмотрел открывшуюся внизу большую комнату. На переднем плане была дверь, к которой спускалась лестница, несколько кресел и, разумеется, фикус — с вешал-кой возле него. А в глубине комнаты стояли столы, обставленные стульями — по четыре возле каждого. Дверь в дальнем торце комнаты была открыта и через нее два половых (пареньки с фартуками) только что внесли большой фаянсовый горшок с едва заметным парком из-под крышки. "Суп или щи" — решил попаданец и начал спускаться к креслам, на одном из которых он приметил газету. В этот же момент входная дверь открылась и в нее вошел пестро одетый толстячок-бодрячок, который ловко взял газету и плюхнулся в кресло.

— Э... — только и успел сказать наш герой и отдернул протянутую было руку.

— Вы что, сударь, тоже хотели почитать перед обедом? — живо спросил абориген.

— Типа того, — брякнул попаданец.

— Ловко сказано! — заулыбался толстячок. — Типа того! Коротко и ясно. Если хотите, возьмите, я после обеда почитаю.

— В принципе и я после обеда могу, — промямлил "герой".

— Нет, нет, — запротестовал бодрячок. — По вам сразу видно, что вы не москвич, а просто проживаете в этой гостинице. Так что я обязан вам уступить по законам гостеприимства. Также я обязан представиться: Хохряков Илья Ефимович, замоскворецкий мещанин.

— Максим Городецкий, потомственный дворянин, — вяловато ответил попаданец.

— О-о! — воскликнул Хохряков. — Потомственный — это здорово! Это вам не личное дво-рянство! А в какой губернии сложилось ваше потомство?

— В Нижегородской.

— Знатная губерния! Это не Тамбовская или Саратовская, а огого! Можно сказать, сердце-вина Отчизны нашей!

— Сердцевина здесь, в Москве, — возразил сочинитель.

— Это само собой. Но на слиянии Волги и Оки тоже! Питер же явная окраина! Чухония!

Тут попаданец притормозил знакомство и посмотрел на бодрячка с некоторой задум-чивостью. Тот моментально сориентировался и вскричал:

— Но так было надо! Петр Великий знал, что делал! И вот теперь мы говорим с Европой на равных! Но я мешаю вам читать. Удаляюсь, удаляюсь!

И бодро засеменил к одному из столов.

Глава вторая. Приятное знакомство

Газета называлась "Московские ведомости" и была издана 12 мая 1835 г. Спотыкаясь на ятях и ерах Городецкий (пора называть попаданца так) пробежал глазами первую страницу (одни официальные сообщения), вторую (пустоватые городские новости попо-лам с рекламой), третью (новости европейские и мировые и тоже что попало — например, что в Германии возле Нюрнберга строится первая железная дорога длиной в милю, а на Луне астрономами обнаружена растительность!), а на четвертой подзадержался: здесь традиционно для российских газет печатали самое интересное. В частности, он прочел толковую статью "Памяти Вильгельма Гумбольда", написанную И.И. Давыдовым, про-фессором МГУ, в которой он кратко разбирал его теорию "духовного индивидуализма" и проводил параллель с Кантом. Начал было еще читать басню Крылова "Волки и Овцы", но тут прозвучал гонг, призывавший, видимо, к обеду и Городецкий отложил газету.

Столовая была уже почти заполнена. Максим хотел было сесть за стол к Хохрякову, но тот уже вел оживленный разговор с соседом, одетым ему под стать, да и места за их столом свободного не было. К тому же попаданец заметил, что публика в столовой фактически разделена: в ближней и большей части разместились, ве-роятно, мещане, а дальняя отведена дворянам, одетым подобно ему. Он двинулся туда и половой с поклоном указал ему место напротив женской пары, только что севшей за стол. Максим посмотрел на них пристальней и решил, что это мать (лет 35-ти) и дочь (в дивной поре цветения, то есть 16-18 лет).

— Добрый день, мадам и мадмуазель! — сказал учтиво Городецкий. — Позвольте мне разделить с вами трапезу?

В ответ дама заулыбалась и разразилась потоком французских слов, из которых невежда уловил только "сильвупле", то есть пожалуйста. С невозмутимым видом он сел напротив дамы и сказал:

— К сожалению, я не говорю по-французски и вряд ли смогу поддерживать с вами беседу.

— Как это может быть? — поразилась дама на чистом русском языке. — Вы не закончили гимназии? И не получили домашнего образования?

— Закончил и с хорошими отметками, — чуть улыбнулся Максим, — но по французскому мне поставили "удовлетворительно". Вот такой у меня лингвистический кретинизм.

Дама что-то еще хотела сказать, но тут у стола возник половой и объявил:

— Сегодня у нас на первое стерляжья уха, но есть также консоме.

— Куриное или говяжье? — спросила девушка.

— Куриное, барышня.

— Не дури, Лиза, — ровным голосом сказала дама. — Чем тебе не угодна уха?

Лиза начала отвечать по-французски и по тому, как она кинула косой взгляд на соседа и сдвинула бровки, Максим решил, что малокалорийному консоме в ее тарелке быть. Так оно и вышло: дама бросила несколько французских слов в ответ, но настаивать на своем не стала. Сам он, конечно же, заказал уху и стал ожидать ее и очередную атаку дамы. Ко-торая не преминула:

— Могу я поинтересоваться вашим именем, сударь?

Городецкий тотчас представился, добавив, что только что вступил в права наследства по смерти отца и что имение у него небольшое.

— Но душ сто есть? — продолжила зондаж неназвавшаяся дама.

— Около того. Только большинство этих душ еще голышом по улицам бегает. Лет через 10 они подрастут и тогда я, вероятно, начну богатеть.

— Как образно вы выражаетесь, — удивилась дама. — Случайно, романы не пишете?

— Подумываю, — открыто улыбнулся Максим. — В качестве одного из дополнительных ис-точников дохода.

— Так как свою семью кормить надо?

— В лице маменьки и сестры, — информировал Макс.

Но тут появились половые с тем самым фаянсовым горшком и налили даме и Максу уху в тарелки. Лизанька уже пила свой консоме.

Поглощая вкуснющую уху, Городецкий продолжил приглядываться к присланным слу-чаем женщинам. Одеты они были с отменным чувством меры: в свежие платья светлых тонов (бледно-голубое у дочери и лиловое у матери), но без лишних рюшек, лент и фестонов. Шляпки они сложили на пустующий стул, демонстрируя длинные шеи с высоко заколотыми на затылке темными волосами: нежную, изящную у Лизы и восхитительно полную у дамы. Писатель вспомнил метания Хлестакова от дочери к ее маменьке и ухмыльнулся: точно Го-голь сие явление подметил. Вдруг его мысли были перебиты той самой дамой:

— Вы надолго приехали в Москву, Максим Федорович?

— Как получится, сударыня. Если удастся найти место среди чиновников или журналистов, то да, а нет — вернусь в свою провинцию.

— И где это?

— В Городецкий уезд, на Волге.

— Городецкий из Городецкого уезда! Звучит по-княжески. А мы рязанские жительницы.

— В Рязани грибы с глазами, — не удержался от плагиата попаданец. — Их едят, они глядят.

— Как? Ха-ха-ха! Ты слышала, Лиза?

— Да. Смешно. — сказала совершенно без улыбки дева.

— "Решено, — возмутился Максим. — Буду ее игнорировать и превозносить мать".

Тем временем на столе появились вторые блюда: гуляш по-венгерски у мужчины и жюльены из курицы у женщин.

— Позвольте еще вопрос, — прозвучал неугомонный голос. — Чем вы будете заняты после обе-да?

— Пока ничем. Пойду прогуляюсь по Москве: я не был в ней очень давно.

— А что, если вы составите нам компанию? Мы возьмем извозчика и поедем на Пречистенку, к одному из моих родственников. Вы по дороге будете осматривать окрестности, а мы вам их пояснять. Заодно мы соблюдем приличия, передвигаясь в обществе мужчины.

— С которым вы практически незнакомы?

— Я привыкла доверять своему первому впечатлению о людях, и оно меня еще не подводило.

— Что ж, мне будет приятно кататься по столице в обществе прелестных женщин, — склонил голову Городецкий. — Но все же я должен знать, кому обязан такому счастью....

— Я — Елена Ивановна Иноземцева, урожденная княжна Мещерская, — с ноткой гордости ска-зала дама.

Глава третья. Поездка к князю Мещерскому

Погода на улице стояла чудесная (тепло и ясно при легком освежающем ветерке), что типично для Москвы в середине мая. Деревья по обочинам улиц светились свежей зеленью, а из садов поверх заборов высовывались яблоневые ветви с нежно пахнущими белыми или ро-зоватыми лепестками. Попетляв по улицам Замоскворечья (их гостиница под названьем "Балчуг" располагалась, оказывается, в его глубине), коляска выехала наконец к Большому каменному мосту и направилась прямо к дому Пашкова.

— Кто живет в этом великолепном здании? — спросил Городецкий.

— Никто, — услышал он удивительный ответ от Елены Ивановны. — Его владелец, винный от-купщик Пашков, умер бездетным, а наследовавший ему дядя построил себе после москов-ского пожара другой дом, возле Манежа. Теперешние владельцы заломили за этот дом та-кую большую цену, что никто не пытается его купить.

Но вот коляска поднялась на косогор и свернула на Волхонку, раздвоившуюся вскоре на Пречистенку и Остоженку. На Пречистенке вместо домов и домишек с заборами стояли сле-ва и справа особняки московской знати. У одного из таких особняков (не доезжая Смоленско-го бульвара) коляска остановилась.