Тетрадь 93

— А-ах! — наконец выдохнула Женя и сорвалась с места. — Ну я тебя...!

Услышав шум погони, Алиса вскочила на ноги и вылетела из комнаты с воплем:

— Эрик, айда Андрюху бить!

— Да?! Все на одного? Да?! — отбивался от них диванной подушкой Андрей.

Вклинившись в общую суматоху, Эркин сгрёб Андрея в охапку.

— Женя, я его держу, куда кидать? В окно?

Женя перевела дыхание.

— Ладно, Эркин, пусть живёт.

— Как скажешь, Женя, — Эркин опустил хохочущего Андрея на диван и легонько придавил. — А там уже готово?

Женя ойкнула и убежала на кухню, за ней Алиса, и они остались вдвоём.

Андрей отдышался и сел.

— Ну, братик, а? Где справедливость? Все на меня и, главное, ни за что.

Эркин, улыбаясь, сверху вниз смотрел на Андрея. Тот говорил таким плаксивым тоном, что принимать его слова всерьёз было нельзя.

— В Старый город пойдёшь?

— Нет, передумал, выспаться надо. Да и переодеться негде будет.

Эркин сел рядом с ним.

— Не обидится она?

Андрей насмешливо улыбнулся.

— На сенокосе заночуем. Там и увижу, и... посмотрю. Да, так да, а нет... жалеть не стану. Это ж... несерьёзно. Понимаешь?

Эркин кивнул.

— Понимаю. Сбежались, разбежались... понимаю. Зачем это тебе, Андрей?

Андрей искоса посмотрел на него и промолчал. И Эркин решил не настаивать. За окном уже начинались долгие летние сумерки. Детские голоса и чей-то смех несмотря на открытое окно доносились глухо, как издалека.

— Раз живой, надо жить, — тихо сказал Андрей. — Живи как можешь.

Эркин кивнул, но возразил.

— А баба Фима всё говорит: живи не как хочется, а как бог велит.

— Баба Фима — человек, — согласился Андрей. — А я и не сказал, что как хочется. Как можешь. Понимаешь, Эркин, несёт меня, ну, как по реке плыву. Я и не трепыхаюсь попусту. Не из-за чего.

— Может, так и надо, — Эркин тряхнул головой, отбрасывая прядь со лба, улыбнулся. — Так хорошо, что даже страшно. Вдруг кончится.

— Знаешь, — Андрей как-то удивлённо посмотрел на него, — я тоже иногда об этом думаю. Всё ведь хорошо. Ты подумай, Эркин, нас там не сотни, тысяч, а то и десятки, а может и сотни тысяч было, а я один уцелел. Будто... кто выбрал меня.

— Бог?

— Да нет, про бога всё брехня, я всегда знал. А это... судьба, может... Да ладно, не в том дело. Вот выжил я, а дальше что? И тоже... как ни думай, а одно получается. Живи, как все. Ешь, пей, работай да гуляй. Я ж не силой, не обманом. Хочешь — давай, не хочешь — обойдусь.

— Оно так, конечно, — кивнул Эркин. — Только... хотя, может, так оно и надо.

Андрей улыбнулся.

— Всё у нас тип-топ, братик, а будет и ещё лучше.

— Куда лучше, Андрей.

Эркин прислушался и, хлопнув Андрея по плечу, встал.

— Пошли чай пить.

И тут же раздался топот, и в комнату влетела Алиса.

— Эрик, Андрюха, мама чай пить зовёт, всё готово!

— Идём, — встал Андрей. — Ну, племяшка...

Алиса предусмотрительно взяла Эркина за руку и победно посмотрела на Андрея.

— Ладно, — тряхнул тот шевелюрой. — в другой раз.

В кухне на столе в центре красовалась большая фарфоровая миска, полная маленьких белых... больше всего это походило на шляпки грибов. Андрей весело округлил глаза, но Женя грозно посмотрела на него, и он промолчал.

Все ели безе впервые, а Женя раньше — ну, очень давно — пробовала, но не готовила, так что у неё это тоже в первый раз. Белые пустотелые кругляши лопались и хрустели на зубах, наполняя рот восхитительно сладкими рассыпчатыми крошками.

— Женя-я, — наконец выдохнул Андрей, — ну, умереть, не встать, какая вкуснятина.

— Ага! — согласилась Алиса и важно изрекла очень взрослым тоном: — Тут ты, Андрюха, прав.

— А я всегда прав, — немедленно отпарировал Андрей.

— Всегда права мама. И Эрик, — заспорила Алиса. — А ты потом.

— Алиса, не говори с набитым ртом, — вмешалась Женя.

Блюдо стремительно пустело. Эркин подтолкнул Андрея ногой под столом, и тот, не взяв очередной кругляш, допил свой чай и встал.

— Женя, спасибо, я на боковую.

— Да, конечно, спокойной ночи, Андрюша, Эркин, я сама всё уберу, ты тоже иди ложись, Алиса, допивай...

Эркин и Андрей и переглянуться не успели, как оказались в ванной, будто их ветром вынесло.

— Ну что, — Андрей расстёгивал рубашку, — как в Бифпите?

— Идёт, — кивнул Эркин, раздеваясь.

Душевая выгородка достаточно просторна для двоих, но Андрей сказал:

— Иди, играйся. Я побреюсь пока.

— Дважды в день решил, — усмехнулся Эркин, задёргивая за собой занавеску.

— А чем я хуже...

Последнего слова в ответе Андрея Эркин не расслышал за шумом воды, но догадался и досадливо тряхнул головой.

Он уже заканчивал мыться, когда Андрей втиснулся под душ.

— Давай, а я потянусь пока, — уступил ему место Эркин.

— Ага, спасибо, брат.

Эркин вышел из душа, с наслаждением, но быстро растёрся полотенцем и стал тянуться, разминая, разрабатывая суставы. До чего же всё-таки всё хорошо! И какие здоровские штуки эти... да, безе. И съел много, и тяжести нет.

Из душа осторожно выглянул Андрей.

— Не помешаю тебе?

— нет, я уже всё, выходи.

Андрей вышел, сдёрнул с крючка своё полотенце и остановился, разглядывая Эркина. Смотрел он не впрямую, а в зеркало, но Эркин поймал его взгляд и улыбнулся.

— Что?

— Красив ты, чёрт, — искренне ответил Андрей. — И как это бабы тебя мимо глаз пропускают?

— Лупятся, — засмеялся Эркин.

— А подойти боятся, — подхватил Андрей.

— А и подойдут, так не страшно, — засмеялся Эркин. — Жара, днём без рубашек работаем, так вся эта контора, ну, бухгалтерия, сборщицы там, канцелярия, ну, в своё обед...

— Ага, понятно.

— Так на окнах и висят, — смеялся Эркин.

Андрей живо представил себе эту картину и заржал.

— Ладно, — отсмеялся Эркин. — Давай на боковую.

Андрей очень натурально зевнул и согласился. Приведя себя в порядок, надев халаты и затянув пояса, они вышли из ванной.

В квартире было сумрачно и тихо. Из комнаты Алисы приглушенно доносился голос Жени, читающей вслух. Андрей попрощался с Эркином взмахом руки и ушёл к себе.

В спальне шторы не задёрнуты, и разлит приятный серо-голубой, начинающий синеть сумрак. Постель уже разобрана, и угля лёгкого "летнего" одеяла приглашающе откинуты. Эркин сбросил халат на пуф, ещё раз безбоязненно потянулся и лёг. Да, надо спать, а то Андрей с утра язвить будет. Он, конечно, выставляет себя и соней, и обжорой, но этому кто другой, кто Андрея не знает, поверить может. Когда надо, Андрей не проспит и об еде забудет. Когда надо... смешно: рано же ещё, а лёг — и засыпаешь сразу, и не устал, а мысли путаются. И, как легла Женя, Эркин уже не ощутил.

Женя говорила ему, что останавливать будильник до звонка не надо: от этого пружина портится, и обычно Эркин давал ему немного позвенеть, но сегодня пришлёпнул ладонью при первом даже не звуке, а намёке на звук. Женя, лежавшая на боку лицом к нему, вздохнула и повернулась на спину, но не проснулась.

В предрассветной синей темноте Эркин прошёл к комоду, достал и натянул чистые трусы. Шлёпанцы он надевать не стал, чтобы стуком подошв ненароком не разбудить Женю. Джинсы... на пуфе. И ковбойка здесь же? Значит, женя вчера положила ему, ага, и и носки тут же, ну, всё. Он сгрёб одежду в охапку и по-прежнему босиком вышел из спальни, бесшумно и плотно закрыв за собой дверь.

К его удивлению, на кухне уже булькал закипающий чайник. Андрей? Эркин заглянул в распахнутую дверь, вгляделся в освещённый голубым газовым светом конфорки и пахнущий хлебом сумрак.

Да, чайник уже закипал, а Андрей шлёпал масло на толстые ломти хлеба, мастеря бутерброды.

— Ага! — приветствовал он Эркина. — Я уже думал, будить придётся, давай, садись лопать.

— Ага, — улыбнулся Эркин, — умоюсь только.

— Долго не плавай, а то я сам всё съем.

Эркин тихо рассмеялся и вышел.

Вдвоём они быстро позавтракали, Эркин под слабой — чтобы не журчала — водяной струйкой из крана вымыл их чашки и тарелку из-под бутербродов, пока Андрей убирал со стола. Свет они не включали: ночь на глазах сменялась утром.

А когда вышли на улицу, было уже совсем светло. По-утреннему свежий, даже чуть прохладный ветер перебрал им волосы. Андрей тряхнул головой и улыбнулся.

— Ох и хорошо-о-о... — покосился на Эркина. — А ты чего куртку взял?

— Ночевать у костра будем, — Эркин движением плеча поправил свой мешок с прикрученной к нему рабской курткой.

— Так не зима же, — фыркнул Андрей. — А хотя... твоя правда, братик, одеял же нет, а на выпасе... я же помню.

— Ну да, — кивнул Эркин. — Суставы застынут, так умаешься растягивать. И роса здесь смотри какая, даже асфальт мокрый.

В Старом городе по дворам кричали петухи и лаяли собаки, мычали коровы и оглушительно щёлкал кнутом, собирая стадо, пастух. И уже у Колькиного проулка Эркина и Андрея догнал Миняй.

— Ну, вы и шагаете, с добрым утром вас.

— И тебя с тем же, — улыбнулся Эркин.

— Тем же концом да по тому же месту, — не удержался Андрей.

— Балабол, — одобрительно кивнул Миняй.

Колька их уже ждал. И не один, а с Куприянычем. У того телега, конь и покос по дороге к Колькиному клину. До развилки вместе доедем, а дальше уж сами.

— Ну, с богом, — Куприяныч шевельнул вожжами, и его пегий мохноногий конь легко стронул гружёную людьми, косами, граблями, мешками и корзинками телегу.

С Куприянычем ехали его жена и старшие дети — двое сыновей -подростков и девчонка чуть помладше, а ещё одна дома осталась бабке по хозяйству помогать, да за малыми смотреть — да он сам, да их четверо, да кладь, а конь шёл ровно, будто пустое вёз. Куприяныч заметил восхищённый взгляд Миняя и горделиво ухмыльнулся.

— В Селищах брал, жеребёнком, и вот какой.

— А что? — сразу заинтересовался Миняй. — Тамошние лучше?

— А то нет! По всему Ижорью славятся. Там Селиванов испокон веку свой завод держит, лучше для работы не найти. Да что там Ижорье, из Ополья к нему едут. Ну, для Печеры они тяжеловаты будут, там болота, глухомань, там своих держат. Ну, туровцы, так те для красы, баские, конечно, но верховые, не для наших трудов.

Миняй пересел к нему на передок, и они повели свой разговор. Колька, громко зевнув, вытянулся.

— Сосну пока. Ты как, Мороз?

Эркин улыбнулся и посмотрел на Андрея.

— Давай, брат, ложись.

— А то буду я время терять?! — фыркнул Андрей, устраиваясь рядом с Колькой. — А ты чего?

Эркин молча мотнул головой и остался сидеть на бортике, свесив наружу ноги.

Ещё на улице, едва вывернув из проулка, они чуть не столкнулись с другим возом.

— Здорово, кум! — Куприяныч шевельнул вожжами, помогая коню развернуть их телегу. — А церкву, значит, побоку седни?

— Страда, кум, — ответил такой же бородач. — Бог простит. И бабка дома, за всех отмолит.

В его телеге так же вповалку дети, мешки... Из проулков, раскрытых ворот выезжают гружёные людьми и косами телеги. Ну да — сообразил Эркин — все же здесь скотину держат.

Так, перекликаясь, здороваясь и матерясь из-за сцепившихся телег, шутя и осаживая шутников, Старый город выбирался в луга, сворачивая на просёлки и в перелески. Ближние луга уже выкошены, усеяны рядами валков, а у многих и стогами. Со среды ведь косят.

— Тпр-р, — остановил коня Куприяныч. — Кольк, дрыхнешь?

— Нет, — ответил Колька и сам себе скомандовал: — Подъём!

Андрей сел, протирая кулаками глаза.

— Что, приехали?

— Дальше на одиннадцатом номере, — ответил Колька, собирая косы и грабли. — Мороз, бери мешки.

— Давай сюда, — Эркин отобрал у Кольки связку кос. — Андрей...

— Чтоб я жратву забыл?! — возмутился Андрей, обвешиваясь мешками.

— Спасибо, Куприяныч, — попрощался Колька. — Удачи тебе.

— С богом, — Куприяныч усмехнулся в бороду, — косарь, — и уже Миняю: — косы я отбил и направил, так что...

— Присмотрю, — кивнул Миняй.

Эркин только улыбнулся, и, покосившись на него, предпочёл промолчать и андрей.

Дальше шли по тропинке через чей-то большой, обкошенный только по краю луг.

— Под конную приготовлено, — понимающе хмыкнул Миняй.

Миновали перелесок, затянутую туманом лощину с ручейком, поднялись по песчаному с пучками травы склону.

— Вот, — Колька взмахом руки очертил луг. — До тех берёз и дальше по гребню, вон буйки, видишь?

— А, вешки, — понимающе кивнул Миняй. — Ну, давай, мужики, разбирай косы и становись.

Но Эркин, будто не услышав его, огляделся, выискивая место для костра. Андрей, сразу поняв, рассмеялся.

— Точно, братик, сначала надо жратву наладить.

— Пошёл за сушняком, — ответил Эркин, отходя к кустам на гребне. — Колька, давай мешки, — и всё-таки решил объяснить: — Сейчас кашу поставим, к вечеру поспеет.

— Ну, если так, — не стал спорить Миняй, глядя, как Эркин споро расчищает место.

Привычной решётки не было, котелок на перекладине и рогульках прилаживал Колька, и Эркин не сразу отрегулировал пламя. Воду набрали здесь же в ручье, засыпали крупу, мешок с мясом, флягу с холодным чаем и баклажку с квасом засунули в прохладную тень у корней и накрыли от солнца курткой Эркина. Эркин, пока миняй разбирал, раскладывал косы, разулся и снял рубашку, оставшись в джинсах. Он бы и их снял, но... не пляж всё-таки. Да, в рабских штанах было бы удобнее, но уж очень страшными они стали. Ладно, обойдётся. И подошёл к Миняю.

— Которая мне? Эта? Давай.

— Первым, что ль, встанешь? — задорно вздёрнул голову Миняй. — А ежели подрежу?

Эркин улыбнулся.

— Сказал, что умею, значит, умею.

Раздеваться Миняй не стал, но рубашку расстегнул и вытащил из штанов. Колька остался в майке, полосатой, как тельняшка, а у Андрея майка голубая. И разулись все. Чтоб не мешало и не давило. Одежду оставили под теми же кустами и встали. Миняй всё-таки первым, за ним Эркин. Андрей спросил Кольку:

— В который раз косишь?

И не дожидаясь ответа, встал за Эркином. Колька усмехнулся и не стал спорить.

— Ну, — Миняй серьёзно, истово перекрестился, — с богом, — и широко, с большим захватом повёл косой.

Дав ему сделать два шага, чтобы ненароком не задеть острием, пошёл Эркин. За ним — Андрей. И последним Колька.

Мокрая от росы трава с шорохом ложилась под косы. Поднимавшееся солнце всё ощутимее обливало жаром шеи и спины.

Эркин мерно, не тратя лишних усилий, водит косой, мог бы и быстрее, но он подстраивается под Миняя, сзади и левее такой же мерный свистящий шорох косы Андрея, чуть дальше — Колькин. Трава высокая, хорошо ложится, суховата, может, там была сочнее и мягче, но и эта, пока в росе, не трудна. Ничего нет лучше работы без окрика за спиной...

...Зибо идёт впереди, машет косой, он — следом, подражая его движениям. Грегори поставил их вдвоём, отдельно, остальные рабы дальше по лугу, он слышит, как там орут Полди и Эдвин, а они под глазом у Грегори, головы не повернёшь. В питомнике газоны чистили и ровняли ножницами, были ещё машинки такие, толкаешь её перед собой, она стрекочет, а сбоку трава мелкая сыплется, а здесь... нет, ничего, приспособиться можно. Тело обдувает ветер — Грегори велел раздеться, чтобы не рвали попусту, хозяйскую одежду.