Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как обычно Эркин провозился с Алисой и вошёл в класс шауни последним, перед самым звонком. Все уже были на месте. И Двукрылый здесь, глаз ему здорово подбили. Эркин сел рядом с Андреем, достал тетради, букварь, прописи. Вошёл, прихрамывая сильнее обычного Громовой Камень, и все они встали по уже прочно усвоенной школьной привычке.
— Мы видим тебя, кутойс.
— Я вижу вас, — заставил себя улыбнуться Громовой Камень, проходя к столу. — Садитесь.
Ну вот, все в сборе. И младший Мороз пришёл. И Двукрылый. А сильно ему досталось. Жаль, но от "огненной воды" это не помогает.
— Задание все сделали?
Урок как урок. И если бы не боль в раненой ноге... чёрт, как сырость, так крутит, хоть ором кричи. Но он привычным усилием загнал боль внутрь, подальше. Поправить произношение у Андрея, Чернов ошибся в числе, но сам тут же исправил, а Перо Орла решил неправильно, кто поправит? Мороз? Двукрылый?
Эркин учился, как и работал, сосредоточенно и внимательно, но заметил что кутойсу не по себе. Болеет, что ли? Через боль говорит. Остальные будто не видят. Хотя чужую боль замечать — надзирателя накликать.
Заметил и Андрей. И тоже не подал виду.
Урок закончился, и все встали. Размяться, покурить, да мало ли счем можно на перемене заняться. Громовой Камень остался сидеть, но такое и раньше случалось. Оставшись один, он закрыл глаза и так сидел, перемогая боль, пока не зазвенел звонок.
— Садитесь, продолжим.
Второй урок — беседа. Сегодня Медвежонок рассказывал, как в его стойбище мальчишки доказывают свою... взрослость, ну, что уже могут получить имя. Остальные учились переводить этот рассказ на русский, а для Морозов и Чернова — это ещё и информация сама по себе, и лексика.
— Это называется инициацией, да? — спросил вдруг по-русски Андрей, когда всё было переведено, выяснено и уточнено.
Ответить Громовой Камень не успел.
— Ты сам-то хоть что умеешь? — насмешливо спросил Одинокий Волк, почему-то обидевшись на незнакомое слово.
— Я много чего умею, — многозначительно ответил андрей.
Эркин круто развернулся лицом к Одинокому Волку, открыл рот, но над его ухом свистнул, разрезая воздух, нож. Одинокий Волк опустил глаза. Нож Андрей воткнулся в стол рядом с его запястьем, пригвоздив рукав к столешнице. Молча одобрительно кивнул Тим, оценив силу и быстроту броска. В классе стало очень тихо. И в этой тишине Громовой Камень встал и подошёл к Одинокому Волку, неожиданно легко выдернул нож и повернулся к Андрею, держа нож на раскрытой ладони.
— Хороший нож, — медленно сказал он по-русски. — Хороший удар, всё хорошо. Но ты забыл главное, — и перешёл на щауни. — Оружие нужно, когда не умеют пользоваться словами.
Андрей медленно кивнул.
— Я понял, кутойс, — ответил он на шауни.
Громовой Камень движением ладони повернул нож рукояткой вперёд и мягко стряхнул его в ладонь Андрея.
— Возьми и без крайней нужды не доставай.
— Крайняя нужда? — переспросил Эркин.
Громовой Камень перевёл свои слова на русский. Эркин кивнул и шевельнул губами, повторяя про себя новые слова. Андрей убрал нож и встретился глазами с Одиноким Волком. Секунды три они молча смотрели друг на друга и одновременно отвернулись.
Громовой Камень вернулся к учительскому столу и сел. До звонка ещё десять минут, поработаем над лексикой. Перекрёстным переводом. Обычно эта работа шла со смехом, вышучиванием ошибок, и класс становился единым, но сегодня работали сосредоточенно и серьёзно. Правда — усмехнулся про себя Громовой Камень — и ошибок гораздо меньше. Что и правильно: раз слово — оружие, то цена и шутки, и ошибки совсем другая. Но где же Андрей так ножу выучился? Не видел такого у русских, хорошо ножи мечут горные племена, лесные предпочитают томагавки. Интересно. И заточка явно другая, и балансировка, и рукоятка точно под определённую ладонь сделана. Но спрашивать не стоит. Такие расспросы добром никогда не кончаются. И у горных всё равно по-другому, и мало их, очень мало, они не то, что с равнины, на Равнину редко когда спускаются, никак не мог Андрей настолько с ними законтачить. И нож у него, хоть и с особенностями, но русский...
Звонок прекратил урок и его размышления. Все встали, прощаясь. Первым, как всегда, ушёл Тим, на ходу укладывая и застёгивая сумку. За ним ушли индейцы, а Андрей промешкал, укладывая книги в портфель.
— Я вот спросить хотел, — заговорил он по-русски.
— Спрашивай, — тоже по-русски ответил Громовой Камень.
Эркин о становился в дверях, ожидая Андрея и готовясь вмешаться, если тот опять заиграется.
— Я в Царьград ездил, на прошлой субботе, книжные развалы там смотрел, на шауни нет книг. Где-то же их можно купить? Где, кутойс?
Эркин незаметно перевёл дыхание, Громовой Камень вздохнул.
— В Царьграде есть наше представительство. При нём магазин. Ну, и в Эртиле, конечно.
Андрей кивнул.
— Понятно. Ну, Эртиль далеко, а в Царьграде посмотрим. Спасибо, кутойс.
Громовой Камень улыбнулся.
— До Эртиля надо ещё чтобы через границу пропустили.
-А?! — Андрей энергично кивнул. — Да, вспомнил. Значит, в Царьграде, — и на шауни: — Спасибо, кутойс. Ты остаёшься, мы уходим, — попрощался он за себя и за Эркина.
Когда за ними закрылась дверь, Громовой Камень собрал свои тетради и встал. Ну, надо же какой... взрывной парень. Мороз намного выдержаннее. Хотя и про него... рассказывают. Ну, обошлось и ладно. А вот Одинокий Волк нарвётся обязательно. В прошлую субботу к Морозу прицепился, сегодня к Андрею. Не уймётся, пока со скальпом не распрощается.
Набегавшаяся раскрасневшаяся Алиса ждала их в вестибюле. Эркин забрал из гардероба свою куртку и её сумку, оделся.
— Алиса, готова?
— Ага, — она уцепилась за его руку. — Андрюха, а ты чего, идём, да?
— Нет, племяшка, — улыбнулся Андрей. — Я к себе пойду. Эркин, завтра на вокзале?
— Идёт, — кивнул Эркин. — Кто первым придёт, билеты купит.
— Дело. Как тогда, да? Ну, заметано, я пошёл.
Алиса взглядом проводила его до дверей и снизу вверх посмотрела на Эркина.
— Эрик, а чего это он, а?
Эркин неопределённо пожал плечами. В конце концов, Андрей уже сам всё соображает и в няньках не нуждается.
— Пошли домой, Алиса, мама уже ждёт.
— Ага, — согласилась Алиса.
На улице заметно похолодало, но снега не было. Листва давно облетела, и улицы стали пустынными и прозрачными.
— Эрик, а давай через рощу пойдём, — попросила Алиса.
— Давай, — не стал спорить Эркин.
Алиса шла рядом с ним, изредка поддевая носком сапожка смёрзшиеся подушки листвы, и была чего-то такой тихой... Эркин сверху вниз посмотрел на неё.
— Алиса, что-то случилось?
Она совсем по-взрослому вздохнула и помотала головой.
— Не-а.
— Что? — повторил Эркин. — Я же вижу.
Алиса снова вздохнула.
— Эрик, ты... ты обижаешься на меня? Да?
— Что?! — изумился Эркин. — Из-за чего я обижаться на тебя буду?
— Ну, что я тебя не папой, а по имени зову. Тебе это обидно, да?
— Да нет, — растерянно пожал плечами Эркин. — Почему это обидно?
— Не знаю, — честно ответила Алиса. — Меня вот спрашивают. И... и дразнят, что ты чужой мне. Это же неправда? — закончила она неуверенным вопросом.
— Да, — медленно кивнул Эркин. — Ты мне не чужая.
— Ну вот! — обрадовалась Алиса. — Я всегда знала, что ты родной! Ты же поэтому тогда пришёл. Я помню, раненый. Ты же нас поэтому нашёл. Ну, в самый первый раз.
— Да, — уже твёрдо ответил Эркин. — Поэтому.
Алиса потянулась к нему, и он, бросив сумку и портфель на землю, взял ей на руки. Алиса, обхватив его за шею, прижалась к нему так, что он через одежду чувствовал, как стучит её сердце.
— Эрик, ты же всё равно Эрик, да?
— Да, — понял он её невнятицу. — Только так.
Не отпуская её, он присел, подобрал сумку и портфель и выпрямился.
— Да, Алиса, а теперь идём домой.
Он шёл по тропе, неся Алису. Она уже успокоилась и весело оглядывала мир с высоты его роста.
Эркин не спешил, но роща всё равно кончилась слишком быстро. На краю оврага Эркин остановился и поставил Алису на землю.
— Дальше сама.
— Ага, — согласилась она со вздохом.
Они спустились к ручью по побелевшим от инея и тонкого льда ступенькам, перешли ручей и поднялись наверх. Было ещё совсем светло, и потому все окна "Беженского Корабля" оставались тёмными. Алиса пошарила по ним взглядом.
— Эрик, а мама дома? Ты не видишь?
Эркин пожал плечами.
— Дома, наверное.
Действительно, где ещё может быть Женя.
На лестнице Алиса побежала вперёд, и, когда Эркин подошёл к их квартире, дверь была уже открыта и Женя раздевала Алису.
— Вот и молодцы, вот и умники. Мойте руки и за стол, у меня всё готово, Эркин...
— Андрей к себе пошёл, — понял недосказанное Эркин. — Мы завтра на вокзале встретимся.
— Ну и хорошо.
За обедом Алиса доложила о всех своих подвигах и победах, Эркин ограничился тем, что у него и Андрея тоже всё в порядке, одни пятёрки. Об инциденте на уроке шауни, как и о разговоре с Алисой об именах, он решил Жене не рассказывать. Пока та впрямую не спросит. Женя видела, что Эркин о чём-то не договаривает, но расспрашивать — может, он при Алисе не хочет, мало ли что — не стала.
После обеда Алиса отправилась спать, а Женя быстро, как всё делала, мыла и расставляла на сушке посуду. Эркин, сидя за столом, молча любовался ею.
— Эркин.
— Да, — он вздрогнул и будто очнулся. — Что, Женя?
Женя, улыбаясь, стояла перед ним.
— Устал?
— Нет, — удивлённо ответил он. — Мне не с чего уставать, что ты, Женя.
Она ласково покачала головой.
— Я же вижу. Пойди, отдохни.
— Слушаюсь, мэм.
Эркин тяжело, словно поднимая на себе неимоверную тяжесть, встал, шатнулся. Женя подалась к нему, чтобы удержать, подхватить, но вдруг оказалась у него на руках.
— Ах ты...!— задохнулась она сразу от возмущения и смеха.
— Провокатор, я знаю, — очень серьёзно закончил за неё Эркин, выходя из кухни с Женей на руках. — В спальне тебе будет удобней меня придушивать, правильно? — и сам ответил: — Правильно. Пятёрка мне. За правильное решение.
— Да-а? — Женя, болтая ногами, плотнее обхватила его за шею. — А пятёрка чего?
— Всего, — тихо рассмеялся Эркин и уточнил. — Чего захочешь.
— Тебе пятёрка того, что я захочу, — задумалась Женя.
— Ага, — согласился Эркин, разворачиваясь в дверях спальни, чтобы ненароком не задеть косяк. — Вот так. Сейчас я закрою дверь, и ты мне скажешь.
— А если не скажу?
— Сам догадаюсь.
Эркин положил Женю на кровать и, целуя, стал раздевать. Женя так смеялась, что не раздевала его, а только теребила на нём одежду. Раздев Женю, Эркин выпрямился и улыбнулся своей "настоящей" улыбкой.
— Я угадал?
— Ещё одно правильное решение, — смеялась Женя, — ещё одна пятёрка? Да?
— Ага, — готовно согласился Эркин, стаскивая с себя рубашку.
— Какой ты красивый, Эркин, — мечтательно вздохнула, любуясь им, женя.
Эркин понимающе кивнул и, шагнув в сторону, встал в зеркальный коридор.
— Женя, тебе видно? Подвинься тогда.
— Ага-ага, — Женя подсунула себе под спину подушку. — Вот так. Мне отлично видно.
Эркин негромко запел и, плавно изгибаясь, стал раздеваться. Женя, любуясь им, захлопала в ладоши, отбивая ритм.
Придя домой, Андрей поставил у вешалки портфель, быстро разделся и пошёл на кухню. Конечно, хорошо прийти к готовому обеду и прочим семейным радостям, но быть единственным полновластным хозяином ещё лучше. Что хочу, то и ворочу. Дверь закрыл, на два оборота ключ повернул, и хрен меня кто возьмёт, не подсмотрит, не подслушает.
Андрей сразу поставил чайник на огонь и уже спокойно принялся готовить себе обед. Удобная всё-таки штука — полуфабрикаты, консервы и прочая дребедень. Сварить картошку — не проблема, вот она, холодная, в мундире, почистим и в кипяток её, ну, и луку туда, и прочего, а потом бухнуть туда же банку рыбных консервов, и суп получается — пальчики оближешь. А на второе... мяса поджарим. И кашу, что с — неважно с какого — осталась, на той же сковородке прогреем. По-профессорски. И конфеты на сладкое у него всегда в запасе есть. А на закуску капусты квашеной возьмём. Вот так. И готов потрясный обед из четырёх блюд. А чтоб слюной не изойти, пока готовишь, сделаем себе чаю и будем потихоньку прихлёбывать. Когда чай несладкий, аппетит не отбивается. Хотя — Андрей усмехнулся — его аппетит ничем не отбить.
Приготовив обед, Андрей пошёл за газетой. Читать и есть — два удовольствия сразу, незачем себе в этом отказывать.
Ел он без спешки и оглядки: дверь закрыта, сзади никто не подойдёт, да и он уже не малолетка, не всякий рискнёт сунуться.
"Загорская искра" и обед закончились одновременно. Андрей отложил газету и встал убрать со стола. Посвистывая, он вымыл и расставил на сушке тарелки, чашку, ложки и вилки, кастрюлю и сковородку, вытер руки кухонным полотенцем, повесил его и аккуратно расправил. Вот так, чтоб не хуже, чем у братика. Эркин — хозяйственный, основательный, так что и ему не след распускаться, надо фамильную — он весело хмыкнул — честь блюсти. А газету в пачку, разовая штука — газета, прочитал и на обёртку, то и дело книга. Хотя и там встречаются... однодневки.
Мебель в комнату он так ещё и не купил. Хотелось то так сделать, то по-другому, что стояло в магазине казалось не тем, а делать самому — некогда, да и не такой уж он в этом мастер, тут краснодеревщиком надо быть, а он... строгала, нахватался верхушек.
Обычно, когда выпадало такое "пустое" время, он заваливался с книгой на постель. Курить он больше в постели не рисковал — о жутком случае, как в Ровеньках целый дом сгорел из-за такого курильщика, и газета писала, и говорили много. Андрей поправил подушку, чтобы затылком в стену не упираться и раскрыл книгу.
Но прочитав пару страниц, отложил. Темнеет уже, а вставать и свет включать да шторы задёргивать — неохота. Вот так лежать и смотреть, как синеет, наливается темнотой комната, растворяются в темноте углы, теряются за окном, сливаясь с небом, верхушки берёз. Сумерки, сумерничать...
...— Будем сумерничать?
— У нас просто нет керосина, Серёжа. Вот и сумерничаем...
Эркин говорил, что профессор ему фотки показывал. И там мамина была. Так что надо будет попросить, может быть и даст переснять. А комнату всё-таки будет делать кабинетом. Полки по стене во всю стену, стол хороший, полки он сам сделает, а стол купит, и кровать, нет, диван или тахту. А это слово откуда выскочило? А оттуда же, из прошлого. Он и с профессором тогда на этом прокололся, на словах. Теперь-то что, назад не отыграешь. Но он своё возьмёт, сведёт их, столкнёт лбами всю четвёрку. И выйдет всё по его. Они ему все нужны, и метаться между ними он не хочет и не будет. Свёл же Фредди с Эркином, и как всё ладненько вышло. А уж профессору с Фредди и Джонатаном делить точно нечего. Так что всё будет преотлично.
Что он в мыслях называет отца профессором, Андрей не то, что не замечал, а... не беспокоился об этом. Отец остался в той, домашней, дотюремной жизни. Нынешний похож на тогдашнего, да только он сам другой, на того он снизу вверх смотрел, а с этим они вровень, а кое в чём он профессору и фору даст.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |