Тетрадь 109

— На Рождество я туда поеду. Ну, и святки там проведу.

— Один поедешь?

Бурлаков вздохнул.

— Да. Он... он помнит... и вообще... считает... ну, что я тебе говорю. У тебя же та же проблема была.

Теперь вздохнул Михаил Аркадьевич.

— К сожалению, и была, и есть.

— Так и не поладили?

— Аня с Маринкой? Нет, — покачал головой Михаил Аркадьевич. — Правда, Маринка теперь хоть заходит. Всё вежливо, культурно, как в лучших домах Лондона и Парижу.

— И то хоть что-то, — утешил его Бурлаков. — Время всё лечит.

— Только глупость неизлечима, — закончил старинное присловье Михаил Аркадьевич.

Бурлаков критически оглядел бутылку и решительно разлил по рюмкам остатки коньяка.

— Слушай, Мишка, есть у меня к тебе... — и запнулся, подбирая слово.

— Дело? — подсказал Михаил Аркадьевич.

— Нет, — решительно мотнул головой Бурлаков. — Нет, Миша, просьба.

— Даже так? — улыбнулся Михаил Аркадьевич.

— Даже и очень. Проверь по своим каналам одного человека.

Михаил Аркадьевич стал серьёзным.

— Давай координаты.

— Фёдор Мороз. Возраст... предположительно от сорока и старше.

— И всё?

— Всё.

— Негусто. Зачем он тебе?

— Серёжа назвался Андреем Фёдоровичем Морозом. Сам понимаешь, от балды такого не делают. Так, кто он, Миша? — Михаил Аркадьевич слушал очень внимательно, и Бурлаков продолжил: — Если он там как-то прикрыл Серёжу, помог ему... я хочу о нём знать. Вряд ли он жив, Серёжа бы его пригласил, он собирал близких, а... если он взял его фамилию, а его имя своим отчеством, понимаешь...

— Понимаю, Гоша, — остановил его Михаил Аркадьевич. — Скоро не обещаю, слишком мало данных, но пошарю. Мороз... может быть и кличкой.

— Всё может быть, Миша. Спрашивать Серёжу я не хочу, а, если честно, боюсь.

— И не спрашивай, — согласился Михаил Аркадьевич и повторил: — Пошарю.

Незаметно, почти неощутимо темнел, наливался синевой воздух за окном и в кухне. А они сидели и молчали.

* * *

Суматошный послепраздничный день заканчивался обыденной вечерней рутиной.

Женя сидела у трюмо, расчёсывая на ночь волосы, а Эркин лежал в кровати, закинув руки за голову, и любовался сразу и ею, и её отражениями в зеркальном коридоре.

— Ты завтра как в школе? — спросила, не оборачиваясь, Женя.

— С утра, — вздрогнув, ответил Эркин. — Андрей же во вторую работает.

— Да, конечно, — Женя положила щётку и тряхнула головой, рассыпая волосы по плечам и спине. — Устал, милый?

— Не-а! — ответил Эркин с таким недвусмысленным энтузиазмом, что Женя рассмеялась.

Эркин ответно засмеялся и приглашающе потянулся, заставив одеяло сползти с себя.

Смеясь, Женя подошла к кровати и наклонилась над ним.

— Значит, та-ак?

— Ага, — согласился Эркин, обнимая её и мягко привлекая к себе.

Они немного побарахтались, перекатываясь по кровати, так что одеяло оказалось на полу, а Женя без рубашки.

— Ах, та-ак?!

— И даже этак, — смеялся Эркин.

Вчера они как легли, так сразу заснули, даже обняться не успели, зато сегодня... конечно, тоже суматоха, гости, беспорядок, но со вчерашним не сравнить. И они будто впервые, да нет, без будто, в самом деле впервые одни, и завтра не надо на работу, а школа... ну, это же не к семи на смену, успеем выспаться. Пальцы и губы Жени на его теле, её запах вокруг... Эркин дышал им, хватая его жадно открытым ртом, приникал губами к коже Жени. Волна несла его, то закручивая до хруста в позвонках, то ровным быстрым потоком. И, прижимая к себе Женю, он не понимал, а чувствовал, что она не просто рядом, а в той же горячей, обжигающе ледяной волне.

Наконец волна отхлынула, оставив их лежащими рядом, в поту и с бешено колотящимися сердцами. Эркин кожей чувствовал, как бьётся сердце Жени, и, мягко изогнувшись, он поцеловал её в грудь, прямо в сердце. Женя засмеялась, взъерошила ему волосы на затылке.

— Ох, Эркин...

— Ага, — согласился Эркин, снова целуя её уже в ложбинку между грудями. — Какая ты сладкая, Женя.

— Так бы и съел, да? — смеялась Женя, прижимая к себе его голову. — Пойдём, поедим...

— Ты голодная? — сразу встревожился Эркин.

— Да ну тебя, — Женя даже рассердилась. — Ты что, шуток не понимаешь?

Эркин виновато вздохнул.

— Не всегда.

Женя успокаивающе погладила его по голове, и Эркин, поддаваясь этому ласковому нажиму, потёрся лицом о её грудь. Потом мягко отделился от неё и встал.

— Сейчас одеяло подниму.

— Ага, — согласилась Женя. — Уже очень поздно?

— Наверное, — пожал плечами Эркин, укрывая Женю и подныривая под одеяло со своей стороны. — Тебе удобно?

— Да, — Женя потянулась, проверяя, укрыл ли он спину, погладила по спине. — Спим, да?

— Да, — Эркин мягко потёрся о неё всем телом, укладывая её так, чтобы ей было удобно и легко обнимать его.

Женя уже спала, и время за полночь перевалило. Эркин снова потёрся о Женю и закрыл глаза. Удивительно, как всё хорошо получилось: и праздник настоящий, и профессор довольный уехал, и Андрей остался. Андрей — молодец, и продумал всё, и сделал по-задуманному...

Еле слышно стукнула входная дверь, и Эркин, не открывая глаз, улыбнулся: Андрей пришёл. Ну, теперь-то точно всё в порядке.

Перед школой Андрей всегда ночевал у Эркина. Как-то успокаивает. И портфель с тетрадями и книгами у него здесь.

Братнина квартира встретила его сонной тёплой тишиной. Он бесшумно разделся и, не зажигая света, чтобы даже щелчком выключателя не нарушить тишину, пробрался к себе. Вышло удачно: ни на что не налетел.

В его комнате уже ничего не напоминало о празднике, всё, как обычно. Даже — он распахнул дверцы шкафа и удовлетворённо кивнул — да, даже в шкафу все его вещи разложены и развешаны как раньше. Будто и не было... профессора.

Андрей быстро приготовил всё на завтра, постелил себе бельё Женя тоже сменила — и пошёл в ванную.

Как всегда, чисто, убрано и еле заметно пахнет лосьоном Эркина. Андрей быстро, стараясь не шуметь, вымылся в душе и перед тем, как одеться, оглядел себя в зеркале. И чего профессор тогда психанул? Нормально всё, а вот поглядел ба как оно то1 зимой было, так что? В обморок бы грохнулся? Не иначе! Андрей запахнул Халат, подмигнул своему отражению и вышел из ванной, щёлкнув выключателем.

Не зажигая света, прошёл к себе, сбросил на стул халат и лёг. Блаженно потянулся под одеялом. До чего же хорошо. Всё хорошо! И на работе, и... и везде! Что хотел, то и сделал, получилось не совсем по-задуманному, а может и совсем не то, но здоровско вышло. Теперь всё, со всех сторон он прикрыт, не голым на ветру и не в шеренге. И им он... ну, если и не подмога, то никак не помеха, это уж точно. А Томка — ничего девчонка. Правда, вот так, пор-скорому, не отходя от пульта, даже наушников не сняла, во даёт, не впервой, видно, ей так, но зато без претензий и последствий... Мысли путались, уплывали, и Андрей, не стараясь удержаться на кромке сна и бодрствования, позволил себе расслабиться и уснуть. Не о чем ему теперь беспокоиться.

Спал Андрей крепко и без снов, так что Эркину пришлось его потрясти и пообещать облить холодной водой, чтобы проснулся. Андрей наконец разлепил глаза и сел на диване.

— Чего, утро уже?

— В школу опоздаешь, — ответил Эркин, отодвигая штору.

Андрей шумно, с подвывом зевнул и окончательно проснулся.

— Понял, брат. Женя встала уже?

— Чай делает, — Эркин улыбнулся, прислушиваясь. — Пошла Алиску будить.

Андрей ещё раз зевнул и встал.

— Всё, готов.

Эркин кивнул и ушёл.

Обычное, уже будничное утро. Обычные и такие приятные своей обыденностью хлопоты. И вот всё убрано, собрано, готово, и Женя целует, выставляя за дверь, Эркина и Андрея.

— Сейчас и мы пойдём.

— Ага, — без особого энтузиазма согласилась с неизбежностью Алиса.

Женя рассмеялась, быстро заматывая платок и проверяя сумку и сумочку — всё ли на месте.

На улице уже заметно посветлело, но до дня ещё далеко. Андрей шумно, всей грудью вдохнул и выдохнул холодный воздух. Эркин покосился на него и улыбнулся.

— Доволен?

— Ещё бы, брат. Скажи, как всё здоровско получилось.

Эркин согласно кивнул. Кое-какие сомнения у него были, но он даже самому себе не признавался в них. Он ещё не понял, в чём дело, что мешает ему полностью согласиться с Андреем, а пока сам не понял, никому другому ни знать, ни догадываться не стоит. Это его проблема, ему и решать.

— Интересно, сколько нас будет?

— Тим, вроде, во вторую сегодня, — Андрей нахмурился, соображая. — чёрт, у него график непостоянный теперь. Олег... тоже в первую, точно. Остальные...

— А Манефа? — невинным тоном спросил Эркин.

Андрей самодовольно хохотнул.

— Там всё впереди.

— Смотри, не заиграйся.

— Не боись, всё будет в порядке, — ответил Андрей по-английски и весело заржал.

Рассмеялся и Эркин. Вообще-то ему этот охмурёж на спор не нравился, что-то здесь не то, но что... ну, Андрей и не в таких переделках бывал, разберётся как-нибудь. А если и что, так он рядом. Если понадобится, переключит на себя. Не самое сложное.

На ступеньках Культурного Центра с весьма независимым видом курил Артём. Увидев Морозов, он сдержанно, по-взрослому, кивнул.

— Привет, малец, — легко взбежал по ступенькам Эркин.

— Привет, — улыбнулся Андрей.

Втроём они разделись и пошли в класс. Уже на лестнице их нагнал Тим и быстро, но очень внимательно оглядел искоса. Эркин невольно насторожился, но ни вопросов, ни высказываний не последовало.

Когда прозвенел звонок, Андрей незаметно и облегчённо перевёл дыхание: Манефы не было. Эркину этот спор не нравится, ему самому тоже чего-то не по себе, но и отступать нельзя — засмеют. А так... отсрочка, время подумать и определиться.

* * *

Возвращение домой всегда приятно. Великое дело — свой дом, а у неё их целых два. Нет, конечно, она правильно сделала, что не стала делать их дом общим. Всё-таки... мало ли что, мало ли как, надо иметь свой угол, своё гнездо.

Мария Петровна невольно улыбнулась. Поезд замедлял ход, плавно останавливаясь у перрона. В проходе уже толпились самые нетерпеливые, толкая друг друга сумками и чемоданами. А ей спешить незачем. Крот раньше десяти из библиотеки не вылезет, сам над собой смеётся, что у кого запой, а у него зачит, дорвался до книг как пьяница до водки. Так что она успеет и у себя вещи разложить, и у него прибраться, а то мужчина есть мужчина, как ни старается, а он к тому же особо и не старается, и пирог-скороспелку испечь. И в Комитет только в понедельник, так что... два дня у них, у Крота в эту субботу приёма нет, два полных дня. И три ночи...

Мария Петровна шла и улыбалась. И ни толкотня и суета Вокзальной площади, ни давка в автобусе, правда, вполне обычная для Царьграда, ни холодный противный дождь — ничто на неё сейчас не действовало. Счастье предвкушения больше счастья обладания.

Квартира была пустой и тихой. Как нежилая. Мария Петровна разделась и захлопотала, приводя квартиру, а затем и себя в надлежащее состояние...

...Поставив тесто, она спустилась вниз, к Гаре.

Его квартира так же пуста и тиха, но живой тишиной. В спальне, кабинете и на кухне чисто, убрано, ну, вполне прилично для мужчины, словом, как всегда... хотя... хотя нет, кое-что не так. Что? Чего нет? Или... или добавилось? Ну-ка, Синичка, смотри, да приглядывайся.

В кухне... вроде... вроде... проверяя себя, она открыла холодильник. Обычный набор, расхожий запас, только... два явно самодельных пакета из фольги с прилепленной на них запиской: "Нас надо сначала в духовку". Ох, Крот, ну, заботливый... Ага, вот оно. Мария Петровна достала блюдце с засохшим и каким-то корявым пирожком, повертела, разглядывая. И почему Гаря вздумал его хранить? Давно пора выкинуть, ему уже неделя, если не больше. И... и начинку кто-то сбоку выковырял, ну...ну, это уже ни в какие ворота не лезет!

Она уже сделала шаг к шкафчику под раковиной, где стояло мусорное ведро, но остановилась. Зачем-то же Гаря хранит... это, ведь не на столе среди объедков нашла, а в холодильнике. Конечно, времена другие, и как пароль еда никогда не использовалась, но всё-таки... Ладно, поставим этот "шедевр кулинарии" на место и проверим всё остальное.

В спальне на тумбочке у изголовья кровати стояла фотография в самой простой, явно купленной не глядя рамке. Смеющийся белобрысый парень в белой рубашке и пёстром жилете сидит верхом на стуле. Снимок не студийный, а явно любительский, за спиной парня угол празднично накрытого стола. Кто это? Где-то она его видела. И встреча была... неприятной.

Невольно нахмурившись, она поставила фотографию на место и, проверяя догадку, легла поверх покрывала. Да, точно, как откроешь глаза, так сразу натыкаешься на снимок.

Что ещё?

В кабинете... всё по-прежнему? Нет, на столе тоже появились фотографии. Тот же парень, и интересно, как поймали: рот смеётся, а глаза серьёзные, и здесь он даже чем-то на Крота смахивает, каким тот в подполье был. Видимо, поэтому и показалось, что раньше видала. Родственник? Но Гаря говорил, что никого и ничего не уцелело. Значит, просто похож. Бывает. И фотографии девочки, лет семи, не больше, беловолосой и синеглазой, в синем платье с большим кружевным воротником-пелериной. И совсем не похожа ни на парня, ни на Гарю. Совсем всё непонятно. Хотя... хотя что тут непонятного, вот это и называется: "греться у чужого огня". Они ещё нестарые, не настолько старые, но... но "нету чудес и мечтать о них нечего". Она поставила фотографию на место и вышла из кабинета. В кабинете она никогда ничего не трогала; "мужское место", отец тоже не терпел, когда мать или тётка лезли в его мастерскую. Ей дозволялось при одном условии: ничего не трогать, пока не велели, и молчать, пока не спросили. И больше пяти минут она не выдерживала.

Мария Петровна улыбнулась воспоминания с горькой насмешкой над собой тогдашней.

В хлопотах и беготне из квартиры в квартиру время прошло незаметно. А тут ещё Бурлаков позвонил и сказал, что постарается не задерживаться.

Мария Петровна отнеслась к этому спокойно: постарается не задерживаться — слишком неопределённо для закопавшегося в книги крота, но, к её удивлению, Бурлаков и впрямь сумел выйти из библиотеки до её закрытия, и без пяти семь он вошёл в квартиру.

Услышав, как в замке проворачивается ключ, Мария Петровна выбежала в прихожую и сразу оказалась в его объятиях.

— Как долетела, Синичка?

— Господи, Крот, живой!

— Ну что ты, Синичка. Что могло со мной случиться?

Она оторвалась от него.

— Многое, Гаря, многое.

Но от голодного мужика толку не будет — давно известно, так что она захлопотала со столом. Всё у неё готово, что надо в холодильнике, что надо — в духовке и на плите.

— Машенька, божественно. А почему ты загорыши не поставила?

— Это то, что в фольге?

— Ну да.

— Хорошо, сейчас.

Она встала из-за стола и подошла к холодильнику, достала пакет из фольги и обернулась.

— Этот?

— Наверное, Маша. Там во втором должны быть пирожки с изюмом и орехами, но в котором... — он с улыбкой пожал плечами. — Разогрей оба.