К точке невозвращения. Глава 2

2 глава.

Дежурство на Ниверне было делом, одновременно, скучным и нервным. Делать катастрофически нечего, а заснуть не позволит недавний теракт. Мартин потер ладонями щеки и тряхнул головой. Если несколько месяцев назад он нивернийцев понимал и, отчасти, им сочувствовал, то теперь осталось лишь глухое раздражение. Сопротивление навязанной власти вылилось в попытки хоть по-мелочи нагадить спецкорпусу. Причем, даже не тем подразделениям, к которым могли быть реальные претензии. В целом, логично, что любой офицер в черной форме олицетворял Союз, но у Мартина не получалось так обобщать. Для него жители Ниверне продолжали делиться на повстанцев и мирных жителей. Хотя, он не застал сами бои, а столкнулся уже с последствиями. Он не знал, с какой целью с Ниверне вывели предыдущие подразделения спецкорпуса, но видел, как реагируют сослуживцы на отношение местных. Взаимная ненависть, которую сдерживала слабость одной стороны и воинская дисциплина другой. Плохо, неконструктивно, только он не возьмется осуждать. В какой-то момент возможность выспаться становится важнее чужих и незнакомых жизней. Может быть, на это и был расчет.

— Лейтенант, к вам посетитель, — в дверь заглянул суб-лейтенант Петров. — Местная женщина, говорит, по делу.

— Именно ко мне?

— Да, говорит, к старшему офицеру. На данный момент, это вы.

— Ясно, — Мартин вздохнул. — Пропусти.

— Мы проверили ее, взрывчатки при себе нет, но вы бы включили поле. Вдруг, личное покушение.

— Да-да, разумеется, — он кивнул и активировал защиту. Не от неизвестной женщины, а чтобы не доложили о нарушении предписаний.

Суб-лейтенант ее чуть не втолкнул и замер у двери. Мартин покосился на посетительницу, тоже застывшую, но посреди кабинета, и попросил Петрова выйти. Пока он не прожег дырку в спине женщины. У него здесь погиб друг, но это не повод срываться на всех подряд.

— Лейтенант Картер, — представился он, указывая на стул.

Женщина послушно села и сложила руки на коленях. Глаз она не поднимала, выбившиеся из-под косынки кудри закрывали лицо.

— Эйлин Мэллори, — голос звучал хрипловато, словно у нее болело горло или она много курила.

— Вы родственница Эрика Мэллори? — насторожился Мартин. Один из террористов, которые находились сейчас здесь, на базе, под усиленной охраной. Может быть, он зря выпроводил суб-лейтенанта?

— Да. Жена, — Она выпрямилась и посмотрела на Мартина. Настолько устало, что он понял, никакого ларингита. Крайняя степень нервного перенапряжения и недосыпа. Еще бы. Если жена.

Мартин поднялся, подошел к автомату и выбрал две порции тоника. Специального, армейского, позволяющего сохранять ясность мыслей без вреда для нервной системы.

— Выпейте, — предложил он, осторожно поставив перед Эйлин бумажный стаканчик. Из второго отпил сам, для наглядности.

Она нахмурилась, глядя удивленно и непонимающе. Потом обхватила стаканчик обеими руками и сделала глоток.

— Слушаю вас, — напомнил Мартин, когда оба допили.

— За него бессмысленно просить, да?

— Боюсь, что так. Пострадало пять офицеров, и...

— Я понимаю причины. Но я могу рассчитывать хоть на что-то? Увидеть его перед казнью?

Тоник подействовал, затуманенные глаза стали ярче. Мартин подумал, станет ли кто-то так тревожиться из-за него, кроме родни? Дамьен только, но друг — это немного не то.

— Не стану обещать.

— Но это возможно? Хоть как-нибудь? — она подалась вперед.

— Как-нибудь — наверное. Я подумаю, что можно сделать.

— Назовите вашу цену, офицер.

Мартин начал сердиться. Какую цену? Если он займется этим делом, то просто потому, что любой террорист может любить свою семью. И последнее желание пока никто не отменял. И Мартин не выносит женских слез, а у нее все еще мокрые ресницы.

— Вы возвращаетесь домой и пытаетесь выспаться. Через несколько дней я найду способ дать вам ответ. Не о цене, конечно. О том, удастся ли мне устроить свидание. Так вас устроит?

— Зачем вам это? — Эйлин снова смотрела прямо, так, что становилось не по себе. Мартин представил, какая она, когда не валится с ног от переутомления...

— Абсолютно не нужно, — буркнул он. — Но вы пришли сюда. На что вы рассчитывали?

— Узнать о судьбе Эрика. Не больше, — она улыбнулась. Мартин приподнял бровь. Верить? — Знаете, когда рассчитывать совсем не на что, все, что угодно, уже кажется очень большой удачей. И, видите, я не зря пришла. Спасибо вам.

Она поднялась и поклонилась. Этот нивернийский обычай сначала вгонял Мартина в ступор, но теперь он почти привык. Поклон не означал ничего сверх обычной благодарности, был заменой "спасибо". Только сейчас Мартину все равно захотелось, чтобы этим "спасибо" Эйлин и ограничилась.

— Я с вами свяжусь, — еще раз пообещал он, вызывая суб-лейтенанта, чтобы проводил Эйлин до ворот.

Когда его пришел сменить лейтенант Сорель, сонный и недовольный жизнью, Мартин вышел на припекающее солнышко, помял затекшую шею и пошел к низкому бараку. Изначально его строили под склад, но пришлось использовать, как получилось. Внутрь пропустили, попросив оставить на КПП оружие и выдав пропуск на двадцать минут. Камера Мэллори была последней в ряду. Охранник снял затемнение и отошел к дверям. Видеть он должен все, а слышать — только если Мартин или заключенный повысят голос. Запись все равно ведется.

Эрик Мэллори валялся на койке и вставать не спешил. Мартин с интересом рассмотрел его, чтобы понять хоть, кого любит Эйлин. И, заодно, дождаться реакции. Красивый мужчина, все логично.

— Ну, рога выросли или хвост? — огрызнулся Мэллори, начиная уже нервно коситься.

— Рога пока не выросли, — Мартин усмехнулся. Ассоциации сработали сами, чуть не сказал "но я примерно по этому вопросу", сдержался, чтобы не унижать Эйлин. — Сегодня ко мне приходила твоя жена.

— Что?! — Мэллори тут же оказался возле решетки, вжался в нее лицом и отпрянул, получив удар током. — Что они с ней сделали?!

— Успокойся, — Мартин поморщился и взглядом указал на вытянувшего шею охранника. — Ничего, насколько я могу судить. Разве что, высыпаться ей надо. Кто они, кстати? Твоя родня?

— Да, — Мэллори сполз на пол и стал говорить настолько тихо, что и Мартину пришлось опуститься на корточки. — Так часто бывает, сам знаешь. У нас принято, чтобы жена слушалась мужа и его родителей, но Эйлин своенравная. Без меня ей там должно быть тяжело.

"Что же ты, вместо того, чтобы о жене заботиться, в солдатики играешь?!" — едва не вызверился Мартин.

— Не знаю. Я в нормальной семье родился, — все же огрызнулся он.

— Ты зачем пришел-то? — сообразил Мэллори.

— Эйлин попросила встречи с тобой. Хочу понять, нужно ли это ей лично.

Мэллори прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Губы раздвинулись в такой теплой и мечтательной улыбке, что Мартин убедился: нужно.

— Защити ее, офицер, — вдруг попросил Мэллори. — Она больше подходит для мира, в котором живешь ты. Подари его ей. Она заслужила. А я... все равно покойник.

Мартин посмотрел непонимающе. Как он мог защитить Эйлин на чужой, вражеской при этом, территории? Если только...

— Предлагаешь жениться на ней, Мэллори?

— Ты сообразительный, — тот одобрительно хмыкнул. — Жениться, вывезти отсюда. И развестись, но уже в мире, где ей и Лили будет хорошо.

— Лили? Дочь?

— Да, маленькая еще.

Мартин скрипнул зубами. Если бы Мэллори был в сопротивлении, если бы шла война, он бы понял. Но променять счастье семьи на сомнительную честь быть расстрелянным за взрыв военной базы...

— Я живу на Тилане, Мэллори. Там действуют законы о защите гражданских жертв военных конфликтов. Но ты уверен, что они будут распространяться на жену террориста?

Мэллори замер с раскрытым ртом. В другой ситуации, наверное, Мартин почувствовал бы злорадство.

— Она не виновата. Она ничего и никогда не знала. Пока меня не схватили, Эйлин была уверена, что я на дальнем заводе. Это же... это легко доказать. Ваша аппаратура...

— Наш отряд появился здесь недавно. Мы не участвовали в подавлении бунтов. Но пострадали из-за ваших игр именно мы. За что?

Мэллори вскинулся, но тут же поник и опустил голову. Понял, это хорошо. Чем-то хорошо. Очень личным и не совсем честным, пожалуй. Мартин мстит ему за то, что жена его любит?

— Вы военные, а она нет.

— Вот именно. Ты кем был до вступления Ниверне в Союз?

— У нашей семьи несколько перерабатывающих предприятий. Я был управляющим на одном из них.

— Тем более. Поэтому, послушай военного. В каждом конфликте наступает момент, когда неважно, кто его начал. Убитых с обеих сторон достаточно для взаимной ненависти, — Мартин поднялся. — Да, мы уже ударились в лирику. О главном. Я постараюсь выбить твоей жене разрешение на встречу.

Ответа Мартин не стал ждать, сразу пошел к выходу. И, оттуда, к капитану. Лучше самому все объяснить, до того, как его вызовут после просмотра записей.

Капитан Урджас долго гнул в пальцах стилус и скептически рассматривал стоявшего навытяжку Мартина, но, в итоге, все же махнул рукой и указал на стул.

— Хороша?

— Не без того, — признал Мартин. Глупо пытаться подменять мотивацию, все равно не поверят, только заподозрят в чем-нибудь.

— Думаешь, благодарна будет?

— Будет. Только вы не о том думаете, — Мартин внутренне усмехнулся. Он тут один такой... невинный птенчик, которого почти до шока доводит мысль о неправомочном использовании положения женщины? Не вообще, а вот тут и сейчас, этой женщины и им самим.

— А чего тебе тогда? — удивился Урджас. — Юношеское благородство в бороду? Ну, ты даешь, лейтенант. Да не рычи! Похвально, не спорю, странно только... Ладно, верю. Устраивай сладкой парочке свидание. И присматривай за ними заодно. На тебе ответственность будет.

— Есть! — Мартин подскочил, отдал честь и развернулся к дверям.

Эйлин прилетела через три дня, ее привез один из суб-лейтенантов. Оторвал от работы — женщина была в комбинезоне, темные кудри забраны под кепку с выдвижной пластиной защитных очков. Мартина она узнала, поздоровалась и тихонько шепнула "спасибо". Он проводил Эйлин до камеры и оставил ее наедине с мужем. Комната охраны была рядом, пропустил он совсем немного.

Эйлин и Мэллори стояли рядом, их разделяла только решетка и невидимое поле. Он поднял руку, стараясь коснуться ее лица, но не смог и выругался, бессильно сгорбился, хотел отойти. Эйлин остановила его возгласом, тоже подняла руку, ладонь к ладони. При этом рукав обнажил запястье и темные пятна на нем. Мартин нахмурился, увеличил изображение. Кровоподтеки, свежие, муж за решеткой, кто тогда?

Мэллори тоже заметил, снова дернулся, схватить и рассмотреть, получил разряд и зашипел. Эйлин вздрогнула и натянула рукав совсем низко, прихватив край пальцами.

— Кто?

— Рука попала в зажим, на фабрике, случайно. Я...

— Ли-ин! Кто? Меня все равно расстреляют, ты не облегчишь мне последние дни молчанием.

Она резко отвернулась, отошла к стене, Мартин не стал настраивать камеру, это будет уже совсем вуайеризм.

— Они хотят выдать меня замуж за Тена Брюкмана, Эрик. Выживешь ты или нет, это неважно. Бумаги на развод уже готовы. А, если тебя казнят, то они и не понадобятся. Меня Тену, а Лили его старшему сыну. Когда вырастут оба.

Мэллори зарычал, рванул решетку и отлетел к койке. Охранник сделал шаг вперед, Эйлин почти упала на поле, вжимаясь, высматривая мужа. Снаружи защита была безопасна, ее не ударит. Мартин сообразил, что едва не пропорол ногтями кожу на ладонях и разжал кулаки.

— Мрази, — бормотал Мэллори, силясь подняться, собрать вместе полупарализованные ударом конечности. — Сволочи... И вы, вы сволочи! — сорвался он на охранника, стоявшего рядом с Эйлин с аптечкой наготове. — Если бы вы не заперли меня здесь!

— А дали денег на дорожку, — хохотнул тот. — Пошевели ногами давай, — Мэллори, шатаясь, встал, прошелся вдоль стены, дрожа и спотыкаясь. — Все, годится. И без шуток мне тут.

Охранник вернулся на пост, а Мэллори сел на пол, как раньше с Мартином, и закрыл ладонями лицо. Эйлин смотрела на него со смесью обреченности и сочувствия. Мартин вдруг понял, что, как бы она его не любила, простить этой выходки не может. "Женись на ней!" — он почти услышал слова Мэллори и замотал головой, отгоняя морок. Да кто такой этот Тен Брюкман, если Мэллори сдохнуть не страшно, а отдать ему жену — да?

— Ты не виноват, — Эйлин снова коснулась ладонью решетки, ласково, словно щеки. — Я думаю, нас бы попытались развести все равно. И пытались же.

— Но там был я. И не получалось. А теперь... — Он замотал головой, заехав затылком по стене от усердия. — Эйлин, — Мэллори вдруг уставился на нее, — Иди к старшему офицеру. Проси, умоляй дать тебе убежище. Как угодно, в любом статусе, хоть поломойкой. Пусть вывезут вас, в Союзе затеряешься, никто не будет знать...

— Эрик, Эрик! Что ты несешь, — Эйлин устало улыбнулась. — Какой поломойкой, о чем ты? Они даже беженкой меня не смогут записать, с моей фамилией. Все же проверяют, любого разжалуют за это. Разве, как раз беженке Лили отдать, — ее глаза сузились. Эйлин точно всерьез уцепилась за мысль, но Мартин отбросил ее и сам стал думать дальше.

— Все они смогут. Не захотят...

— Так с чего бы захотели-то? Эрик, они не обязаны расплачиваться за... — она осеклась и закрыла глаза.

— За нашу преступную глупость, да? И ты думаешь так?

— Какая уже разница, что я думаю? — она тоже села на пол, опустила голову на колени. Кепка помешала, и Эйлин ее сняла. — Я любила и люблю тебя, Эрик. Ты всегда был единственным, кто понимал меня и поддерживал, но сейчас я вынуждена сама заботиться о себе и нашей дочери. Поэтому, хороши все средства. Твоя мать предлагала мне соблазнить офицера, любого, чтобы помог тебе бежать. Я так и хотела, но, чтобы спасти Лили.

— Что же тебе помешало? — Мэллори не осуждал жену. Мартина затрясло.

— Офицер не тот попался, — Эйлин усмехнулась прямо в камеру. Случай, но Мартин смутился. — Я... не смогла. Он тоже не должен расплачиваться. А как еще... Я не знаю. И не надо было тебе все рассказывать. Знаешь, я ведь с трудом верю до сих пор, что еще немного и тебя не будет. Все кажется, это игра какая-то. Или страшная книга. Ко мне приходят иногда, по вечерам, жены твоих... соратников. Мы даже не разговариваем, только смотрим друг на друга, ждем, что хоть одна скажет, ой, все, девочки, просыпаемся. А никак. Мне пока и Тен не страшен, я не верю... И Лили спрашивает постоянно, где папа, когда вернется. Эрик, зачем? — она заплакала, беззвучно, только плечи дрожали.

По лицу Мэллори тоже покатились слезы, а Мартин прижал пальцы к вискам, пытаясь справиться с колючим, раскаленным комком. Ему не приходилось еще быть свидетелем таких встреч, никогда. Он догадывался, сочувствовал, хотел изменить, но ни разу не ощущал эту боль изнутри. Он представил, что было бы с его матерью, если бы ей пришлось вот так прощаться с отцом. Им однажды прислали по ошибке похоронку, так мать чуть не поседела, еще не прочитав имени.

Зуммер деликатно предупредил о том, что время истекло. Мартин понял, что затаивал дыхание, вздохнул поглубже и пошел за Эйлин. Она уже не плакала — сигнал был слышен и в изоляторе. Снова надела кепку и, молча, смотрела на мужа.