|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Низкий деревянный барак почернел от времени. Слуховые окошки под потолком совсем не давали света, и внутри было темно и тесно. Душно от пахучих трав на полу, от трав, что постоянно жгли снаружи. Дым резал глаза, разъедал горло.
Глава местной власти вышел вслед за мной.
— Все, — сказал я.
Он задержался, прислушиваясь к тому, что было за закрытой дверью, но все же опустил засов.
В густом тумане терялись склоны гор, деревянные дома, резные столбы, отвращающие зло, не отвратившие зло. Поселение Змеиное было большим.
...Говорят, если увидишь змею с двумя головами, всю жизнь будешь счастлив. Их никто не видел.
Поселение Змеиное было большим — в основном это значило, что роли очага заражения ему не избежать.
Тревожные флажки когда-то были красными, но давно уже выцвели, и потому мы вешали розовые. Еще у нас были белые флажки — то есть серые. Красиво. В прошлом карантинном бараке — трое из пятнадцати. В этом — ни одного. Никого не спасти, так тоже бывает.
Снопы подсушенной травы уже лежали у стен. Стояли канистры с горючей жидкостью. Помощники принесли факелы, но гнилое дерево гореть не хотело. Мы ждали.
Болезнь расползалась от старых врат, как и всегда. Шла по долинам, по перевалам, по тропам, просачивалась сквозь землю, била из-под камней холодными родниками. И вспыхивала там, где вероятности чертили пик на графике. Мощные машины могли бы ее высчитать. Во всем этом не было ничего необычного. Хора всегда одинакова. Туман, дождь, серая обыденность.
Больных свозили в отдельные бараки, дожидались, пока все, кто внутри умрут, а потом сжигали. Я их не лечил, я не умел. Я отделял тех, кого можно было вылечить.
Люди, которые стояли рядом, не смотрели на меня. Они зря прислушивались; они не могли ничего услышать — я всегда делаю свою работу хорошо. Они не были слепы и подозревали, что я связан с магией, но уже достаточно лет прошло с тех пор, как темные прочесали Хору мелким гребнем, увезли всех, кто был связан с магией, и больше не вернули обратно.
Я снял маску, потом перчатки, и кинул в огонь.
Скоро мне придется уйти отсюда — у меня есть рекомендательные письма к другим людям. Порой я передавал данные, срочные или секретные, из отдаленных земель в другие отдаленные земли, но чаще имел дело с разной темной мутью. Мутью, которую всегда выносят на поверхность смутные времена.
Но люди, которых я видел в последний раз, в последний раз видели солнце. Я мог быть счастлив.
* * *
Четыре года спустя. Аринди
Оборачиваясь назад, я вижу, что прожил уже достаточно, чтобы составить собственное жизнеописание и передать накопленный опыт потомкам. Мне есть, что сказать тем, кто ступит на этот неверный путь.
"Не считай себя самым умным", например.
Или "темные магистры не такие тупые, как кажутся". Но мало ли в Аринди людей, погоревших на хитрых планах. Это традиция, а я следую традициям.
Я помнил, как дверь в секретную комнату срывают с петель, блеск боевых проклятий — помнил, как умирают защитники, как штурмовая группа врывается внутрь, неразборчивые крики, искаженное гневом лицо Шеннейра.
Нэттэйдж рискнет. Я знал это. Нэттэйдж хитер и изворотлив, но он все еще молодой высший, на которого в одночасье свалилась большая власть. И ему не перечат, и ему все прощают, и Нэттэйдж поймал звезду и зарвался. Решил, что стал сильным.
Следовало забеспокоиться, почему за его действия не следует наказание. Он счел это слабостью; мы уже тогда решили, что проще его убрать. Нэттэйдж стал сильным — Нэттэйдж стал опасным.
Я не знал точно, что он собирается сделать. Но сегодня штурмовая группа крутила руки не хозяину Нэтара, а преступнику, предавшему своего магистра.
Я помнил все через туман, через дымку, то отчетливо, то смутно. Я помнил, как Шеннейр с любопытством глядит на приборы, на нейрошлем, который должен подавить мою волю и сделать послушным проводником чужой, и не делает ничего, ничего, ничего.
— Вот вы и провалились, Кэрэа Рейни.
Комната, в которой я лежал, была полностью белой. Ни единого темного пятнышка, даже небо за окном, даже Миль был облачен в белое. Он смотрел на меня со смесью злорадства и унизительной жалости.
— Вы позволили Лоэрину вас изучать. Вы позволили провести над собой ритуал, который в прошлый раз едва удалось сорвать. Из-за вас я рискнул самым дорогим, что у меня есть, статусом в гильдии, и что теперь? Неблагодарная глупая тварь. Как и все светлые.
Я закрыл глаза. Я открыл глаза. Боль в голове не отпускала ни на миг. Вокруг снова гудели медицинские приборы, непонятные машины. Миль пытался подобрать противоядие к той дряни, которой меня отравили, и деактивировать проклятие. Он не верил, что успеет.
"Темные предадут, — говорили мне в гильдии. — Темные лгут, темные притворяются, темным нельзя доверять".
Я был очень глупым светлым.
— Шеннейр проводил обыск в замке Алина...
— Шеннейр насмерть запытал Алина.
Он не мог не знать.
Я не знал точно, что меня ожидает, когда шел к Нэттэйджу, но я ждал помощи. Стоило помнить, что Шеннейр, так же как Ишенга, склонен к прямолинейным, грубым, зато эффективным решениям.
Кончено, Шеннейр может сказать, что задержался случайно. Он не начинал ритуал. Он просто случайно оказался рядом. Я бы сказал именно так.
Миль нахмурился, загоняя в инъектор синюю ампулу, а потом прижал к моим вискам ледяные пальцы. Я ощутил резкий мятный запах, и боль схлынула, оставив тупое онемение во всем теле.
— Так я должен буду подчиняться первому, кого увижу после проведения ритуала, — даже язык казался онемевшим, — так это работает?..
Темный поднял руки и повернул ко мне ладони, показывая, что сам не знает, а потом принялся стряхивать с перчаток невидимые пылинки:
— Ритуал устанавливает связь. Связь — то, что для светлых первично. Я считаю, что он подействует не сразу, Рейни. Вы сами не заметите, как чужая воля станет вашей. Пустышка вместо светлого магистра малополезна, светлый магистр, исполняющий чужие желания как свои — вот стоящая цель. И вы уже исполняете. До и после, необходима обработка...
— Которая уже велась.
Все решения, которые я принимал, когда высшие отказывались, все случаи, когда меня загоняли в угол, выборы между плохим и очень плохим. Миль сделал вид, что не услышал.
— И вы забыли, что уже задолжали высшему совету одно желание? Казнить Нэттэйджа, устранить меня — и Шеннейр останется единственным держателем клятвы. Решили таким способом от меня избавиться?
Я уставился в потолок. Такая сложная схема не помещалась в голову. На что надеялся Миль — на то, что среди препаратов, которыми меня накачали, будет тот, что заставляет говорить правду?
Забытье манило пустотой. Мне хотелось спрятаться ото всех.
Миль пнул ножку кровати:
— Не прикидывайтесь, Рейни! Вы еще не умираете. Всем известно, что светлые постоянно притворяются.
От тряски комната пошла черными кислотными пятнами. Будет грустно, если препараты в придачу испортят мне зрение. Миль недовольно воткнул обратно сместившуюся иглу от капельницы и отрывисто заговорил:
— Будь у нас высококлассный светлый, который разбирается в ваших эмпатических штуках, беды бы не было. Но ни одного нормального светлого у нас нет. Но, возможно, вам повезет. Контролируйте каждый свой шаг. Избегайте Шеннейра, игнорировать его указания у вас раньше получалось. Укрепите связь с эмпатической сетью. Возможно, вас вытащат.
Или я утяну их за собой. Славный подарок.
— ...вспомните все, что светленькие говорили о душевном равновесии. Даже я знаю, что они говорили, а вы светлый, вы не могли пропустить мимо ушей абсолютно все! Никаких потрясений. Никаких сильных эмоций. Никаких горестей и печалей...
Так много про гармонию и равновесие я слышал только от темных. В светлой гильдии ученикам не трепали нервы, чтобы потребовалось их восстанавливать. Но мне казалось, что Миль не будет рад новостям.
Тут ему что-то пришло в голову, и он замолчал. Я пришел на помощь:
— Я не расстраиваюсь, когда вы на меня кричите. Вы на всех кричите.
— Я спокоен и хладнокровен как истинный мирринийке! — один из приборов застрекотал и выплюнул длинную бумажную ленту. Миль подхватил ее и пробежался глазами, мрачнея все больше, повернул несколько переключателей, и сухо бросил через плечо:
— Вы портите мою работу, Рейни. Я сказал вам восстанавливаться и отдыхать, а вы отвлекаетесь на пустую болтовню и пялитесь на мотыльков на потолке, как делают все светлые. Бесполезные.
По потолку ползают мотыльки? Я не мог их разглядеть, как ни старался.
Шаги замерли у двери; нерешительно потоптались на пороге, тихо проследовали обратно. Темный маг склонился надо мной и прошептал, словно боясь, что нас подслушают:
— Вы могли бы выйти к людям и попросить. Вся страна поднимется ради вас. Против Шеннейра.
Я мог бы. Я медленно моргнул и закрыл глаза.
— ...Вот потому светлые и проигрывают.
Я мог быть прав — я могу защищаться. Но в истории останется суть. Светлый магистр натравил обычных людей на темного магистра. И все начнется заново.
— Так что вы хотите в итоге, Рейни? — Миля злило мое молчание. Он боялся моих слов и жаждал получить ответ. — Отомстить — и?
Смешно. Та химическая смесь, что сейчас текла у меня по венам, давала ему надежду. Я с трудом разлепил сухие губы:
— Только мир...
— Да вы бредите, — презрительно сказал он и оставил меня в покое.
Когда я в следующий раз очнулся, капельниц уже не было, зато у кровати сидел Матиас. Разбудил меня грозный шепот Миля, требующий от заарна вести себя тихо и меня не будить, но дальше они вправду не шумели. Времени прошло немного, и я по-прежнему чувствовал себя отвратительно.
Я был очень слаб, но не болен; но я не мог мыслить ясно. Строить схемы, чертить линии. Мысли были тяжелыми и вялыми. Смерти подобно для человека, полагающегося на способность быстро соображать. Ко мне никого не пускали: я попросил об этом. Видеть меня беспомощным окружающим не нужно, и знать лишнее тоже. Если пойдет речь о влиянии на разум... подозрении, что я под чужим контролем... моим словам перестанут верить. Я даже не могу попросить о помощи.
Как будто я мог бы. За меня волновались, я чувствовал это, но толку от их волнения было чуть.
Шорох привычных мелодий нарушило новое дисгармоничное звучание. Я коснулся Матиаса, сразу поднявшего голову и уставившегося на меня с настороженной готовностью, и приказал:
— Принеси мне чай с медом, чабрецом и мятой.
Он поспешно подскочил. Меня не интересовало, где он это найдет и как: главное, чтобы пробегал как можно дольше.
Дверь распахнулась, ударившись о стену. До меня донеслись раздраженные голоса; Миль мог протестовать, но ничего это не меняло. Шеннейр вошел пружинящей походкой, бодро, со своей уверенной улыбкой и постоянной готовностью к схватке. Я даже не пошевелился, чтобы его встретить.
— Я плохо себя чувствую, — я все же сделал попытку. Воззвать к человечности. — Может быть, вы придете позже?
— Нет.
Конечно. Кто же даст противнику преимущество.
Я видел его ожидания так же ясно, словно находился в его голове. Сейчас я должен обрушиться с обвинениями, выразить недовольство; но за моими словами нет реальной силы, а темный магистр не потерпит такое обращение. Меня поставят на место, и разговор пойдет с новой расстановкой сил.
Обвинить было бы по-человечески — обвинить было бы справедливо. Но в этом нет смысла. И нет смысла в том, чтобы притворяться, что я ничего не понял — в это не поверят. Но если я откажусь от реакции, это собьет Шеннейра с толку.
Ударить первым — раскрыть себя. Я слышал его дыхание, шелест его одежды, когда он поворачивался, растущее напряжение. Шеннейру было невыносимо ждать, оставаться на месте.
— Что это? — вдруг резко спросил он. Если бы речь не шла о темном магистре, я бы сказал — резко и немного растерянно.
Я опустил взгляд на свои руки. Выглядели они неприятно: тусклая кожа, синие пятна на сгибе локтя, пластыри, шрамы старые, новые, которые не заживали. Последняя надпись осталась незаконченной.
"Ш-Е-Н-Н-..." Незаконченность тревожила, но в ней я видел победу над собой.
Шеннейр взял мое запястье двумя пальцами и поднял руку, разглядывая пристально. На его лице ясно отпечаталось удивление. Забавно, насколько искренние — чистые — эмоции способен испытывать темный магистр.
Пожалуй, на его месте я бы смутился. Но не должно быть ничего, что смутит темного магистра. Он владыка над темной гильдией, кипящим омутом кровавых, грязных, порочных и больных вещей.
Я не придумал это сам. Темные трактаты говорят так.
Я смотрел на шрамы. В моей голове волны бились о кости скал и гудел ветер. Надо было ответить, но подходящая ложь не шла на ум.
— Это якорь.
— Ясно.
Он прошелся по комнате; достал рыбку-амулет, посмотрел, спрятал. Последний крест на чешуе если и побледнел, то едва-едва, и Шеннейру не пришлось это по душе. Я чувствовал копящееся раздражение в его жестах, в том, как он морщится от надвигающейся головной боли.
— Это успокаивает.
— Понятно.
— Мы кровные враги. Мне нужна была причина, чтобы выжить, — я понял, что оправдываюсь. Я не хотел быть ненормальным. Все мои поступки разумны и обусловлены пользой. — Что-то, что будет звучать в темноте и пустоте. Вы пробыли в камере семь лет и должны понимать необходимость.
Он прервал бессмысленное кружение по комнате, словно ему в голову пришла неожиданная идея, и она ему не понравилась. Мучительная, едва забрезжившая разгадка.
— Это привычка, — по инерции добавил я.
Нет слишком большой цены, нет слишком большой боли, чтобы заставить мысли в моей голове заткнуться. Я не могу поступать иначе. Я бы поступал иначе, если бы только мог.
Шеннейр вынырнул из глубин собственных мыслей и требовательно, будто это задевало лично его, спросил:
— Да что с вами не так?
Я даже не знал, что на это ответить.
— Я светлый маг, гильдию которого вы уничтожили, — от долгого повторения слова затерлись. Превратились в ритуальную формулу. — Это меня расстроило.
Мне всегда казалось, что Шеннейра слова не трогают. Кажется, они доводили его немного больше каждый раз, когда он их слышал.
— Двенадцать лет! Двенадцать лет ее нет! Сколько можно сожалеть?
А что изменилось за двенадцать лет? Те, кто умер, ожили?
Я неохотно поднялся с кровати и отошел к окну — так я чувствовал себя увереннее. Мне хотелось выставить Шеннейра отсюда, и если я продолжу в том же духе, он уйдет сам. Я не видел смысла в нашей встрече — мотивы и действия Шеннейра ясны, а свои действия и мотивы я разглашать не собирался.
— Это было значимо для меня.
— И что?
— А теперь ничего не осталось.
Шеннейр закрыл лицо ладонью:
— Вы-то живы. На что вы жалуетесь, Кэрэа Рейни, что вам все время нужно?!
Я изумился. Речь не шла о том, что мне нужно.
— Все в порядке. Я найду светлого магистра...
— Вы — светлый магистр.
-...настоящего светлого магистра и закончу это.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
