Командир Красной Армии. (Черновик).

— Ур-р-а-а-а! — крикнули они в ответ. Многие довольно улыбались. Не только сбили, но и благодарность от начальства получили.

— Младший лейтенант Сазонов, шаг вперёд, — скомандовал я, немного бледный взводный сделал шаг. — За отличную стрельбу неподготовленными расчетами выношу вам личную благодарность!

— Служу трудовому народу! — рявкнул тот.

— Сегодня же я сообщу о сбитом командованию дивизиона. Старшина Непейборода!

— Я! — сделал шаг вперед старшина.

— Перед тем как отправитесь на склады, подойдите ко мне, получите рапорт, завезете его в штаб дивизиона. Также подберите раненых стрелков у обочины дороги, их там около десятка.

— Есть!

Везти рапорт никуда не понадобилось. Когда я заполнил журнал боевых действий батареи, буквально через пять минут, старшина как раз готовился отъезжать, показался незнакомый штабной автобус, который свернул к лесу. Его сопровождала полуторка с зенитным пулеметом в кузове. Разобрать что это за модификация я сразу не смог. Потом уже просто не успел.

Я сразу понял, кто это. Поэтому незамедлительно отдал приказ старшине выезжать к складам.

Пропустив встречную колонну из трех машин, старшина успел выехать, автобус, остановившись на опушке, последний раз взвыл на высоких оборотах, потом заглох. Из открывшейся двери вышли не только командир дивизиона, начштаба и комиссар, но и еще какой-то подполковник-артиллерист с орденом Красной Звезды на груди.

— Докладывайте, товарищ лейтенант, как вы немецкий 'Юнкерс' сбили, — велел Матвеев.

Я быстро доложил всю историю, как и то, что сбит самолет был чисто случайно. Все наводчики целились по головному, второй просто нарвался на встречную случайную очередь. Также я предъявил боевой журнал батареи.

— Вот документы сбитых немцев и шильдик с двигателя. Личного оружия нет. К сожалению, туда стрелки успели первыми. Остальное сгорело, да и мало там что сталось после того как он в землю врезался.

Изучавший боевой журнал подполковник оторвался от чтения и бросил хмурый взгляд на Матвеева, я это заметил, когда мы с капитаном отошли в сторону.

— Фролов, имей совесть, ты со склада уже вывез пятнадцать боекомплектов для своей батареи. Куда тебе столько?

— По немцам стрелять, товарищ капитан, — честно ответил я.

— Кстати, у тебя в штабелях максимум десять боекомплектов, где остальные?

— Я чуть в стороне организовал небольшой склад, а то мало ли. Попадет бомба или снаряд, останусь без всего. Еще два батарея расстреляла по немецким самолетам при отражении налета на сто пятый стрелковый полк.

— Ты это кому другому скажи. Максиму что они успели это выпустить две или три обоймы.

— У меня все в документах отмечено и списано, — тут же открестился я. Хотя Матвеев был прав, батарея даже сотни снарядов не выпустила. Но надо же мне было как-то лишние боеприпасы получить, вот и приходилось идти на фальсификацию расходных документов. Более того мы ее триста литров горючего израсходовали. Можно было бы больше списать, но уже заметно.

— Ладно, а плащ-палатки, что выбил старшина, мне завсклад звонил, они-то тебе зачем? А ручные гранаты?

— Так нет их! — возмутился я.

— Конечно нет, все еще месяц назад на окружные склады вывезли, корпусные практически пустые стоят, но зачем наганом у носа завсклада махать? У него, между прочим, сердце больное.

— Знать ничего не знаю, должен выдать — пусть изыскивает резервы, — набычился я.

— Тьфу! — только и сплюнул Матвеев. — Теперь понятно, почему у тебя такой порядок, дотошный ты.

Кроме этого он сообщил, что они инспекцией побывали на других батареях. Так вот, некоторые уже были потрепаны. Где осталось два орудия, где три. Третья и пятая имели полный штат. Меня даже похвалили, что бойцы имеют бравый вид и одеты строго по форме. То есть имеют при себе винтовки, каски, подсумки, малые пехотные лопаты в чехлах и другое снаряжение строго по уставу. На других батареях некоторые бойцы ходили в одном только белье.

Я не стал говорить, что другие подразделения располагаются на солнцепеке и чтобы не подхватить тепловой удар, бойцы раздеваются. У нас в лесу же было прохладно.

Поблагодарив личный состав батареи и не забыв про меня, командование уехало. Взяв в руки боевой журнал, я там, где было написано о сбитом, нашел подтверждающую пометку командующего артиллерией города Ровно подполковника Романова с размашистой подписью.

Как только командование уехало, я отправил второй взвод на учебу, а первый, взяв лопаты и маскировочные сети, пошел копать капониры. Будем надеяться, к вечеру справятся. Землю я рассчитывал вывозить с помощью освободившихся полуторок, на них же привозить дерн. Лишние бойцы, получившие добродушное прозвище нахлебники от других бойцов, последовали следом, помогать. Хотя пятеро продолжали нести службу, охраняя лагерь.

Поставив на палках две маскировочных сети, бойцы стали копать два капонира.

За этот день ничего особенного не произошло, кроме того, что трижды на восьми километрах в сторону Киева проходили бомбардировщики, пару раз пролетали охотники над дорогой, но тут мы не успели изготовиться к бою, и вернулся старшина с предельно загруженными машинами. Разгрузив их, я отправил машины на вывоз земли. Её уже скопилось много. В общем, вот так, в работе и прошел день двадцать третьего июня. Мимо нас проходили войсковые колонны, некоторые заметно потрепанные авиацией, некоторые свежие, с эшелонов. Были и танки, и артиллерия, и конница. И все больше и больше становилось беженцев. Один раз я даже выделил машину — для семей комсостава с разбитого вчера эшелона, она все равно шла за питьевой водой.

Кстати, источников питьевой воды рядом не было, что плохо, ближайший пруд в четырех километрах, вот и приходилось возить ее в канистрах из города, благо старшина смог достать еще четыре в дополнение к шести полученным сразу. Спас нас от водяной голодовки — даже не помоешься — старший сержант Андреев. Он с бойцами своего взвода вовремя отдыха вырыл колодец шестиметровой глубины, так что вода перестала быть проблемой.

А старшина ночью снова ездил к складу, отвозя еще боекомплекты и топлива к тайному складу.

Про следующие три дня тоже ничего особенного рассказать нельзя. Мы стали активно стрелять по низколетящим самолетам. Видимо, фронт сдвинулся в нашем направлении. Было видно, как повышается уровень стрельбы у расчетов — как я уже говорил, не все были новичками.

Хотя пару моментов все же можно упомянуть. Как-то по дороге проходила танковая колонна, мы ее удачно прикрыли, подбили штурмующий их 'мессер' — когда он уходил к своим, то заметно дымил. Так вот, когда проходила колонна танков, один из них сломался, так следующий за ним КВ-2 просто столкнул его с дороги, и колонна продолжила следовать дальше. Меня заинтересовало то, что экипаж уехал с колонной, бросив БТ-5 на обочине с открытыми люками. Видимо, это проделывалось не в первый раз, больно уж все было сделано ловко.

Сходив со старшиной к танку, мы убедились, что боекомплект полный, замки и прицел на месте. Вот я и подумал: раз его бросили, почему бы не приспособить под свои нужды? Тут еще старшина сообщил, что на дороге к Ровно стоят еще два таких брошенных танка. Дальше я развил бурную деятельность. Старшина нашел трактор, и пока расчеты копали на опушке окопы, по очереди притащил в них все три танка, сделав из них неподвижные огневые точки. Благо лишних артиллеристов у меня хватало, и теперь было кого посадить в закопанные по самые башни бронированные машины. На них возлагалась задача по прикрытию батареи, когда она будет отходить от перекрестка. Планы пощипать немецкую колонну я не забросил, более того, расширил. Теперь еще от леса батарею будут прикрывать 'максимы'.

Второй случай произошел двадцать пятого. По дороге шла привычная толпа беженцев, мы уже на них внимания не обращали, когда появились два 'мессера' расстреливая гражданских. Я конечно читал что творили немейские 'асы' в первые дни войны, но читать это одно, а видеть как в кровавых брызгах исчезает бегущая девочка... это страшно.

Расчёты тогда работали яростно и смогли-таки приземлить одного фрица, снеся ему правую плоскость. Старшина с двумя бойцами на полуторке сразу же рванул к тому месту, где опускался белый парашют. Более того, это фашист еще и отстреливался серьезно ранив в руку одного бойца, но его все же спеленали. Мы в это время отбили атаку второго 'мессера', отогнав его. Правда были повреждения, он серьезно зацепил машину Андреева, разнеся два ската и тяжело ранив подносчика. Обоих раненых после перевязки сразу же отвезли в госпиталь Ровно.

Когда старшина привез пилота, настоящую белокурую бестию, был он слегка бит да и только, я уже успокоился. Поэтому приняв документы и личное оружие, велел снова грузить фрица в полуторку.

Старшина, которые поехал со мной понял зачем, только когда мы подъехали к толпе беженцев, откуда раздавался утробный вой и плач. Медведева что поехала с нами сразу же бросилась к раненым.

Выстрелив из пистолета в воздух, чтобы привлечь к себе внимание, я ухватил немца под мышку и показал его толпе.

— Товарищи — эта мразь, только что стреляла в вас. Нам он не нужен, — после чего столкнул летчика на землю.

Кажется, я про подобное читал в какой-то книге, мне тогда понравилось как главный герой поступил с немцем, вот и решил сделать похоже. Так что я с удовольствием наблюдал, как сперва толпа отхлынула от упавшего на утрамбованную политую кровью землю немца, потом захлестнула его.

Когда мы ехали обратно, старшину трясло от увиденного. Да что его, все кто присутствовал при мести беженцев, получил серьезный удар по психике. Водитель и один из бойцов проблевались, и только я один улыбался, когда ехал обратно.

Именно после этого случая я велел построить батарею, которая как раз закончила с чисткой, а второй взвод приступил к ремонту третьего орудия. Вот тогда я и выдал, и про Брестскую крепость, которая все еще держится в глубоком тылу немецких войск, и про то как немцы наших раненых и работников госпиталя толкали на пулеметы Цитадели укрываясь за их спинами, и как защитники плакали и стреляли. Про то, что за людей они нас не считают, что мы для них скот. Про то убить их надо до того как они поднимут руки. В общем, толкнул политинформацию, почти полтора часа говорил и говорил, глядя как плохело от таких новостей бойцам, как в их глазах загоралась лютая ненависть.

Они мне верили, так как видели, как я часто разговариваю с командирами и политработниками проходивших мимо частей. Правда, не знали, что тем я рассказывал то же самое.

Ах да, я еще учился, и учился серьезно, без шуток. Сазанов узнав, что я с военной кафедры взялся за меня серьезно. Тут я еще командиров орудий подтянул, так что целый класс появился. На все времени конечно не хватало, но мы изворачивались и выкраивали время.

— Товарищ лейтенант. Проснитесь, — будил меня кто-то.

— Что! — пробормотал я, отчаянно зевая и потирая лицо.

— Наблюдатель доложил, что видит пыль с запада. Похоже, немцы идут.

— Батарея к бою! — тут же рявкнул я, вскакивая и упираясь каской о верх маскировочной сети. Бойцы полусонно засуетились, занимая свои места.

Вчера по дороге сперва уменьшился, потом совсем стих поток беженцев. Еще проскакивали одиночные машины или небольшие войсковые колонны отступающих, но к вечеру не стало и их. Хотя часовые сообщили, что ночью прошла крупная танковая часть. Около двадцати машин, плюс десяток грузовиков. Видимо отсыпающие части, немцы ночью спят.

Да и мы слышали, что на второй день едва слышная канонада заметно приблизилась. Мало того, вчера мы по самолетам вообще не стреляли, укрывшись в лесу и замаскировавшись деревьями. Немецкие летчики уже привыкли, что у этого леса постоянно по ним лупят, причем не с одного места, а каждый раз с разного. Поэтому вечером пролетающая мимо девятка бомбардировщиков, которая привычно облетела стороной наш лесок, даже снизилась от удивления, а через час над лесом минут двадцать крутился разведчик. Не знаю, поверили ли немцы моей хитрости, что мы ушли или нет, но ночью мы перегнали зенитки в капониры под маскировочные сети, а в танках сидели экипажи. В общем, все ждали немцев.

Я находился в капонире второго орудия под командованием сержанта Дмитриева, для меня даже отдельный окоп вырыли с ходом сообщения в капонир. Именно тут я и стоял, наблюдая за дорогой держа в руках ракетницу.

Время было часов десять. До сигнала от наблюдателя все отдыхали, кто спал, кто бодрствовала в нервном ожидании боя, теперь же бойцы готовились к бою. Посыльный уже предупредил расчеты других орудий, и сейчас встав на камень рядом с орудием сержанта Ольнева, стал махать белой тряпкой, предупреждая наблюдателей у леса. Те должны разбудить расчеты танков и расчет Индуашвили. Время хоть и было десять дня, но я дал людям отдохнуть перед боем.

Что меня немного волновало. Не было никаких известий от капитана Матвеева, хотя он мог бы прислать приказ на отход или хотя бы держаться до последнего. Но посыльных от командования не было.

Буквально через пятнадцать минут после того как меня разбудили, показался передовой дозор немцев. Состоял он из восьми мотоциклов с люльками, причем на всех были пулеметы, и двух бронетранспортёров с солдатами.

Все командиры знали, что дозор мы пропускаем, ожидая подхода основных сил, поэтому мы только и проводили сильно запыленных немцев печальными взглядами.

— Эх, сейчас бы вдарить! — проговорил наводчик горизонтальный плоскости. Орудие стояло от меня в пяти метрах, так что я все слышал.

— Их тут мало Савелий. Вот основные силы подойдут, тогда и вдарим, — ответил другой боец, в это время из канистры поливающий воду на землю у ствола, чтобы при выстреле не было пыли. Сам ствол орудия был от земли всего в двадцати сантиметров, так мы закопали машину.

— Едут, — воскликнул один из заряжающих.

Он отодвинул край маскировочной сети, чтобы было лучше видно. Отчего мне на него пришлось рявкнуть.

Проводив его сердитым взглядом, я в бинокль стал рассматривать колонну.

— Передовая группа из шести танков, четыре тэ-два, и два тэ-три. Дальше три бронетранспортера, потом грузовики... Дальше пыль, ничего не видно, но кажется тоже грузовики, — извещал я командира орудия. — Первые два танка самые опасные, броня мощная. Поэтому твой расчет, сержант, открывает огонь именно по ним. Сперва по первому, потом второй обоймой по второму, дальше беглый огонь осколочными по грузовикам. Нам пехоты надо вывести из строя.

— Ясно, — кивнул Дмитриев.

Опыт стрельбы по наземным целям у расчетов был. А сделали мы просто, старшина достал стометровый канат прицепили его к обломкам первого сбитого нами самолёта, благо хвост и фюзеляж там уцелели, и таскали его по полю, а орудия стреляли. Изнахратили его в труху, но по движущимся мишеням стали попадать.

Убрав бинокль в чехол, колонна уже была видна невооруженным взглядом, я взял стоявшую рядом винтовку старшины, заряженную зажигательными патронами и, уперев приклад в плечо, положив ствол на бруствер, скомандовал: