|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Утреннее солнышко ласковое, но "мультикам" прожаривает исправно. Скинул я куртку, остался в одной майке. Поня вернулся минут через пять. С тем самым "юриспрудэнтом", которого мне на сегодня подсуетил Решайло. Я его сразу узнал, хоть был он ещё на порядок моложе, и не такой занятой. (Ну, это я уже придираюсь).
— Игорь Петрович, — представился он, одёргивая статусный бордовый пиджак. — Насколько я понял со слов моего клиента, вы как даритель, не возражаете, если я буду его консультировать при заключении сделки. Вам у кого назначено?
Другие слова в моей памяти не отложились. "Юриспрудэнт" говорил, будто ставил маскировочную завесу. Но что не отнять, в молодости Игорь Петрович был тем ещё пробивным! Услышав, что ещё не назначено (понедельник, восемь утра), взял управление на себя. Достал из кармана мобильный телефон "Моторола" и сразу стало понятно, что всё у него в нашем городе схвачено: оценщик, эксперт, и личный водитель на "Жигулях". Судя по адресной книге, которую он долго листал, это ещё не всё. Даже нотариус, который обычно на всех кладёт, согласился придти в контору за сорок минут до начала рабочего дня.
В общем, через пару часов мы с Аркадием уже подписали его приговор. С этой минуты ему запрещалось трясти с меня бабки, а мне под любым предлогом брать у него взаймы. Это условие было внесено в договор по настоянию адвоката, что свидетельствовало об изощрённом его уме. Оба они не умели заглядывать в будущее, и были по-своему счастливы. Не служившие люди до старости лет дети. Они верят в добрых волшебников, АО "МММ", невидимую руку рынка и прочие сказки.
Поня, тот хоть сказал, примеряя обнову:
— Скажите, пожалуйста, зачем вам оно надо? Я ночью не буду спать, пока не пойму.
Он "из своих" рассчитывался в кассе. Выходил из приёмной на улицу за кофе и пирожками для всех. Я был ему за это немножечко благодарен. Верней, не ему, а олуху, каким он в то время был.
Эх, думаю, казнить, так казнить:
— Запомни, пацан: к середине августа доллар подорожает в три с лишним раза, а рубль останется при своих. Забудешь, останешься без штанов. У многих из тех, кто имеет валютный долг, всё прахом пойдёт. Насчёт остального считай, что это судьба. — И сунул в его ладонь ещё одну золотую цепь. — А это тебе на мороженое...
С учётом дыры в семейном бюджете, я мог её сдать в ломбард. но внутренний голос сказал, что так надо. Я же усилителю обещал.
Опять же, Никита Хамкадзе, рассказывая, как Аркашка разбогател, конкретно упомянул: чуть ли ни полкилограмма.
Внутренний голос прав. В прошлом и так достаточно бардака. Зачем его усугублять? Да и что я теряю? Если фортуна обернётся срамным местом, можно заново переиграть эпизод.
Что касается "неучтёнки", ею я не стал рисковать. Заначил себе на развод. Вдруг пригодится?
В общем, ушёл. Оставил мальчишку стоять с вытаращенными глазами.
* * *
Дом встретил меня ночной тишиной. Боясь пролететь, я вернул себя в то время, из которого уходил. Огляделся, посмотрел на часы, сверился с домашними ходиками, и офигел: сам люблю чистоту, но такую как здесь и сейчас, видел только в операционной. Снял свои "говнодавы", на чистую газетку поставил и дальше в одних носках.
Окна на кухне сама прозрачность, в раковину хоть смотрись. Бельё, что я начал стирать, доведено до ума: отбелено, высушено, сложено в стопку на гладильной доске.
Искал ли здесь что-нибудь крёстный — этого не скажу. Скорее всего, нет. Под сахарницей на столе десять баксов и записка рукой тёти Раи: "Ключи у порога под ковриком". Не стала б она на глазах у мужа деньги для меня оставлять.
В общем, такая метаморфоза. Присел я к столу и принялся репу чесать. Какая-то хрень получается! Андрюха меня доставил домой в начале десятого. Как минимум час я муздыкался с постирушками, уходил в прошлое, возвращался. А сейчас двадцать два сорок. Тётя Рая ушла, в квартире порядок. Так во сколько она приходила, в том же времени или другом? Если брать во внимание, что сейчас какое-то третье, как она без накладок успела навести марафет и (бьюсь об заклад!) что-нибудь приготовить?
На этом кранты. Что думал, что чай пил. Проблемы на дальнем плане. Будто в углу не холодильник, а дедушка Якубович со своим чёрным ящиком. Да что ж это за наказание!
Кляня себя за проглотство, я прошагал мимо. Убрал в нишу за шкафом свой экземпляр договора дарения, включил телефон. Что б, думаю, ещё сделать, как насолить тому солитёру, что час-через час просит пожрать? А ведь, у нотариуса молчал!
Стоп, думаю, действительно странно! Около полусуток я был в сумасшедшем прошлом, где нет ни страны, ни власти, ни денег, где каждый сам по себе. И всё это время мне не хотелось жрать так, как сейчас. Даже сухарики Анны Сергеевны проскочили без аппетита. И ведь не сказать, что перед дефолтом мы с мамкой жили безбедно. Сколько я на станции техобслуживания подсобником заколачивал? И на еду не хватало. Что мастер-ремонтник пожалует от щедрот, на том и спасибо. А мамка тогда работала дворником и приходящей уборщицей. Ложилась за полночь, а поднималась в пять. Шабашки её находили сами, вслед за модой на чистоту. Наш город в то время заполонили чухонцы: группами, порознь, каждый день приезжали. Под их капризы с хотелками торговые люди подстраивались. Сами учили финский язык, и весь персонал заставляли. А чухонцы такие сволочи, что если в твоём заведении неопрятно, и кафель в грязных разводах, они даже пьяные мимо пройдут. Ну, гейропейцы, что ты им скажешь. Вот и задумался бизнес, понял, что по старинке никак.
Уборщицу в штате нанимать? А где ты найдёшь того человека, что будет тебе за копейки сутками тряпкой махать и ничего не сопрёт?
Так и пришла мода на приходящую чистоту: "не часто, но чтобы не абы как". Не помню уже, кто из знакомых мамку порекомендовал. Раз пригласили, два пригласили — и сразу же, как прорвало. Хоть телефон отключай. Будто нет в городе никого, кроме неё. Если б не эти шабашки, даже не знаю, как бы мы дальше выкручивались...
Сижу, в общем, в прихожей. Размышляю о прошлом. Забылся уже посыл, что подвигнул меня на воспоминания. Но злорадство в душе не прошло. Помню про червячка. Он хоть просраться даёт, но коленки мои друг о дружку уже не стучат. Не то, что на кухне.
Тут меня вообще осенило. О ключах вспомнил. Что ж, думаю, будут они валяться под ковриком на радость врагам? Выглянул на крыльцо, а во дворе снег. Крупные хлопья, праздничные. Будто на Новый Год. И пошёл я, пока сугробы не намело, на кухонное окно посмотреть. Есть ли вмятина, и вообще... не изменилось ли что?
Ага, развесил губу! Как было оно со вчерашнего вечера, так и есть. Даже губка, которой коллектор набивал надпись на дверь, в урне лежит. Не принял Аркадий меры. Проигнорировал прошлое, скреплённое печатью нотариуса. Ну что ж, сегодня в одиннадцать выслушаем его адвоката. Чуть что, усилитель на пальце.
Сунул в карман ключи. Слышу, шелестит сдача, что вручила Анна Сергеевна. Глянул, а на купюрах нулей понатыкано! Вместо червонца десять тысяч рублей. Пятисотка вообще тянет на полляма.
Ну, ты, думаю, лох! Совсем забыл, что деньги перед дефолтом были другими. Надо было зелёными брать! А если б ещё золотую цепуру оттарабанил в ломбард?!
И так это дело меня расстроило, что сдался врагу. Хрен с тобой, думаю, червячок, наведаемся в морозилку, узнаем, что там таится в чёрном ящике дедушки Якубовича...
* * *
Пока варились пельмени, я вспоминал Верку. Не обнажённую задницу, а гибкое тело и быстрые кулачки, взбивающие подушку. Сколько же сейчас этой школьнице? Стал загибать пальцы. Потом взялся за авторучку. Так и так выходило что больше тридцатника. Наверно давно уже замужем. С парнишкой своим наштамповали детишек. И я со своею любовью!
Твою ж мать! Так пакостно на душе стало! Бросил шумовку на
стол, и ну себя материть: что, интернационалист хренов, погнался за длинным рублём, а счастье-то ушло в молоко? На жопу теперь повесь медали и ордена, встань перед зеркалом и гордись, какой ты крутой!
И покатилось всё по наклонной. Пальцы обжёг, когда крышку с кастрюли снимал, пельмени слепились комком, в доме ни крошки хлеба. Ну, тётя Рая! Весь холодильник забила жратвой. Свободного места нет, а о самом главном забыла. Знает же, что без хлеба я даже чай не пью. А где его взять? Соседи давно спят. В ночной магазин по такому снегу идти как-то не климатит. Клонировать? Как ты его клонируешь, если это живая субстанция? Технологию надо знать.
А солитёр паникует! Вот-вот и начну грызть угол стола. Как же его урезонить, падлу такую?
Тут, как нельзя вовремя, вспомнилась мне таблетка. Ну, та, что на завтрак, обед и ужин едят мастера Содружества. На какой-то из двух планет, Он меня ей угостил. Цвет у неё такой специфический: увидишь — расхочется жрать. Моему червячку в самый раз. Только куда я её заначил, это вопрос. Похлопал себя по карманам — опять эта сдача шуршит.
Вот, думаю, есть вариант убить сразу несколько зайцев! Сунул в кроссовки копыта — и в девяностые.
* * *
Знакомый подъезд пах краской и свежей выпечкой. Жрать уже не хотелось. Вот такой парадокс, не поддающийся логике, — думал я, сбегая по лестнице, — здесь не хочу, на планете Двух Солнц не хочу. Там где гномы охотились на кабана... терпимо ещё. А дома — хоть ложись, помирай!
Тем временем, внизу распахнулась дверь. Глуша голоса и шаги, заскрипела натянутою пружиной. Протяжный такой, вибрирующий звук. Один человек давно бы прошёл. Наверно Аркашка с великом. Этого ещё не хватало! Подумает невесть что...
Ступая на цыпочках, я соскользнул на пролёт ниже, повернулся лицом к галерее почтовых ящиков, делая вид, что не могу отыскать ключик. Кое-где, под номерами квартир были прописаны фамилии— инициалы жильцов. Хозяева "сервиса" где я ночевал, посчитали это излишеством.
И вот, громыхнуло. Захлопнулась дверь. Высвободились звуки, что прятались за скрипом пружины. Явственней проступили шаги. Нет, думаю это не Поня. Точно не он, велосипед не бренчит. Уже и дыхание слышно, и голоса.
— Чёрт бы подрал эти хрущобы! — сказал кто-то в сердцах. — В каждом подъезде кажется, что я тут недавно был.
— Да уж! — отозвался его напарник .
Честно сказать, я настроился наткнуться на пару задроченных коммунальщиков. А увидел не тот типаж. Спортивные костюмчики "Адидас", лёгкие куртки под кожу, кроссовки "Ред булл". У меня и в груди защемило. Сам в то время так одевался, чтобы походить на братков. Тоже мечтал о натуральной коже. А золотая цепура... это уже из заоблачных цен, далеко-далеко за гранью.
Отпрянув спиной к перилам, я вежливо пропустил мимо себя бойцов криминального мира. Они это оценили:
— Не ссы, служивый, не тронем.
Ну, ты, думаю, юморист! И показалось мне, что где-то уже я с этими хлопцами сталкивался. Названия улиц я плохо запоминаю, а с мордами на ать-два: увидел — сфотографировал.
Вышел на улицу, у подъезда "Бэха" стоит. Та самая, что ко мне приезжала, а я её было, хотел перекрасить в цвета машины ГАИ. Та же, только новёхонькая совсем. Пазл и сложился. Вот, стало быть, чем художники-передвижники занимались, перед тем как податься в коллекторы!
Гастроном находился в этом же самом доме. Только со стороны улицы. Завернул я за угол, где Поня на велике утром меня окликал. Глянул на циферблат уличных часов — могу не успеть, обеденный перерыв. Проскочил-таки. Занял очередь. Стою, соображаю: куда ж это хлопцы лихие пожаловали с визитом? И всё больше склоняюсь к мысли, что в гостиничный сервис. К начальству, если принять за таковое Аркашкиного отца, не ходят, как водопроводчик по вызову, а мчатся стремглав, боясь опоздать.
И как-то мне сразу стоять расхотелось. Кто ж, думаю, бабушку защитит, если не я? Сейчас ведь, у центровой проститутки больше прав и влияния, чем у ментов. Но хлеба купил. Дома надо и делу не помешает. Пусть тот, кто остался в машине, считает меня одним из жильцов.
Как в воду смотрел! Поднялся к почтовым ящикам — тишина. И выше никого нет. Дверь сервиса хоть и закрыта, но не на ключ. С кухни доносятся голоса — спокойные, без надрыва. Так до клиента лучше доходит. Это они на стрелках друг на друга орут, чтоб напугать.
— Ты, — говорят, — бабуля, снимай пока серьги и думай, чем будешь в следующем месяце с нами рассчитываться. Паяльник в задний проход мы тебе не будем вставлять, но внучке твоей кое-что почудесней присунем.
До этих слов я как-то ещё терпел. Да и не до того было. Стоял, уговаривал усилитель, чтоб в случае чего не мешал. А тут и забыл, что он есть. Вывалился из засады, и как учили: одного в ямку под горлом — другого по-деревенски под дых. Пока оба воздух ловили, спеленал их бандеровским способом: руки за спину, удавка на шею и каждому в пасть вставил по бабушкиным трусам.
Только управился — женщины стали ловить послестрессовый отходняк. Заверещали вслух. Я им:
— Ну-ка молчать! А то быстро глотки заткну! Трусов хватит на всех. Разговариваем только по делу, в порядке живой очереди. Если у кого накипело, подаём соответствующий знак, кивком головы.
Короче, добился я уважительной тишины. Сбегал в прихожую, провернул в скважине ключ, спрятал его в карман. Возвращаюсь на кухню, один из братков подбородком вперёд подаёт. Просит слова. Кивать-то ему несподручно — удавка затягивается.
Вынул затычку, а он:
— Я тебя, пидор, завтра найду и живьём закопаю!
Вставил назад.
— Смотри, — говорю, — сволочь, не прокуси! А то попадёшь на счётчик. Такие трусы сейчас на рынке не продают.
Анна Петровна в голос: "Только не убивай!" А Верка припала к стенке белая, как извёстка. Красивая падла! Жалко, что не моя. В общем, беда с этими бабами, какая-то нервозная атмосфера. И ведь, не выгонишь никого в коридор. Что-то да учудят. Откроют окно и в крик. Посадил их за стол. На внучку стараюсь взгляда не подымать — хрен потом оторву. Повернулся к браткам:
— Ну что дорогие детишечки, будем раскалываться? По глазам вижу, что будем. Первый вопрос тому, кто собрался закапывать: на какое конкретно место вы прилепили прослушку?
У того и глаза на лоб.
— Какую прослушку? Мы пришли за деньгами. Возьмём своё и уйдём. Ты хоть зна...
Забил я на место кляп, потрепал его по щеке. Засмеяться хотел, но не стал. Побоялся что переиграю.
— О деньгах, — говорю, — супруге своей расскажи. Слышал я начало комедии, которую вы с подельником бездарно разыгрывали. Ты, значит, пришёл на явочную квартиру, где принимают финскую агентуру и хочешь меня убедить, что ошибся и попал не туда?!
Он носом своим "хлюп", я:
— Анна Петровна!
— Ась? — Это она второпях язык прикусила, потому и сказала по-старорежимному.
— А ну, вскипяти-ка мне шприц! Сейчас я этим козлам вколю по дозе скополамина. Они мне, как гимн споют, на какую разведку работают и дружно сдадут того, кто их сюда послал. Обоих потом в архив.
Бабушка въехать-то въехала, что я на её стороне. А вот насчёт шприца не знает, как быть. Наверное, нет в хозяйстве, а если и есть, то одноразовый. Их, как все знают, не кипятят. Надо помочь.
— Ты, — говорю, — не переживай. Михаил Ефимович должен одобрить. Считай, что это не люди, а списанный материал.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
