Без названия

Сон кончился. Это было событие. Вы сами почувствовали его — неизвестность тревоги, опустошение и восторг. Словно каждого коснулась волна. Это было не неожиданно, нет. Это было по-настоящему. И настоящее, об исчезновении которого так болело, оказалось вовсе не так приятно.

Настоящее принудительно, оно приходит без спроса, в силу прозвучавшего откровения. Это непередаваемо. Об этом нельзя прочитать. Словно соприкоснулся со всем. Словно навалилось. И плотно в груди. И эти скоротечные тексты — аналитика, манифесты — они поторопились, ведь нужно было замереть и слушать то, что совершается изнутри. Тело само подсказало. Теперь понятно, отчего кожа самый большой человеческий орган.

И вообще многое стало понятно. Кожей понятно, нутром. Понятно, что такое событие. Что такое история. Что такое тревога. Сомнение, страх. Что такое малость, песчинка. Что такое ХХ век, модерн, архаика, тёмное, нигилизм... И чем человек отличается от животного. Человек — это тот, кто чувствует события. Животных пугают разрыв и цунами, но к ветру истории они равнодушны.

Это не будущее родилось, а нас приковало к тысячелетиям, к отгремевшим когда-то войнам, крушениям и триумфам. Теперь мы понимаем, каково это было. Теперь мы как жившие. Если об этом и можно что-то сказать, то только как о чужом. Словно в незнакомую влез одежду, и долго ещё разнашивать, привыкать.

Это ново даже для тех, для кого всё началось куда раньше, в четырнадцатом. Совершенно разные ощущения: понимать в разрозненности, добровольно и понимать вместе, обязанностью. Как каплей быть и дождём. И что понимать!.. Что зло — это когда приходится жертвовать кем-то кроме себя в ущерб кого-то помимо себя. Что не воришка, а обидевшийся мессия. Что все эти «измы» — лишь рассуждения готтентотов о корове. Схватка за вымя. Не ошибись с соском, дружок.

А как потерпели все, кто прогнозировал, говорил, обещал! Их язык обернулся петлёй. И как правы были те, кто молчал или думал в сторону. В самом деле, какая же пустота созданного: без предчувствия, без всего. Как не угадали, как не подготовили ни к чему! Трухлявое время, легко продавимое. Какая-то всё мелочёвка гремела, как в старых пластмассовых пупсах. Откуда она там бралась? А теперь понятно.

А когда всё пройдёт, когда наладится — наконец-то отыщется то, что было действительно важным и что оставалось неузнанным.

И все ещё удивятся, как не заметили. И кто-то скажет: ну, я всё-таки подозревал.

Конечно, важно не задаваться. Это много раз было и будет. Просто для нас ново. Нежное было время, с личным только поступком, а сейчас все упёрлись в уключину одной небольшой лодки. И пред бездной лишь скрипучая до́сочка. Это видно по обесцениванию «а кто ты такой» и «пишешь откуда». Вопросы уже не важны, ибо объявлена чехарда. Всё сгрудилось, и каждый может оказаться любым.

Поломан даже язык: смерть, чума, голод и спецоперация. Какой здесь возможен разбор? Какие позиции? Основания накренены, мы скользим к краю. И страшно и сладостно предполагать что там, в чёрном низу.

И скоро узнается.

[Наверх]