3. Броманс

Вы никогда не замечали, что атмосферу в офисах можно сравнить с джунглями, а их работников — с обитателями этих самых джунглей?

Вот, например, взять хотя бы курьерскую конторку, в которой я работаю. У нас есть трепетные лани — это мальчики-курьеры. Они по жизни выглядят загнанными и в любой момент готовы сорваться с места. У них тонкие ноги и большие влажные глаза. Я думаю, это от голода. Ведь кто пойдет работать курьером за смешные деньги? Правильно, студенты, которые в перерывах между занятиями хотят подработать.

Еще у нас есть мартышки. Это девушки-операторы. Кто еще может целый день вертеть в руках зеркальце и громко трещать с подружками? А какие позы они принимают в креслах, когда думают, что никто не видит! Между ухом и плечом зажата телефонная трубка, ноги закинуты на 'системник' компьютера (потому что сидеть целый день в одной позе — смерти подобно), руки набирают что-то в мобильнике (потому что тратить время только на работу — слишком большая роскошь), а глаза — оценивают, чем занимаются все остальные.

И есть Бартоломей Иваныч. Царь зверей. Когда он входит, лани трепещут, а мартышки — умолкают. Видели бы вы его походку! Мой начальник никогда не ускоряет шаг, пока шествует от входной двери до своего кабинета. Это Ловец может бегать по коридорам или бороться с одержимыми девицами. Бартоломей Иваныч живет по принципу 'и пусть весь мир подождет'. Он здоровается с каждым сотрудником в отдельности и для каждого находит улыбку. А еще — никогда не опаздывает. Не помню, чтобы он хоть раз на кого-то рычал (если не брать во внимание ту историю с 'костюмчатыми', с которой и началось наше более тесное общение), но этого и не требуется. Любой приказ Барта исполняется моментально.

Ну и определенное место в этих джунглях имеется у меня. Птица-секретарь, к вашим услугам. 'Три пера' на голове вечно торчат как им угодно, глаза красные (а в последнее время от недосыпа вообще малиновые), рост соответствующий — полтора метра, крепкие ноги. Конечно, не райская птица, но уж какой уродилась.

А еще, как сказал Бартоломей Иваныч, я 'слишком много знаю'.

Впрочем, секретарь я теперь вольнонаемный. Потому что мы с Бартом перешли на стадию свободных отношений. Ну, то есть, я злилась на него за подставу с вампиром и написала заявление, а он рассердился, что припоминаю ему связь с загадочным Магистром, и это заявление подписал. Теперь документ пылился в нижнем ящике моего стола вместе с запасным блоком скрепок для степлера, засохшим печеньем, кремом для рук 'Бархатная линия' и гигиенической помадой для губ, которая лежала там так долго, что уже начала пахнуть мертвецами, но я каждый раз забывала ее выкинуть.

Заявление хранилось в этом своеобразном 'кладбище ненужных предметов', потому что у меня рука не поднималась оформить свое увольнение. Ну, то есть, когда я писала те строки, во мне полыхал праведный гнев на Барта, и подобное решение казалось единственно верным. Но потом случился профессор Баранов и его бешеная внучка, которую мы вдвоем с начальником усмиряли. И это нас сблизило. Да так, что я почти не протестовала, когда Барт снова улегся дрыхнуть на моих коленях и благополучно храпел с рассвета до трех часов пополудни, пока сердобольный Виталий Витальевич приносил мне то чаек, то бутерброд подкрепиться.

Хотя, какая здравомыслящая женщина бы на моем месте протестовала, когда такой красавец доверяет охранять свой сон? Тем более, мне уже было невпервой.

Посиделки без движения на свежем октябрьском воздухе не прошли даром, и я слегка простыла. Воспользовалась этим, чтобы пару деньков поваляться дома и подумать о жизни. На самом деле, просто не знала, что делать. Ведь фактически я уволилась! Но когда явилась в офис, Бартоломей Иваныч сделал вид, что никакого заявления в природе не существует. Он сухо поинтересовался моим здоровьем, выслушал без особого интереса, окинул задумчивым взглядом и удалился к себе. Спать, ага.

Ну и я, грешным делом, притворилась, что заявления не существует. А порвать — рука не поднялась. С Бартом, знаете ли, каждый день может стать последним. И я сейчас говорю не только о записи в трудовой. Призрак Владемара еще преследует меня в коротких предрассветных снах. Про серых людей из зеркал вообще молчу. Фильмы ужасов теперь вызывают у меня ироничную улыбку. Это же все сказки! Вот очутились бы эти актеры в реальной жизни там, где побывала я...

В общем, как говорят умные люди — ничто не предвещало беды. Пролетела рабочая неделя, и наступила следующая. Лани в наших джунглях прибегали и убегали, мартышки маялись от безделья, лев спал в своей пещере. Я переглядывалась с портретом Лермонтова и читала книжку 'Сто и один способ защитить себя, если вы — женщина', которую купила в переходе по пути на работу.

Печатный труд долго и пространно убеждал меня, что лучший способ защитить себя, если я — женщина, это сидеть дома и не высовываться. На крайний случай, просить, чтобы темным вечером после работы встречал муж. 'Не провоцируйте преступника!' 'Лучше проявить благоразумие, чем отчаянную смелость!' Я пожалела сто рублей, потраченных на эту макулатуру. Если у женщины есть муж, который может встретить, она не станет покупать книгу с таким названием. Тут авторы явно дали маху. А сидеть дома и не высовываться означает помереть с голоду. Ведь еду на блюдечке никто не принесет.

К тому же, у меня был Барт. А он в последнее время очень полюбил играть мной на тотализаторе под названием 'Выживет ли эта женщина?' Ну и как тут защитить себя?

Говорят, подумай о беде — и накликаешь ее. Как только я перевернула страницу и с восторгом наткнулась на крупицу полезной информации (иллюстрации показывали, как выйти из захвата), дверь открылась, и в мою каморку с гордым видом вплыли 'костюмчатые'. Одного из них — бледного и седого — я узнала. Это он при мне пригрозил Барту Магистром. То есть, в какой-то мере послужил источником моих бед и вообще, был порождением сатаны. Второй напомнил Гарри Поттера круглыми очками и мальчишеским выражением лица. Что ж, в колдовство я уже верила.

Сатана и Гарри Поттер, по обыкновению, вежливо со мной поздоровались, отвернулись прежде, чем я успела промычать что-то в ответ, и поплыли в кабинет 'редчайшего'. Мне резко стало не до книг. Мама дорогая, что теперь будет-то? К гадалке не ходи, эти двое принесли новое задание. Что на этот раз? Возьмет ли Барт меня с собой? От этого вопроса заныло под ложечкой. И хотелось, и кололось. Больше, конечно, кололось, потому что поседеть в тридцать лет — это совсем не радужная перспектива, а после хождения в зеркала к седине я была близка как никогда.

Но, все же, часы, проведенные с Бартом, пусть и в погонях, драках, пусть на волоске от смерти, в глубине души наполняли мою жизнь эмоциями, которых не получить больше нигде. Ну какой смысл в моем существовании 'работа-дом, дом-работа'? Да и такой мужчина, как Бартоломей Иваныч, может добровольно полежать со мной на кровати разве что в случае смертельной опасности. А ведь его томное 'идите сюда, приляжем' до сих пор звучало у меня в ушах...

Пока я предавалась треволнению, из кабинета начальника не доносилось ни звука. Что пугало еще больше. С этими 'костюмчатыми' не знаешь, чего и ожидать. Когда дверь, наконец, открылась, я даже подпрыгнула на стуле. Сатана и Гарри Поттер с невозмутимыми лицами вышли, попрощались и были таковы. Тут же ожил коммутатор.

— Мария Николаевна, зайдите, пожалуйста.

Я сползла по стулу. Если Барт вызывает меня сразу после ухода 'костюмчатых', значит, назревает очередная рискованная поездка.

Бартоломей Иваныч сидел за столом. В спину ему светило рыжеватое ноябрьское солнце. Начальник показался мне подозрительно радостным. Может, 'костюмчатые' заходили пригласить его на поминки Магистра?

— Оформите-ка мне командировку, Мария Николаевна, — бодрым голосом начал Барт.

Я приблизилась к его столу. Ну почему у меня нет дара чтения мыслей, как у 'редчайшего'? Тогда бы не пришлось гадать, что скрывается за этим весельем.

— Вы куда-то уезжаете? — с подозрением протянула я.

— Угу, — Барт откинулся на мягко спружинившую спинку кресла и заложил руки за голову. Льняной пиджак распахнулся, белая рубашка натянулась на широкой груди, ее край грозил вот-вот вырваться из-за пояса брюк. — Отправляюсь в Ростов-на-Дону на научную конференцию.

Когда лев так потягивается, что прикажете делать бедной птице-секретарю?!

— На научную конференцию? — эхом повторила я, стараясь не сильно на него глазеть.

— Угу. Международная! 'Наука и прогресс'.

— А вы-то каким боком... к науке...

Барт подарил мне фирменную загадочную улыбку.

— Вообще-то, у меня докторская степень по экономике. Пригласили выступить с небольшим докладом.

— О-о-о... — вот и все, на что меня хватило.

На самом деле, про докторскую степень я знала. Успела выяснить в своем небольшом расследовании. Но чтобы Барта приглашали с докладом... да еще на международную конференцию...

Как же это связано с пришествием 'костюмчатых'?

— Это вот они пригласили? — я указала на дверь, за которой чуть раньше скрылись визитеры. — Магистровы посланцы?

Это был нечестный прием, и его я применила сознательно. Улыбка Барта если и потускнела при упоминании запретного имени, то несильно. Ну, вместо ста Ватт начала светить на восемьдесят. Да какого черта он такой счастливый?!

— Они, они. Вам на электронку скинут письмо, — как ни в чем не бывало, продолжал вещать начальник, — заполните форму, подтвердите, что я буду, получите пригласительные. Убедитесь, что номер в гостинице забронирован.

— Вам заказать билеты на самолет?

— Нет. Давайте уж поездом. Всего пять часов. Будет время выспаться.

Я невольно улыбнулась. Сколько же времени 'редчайший' проводит во сне? Одно знаю точно: сон ему необходим, как воздух. А то мозги закипят. Вот вам и расплата за сверхспособности.

Внезапно сердце сжалось от тоски. Что я тут одна буду делать? Со скуки повешусь, это точно. В то время, пока Барт там по командировкам разъезжать будет. Без меня. Начальник демонстрировал такое радостное возбуждение, что совсем не обращал внимания на то, что происходит со мной.

— Какие будут распоряжения на время вашего отсутствия? — намекнула я.

— Не думаю, что тут нужны какие-то особые распоряжения. Каждый знает свою работу. Вот пусть ее и делает.

Я вздохнула. Вот так всегда. Как по кустам бегай, так Мария Николаевна нужна, а как езжай веселиться в Ростов, так 'каждый знает свою работу'. Поймав вопросительный взгляд Барта, поняла, что пауза затянулась до неприличия. Напрашиваться? Вот еще!

Круто повернувшись на каблуках, дошла до двери и уже открыла ее, когда начальник меня окликнул.

— Мария Николаевна, не забудьте заказать билеты и для себя. Меня ждут с личным помощником.

Ох, чует моя душенька, опять придется побегать.

Аллочка, узнав о грядущей поездке, захохотала заливистым баском. Ее грудь под черной майкой с портретом Курта Кобейна тут же ожила и пошла волнами. Эта часть тела у моей приятельницы вообще выдающаяся. Во всех смыслах. Бывает, Аллочка уже отсмеется, а ее формы — еще нет. Вот и теперь я поняла, что эмоции приятельницы достигли апогея, когда волнообразное покачивание перешло на ее пышные бедра, обтянутые леопардовыми лосинами.

Я обиженно надула губы. Не надо было делиться радостной вестью с Аллочкой, которая, по обыкновению, зашла ко мне выкурить сигаретку-другую. Вон какая трясучка напала. Ей-то хорошо конем ржать. У нее мужики все как на подбор простенькие да плюгавенькие. Смотрят на Алку как на богиню, ручки ей целуют, продукты в дом пакетами носят — ухаживают, то бишь. А попробовала бы она оказаться на моем месте! Рядом с идеально красивым доктором экономических наук, обладающим безупречным чувством стиля и паранормальными способностями. Такому не скажешь просто 'залетай вечерком на пивас', как это делает Аллочка со своими ухажерами. Рядом с таким... забываешь как дышать.

Отсмеявшись, приятельница распахнула форточку, взгромоздилась на подоконник и закурила.

— Мария! Ты мне-таки тут из лица куриную попку не делай! Пойми, женщина, жизнь дает тебе второй шанс!

— Второй шанс на что? — протянула я, раздумывая, обидеться ли еще вдобавок и за 'куриную попку'.

— На то, чтобы этого красавчика за-ва-лить! — округлив глаза, торжественно провозгласила Аллочка.

Интересная бы вышла картина, если бы полутораметровая и сорокакилограммовая я попыталась завалить двухметрового и стокилограммового Барта. Даже в прыжке не получится. Даже в прыжке с гирей в обнимку.

— Ничего красного и кружевного надевать не буду, — проворчала я, отвернулась и распахнула шкаф.

— И то правильно! — громыхнула Аллочка. — Иди к нему без ничего!

Я выронила белую кофту, которую хотела заботливо уложить в чемодан, и развернулась к приятельнице.

— Это как без ничего?

— Ну ты-таки женщина или кто, Мария? — возмутилась Аллочка. — Где твоя природная хитрость? Неужели мать-природа ничего не подсказывает?

Мать-природа визжала не своим голосом и падала в обморок вместе со мной каждый раз, когда я только думала о том, что Барт может ко мне прикоснуться как мужчина к женщине.

Я покачала головой.

— Ну представь, — вздохнула Аллочка, — вот лежит он таки в своем номере. Что они там на этих конференциях делают? Понятное дело, пьют весь день и вечером пьют. Лежит твой красавчик, весь такой одинокий, и думает 'эх, кто бы меня погрел сейчас'. И тут распахивается дверь! — она спрыгнула с подоконника и выпятила грудь, встав в героическую позу. Курт Кобейн на майке выглядел удивленным. — И входишь ты! В розовом таки халате. Не дрейфь, свой дам. Заходишь, становишься в центр комнаты, распахиваешь халат, а под ним...

Аллочка отвернулась к окну и смачно затянулась. Похоже, ее фантазия пустилась вскачь, уже не нуждаясь в моем присутствии.

— А под ним? — напомнила я.

— А под ним — ничего! — зыркнула приятельница через плечо.

Я присела на край стула и представила себе эту умопомрачительную картину. Угу. Захожу, распахиваю халат. И на Барта нападает Аллочкин трясучий смех. Или он, не выдержав ошеломительного зрелища, достает шприц, колет себе очередную дозу и забывается в спасительном сне. В общем, как ни крути, меня ждет облом.

Об этом я и поведала Аллочке. Та выкинула окурок в форточку, посмотрела на меня с жалостью и присела на диван по соседству со мной.

— Дура ты, дура, женщина, — вдохнула она. — Пообещай хотя бы, что если к тебе в номер будет кто-то ломиться среди ночи, ты не начнешь таки сразу орать как потерпевшая, а сделаешь голосок поласковее и спросишь 'кто там?'

Настала очередь вздыхать мне. Ну и как объяснить Аллочке, что если ты приезжаешь куда-то с Бартом, и в дверь ночью кто-то ломится, это значит жить осталось секунды три, не больше?

Приятельница вдруг схватила себя за указательный палец левой руки, поджала губы и покраснела.

— Что с тобой? — испугалась я.

Аллочка продолжала тянуть себя за палец.

— Кольцо... — прохрипела она.