""Не слыша друг друга"

Предупреждение: гомосексуальные отношения между персонажами.

По груди проведу ладонью,

Такого унижения я не испытывал никогда в жизни. Внешне, разумеется, все выглядело вполне пристойно, но внутри медленно разгоралась жгучая обида, перераставшая во что-то жуткое, удушающее, страшное. Я смотрел на Сашу, стоявшего у двери, и больше всего на свете желал ударить его, повалить на пол, пнуть ногой. В душе закипала ядовитая муть, разрушавшая то светлое чувство, которое я лелеял с таким старанием и нежностью. Все это было уничтожено парой фраз и одной снисходительной улыбкой.

— Вам это не нужно, Виктор Геннадьевич. И мне это не нужно. Лучше сделаем вид, что я ничего не услышал.

Мне даже хватило сил спокойно кивнуть в ответ, сдержав невыразимое разочарование, которое я почувствовал в этот момент. Дело было даже не в самом отказе, а в том, как это произошло. Его понимающий тон, отведенный в сторону взгляд, искривившая губы улыбка — все это оказалось куда болезненнее, чем я мог представить.

— Хорошо, Саша, — удалось выдавить из себя мне. — Забудьте все, что я вам сказал. Почта у меня будет когда-нибудь работать нормально?

— Что? — не сразу понял он. Я выразительно ткнул пальцем в ноутбук, показывая, что мы вновь вернулись к рабочим вопросам. — А... Я посмотрю после обеда. Там, в бухгалтерии...

— Вы посмотрите это сейчас, — холодно оборвал его я, и Саша взглянул на меня удивленно. Раньше я не позволял себе такого тона. Раньше... Раньше все было по-другому. — Мне не интересно, что там в бухгалтерии. Мне нужна работающая почта через десять минут. Все понятно?

— Да, — только и ответил он, и от понимания, прозвучавшего в этом коротком слове, я возненавидел его еще больше. Любовь, растоптанная и отвергнутая так легко, требовала расплаты.

Я не давал ему ни минуты продыху. Заваливал делами, которые, по правде говоря, он не обязан был выполнять, но Саша почему-то ни разу не отказался, и этим злил меня еще больше. Подспудно, я прекрасно понимал, что мщу ему ни за что, но чувство вины только подхлестывало, добавляло масла в огонь. Мне было плохо. Никогда раньше я не переживал отказ так мучительно, буквально распадаясь по частям. Душа ныла, будто разодранная надвое, и то место, где произошел надлом, никак не хотелось срастаться.

Может, дело было в том, что в Сашу я влюбился сразу, как-то целиком и полностью, в один момент, чего никогда не происходило ранее. Ситуация осложнялась тем, что Саша был моим подчиненным — не напрямую, но все-таки, — а заводить романы на работе было не в моих правилах. Раньше — было. До того момента, как один рыжеватый долговязый парень не устроился в наш технический отдел. Это стало точкой отсчета для нечто нового, вкравшегося в мою жизнь.

Я наблюдал за ним. Часто вызывал к себе по надуманной проблеме, чтобы перекинуться лишней парой фраз, а потом смотреть, как он садится на мое место, кладет руку на мышку, еще хранившую тепло моей ладони, и вглядывается в экран. В этот момент можно было безнаказанно встать за спиной, наклониться близко, к самому плечу, будто меня тоже крайне занимала картинка на мониторе, и осторожно, чтобы не заметил, втянуть ноздрями запах его тела. А потом, усмирив царапающееся возбуждение, вновь усесться на стул, на котором еще не остыл его след, и щуриться от накатывавшего удовлетворения.

Извращение? Наплевать. Только теперь у меня не было и этого.

В душу словно бы вселились демоны. Каждый Сашин взгляд выворачивал меня наизнанку, хотелось говорить грубости и гадости, которых он, без сомнений, не заслужил. Разумом я понимал это, но внутри меня все было выжжено до пепла, и мне хотелось причинить виновнику этого такую же боль.

Я изводил его. Придирался к мелочам, устраивал разносы по любому поводу, отчитывал при посторонних и наедине. Он... он молчал. Выслушивал, исправлял несуществующие ошибки, и ни на секунду не дал понять, что его задевает такое отношение. Он не угрожал уволиться, не писал жалобы, он просто... не замечал меня. А я был готов убить его, лишь бы увидеть хоть одну, малейшую эмоцию в ответ.

Пусть это была бы даже ненависть.

Год неуклонно подходил к концу. Глядя на бесконечные елки на улице, мне очень хотелось напиться в хлам, но ворох навалившихся дел держал в постоянном напряжении. Заваливать работу я не собирался ни при каких обстоятельствах, зато, когда все проблемы были решены, оторвался по полной.

Корпоратив проходил в каком-то ресторане, снятом на всю ночь. Через несколько часов меня уже изрядно вело и тошнило от пропитанных майонезом закусок, громкой музыки и подвыпивших коллег. Водка пилась как вода, не перебивая горечи, не принося облегчения. Видеть никого не хотелось, но уйти сразу не позволяли приличия, и я накачивался алкоголем в напрасной попытке хоть немного забыться.

Мне это почти удалось, по крайней мере, когда я вышел покурить, все, что меня волновало — это сохранение равновесия. Перед глазами все плыло, сигарета совершенно не желала прикуриваться, и я, разозлившись, швырнул ее на землю, едва не отправившись следом. От резкого движения мир на мгновение помутнел, а потом внезапно стал предельно четким, сфокусировавшись на стоявшей чуть поодаль паре.

Саша о чем-то разговаривал с девчонкой из бухгалтерии, и от этого зрелища мне стало еще более тошно. Он, улыбаясь, слушал ее, позволяя тонким женским пальчикам теребить край своего рукава. В вены плеснула ядовитая отрава ревности, я отвернулся, боясь наделать лишнего, о чем пожалею на трезвую голову, и поспешил вернуться в зал, так и не покурив.

Музыка ударила по ушам. Вид веселящейся пьяной компании вызывал отвращение, и я, подхватив куртку, решил, что с меня хватит. Безумно хотелось домой.

Саша перехватил меня у самой машины.

— Вы с ума сошли? — сухо осведомился он, пытаясь отобрать у меня ключи. Он был совершенно трезв. Я грубо отпихнул его в сторону, и Саша едва не упал в хлюпающую под ногами грязь.

— Не твое дело, — буркнул я, пытаясь нащупать кнопку сигнализации. Получалось плохо, желудок все время подступал к горлу, грозя отдать свое содержимое, а виски ломило от боли. — Эй, какого хрена?!

Брелок все-таки выхватили у меня из рук. Я уже собирался сказать, все что думаю по этому поводу, когда внезапно услышал:

— Виктор Геннадьевич, я вас лучше отвезу. К вам домой. Вы же просто убьетесь...

Ко мне домой? Я поднял голову и, заглянув ему в глаза, страшно улыбнулся.

— Это будет чрезвыча-а-а-йно любезно с вашей стороны, Саша, — слова выходили тягучие, приторные, только на губах и языке почему-то стало горько. — Учтите, поцарапаете машину — вычту из зарплаты.

— Договорились, — спокойно кивнул он и, обогнув меня, уселся на водительское сидение. Я занял место пассажира. Меня всего трясло от предвкушения, в душе ликовали изголодавшиеся демоны, я будто бы сошел с ума, одержимый одной единственной мыслью.

Он. Будет. В моем доме.

Боже.

Я пытался не думать об этом, отвлечься. Почему-то вспомнились первые дни нашего знакомства, когда Саша только осваивался на новом месте. Его открытая улыбка. Усталый взгляд, когда почти в двенадцать ночи он все-таки вытащил с посыпавшегося диска необходимые мне документы, которые я уже считал потерянными, а предстоявшую сделку — не состоявшейся.

Кофе, который мы пили тогда, приятный разговор.

Утренний, ставший привычным, обмен приветствиями.

Личные, не рабочие разговоры в курилке, куда он ходил со мной просто так, за компанию.

Все то, что было раньше, и чего теперь не будет никогда. Потому что он отказал мне.

Я притворился, что уснул. Предварительно Саша спросил у меня точный адрес, поэтому я не волновался о том, что он не будет знать, куда ехать. Припарковавшись, он попытался разбудить меня, но я только что-то промычал в ответ, не открывая глаз.

— Господи, — едва слышно прошептал он. — За что мне это?

По бокам быстро зашарили чужие руки, отыскивая ключи. От этих прикосновений стало жарко, тело отреагировало острым возбуждением, и я едва сдержался, чтобы не зарычать. К счастью, Саша быстро справился с задачей и ненадолго оставил меня в покое — ровно до того момента, как принялся вытаскивать из машины.

От него приятно пахло. Не одеколоном, нет, просто естественным запахом, но он действовал на меня как самый лучший феромон. Саша, будто провоцируя, обнял меня за пояс и, прижав к себе, повел к дому.

Это были самые долгие минуты в моей жизни. Лифт, как нарочно, ехал нестерпимо медленно, потом Саша никак не мог справиться с незнакомым замком, а я стискивал зубы, давя желание вжать его в дверь, и...

— Виктор Геннадьевич! Виктор Геннадьевич! Мы дома. Подождите, я помогу вам раздеться...

Кажется, я все-таки зарычал. Перед глазами сгустился бардовый туман, разум заволокло непроницаемой пеленой. Я не соображал, что делаю.

Не слышал вскриков, просьб, безжалостно давя сопротивление. Мне словно бы сорвало все тормоза, и остановиться просто уже не было возможности.

Я был сильнее, крупнее, я был пьян. Затащить Сашу в спальню не составило особого труда, и к этому времени на нем осталось вполовину меньше одежды, чем было.

Он что-то говорил, упрашивал, пытался скинуть меня с себя, но я ничего не видел и не слышал. Перед глазами вспыхивали ярко-алые вспышки, в ушах шумело, все тело выламывало болезненное, нестерпимое возбуждение. В разбухший от крови член впивалась застежка брюк, и я поспешил избавиться от них, чтобы получить хотя бы небольшое облегчение.

Внутри натягивались, грозя порваться, незримые тончайшие струны. Они вздрагивали, вибрировали, посылая по нервам искры удовольствия, когда я гладил, стискивал, прикусывал чужую солоноватую от пота кожу, наверняка оставляя на ней синяки и отметины. Это казалось справедливой расплатой за вывернутую наизнанку душу.

Восприятие будто расщепилось надвое. Мне было удивительно хорошо, голову вело от ощущения жилистого, желанного тела под собой, но одновременно с этим накатывала тошнота, брезгливость, отвращение к самому себе. Дымка внезапно рассеялась, позволяя мыслить ясно, и только теперь я заметил закушенные в кровь губы, которые пытался целовать, и крупную дрожь, которая буквально сотрясала Сашу.

Господи...

Меня в одно мгновение смело с кровати, я беспомощно скрючился на полу, едва не завыв от ужаса.

— Господи... Что я делаю? Как... Боже мой...

Я, казалось, повторял это снова и снова, а потом принялся раскачиваться, обхватив себя за голени. Саша сполз с кровати и опустился на колени рядом со мной, безуспешно пытаясь ухватить меня за руки и привести в чувство.

— Прости, — только и смог выговорить я, — Прости. Прости, прости, прости... Я... Боже мой... Что я наделал?

— Тихо, тихо, — прошептал он и, наконец разжав мои руки, привлек меня к себе. Это послужило последней каплей.

Меня прорвало. Из глаз текли слезы, но я не замечал их, пытаясь высказать все, что накопилось на душе за последнее время.

Боль. Обида. Разочарование. Злость. Жажда мести.

Все то темное, что терзало меня, мучило, убивало. Я что-то объяснял, просил прощения, объяснялся в любви, которая оказалась не нужна, обещал, клялся, а меня гладили по волосам, и это усмиряло, успокаивало, расслабляло.

— Ты вправе ненавидеть меня, — сказал я наконец, когда полностью пришел в себя. Саша, отстранившись, смерил меня долгим внимательным взглядом. — Если уволишься — пойму и даже помогу с работой. Только... в этом нет необходимости. Я больше не позволю себе такого. Да и тех фокусов, на работе, тоже. Не знаю, что на меня нашло. Помутнении, не иначе.

— Ненавидеть? — странно усмехнулся он, и отвернулся. — Хотелось бы. Только не получится у меня, Виктор Геннадьевич. Да и сам я виноват, если быть честным. Мне надо было сразу увольняться, как только понял, что вы... что ты... Что я тебе нравлюсь. Сразу надо было бежать, пока не затянуло. Ничему меня жизнь не учит.

— Ты вот сейчас о чем? — в полной растерянности поинтересовался я, подозревая, что не только у меня поехала крыша. Саша посмотрел на меня.

— Я ведь соврал тебе, — сказал он. — Когда сказал, что мне это не нужно. Нужно было, да еще как. Только я струсил.

— Струсил? — не понимающе переспросил я. — Что значит — струсил?

Саша поднялся на ноги и протянул мне руку. В полной прострации я принял помощь и уселся на кровать. Саша сел рядом. На меня он не смотрел.

— С прежнего места работы меня уволили. Начальник там был такой... в общем, понравились мы друг другу. Больше даже — вроде как и любили друг друга. По крайней мере, он так уверял, а мне так казалось. А потом спалились где-то, узнала его жена... Вот тут-то и выяснилось, что любовь любовью, а бизнес бизнесом. Она ему сильно могла кровь попортить, да и вообще... Разводиться он, оказывается, никогда не собирался. А я так... пряность к основному блюду. Не первый такой у него. Хобби у мужика было — мальчиков трахать. А мне врал, что первый раз, что серьезно. Тяжело было... и работу новую найти — жена постаралась. И в себя прийти. И только все наладилось — как вдруг ты. И меня к тебе тянет. И опять любовь, все такое. Я испугался. Да и, по правде, ведь не нужно это тебе. У тебя же тоже жена, дочь. Мне говорили.

— Ты здесь где-нибудь жену и дочь видишь? — помолчав, спросил я, пытаясь уложить в голове все услышанное. Саша задумался и растерянно обвел взглядом мою холостяцкую спальню. А потом повернулся ко мне.

— Не понимаю.

— Что тут непонятного? — скривился я. Сидеть в одной рубашке было холодно, да и нереализованное возбуждение добавляло неприятных ощущений. Подумав, я подтащил к себе одеяло и закутался в него. — Мы с женой только официально в браке. Пять лет уже вместе не живем, а развестись руки не доходят. Да и необходимости острой не было: она замуж не собирается, я жениться вроде как тоже. Дочь есть, правда. С женой живет, часто видимся. Это плохо?

— Нет, — помотал головой Саша и спрятал лицо в ладонях. Мне вдруг до жути, до дрожи захотелось его обнять, закутать в одеяло и крепко прижать к себе, извиняясь и за себя, и за того мудака, который умудрился испортить так много. Я не стал противиться порыву.

Саша сперва напрягся, но потом расслабился и откинулся мне на плечо, позволив гладить себя по плечам и уткнуться подбородком в шею.