Тихий омут

Тихий омут

Она знакома вам и в то же время непостижима.

Э.Джонг

1

Я осторожно закрыла за собой дверь. Раздался знакомый протяжный скрип.

— Мама...

Ключ все еще подходит к входному замку, значит, замок так и не заменили. Неделю назад я бы с досадой подумала, что за два года не найти времени поменять замок может только такое безалаберное существо, как моя мама. Неделю назад... Но не сегодня. Ведь может только из-за своей рассеянности мама и жива. Только потому что семь дней назад не смогла как следует закрыть за собой дверь и, когда стало плохо, последних сил хватило, чтобы опереться на нее и распахнуть. Семь дней страха и суеты. Неделя нелегких решений. Непросто было разобраться сразу с практикой, институтом, работой и общежитием. Но разве есть на свете кто-то, кто заслуживает больших усилий, чем мама?

— Мама? — испуганно повторяю. Полутемный коридор квартиры всегда выглядел мрачным, наверное, из-за темных однотонных обоев. А маленькая круглая люстра вместо того, чтобы освещать, только размазывает темноту по стенам и потолку. Тут все так же... Тут, дома. Приятно приехать домой и найти все прежним. Как будто ничего не изменилось.

— Федора? — слышу тихий мамин голос и с облегчением вздыхаю. Не знаю, рискнула бы пройти дальше порога, зная, что в квартире никого нет.

— Что ты тут делаешь? — удивленно спрашивает мама, выходя в коридор, где я крепко вцепилась в ручку большой клетчатой сумки. — Ты... с вещами?

— Здравствуй мама, — улыбаюсь, но становиться не по себе от ее внешнего вида — бледная, со спутанными волосами, неожиданно очень седыми, она придерживается рукой за стену. Мне хочется ее подхватить, поддержать, но я замираю на месте, боюсь, что такой неожиданный порыв может только напугать. А после инфаркта пугать — последнее, что стоит делать.

Вот и еще одно непоправимое изменение — мама выглядит постаревшей. Даже неизвестно что страшнее — то, что происходит со мной или то, что происходит с ней.

Ах, да! Надо же что-то сказать. Быстро вспомнив с трудом приготовленную заранее речь, я говорю:

— Выполняю договор с Ильей. Мы с ним помирились и решили...

— Стой, — она идет навстречу и через секунду я оказываюсь в теплых маминых объятьях. — Соскучилась по своей маленькой девочке, — мама улыбается, и как всегда в такой момент сердце сжимается от понимания того, как сильно меня любят. — Наверное, голодная, сейчас тебя накормлю, потом сядем и все спокойно расскажешь.

Спорить с матерями, когда они хотят тебя накормить совершенно пустое занятие, и я, конечно же, соглашаюсь.

— Только вещи отнесу, — бодро тащу тяжелый чемодан в комнату, где прожила всю свою сознательную жизнь, за исключением последних двух лет. Бегло осматриваюсь — где она, атмосфера покоя и уверенности, которая окружала меня в детстве? Теперь ее тут нет. Рассматривать, что еще вокруг изменилось некогда, этим стоит заняться попозже. Стиснув зубы сразу делаю самое главное из всего того, что следует сделать — достаю календарь и вешаю на самое видное место. Когда-то на этом гвоздике висела наша лучшая семейная фотография — мама обнимает меня и Илью, и мы все счастливо улыбаемся. Сейчас порядком потрепанное фото лежит в боковом кармане сумки, позже я обязательно его достану и поставлю на самое видное место — может, это вернет в комнату немного былого уюта. Квадратик 14 числа календаря жирно обведен синим маркером. Это — день полнолуния, и моя главная задача на сегодня — подготовится к нему так, чтоб мама ничего не узнала.

...Возвращаюсь в комнату поздно ночью, совсем разбитая, но цель достигнута — мама, наконец, перестала меня уговаривать вернутся в институт и согласилась, что мы с братом достаточно взрослые, чтобы решать, как нам всем будет лучше. Так что план утвержден: я перевожусь на заочный, благо сейчас лето и второй курс успешно закончен; Илья оплачивает мое обучение, а я возвращаюсь из города домой к маме и больше ни за что не оставлю ее одну!

— Я себе не прощу, — последний довод в пользу подобного решения прозвучал и тогда мама, наконец, сдалась.

— Делайте, как хотите, я только рада, что ты будешь дома, со мной, а не одна в чужом городе, — теплота ее слов в который раз напомнила, что никого дороже родных у меня нет.

Я не стала сообщать, что до осени Илья не сможет присылать деньги, у него какие-то трудности, которые он, конечно же, озвучивать не стал. Пусть пока думает, что летом я буду отдыхать, хотя честно говоря, мысль о том, что придется искать работу даже радует — хоть какое-то занятие, которое займет свободное время и не даст слишком сильно загружаться разными не очень приятными вопросами. Так что прямо завтра подамся в "рабство, за которое платят", как шутил Илья. Шутил, пока был с нами.

Так вот. Домыв посуду, возвращаюсь в свою комнату, останавливаюсь в дверях, окидывая ее взглядом. Не знаю, чего я боялась, все осталось таким же — кровать, цветочные обои, стол, за которым я когда-то делала уроки. Большое зеркало в углу, еще бабушкино, в темной деревянной раме. Немного резал глаза постер какого-то известного актера, который мне повесили в день выпускного мои чрезмерно развеселившиеся подружки. Прилепили его скотчем прямо на стену! Недолго думая, я стала отдирать постер с таким усердием, что местами даже оборвала куски обоев. Неважно, я не желаю, чтобы на меня пялилось чье-то лицо, пусть даже и ненастоящее. Когда стена стала такой же цветочной, как остальные, у меня даже получилось немного вспомнить, насколько уютно тут жилось в школьные времена. Окно так же было приоткрыто и вдруг, когда легкий ветер стал колыхать тюль, играя с ней, это покачивание прозрачной стены меня зачаровало, совсем как зачаровывало в детстве.

Я заснула быстро и даже ставшие привычными видения о полнолунии не вторгались в мои сны.

Вся следующая неделя прошла в поисках работы. Конечно же я ее не нашла, наш небольшой город, где рабочее место передается родителями детям по наследству при уходе на пенсию, не нуждался в новых кадрах. Единственная работа, которую мне предложили — уборщица в городской поликлинике, и я боялась того, что в конце концов придется согласиться — мама уже год как не работала и жила на пенсию. На нее мы, конечно, с голоду не помрем, но я предпочитаю иметь свои собственные деньги и еще я обещала Илье дотянуть до осени, не подвергая маму каким-либо серьезным лишениям. Не стоило также забывать о лекарствах, мама все еще не очень здорова. Так что, как ни крути, работа мне нужна, отступать некуда.

— Что-нибудь обязательно найдешь, — говорила мама каждый вечер перед сном и многочисленные гости каждый раз согласно кивали. Кроме поисков работы эта неделя принесла с собой еще и множество встреч (вопреки моему желанию) — старые друзья, дальние родственники, мамины коллеги, знакомые и не очень, считали нужным навестить нас и поприветствовать блудную дочь дома. "Или проверить, не пропустили ли они какую-нибудь пикантную подробность из моей жизни", — съехидничал голос в голове.

Приходил Гоша Шоткин, одноклассник Ильи и подробно о нем расспрашивал. Как будто я знаю что-то, чего не знает мама! Никогда Гошу не любила, вот и сейчас казалось он смотрит на меня как-то слишком навязчиво и откровенно, будто я раздетая перед ним сижу, а у самого жена и двое детей. Противное ощущение, мы с мамой постарались побыстрее Гошу выпроводить. Я даже слегка обрадовалась, что мама все еще плохо себя чувствует и нет нужды придумывать другой повод. После его ухода, казалось, даже воздух стал чище и свежее.

Приходила Настенька Малюткина, моя школьная подруга. Приносила с собой годовалого сына. Я знала, она сразу после школы вышла замуж, сейчас сидела дома с ребенком, скучала, так что мой приезд ее очень обрадовал — будет с кем пообщаться. Она, пожалуй, была единственной из всех приходивших, кого мне тоже было приятно повидать.

Я слушала, как Настя беспечно болтает, так было приятно, вроде сидит передо мной жена и мама, а щебечет, как школьница, рассказывает истории, в которые даже не вникать, достаточно сидеть рядом, согласно кивая и улыбаясь.

— Ты совсем не изменилась, — сказала Настенька перед уходом, с трудом удерживая в руках крутящегося малыша. — Такая же спокойная, и это при нашей-то нервной жизни! Хотя, за два года откуда нервам-то взяться? Да еще когда мужа и детей нет, — и хохочет.

Я кивнула и удалось даже вежливо улыбнутся в ответ, но я помнила, помнила, ни на секунду не могла забыть, что завтра мой темно-синий день. Да-да, Настенька, какие нервы? Откуда им взяться?

Потом наступило 14. Время идет, никуда от него не деться. Спряталась в ванной и долго не могла заставить себя выйти. Лежала в воде, вокруг кусками плавала пена, медленно таяла, исчезала, оставляя после себя только грязные разводы. И так тихо... Может, просидеть тут всю ночь? Один шанс, что это поможет — и я бы, ни секунды не раздумывая, сидела тут до утра. Но к несчастью я знала, что так просто мне не отделаться. Хорошо, что мама принимает успокоительное и крепко спит ночами, так что можно не бояться ее разбудить.

Нечего оттягивать неизбежное! Собравшись с силами, я поднялась из воды, вызвав шумный водопад, быстро оделась и пошла в комнату.

Там еще раз внимательно, с пристрастием осмотрелась. Я теперь очень аккуратная. Так, надо бы передвинуть большое зеркало, поставить напротив кровати. Окно закрыть, шторы наглухо задернуть. Дверь запереть на ключ, спасибо Илье, который когда-то поддержал мое право на личную территорию и врезал замок в мою дверь. На самом деле, с тех пор это первый раз, когда я собираюсь им воспользоваться. И последнее — ключ толстой веревкой множеством хитрых узелков привязываю к батарее и только потом ложусь спать.

Проснувшись глубокой ночью я не сразу поняла, где нахожусь.

Контролировать себя я не пытаюсь, просто вскакиваю и прилипаю к зеркалу — хотя в комнате должно было быть темно, я прекрасно вижу свое отражение — глаза полыхают дикой едкой зеленью, а волосы самым чудесным образом завиваются в идеальные крупные локоны. Мне не нравится, что мои волосы слишком короткие — чуть ниже плеч. А вот ночная сорочка выглядит вполне ничего — бледно-розовая, на тонких бретельках, чуть выше колен. Хотя куда лучше бы смотрелось, если поверху накинуть шелковый плащ — черный или темно-синий.

— Он такой прияя-я-ятный, — замурлыкала я, представляя как прохладный шелк медленно скользит по голой коже. Тут меня что-то отвлекло, оторвало от приятного, помешало. Какое-то происшествие из недавнего прошлого.

— Чертов увалень! — вдруг резко рявкнуло мое отражение, вспомнив соседа Гошу. И мне сразу захотелось сделать ему что-нибудь плохое: выбить окна, порвать в клочья всю одежду, чтоб ему пришлось ходить нагишом или хотя бы выдрать ему клочок-другой волос на затылке. Ведь он сейчас совсем недалеко... Всего лишь двумя этажами выше.

Хорошо, что от мести меня отвлекло окно.

Вдруг я уже сижу на подоконнике, прижимаясь щекой к прохладному стеклу и с интересом разглядываю, что на улице. Наш дом на краю города и сторона, на которую выходит окно моей комнаты, не освещается. Несмотря на это я прекрасно все вижу — пустырь, поросший высокой травой, за ним шоссе, дальше дачи. Немного в стороне лес, низкий, неровный, почти незаметный.

Мне хочется выйти и отправится туда гулять, причем немедленно. Я прижимаюсь к стеклу плотнее, почти наваливаюсь всем весом, вглядываясь в ночь, которая вовсе не кажется темной. Луна залила пустырь мутным серебряным светом. Я вижу, как колышется трава в поле, как нежно ее гладит ветер, это очень красиво.

Какое-то время наблюдаю за травяным морем. Становиться скучно.

— У меня никаких развлечений, — одновременно жалобно и кокетливо говорю вслух. И вот я уже стою над батареей и дергаю ключ, но сил оторвать не хватает, а отвязывать вредную веревочку лень. Еще несколько сильных рывков, с разочарованным криком резко бросаю ключ и через мгновение снова сижу на подоконнике.

— Че-р-то-ва ду-ра! — раздельно говорю я, — где были твои мозги? Замуж в 17 лет? Ребенок? Ты сама еще ребено-ок. — С придыханием заканчиваю, но ничего плохого делать Настеньке мне не хочется.

Потом долго сижу у окна, периодически фальшиво всхлипывая и поглядывая на себя в зеркало. Мне кажется я выгляжу очень мило, такая нежная и хрупкая, несчастная и прекрасная одновременно.

— Скукотища, — хрипло говорю чуть позже, подхожу к зеркалу.

— Купи мне плащ, — предлагаю своему отражению и начинаю медленно раскачиваться в стороны, представляя, что он уже на мне. Вокруг колышется полупрозрачная мерцающая волна ткани.

Что-то в этих словах меня настораживает, привлекает и настойчиво манит. Я ищу.

— Купи, — сверкаю глазами у зеркала. — У меня же нет денег. Ра-бо-ты, — аккуратно проговариваю слово, как будто впервые в жизни.

— У меня нет ра-бо-ты? — удивленно спрашиваю у своего отражения. На лице разочарование. Потом сосредоточенность. Я поднимаю руки вверх и мои волосы как будто начинает развевать ветер.

Я не знаю что происходит, просто чувствую — сначала что-то ищу, потом — меняю.

На следующий день я с трудом поднялась к обеду. В голове пустота, думать о ночном происшествии совершено не хочется, сморщив нос, я пошла варить себе кофе.

Не знаю, когда это приходит и как. Просто в один момент я перестаю быть собой. Какая-то другая личность управляет телом и остается только смотреть на происходящее со стороны. Когда это случилось в первый раз, сразу после моего восемнадцатилетия, я думала мои псевдодрузья подсыпали мне в выпивку какой-то наркотик. Через месяц все повторилось и я уже не знала, что думать. Не помню как смогла проследить эту связь, но оказалось, мои странные припадки всегда происходят в ночь полнолуния. Это сильно облегчило мне задачу, потому что контролировать происходящее совершено не получалось и единственное, что я могла сделать — изолироваться в эту ночь от других людей. Ну и ждать, когда наконец придет какая-нибудь дельная идея, как остановить все это безумие.

Так было и на этот раз. Я немного побаивалась что при смене обстановки ситуация может ухудшится, но припадок оказался похож на все прежние. Моя вторая личность была не очень умной, ленивой и какой-то по-детски наивной, так что никаких проблем с ее поведением у меня все еще не возникало. Теперь можно даже расслабиться, ну по крайней мере до следующего раза.

Мама вот-вот вернется из магазина. Ей полезны прогулки на свежем воздухе, поэтому каждое утро она ходит в магазин, даже если покупать ничего не нужно. Кофе сажусь пить у окна, сейчас середина июня и повезло, что лето в этом году не очень жаркое. Окна, как всегда летом, открыты настежь, чтобы ветерок залетал на кухню и беспрепятственно перемещался по комнатам. Нет, неудачное место выбрала — солнечный свет тут же начинает слепить глаза, так что приходится прятаться в угол.