Путевка в жизнь

Путевка в жизнь

Игорь Петрович своего соседа по дому знал исключительно по имени Михаил и прозвищу "Галимый". Так периодически называли его другие мужики из дома. Ну, как знал... Здоровались при встрече, обменивались ничего не значащими словами, зимой расчищали лопатами стоянку для машин. Где и кем он работал, писатель был не в курсе. Так... Периодически общались на автомобильные темы, консультировались по автосервисам, если возникала такая необходимость и всё! Обычное домовое знакомство без дружбы и обязательств. Перехватов не раз видел его супругу, но даже не интересовался ее именем. Знал, что у них есть уже взрослая дочка. Она пару раз садилась за руль отцовского автомобиля, увозя родителей куда-то в гости или на дачу. Но есть ли у Миши внуки, Игорь Петрович был не в курсе. Поэтому, когда в прохладный октябрьский день он наводил порядок в багажном отсеке своего кроссовера, то увидел, как из второго подъезда вышел Мишка, держа за руку мальчика, лет пяти-шести. Перехватов и решил, что это его внук.

— Мишаня, привет! -прокричал он ему, вытряхивая багажный коврик. Галимый помахивая свободной рукой, ответно поздоровался:

— Здорово, Игорек! Чистоту решил навести?

— Да вот, вчера другу вещи перевозил, намусорили немного. А ты смотрю с внуками решил понянчиться?

Сосед не ответил. Его и без того худощавое лицо, почему-то нахмурилось. Он бросил задумчивый взгляд на мальчугана. А тот, заметив катающихся на дворовых качелях ребятишек, вежливо запросился поиграть с ними, почему-то называя соседа дядей Мишей.

— Ну иди, — подтолкнул ребенка Галимый, добродушно улыбаясь. -Только не долго, нам скоро ехать нужно к... по делам.

При этом в его глазах словно блеснула слезинка. Миша проводил долгим взглядом ребенка и заметив, что местная детвора его приняла, достал из кармана пачку сигарет и закуривая направился к Перехватову.

— Так это не твой? — поняв, что ошибся, поинтересовался Игорь Петрович. — Родня приехала?

— Да, как тебе сказать, — почему-то замялся сосед. -Теперь вроде как мой... Но...Блин, — почесал он довольно еще густую шевелюру для его возраста, с заметной сединой. — Этот паренек сын одних дальних родственников по линии жены.

— Усыновить хочешь? -предположил писатель. — Что-то с его родителями случилась?

— Пока опекунство оформили, но скорее всего на себя перепишем. Чего пацану без родителей жить? Они раньше в Горловке проживали...

— Вот оно что?! — Игорь Петрович догадался, откуда родом мальчуган. — А к тебе он как попал?

— Да понимаешь, сосед. Мутная тут одна история со мной приключилась... Точнее, даже мистическая. Не знаю, что и сказать. Всё равно не поверит никто. Хотя ты, как я слышал, книги пишешь?

— Да так... пробую... Фантастику в основном.

— Вот! Это мне и нужно! — оживился Михаил. Посмотрев на наручные часы, он невнятно пробормотал:

— Так... Ксюня еще минут двадцать будет... потом созвон... время у нас есть. Присядем? — указал он на дворовую скамейку. Игорь Петрович догадался, что сосед желает поделиться распирающей его мозг историей и заперев машину направился за ним.

— Не знаю, в курсе ты или нет... может, читал в новостях про наших оренбургских казачков, ездивших на Донбас?

— Это ты про отряд добровольцев?

— Да, про него, — глубоко затянулся сигаретным дымом Михаил. При этом он смотрел куда-то вдаль, словно видел то, что недоступно обычным людям. — Так вот... И я там был. Мы должны были влиться в батальон "Ермак". Но помимо всего везли еще и гуманитарку. Часть наших ехала на микроавтобусах, сопровождали продукты, медикаменты и посылки от родных. Часть казаков поездом отправилась, потом на перекладных..., но не в этом дело. — Сосед вновь глубоко затянулся дымком.

— Мне повезло. Я железкой большую часть добирался... с комфортом. Вот там и получил первое ранение, — невесело ухмыльнулся он. Миша отвернул левый рукав куртки и показал свежий шрам на руке.

— Мужикам сказал, что порезался случайно в тамбуре... Вроде поверили. Швы быстро наложили, перевязали, хотя и судачили, что рана рваная, как от осколка. Повезло, что ничего серьезного не задето было, а то бы меня обратно отправили. Но..., — докурил он первую сигарету и потянулся за второй. -Не в этом дело. Точнее в этом, но... блин, как бы складнее все тебе рассказать?

— Да ты не спеши, — успокоил его Перехватов, — говори всё как есть. Ты с кем-то подрался или...

— Вот именно, что или, — вновь невесело ухмыльнулся сосед. — Короче! Дело к ночи у нас подходило. Сам понимаешь — не в отпуск ехали. Переживания там всякие, разговоры поздние. Ну хряпнули мы на четверых пузырь водяры перед отбоем. У нас с этим строго, но мы исключительно в профилактических целях. Что нам по сто двадцать грамм на рыло? Чисто для сна..., но мне не спалось. Да еще гроза в дороге началась. Гром громыхал сука, как на войне, словно специально намекал, куда мы едем. Мужики уже храпели, как танки, а я решил выйти в тамбур покурить. Благо наше купе почти рядом с комнатой проводницы располагалось. Она меня, главное, еще таким жалостливым взглядом проводила... Ну да не в этом суть. Короче.... Стою я в тамбуре курю. Из одежды штаны камуфляжные, берцы и куртка спортивная синяя, на молнии. Да... Ещё папаху кубанку свою надел, холодно было. Стою, курю в одиночестве, и тут как шандарахнет гром! Я аж вздрогнул от неожиданности. Главное, так на взрыв был похож. И руку мне обожгло чем-то. Да еще свет прямо перед грохотом в тамбуре пропал. Ну блин, думаю... дела... Я бычок затушил, левую руку проверяю, а там рукав уже от крови намок. И главное дырка в стекле — дует из неё. Я рану зажал и, естественно, обратно ринулся. Блин, пытаюсь в темноте тамбурную ручку нащупать, а её нет. Точнее, она была, но не там и не такая. Это я уже потом сообразил. Стою как дурак, пытаюсь понять, как дверь открыть, а она сама вдруг открывается. Смотрю, за ней стоит вроде тетка худая и невысокая, одетая в старую фуфайку, в шапке-ушанке, ватных штанах, в валенках и с лампой керосинкой в руке! И тоже смотрит на меня, как ошалевшая. Потом увидела, что у меня рука окровавлена, бросилась ко мне и потащила вовнутрь, приговаривая: "Сейчас, миленький тебя перевяжу. Давай садись на кровать".

— Я ошалевший присаживаюсь на полку и понимаю, что вагон не мой вообще! Проводница не наша. Купе её до невозможности старое, покоцанное какое-то. На полке лежит тонкий и грязный матрац, накрытый серой тканью, а главное запах! Сосед, ты не представляешь! Это дикая смесь горелых дров, креозота, керосина, немытого тела, гнили и страха! Да-да! Я и не знал, что у страха есть запах. Но он есть! Первой мыслью у меня было, что я умер. Но у мертвых рука не должна болеть? Тогда я решил, что это глюки от паленой водки, хотя мы её купили в магазине. Тетка уже склонилась передо мной и мою руку перевязывает, а я решил проверить -не галлюцинация ли у меня. Ну и свободной рукой по попе её провел. А та лишь отмахнулась и с улыбкой произнесла:

— Ну раз тебя боец на баб потянуло, значит жить будешь. По касательной осколок прошел...

В этот момент вновь за окном шарахнуло знатно, аж стекло за прикрытом тканью окном задребезжало. А проводница, завязав на руке узел бинтом, тихо пробормотала:

— Ишь, немчура поганая, никак не успокоится. Поезд наш поперек горла у них стоит. Ни детей, ни раненных им не жалко, сволочи!

— Погоди, — пришел я в себя. — Какие немцы, какие раненные? Ты кто такая? — Знаешь, сосед, я в тот момент вообще потерялся. Главное, что у меня глюки, уже не сомневался. Но старый вагон, поезд, немцы и не гром, а настоящие разрывы снарядов за окном. Я как раз накануне перед отправкой фильм по телеку смотрел. Называется "Коридор бессмертия", ты видел?

— Да, — согласился Перехватов. — Сильная картина. Там про ленинградскую школьницу, попавшую на работу в паровозную бригаду. Они эвакуировали зимой из осажденного города детей и раненных, да вообще — кого могли, доставляя обратно военное снаряжение и продукты. Там еще с составом перевозили циклотрон для Курчатова.

— Во-во! — оживился Миша. — Вот его я и смотрел. Поэтому и подумал, что у меня глюки. А тетка... хотя, какая она тетка. Я позже присмотрелся -девчонка сопливая, но уже успевшая хлебнуть лиха по самое не хочу. Просто грязная, уставшая и худая, но не тетка — девушка. А она мне так добродушно:

— Что, солдатик? Тебя еще и контузило? Ты как вообще в мой вагон попал? Там с обеих сторон теплушки сцеплены. — А я ей в ответ:

— Сам не знаю...

— И пахнет от тебя, — она, даже еще зажмурилась словно от удовольствия, — странно. Очень приятно. Будто ты из дома только вышел, а войны нет... Аромат не узнаю. Не "Тройной одеколон" и не "Шипр" ...

— Это французский..., — ответил ей я. — Жена подарила год назад.

— О-о! У тебя и семья есть? Все живы? Тебя как зовут-то?

— Михаил Галимов. А вас?

— Светлана Куприянова.

— Очень приятно. Да...у меня все живы и здоровы. Жена, дочка с зятем и внучкой.

— Ого? — почему-то удивилась она и стала выкать. — Так вы уже оказывается дедушка?! А сколько же вам лет?

— Сорок девять будет через месяц.

— Ух ты! Я думала, вы намного моложе. Хорошо сохранились. Давно воюете?

— Только еще еду...

— А-а-а, у вас бронь была?!

— Типа того, — говорю, а у самого волосы под кубанкой шевелятся. Решил поинтересоваться:

— А вы родом откуда будете. Не из Ленинграда?

— Да. Там родилась, там и школу закончила, но в институт не успела поступить, война...

— А вы?

— Из Оренбурга, точнее из Чкалова, — вспомнил я, что город менял имя перед войной...

Света оживилась, начала мне рассказывать, как она до войны жила. А до меня начинает доходить, что я попал в прошлое! Хрен его знает, как, но я сейчас сижу, может быть, в вагоне того самого состава из фильма, что везет из блокадного города петербуржцев. Девушка мне про себя рассказывает, а у меня одна мысль: "Они же все тут голодные, а у нас там харчей полно! Вот я идиот без рюкзака вышел. Ничего с собой не взял. Но кто же мог знать?!" Сижу, слушаю её, а рука моя лезет в карман олимпийки. Вроде кроме пачки с сигаретами и футляра с очками, там еще что-то лежало, когда я её надевал. И точно! Мы перед отправкой затаривались, кто чем может. Вот я себе на Озоне заказал аварийные пайки для моряков. Один пакет у меня в кармане и лежал. Он небольшой по размерам. Это такие спрессованные плитки. А главное они очень питательные и сладкие. Я его достаю и вручаю Свете. А та ошалело так смотрит, не понимая, что это такое и брать боится. Там упаковка -фольга, да еще надписи на английском. Я ей и говорю:

— Бери, дурочка. Это вкусно! Как шоколад. Американский аварийный паек, для матросов. По ленд-лизу союзнички поставляют. — Начинаю ей распаковывать, а у неё слезы по щекам текут. Вижу по глазам — жрать хочет, но не берет, почему-то. Я тогда еще подумал — боится, что отравлено. Ну и откусил чуток, показывая, что это можно есть. А она все равно не берет. И тут слышу, как за моей спиной тонкий голосок ребенка интересуется:

— Тетя Света, а нас кормить будут?

Оборачиваюсь и вижу, что в дверном проеме стоит непонятно кто. Пальто рваное, ноги в тряпках обмотаны, на голове платок с дырами обвязан до пояса. Лишь видны одни голодные лаза. И смотрит это чудо на нас так, словно мы... Эх! — махнул с досады Мишка рукой. -Я в тот момент такой сволочью себя почувствовал. Обернулся к Свете и говорю:

— И много у тебя здесь таких?

— Полный вагон.

— Та-ак, понятно. Нож есть?

— Вот, — протягивает мне обычный кухонный ножик с источенным лезвием, а у меня руки трясутся. Говорю ей:

— Режь сама на всех. Будешь раздавать, скажи, чтобы не жевали, а сосали. Тогда надолго хватит. Его можно и водой размочить, если кипяток у тебя найдется. А я с твоего разрешения погуляю тут чуток...

— Вот веришь, Игорек, — расчувствовался сосед. — Я еле слезы сдерживал. Иду по темному вагону, а там полно детей. Кто сидит, кто лежит на полках, и все смотрят на меня, как на Бога. За окном слышны периодические взрывы, а в вагоне тишина. Никто не плачет, не пугается взрывов... Дети истощенные, у многих и сил то не осталось, но глаза... Эти глаза меня теперь до самой смерти будут преследовать. Не хочу, чтобы мои внуки до такого ужаса дожили. Иду, значит, смотрю и чую, меня за штанину кто-то ухватил. Опускаю взгляд, а это паренек. Худющий, но взгляд у него бесстрашный, не потухший, как у многих. Тянет за штанину и говорит мне:

— Дядя кавалерист, а вы разведчик?

— А что? — интересуюсь в ответ. Я понял, что меня по кубанке за кавалериста приняли, а по пятнистым штанам за разведчика.

— Скоро мы немцев победим?

— Мишка, не немцев, а фашистов, — поправляет его лежащая рядом девочка.

— Верно, — говорю я и присаживаюсь рядом на корточки. — Немцы такие же люди, как и мы, а вот фашизм — это захватническая идеология и ей не место в мире. Сказал и сам испугался -поймут ли...

— Так скоро? — вновь интересуется мальчик, а я и не знаю, в каком времени оказался. Задаю встречный вопрос:

— А ты знаешь, какой сейчас год?

— Срок третий.

— Ну вот в мае сорок пятого война и окончится. Осталось два годика потерпеть...

— А вы откуда знаете?

— Я? Хм... на самом деле я волшебник, — решил я детям поднять настроение. — Знаю всё, что будет с Россией до лета 2022 года!

— Ух ты? — произнес тезка, но по глазам его я видел, что мне не верят. — Но ждать еще два года долго..., — с сожалением в голосе произнес ребенок. — Не успею я повоевать...

Меня словно ушатом холодной воды окатило. Не мерз до этого ни сколько, хотя пар изо рта шел. А тут озноб по всему телу. Ребенок от горшка два вершка, а уже тоже воевать собирается. Блин, а у нас по телеку показывают, как молодые парни бегут за бугор, суки..., а тут ребенок голодный. Ну да бог тем беглецам судья. Погладил мальчишку по голове и говорю:

— И не нужно тебе воевать. Страну нужно будет возрождать и детей правильно воспитывать, чтобы не выросли они фашистами. А если придется встать на защиту Родины — вставайте! Мы сильные и умные. Даже в космос первыми полетим!

— Правда? — пацаненок ко мне наклонился, а в его глазах такая надежда и вера была, что я обнял его и сам заплакал. Сижу, губы кусаю, думаю: "Какую страну мы просрали" и слышу, как детвора оживилась. Оглядываюсь, а это Света несет сладости заморские и всем говорит, что это гостинчик от бойца дяди Миши. Все вежливо произносили: "Спасибо, дядя Миша" и брали скромные порции. И главное никто из детей не ринулся первым без спросу брать. Не дрались, ни отбирали еду друг у друга. Все чинно ждали, когда до них очередь дойдет. Полоски тоненькие получились, а я вижу, как дети их сначала долго нюхали, жмурясь от удовольствия, а потом принялись медленно сосать, как леденцы. А у меня сердце кровью обливается. Света видимо поняла мое состояние, но ничего не сказала. А я достал сигареты, сказал, выйду покурить и направился в тамбур. Едва дверь открыл и вновь мощный взрыв. В меня словно кто-то ударился... В глазах потемнело, и я упал... Очнулся... смотрю... лежу на полу современного тамбура. Меня вновь будто обухом по голове: "Вернулся!" ...