Шут

Он почтительно тронул потемневшую от пыли плиту, отдавая дань уважения усопшему, и только потом выглянул наружу.

Да, сад был именно таким, каким Шут запомнил его: старый и совсем запущенный. Он находился в городе, но уже за пределами Небесной стены, и это было главное. Жители Золотой называли сад Забытым. Когда-то давно, еще в первые годы правления короля Берна, он был очень популярен среди знати, но те времена прошли, и теперь заросшие тенистые тропинки привлекали в основном влюбленных... да еще бродяг, не имеющих лучшего места для ночлега. Много лет назад Шут и сам, бывало, находил приют под кустами этого сада.

Мальчишке с парой лошадей будет нетрудно спрятаться в густой чаще. И Шут уже знал, кого попросит о помощи.

Обратно он почти бежал. Из-за этого две из трех свечей погасли к тому моменту, когда Шут, тяжело дыша, добрался до королевской опочивальни. Дверца за комодом была по-прежнему приоткрыта, в комнате — тихо и пусто. Со стороны гостиной тоже не доносилось ни звука.

Шут быстро запер вход в каменный лабиринт и, поднатужившись, задвинул комод на место. Вернул канделябр на стену, а потом, открыв засовы на дверях в опочивальню, покинул ее тем же путем, что и пришел. На сей раз Шут не увидел никого до самого выхода из королевских апартаментов, где по-прежнему маялись от безделья гвардейцы капитана Дени.

11

Короля встречали помпезно. Цветы, флаги, музыка — все как положено. Молоденькие горожаночки из кожи вон лезли, лишь бы взглянуть на Его Величество. Взрослые поднимали ребятишек на плечи, мальчишки постарше сами старались протолкнуться в первые ряды. В Золотой считалось очень хорошей приметой увидеть короля в праздничный день, особенно если ты загадал желание и хочешь, чтобы оно исполнилось. Это было старое поверье, и говаривали, что верней всего исполняются детские чаяния. Шут часто посмеивался на эту тему, советуя Руальду заказать несколько сотен своих портретов и развесить их в больших храмах. Король хохотал. Даже Элея улыбалась...

Шут смотрел на пышную процессию сидя на подоконнике в окне Восточной башни. Вглядывался в лицо любимого короля, пытаясь найти подтверждение страшным словам Дени. Руальд был таким обычным, смеялся и, не слезая с коня, начал громко рассказывать о приключениях в путешествии. Принц в новом белоснежном дублете с золотым кантом величественно вышел вперед, улыбаясь, сказал что-то брату и даже слегка поклонился. Шут сморщился и дернул щекой: его ни на миг не вводило в заблуждение показное радушие Тодрика.

Королевы в числе обступивших Руальдовы стремена не было. Она, как всегда, ждала его на парадной лестнице у главного входа во дворец. Шут с восхищением смотрел на ее спокойное светлое лицо, не омраченное даже тенью внутренних терзаний. Наконец, король сошел с коня и не спеша поднялся по ступеням. Его движения были полны истинного величия, и за церемонным целованием пальцев супруги Шуту не удалось разглядеть ни радости, ни небрежения. Обычный ритуал для придворных. И так хотелось верить, будто на самом деле все слухи — лишь злая выдумка, шум ветра в старых каминных трубах...

Не успели король с королевой скрыться во дворце, как небо потемнело. Шут взглянул на серую, почти черную тучу, уходящую далеко за горизонт, и понял, что скоро начнется настоящий осенний ливень. Он спрыгнул с подоконника на ступени узкой винтовой лестницы и медленно стал спускаться к жилым этажам. Сердце гулко стучало, подкатывая к самому горлу. Бубенцы робко звенели в такт шагам. Встреча неумолимо приближалась.

Внизу дворец напоминал разворошенный муравейник: придворные, слуги, гвардейцы, музыканты — все спешили куда-то, шумно обсуждали грядущий бал и приглашенных, жарко спорили. С королем прибыли гвардейцы, рыцари, менестрели, какие-то дворяне, их дамы, пажи, оруженосцы... Шуту казалось, что он преодолевает живой поток мыслей, чувств и желаний. В потоке этом было душно и хотелось наступить кому-нибудь на ногу.

Возле королевских апартаментов суета становилась тише: покой Его Величества охраняли неизменные воспитанники Дени. Один из них — исполненный чувства собственной важности юнец из нового набора — хотел задержать Шута. Он уже почти схватил дерзкого нарушителя за руку, но тот, как всегда, увернулся, и пятерня стражника сомкнулась в воздухе.

— Да брось. Ну его, — второй гвардеец, постарше, придержал товарища, готового ринутся за Шутом. — Это ж господин Патрик, ему можно. Его Величество разгневаться могут, если ты ихнего шута обидишь. Пусть себе звякает. Надо будет — тебя позовут его выкинуть. Да только ведь не дождешься.

Шут нервно ухмыльнулся и показал стражникам язык. Еще недавно он и в самом деле был уверен в своей неприкосновенности. Но после случая в лесу и новостей Дени... Нет, теперь стоило полагаться только на себя.

Он прошел через холл и гостиную к большой купальне, куда первым делом отправлялся Руальд, возвращаясь во дворец после походов. Монарх был верен привычке: вокруг просторной мраморной чаши, заполненной горячей водой, в беспорядке валялась одежда, включая бесценные золотые украшения, а сам Руальд уже обосновался в удобных изгибах ванны. Блаженствуя, король прикрыл глаза и потому не заметил, как на пороге возник его любимец. Шум внезапно начавшегося дождя заглушил тонкий перезвон бубенцов. В комнате стемнело. Слушая рокот первой осенней грозы, Шут молча рассматривал короля в сумеречном свете.

Он до сих пор удивлялся, как Элея могла принять его за Руальда. Ну да, какое-то сходство имелось, конечно, но... В понимании Шута повелитель Закатного Края был по-настоящему, по-мужски красив, обладая всеми необходимыми королю чертами лица. В отличие от него самого. И в отличие от единоутробного братца Тодрика. У Руальда был прямой нос, высокий лоб, всегда гладко выбритый сильный подбородок и проницательные голубые глаза. Волосы он носил как воин — чуть ниже ушей. Прямые и белые, точно снег, они являлись неоспоримым доказательством принадлежности к отмеченной богами династии Крылатых. Многих удивляло, что правящий король и его наследник-брат похожи друг на друга не более, чем день и ночь. Тодрика это приводило в бешенство. Он постоянно возмущался, доказывал, мол, цвет волос не главное для монарха. Его утешали: все равно не быть вам монархом, Ваше Высочество, если наследник появится. Потому и переживать не из-за чего. И никто не виноват, что вы в маменьку удались. Тем паче она была королева хорошая, даже не отравила никого. Стыдиться нечего.

За окном гулко и раскатисто громыхнуло. Руальд открыл глаза.

— О! Пат, — он радостно улыбнулся и с плеском уселся в ванне. — Здравствуй, здравствуй! О чем пошутишь, дружище? — Улыбка у Руальда была хорошая... В детстве, упражняясь с наставником в бое на деревянных мечах, юный принц пропустил удар и лишился половины левого верхнего клыка, отчего меж зубов у него навсегда осталась тонкая щербинка. Она не портила улыбки, лишь добавляла ей необычности.

Но теперь Шут этой улыбке не верил: голубые глаза Руальда оставались холодными.

— Да вот не смешно нам что-то, Ваше Величество... — наедине они давно уже обходились без титулования. Однако на сей раз Шут не знал, как себя вести и как обращаться к человеку, чей разум, может статься, и вправду помрачен.

— Отчего ж так? — Руальд, казалось, вообще не заметил напряжения в голосе любимца. Он усердно водил щеткой по большим загорелым бицепсам. Король Закатного Края был высок ростом и широк в плечах, не то что, к примеру, кривоногий Луд Пятый из Шерми... Шут молчал. — Ну, хорошо, не хочешь смешить — не надо. Расскажи хоть сплетню какую интересную.

— Да у нас тут одна интересная сплетня...

— Правда? И какая же?

Шут на миг прикрыл глаза. Ему было очень страшно, но оттягивать решающий момент не имело смысла.

— Про твою новую невесту, Руальд.

Он пристально взглянул на короля, но лицо того оставалось непроницаемым. Теперь уже король отвечал молчанием на немой вопрос Шута. Только щетка равномерно ходила туда-сюда по рельефным мышцам плеча.

Пауза затянулась.

— Это правда? — не выдержал Шут.

— Да.

'Да...', — внутри у Шута будто что-то оборвалось, а под ногами разверзлась пропасть. Мир остановился. И разрушился навсегда.

— Эй, что с тобой, Пат? — Руальд потянулся и, улыбаясь, взял из чаши с фруктами спелый персик. — Ты выглядишь так, будто это тебя я собрался заменить новым шутом. Лови! — Персик очертил дугу под сводом купальни и оказался в руке у Шута: Виртуоз накрепко вбил навык ловить все, что брошено и падает... Однажды поняв это, король частенько забавлялся: кидал что попало, безуспешно пытаясь застать Шута врасплох.

Неожиданно для самого себя Шут метнул персик обратно. Никогда раньше он не решился бы на такую дерзость... А фрукт между тем аккуратно впечатался прямо в высокий монарший лоб. Руальд изумленно тронул испачканное соком лицо и уставился на Шута. Трудно сказать, чего было больше в этом взгляде — гнева, недоумения или обиды.

— Да ты с ума сошел?! — Король медленно поднялся из ванны и, не обращая внимания на струи воды, стекающие с его тела, подошел вплотную к Шуту. Грозно возвышаясь над ним, Руальд судорожно стиснул тяжелые кулаки. Еще никогда правитель Закатного Края не смотрел на своего шута с такой злобой.

'Не прибил бы', — подумалось тому, но страха больше не было. После короткого Руальдова 'да' физическая боль казалась Шуту наименьшим из зол.

— Ты кем себя возомнил, ничтожество?! — Руальд сгреб его за ворот так, что затрещала редкая ткань господина Бужо, и поднял над полом. Жалобно звякнули бубенцы.

Шут заглянул, наконец, королю в глаза.

Все слова, которые он так тщательно отбирал, все умные мысли, способные убедить Руальда, — все разом стало ненужным. Шут понял, что его любимого друга больше нет.

— Простите, Ваше Величество! — пискнул он. — Я промазал! Хотел попасть в воду, чтобы вас обрызгать... Просто обрызгать... водичкой... Простите дурака! Позвольте мне разбить все персики об эту гнусную рожу! — Шут растянул пальцами щеки и скосил глаза. Король ухмыльнулся и, отшвырнув его точно тряпку, вернулся в ванну. По-кошачьи извернувшись, Шут ловко упал на четвереньки и тоже засеменил к купальной чаше. — А я для вас песенку вспомнил! — И он во весь голос заблажил недавно подслушанные на рынке скабрезные куплеты про солдата и торговку. Вскоре Руальд начал хохотать, а к концу песенки и вовсе забыл о своем недавнем гневе.

Шут продолжал смешить короля и когда тот, закончив мыться, принялся раздавать поручения по поводу намеченных на вечер торжеств, и когда монарх выбирал наряд на праздник, и даже во время его короткой сдержанной беседы с королевой. Руальд не был груб с ней, о необходимости расторжения свадебных уз он говорил так, будто обсуждал детали своего вечернего туалета. Элея почти ничего не проронила в ответ. Шут тоже помалкивал: чутье подсказывало ему, что чем меньше слов слетит с его губ, тем лучше. Когда-то, только появившись при дворе, он вообще предпочитал работать только лицом и жестами, ибо был еще недостаточно умен и образован, чтобы рассчитывать на свой язык. Шутки, к которым он привык в своей бродячей жизни, не годились для дворцовых декораций.

А теперь любые слова были бы неуместны.

Они сидели в гостиной. Руальд смаковал вино, привезенное из похода, и забавлялся тем, что кидал в Шута косточки от вишен. Это было так на него непохоже, что Шут даже не обижался. А Элея в своем новом сумеречном платье казалась безмолвной статуей, вытесанной из мрамора. Король неспешно излагал ей причины, почему он не считает возможным их дальнейший союз. Собственно, главный аргумент был один — наследник. Вернее, его отсутствие. О новой невесте король не упомянул ни разу.

Пока Руальд говорил, Шут мучился вопросом: что же нужно было сделать с человеком, чтобы он из доброго друга и заботливого мужа превратился в такое вот чудовище со студеной водой в жилах вместо крови?

По словам Руальда все было просто: верховный первосвященник признает их венчание недействительным, Элея получит хорошую компенсацию золотом и будет предоставлена самой себе.

— Ты можешь вернуться к отцу, — предложил Руальд королеве. — Я прослежу, чтобы тебя сопроводили к Белым Островам со всеми надлежащими почестями. Но, если хочешь, оставайся в Золотой. Я найду для тебя чудесный особняк с садом. Или замок за городом. Дам лучших слуг.

'Что он несет? — думал Шут. — Замок за городом! Безумие... Так унижать ту, которой клялся в верности на всю жизнь!'

Элея встала.

— Довольно, — произнесла она. — Вели провести церемонию расторжения завтра. Я не желаю оставаться здесь ни одного лишнего дня, — с этими словами королева покинула гостиную.

А ведь еще два месяца назад в этой комнате звучал ее звонкий смех... Счастливая Элея кружилась у раскрытого окна, озаренная солнечным светом. Цветущая и золотистая от легкого загара, она танцевала, распустив свои осенние волосы, забыв о предписаниях этикета. Не помнил о них и Руальд: он весело пел и хлопал в ладоши, как делают это на пиру простые мужчины для своих любимых женщин. Шут наблюдал за ними украдкой, стоя за широкой темной портьерой. И было ему и радостно, и горько... Радостно оттого, что понимал чужое счастье. Горько оттого, что не имел своего.

— Привезешь мне диковинных бус? — Элея обвила мужа тонкими руками и заглянула ему в глаза.

— Зачем тебе бусы, птичка? Ты и без них самая красивая.

Король привлек ее к себе и запечатлел на устах жены полный страсти поцелуй. Губы у Элеи были красивые... В минуты, когда королева не изображала ледяную властительницу, они оказывались так очаровательно приоткрыты, будто Элея хотела что-то сказать, но не решалась.

Они с Руальдом никогда не выставляли свою нежность напоказ, и вид этого поцелуя заставил Шута поперхнуться уже заготовленной шуткой. Будто сунутый головой в ледяную воду, он стыдливо отвел глаза и, отпустив край портьеры, канул в темноту коридора для слуг, которым и пришел в апартаменты короля. Шут вовсе не намеревался подглядывать, просто так дойти было короче — и он воспользовался этим путем, спеша поделиться с Руальдом радостной новостью: в город прибыла знаменитая труппа Варлисса, о которой Шут столько рассказывал своему монаршему другу. Вообще-то этими коридорами дозволялось ходить только слугам, убирающим покои короля, но Шут, как обычно, сделал козью морду и проскочил мимо гвардейцев, которые не особенно-то его и останавливали. Все уже привыкли: господин Патрик шляется, где ему заблагорассудится.

Разве ж он знал, что королевской чете вздумается миловаться прямо в гостиной?

Шут сидел на полу в коридоре и не смел выглянуть обратно, опасаясь увидеть нечто совсем уж непредназначенное для чужих глаз. Казалось бы, что особенного — поцелуй... но лицо его все еще полыхало, будто и впрямь ополоснутое студеной водой.

Это было так недавно... Шут даже помнил холод каменных плит, проникающий сквозь тонкое трико его костюма, и улыбку Элеи, приникшей к груди мужа.

Он посмотрел на Руальда и решился заметить:

— Ваше Величество... будет война.