|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
П. Э. Пирис
Цейлон и голландцы
(1658 — 1796)
(Перевод выполнен по изданию: CEYLON AND THE HOLLANDERS. 1658 — 1796 BY P. E. PIERIS. AMERICAN CEYLON MISSION PRESS. TELLIPPALAI. CEYLON. 1918)
Предисловие переводчика
Монография видного шри-ланкийского историка Пола Эдуарда Пириса (1874-1959) "Цейлон и голландцы", впервые изданная в 1918 г., входит в обширный цикл его исследований, посвященных историческим судьбам Цейлона в Новое время, в период экспансии на остров европейских держав, и является тематическим и хронологическим продолжением более ранней его работы — "Цейлон в португальскую эпоху".
Остров Цейлон (современная Шри-Ланка), который первые европейские мореплаватели, достигшие его берегов, называли "земным раем", практически сразу стал объектом колониальной экспансии и захватнических устремлений западных держав — вначале Португалии, а затем Нидерландов и Великобритании. Европейских завоевателей привлекали богатые природные ресурсы острова, в первую очередь, корица, которая в то время не произрастала больше нигде, кроме Цейлона. Как известно, именно стремление найти места произрастания пряностей, а затем установить монополию на их экспорт в Европу стало одним из главных стимулов, приведших вначале португальцев, а после — их соперников-протестантов в Южную Азию и на Дальний Восток. Неизбежным следствием этого стали многочисленные ожесточенные войны между ними на суше и на море.
Голландцы впервые появились на Цейлоне в 1602 г. Это была экспедиция под командованием Йориса ван Спилбергена, проводившая "рекогносцировку" острова и искавшая возможности установления дружественных политических и коммерческих связей с тогдашним правителем сингальского королевства Канди, Вимала Дхарма Сурьей (1590-1604). Обе стороны быстро нашли общий язык на почве взаимной вражды к португальцам (в то время находившимся под властью заклятых врагов Республики Соединенных Провинций — габсбургских королей Испании). Несмотря на то, что после произошедшего по приказу Вимала Дхармы убийства членов второго голландского посольства Сибальда де Вирта (причиной которого, по сообщению большинства источников, стало оскорбление, нанесенное пьяным голландским адмиралом сингальской королеве), отношения сингальцев и голландцев на определенное время вступили в фазу "заморозки", в 1638 г. новый король Канди, Раджасинха II (1629-1687), по собственной инициативе возобновил их, рассчитывая использовать голландцев с их превосходящим европейским оружием и флотом как союзников в борьбе с португальцами. С этой целью он даже пошел на заключение заведомо неравноправного для сингальцев договора, уступавшего голландской стороне монополию на экспорт корицы, и разрешавшего голландцам сохранять под своей властью отвоеванные у португальцев крепости (хотя и с существенной оговоркой, что это могло произойти лишь с согласия сингальского монарха). Голландцы ловко воспользовались этим разрешением. Изгнав португальцев с острова после затяжной 20-летней войны, они разместили свои гарнизоны в бывших португальских фортах Коломбо, Галле, Негомбо и других, ссылаясь в качестве обоснования на большие финансовые затраты, понесенные ими на "службе" у Раджасинхи. Король Канди был взбешен, но вынужден, в конечном счете, смириться со свершившимся фактом — одних европейских колонизаторов на Цейлоне сменили другие (1).
Владения голландцев на Цейлоне в целом совпадали с португальскими. Как и изгнанные ими соперники, голландцы взяли под свой контроль наиболее плодородную и богатую природными ресурсами часть острова. "Голландия утвердила свое господство над четвертью территории острова: районом Коломбо, Негомбо, провинцией Семь коралов, северо-восточными территориями с центром в Джафне и прилегающей территорией Ванни, юго-западной и южной частью острова с городами Галле и Матара, включая район Хамбантоты, над восточным побережьем с портами Тринкомали и Баттикалоа. Только Кандийское государство сохраняло свою независимость" (2).
При учреждении администрации голландцы также взяли за образец прежнюю португальскую систему, дополнив ее лишь некоторыми присущими им особенностями. Островом управлял губернатор, носивший длинный и пышный титул "Чрезвычайный советник Нидерландской Индии и губернатор и директор острова Цейлон с зависимыми от него владениями", занимавший одно из главных мест в структуре власти Голландской Ост-Индии. Он назначался на неопределенный срок директорами Ост-Индской Компании в Нидерландах и Верховным Советом в Батавии. Губернатору помогал Политический совет, состоявший из восьми членов: директор по доходам (Hoofd Administrated); офицер, командующий войсками; представитель правительства по делам сельских округов (Dessave); казначей (Zoldy, Boekhouder); политический секретарь; главный хранитель дома (Eerste Pakhuismeester); Государственный прокурор (Fiscaal); и торговый комиссар (Negotie Boekhouder) (3). Решения принимались большинством голосов и были обязательны для губернатора. Вместо четырех дисавани (провинций), которые существовали при португальцах, голландцы сочли более удобным для себя разделить подконтрольную им территорию на три крупных административных единицы (командорства) — Коломбо, Галле и Джафна. Последние делились на провинции (дисавани), а те, в свою очередь, на округа (коралы). Во главе провинций стояли голландские чиновники с титулами дисав, тогда как на более низшем уровне была сохранена туземная администрация (4).
Период голландского господства на Цейлоне, продолжавшийся около 140 лет (с 1656/58 по 1796 гг.), т.е. практически столько же, сколько и португальский, был более спокойным и не столь богатым на события. Уже в одном этом видно фундаментальное различие между характерными особенностями обоих народов. Английский историк Дж. Э. Теннент с типично британской резкостью и высокомерием писал об этом так: "Политика голландцев на протяжении всего периода их владычества на острове демонстрирует резкий контраст по сравнению с португальцами. Она характеризуется отсутствием жажды завоеваний и незапятнанностью актами безжалостной жестокости по отношению к сингальцам. На смену фанатичному рвению католических монархов к распространению веры пришли ревностные усилия голландских купцов, направленные на укрепление их торговой монополии; и голландские купцы с униженным смирением терпели оскорбления и бесчинства, совершаемые тиранами Канди против их послов и чиновников. Поддержание мира была настолько важно для укрепления торговли, что никакая провокация, какой бы грубой она не была, не была достаточна, чтобы побудить их к протесту, и не препятствовала деловой рутине в их факториях на побережье" (5).
И действительно, на первый взгляд нельзя не согласиться с мнением, высказанным авторитетным британским ученым. В отличие от португальских фидалгу, считавших себя прямыми наследниками рыцарей эпохи Реконкисты и перенесших на Восток средневековый фанатизм крестоносцев с их неугасимой ненавистью к мусульманам-"маврам" и миссионерским рвением к распространению христианства среди "язычников", голландцы были прежде всего торговцами, заботившимися о том, чтобы свести с прибылью свой бухгалтерский баланс. Если история португальского правления на Цейлоне — это история почти непрерывных военных действий, посредством которых португальские капитан-генералы пытались добиться своей главной цели — полного завоевания Цейлона, то голландцы, с присущими им педантичностью и скрупулезностью, всякий раз подсчитывали свои прибыли и убытки, и когда последние грозили перевесить первые, без особых затруднений смиряли свою гордыню и заискивали перед сингальскими королями, их министрами и наместниками, стремясь выполнить свою главную цель — обеспечить прибыльную и бесперебойную поставку и экспорт корицы, как и других природных богатств острова.
Тот же практицизм отмечал и отношение голландцев к религии. Голландцы были ревностными протестантами, и на завоеванных у португальцев территориях в Азии стремились в первую очередь искоренить католицизм — религию своих европейских соперников, и довольно терпимо относились к туземным верованиям. В отличие от португальцев, они не были одержимы религиозным прозелитизмом и почти не пытались обратить в христианство сингальцев-буддистов и тамилов-индуистов; до тех пор, пока их цейлонские подданные оставались лояльными и выполняли возложенные на них повинности, вопрос их вероисповедания не особенно тревожил голландские власти.
Здесь следует подчеркнуть, что завоевание Цейлона, его колонизацию и последующую эксплуатацию его ресурсов осуществляло не напрямую государство, как это делала Португалия, а голландская Ост-Индская Компания (ОИК), уже при самом своем основании в 1602 г. получившая огромные полномочия в торговой и колониальной сферах, позволявшие считать ее настоящим "государством в государстве". ОИК могла вести войны, заключать союзы с туземными правителями, вербовать солдат и моряков, строить крепости, содержать в них гарнизоны, оснащать флоты, чеканить монету, назначать администрацию колониальных поселений и персонал торговых факторий (6). Начиная свою деятельность как коммерческая компания, ассоциация акционеров-пайщиков, ОИК волей обстоятельств за сравнительно короткий период превратилась в могущественную военную силу. Именно силами ОИК и по ее инициативе осуществлялись все голландские колониальные предприятия в Азии и Африке. Однако сам двойственный статус Компании — как "военного орудия" Нидерландов и как акционерного общества, деятельность которого в первую очередь была направлена на извлечение прибыли — в определенной мере сдерживал голландскую экспансию на Цейлоне. Кроме того, стратегия, выработанная "отцом-основателем" ОИК Яном Питерсзоном Куном в первой четверти XVII в., предполагала, что центр господства Компании в Азии будет находиться на Яве. Цейлону, как и голландским факториям на Малабарском и Коромандельском побережьях Индии, в стратегии ОИК отводилась периферийная роль (7). Не желая чрезмерно распылять свои ресурсы (и усвоив в этом отношении негативный опыт португальцев, чрезмерная "разбросанность" владений которых и невозможность оборонять их имевшимися в наличии ограниченными силами стала одной из причин их краха), голландцы ограничились установлением контроля над морским побережьем Цейлона и всячески избегали втягиваться в тяжелые и дорогостоящие кампании по завоеванию центральной части острова — сингальского королевства Канди — которые не могли принести им никаких ощутимых "дивидендов".
Таким образом, вся политика голландцев в период их господства на Цейлоне находилась под влиянием коммерческих интересов. Там, где португальцы без колебаний прибегали к мечу и насилию, голландские чиновники стремились действовать более гибко, применяя метод "кнута и пряника". С одной стороны, как совершенно правильно отмечает Теннент, они заискивали перед кандийским двором, поддерживая видимость того, что являются всего лишь вассалами сингальского монарха, терпеливо сносили разного рода оскорбления, тратили немалые средства на подкуп сингальских придворных и самих королей, шли на уступки по второстепенным вопросам, и всё это ради того, чтобы добиться своей генеральной цели — установления и сохранения монополии на эксплуатацию и экспорт природных богатств Цейлона, прежде всего, корицы. Для этого голландцы стремились отрезать королевство Канди от доступа к побережью и пресечь экспорт корицы (и других природных богатств Цейлона) через неподконтрольные им порты. С другой стороны, в тех случаях, когда сингальские правители наотрез отказывались идти навстречу "пожеланиям" голландцев, власти ОИК прибегали к более жестким мерам, например, организуя торговую блокаду Канди, чем причиняли ему серьезный ущерб. Сочетая оба этих метода, власти ОИК более или менее успешно проводили свою политику и добивались поставленных целей на протяжении целого столетия, пока глухое недовольство сингальских подданных из-за эксплуатации, которой их подвергала ОИК, не переросло в открытое восстание, которое не замедлили поддержать и король Канди. В этих обстоятельствах у голландцев, при всей их нелюбви к военным действиям, не осталось иного выбора, как нанести военный удар, организовав полномасштабную военную экспедицию под началом барона Люберта Ван Эка, с целью завоевания королевства Канди. Эта единственная попытка голландцев последовать по пути своих предшественников-португальцев закончилась, после первоначальных успехов, сокрушительным провалом, повлекшим за собой тяжелые финансовые и людские потери, после чего стороны были вынуждены вернуться к довоенному статус-кво.
Как и португальцы, голландцы оставили свой след в составе населения Цейлона. В этнической сфере голландское господство на острове способствовало появлению относительно немногочисленной, но достаточно влиятельной группы смешанного происхождения — ланкийских бюргеров. Голландские бюргеры были потомками европейских поселенцев (не обязательно голландцев, среди них встречались также немцы, французские протестанты, скандинавы и т.д.), как правило — гражданских служащих и вышедших в отставку солдат Компании, которые в рамках проводимой голландскими властями политики колонизации получали определенную сумму денег или участок земли для обзаведения хозяйством на подвластной Компании территории. (Впрочем, на Шри-Ланке они не проявляли особой склонности к фермерству и гораздо чаще становились содержателями таверн.) Колонисты женились на туземных женщинах или метисках из португало-сингальских семейств и "постепенно становились социальной опорой голландцев" (8). Вопреки распространенному представлению об особой нетерпимости протестантов к смешанным бракам, голландские власти не подвергали "бюргеров" какой-либо дискриминации. В настоящее время численность голландских бюргеров, живущих как на Шри-Ланке, так и в других странах Азии и Австралии, составляет около 40000 человек.
Голландские власти внесли также свой — и немалый — вклад в развитие сельского хозяйства и инфраструктуры Цейлона. И опять-таки, в отличие от португальцев, печально запомнившихся на острове в основном своими "entradas" (вторжениями), т.е. опустошительными карательными кампаниями и рейдами на сингальскую территорию, сопровождавшимися, помимо огромных человеческих жертв, массовым варварским сожжением деревень, уничтожением полей, кокосовых рощ, разрушением оросительных каналов и других материальных ценностей, рачительные голландцы, напротив, прилагали все усилия к улучшению и развитию сельскохозяйственного потенциала Цейлона. С этой целью, как показывает Пирис, они вновь вводили в сельскохозяйственный оборот заброшенные земельные участки, принимали меры по восстановлению ирригационных систем в засушливой северной части острова (на полуострове Джафна и в области Ванни), прокладывали каналы, заново населяли пустующие деревни, привлекая туда, среди прочего, опытных земледельцев-тамилов из Южной Индии, разбивали сады и плантации, производя эксперименты с высаживанием новых экспортных культур (например, кофейное дерево, табак, кардамон, сахарный тростник и т.д.). Разумеется, эти улучшения в сельском хозяйстве были продиктованы не заботой о повышении благосостояния местного населения — голландские колонизаторы были далеки от филантропических соображений, — а исключительно выгодами Компании, но независимо от субъективных своекорыстных мотивов, экономическая политика ОИК, несомненно, шла на пользу Цейлону и его населению в целом.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
