Lilium regale

Пролог, или как все началось.

Звенящая пустота, окутывающая плечи. Пляшущие тени, зыбкие, как и все вокруг. И холод, жгучий, отрезвляющий, гонящий прочь и примораживающий к этому небытию. Где я? Кто я? Как все сложно...

— Ты даже этого не помнишь? — Тихий голос, звонкий, словно горный ручеек. Я оглянулась, но не смогла увидеть его источник. — И не видишь меня... Это довольно печально. Как вспомнишь, позови.

Вспомнить? Что вспомнить? Почему так больно, когда я думаю об этом? Не хочу...

— За каждое 'не хочу' и 'не буду' твое наказание будет увеличено. — Мягкий, шелковый тон не вязался с довольно-таки обидными словами. Обидными? Несправедливыми?

— Скоро приедет отец, приведите себя в порядок и помогите мне с ужином. — Словно ничего и не случилось, улыбнулась мама, погладив нас по головам. Я облегченно кивнула и немного сгорбилась, чувствуя, как затекла спина, сняла неудобные туфли, заменив их мягкими растоптанными сандалиями...

— Ну что? — Белозубо улыбнувшись, спросила меня давешняя собеседница. Девочка лет шести, с весенними большими глазами и длинными, ниже пяток, седыми волосами, облаченная в старую, зашитую в нескольких местах серую мужскую футболку, на маленьком хрупком тельце смотрящуюся слишком большой и неуместной. — Насмотрелась?

— Кто ты? — Спросила я, глядя в невозможную зелень глаз. Девочка вздохнула, развернувшись ко мне в пол оборота, маленькие пальчики нервно разгладили подол футболки.

— Вопросы, вопросы... Зачем ты задаешь их, если сама знаешь ответы? — Недовольство изумрудными искрами плясало вокруг нее, заставляя с каким-то животным испугом следить за их передвижением. Каждая искорка оставляла после себя длинный, медленно тающий луч цвета Авады...

— Ты Смерть. — Больше утвердительно, чем с вопросом, отозвалась я. Перед глазами пронесся зеленый луч, словно ударная волна, выбивший из меня весь воздух и жизнь. Такое ощущение, что это было только что... А может, так и есть — кто их знает, этих сущностей высшего порядка.

— Ну наконец-то ты начала думать! — Забавно всплеснула ручками Вечное Дитя. — А теперь вопрос для тебя. Хочешь вернуться в мир живых?

Что? Я буду жить? Вот так, просто, без договоров, великих миссий и условий? Просто вновь жить? Интересно, скольким людям она это предлагает и сколько из них соглашаются?

— Почему ты хочешь мне помочь? — Я недоуменно посмотрела на Смерть, глядящую куда-то поверх меня, в темную зыбкую пустоту. Она резко посмотрела на меня, и когда наши взгляды встретились, я ощутила жуткий, просто собачий холод. Миг, и она отводит взор таких теплых, но леденящих глаз, а нервно подрагивающие пальчики вновь начинают расправлять несуществующие складки.

— С чего ты решила, что тебе? — Хмыкнула она, аккуратно взяв в свою маленькую ладошку мою руку, отчего та покрылась слоем инея. Смерть потянула меня за собой, ведя каким-то лишь ей ведомым путем среди всех этих теней и мрака, окружающего все. Мои шаги отдавались гулким эхом, ее же легко вписывались в тишину, царившую здесь. Или же она сама была здешней тишиной? — Ради тебя я бы и пальцем не пошевелила, Лили Джейн Эванс.

Глава 1 — воспоминание.

— Просыпайся, негодник! Слышишь меня? Сколько я могу тебя звать?! — Взвизгивая на высоких нотах, закричала высокая женщина с довольно милым, но тощим лицом, а огромные глаза, которые украсили бы любую девушку, делали ее похожей на лошадь. Да, Петти, не петь тебе в опере... И, желательно, вообще молчать.

— Иду, тетя Петуния. — Из каморки под лестницей, отчаянно зевая и надевая по пути очки, вылез, по-другому и не скажешь, маленький оборвашка. Вещи не по размеру висели пыльными мешками, черные вихры волос были больше похожи на птичье гнездо, да и сам мальчик не производил впечатления. Как же он мог так очаровать саму Смерть?

— Приготовь нам завтрак, негодный мальчишка! — Не хуже резанной свинки завизжала любимая старшая сестренка, подталкивая ребенка к кухне. Тот сердито взглянул на нее моими глазами, так не свойственными для серой и унылой Британии, но покорно пошел выполнять задание.

Я поплыла следом за ним, не по своей воле, а из-за желания Вечного Дитя, но само ощущение движения было довольно... интересным. Прохладно разве что. Вот мальчишка привычными движениями достал сковороду, масло, зажег плиту — но по его отсутствующему взгляду было понятно, что он не здесь.

— Знаешь, мам, а готовить даже интересно. — Едва слышным шепотом прошептал он, разбивая яйца на потрескивающую от жара посудину. Я вздрогнула от страха, охватившего всю меня, дрожью прокатившегося от макушки до пяток — неужели он меня видит? Нет, только не это...

— Было бы здорово, если бы ты научила меня чему-нибудь еще, кроме яичницы с беконом. — Улыбнулся черноволосый, запуская руку в подобие прически и лохматя себя еще больше. Я помахала рукой перед его лицом, но он даже не пошевелился, глядя сквозь мою несчастную конечность вновь затуманившимся взглядом.

— Ты бы готовила вкусные торты, шоколадные такие, с кокосовой стружкой и орехами. Знаешь, какие они вкусные? А я бы тебе помогал. И не только в этом... Я бы тебе всегда и во всем помогал... Слышишь, мам? — Его голос становился все тише и тише, пока не потонул в зверском оре ворвавшегося на кухню мальчишки.

— Хей, Поттер, зачем ты это делаешь, а? — Загоготал он, хватая пухлыми руками жаренный бекон, остывающий на тарелке. Затолкав все в необъятную пещеру, по недоразумению мироздания названную ртом, он просто титаническим глотком проглотил все. — Я все маме расскажу, придурок!

— Дадличка, что расскажешь? — Складывая губки куриной жопкой, просюсюкала Петуния, с бесстрашием, достойным рыцаря, залезая в пасть к дикому зверю — то есть обнимая своего ненаглядного сыночка и делая даже какие-то попытки приподнять свое необъятное чудо.

— Поттер сожрал мой завтрак! — Заныла тупиковая ступень эволюции бегемота, в порыве истерики приподнимая мать над полом. Разные весовые категории, что тут возьмешь... — Накажи его!

— Конечно, мой маленький, конечно же я его накажу! — Ее глаза все больше и больше выпячивались, рот же наоборот, словно уменьшался в диаметре. Вот она, таинственная русская вобла... — Получи, дрянной мальчишка!

Рука у Петунии тяжелая, тут ничего не поделаешь — это у нас семейное. Оборваныш рефлекторно дернулся назад, опрокинув тяжелую горячую сковороду себе на руку, а после прилетела и затрещина от моей дражайшей сестренки. И что, неужели он никак не огрызнется, не отомстит? До какой же степени его затравили, что он стоит с обреченным видом, сжимаясь в клубочек, почти незаметно баюкает обожженную руку и ожидает следующего удара?

— Хватит! — Закричала я, вставая между сестрой и ребенком. Но тщетно — я всего лишь бесплотный дух, даже не призрак, так как я могу остановить это? Черт, ну почему он такой слабый? В его возрасте я была сильнее, намного сильнее! Я была...

— Что случилось, Лилиум? — Шелковый, заботливый голос матери, обеспокоенный взгляд отца. Я оглядела себя — порванное платье грязной тряпкой обхватывало ноги, разбитая в кровь губа неприятно щипала. — Будь аккуратнее в следующий раз, хорошо? Платья ведь не вечные.

Ведь в нашей семье все русоволосые и голубоглазые. Отец, мама, сестра... Лишь я казалась рыжей вороной среди серой массы. Друзья родителей знали, что я была почти полной копией дедушки со стороны отца, постепенно эта информация улеглась в мозгах почти всех жителей нашего маленького городка, но слухи, ходившие прежде, отнюдь не канули в Лету — их помнили дети. Дети вообще многое помнят, и редко что из этого забывают...

От воспоминаний я очнулась уже в темной каморке, рядом с постанывающим от боли ребенком. Ну что же, то, что он добровольно принял незаслуженное наказание, сглаживало то, что ни одна слезинка не выдала его боли — только здесь, в своем убежище, он мог дать волю своим чувствам. Чувствам, но не слезам. Возможно, из него и получится достойный рода Эванс.

— Чем же ты так привлек Смерть? — Тихонько спросила я, проводя рукой по спутанным черным волосам. Маленький, свернувшийся в клубок, как котенок... И при этом покорил ее. Невозможно... Впрочем, в нем течет кровь Эванс, теней Ее Величества, верных и искуснейших воительниц — следовательно, он на подсознательном уровне стремится быть первым и лучшим. А стала ли я такой?

— Отродье, хватит притворяться! Немедленно за работу! — Свет, ворвавшийся из коридора, больно резанул по глазам. Забавно, вроде бы и плоти нет, а рефлексы и память остаются. — Руку покажи, знаю я тебя!

Мальчик протянул дрожащую руку, на которой до недавнего времени красовался ожог. Петуния, глядя на чудом зажившую ранку, стала покрываться красными пятнами. Словно мухомор, только наоборот. Я чуть не прослезилась от умиления — какая у меня сестренка-красавица выросла! Так и хочется умереть второй раз от гордости.

— Меня мама вылечила. — Под гневным взглядом 'признался' ребенок. О чем он? Признаю, это исцеление иным словом, кроме как волшебство, не назовешь, да и на обычную, пусть даже и повышенную регенерацию не спихнешь. Да что происходит то?

— Ненормальный! — Взвизгнула Петти, бросая в мальчишку бинты и какую-то мазь. — Ты такой же ненормальный, как и твоя мать! Неделю! Неделю, слышишь? Будешь сидеть здесь, без еды!

— Мама, мама! Лили мои цветы отравила! Они... они... они завяли, за секунду завяли! — Размазывая по лицу сопли вперемешку со слезами, запричитала девчонка с мышиного цвета волосами. Я растерянно смотрела на мертвый куст со сморщенными облезлыми цветками и дырявыми желтыми листочками, так похожими на старую бумагу. А бумага так хорошо горит...

— Ненормальная! Ты просто ненормальная! — Петуния в страхе отшатнулась от меня, с настоящим ужасом в огромных глазах глядя на полыхающее зеленое пламя, сияющими отблесками пляшущее на блестящих боках маленького ведерка с водой...

— Да, тетя Петуния. — Прошептал оборваныш ей вслед. После того, как дверь с громким грохотом захлопнулась и послышался звук закрываемого на ключ замка, мальчишка ухмыльнулся и метнулся на пол, к одной из половиц. Вытащив один и без того разболтавшийся гвоздь, он со счастливой улыбкой, виднеющейся в неверном свете какой-то фосфоресцирующей игрушки, достал оттуда маленькую оплавленную свечку и кусочек торта. Шоколадного, украшенного кокосовой стружкой.

— Хорошо, что тетя боится тебя, иначе бы она не отпустила меня до ночи. — Вновь улыбнулся ребенок, аккуратно втыкая свечку и поджигая ее невесть откуда вытащенной зажигалкой. Хлопнув себя по лбу, словно что-то забыв, мальчишка потянулся к своей лежанке, достав из-под подушки старенький, помятый календарь. Я помню его — когда родители были еще живы, он висел на кухне, а отец рисовал на его страничках различные смешные рожицы и животных, чтобы сделать новый день непохожим на предыдущий. Родители мертвы? Ни чувств, ни воспоминаний, лишь странная пустота в груди.

Тридцатое января — именно на этой дате была предусмотрительно оставлена рукодельная закладка. Вот знакомым резким почерком отца было выведено 'день рождения малышки Лили' и рядом — рыжеволосая ехидная мордашка его же авторства. И вереница четырехзначных чисел, тянущихся муравьиной дорожкой чуть ниже, но уже совсем другой рукой. Не зачеркнутым было лишь одно — тысяча девятьсот девяносто один.

— С днем рождения, мамочка! — Громким шепотом провозгласил ребенок, задувая свечку. — Надеюсь, что в этом году ты найдешь меня.

Вот я дура! Это не просто числа, это года — те года, что я могла бы дышать, радоваться, да просто жить! Если бы не решилась на этот идиотский план... Какой план? Эй, воспоминания! Где же вы, когда так нужны? Если этот ребенок не ошибается, то мне сейчас уже... тридцать один год. Да, Лили, старость подкралась совсем незаметно, чего уж там! Впрочем, я наверняка выгляжу лучше Петти, ведь по-другому и не может быть — я всегда была лучшей. Разобраться бы только во всем происходящем здесь...

Мальчик попробовал кусочек торта, а остальную, большую часть положил на незаметную полочку рядом с дверью, спрятав ее за старой книгой со стершимся названием. Словно я действительно могла попробовать эту старую, заветренную, полную углеводов сладость. Глупый ребенок, уж лучше бы сам все съел, вон какой худющий, смотреть страшно. Глупый, глупый, глупый маленький мальчик...

— С днем рождения, Лили... — Прошептала я, глотая непрошеные горькие слезы, взрывающиеся на языке теплыми шоколадными пузырьками...

Глава 2 — спящая сила.

— Так, дальше по списку... Дурсль, к доске! — Восторженно пропищал сухой, седой, как лунь, человечек. Бегемотик, тяжело опираясь на парту, попытался встать. Хм, так и запишем — связанные шнурки не лучшее подспорье в изучении математики.

— И 'Бисмарк' тонет в праведной мести английского флота за падшего в бою 'Худа'*! — Пафосно провозгласил мальчишка с по-кошачьему зелеными глазами, невинно глядя в окно. Я бы сказала, что он похвастался своим подвигом именно мне, ведь я как раз устроилась на подоконнике... но ребенок, не смотря на все его способности, меня не видел. Просто не мог видеть. Да я даже в зеркале не отражаюсь для самой себя, словно вампир какой-то!