Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

1. Давай согреем звезду


Опубликован:
01.02.2009 — 16.03.2009
Аннотация:
Иногда любовь бывает более тяжким бременем, чем ненависть. и оказывается, что ее совсем недостаточно для того счастья, которое значит - понимание.(ВНИМАНИЕ: изменен Эпилог)
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

1. Давай согреем звезду


ДАВАЙ СОГРЕЕМ ЗВЕЗДУ (ДОГОВОР)

Тебе не объяснить,

Что ненавидеть слишком просто,

Трудней любить такую жизнь.

Наваждение. Реки Времен. В. Кипелов

Глава 1


* * *

Такое время суток как утро, Лизелла ненавидела всю сознательную жизнь: гимнастика, медитация и тренировки для концентрации почему-то проводились в исключительную рань, и приходилось выбираться из жесткой, как солдатская, койки, невзирая ни на какие неудобства и самочувствие. А если еще и дежурство выпадало — в Храме, по корпусу или классу... Бр-р!

Конечно, с той поры кровать у нее стала более удобная, но это только еще больше усложняло процесс вставания. А возможностей поваляться в свое удовольствие у классной дамы, как оказалось, еще меньше, чем у учениц.

Нет! Надо срочно решать дело с переводом! Хоть куда, хоть к черту на рога — лишь бы там можно было позволить себе понежиться в мягкой постели хотя бы часов до девяти... К тому же, надоело изображать из себя цербера для юных магических дарований с одной стороны и быть на побегушках у высокого начальства с другой.

С тем же успехом она могла бы давать уроки кройки и шитья дома, не убивая молодость на обучение волшебству! О том ли она думала, о том мечтала, когда впервые осознала свой дар?

Лизелла уныло натянула уставное одеяние, лично у нее ассоциирующееся с траурным облачением в родном Эгине, воткнула первую попавшуюся шпильку в тяжелый узел волос и без энтузиазма признала, что рабочего настроя как не было, так и нет. Не говоря уж о готовности грудью встать на борьбу с темными силами, переговорами с коими и обусловлена нынешняя экстра ранняя побудка и ворох дополнительных дел. Людей не хватало, поэтому вместо исполнения своих ежедневных обязанностей, Лизелла была временно откомандирована к аппарату Совета.

По-хорошему, стоило бы не упустить эту возможность обратить на себя внимание руководства, но как? Воображение тут же нарисовало, как она запросто раскрывает перед Главой Совета коварный план черного мага, спасает кому-нибудь из членов Совета жизнь в последний момент, могучим чародейством повергает в прах врага и лорд Робер, конечно же, незамедлительно делает ее своей правой рукой, ибо нельзя держать такой талант на задворках...

Лизелла бросила последний перед уходом взгляд в зеркало и с сожалением признала, что стала похожа на канцелярскую мышь в обмороке, а выражением лица могла посоперничать с водовозной клячей! Тогда как куда более верным средством получить теплое местечко, стало бы общение с кем-нибудь из высокопоставленных магов в приватной обстановочке с далеко идущими последствиями. Все мы люди, все не без греха, однако к своим двадцати годам Лизелла еще не избавилась от предрассудка, что вступать в подобную связь следует исключительно по любви и взаимному согласию.

Увы, пока это оставалось единственной привилегией.

Внезапное предложение о переговорах мягко сказать заинтриговало Светлый Совет. Жаркие споры о том стоит ли на них соглашаться вообще, где, как, когда и что бы это могло означать, не прекращались по сей день, когда маг уже должен был объявиться.

Он великодушно позволил Совету выбирать место встречи, разумеется, исключив лишь Анкарион, и на предложенный вариант согласился сразу, всячески демонстрируя добрую волю. Это-то и было подозрительно. В благодушной глупости черного упрекнуть было трудно.

Встреча должна была состояться в небольшом охотничьем домике под Лассором: в случае столкновения опасность для мирных жителей сводилась к минимуму, а темный оказывался на чужой территории и довольно близко к одной из башен, пусть и не главной.

К тому же, об этом месте ему было сообщено в последний момент, и времени, что бы устроить какую-нибудь зловредную пакость у колдуна не оставалось. Однако Совет предусмотрительно подготовился к любым неожиданностям. Такое впечатление, недовольно поджимала губы Лизелла, проверяя посты, что они готовятся к осаде всей темной армией — не меньше.

Или к полномасштабным военным действиям. Хотя, разве можно быть в чем-нибудь уверенным, когда дело касается Черного лорда! Судя по исходным данным, полученным на инструктаже, речь идет об исключительно опасном и непредсказуемом противнике, который сам стоит целой армии.

Возвращающуюся девушку обогнали трое всадников. 'Курьеры, наверное, или из геройствующего состава', — подумала Лизелла, чихнув от пыли. Героев она не любила, считая либо людьми недалекими, либо авантюристами.

'Да когда же этот колдун объявится! Когда же закончиться вся эта суматоха, и можно будет спокойно посидеть над книгой... Вернуться к своей лабораторной...'

Лизелла усмехнулась, признав, что видимо, ей и правда пора отдохнуть, а то настроение у нее меняется, как у капризной мазельки. Скоро на людей бросаться начнет.

— Да где тебя носит! — вместо приветствия выпалил Норт, хватая задумавшуюся девушку за руку, — Марат тебя в землю вобьет!

Лизелла ответила коллеге мрачным взглядом и вырвалась. Попытки Норта оказывать ей покровительство, то что он считал заботой о ее благе, только раздражало.

— Пошел он... далеко, в общем! — огрызнулась девушка.

Норт выразительно постучал себе пальцем по лбу, — лоб у него все-таки красивый, отметила Лизелла, да и сам не так уж плох.

— Прибыл! — кратко означил молодой маг суть беспокойства.

— Где? — волшебница недоуменно огляделась в поисках черных рыцарей, ватаги головорезов бандитской наружности или парочки орков на худой конец.

— Там уже, — Норт мотнул головой в сторону дома, — Ну, знаешь, я такого не ожидал! Он нас всех ниже... уровня моря опустил.

Когда Лизелла увидела самого прибывшего мага и его свиту, то согласилась с мнением товарища: Совет выставил себя в самом невыгодном и унизительном свете.

Совет разве что конницу сюда не приволок, — впрочем, не приходиться сомневаться, что король не отказал бы высокому собранию в поддержке. Маг — явился в сопровождении одного слуги, местного егеря, согласившегося указать дорогу и большого ворона, который недовольно косился по сторонам. Он даже об оружии не озаботился, кроме одинокого басселарда в скромных ножнах у пояса. И никаких амулетов.

Темный с первого же мгновения небрежно продемонстрировал уверенность в себе, отсутствие страха и, как ни глупо это звучит, добрую волю и доверие второй стороне переговоров. Прямо таки олицетворение миролюбия! Тогда как действия Совета просто кричали об обратном. Во всяком случае, именно так это выглядело.

Судя по мимолетной улыбке мага, он это хорошо понимал, и если заранее не рассчитывал на подобный эффект, то скрывать свое мнение тоже не собирался. Ворон на его плече беспокойно перебирал лапами, встряхивал крыльями, раздраженно каркал.

— Хагену здесь не нравится, — в тоне темного скользнула нота лукавства, как будто он намекал на некие всем отлично известные, но неприличные до крайности обстоятельства.

Собственно так оно и было: птица явно была непростой, и реагировала на изобилие враждебной ей магии.

— Право, я польщен оказанным мне Советом приемом, но стоило ли так стараться! — слова были пикантно приправлены иронией в тоне, — Не сомневаюсь, что ваша высокопрофессиональная разведка не обнаружила никакой армии Тьмы, орочьих орд, или толпы колдунов и ведьм в засаде. Я прибыл один, как и указывал в своем последнем письме.

Улыбка его стала уже откровенной.

— Я в вашем распоряжении, лорд Робер! — маг с достоинством отвесил Главе Совета изысканный, но сдержанный поклон, ирония стала уже очевидной, — Располагайте мною по своему желанию.

От такой вежливой наглости лорд Робер сжал посох так, что у него костяшки побелели. Зато стало понятно, какого рода провокаций следует ждать. Война войной, но Светлый Совет тоже не может позволить себе терять лицо.

— И я приветствую вас! Дорога наверняка была долгой, и вы хотели бы отдохнуть. Дела мы обсудим завтра на выездном заседании Совета, если вы не торопитесь...

— Что вы! Я прибыл сюда исключительно с целью выступить перед Советом, но не рвусь сразу в бой и не откажусь воспользоваться возможностью собраться с мыслями, — этот стервец имел такую обезоруживающую улыбку, что можно подумать, что он говорит искренне!

— Господин Марат, проводите нашего гостя.

— Надеюсь, в программу приема адамантий не входит?

Господин Марат, не отличавшийся выдержкой и самообладанием, едва не заскрипел зубами, а темный — откровенно смеялся. Переступая порог, он немного помедлил, снял ворона с плеча и подбросил воздух.

Подходившая в это время Лизелла с удовлетворением отметила, что ее барьер, хоть и не активированный, впечатлил 'гостя'. Немедленной карой на нее обрушился недовольный взгляд господина Марата, будь он неладен, и похоже, что он решил, будто они с Нортом отсутствовали в связи с 'личными делами'.

— Наша неразлучная парочка, — прошипел он через плечо, делая знак следовать за ним, и обратился уже к черному магу, — Позвольте представить, госпожа Лизелла и господин Нортон. Они позаботятся о ваших нуждах.

— Благодарю, мои потребности весьма скромны.

В этом маг уж точно не соврал: он вообще не обратил внимание на роскошную обстановку в отведенной ему комнате, и на вежливый вопрос Норта, тоже взбешенного навязанной ему ролью, он равнодушно ответил:

— Неплохо бы умыться с дороги, но мой слуга обо всем позаботится. Не стоит беспокойства.

Мрачный кряжистый тип с лицом ночного кошмара, пожалуй, был единственным, кто соответствовал статусу и цвету темного мага. Лизелла подумала, что матерью полуорка могла быть не трофейная степнячка из варваров, которые сами от орков только цветом кожи и отличаются, но какая-нибудь захваченная во время набега бедняжка. Вот и прекрасное напоминание об истинной сути его хозяина, как бы любезно он себя не держал и как бы просто не выглядел.

Встреть она темного на столичных улицах, вслед не обернулась бы: обычный парень из благородной, но не слишком знатной или богатой семьи, — спеси в стати маловато. Хотя, кого она обманывает? Очень бы даже обернулась! Маг выглядел лет на двадцать с небольшим, но не благодаря чарам, а потому, что действительно был молод, а ко всему прочему и еще и хорош собой. Высокий, худощавый, но сложен так, что не приходилось сомневаться — он-то не только над пыльными инкунабулами свое время гробил. Черты лица были неправильными, слишком резкими, чтобы говорить о классическом типе, но отличались соразмерной строгостью, а такого чистого изумительного цвета, какого были его глаза — Лизелла даже не представляла.

Она впилась ногтями в ладонь: хватит истекать слюной на этого красавчика, который судя по виду только и ждет, когда они с Нортом избавят его от своего общества.

— Я не смею задерживать вас дольше, — подтвердил ее догадку маг, смягчив тон еще одной легкой улыбкой.

Он вел себя так, как-будто приехал в гости к дальним родственникам на семейное торжество, а не находился в стане врага, хотя достаточно было одного знака, что бы он оказался в адамантии у столба.

'Ах, да! Как раз столба-то они и не приготовили!' — разочаровано прикинула Лизелла, раздраженная тем, что черный ни разу даже не посмотрел прямо на нее, как и вообще на кого-либо.

Провожая на следующее утро темного мага в залу, приготовленную для заседаний, где его уже ожидали все члены Совета, Лизелла никак не могла понять, что же в нем не так. Что-то было в его манере поведения странное, но она никак не могла понять что именно. Он совершенно не походил на образ, подсказанный ей фантазией. Конечно, она не ожидала черной мантии, а этот вообще ничего черного как раз и не носил, — дело было вообще не в одежде.

Она остановилась и пропустила его вперед в залу. На какое-то мгновение Лизелла уловила в нем неуверенность, неловкость, а потом раздались приветствия членов Совета, и девушка вышла, тщательно прикрыв двери.

— Ваш господин предусмотрительно осторожен, — не удержался от замечания лорд Римус, — и не явился лично.

— Вы не должны считать отсутствие моего учителя неуважением к Совету или трусостью, — вежливо и твердо пояснил черный маг, впервые усаживаясь за один стол с членами Светлого Совета после минутного замешательства, — Дело в том, что хотя я выражаю его мнение и намерения, об этой встрече ему не известно.

Маги Совета пришли в волнение, переглядываясь друг с другом.

— Как это следует понимать? Если ваши слова правда, то наша встреча не имеет смысла! — резко высказал всеобщую точку зрения лорд Робер.

— Я сказал правду, — темный слегка склонил голову, — Я говорю прежде всего от собственного имени.

— Не слишком ли вы молоды? — бросила леди Регина.

— Ваша предшественница, лорд Робер, принимала меня всерьез. Когда приказывала сжечь, — голос молодого мага все еще сохранял свое мягкое звучание, но в нем проскользнули стальные нотки, — Желает ли Совет убедиться, что я могу претендовать на Черный трон? Или что мне это по силам?

Он повел ресницами и снял свою защиту, открываясь полностью.

Трудно представить, что свет может быть черным, но сидевший перед Советом маг просто сиял.

— Впечатляет, — согласился лорд Рихард, после того, как тот снова закрылся от них, — считайте, что вам удалось нас заинтересовать.

Темный маг ответил коротким кивком.

— Я бы хотел, что бы Совет обратил внимание на данное обстоятельство. Способности нынешнего господина Черной Башни тоже не должны вызывать у вас сомнения.

— Мне показалось, что вы настаивали на встрече не для того, чтобы сыпать угрозами!

— Леди, я и не думал угрожать! Прошу вас, проявите немного терпения.

Регина вспыхнула, — да что бы какой-то мальчишка так разговаривал с ней!

— Как видите, я вполне способен при случае стать лордом следующего Агона. Однако по целому ряду причин делать этого не собираюсь. Лорд Дамон на свободе без малого 20 лет. У него возможностей и оснований для враждебных действий еще больше, но вы не можете не признать, что за весь этот срок не было ни одного инцидента. Мой учитель и я предпочитаем жизнь обычных людей, в чем легко можно убедиться. Собственно моя первая и главная просьба заключается в том, что бы перевернуть наконец пройденную страницу и начать строить взаимоотношения с чистого листа. Речь идет о возможности жить открыто, о прекращении преследований.

— Подразумевается, что мы должны позволить вам и вашему учителю жить... среди обычных людей и творить свое черное колдовство? — половина членов Совета лишились дара речи от такой наглости.

— Какое значение имеет уровень и цвет чародея, если он соблюдает условие о не причинении вреда? Я же не имею в виду строительство черных башен. Речь идет об элементарном праве не опасаться ежеминутно за свою жизнь и жизнь своих близких. Праве, в котором вы отказываете подобным мне по причине, не зависящей от чьей-либо воли.

— Ваша позиция достойна уважения, — медленно заговорил лорд Рихард, старейший из членов Совета, — И ваши побуждения можно понять. Допустим действительно, лично к вам нет никаких претензий, но о каком доверии можно говорить в отношении вашего учителя? Этот человек повинен во многих преступлениях и однажды уже начал войну. Раз. Вы говорите об отсутствии инцидентов, но на его руках кровь леди Ровены и многих других, кто погиб во время нападения на полевой лагерь. Два. И потом, он даже не знает о наших переговорах, вы же не можете говорить от его имени или предоставить достаточную гарантию. Это три.

Темный маг по-прежнему смотрел прямо перед собой, а не на говорившего, но его глаза стали почти черными.

— Оставим прошлую войну в прошлом: его не изменить. В настоящем же, от имени лорда Дамона великолепно могут говорить его поступки. Господа Совет, этому договору он следует с самого освобождения без всяких соглашений, и скорее от вас стоит требовать гарантий. Собственно, об этой встрече я не известил его именно потому, что он не позволил бы мне так рисковать, ведь у уважаемого Совета понятия о чести слишком часто уступают требованиям выгоды.

Для того, что бы бросить подобные слова в лицо полному составу Светлого совета, да еще с таким спокойным достоинством и уверенностью, требовалось немалое мужество. Это был просто плевок.

— Ваша политика стоила мне зрения, а многим невинным людям жизни и сломанной судьбы. Превентивное устранение, кажется, это так называется? Ради великого блага, можно пойти и на небольшое зло? Вы обвиняете Дамона в гибели Ровены... Во-первых, это сделала Раинн, а во-вторых, грешно требовать от человека смиренного спокойствия, когда на его глазах умирает тот, кто ему дорог... Да просто невинный! Почему-то то, что в одном случае называется благородным деянием героя, в другом характеризуется как демонстрация злонамеренности!! Не пора ли признать, что мы играем по одним правилам, и ваш драгоценный цвет давно утратил свою непогрешимую белизну! — гнев все же пробился сквозь самообладание молодого человека.

Он резко тряхнул головой, отбрасывая волосы, и у висков у него стали заметны две седые пряди. Темный помолчал, взял себя в руки, и закончил уже спокойно и с сожалением:

— Я удивлен, что Совет устраивает существующее положение дел, и вы отказываетесь от уникальной возможности прервать цепь бессмысленного кровопролития! Именно ваши неоправданные, несоразмерные действия провоцируют все 'инциденты'. Обвинять в злом умысле того, кто защищает свою жизнь и карать за это — даже не лицемерие, это преступление.

Маги переглядывались между собой, и взгляды эти ничего хорошего представителю черного лорда не сулили.

— Мы не отказываемся, — подвел итог лорд Робер, — Мы обсудим ваше предложение.

— Этот будет поопаснее своего учителя, — наконец нарушил повисшее после ухода темного молчание Робер, наблюдая в окно, как тот удаляется в сторону пруда.

— Он конечно силен... — с усмешкой начала Рузанна, вошедшая в состав Совета совсем недавно.

— Дело не в силе, — оборвал ее Рихард, — дело в этом.

Старый маг постучал себя по лбу.

— Робер, вы должны были понимать, что мы проиграли уже тогда, когда согласились на эти переговоры!

— Мы можем в любой момент взять его под арест и попытаться выманить из норы самого хозяина Башни, как и собирались. Мы можем вернуть его на костер, с которым у Ровены вышла осечка, — леди Риана впервые вступила в спор, — но никакая агитация не избавит тогда Совет от дурного запашка! Слишком многие его слышали и видели: один, безоружный, просящий о мире, да к тому же еще и слепой!!

— Если с ним что-то случиться, репутация Совета окажется основательно подмоченной, — неохотно согласился с ней Римус, — Рассчитать вернее, было бы просто невозможно! Его уязвимость и есть лучшая защита...

— А вы уверены, что это не провокация? Что он не специально ставит себя под удар? — забарабанила пальцами по столу Регина, — И не задумал ничего в этом духе.

Хмурый Робер выругался, и поспешил распорядиться, чтобы с темного глаз не спускали и не допустили волосу с головы упасть.

— Но мы же не можем согласиться на его предложение! — лорд Руал даже вскочил, и Регина согласно кивнула.

— Отчего же, — обратился Рихард к вернувшемуся главе Совета, — Ведь тогда он окажется на виду. Его слова свяжут и его самого.

— Вы предлагаете просто сидеть и ждать? — взвился Римус, — Когда он что-нибудь сотворит — будет уже поздно!

— Да перестаньте! — скривился Рихард, — В мире рождается множество детей пока та или иная звезда Ока находится в зените. Заклятье Черного Мастера само заботится о том, что бы выжил и добрался до Башни только сильнейший. Волк, способный рвать добычу зубами.

— Тогда получается, что он прав, и мы создаем врага собственными руками! — Рузанна вцепилась в свой посох, сверкая ореховыми глазами.

— Дитя мое, если бы все было так просто! — терпеливо и доброжелательно улыбнулся ей Рихард, — Жизнь любого человека не состоит из одних радостей. Мне например, никогда не везло в любви...

Рузанна невольно улыбнулась, представив пожилого лорда и наставника молодым и влюбленным. Тот продолжал, благожелательно глядя на подающую большие надежды волшебницу.

— Ваша сестра я знаю, родилась тяжело больной, так что смерть была скорее облегчением: и для нее, и для вашей семьи. С любым несчастьем можно смириться, можно увидеть в нем испытание для духа, можно даже обратить к своей пользе. Однако всегда есть люди, в которых невзгоды откликнутся злобой и ненавистью. Есть те, кому счастье не доступно в принципе, и во всем они видят лишь дурную сторону, всегда есть те, кто стремится к власти... Как видите, вариантов очень много, ведь даже в дожде нет ни одной одинаковой капли. Безумие тоже болезнь, но мы ведь изолируем таких людей, дабы они не могли причинить вред ни другим, ни себе. А теперь представьте, что подобный больной еще и обладает огромной мощью и может обрести власть!

Директора Академии слушали внимательно, но едва он умолк снова вернулись к спорам, заговорив все разом.

— Довольно! — прервал жаркие дебаты не принимавший в них участия Робер, — Нам вполне по силам сыграть с ним в эту игру. Следует признать, что последний Агон не имеет аналогов в истории и ситуация у нас патовая! Так не пора ли искать новые пути?

На том обсуждение пока и окончилось.


* * *

Первой на кого наткнулся возле дверей Робер, естественно была Лизелла, поэтому счастье и честь оберегать драгоценную темную персону выпало именно ей. Пытаясь убедить себя, что задание это и есть тот самый шанс проявить себя, о котором она просила судьбу, девушка направилась на розыски, попутно передав распоряжение Главы Совета непосредственному начальнику.

Как они себе это представляют?! — злилась она. Она что, обязана ни на шаг от него не отходить? Может еще при омовении присутствовать, спинку там, потереть, а то вдруг он в ванной захлебнется! В уборную ей тоже его провожать?

Лизелла увидела слугу мага, возвращавшегося от пруда, и решительно двинулась по тропинке: он же слепой, вдруг и правда споткнется обо что-нибудь, в воду свалится или еще что... Звенящий от гнева голос темного был слышен и через закрытые двери, и чем вызваны заминки, приступы его растерянности она уже знала. А так сразу и не поймешь!

Раздраженная больше обычного, — конечно, кому еще могли поручить нянькаться с убогим, — Лизелла вылетела к беседке, и ворон на его плече недовольно каркнул.

— Тише, Хаген, это госпожа Лизелла, а не стая голодных котов.

Девушка прищурилась: а не притворяется ли он. Хотя нет, он даже головы не повернул, и увидеть ее не мог даже будучи зрячим, неужели по шагам узнал?

— Вы тоже искали уединения и прохлады?

Он выглядел так непривычно просто в одной рубашке, небрежно распахнутой на груди из-за жары, со спутанными ветром волосами, расположившийся в свободной, но не развязанной позе. В который раз неприязнь, которую Лизелла пыталась в себе вызвать, куда-то исчезла.

— Нет, я искала вас, — она решительно вошла в беседку.

— Зачем? Врядли господа Совет так быстро договорились... — прозвучало это даже как-то меланхолично.

Лизелла молчала, не зная как объяснить цель ее прихода и обязанности в целом, но он догадался прежде, чем она сумела-таки найти слова, и беззлобно усмехнулся.

— А! понятно. Как видите, я не замышляю никаких каверз. Но в комнатах мне трудно дышать, да и Хагену туда нельзя... Не волнуйтесь, я постараюсь доставлять вам хлопот как можно меньше.

Трудно дышать... Еще бы не трудно! Они там столько всего навертели! Лизелла ощутила нечто, похожее на угрызения совести и ясно почувствовала себя униженной навязанной ролью и положением, в котором оказалась. Ей почему-то было стыдно, как никогда.

— Я вам тоже, — наконец сказала она.

Он слегка удивился, и неожиданно сделал приглашающий жест, сняв со скамейки свой камзол.

— Или может быть хотите пройтись? Покажете мне окрестности.

— Да, здесь очень красиво, — ляпнула она, и тут же прикусила язык от своей бестактности.

Ну не скажешь по нему, что он слеп! В синих глазах нет ни следа мути, никаких бессильно опущенных век, — кристальная прозрачная чистота, хотя взгляд кажется несфокусированным, как-будто направлен вглубь себя. У Лизеллы вдруг екнуло сердце: каково это, всю жизнь провести во мраке — не в части метафизической изначальной силы, а самой обычной тьме... Быть лишенным удовольствия, созерцая многообразие и буйство красок. Не иметь возможности ни с кем обменяться взглядом, который под час говорит больше любых слов. Постоянно испытывать затруднение в самых элементарных вещах. То и дело сталкиваться с самодовольной жалостью окружающих...

— Я...

Он поднялся, с улыбкой обрывая ее лепет.

— Вы не сказали ничего страшного. Тем более, отнимая что-то одно, природа всегда старается это компенсировать. Я прекрасно вижу любое проявление магии, а для всего остального у меня есть Хаген. Так что я вполне способен разделить с вами впечатление от местных красот.

Лизелла смешалась окончательно и покорно позволила себя увлечь по тропинке вдоль берега.

— Раз уж мы обречены на тесное общение, почему бы не сделать его приятным? И называйте меня по имени. Дамир.

Похоже, теперь он задался целью превзойти саму любезность, занимая ее разговором о пустяках и старательно обходя все темы, связанные с Советом, переговорами, противостоянием Сил. Черный маг оказался на удивление приятным собеседником, так что Лизелла вскоре совершенно забыла о том, кто он такой и просто наслаждалась прогулкой. Напряжение исчезло, и называть друг друга по имени казалось вполне естественным. Оперевшись на галантно поданную руку, она легко поинтересовалась.

— Вы часом не музыкант к тому же?

Руки у него были действительно музыкальные — узкие ладони, длинные ровные пальцы, сильные и чуткие. Вопрос поверг Дамира в изумление.

— Нет, как-то не довелось. Хотя пару аккордов на гитаре подобрать смогу, без риска травмировать чьи-нибудь уши.

— М-да, зато в светском обхождении с дамами вам нет равных! — это был уже откровенный флирт.

Он непринужденно рассмеялся.

— О, моим наставником в этой науке была настоящая принцесса!

— Так вы еще и королевской крови? — теперь уже изумилась Лизелла. Подумать только, маг, претендент на Черный трон, да к тому же и принц!

— К счастью, мое происхождение далеко не королевское, — Дамир к своему удивлению тоже наслаждался обществом волшебницы, приставленной к нему для слежки.

Возвращаться не хотелось обоим. Подходя к охотничьему домику, Лизелла поймала на себе хмурый взгляд Норта, — у него даже губы были сжаты, так что побелели. Если бы это не было так глупо, она подумала бы, что он ревнует. Лизелла состроила самое невинное личико, хлопнула ресницами и не подумала отпустить руку Дамира: не так-то часто у нее выпадает возможность развлечься. Она не делает ничего особенного, она вообще занята именно тем, что выполняет поручение самого лорда Робера! Ужин на двоих? И что в этом такого? Каждый думает в меру своей распущенности!

Придирчиво рассматривая себя в зеркало, Лизелла вновь начала сокрушаться, что как-то незаметно махнула на себя рукой. Мама всегда говорила, что лицо женщины это руки... А у нее и вовсе не осталось ногтей! Лицо... Это что, кожа или бумажная салфетка? А цвет? У покойников краше! Да конечно может какой любитель чахнущей красы и сочтет, что синие круги под глазами придают ей налет этакой утомленной загадочности, но себя обманывать нехорошо и неполезно: на нее уныло смотрела кабинетная мышь, говорящее приложение к школьной доске. Даже лучше, что уставной балахон скрывает выпирающие ключицы, — мужчины не собаки, на кости не бросаются! Пожалуй, немного косметики в нужных местах могли бы исправить положение с катастрофического на просто кошмарное, но как раз свою косметичку она и забыла, о чем до сегодняшнего вечера даже не вспомнила. Да уж, только слепой и польстится на такое пугало!

Но ведь это не свидание! — осадила себя Лизелла, — Он тебя уже видел без прикрас через свою птицу. Он просто вежлив, и пытается найти выход из неловкой ситуации. Да и его ворона там на этот раз не будет...

И все же она не удержалась. Лизелла всегда считала свою внешность довольно заурядной, но располагала богатством, которому могли позавидовать многие: волосы. Они были ее главным достоянием и сокровищем — роскошная густая грива жестких неуправляемых светло русых кудрей с отливом в рыжину. Такой цвет не получить никакими красками или иллюзиями. Из-за длины под собственной тяжестью они не закручивались мелкими спиральками, но рассыпались по спине волнами и оканчивались крупными тугими локонами... То что нужно, что бы потешить тщеславие!

Капелька духов... Ее маленькая безобидная слабость: Лизелла любила запахи, с ума сходила от ароматических свечей, масел, а в лавке парфюмера могла провести весь выходной.

И разумеется, что-то, а точнее кто-то обязательно должен был испортить с таким трудом налаженное настроение: пальцы поджидавшего ее Норта сомкнулись на запястье.

— Ты совсем рехнулась? Что ты творишь? Да от твоей репутации...

— Моя репутация, — сладко оборвала его негодующие возгласы Лизелла, — настолько безупречна, что ее давно пора кому-нибудь испортить!

Она выкрутила руку и решила, что пора расставить точки над и, ё и другими литерами всех существующих алфавитов.

— Норт, если я по какой-либо причине терплю твое общество, это еще не значит, что у тебя есть право хватать меня за различные части тела. Читать мне мораль. И указывать, что следует делать. Это первое. Второе! Умерь свои фантазии. Лорд Робер приказал мне не отходить от него ни на шаг. Что я и делаю. Сомневаешься — спроси его сам!

— И для этого ты распустила волосы? Посмотри на себя! Глаза горят, как у голодной кошки, щеки пылают... Да ты едва губки для поцелуев не подставляешь! Ты выглядишь как... Ты и в постель с ним ляжешь?!

Самым естественным продолжением этой 'беседы' — была бы пощечина. И Лизелла едва от нее удержалась. Кошки... она ничего не имела против безобидных созданий, и не собиралась ронять себя в склочной сваре. Просто недавний товарищ в эту минуту был вычеркнут из списка тех, с кем она хотела бы общаться. Именно как на кошачье дерьмо, она на него и посмотрела, молча огибая молодого человека.

— Лизелла! — кажется, он осознал свою ошибку, хотя и поздно, — Пожалуйста... Не иди к нему одна! Позволь мне...

При виде брезгливого выражения на лице любимой женщины, Нортон осекся, но нашел силы продолжить:

— Возьми кого-нибудь с собой! Пожалуйста! Я лишь хочу оградить тебя!

— Норт, — холодно ответствовала Лизелла, — ты сомневаешься, что я вполне способна позаботиться о себе сама? Хорошо, давай пойдем вместе... А еще пригласим Бертрана, Милену, Ксавьера и всех остальных... Марата и весь Совет в полном составе не забудь! Ты оскорбляешь и... противника, и себя!

— О да, я смотрю, он и правда опасен... — Норт отступил на шаг, — Если ты заговорила так после одной прогулки!

— Если ты удивлен, — Лизелла уже уходила, — То это значит, что до сего момента ты меня не слушал и не знал. Я ничего тебе не обещала и не обязана соответствовать твоим мечтаниям!

Когда Лизелла вошла, темный ее уже ждал и, как ей показалось, с не меньшим нетерпением, чем она собиралась к нему.

— Вы чем-то расстроены, — обратился Дамир к девушке.

Он же чувствует любую магию, вспомнила Лизелла, а значит должен до малейшего оттенка различать ауру. Пожалуй, и правда следует быть осторожнее, — она немедленно схлопнула свое поле в непроницаемый кокон. Нортону все же удалось отравить ей настрой: что если все это не более чем разыгранный спектакль, удачная импровизация в своих целях? А она и растаяла!

— Так, досадная мелочь. Случается, — тем не менее, ответила она как ни в чем не бывало.

Дамир улыбнулся ей, и Лизелла тут же послала подальше все разумные соображения.

— Вы не против обойтись без излишних церемоний? — поинтересовался он, — Ресс — дитя степи, и совершенно не подходит на роль стюарда. И уж тем более на защитника вашей чести от моей персоны.

Он смеялся, и девушка, не подумавши, легкомысленно выдала в ответ первое, что попало на язык:

— Не против. Да мне совсем и не хочется защищаться от вас...

Черная бровь медленно выразительно поползла вверх, и Лизелла спохватилась, что именно сказала, зажав себе рот ладонью. Дамир от души пожалел, что в этот момент не может видеть сконфуженного личика волшебницы.

— Даже не знаю, можно ли считать это комплементом!

Ну, конечно, разве он мог упустить такой случай ее подразнить, обреченно признала Лизелла, и попыталась перевести разговор на менее скользкий путь.

— О! я... я не знаю, что на меня нашло! Я имела в виду, что не предполагаю вас, способным причинить моей чести вред...

Ох, опять двусмысленно, но уже не так лестно! Что ты вообще несешь?!

— Я не считаю вас...

Дамир уже смеялся.

— Я понял, и польщен вашим доверием, — он даже слегка поклонился, — Если желаете, можете позвать кого-нибудь из своих слуг.

— Думаю, мы справимся, — смирилась Лизелла со своим падением.

В целом, ужин проходил на той же ноте приятного флирта, какой окончилась прогулка. Лизелла с удивлением обнаружила, что уже травит ему байки из школьной жизни, высмеивает директрису, змеюку подколодную, и даже призналась в своем единственном и самом крупном недостатке: она неисправимая соня. Синие глаза смотрели прямо на нее, и ей казалось, что они видят все и даже больше.

Однако теперь, наблюдая за ним вблизи и в отсутствие его ворона, Лизелла замечала жесты, которые его выдавали. Должно быть, ему трудно лишаться Хагена и возможности видеть, хотя бы через птицу... Она почувствовала себя виноватой за то, к чему приложила руку. Забывшись, Дамир заложил прядь волос — он носил их на пробор и стриг слишком коротко, что бы собрать в хвост — за ухо, и теперь седина у виска резала взгляд... Так значит, слухи о нем и покойнице Ровене — правда. Сколько ж ему тогда было!

— Если Совет согласится на договор, возможно, кто-нибудь из целителей сможет вам помочь, — сочувствующе заметила Лизелла.

— Не думаю, — спокойно ответил Дамир, — Госпожа Герда, которая меня осматривала, высказалась вполне категорично, а она была признанной целительницей.

— Герда? — имя ничего не сказало ей.

Дамир только улыбнулся с толикой грустинки.

— Вы действительно уверены, что мы можем жить в согласии? — серьезно и задумчиво поинтересовалась Лизелла.

— Мы можем хотя бы попытаться. Тот, кого вы называете Черным лордом, уже давно ведет жизнь самого простого человека. Если Совет пойдет на договор, я все же не думаю, что мастер Дамон объявит свое нынешнее имя и местонахождение, но поверьте, многие люди знают и уважают его отнюдь не как черного мага. Я знаю абсолютно точно, что он не хочет этой силы и этой власти...

В голосе Дамира, когда он упомянул наставника, скользнуло такое тепло, что Лизелла почти поверила, что человек, способный внушить подобное чувство, в самом деле не может замышлять ничего дурного.

— А чем бы занялись вы?

Совершенно неожиданно молодой человек страшно смутился.

— Я... пишу немного... — все-таки признался он, едва не покраснев.

Лизелла пришла в восторг.

— В стихах или в прозе? — в азарте она подалась вперед через небольшой столик.

— Пытаюсь и так, и так.

— Почитайте что-нибудь! — непререкаемо потребовала девушка на правах гостьи.

— Да ничего стоящего еще не выходило, — Дамир долго отнекивался, уже пожалев о своей обмолвке, — глупость... Я и не помню даже!

— Тогда придумайте сейчас! — Лизелла была неумолима, — Для меня.

И снова неожиданно, — он выпрямился, отчеканив:

— Протягиваю руки — сквозь тебя...

Так, в будущем объявлено одно:

Не судеб единение — война,

И в этом пламени гореть нам суждено!

Лизелла застыла: это было более чем признание. И осознание невозможного. Чем можно было ответить на такое, не опошлив и не принизив момент? Лизелла зачарованно смотрела на сидевшего перед нею задумчивого молодого человека и вдруг с удивлением услышала свой голос:

— Черный ангел, венчанный печалью,

В темных ризах тонкий строгий лик,

Опаленный стылой сизой далью,

Отраженьем снов моих возник...

— Это ваше?! — изумился Дамир.

— Кто в юности стихов не сочинял,

Бумаги не марал украдкой...

И кто потом об этом вспоминал

Над пыльною тетрадкой? — смущенно выдала Лизелла свой экспромт, — Было, баловалась... Вот к месту пришлось.

— Я поражен! — в его глазах было искреннее восхищение, — и подумать не мог, что эти переговоры обернуться таким удивительным знакомством!

Возникшее и все более крепшее чувство близости горчило утратой.

Неужели, — вдруг подумала Лизелла, — Совет ему откажет?! И он уедет, и в следующий раз она услышит о нем только из сводок происшествий... Если вообще услышит! А если не откажет, если ему позволят жить так как он хочет... Запомнит ли он ее, и если запомнит, то какой?

— Я надеюсь, что Совет согласится с вами... — Лизелла встала, подходя к раскрытому настежь окну.

— Да, — согласился Дамир, — всегда стоит надеяться. К счастью, обстоятельства имеют обыкновение меняться. И не всегда в худшую сторону.

За их словами стояло нечто совсем иное. Он поднялся тоже, приблизившись к ней. Пальцы отвели распущенные по плечам волосы с осторожной лаской... Лизелла уже вся замерла в ожидании последующего поцелуя, когда резкий голос возвратил их к реальности.

— Мы разыскиваем госпожу Лизеллу!

В проходе стоял Норт и — о, ужас! — господин Марат. Увиденная ими сцена была весьма красноречивой, а замешательство молодых людей еще больше усугубляло вину и не оставляло места для сомнений.

— Простите, госпожа Лизелла, что так долго вас задержал, — первым опомнился Дамир, — Благодарю за прекрасный вечер и не смею дольше злоупотреблять вашим вниманием.

— Что вы, это я должна вас благодарить, — деревянным тоном выдала Лизелла.

От обиды хотелось расплакаться и что-нибудь разбить. Например, голову недавнего приятеля.

Дамиру хотелось взять себя и хорошенько потрясти. Что он творит? Тоже мне, герой-любовник! Он здесь для чего, что бы за волшебницами волочиться? С ума сошел, не иначе! Как мальчишка, стихи ей читал... А не появись двое этих волкодавов, не приходилось сомневаться чем все закончилось бы. Как первый раз женщину увидел!

Увидел... Хаген хагеном, но что там можно разобрать под этим жутким балахоном, да еще и капюшоном, надвинутым чтобы защититься от солнца. А за ужином и того не было. Только и запомнил, что золотые искорки в глазах и походку восхитительно завораживающую: в ней была и дикая грация, и величавое спокойное достоинство... Век бы любовался, как она уходит!

Ей не откажешь ни в смелости, ни в скромности, ни в обаянии, ни в уме, и с чувством юмора и не чужда романтики, — подлинной, а не сопливых бреден, которые подразумевают под этим чувствительные барышни. И все это так органично сочетается... Кошка, которая гуляет сама по себе, где ей вздумается. Надо же, взять и принять его предложение! И не похоже было, что бы она испытывала по этому поводу какие-нибудь сомнения или переживания, хотя распущенностью от нее и не пахнет. А пахнет от нее...

Так, не устроить ли себе холодный душ? — осадил себя Дамир, правда сомневался, что это сильно поможет. Еще немного и он пойдет разыскивать ее окно, что бы распевать серенады! Или забраться через него и продолжить то, на чем их прервали.

Он постарался взять себя в руки и убедить, что его реакция вполне объяснима. Последние лет пять Дамир провел между Анкоррой и степью, и сказать по чести, Степь нравилась ему гораздо больше.

В степи он считался мужчиной, а не приживалой-калекой многоуважаемого мастера Райнарта. В Анкорре ему приходилось прятать Хагена, что значительно стесняло и уже откровенно раздражало. А если девицы и обращали внимание на видного парня то, уж слишком это внимание отдавало снисходительностью, пока Дамир их не осаживал, — после оно сменялось досадой и детским возмущением: незнатный, слепой, счастлив должен быть, а он еще и недоволен!

В степи скрываться ему не надо было, слово 'колдун' становилось не печатью парии вне закона, а вызывало уважительно-завистливый вздох. В степи получают признание те твои достоинства, которые сможешь доказать. Его могли и на поединок вызвать, при чем именно Дамир считался опасным противником, за которым следили в первую очередь. Несмотря на четкое разграничение мужского и женского миров, на вопросы взаимоотношения молодежи степняки смотрели проще. Достаточно было затушить фитилек светильника, выставленного за полог приглашением и согласием. Даже рождение ребенка считалось не позором, а благословлением: у будущего мужа не будет сомнений в способности невесты укрепить его род крепким потомством, а уж для молодого отца и вовсе повод лишний раз похвастаться своей мужской силой.

Дамир пользовался бы там у девушек большим успехом, если бы у него чаще получалось превозмочь брезгливость. Он не имел ничего против того, что бы поваляться в весенних травах с Уйгюн и Айгун, дочерями укке Дайка. От бешенной Юлдуз-ханым из стойбища Эркена приходилось отбиваться как от роя диких пчел, после того как во время заключения мира между родным кланом Ресса и ее родом, он с ее братом Алдаром едва не убили друг друга, а потом стали кровными побратимами. Неуправляемая степная красавица могла примчаться за тридевять земель на своем диком жеребце из табунов отца, едва прослышав, что Белый ворон объявился поблизости. После такой встряски Дамир начинал отчаянно скучать по чистеньким благоухающим томным барышням из гостиной госпожи Гейне, которых ему иногда все же приходилось развлекать. Там, где достаточно было одной улыбки, а амулет в подарок считался едва ли не сватовством, приходилось быть осторожным уже совсем в другом плане.

Лизелла: воспитанная и уверенная, раскованная, знающая себе цену женщина со своими стремлениями и жизненной позицией, и при этом еще и невероятно соблазнительная — должна показаться ему идеалом. Дамиру почти удалось убедить себя, что дело именно в этом, а не в том, что у нее такой умопомрачительный голос... Он помнит каждое сказанное ею слово, ее смех. От желания снова ощутить ее присутствие — сердце выстукивало какой-то странный ритм. Прикосновение к нежной коже все еще жгло пальцы, а от едва ощутимого аромата ее духов в комнате — кружилась голова.

Все-таки, похоже, что без холодной ванны не обойтись. Желательно, совсем ледяной!


* * *

Нагоняй Лизелла получала на ходу, сопровождая негодующее начальство к переговорному залу.

— Как вы можете объяснить свое возмутительное аморальное поведение? — голос леди Регины дрожал от праведного возмущения.

— Я не вижу в своем поведении ничего возмутительного, и тем более аморального, — безразлично отозвалась Лизелла, глядя в сторону.

— Не видит! А что вы там делали!

— Лорд Робер приказал мне лично постоянно находиться рядом с темным магом Дамиром, — скучным тоном перечисляла Лизелла, — что бы пресекать либо предупредить о каких-либо злонамеренных действиях и получить о нем больше информации.

Подобным занудным образом, закаленная общением с директрисой, она могла говорить часами и на любую тему.

— И какую же информацию вы получили, позвольте полюбопытствовать? — накинулся уже Римус.

Язвительность странным образом задела ее очень глубоко, Лизелла приняла еще более рассеянный и скучающий вид, серьезно ответив:

— Он пишет стихи, — подумала и уточнила, — Хорошие стихи.

— Какое ценное наблюдение! — Регина разве что ядом не плевалась и коброй не шипела.

— Очень, — невинно подтвердила Лизелла, хотя и понимала, что это уже слишком, — Человек, который пишет стихи, не может быть чудовищем.

Список членовредительских действий, которые ей хотелось совершить с Нортоном, рос с каждой секундой. Грубое сношение посохами сразу всех членов Совета было самым мягким и невинным.

Единственной, кто из троих высших магов смотрел на нее доброжелательно, была Рузанна, и от нее не укрылось, что девушка не только играла на публику, но мысли ее действительно целиком и полностью были захвачены другим. И кто этот другой — гадать не было нужды.

— Успокойтесь, коллеги, — ей стало жалко девушку, и она все же вмешалась, решив подкинуть ей оправдание, — Не произошло ничего страшного или неестественного. Стоит ли придавать пустяку такое внимание, тем более, что мы уже определились с позицией?

Лизелла вздрогнула: определились... а что если они определили просто взять и сжечь его? схватить и держать в адамантии.

— Коллега, — ядовито процедил Римус, — Может быть вам по молодости и простительно сочувствовать любовным похождениям, но потрудитесь вспомнить, что именно из-за одной такой же вертихвостки, не способной контролировать свои гормоны, мы сейчас вынуждены решать вопрос и с лордом, и с его учеником!

— Мы снова начинаем спор, — примиряющее улыбнулась Рузанна, — Вам надоел мир? К этому времени уже вполне могла бы подрасти смена Черному лорду, если бы его все же сожгли в Анкарионе. Действия этой девушки могли бы принести нам только пользу. Пусть она продолжит то, что начала, и мы сможем получить исчерпывающие сведения. Под час женской лаской удается выведать гораздо больше, чем даже полным чтением.

— Разумеется, что же еще мог иметь в виду лорд Робер, отдавая женщине столь щекотливое распоряжение, — все так же прикидываясь полной кретинкой, согласилась Лизелла, — Его прозорливости можно позавидовать. Какой темный упустит возможность уложить в постель очередную девицу! А слепому и вовсе быть переборчивым ни к чему. Так мне вернуться к этому поручению?

И едва не споткнулась: Дамир уже стоял в дверях залы и не мог не слышать не только ее бред, но и предшествующих слов Рузанны, произнесенных с мягкой улыбкой. Он склонил голову, приветствуя троих слегка запоздавших членов Совета, и отдельный поклон предназначил Лизелле. В нем случилась какая-то неуловимая перемена, и девушка, холодея, поняла, что ее сарказма и горечи не оценили не только маги Совета. Что он вычеркнул ее из списка людей, так же как она сама вычеркнула Норта.

Обе стороны переговоров уже скрылись за дверьми, а она так и осталась стоять ледяной статуей, совершенно не слыша, что же ей ответила Рузанна, не понимая, как у нее язык повернулся сказать такое даже с иронией и едва сдерживаясь, что бы не вбежать следом и не начать просить прощения, только бы у него больше никогда не было таких глаз.

К счастью времени на то, чтобы себя жалеть — просто не было. Дамир выслушал мнение, к которому пришел Совет и некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Он просил о переговорах не для себя, и даже не столько ради личной безопасности мастера: Дамон всегда мог позаботиться о себе и сам, да и ученика воспитал достойного, не нуждающегося в милостях врагов.

— Господа Светлый Совет, чрезвычайно лестно, что мне оказано доверие, как благонадежному, и я всячески постараюсь его оправдать, — если бы не сухой, отдающий льдом тон, его ирония была бы очевидна, — Однако речь с самого начала шла не обо мне: ради такой скромной персоны не стоило бы беспокоить высокое собрание. Изначально вопрос шел об отказе от практики превентивного устранения и прекращении преследований. Не каких-то конкретных лиц, а темных в целом. Прошу прощения, если моя позиция была изложена нечетко.

Он жестом пресек начинавшийся ропот, и — о, диво!— ему подчинились.

— Я не сошел с ума и не стал бы требовать невозможного. Я признаю, что деяния многих моих собратьев по цвету заслуживают самой суровой кары. И прошу лишь о том, чтобы каждый случай рассматривался отдельно. Речь идет о прекращении направленного против нас террора, от которого в большей мере только страдают слабые и невинные. Страдают дети.

Дамир умолк на мгновение, словно вспомнив кого-то или что-то, а затем продолжил, и гнев его сочился арктическим холодом.

— В противном случае, боюсь, Черный лорд будет вынужден забыть о своих намерениях и заняться созданием организации, на подобии вашей, направленной на обнаружение одаренных, их обучение и охрану. Вы получите уже не одного его ученика, вы получите войну, — совсем по другим правилам.

Некоторое время царила тишина. Темный наконец-то показал себя во всей красе, и не трудно было представить его в качестве преемника нынешнего хозяина Черной Башни. Причем более успешного, такого, который сочетает в себе дерзкую решительность и расчет.

— Лорд один и...

Дамир не дал договорить Регине.

— Вы уверены, что он один? Что он не найдет помощников, которые продолжат это дело в любом случае?

— Вы хотите сказать, что если Совет примет ваш ультиматум... — Рихарду тоже не дали закончить.

— Если Совет согласится, в черном ордене не будет нужды. Понимаю, нужны гарантии! Поправьте меня если я ошибаюсь, но не будет ли самой лучшей гарантией — легализация. Открытая жизнь, когда любой сможет убедиться в соблюдении договора?

— Вы чересчур смелы, господин Дамир, — протянул Робер.

Темный откровенно усмехнулся.

— Любой обман рано или поздно оказывается раскрыт. Еще вы можете попытаться меня убить. Но даже если вы нейтрализуете и Ресса, то забываете о Хагене: ворон знает, куда ему лететь. Вы хотите повторения инцидента с леди Ровеной? Довольно интриг и волокиты! Я раскрыл перед вами все карты, и прошу дать мне ответ сегодня.

Умолкнув, он поднялся первым, не оставляя возможности для вопросов, споров и пререканий.

— Как вы думаете, — задумчиво проговорил в пространство лорд Руал, когда шаги молодого мага затихли, — Он говорил серьезно?

— По-моему, более чем, — так же задумчиво согласился Рихард.

— Напористый юноша, — прокомментировала в свою очередь Риана, — и весьма разумный. Если созданием черного аналога совета не займется его учитель, то это сделает он и поверьте, дело до конца доведет! Он невероятно опасен... Но сейчас мы не можем его казнить ни из соображений этики, ни во избежание последствий. Я еще помню, что творилось в девятом лагере, и, знаете ли, не хочу иметь дело с этим Дамоном, когда он не в себе от ярости и не контролирует свою Силу. Стоит ли будить лихо? Фактически, от нас не требуют ничего невозможного...

Невысказывавшаяся Рузанна подумала о Лизелле и улыбнулась: все-таки было бы неплохо связать этого прыткого колдунчика еще и женщиной! Что в этом дурного, если они оба, кажется, вполне искренне увлеклись друг другом?

Ждать Дамиру пришлось совсем недолго. На этот раз он ответил гораздо мягче и спокойнее. Буря, надежно запертая в душе, тоже вроде бы улеглась.

— Благодарю высоких леди и лордов за ваше терпение и готовность к компромиссам. Я не сомневаюсь, что наш договор лишь первый шаг на пути к миру.

Он задумался вдруг, а потом дотронулся пальцами до серебристой пряди, и отсеченные волосы легли на стол перед Советом. Регина смотрела на нее, зеленея от злости, — опять он повторил тот же трюк: темный вкладывал им в руки оружие, делал себя уязвимым, и тут же лишал их возможности воспользоваться мнимым преимуществом! В тайне его жест не скроешь, и выстриженное место бросается в глаза... Наверняка скоро пойдут слухи, — пусть среди своих, но тем это и опаснее. Теперь даже если он, напившись, ногу себе сломает, можно будет пенять на чары Совета!

— Я хотел бы уехать немедленно, с вашего позволения.

Это вырвалось само собой: находится здесь было уже невыносимо и морально, и физически, ведь даже комнаты в которых он спал, виделись как ажурная клетка из враждебных заклятий. Как еще выдержал! Все равно что просидеть трое суток, положив голову в пасть крокодила...

— Конечно, господин Дамир, поступайте, как вам удобнее, — оказывается, и Робер превосходно умел жонглировать намеками.

Сборы были короткими, и когда темный маг покинул ставку Светлого совета, день еще только начинал клониться к вечеру.

С госпожой Лизеллой он не встретился больше.

Сначала была только резкая острая боль — коротким внезапным ударом шабера под ребро.

Усилием воли он просто отсек эту часть сознания, отгородив непроницаемым барьером цели. Но и цель его обманула, давшись неожиданно легко. Дамир был абсолютно уверен, что Совет имеет какие-то свои планы: уж слишком быстро они согласились. Стоило придумать такую комбинацию и так расставить позиции, что бы они не смогли сделать ни одного шага. Эти мысли отвлекли, но не надолго. К тому же он очень устал: перепады эмоций, постоянное напряжение выматывали не меньше настоящего боя.

Да, казалось бы, жизнь давно должна была выбить из него излишнюю наивность вместе со слезами и кровью, ан нет — то и дело вылезает откуда-то! Как ни старался Дамир, не мог избавиться от глупой и ничем не обоснованной надежды на встречу, что она его ждет, или вот-вот появится, что он просто идиот, что он не так понял... Что она захочет ему вообще что-то объяснять или позволит увидеть наконец сияющие переливы ее истинных чувств.

Лизелла не ждала его ни около официальной залы, ни в беседке, ни в комнатах, и не появилась вообще. Дамир хотел ее найти, но остановил себя: зачем собственно, требовать объяснений? Тебе не хватило? Даже если отбросить полную определенность смысла услышанных фраз, какое он имеет право... Вчерашний вечер был даже не началом, — намеком на него, призраком мечты, не больше. Что он скажет? Что все готов отдать за его повторение? И выставить себя еще большим посмешищем.

Быть может, он даже позволит убедить себя в желаемом, и ввяжется в липкую паутину фальшивых игр и интриг с Советом. Дамира замутило.

Надежда сменилась горечью унижения и обманутого доверия, досадой на себя. Повелся на нежный голосок, расцвел полевым цветочком... Можно понять ненависть к врагу, ярость, снисхождение к слепцу или даже презрение за что-то — да что угодно, но так... С бездумным равнодушием и где-то с азартом — вытряхивать душу, что бы потом топтаться по ней ногами... Когда он только научится чему-нибудь! Видно, разнежил тебя мастер, Райнарт с Гейне, укке, остальные...

Он уезжал и радовался, что ему есть куда ехать, что есть места, где в нем видят не подозрительный объект изучения, с которым можно обойтись как угодно, а ученика, сына, брата, возлюбленного наконец! И не понимал, зачем тогда послал Хагена кружить над ставкой светлых.

Пусто. Вчерашнее воодушевление, радостное предвкушение, предчувствие чего-то необыкновенного, лихорадка сумбурных мечтательных образов, сменились полнейшей апатией. Пусто и тошно.

А холодный рассудочный голос спрашивал, добивая последним ударом милосердия: может быть, все даже к лучшему? Представь, что это лишь досадное недоразумение. Сейчас, немедленно — вы встречаетесь, и найденное понимание отзывается лавинной облегчения, затем следует наконец долгожданный поцелуй и ночь нежности, любви и страсти, что бы... Что бы что?

Если из их встречи с Лизеллой выросло бы нечто большее, чем горько-сладкое воспоминание, — что бы он смог предложить ей, кроме себя драгоценного? Надолго бы этого хватило, обернувшись затем взаимными упреками и разочарованиями? Какое будущее могло быть у их любви? Сойдись Лизелла с ним в открытую, — нет сомнений, что это перечеркнуло бы всю ее привычную жизнь. Ее коллеги и 'товарищи по цеху' не смирились бы с таким фактом: его может и готовы терпеть, но не больше... А если все же начнется конфликт — он ведь сейчас с огнем играет: и в прямом, и в переносном смысле! Того ли он хотел для нее...

Так не лучше ли оставить все как есть, не мучая объяснениями ни ее, ни себя, и оставляя крохотный шанс для надежды, что обмана все же не было.

Что обман — запавшие в душу слова.


* * *

Дамир прошел мимо нее, не заметив, и пока она набиралась решимости, что бы последовать за ним, извиниться, оправдаться, ее вызвал лорд Робер. После приватного разговора с ним и с Рузанной, Лизелла почувствовала себя еще хуже: словно ее в довершении ко всему еще и вываляли в грязи. На смену облегчению оттого, что Дамиру ничего не угрожает от Совета, пришло омерзение, — иначе не скажешь!

Робер почти не говорил, лишь подчеркнул важность ее миссии, и предоставив обосновывать столь тонкое поручение изворотливой женской логике. Рузанна — доверие оправдала, и речь ее была очень проникновенна. Когда же лорд Робер удалился, волшебница сменила тон на более доверительный.

— Он ведь тебе понравился, — лукаво улыбнулась она напоследок, — Так действуй! Лови шанс.

Похоже, она искренне считала, что помогает девушке и действует в ее интересах.

Лизелла не стала дожидаться развязки. Она видела, как Дамир возвращался, но вместо того, что бы подойти, едва ли не убежала к себе. Шанс... Какая насмешка! И над ее глупыми честолюбивыми мечтаниями, и над тем, что произошло с ними вчера вечером.

Лизелла словно раздвоилась, словно этот неслучившийся поцелуй каким-то образом отравил ее.

Одна ее часть, похоже, утратила всякое представление о рассудке, как у молоденькой пансионерки впервые узнавшей, что на свете есть мальчики и такая удивительная вещь, как любовь. Неужели?

В этот момент Лизелла так живо представила Дамира, что почти увидела его наяву: тень улыбки, мягкий свет синих глаз, небрежный наклон головы, волосы касаются щеки... Ей так остро захотелось снова прикоснуться к нему, услышать его голос, только услышать... как будто не было ничего и никого, кроме них двоих... не было резких слов...

И эта часть умоляла: ну обернись хотя бы, посмотри же на меня! Я знаю, что ты все равно уедешь обратно к своему учителю, но только пожалуйста, — не считай меня такой дрянью! Меньше всего в жизни я хотела бы, что бы тебе было плохо. По-прежнему хотелось броситься к нему, оправдаться, что она издевалась над этими спесивыми лицемерами, а не — упаси всевышние Силы — над ним!

И что тогда? Предположим, Дамир захочет ее выслушать, после того как ему плюнули в душу. Предположим, он ей поверит — достаточно будет снять защиту: ауру можно скрыть, но не подделать ее цвета, говорившие об испытываемых эмоциях.

Что дальше? Тут же сообщить, что ее все-таки послали соблазнить его и следить за ним? И что, куда это их заведет...

А если она смолчит — он не сможет не почувствовать фальшивой ноты. Снова обман, только уже настоящий. Лизелла представила, что они вместе, — и она вынюхивает его тайны, шпионит и доносит Совету, или просто врет всем. Ее едва не вырвало.

Пусть... Девушка заперла дверь и для надежности выкинула ключ в окно, что бы ее дурная голова больше ничего не натворила. Пусть он уедет. Пусть живет там, где он свободен, а не поднадзорный, где ему не нужно озираться и опасаться.

И другая, вдруг начавшая пробуждаться в ней умудренная рассудительная женщина говорила: у вас двоих изначально не могло быть никакого будущего. Если бы им дали хотя бы еще одну ночь... Всего одну. Дали закончить то, что они начали — позвал бы он с собой? А она — пошла бы? Или все-таки предпочла бы считать всего лишь приятным волнующим эпизодом.

Он ведь не обещал тебе ничего. И ничего не было, просто приятный ужин... Воображение наверно разыгралось, выдавая желаемое за действительное! Так что, остается только поблагодарить судьбу за то, что она уже тебе дала. Такого вечера у нее никогда не было и наверное никогда не будет.

Странное чувство было настолько сильным, что ее не осталось ни на что другое, и Лизелла совершенно безразлично зашвырнула мысль о гневе Совета на ее фортель в самый дальний и пыльный угол сознания. Что-то прекрасное и очень важное было рядом с ними, и чувство непоправимой утраты было невыносимым, изматывая душу.

Прощай...

Глава 2


* * *

— Вы уверены, что нам подойдет именно она? — с сомнением обратился Его Величество Ансгар, наблюдая из окна за идущей по двору молодой женщиной в легком белом платье, обрисовывающим фигуру, — Она так молода...

— Госпожа Лизелла и впрямь молода, — согласился стоявший перед ним человек, лица которого не было видно из-за надвинутого куколя, — Но полагаю, что с учетом всех обстоятельств, нам следует обратиться именно к ней.

Король тяжело выдохнул.

— Госпожа Лизелла служит не в столичном Храме, а в предместьях. С коллегами особо связей не поддерживает, и не местная уроженка: училась и работала в Лассоре, сама родом из Эгина. Так же, не имеет... близкого друга. Ее отлучки никто не заметит. Однако, она продолжает общаться со своими родителями и братом, что свидетельствует по крайней мере об уважении семейных уз. Что только на руку. Из личных характеристик: не честолюбива, не болтлива, но определенно смела и всегда поступает сообразно собственным убеждениям...

— А-а, так это она разогнала притон для любителей... особых развлечений, — полюбопытствовал король, — По слухам служители приюта, поставлявшие туда детей, теперь страдают всеми известными болезнями, и дюжиной неизвестных. Весьма эффективно и показательно, не то что ваши штрафы и аресты!

— Она, — согласился докладчик, проигнорировав вторую часть речи государя, — Кроме того, госпожа Лизелла никогда не отказывала в помощи просителям, кем бы они не были и не взирая на неудобства.

— Что ж, Фестер, — усмехнулся король Ансгар, — идемте, взглянем на этот феномен! Если она хоть вполовину соответствует перечисленному, имеет смысл попытаться. Тем более, что времени в обрез...

Король снова помрачнел.

Ожидавший их феномен оказался среднего роста молодой девушкой лет двадцати с хвостиком, с тяжелым узлом непокорных волос, непонятно как державшихся на одной крупной шпильке с аметистом на кончике. Интересно, они у нее от природы такого цвета, или это удачно подобранные чары? Гиамонис только подходил к концу, но день выдался очень теплым, и волшебница надела платье тонкое, покрой которого позволял убедиться, что с фигурой у нее все в порядке и в дополнительных женских ухищрениях она не нуждается. Серьезные зеленоватые с неуловимыми золотистыми искорками глаза, смотрели спокойно и уверенно, когда она склонилась перед появившимся монархом.

Лишь легкое удивление от того, что королю известно о ее существовании отразилось на лице, которое никто не назвал бы хорошеньким из-за строгого изящества его линий. Хотя, красавицей она все же не была.

— Присаживайтесь, госпожа Лизелла, — король был не чужд галантности: дама все-таки, — Нам предстоит долгий разговор, поскольку ситуацию, из-за которой я обратился к вам, не объяснишь в двух словах.

Подобное вступление еще больше удивило молодую волшебницу.

— Я польщена оказанным доверием, и вся внимание, Ваше Величество, — держаться она тоже умела.

— Как уже ясно, — заговорил Ансгар, — Мне необходимы услуги мага. Причем важна не столько квалификация, сколько личные качества, поскольку проблема, о которой пойдет речь, тоже личного свойства...

Король, обличенный верховной властью, и просто зрелый сильный мужчина говорил с несвойственной ему неуверенностью, с трудом подбирая слова. Лизелла, в конец заинтригованная, уже терялась в догадках, что же это за 'личная проблема'. Да даже если б у него дурная болезнь приключилась, — есть Эрнст, придворный маг, в обязанности которого и входит решать все возникающие у государя вопросы.

— И я прошу, — Ансгар особенно подчеркнул последнее слово, — что бы все, что вы услышите либо узнаете, осталось между нами.

— Не беспокойтесь, Ваше Величество, распространение слухов не входит в мои привычки, — Лизелла уже не знала, что и думать.

Король задумчиво кивнул, соглашаясь, но все еще колебался.

— Дело касается моего сына, — наконец решился он.

Лизелла смотрела на едва владеющего собой короля в полнейшем недоумении.

— Насколько мне известно, принц Карстен здоров и вполне благополучен.

Его Величество Ансгар зашагал по своей приемной.

Внезапно остановившись перед девушкой, уже с трудом скрывавшей свое изумление, он сообщил, таким тоном, словно это разом все объясняло:

— Я имел в виду принца Дианта.

Лизелла недоуменно пожала плечами и осторожно высказалась:

— Ваше Величество, я, естественно, обладаю определенными навыками и познаниями в целительстве, но далеко не специалист. Не говоря уж о том, что бы лечить болезни душевные...

Как ни странно, но ее слова вызвали очевидное облегчение.

— Не волнуйтесь, — Ансгар даже улыбнулся: неведение и не наигранная неосведомленность волшебницы давали надежду, хотя бы в одном, — От вас не потребуют ничего, сверх ваших способностей. Принц Диант абсолютно здоров: и физически, и умственно. Во всяком случае, до вчерашнего дня я был в этом уверен.

Король опять стал хмур, а Лизелла бестолково хлопая ресницами, прилагала все усилия, что бы удержать отвисающую челюсть на месте. О том, что старший сын короля Ахайры родился, скажем так, не вполне здоровым, — было широко известно: шило в мешке не утаишь. А уж в столичной Винтре знал каждый. Судя по тому, что предшественник Эрнста Орелл, к тому же приходившийся родственником королевской фамилии, ничего не смог сделать — болезнь была серьезной и не магической. Мальчика едва ли не сразу после рождения услали подальше, и даже покойная королева с этим смирилась, хотя несчастье ее подкосило. Все это дало повод для кривотолков, и считалось, что тщательно скрытый от любопытных глаз слабоумный принц, страдает к тому же еще и внешними уродствами.

Впрочем, последние могли быть исправлены с помощью целителей. В крайнем случае — элементарная иллюзия, ничего сложного. Наследными принцами не разбрасываются, а тут... Если Диант здоров — ради чего его увезли к черту на куличики и приложили все усилия, что бы о старшем сыне короля забыли?

Можно было бы предположить политические интриги, что кто-то метил в королевы: Ава удалилась от двора сразу вслед за сыном и появлялась крайне редко. Но даже несмотря на это, Ансгар после ее смерти не торопился с женитьбой и ждал пять лет, прежде чем повел под венец нынешнюю королеву Бетину, несколько месяцев назад подарившую королю и Ахайре принца Карстена, незамедлительно объявленного наследным вместо двенадцатилетнего Дианта.

Под озадаченным взглядом волшебницы, король расположился напротив и начал объяснения:

— Диант никогда ничем не болел, это всего лишь удобный предлог, что бы удерживать его подальше от столицы, двора и людей в целом. Он действительно родился не совсем обычным, хотя не в том смысле, как мы объяснили. Орелл с первого же взгляда определил в мальчике наличие магических сил...

Лизелла наклонила голову, начиная понимать и догадываясь, что последует дальше.

— Темных сил, — подтвердил ее догадку король Ансгар, — Мы с Авой приняли решение бороться за него, но по мере взросления Диант проявлял свои способности все больше. Он не контролирует их и даже не пытается! Диант... вполне развитый, и уж точно не болен душевно, но... он слишком неуравновешен...

Лизелла молча ждала, когда же король все же назовет, что от нее требуется.

— Вчера Диант сбежал, — тяжело обозначил Ансгар суть проблемы и свою позицию, — Я хочу что бы вы его нашли и вернули. Не ставя в известность ваших коллег и руководителей.

Лизелла глубоко задумалась: конечно, найти и притащить блудного сына обратно не должно потребовать много сил и оказаться невыполнимой задачей.

— Он сбежал обычным способом? — уточнила она детали, уже зная, что согласится. Обычная человеческая тревога Его Величества и забота о сыне вызывали лишь уважение.

— Не совсем.

Лизелла нахмурилась в свою очередь: мальчик и сам мог пострадать, и следовало поторопиться.

— Мне нужно осмотреть место.

— Вас проводят, — король, вероятно, пытался скрыть свое облегчение, но получалось плохо.

— Ваше Величество, — Лизелла задержалась у самого выхода, — могу я спросить, почему вы обратились именно ко мне?

— Господин Фестер, — сослался Ансгар на свою 'левую руку', по особым поручениям, — рекомендовал вас, как человека отзывчивого, умеющего хранить тайны и не боящегося действовать в соответствии со своими убеждениями.

Лизелла улыбнулась на комплемент, хотя на счет последней характеристики можно было поспорить.


* * *

С первого взгляда Шпассенринк произвел на Лизеллу самое благоприятное впечатление: небольшой, весь какой-то светлый замок, казалось, словно искрился на солнце праздничной радугой. Хотелось улыбнуться и поселить здесь сказочную фею. Лизелла умилилась: Ансгар постарался для жены и сына! Идеальнее места для молодой матери и воспитания ребенка трудно придумать с любой точки зрения.

А кроме того, замок имел очень выгодное расположение: не глушь, от столицы совсем недалеко, так что можно было позволить себе часто сюда наведываться, но вместе с тем, вдалеке от основных дорог и крупных поселений.

И зачем сбегать? На приключения что ли потянуло... — раздумывала волшебница, подъезжая к чистеньким, точно умытым, стенам и радушно распахнутым воротам. Тут же шевельнулась мыслишка: Дианту двенадцать, — далеко не малыш, и, как признал король, излишне эмоционален и несдержан. Возможно, что Ансгар просто слишком мягко охарактеризовал наклонности сына, и мальчишка одержим злобой и ревностью к новой жене отца и новорожденному брату? Ведь побег, как легко установила Лизелла, спровоцировала новость о том, что Карстен назван наследным принцем в обход него. Еще больше тревогу усиливало, что король не отмел ее осторожно высказанное предположение о том, что Диант сбежал с конкретной целью, желая использовать свои способности против мачехи и брата.

Настораживало и то обстоятельства, что так называемая прислуга в этом сказочном замке, обладала профессиональным взглядом, сильно напоминающий незабвенного господина Фестера, и скорее всего имела к нему самое непосредственное отношение.

— Жертвы были? — первым делом хмуро поинтересовалась Лизелла, осматривая копоть на стенах и оплавленные полы в месте, где принц перенесся.

Создавать и пользоваться тонкими путями Дианта никто не учил, конечно, так что у него получилось что-то вроде стихийного телепорта и куда его могло выкинуть — представить страшно. Вещь крайне опасная, и старшего принца может уже и в живых не быть.

Может оно и к лучшему... Отболит, успокоится... А то, найти и поймать его — только меньшая часть проблемы. Что потом делать с мальчишкой? Не в адамантии же держать.

— Двое. Те, кто пытались его остановить, — управляющий внезапно позеленел.

Лизелла поморщилась: классический случай взаимодействия с нестабильной структурой. Вон, и брызги кое-где оттереть не удалось. По дороге к комнатам принца, волшебница, все более утверждаясь в своем мнении, подробно выспрашивала, не замечали ли за Диантом вспышек агрессии, склонности к насилию, мучительству. К последнему, правда, можно было отнести только один случай, когда принц остриг под пуделя роскошного пушистого красавца королевы Авы, после чего от потрясения кот несколько дней прятался под кроватью.

Вообще-то, мальчик большую часть времени бывал даже чересчур тих, молчалив и как бы отрешен от всего окружающего. Однако приступы злости случались постоянно, особенно в последнее время: Диант мог не просто нагрубить, а раскричаться, обругать учителя или слуг, запустить книгой или тарелкой — смотря, что оказывалось в руках. Незадолго до происшествия бросился с ножом для резки бумаги на мастера Бруно, своего воспитателя, который застал его, когда принц громил книжные полки... И все это сопровождалось бурным всплеском магических сил: слуги уже замучились менять стекла в окнах, посуду пришлось заменить на керамическую — не так тяжела как из металла, и осколки крупнее, чем от обычной. Вилок и ножей ему давно не давали, а камин почти перестали разжигать после того, как Диант попытался сжечь в нем свои оставшиеся игрушки.

Лизелла только поджала губы: и после всего этого король Ансгар заявляет, что его сын здоров психически, лишь немного неуравновешен?! Да, свои беды мы порождаем сами! Она поинтересовалась, не сохранилось ли что-нибудь из испорченных принцем вещей: для поиска подошло бы в самый раз, неся на себе отпечаток не только его личности, но и магических способностей. Господин управляющий предъявил обличенной доверием государя и отца магессе целый сундук.

Лизелла грустно перебирала почти полностью расплавившихся солдатиков, лошадок, обгорелого медведя из тех, с которыми маленькие детки засыпают в обнимку, разорванные в мелкие клочки книжки: сказки, какие-то карамельные истории для детей, в которых все всегда хорошо, а кончается еще лучше... Все то, что обычно так тщательно хранят любящие родители, что бы вспоминать потом о счастливых моментах детства своего чада.

С особой яростью Диант расправился с яхтой: только по мачте с обрывком паруса и можно было опознать в кучке обломков, что это когда-то был корабль.

Именно на ней, волшебница и остановила свой выбор.

Первое, что бросилось в глаза — замок на массивной двери и сама дверь, хотя и украшенная изысканным резным орнаментом, рассчитывались по-видимому даже на штурм с применением тарана. Что ж, учитывая припадки юного принца и то, что все мало-мальски опасное от него приходилось прятать во избежание неприятностей, — вполне разумно и обоснованно, как и постоянный присмотр.

Только мага крепкой дверью не удержишь. Даже не обученного, как видно из всего происходящего.

Трудно сказать, что она ожидала увидеть в покоях принца: полную разруху? Решетки и смирительную рубашку? Отнюдь! Обычная очень уютная спальня в мягких бежевых и голубых тонах, пасторали и сцены охоты на стенах... Кстати, олень у водопада — просто произведение искусства!

А вот в комнате для занятий и игр было на что обратить внимание: единственной фигуркой уцелевшей после приступов злобы Дианта был великолепный синий дракон, расправляющий на скале отливающие серебром и лазурью гордые крылья. Статуэтка стояла на чем-то, что оказалось основанием для макета — судя по следам толи крепости, толи замка. Интересно, принц разнес и его однажды?

Дракон стоял несколько неровно, в основании макета было что-то нарушено, и Лизелла решила взглянуть подробнее. Видимо, комнату не обыскивали, либо оставили до осмотра волшебником и правильно сделали: дракон словно не подпускал к себе. В посмевшую коснуться его руку впился сонм острых иголочек: Диант распоряжался своей силой неосознанно, научиться накладывать полноценные заклятия ему было просто не у кого, и его желание должно было быть невероятно сильным, что бы вещь его запомнила и впитала в себя. Для любого другого прикосновение к статуэтке обернулось бы в лучшем случае крайне болезненной судорогой.

— Посмотрим, что же ты охраняешь, — обратилась Лизелла к отставленному в сторону дракону.

Она не без опаски сняла верхнее покрытие и — расслабила плечи со смешком: всего лишь книги. Какой-то рыцарский романчик... что-то знакомое, кажется, она его тоже читала... Географическая хрестоматия... Ее-то зачем прятать? Последним под ними лежал богато иллюстрированный атлас по оружию. Ясненько! Вероятно, Диант, которого к оружию не подпускали, обнаружил его в здешней библиотеке и стащил прежде, чем книгу успели изъять.

Поднимаясь, Лизелла нечаянно смахнула роман на пол, и из книги кое-что выпало. Удивленная девушка повертела в пальцах засушенную веточку, соцветие каштана, и тряхнула еще раз. Перелистнула атлас. Потрясла хрестоматию и была вознаграждена ливнем листков, которыми были заложены страницы. На первом крупными карандашными штрихами был изображен лев: набросок был сделан далеко не неуверенной детской ручкой... На втором опять каштан — ветка с трепещущими под ветром листами... Еще один набросок — нос корабля на вздыбленной волне... Тут пытались скопировать того самого оленя... А это страж-дракон.

Кроме Дианта рисовать это было не кому, и надо сказать, что способности у него определенно наличествовали. К тому же рисунки разве что только не вибрировали, вобрав в себя отголосок ауры своего создателя, не оставляя сомнений кто он.

Но почему Диант это прячет? Стесняется, стыдится недостойного наследного принца увлечения, слабости?

Что ж, даже Черные Лорды не были чужды чувству прекрасного, хотя и несколько своеобразно. Известно, что великий Тысячелетний Император в молодости как раз учился у знаменитого в те времена художника, правда, не слишком преуспел... А Черную флейту нынешнего Властелина забыть было трудно.

Освобождая нужный ей стол от пары разложенных карт для игр, суть которых заключалась в том, что бы провести фишку из одного угла в другой сквозь все препятствия, Лизелла заметила, что одна из них была порвана, но позже аккуратно склеена полоской бумаги с обратной стороны, — как видно, игра была любимой несмотря ни на что. Со вздохом Лизелла напомнила себе, что речь идет прежде всего о ребенке, и в помощи нуждается в первую очередь сам Диант. В том числе, психологической.

Ох, с кем бы ей посоветоваться! Что бы нейтрализовать, предупредить угрозу, которой он может стать, но не навредить мальчику, да еще и короля не разгневать!

Активированное зеркало помутнело, и на мгновение Лизелле показалось, что сейчас оно покроется черной пеленой, что означало бы смерть разыскиваемого объекта, но муть рассеялась, явив бредущую фигуру, покрытую пылью и засохшей кровью. Волшебница покрутила изображение, но никакого ориентира, за который можно было бы уцепиться, не обнаружила. Попробовала сосредоточиться, но видимо принц был слишком далеко и ничего, кроме общего направления установить никак не получалось. Час от часу не легче!

Лизелла погасила заклятие, и собрала несколько рисунков: понадобятся, когда она будет уточнять его местонахождение, и поспешила к нетерпеливо дожидающемуся ее Его Величеству.

В свое время Орелл, остатки чьих чар Лизелла уловила в комнатах принца Дианта, помогая племяннику спрятать сына от всевидящего ока Светлого Совета, пошел практически на должностное преступление. Учитывая взрывной неуправляемый характер мальчика, многочисленные инциденты, в том числе с жертвами (хотя двое придурков сами виноваты: надо же, сунуться в вихревой телепорт!), не приходилось сомневаться, какое решение было бы принято на его счет. Самое мягкое: тщательная изоляция, постоянные стабилизаторы и глушители, а еще вернее — надежная полоска адамантия на шее с таким же сомнительным украшением на запястьях, которые не снять под страхом смерти.

Однако теперь, когда перемирие между двумя участниками противостояния Сил благополучно длилось уже около двух лет, у Ансгара и Дианта появлялся шанс выйти из тупиковой ситуации. Если, конечно, принца удастся привести во вменяемое состояние. В противном случае, будь его отец хоть трижды король, итог был бы предрешен. Тем более, что именно как король, несущий ответственность за свою страну и подданных, Его Величество Ансгар должен отдавать себе отчет, что полусумасшедший, склонный к вредительству, не контролирующий себя чародей — не шуточки, сколько бы лет ему не было!

Существовало простое и очевидное решение, должное устроить все стороны конфликта. Человек, в котором Диант не сможет не почувствовать своего, такого же темного и наверняка подпустит к себе. Кроме того, превосходящий юного принца по силе и опыту, что не сможет не произвести на мальчишку впечатления. Тот, кто смог заставить слушать себя весь Совет и — одну глупую волшебницу... Да даже с чисто человеческой точки зрения, Дамир мог бы очень помочь: он же каким-то образом вырос нормальным человеком! Так может, подскажет способ направить разрушительную энергию Дианта в мирное русло. И найти принца совместными усилиями будет проще...

Решение, очевидное для нее. Но будет ли оно очевидно для остальных? Как воспримет король Ансгар, который предпочел упрятать сына куда подальше, чем объявить в открытую о его способностях, идею приставить к принцу наставника в черной магии? Перемирие перемирием, но как воспримет это Совет? Врядли с воодушевлением! И необученный, Диант доставляет одни хлопоты. И как убедить самого Дамира, что он должен все бросить и немедленно заняться психованным мальчишкой?! Не говоря уж о том, что сначала неплохо бы его самого найти.

Хм, будем решать проблемы по мере возможности! — Лизелла набрала в грудь побольше воздуху и предстала перед королем.

— Ну? Что вы узнали? — подступил к ней Ансгар.

— Что Его Высочество жив, не пострадал, — во всяком случае, серьезно, но находится скорее всего не за одну сотню лиг.

— И это все?!

— Ваше Величество, если вы сомневаетесь в моей компетенции, то можете уточнить у любого мага, — спокойно и мягко ответила Лизелла, — такое случается. Не волнуйтесь, у меня есть направление, я пойду по нему и буду периодически повторять поиск. Принц находится на каком-то поле или лугу, немедленной опасности ему не угрожает.

Пока она говорила, Ансгар успел овладеть собой почти полностью.

— Ваше Величество, прежде чем действовать дальше, мне бы хотелось знать, что вы собираетесь предпринять, когда принц Диант будет найден? — твердо спросила волшебница, хотя и чувствовала, что заходит за дозволенные границы, — Вы ведь понимаете, что оставлять все как есть — несколько безответственно...

Король лишь отвернулся, и плечи у него устало поникли.

— Я предполагал, что вы сможете обезопасить Шпассенринк своими знаниями...

— Ваше Величество! — Лизелла одновременно и сочувствовала ему, и негодовала, — Даже если я покрою весь замок заклятьями и барьерами, а вы потратите всю вашу казну и обошьете его адаминтием на подобии Анкарионских изоляторов, это разумеется обезопасит от принца окружающих... Но не его самого!

— Я... знаю, о чем вы расспрашивали слуг, — Ансгар словно согнулся под невидимой тяжестью, — Вы полагаете, что для Дианта уже поздно...

— Я не могу ничего предполагать, пока не видела мальчика и не говорила с ним.

— Да поймите же, я не могу отдать сына в ваш... изолятор!!! — самообладание короля с треском лопнуло.

— Ваше Величество, — мягко попыталась успокоить его Лизелла, — Я не это имела в виду. Вам нужен человек, который смог бы остановить Дианта во время припадка. Научить его правильно и осторожно пользоваться своими способностями...

— Я думал об этом, — признал Ансгар, уже стыдясь своей вспышки, — Но... я не уверен, что Диант захочет учиться чему-либо! Бруно, например не удавалось с ним сладить. А даже если захочет, — не может ли оказаться так, что это только увеличит угрозу? К тому же, нужного человека найти не просто...

— Мы обязаны попробовать! Ради спокойствия, безопасности, но главное: ради самого принца. Нельзя оставлять его наедине с его... болезнью, — возразила Лизелла и потребовала, — Ваше Величество, пообещайте, что в этом вопросе доверитесь мне полностью, безоглядно и безоговорочно!

В голосе ее было столько властной уверенности, что Ансгар смог ответить только одно слово:

— Клянусь!

— И дайте мне немного времени, — подвела итог волшебница, прежде чем растаять в радужных брызгах.


* * *

Лизелла прыгнула прямиком к Анкариону: в небольшую часовню, специально для того предназначенную, что бы господам магам не пришлось излишне утруждать себя и испытывать неудобства из-за блокирующего свойства городских стен. На душевном подъеме, особых причин для которого, правда, пока не наблюдалось, такое значительное перемещение далось ей совсем легко и обошлось лишь легким приступом дурноты, исчезнувшим за минуту. Пока она добиралась до Белой Башни, ей так и не удалось придумать внятного плана, как получить доступ в Хранилище и порыться там без помех, что бы разыскать требующееся, но счастливый случай в лице бывшего однокашника сам попался на пути.

Бастиан! Зануда-зубрила со внешностью гибрида сморчка и ежика. Они никогда не были даже приятелями, хотя и общались, но он просто не сможет устоять перед напором!

— Как видно, небо слышит нас и посылает то, что нужно! — пропела Лизелла песенку из фривольной комедии, и бросилась наперерез жертве, — Бас! Какая встреча! Сто лет тебя не видела!

Парень и правда потерялся от внезапного нападения и с первой же секунды упустил инициативу.

— Лиз! Какими судьбами? Я слышал, ты на периферии где-то застряла...

— Ага! Представляешь, какой ужас! Ты не знаешь, где я сейчас! Дикие места, трущобы, практически... Но ты знаешь, это лучше, чем покрываться плесенью в учительской! Жизнь кипит! А я, как ты помнишь, всегда это любила...

— Да уж, помню... А здесь... — едва успел вставить Бастиан.

— Да так, маленькое поручение, — отмахнулась Лизелла.

— На посылках. Понятно.

— Ага! — девушка уже уцепилась за его локоть, — Ну и... пусть! Могу я позволить себе отдохнуть? Так что разрешаю пригласить меня на чашечку коньячку...

Ход сработал именно так, как нужно.

— Коньячку! Ага, я помню, как мы выпуск отметили... — Бастиан уже вводил неожиданную гостью в свой кабинет. Точнее, в закуток им служивший.

— Точно. И во хмелю буйна... — со скорбью признала Лизелла, — Нет, ну ты помнишь, эту отличницу нашу, — как бревно носили! Только одна я это и помню! Я все всегда помню!

Следующий час прошел под перечисление, кто что помнит.

— Я смотрю, штат расширился, помещений не хватает, — гостья повела стопкой вокруг: определенно, здесь раньше была подсобка.

— Так сама считай, — загибающий пальцы Бастиан уже явно держал ее за свою в доску, — После Договора Дамира создали: вычислительный отдел, следственный отдел, отдел контроля... Чуть с начальной школы не брали!

— Вот засада! Хоть бы кто посигналил! — неискренне, но очень натурально возмутилась Лизелла.

Разумеется, о ее приватном 'общении' с Советом и их поручениях — широкой общественности известно не было. Можно было даже считать себя польщенной: что когда-то сочли достойной допуска за кулисы высших эшелонов, но почему-то хотелось наоборот: вымыться тщательнее.

Итак, постепенно: с перечислений, кого взяли, кого не взяли, кто заслуженно, а кто нет, кто из 'наших' где устроился, — перешли и на интересующий момент:

— Мелвилл? Он же, я слышала, в Хранилище работал.

— Не! В Хранилище он не попал... Зато, знаешь кто там сейчас?

— Кто? — Лизелла незаметно слила очередную стопку в фикус: не выживет цветок, однозначно.

— Карина!!!

— Эта... В Хранилище?! Да она свое нижнее белье найти не могла! — Лизелла неподдельно удивилась.

— Да по части... как... с бельем... она такая... — Бас явно дошел до кондиции, ему всегда хватало и запаха.

— Пойдем, поздороваемся!

Через энное время перемывания костей всем возможным знакомым и незнакомым, пока начальство отсутствовало по своим начальственным делам, обе молодые женщины сидели за столом с аккуратно разложенными томами учета, изредка злорадно косясь на спавшую на банкетке жертву коварства, не догадавшуюся вовремя протрезвиться.

— Да! Но я не расстраиваюсь... — вещала Лизелла, — Лучше быть первым в провинции, чем последним в Анкарионе. Да и лично я предпочитаю от Совета быть подальше: чем меньше над тобой руководителей, тем лучше. В Лассоре тогда Норт мне такую проблемку подкинул... А сам? Зато получил теплое место!

Никаких переживаний по поводу того, что она опять изображает из себя невесть что, она не испытывала: дело того стоило.

— Может ты и права, — сочувствующе кивала Карина, — Слушай, так ты на переговорах была? А этот черный — какой он?

Какой? Даже не знаю, как и сказать, что б не соврать...

— Ты б видела! Та-а-акой красавчик! Закачаешься! Так мы ж посмотреть можем! Убедишься сейчас... Тащи зеркало, а от одного волоса не убудет! Вот черт: надо меньше пить... — пошутила трезвая, как стеклышко Лизелла, нечаянно смахнув всю прядь, и несколько седых волосков осело в рукаве.

— Не идет чего-то... — сокрушенно пожаловалась она 'подруге', и ужаснулась, — Свет великий! Стемнело уже! Меня убьют. Надо бежать!

Оказавшись за пределами комплекса Башни, Лизелла встряхнулась и направилась к часовне: успех был налицо, но нужно было действительно торопиться. Она прыгнула уже в свою комнату, и на этот раз зеркало послушно подчинилось направляющей воле.

Вызов он ощутил, но пришлось ждать, пока он тоже найдет что-нибудь вроде зеркала, или хотя бы плеснет воды в чашу. Нашел: Лизелла утонула в синих бездонных глазах, и в первую минуту не способна была произнести что-либо, вглядываясь в отражение, которое сразу же отдалилось, словно стараясь держаться на расстоянии, но зато давая возможность увидеть не только его лицо.

Сильно же он изменился! Похудел, но вроде и возмужал... Загорел едва ли не до черноты, отчего синие глаза кажутся еще ярче. Волосы отрастил и теперь в хвост собирает... Правда сейчас растрепанный.

Босой, обнаженный до пояса, так что можно любоваться гладким рельефом груди и плоским животом, кожаные штаны едва держатся на бедрах: Дамир выглядел так, как будто она подняла его с постели.

Так, а что это за чернявые косички мелькнули в самом начале на заднем плане среди покрывал?!

Лизелла мысленно обругала себя за обиду и злость: нормальный мужчина. Он что, в аскеты-отшельники должен был податься из-за одной дурищи? Однако заговорила холодно и даже высокомерно.

— Прошу прощения за причиненное беспокойство, но дело, по которому я с вами связалась, исключительно важно. Оно, несомненно, вас заинтересует, особенно ввиду наличия договора. Ваше присутствие необходимо немедленно.

— Я имею право хотя бы поинтересоваться, в чем собственно дело? Или обязан рвануться за полмира сию минуту просто так?

Резкости в нем тоже прибавилось. Он явно был раздосадован вторжением, и Лизелла готова была поклясться, что он думает, не прервать ли связь.

— Слишком долго объяснять. Скажу только, что речь идет о ребенке с темным даром.

Молодой человек нахмурился.

— Насколько это срочно?

— Если говорить прямо, то мы уже опоздали. Можно надеяться только на то, что не загубим его окончательно.

Дамир помрачнел еще больше.

— Вы в Анкарионе?

— Нет, в Винтре.

У него на лице промелькнуло странное выражение.

— Рядом с городом есть менгиры, я приду туда.

— Я вас встречу и введу в курс дела.

До чего же грустно видеть, как ему неприятен разговор и до какой степени не хочется общаться с ней!

— Как скоро вы сможете быть там?

— Часа через три, — Лизелла очень надеялась, что она правильно поняла и не спутала ориентир, и они успеют добраться туда из Шпассенринка: ей ведь надо еще поговорить с королем.

— Хорошо, — Дамир прикинул время, — Ждите меня через три часа после полуночи.

Он оборвал контакт, а Лизелла постаралась не зацикливаться на том, что до назначенной встречи у него осталось предостаточно времени на свою любовницу-дикарку. Может, это и не любовница, может, он уже женился на какой-нибудь степной немытой красотке... А может и не на одной, по варварским обычаям... Может у него уже выводок детей бегает, — там с этим вроде быстро. Сделав над собой усилие, она собрала все свои мысли и чувства, построила, как солдат перед смотром, подтянула, отряхнула: чего это она так разволновалась? И какое право она имеет его судить? Однако убедить себя в том, что она лишь беспокоится по поводу того, что тогда его будет труднее убедить заняться принцем Диантом, почему-то не получалось совсем.

Волшебница постаралась сосредоточиться на главном: король Ансгар наверняка уже вне себя от нетерпения, и это вполне оправдано. Диант может опять что-нибудь вытворить. И он ведь ребенок еще, всякое может случиться... И принц — способен он о себе позаботиться? Уже вторые сутки с его побега подходят к концу, а ничего еще не сделано!


* * *

— Разбойное и недоброе место. Кого мы ждем? — хотя это казалось невозможным, Ансгар стал еще мрачнее.

Наверное, он уже жалел, что доверился какой-то девчонке, пусть и волшебнице.

— Ваше Величество, — в который раз объясняла едва не падающая от усталости, выжатая Лизелла: день выдался долгим и насыщенным сверх меры, — Пока Диант не перешел грань, отделяющую небрежность, незнание, стечение обстоятельств, от преступления, ему нечего бояться кары Совета. Судя по тому, что я узнала о нем, принцу нужен не просто наставник, но положительный пример. А вот...

В круге обросших мхом камней возникло свечение, все более набирающее интенсивность, и девушка умолкла.

— Что?!!

Кажется, когда сияющие радужные ленты рассыпались гаснущими искрами, король, как и его незначительная охрана, от потрясения и неожиданности утратил дар речи: даже после того, как растаяли последние огни чар, явившийся на встречу гость был отчетливо виден в свете ясной ночи, и не приходилось сомневаться кто он такой.

— Ждите нас здесь, — Лизелла направилась к темному магу, шедшему ей навстречу из круга камней, и сердце у нее оглушительно билось в висках, мешая дышать.

Соберись же, истеричка! — внушала она себе, — Что такого? Решительно нет никакого повода для волнения...

При личной встрече перемены в нем стали еще заметнее. Утонченный поэтический юноша уступил место уверенному сильному молодому мужчине с суровым изгибом четко очерченных губ. Черты лица стали суше, резче обозначились скулы. Седые пряди у висков были заплетены в косы по степному обычаю, да и одет он был почти как кочевник, что только подчеркивало все достоинства сложения. В движениях сильного гибкого тела помимо небрежного изящества прибавилось плавной звериной грации...

— Госпожа Лизелла, — Дамир остановился совсем рядом, и от его близости, от тембра голоса, по телу побежали мурашки.

Мама дорогая, что же это со мной делается! — как будто со стороны изумилась Лизелла, — Еще немного, и я начну урчать и тереться об него как кошка, валерьянки нанюхавшаяся!

Отрезвила ее немного мысль о том, что сейчас не место и не время, а на них смотрят около десятка пар глаз: люди с подозрением и недоумением наблюдали за встречей представителей двух противоборствующих сторон. Белое платье девушки ясно выделялось на темном фоне. Тот, кто остановился рядом с ней, выглядел опасным и был опасным. Руки сами собой тянулись к оружию.

— Вы пунктуальны, — невыразительным бумажным голосом отметила Лизелла, просто, что бы что-то сказать, и порадовалась, что не начала заикаться.

Прибывший маг отвесил волшебнице короткий небрежный поклон, не сочетающийся с его обликом сына степей, и вдруг ладонь его мгновенно тоже оказалась на рукояти одной из сабель у пояса.

— Кто с вами? — бросил Дамир, уловив в стороне негромкое позвякивание сбруи.

Хаген на его плече подтверждающе каркнул.

— Тот, ради встречи с кем я вас вызвала, и наше сопровождение, — со вздохом объяснила Лизелла, окончательно и бесповоротно приходя в себя.

Как видно, ей придется порядком потрудиться, преодолевая взаимное недоверие.

— Ваше Величество, позвольте представить вам лорда Дамира, принца Черного трона, — обратилась она к Ансгару.

Смоляные брови слегка дрогнули: Дамир удивился подобному титулованию, но протестовать не стал, занятый тем, что пытался оторваться от непокорных завитков, воспользовавшихся случаем и настырно вылезших из тяжелого узла, едва удерживаемого гребнем. Как удобно, что даже неизлечимый параноик не догадается обвинить ворона в том, что тот пялится на красивую женщину! Духи она сменила на более... возбуждающие, и платье замечательное — позволяет наслаждаться каждым изгибом фигуры, но и оставляет место для интриги... Стоп! Опять начинается?! Вроде бы у него сегодня недостатка в женской ласке не было, даже наоборот: после встречи с Юлдуз — чувствуешь себя, как-будто неделю провел из седла не вылезая. Лучше подумал бы: как для мужчины лучшим стимулом служит женщина, так и для женщины — мужчина. Вот она и цветет.

Однако, мысль о том, что у такой девушки не может не быть возлюбленного, оказалась почему-то не ушатом с холодной водой за шиворот, а так — освежающей капелькой. Намеренно или нет, но Лизелла свою ауру не прятала. И царил там полный хаос: радость (приятно, все-таки), желание (?!), смущение, смятение, вина, надежда, страх, стыд... Обнадеживающее сочетание, тем более, что неприязни он точно не заметил! Что если...

Да, как видно, дураки не учатся не только на чужих, но и на своих ошибках! Дамир от души попинал свой впавший в счастливый штопор разум, и заставил вернуться к делу.

Кожа, косы, две разбойничьего вида сабли, и громадный ворон на плече, злобно косящий по сторонам, — Ансгара передернуло, когда он представил этого субъекта во дворце и рядом с принцем (о том, что бы позволить темному забрать к своим оркам Дианта, король и мысли не допускал).

Предложение, на котором настояла волшебница, вызывало у него серьезные нарекания, исходя, хотя бы из следующего: раз есть принц, есть и Властелин. Почему-то с трудом верилось, что их влияние на мальчика будет положительным, но похоже королю оставалось только смириться и согласиться, что альтернативы этой сомнительной личности и впрямь нет! Точнее есть: поместить Дианта под охрану понадежнее и ждать следующего срыва.

Возможно, принцу нужны именно не уговоры, а твердая рука... И страх перед силой наставника сумеет сделать больше, чем мягкие объяснения и увещевания. Госпожа Лизелла категорично заявила, что если кто и может еще помочь принцу, так это 'лорд' Дамир...

Но скажите на милость, какой положительный пример может подать его сыну этот Черный принц-дикарь? — обреченно спрашивал себя Его Величество король Ахайры, то и дело бросая в его сторону взгляды, которые любого другого уже заставили бы унестись в панике на край света, — И чему, спрашивается, он может научить? Размазывать слуг по стенам, Диант умеет и сам!

Все трое сидели в скромной приемной Лизеллы, единственный выход караулил лично Фестер. Маги перебрасывались короткими натянутыми репликами, постоянно поминая некий Договор.

Любопытно, так значит у Черного трона и Светлого Совета сейчас перемирие, — отметил Ансгар, внимательно прислушиваясь к препирательствам.

— И как это Совет одобрил обучение темного да еще и принца!

— Совет ничего не знает, — устало призналась Лизелла, — А когда узнает, ничего не сделает. Вы будете действовать в рамках Договора. К тому времени, как у Совета возникнут вопросы, нам будет, что предъявить. Результаты, подтверждающие отсутствие угрозы со стороны принца Дианта, и правильность вашей позиции, озвученной на переговорах!

— Я не могу ничего обещать, пока не поговорю с мальчишкой сам, — Дамир тоже терял терпение, — Зачем надо было вызывать меня так срочно?

— Диант сбежал и его еще нужно найти.

— Уверен, что вы прекрасно справились бы и сами! Не понимаю, зачем требуется еще и мое участие?

— Дианту известно о его способностях и он широко их использует! С большой долей вероятности, меня или кого-либо из людей Его Величества он не подпустит к себе вообще.

— Это почему? — удивился Дамир.

Лизелла в аккуратных и обтекаемых выражениях описала все, что знала о принце Дианте, и по мере ее рассказа молодой человек становился все серьезнее.

— Его что, держали взаперти?! Одного?! — вырвалось у него с неподдельным ужасом, — И вы еще хотите, что бы он был образцом кротости?!

— Подобные строгие меры как раз и были вызваны его припадками, — отрезал король.

Лизелла отвернулась, кажется понимая, что имел в виду Дамир: похоже, вместо того, что бы спасти сына, Ансгар сам же его и погубил. Дианта старались воспитывать, как принца, но при этом давали понять, что он не может пользоваться этим в полной мере, а после рождения Карстена и вовсе списали. Она не заметила ничего, что свидетельствовало бы о том, что у мальчика когда-нибудь были друзья из сверстников: необходимость соблюдения тайны исключала возможность поселить в Шпассенринке детей из знатных семей, а простолюдинам ход к нему, разумеется, и вовсе был запрещен. Диант страстно мечтал о путешествиях, но его передвижение ограничивалось даже в пределах замка. Взрослый рассудительный человек не всегда способен понять и принять такое отношение, а что говорить о ребенке! В то время, как следовало учить его общаться и владеть собой, образовался замкнутый круг: очередная вспышка влекла за собой усиление контроля и воспитательных мер, что порождало еще более сильный срыв.

Она взглянула на миленький уютный замок с другой точки зрения — глазами Дианта: несмотря на разительное отличие Шпассенринка от Анкарионских подвалов, для него это тоже была самая настоящая тюрьма, а вокруг не слуги с воспитателями — враги и надзиратели. И отец в роли начальника!

Вот так, — оказывается совсем рядом среди всей этой идиллической обстановки разыгрывалась настоящая трагедия. Из самых лучших побуждений мальчишке искалечили и без того неустойчивую психику.

— Именно поэтому, я позвала вас, — грустно улыбнулась Лизелла, тревога за мальчика странным образом снова сблизила их, но отвлекала от собственных переживаний, побуждая сосредоточиться на другом, — Я не знаю, кто еще смог бы взяться за эту проблему.

— Я согласен, — Дамир ответил ей такой же улыбкой, — Если вы готовы предоставить мне полную свободу действий!

Лизелла обернулась к королю, и тот нехотя кивнул.

— Тогда, вы не могли бы повторить поиск сейчас? Может быть, вдвоем мы увидим больше.

Пока волшебница занималась подготовкой, Дамир потянулся к выложенным ею листам с рисунками. Он вел над бумагой ладонью, и Лизелла мимоходом отметила: так вот оказывается как он читает... Да, подобный способ должен быть удобнее чем через Хагена.

— Очень интересно! — обратился Дамир к королю Ансгару, — Что же вы говорите, что ваш сын ничему не желает учиться? Быть может, следовало бы занять его этим? Разумеется, черный на троне — слишком вызывающе, и не стоит дразнить Совет, но возможно, если бы Диант почувствовал, что сможет добиться признания иным способом, благодаря самому себе и своему труду, он не воспринимал бы свое положение настолько болезненно? Способности у него есть, следовало бы их развивать и поощрять. Что говорили учителя?

Ансгар молчал, рассматривая эскиз парусника. Во-первых, доводы темного были весьма разумны, и безусловно развивать следовало любые мирные наклонности Дианта. Возможно, в свете увлечения изобразительным искусством он не заинтересовался бы короной, гордясь тем, что создал своими руками, а не получил по наследству...

Во-вторых, было стыдно признаться, — но король впервые узнал о том, что его сын рисует и отнюдь неплохо.

Лизелла приподняла брови и махнула ресницами, украдкой посылая ворону многозначительный взгляд. Дамир вздохнул: волшебница была права, и похоже, что принц не испытывает к отцу и подобия доверия.

— И не так уж он неуравновешен, как видно, — голос молодого мага прозвучал резче, чем хотелось бы, — Для такого занятия требуется наблюдательность, внимание, усидчивость и терпение. Ваш сын умеет работать над собой, когда захочет: каким бы самородком ребенок не был, но всему требуется учиться. Здесь видна уверенная рука, хотя, как понимаю, подсказать ему было некому!

Изумление, щедро сдобренное сознанием вины, вытеснило гнев: оказавшийся не таким уж варваром Черный принц, без всякого пиетета к королевской особе обвинил его в небрежении родительским долгом, отсутствии внимания к сыну, и кажется, даже не видя мальчика, счел, что лучше разбирается в ситуации, и был готов защищать его интересы, так как он их понимал. В том числе от отца.

— Не слишком ли вы молоды, что бы рассуждать о воспитании детей?

— Кажется, десять минут назад, вы предоставили мне полную свободу методов. Если вам нужен лишь очередной охранник для этого... Шпассенринка, только обладающий магическим даром, а под свободой понималось разрешение на хорошую порку — жаль, но я не могу на это согласиться!

— А как вы себе представляете дальнейшее развитие событий? Увезти Дианта в степь?

Одна особенность в темном маге Ансгара раздражала более всего: его манера не смотреть на собеседника, либо же, как будто сквозь него.

— Что в этом такого страшного? Там его примут!

Лизелла едва не вздрогнула: в степь... К его чернокосой жаркой подружке?!

— По-моему мнению, — решительно вмешалась она, — Диант, прежде всего, должен занять достойное его положение и не чувствовать, что им пренебрегают! И никаких уединенных замков! Если правильно все организовать и продумать, то проблем возникнуть не должно...

Чудо! — Дамир согласился с ней, задумчиво кивнув.

— Готово. Можно приступать, — довольная девушка посторонилась, пропуская его к столу.

Ему пришлось взять ее за руку для более полного контакта, и Лизелле вдруг почему-то стало очень трудно сосредоточиться вообще и думать о пропавшем принце. Да и Дамир что-то медлил.

'Похоже, что как раз вдвоем мы ничего и не увидим! Или увидим, но совсем не принца...'— Лизелла прикусила губу, что бы нервно не захихикать. Было бы забавно, если бы зеркало вдруг продемонстрировало, о чем они сейчас думают.

Наконец у них все же что-то стало получаться, и зеркало послушно выдало изображение: тоже поле без единой детали, за которую мог уцепиться глаз. Она почувствовала, как внезапно напрягся Дамир, а потом содрогнулась сама: в первый момент ей показалось, что мальчик мертв, хотя прекрасно знала, что тогда зеркало бы его не показало.

Диант полулежал на земле между двумя волками и в окружении еще с десятка. Ничего себе!

Дамир первый сообразил, что нужно делать, тем более, что у Лизеллы и не получилось бы вот так сходу разобраться в положении еще видных на небе над странной компанией звезд.

— Ха! Принц Диант отправился в Степь сам! — бросил он, ожидавшему результатов затаив дыхание королю, резко обрывая транс и отходя, что бы открыть тонкие пути, — Ждите, я сообщу...

Радужный всплеск немедленно поглотил фигуру мага и его ворона, прежде, чем его успели попросить о пояснениях.

Глава 3.


* * *

О том, что с ним что-то не так, — Диант начал понимать очень рано. Нет, детство у него было самое счастливое, — благодаря матери, души не чаявшей в единственном сыне, и все свое время отдававшей ему. А в свободном времени у королевы Авы недостатка не было, наоборот, — не каждая, даже знатная дама, не обремененная ни деревенским хозяйством, ни работой, ни городским домом, может позволить полностью посвятить себя ребенку даже на первых порах. Тем более, когда речь идет о королеве.

Да и не каждая захочет, так что маленькому принцу редкостно повезло. Тем более, что материнская любовь и забота не легли удушающим бременем, как порой тоже случается, не обернулась умильным сюсюканием, сочетая в себе разумную строгость с лаской и нежностью. Как и положено принцу, у Дианта не было недостатка в игрушках и красивых костюмчиках, у него были и качели, и качалки, и даже небольшая карусель в саду и пони — все для детского счастья. Разумеется, ему не приходилось страдать от небрежения, или того пуще голода. Быть может, его даже можно было назвать несколько избалованным, потому что долго сердиться на сына Ава не могла. Хотя надо признать, истерик у него не случалось, и слезами принц не злоупотреблял, а без капризов и шалостей не обходится у любого ребенка. Тихим Дианта назвать было трудно, но сочетая любознательность с самостоятельностью он мог занять себя сам, не требуя что бы ему ежеминутно вытирали нос, водили на помочах и развлекали.

Скорое всего дело было в том, что воспитанием его занималась сама Ава, а не многочисленные няньки, и к тому же принц не был окружен льстивой придворной шоблой, за которой не уследишь. Молодую женщину так напугала мысль о том, что она может лишиться сына, что она даже не подпустила к нему кормилицу: случай вопиющий для благородной дамы. Она не отдавала его на чужие руки, не давала уносить со своих глаз, а через день-два после приговора Орелла Аву застали бурно рыдающей с младенцем на руках, невнятно причитающей что-то по поводу костра... Сына она не желала отдавать даже отцу.

Тогда же и было принято решение об отъезде обоих, а о кормлении, королева заявила, что телесно не отличается от любой крестьянки, которой в этом счастье не отказано, потеряет же ее грудь форму или нет — ей лично все равно. Если кого и можно было счесть безумной в ту пору, так это королеву Аву, так что господину Фестеру даже не особо приходилось стараться, подготавливая почву для логического обоснования удаления от двора новорожденного принца и молодой матери.

Ей — было действительно все равно. Пока, Ава не хотела, что бы ее сын правил, она хотела, что бы он был жив и счастлив. Быстро войдя в распорядок новой жизни, она почти совсем успокоилась, радуясь и гордясь по поводам, известным любой матери: как рано ее мальчик встал на ножки, пошел, какой он смелый, когда забирается на самый верх горки, два годика, но ни разу не написал в штанишки на прогулке, в четыре — знает буквы и цифры, крепко держится в седле...

Увы, на безоблачном небе — были темные пятна. На свою беду король и королева по настоящему друг друга любили. Когда привык спать в одной постели, трудно привыкнуть и смириться с ожиданием. И если Ава могла утешать себя тем, что не отличается от многих других верных подруг, чьи возлюбленные не могут быть с ними по долгу службы или заботясь о хлебе насущном, то на Ансгара такое утешение и не подействовало бы. Мужчины менее терпеливы и склонны к пониманию в подобных вопросах. Если угодно, более ревнивы. Долгожданная радость отцовства, обернулась разочарованием, разлукой и горечью. Конечно, по-своему он очень любил сына, однако нет-нет, да и возникала мысль, что если бы не Диант, их жизнь не оказалась бы расколотой. Тем более, что Ава наотрез отказывалась оставить сына хотя бы ненадолго.

Диант был слишком мал, что бы оценить и осознать взгляды, слова, интонации, но в памяти откладывались и хмурый недовольный вид отца, перед которым он робел, и припухшие глаза матери. И ее светлый образ, оставшийся в первых смутных воспоминаниях оказался омрачен печалью.

Позже, вспоминая ее, он был твердо уверен, что его мать была несчастна.

Ее смерть стала для Дианта потрясением, и началом неотвратимых перемен. Кто мог подумать, что стакан воды, поданный мельником в жаркий день, окажется смертельным ядом, и королева станет одной из первых жертв эпидемии! Первым заболел Диант, Ава слегла, когда для него опасность уже миновала. Диант — выжил, Ава — нет, словно отдав ему все свои силы.

Кстати именно так и сболтнула одна из камеристок, и король не смог заставить себя зайти ко все еще очень слабому и не встававшему с постели мальчику. В предположении он не увидел ничего странного: Диант едва ли не с первым осмысленным взглядом стал проявлять необычные умения. Чаще всего это выражалось в том, что игрушка или какая-нибудь другая вещица, до которой он не мог доползти или дотянуться, но очень-очень-очень ее хотел сама планировала в детские ручки. Маму такие происшествия крайне огорчали, Диант тоже расстраивался, и несколько раз игрушка разбивалась. Один раз четырехлетний принц чуть не устроил пожар, потому что ему очень понравились огоньки и искры, и пламя послушно ему подчинилось. Была проведена серьезная разъяснительная беседа на тему, что детям не следует играть с огнем — Ава не отрицала его способностей, но предпочитала как бы не замечать в них ничего необычного. Диант осуществлял все это неосознанно, но он же темный... Так не могло ли случиться, что он так же неосознанно выпил жизненные силы того, кто был рядом, когда в этом нуждался? Ансгар отчаянно не мог примириться с потерей жены.

Он был уверен, что в Винтре, ничего подобного не произошло бы. Он думал о том, как мало они были вместе эти за пять лет после рождения Дианта. Он не мог видеть Шпассенринк, отнявший, а потом убивший его Аву, и в следующий раз поехал туда только почти через полгода. Вот так и получилось, что тех, кто могли и должны были стать друг для друга утешением и опорой, горе наоборот разделило.

Диант летел навстречу отцу, забыв даже о своей обычной стеснительности перед ним, явно намереваясь броситься на шею с воплем 'папа, как же долго тебя не было!', но замер растеряно моргая: отец был мрачен, а в его глазах на мгновение почудилась неприязнь. Ансгар вскоре уже овладел собой, но мальчик оставался скован, не разговорчив и напряжен в течение всего визита, тем более, что короля 'порадовали' сообщением о необычно сильной вспышке сил принца, из-за которой прекрасные витражи в комнатах королевы полопались.

Позже последуют и более мощные, но уже тогда это показалось дурным предзнаменованием.

Диант чувствовал, что виноват, только не понимал в чем. Отец приезжал по-прежнему не часто, сведя посещения до где-то до раза в месяц, но на какое-то время казалось, что отношения наладились. Ансгар наверное лишь тогда полностью ощутил себя отцом, почувствовал, что сын не просто причина отсутствия рядом Авы. Он-то раньше и старался только ради нее, что бы она была довольна. Теперь, он стал получать удовольствие, находясь рядом с мальчиком, ездил с ним на прогулки, привозил подарки один замечательнее другого, но все это находило как-будто совершенно обратный отклик. Диант даже начал называть его на 'вы'.

На самом деле, Диант до тайных слез боялся расстроить и разозлить отца, из-за чего становился косноязычен, робел, мялся, боялся сказать лишнее слово, нарушить какое-нибудь правило. Он стал бояться, что опять что-нибудь разобьет или сотворит 'запрещенным' способом, и как назло это случалось постоянно, — чем дальше, тем чаще. Он чувствовал, когда отец был чем-то недоволен, и терялся окончательно, боясь, что тот больше не приедет.

Поделиться своими страхами ему было не с кем: ни няньки, ни кормилицы у него не было, воспитатель, назначенный отцом вызывал неприязнь, хотя Диант не смел сказать об этом. Слуги, при Аве еще как-то следили за собой, но не имели возможности ближе узнать принца, а после ее смерти и из-за случаев демонстрации его способностей старались держаться на расстоянии. Диант развлекал себя тем, что рисовал все, что видел.

Однажды на прогулке они заехали на земли, уже не относящиеся к Шпассенринку, и остановившись у ручья встретили двух мальчиков четырнадцати и восьми лет в сопровождении двоих слуг: сыновей хозяина соседнего поместья. Диант провел самые лучшие полдня! За последние два года — точно. Дирк и Лотар во всю изображали гостеприимных хозяев. Восхищенный принц (который, правда, в этом не признался), забыл о всякой робости, а еще пожалел, что у него нет брата, и всю обратную дорогу предвкушал поездку к новым знакомым, пригласившим его в гости.

Жаль, но его планам не суждено было сбыться, наткнувшись на решительный запрет мастера Бруно. Диант сцепил зубы, и считал дни до приезда отца, что бы попросить разрешения у него. Реакция короля была еще более категорична.

— Нет.

— Но почему? — вырвалось у Дианта.

Ансгар замешкался с ответом.

— Они тебе неровня, — нашелся он.

Тогда Диант справился с разочарованием, пообещав себе, что когда вырастет, когда уедет отсюда, то у него будет много друзей, которых он выберет сам. Однако это еще не были первые зерна будущего бунта. И даже когда где-то через неделю, он ускользнул от учителя и направился в сторону замка Дирка и Лотара, он просто хотел извиниться, сказать, что не сможет с ними общаться, только придумывая другую причину.

Принца догнали, развернули, не слушая объяснений. На следующий день Диант не обнаружил в конюшне своей лошади.

— А где Майя? — растеряно произнес принц у пустого стоила.

Сначала ему пытались рассказывать сказки, что лошадка убежала: Дианту было восемь, и он не был идиотом.

— Это же неправда! — выпалил он, все еще больше удивленный и расстроенный, чем злой, — Где моя Майя?!

Пытались настаивать.

— Где Майя?!! — Диант уже чуть не плакал, а у его ног солома начала закручиваться спиральками.

— Умерла, — обрубил старший конюх.

— Когда? Почему? — а потом он догадался, — Вы врете!!

Он метался по конюшне, требуя, умоляя вернуть лошадь. Бесполезно.

— Почему ее увезли? Зачем?! Отвечайте мне!! — Диант подступил к управляющему и воспитателю.

Он был вне себя от обиды, и в такт ему позвякивали стекла и подпрыгивали мелкие безделушки.

— Лошадь больше не подходила для Вашего Высочества.

И точка.

Диант смирился через два дня, согласившись:

— Если Майи нет, я возьму другую.

— Другие лошади не годятся, — прозвучало в ответ, и он уже начал узнавать подобный тон, говоривший, что настаивать бесполезно.

— А когда мне купят другую, которая подходит? — обреченно поинтересовался принц.

Ответ его потряс:

— Вашему Высочеству запрещено ездить верхом по состоянию здоровья.

— Здоровья? Я же ничем не болею... — ошеломленно пролепетал Диант.

— Ваше Высочество не может этого знать, — окончил разговор мастер Бруно.

У принца еще оставалась надежда на отца, но и Ансгар оказался не на его стороне. Слушать сбивчивые мольбы сына, видеть его жалобные глаза, было больно, и он ограничился коротким решительным 'нет', тут же отослав его от себя. Мальчик взрослеет, его становится все труднее удержать... Может быть решение было жестоким, но если о темной силе принца узнает общественность, у него возникнут проблемы несоизмеримые с нынешними, а Диант врядли доживет до совершеннолетия.

Принц быстро убедился, что и пешие его прогулки находятся под негласным запретом. Он скучал, просиживал у окна, неохотно подчиняясь распорядку мастера Бруно. Освободившиеся часы заняли даже не занятия, а чтение нравоучительных книг, о том, каким должно быть примерное дитя, достойный юноша и далее, далее... Диант с грустью признавал, что ему до примерного очень далеко.

Майя была не просто средством передвижения, но другом, сменившим верного пони. Вскоре после того, как его фактически заперли в замке, Диант полез по полкам, что бы найти среди своих набросков какой-нибудь из тех, на которых он рисовал ее. Вошедший мастер Бруно увидел побелевшего мальчика, как заведенного тычущего в сторону распахнутого шкафа: внутри против обыкновения царил идеальный порядок. Диант даже не сразу смог выговорить вопрос:

— Г-где?!!

— Что? — глупо выдал мастер Бруно.

— М-мои... м-мои... — Диант от волнения начал заикаться.

— Я наводил порядок Ваше Высочество...

— Отдайте!! — хрипло приказал принц, прожигая его глазами, — мои рисунки!!

Бруно несколько виновато пожал плечами.

— Все лишнее уже выброшено... Там было что-то, всего лишь карандашом... Я предполагал, что Ваше Высочество уже вышли из возраста детских каракуль.

Ударить больнее было бы трудно! Диант задохнулся, совершенно переставая владеть собой. Его рисунки настолько плохие, что заслуживают лишь топки?! Но ведь они — его!! Он ведь и не совал их никому... не надоедал... он для себя... зачем? Почему хотя бы не спросили?! Ему и этого нельзя?!!

— Не смейте! — наконец прорвалось наружу, — Никогда не смейте больше трогать мои вещи!!!

Он вдруг рванул злополучную полку, выворачивая ее содержимое на пол. Следующая полетела в сторону воспитателя.

— Никогда! Не смейте! Трогать! Мое!

Два больших окна взорвались мельчайшими остренькими дождинками.

— ВОН! Из моей! Комнаты! Вон!!!

За воспитателем захлопнулась дверь. Диант сполз на засыпанный стеклом и бумагами пол и разрыдался.


* * *

Ему было невероятно стыдно за свою вспышку. Он не смел поднять глаз на отца и молчал.

— Теперь ты должен понимать, почему я настаиваю, что бы ты не покидал замок! — Ансгар был в гневе.

— Понимаю, — шепнул Диант, — Я не хотел...

— Само собой, ничего не делается! У каждого следствия есть причина! Ты — принц! А настоящий принц не может позволить себе устраивать истерики и скандалы! И пора бы тебе научиться, не злоупотреблять своими 'талантами'!

Диант дрогнул.

— Иди, и подумай об этом!

Принц проглотил то, что хотел сказать и подчинился. К тому же, его отвлекла другая мысль. Он вспомнил, как расстраивало его мать то, что он считал обычным, вспомнил, как она бывала... испугана(?)... Даже сам он испугался, когда разбились витражи: он ведь не хотел ничего портить, лишь оплакивал, что больше никогда не увидит ее. Наконец Диант в полной мере осознал, что именно с ним неправильно. У любого следствия есть причина. Теперь причина, почему он никогда не покидал замок и не может этого сделать, стала очевидной.

Однако открывшаяся правда странным образом обнадежила маленького принца: если он не будет больше ничего такого позволять себе, то и никаких ограничений не потребуется, а отец не будет сердиться. У Дианта появилась цель, и к ее осуществлению он подошел со всем тщанием и недетской целеустремленностью, всегда отличавшей его в исполнении желаемого.

Он стал строго контролировать себя, старался сдерживать порывы сильных чувств и проявления, им сопутствующие. Более того, что бы исключить любые другие возможные аргументы против, Диант старательно пытался стать именно таким, каким его хотели видеть, едва не наизусть заучив все правила из скучных и крайне занудных брошюр, которые ему подсовывались воспитателем. Иногда, нормы поведения и этикета были даже удобны, приходя на помощь там, где сам мальчик обычно терялся.

Ему казалось, что отец стал больше расположен к нему, и действительно Ансгар был доволен, что сын больше не задает неудобных вопросов, а проявления его дара почти сошли на нет. Однако именно такой: тихий, исключительно послушный, аккуратный мальчик с потупленным взором и вежливой улыбкой, — порой вызывал необъяснимое раздражение, которое ему приходилось скрывать. Даже в разговоре Диант старался касаться только тем, которые указывались в нравоучительных книжках, и визиты превращались в пытку, похлеще любого дипломатического приема. Ансгар осыпал сына похвалами за прилежание, хотя временами уже мечтал увидеть живого ребенка, вместо такой куклы.

А Диант ждал. Новый образ был в тягость, ему приходилось прилагать немало усилий, и принц ждал не столько похвал, сколько заслуженной награды.

Но ничего не менялось.

На девятый День рожденья отец подарил Дианту роскошную яхту, сияющую лаком и трепещущую голубыми шелковыми парусами: принц запоем читал о приключениях, путешествиях, а любимой игрой оставалась морская карта, полная чудовищ и препятствий. Мальчик зачарованно любовался подарком, и даже забыл о всякой надуманной ерунде. В ответ на похвалы его успехам, он просиял и спросил:

— Значит, вы мной довольны, отец?

— Конечно! Я тобой горжусь. Ты очень много старался, — король Ансгар в этот момент был совершенно искренен.

— Тогда... можно мне будет поехать с вами? — вырвалось у Дианта.

Ансгар резко отстранил его от себя и поднялся.

— Диант, я вижу, что ты стараешься. И ценю. Но это ничего не меняет. Я тоже очень расстроен, но то о чем ты просишь — невозможно. Ты не должен покидать замок, и это ради твоего же блага!

Внешне Диант принял отказ очень спокойно, без слез, без истерик, без магических бурь. Просто что-то умерло в нем.

Не надо думать, что дети ничего не понимают. Смысл слова 'невозможно' Диант понял очень хорошо: он никогда не сможет покинуть Шпассенринк. У него никогда не будет ничего из того, о чем он мечтал. Да что там... у него никогда не будет того, что есть у любого... у Лотара, например. Все его усилия ничего не стоят, и даже если он станет воплощением идеала, — это не перевесит того факта, что он обладает необычным даром. Даром ли?

Диант лежал в постели, уставившись глазами в балдахин над кроватью, и слезы молча катились по щекам. Он вспомнил мать — получается, она была добровольной узницей, оставаясь здесь ради него. Не упрекала ли она его в глубине души за то, в чем он был виноват без всякой вины...

Повернувшись, сквозь распахнутые двери, мальчик видел яхту, но подарок вызвал вдруг только злость. Зачем издеваться так? Зачем напоминать о том, чего у него все равно НЕ БУДЕТ! Яхту швырнуло о стену...

Когда он опомнился, от корабля остались только разбросанные по всей комнате обломки. Прибежавшие на шум слуги увидели взъерошенного принца в одной ночной рубашке посреди разгрома.

— Я вас не звал!

Его охранники... Когда к нему попытались подойти, успокоить, принц швырнул какую-то статуэтку уже руками.

— Уходите! Я никого не хочу видеть!

Решительно настроенный Бруно, крепко взял его за руку, строго выговаривая, и Диант начал вырываться.

— Отпустите меня! Не смейте!

Прежде, чем злость обернулась снова слезами, появился Ансгар. Превращение примерного паиньки в дьяволенка, его ошеломило.

— Что это значит? — сурово поинтересовался король, в свете происходящего расценивший предшествующее поведение сына, как притворство.

Диант смотрел на отца исподлобья.

— Я не хочу больше здесь оставаться! — выкрикнул он, и напомнил слова отца, — Я — принц! Тогда я хочу поехать во дворец и жить там!

— Я уже сказал, что это невозможно, — Ансгар обвел рукой разгромленную комнату, — Вот подтверждение тому, что ваши способности опасны для окружающих и вас самих. Вам следует научиться подчинять свои желания требованию долга!

Дианта точно ударили: резкость тона, то, что отец обратился к нему на 'вы', — потрясли больше самого отказа. Он даже не мог ничего произнести, опять вырываясь от воспитателя, пока стекла и безделушки превращались в крошево. Закончилось все обмороком.

Очнувшегося принца напоили успокоительным, мастер Бруно, счел необходимым посоветовать и дальше давать мальчику соответствующие эликсиры, что бы бороться с его агрессивным характером, но наткнулся на отповедь короля. Ансгар посоветовал найти другой способ, и воспитатель утроил усилия, буквально замучив несчастного Дианта нотациями, и воспитательными книгами: почти единственное, что ему было позволено читать. Большинство его любимых книг было убрано, из-за того, что они якобы содержат сцены насилия. Под эту категорию попали даже исторические труды, ведь в них описывались войны, казни, нелицеприятные действия монархов и сильных мира сего. Вот такой способ нашел мастер Бруно. Дианту оставалось только рисовать.

Принц был в отчаянии. О том, что разнес яхту, мальчик жалел уже на следующее утро. Злость ушла, осталась только горькая обида на несправедливость. Сжимая в кулаке незамеченную при уборке планку с названием так, что порезался до крови, он никак не мог унять слез, которые все текли и текли. А потом Диант задал себе совсем недетский вопрос: к чему? Его слезы и обиды тоже ничего не изменят.

Перерождение завершилось. Он больше не считал нужным заставлять себя читать нудные брошюры, следовать наставлениям учителя. Всякие попытки его заставить или напоминание об обязанностях вызывало только ярость, все более усиливающуюся. Чем больше настаивали, тем сильнее оказывались приступы гнева, и принца все-таки начали пичкать еще и лекарствами. Если получалось. От него отставали только, когда мальчик не выдерживал напряжения и срывался на крики, начинал бить посуду, безделушки. Тогда его запирали, пережидая буйство.

Дианта колотило, он чувствовал себя больным после подобных взрывов, и уже сам был не рад себе. Он хотел только одного: пусть его хотя бы оставят в покое, не заставляя ежедневно сражаться за себя. Он отвечал своему надзирателю упорной неистовой ненавистью.

— Что это такое, Ваше Величество? — вопросил господин Бруно, указывая на повешенную на макете замка куклу.

— Покойник, — мрачно выдал Диант.

— Зачем же вы это сделали?

— Он того заслужил! — еще более зло ответил принц, глядя учителю в глаза, и улыбнулся, — Я назвал его в честь вас, мастер! Правда, тогда он еще не был покойником.

Мастер Бруно поежился и подумал, что король все же слишком мало ему платит. Сам макет Диант безжалостно снес до основания, услышав о женитьбе отца: он не мог разрушить Шпассенринк, и отыгрался на его копии. Некому было слышать, как он плакал всю ночь.

А король внял предупреждению и поостерегся знакомить молодую жену с сыном, и вообще не стал вводить ее в курс дела. Бетину он не любил, но трону был нужен наследник.

— Диант, я понимаю, тебе тяжело, но позже ты поймешь. Подумай вот о чем. Люди не любят таких как ты, а если к тому же что-нибудь случится? Ты окажешься под угрозой казни! — Ансгар пытался объясниться с сыном, смягчить его, — Почему ты не хочешь постараться вести себя как следует? Ты ведь сам себе вредишь.

Диант молчал, глядя в сторону. Даже самое лучшее его поведение не заслуживало того, что бы отец разрешил ему покинуть Шпассенринк, или хотя бы убрал Бруно. Еще бы, ведь тот профессор!

— У тебя скоро будет брат. Возможно, ты полюбишь его...

Дианта зашатало: брат... Последняя опора, то, что в сердце отца он занимает хотя бы немного места, — рухнула. Король получит сына, которого не надо будет держать взаперти, нормального, и больше не будет надобности возиться с сомнительным 'принцем'. Его радость от общения с отцом давно была смешана с болью, но теперь, как видно, не останется и этого...

— Я его ненавижу!!! — выкрикнул Диант, слезы высыхали не успевая пролиться, — Что б он никогда не родился!

Он выбежал из комнаты, не разбирая дороги. Захлопнув за собой дверь, мальчик бросился ничком на кровать, но под руку попалась оставленная у изголовья книжка. Некоторое время Диант тупо смотрел на иллюстрацию, изображавшую какой-то яркий веселый праздник. Воздух с трудом проникал в легкие... Почему? Зачем нужно еще и насмехаться над ним, изо дня в день напоминая о том, чего он лишен, но в чем, несомненно, не будет отказано его братцу!

Диант не пощадил даже сказки, которые выписывала еще Ава, он только не успел сжечь груду обрывков, остановленный возмущенным возгласом.

— Ваше Высочество! Что же вы делаете!!

Диант резко развернулся к решительно направляющемуся к нему господину Бруно, и в который раз не выдержал:

— Ненавижу! Ненавижу всех вас! Убирайтесь! Не желаю вас видеть! Я хочу, чтоб вы все умерли!

Зная, что сейчас его опять попробуют удержать, будут совать 'лекарство', после которого все время хотелось спать и мутило, и вести душеспасительные беседы мягким слащавым тоном, Диант вцепился в первое попавшееся: нож для резки бумаги, полоснув им по протянутой руке. Сильно порезать им трудно, но видимо принц попал удачно и рукав окрасился кровью. В следующую минуту нож был вырван шедшим вслед за воспитателем королем, который недолго думая отвесил сыну пощечину. Диант не удержался и сел на останки книг, снова смешавшиеся с битым стеклом.

— Мамочка, забери меня к себе, пожалуйста... — промелькнуло в сознании, прежде чем оно погрузилось во тьму.

И никто не рассказывал принцу, как Ансгар мгновенно его подхватил... Вглядываясь в бледное личико, растирал руки, шепча просьбы о прощении и слова любви, которые ему обычно и не приходило в голову говорить, считая, что это как бы само собой разумеется.

Диант открыл глаза, чтобы увидеть над собой постылые рюшечки балдахина. Над ним наклонилась Эбба, присматривавшая за ним одно время после смерти матери:

— Выпейте Ваше Высочество.

— Нет... — безжизненно отозвался принц.

— Ваше Высочество...

— Нет! — Диант вяло взмахнул рукой, поворачивая голову: он даже не попал по чашке с эликсиром, но женщину отшвырнуло на несколько шагов.

Он равнодушно наблюдал, как Эбба осторожно поднимается и пятится из спальни. Больше к нему не приставали, попросту заперев в четырех стенах... восьми, если считать игровую.


* * *

Для ребенка существует два измерения: либо его любят, либо нет. Диант был полностью уверен, что для отца он лишь неприятная обязанность, а в мире все против него. Даже отсутствие Бруно, которого никакая плата не могла соблазнить остаться, не принесло облегчения: чему радоваться, другого пришлют, может быть еще хуже...

Он тоже отметил рождение принца Карстена, но по-своему: методично отправляя в камин игрушки, подарки, почти все свои рисунки, не тронув только синего дракона, который когда-то стоял в комнатах матери, и которого он в свое время отвоевал у воспитателя.

Не должно принцу восхищаться жестокой хищной тварью... Диант усмехнулся и отправил в камин следующую жертву.

Это были похороны его детства, наивных и глупых мечтаний о нежности и тепле. На этот раз стекла оставались целы, и никаких мелких предметов не кружилось по комнате: Диант был абсолютно спокоен. Можно сказать, мертвенно спокоен. Но от отстраненного взгляда принца слуги шарахнулись как от стаи голодных упырей, плотоядно щелкающих зубами. Захлопнувшуюся дверь едва не сорвало с петель, но Диант только этим и ограничился.

После 'погребального костра', принц большую часть времени проводил сидя на подоконнике, уткнувшись лбом в стекло. Он не только больше не повышал голоса, он вообще перестал разговаривать, лишь механически выполняя привычные действия.

— Ваше Высочество, пора спать, — говорила ему Эбба от дверей, опасаясь приближаться к мальчику.

Диант покорно слезал и ложился в постель. Так же покорно умывался, съедал, что приносили... Или не съедал, забывая об этом, но слуги молча уносили подносы, боясь спровоцировать новый приступ злобы и пострадать. Погрузившись в апатию, он перестал даже рисовать, — как будто вынули душу. Состояние, в котором пребывал Диант, даже трудно было назвать отчаянием: отчаяние возможно там, где еще остается хотя бы слабенький проблеск надежды...

Он запретил себе даже вспоминать такое слово: оно тоже было не для него.

Появление отца, несомненно, вернуло бы принца к жизни, вызвав хоть какие-то эмоции, но Ансгара не было. Какой-либо конкретной даты ежемесячных визитов, которые иногда, особенно по первости, удавалось растянуть на несколько дней, не устанавливалось, но когда второй месяц отсутствия короля подходил к концу, Диант просто отметил где-то в глубине сознания, что его страхи были обоснованы и сбылись в полной мере. Последовательно и неуклонно у него отнимали свободу, от рождения предназначенную жизнь, будущее, те крохи любви, которые доставались ему с общего пира, пока не осталось ничего, кроме физического существования...

Король действительно был занят новорожденным сыном, связанный всеми положенными формальностями и церемониями, последовавшими за рождением Карстена и объявлением его наследным принцем. Для него образ старшего сына был связан с неизбывной болью, и рождение младшего ее отнюдь не облегчило: он просто исполнил свой долг, позаботившись о наследнике. Диант же отзывался пинком в старую незаживающую рану.

Наверное, никогда Ансгар не сможет забыть яростно брошенное в лицо 'ненавижу!', горячечный блеск серых глаз. Он давно чувствовал, что теряет сына, достучаться до него становилось все труднее, и не мог не признать, что в этом есть его вина. Но — привезти Дианта в столицу, — именно такого, крушащего все вокруг и бросающегося с ножом на учителей... Открыто представить ко двору... И без того, его чародейский дар было бы невозможно скрыть, а ведь есть еще Эрнст, и господин Итилириэн, посол Короля Лето... А значит, Совет вмешается обязательно, — и что тогда? Выбор между долгом отца и долгом государя? Тяжкий выбор!

Пусть Диант ненавидит его, но он жив, а в Шпассенринке все же гораздо лучше, чем в камере Анкарионской Башни.

В это время Диант привидением бродил по отведенному ему крылу замка (две комнаты, все-таки не дело! Принц...), пугая охрану остановившимся пустым взглядом расширенных глаз. Встретив его и впрямь можно было ошибиться: хрупкая, почти прозрачная фигура, какая-то восковая бледность в лице, а веки и губы приобрели сине-фиолетовый оттенок, и в довершении всего — окутывающее его зеленовато-лиловое марево... Сверни он себе шею на лестнице, к нему не решились бы подойти.

— Чует сердце, преставится скоро, — шептались горничные, творя все охранные знаки, какие знали.

— Туда и дорога! Сколько можно такой ужас терпеть... — соглашались остальные слуги.

Диант слышал некоторые замечания, чувствовал на себе опасливые недоброжелательные взгляды и захлестывающие его волны неприязни.

'Не могу больше... неужели никто не поможет, даже если он будет умирать? Не поможет... Не могу... не могу... хватит... я не могу так больше!!!' — безостановочно крутилось в мозгу.

— И за что судьба такая, здесь с Его вампирским Высочеством сидеть! — возмущалась Эбба, — Говорят, в Винтре такой праздник был, когда Карстена наследным объявили... Ох!

Прямо перед нею стоял Диант, под каким-то неестественным углом откинув голову, губы у него вздрагивали...

Даже королю, даже мастеру Фестеру, даже светлой волшебнице, — она не смогла рассказать, что она увидела в глазах двенадцатилетнего мальчика. Поняла ли она сама, за какую грань заглянула в этот миг? Женщина на подгибающихся ногах сделала шаг назад, потом другой, отступая, пока не уперлась в стену, — это спасло ей жизнь...

Даже у боли есть предел, за которым просто перестаешь чувствовать. Его сознание вдруг мучительно исказилось, огненным смерчем вспыхнуло единственное желание, самое сильное, за всю его жизнь: куда угодно, только отсюда! Последнее, что увидел Диант перед тем, как его ослепило ставшее нестерпимым свечение, которое его окружало, — это то, что случилось с двумя охранниками, сообразившими, что сейчас принц исчезнет и полными служебного рвения его остановить.

Солнце палило немилосердно, и от трав шел одуряющий запах. Дианта привела в себя боль: он так долго пролежал без памяти, что щека успела обгореть почти до волдырей. Мальчик подтянул колени к животу, сворачиваясь клубком, и уткнулся лицом в пропеченную солнцем землю, с бездумным наслаждением вдыхая ее аромат. У него не осталось сил, ни на удивление, ни на страх. Он вообще был не в состоянии мыслить либо испытывать какие-либо чувства, в сознании царила блаженная легкость и пустота.

Диант перевернулся и улыбнулся далекому небу. Небо... между ними больше нет преград. Слабый ветерок шевелил волосы, словно лаская. Вокруг не было никого и ничего, горизонт манил, звал, — принц с трудом поднялся и все так же улыбаясь, пошел к нему.

Он шел без цели, без смысла — просто чтобы идти, ведь теперь его никто не держит. Иногда ложился на землю и смотрел в небо. Ему совсем не было страшно: если и шевельнулась какая-то тень чувства в душе, то это было даже похоже на радость — он один, и никто его больше не тронет, не придется купаться в волнах нелюбви, исходящих от окружающих, некому тыкать в его проклятую инаковость. Ночью Диант считал звезды и тоже шел, правда, перед самым рассветом уснул.

На второй день стало тяжелее: тело все-таки достучалось до рассудка, сообщая, что его необходимо чем-то питать. Диант наконец осознал, что предельно устал, что от солнца у него болит голова, глаза, что он уже весь пересох от жажды и совершенно не представляет, где находится, — и испугался. Из глубины в никуда рвался безмолвный безнадежный крик о помощи, соль разъедала обожженную кожу. Диант глотал слезы и шел, пока не упал от изнеможения.

Когда он очнулся снова, была уже ночь, и над ним стоял волк. Мальчик заворожено смотрел в глаза зверя, казалось светящиеся своим собственным светом. Волк дохнул ему в лицо и облизал, — Диант засмеялся и протянул к нему руки.

То, что не почувствовали люди, услышали звери. Волки появлялись один за другим, похоже, собравшись со всей степи. Они подходили, обнюхивали, облизывали его, садились рядом, охраняя и согревая. Принц смеялся, гладил их, обнимал, как-будто это были щенки, и был счастлив, распахнув перед ними свой разум.

Следующим днем они шли вместе с ним. Волки вывели его к источнику, и Диант смог напиться, хотя его тут же вырвало. Волки принесли ему добычу: мальчик с сомнением смотрел на тушку суслика, не представляя, как можно сделать ее пригодной к употреблению. У него отчаянно кружилась голова, перед глазами все плыло. Диант прижимался к волчице, которая нашла его первой, неотвратимо соскальзывая в забытье.

Снова опустилась ночь. Ледяной волной вдоль позвоночника пробегал озноб, сотрясая все тело. Мальчик уже мало что понимал, и не сразу заметил цепь всадников с факелами. Их появление его совсем не обрадовало: люди не любят таких, как он, зато его любят волки, и они его защитят...

Принцу и в голову не могло придти обратиться за помощью, — все старания 'ради его блага' означали лишь очередное изощренное издевательство. На приблизившегося к нему человека он зарычал вместе со всеми.


* * *

— Ут-дершт! — вырвалось у Дамира при виде открывшейся картины.

Это слово считалось непристойным ругательством даже у последней орочьей швали, но в полной мере отражало степень его потрясения: в глазах по-звериному оскалившегося на него мальчишки не было ни искры разума.

О том, как именно провести встречу с Диантом, он пока не раздумывал, а мысль о том, что бы взвалить на себя обязанности воспитателя при малолетнем принце, надо признаться, особого энтузиазма не вызывала. Однако речь шла прежде всего о том, что бы найти потерявшегося ребенка, а уж кому-кому, но Дамиру не требовалось объяснять, что мир не состоит из сахарной ваты и сиропа, и скорее всего для мальчика побег обернется жестоким испытанием на прочность. Наука выживания постигается с кровью, потом, слезами и болью, а Диант воспитывался если не в роскоши, то достатке, да к тому же имеет самое отдаленное представление о том, что может поджидать его за пределами замка.

То, что Дианта каким-то образом занесло в степь, он расценил скорее как удачу: чем меньше народу встретится мальчишке, тем меньше шансов, что с ним что-то случиться, а по приблизительным прикидкам он находился в той же стороне, где Дамир провел последние два года. Увиденное в зеркале и вовсе обнадежило: молодец, парнишка, с волками справился.

Прыгнув обратно к стойбищу Дайка, Дамир уже сам повторил поиск и поставил на уши весь клан. Диант все еще был далеко и шел, но не в ту сторону, туда, где на много дней пути не было стоянок. Следовало торопиться, степь тоже не сказка...

Они добирались почти сутки. Заметив стаю, центром которой был беглый принц, Дамир отозвал Хагена, и крикнул своим добровольным помощникам, сам направившись прямо к нему. Можно было ожидать, что мальчик отнесется с опаской к незнакомцу, да еще и в окружении орков, можно было ожидать, что испуганный ребенок после одиноких плутаний бросится к ним, крича от радости. Но вот то, что Диант захочет спустить на спасителей стаю — предугадать было сложно!

— Шиайр'экх! — выкрикнул маг, мгновенно сплетая пальцы в нужном знаке.

Из земли в небо ударила неслабая молния, и волки бросились в ночь. На месте осталась лишь одна волчица, — та, которая пришла первой. Диант прижимался к ней, обнимая за шею, и буравил взглядом неожиданного противника. Еще минута, понял Дамир, и он последует за стаей. Неудачное начало! Кроме того, что бы там не говорили король Ансгар и Лизелла, к каким бы выводам в начале не пришел он сам, нормальным мальчишку назвать никак не получалось. А аура! Такой ауры Дамиру еще не приходилось видеть, как и читать описание: поле было схлопнуто в непроницаемый грязно-серый зеркальный кокон, по которому изредка пробегали волны. И как, спрашивается, его из этой скорлупы выцепить?

Выглядит парнишка все-таки жутенько: одежда превратилась в лохмотья, местами засохла кровь, обгорел весь, губы растрескались, на лице остались одни глаза, трясется и похоже еле держится уже.

Глаза... У него в глазах был край пропасти, к которому очень не хотелось подходить!

Мысль о том, что бы скрутить мальчишку силой, притащить в стойбище и уж тогда и взяться за приручение и выяснение, что ж с ним такое стряслось, Дамир отбросил сразу, — это он всегда успеет. Невероятно хотелось приволочь сюда короля с волшебницей, что б посмотрели... К сожалению, это было невозможно.

Дамир развел руки, демонстрируя открытые ладони, и сделал шажок к принцу. Волчица поднялась. Еще шажок. Диант напрягся еще больше и вцепился в шкуру волчицы мертвой хваткой.

— Можно мне подойти к тебе поближе? — ровным тоном, в котором за мягкостью скрывалась сила, спросил молодой человек.

Ответа не последовало.

Плавно ведя руку, Дамир потянулся за флягой, открыл и двинулся вперед, протягивая ее Дианту.

— Возьми, ты ведь хочешь пить... Это не просто вода... это волшебный напиток... 'Роса'... Тебе сразу станет лучше...

Ему все же удалось подойти почти вплотную, и Дамир опустился на корточки, все еще протягивая флягу. Диант на миг отвел взгляд от встревоживших его синих глаз незнакомца и мрачно покосился на предлагаемое: еще один эликсир? Ну уж нет!

Не дождавшись отклика, Дамир глотнул сам, и снова поднес 'Росу' Дианту. Почти к губам. Жажда пересилила недоверие, и мальчик торопливо припал к горлышку.

— Не спеши... Хватит... Больше нельзя, а то тебе станет плохо, — Дамир убрал флягу.

Диант проводил ее глазами: вкус обжег пересохшее горло, но понравился. И в голове кажется немного прояснилось.

— Дай мне руку, пожалуйста, — попросил незнакомец.

Диант покосился на большую птицу у него на плече, безотрывно на него глядящую, тогда как сам мужчина смотрел чуть в сторону. Присутствие птицы, как и жесткий мех под пальцами, успокаивало. Принц все же протянул руку, и незнакомец бережно принял его ладонь в свою.

— Прислушайся, — снова попросил Дамир.

Попросил! И Диант подчинился. Его словно окутало мягким теплым светом, смывая усталость и боль, словно неодолимый барьер встал между ним и отторгающим его миром, обещая защиту ото всех бурь, словно в этой руке сейчас лежало его разбитое сердце, и все осколочки вдруг встали на свое место, трещины растворились, и в него вливалась новая жизнь.

Дамир отнял от виска ладонь Дианта, которую прижимал, и признал с улыбкой:

— Да, я такой же... Пойдешь со мной?

Такой же... Диант судорожно перевел дух. Он не только ощутил нечто общее, но и различал теперь вокруг чародея переливающееся свечение. Вот это силища! Когда он гневается, наверно горы дрожат и рушатся, куда там стекла с витражами! Такого запереть не получится, а Бруно всяких, как тараканов передавит, не заметив... Губы принца растянулись в улыбке, и он поднялся, цепко хватаясь за руку старшего собрата, но не смог сделать и пары шагов. Дамир едва успел подхватить потерявшего сознание мальчика.

У Дамира впервые в жизни тряслись руки. Если б не знал, кого встретил, просто наткнулся бы в необъятной Великой Степи — подумал бы, что имеет дело с 'потеряшкой', зверьем взрощеным. Сходство было почти полным с тем, о чем он читал и слышал: принц Диант, конечно на четвереньках не передвигался, но, похоже, это волки его приручили, а не он их. Реагировал мальчишка тоже не на смысл слов, а на интонации речи, жесты. Пришлось и вести себя как с животным: никаких прямых взглядов — угроза (хорошо, что с этим специально стараться не надо!), никаких резких движений, улыбка лучше сдержанная, без демонстрации зубов, и тон — мягкий, но оставляющий контроль за собой и подчеркивающий превосходство.

И ненавязчивая ласка. Это потом можно тигра и за ухом чесать, а домашнего кота в узел скручивать, и он мурчать будет. Сначала — надо убедить, что ты сильнее, но это только к лучшему.

Для начала Дамир сделал то единственное, что мог: буквально насильно вливал в мальчика свои силы: вот уж чего у него оказалось не меряно. Пожалуй, может, и стоило сказать спасибо покойнице Ровене: после общения с нею, балансирования на одной последней ниточке, чего к счастью мозг осознать не смог, но запомнил, темной пелены, опустившейся перед глазами, лишь иногда пронизываемой красками и нечеткими образами, — мир магии стал для него почему-то столь же естественен, как и дыхание. И сейчас Диант просто купался в пронизывающих его лучах силы, впитывая ее всем существом. Никогда еще ему не было так хорошо и спокойно, и когда это чудесное ощущение прерывалось, казалось, что страх и боль одиночества возвращались с удвоенной силой. Тогда Диант снова тянулся разумом вокруг, что бы почувствовать хоть чье-нибудь теплое присутствие.

Сначала за отрядом трусила только волчица, но постепенно собралась вся стая. Волки осмелели настолько, что бежали чуть ли не у самых копыт, не обращая внимания на попытки их отогнать: лошади бесились, а орки изумленно косились на мальчишку на руках у Белого ворона. Видя такое дело, Дамир не стал везти его в само стойбище, попросив, чтоб им поставили шатер невдалеке, который стая немедленно окружила, подпуская только его.

Диант всю дорогу провел в полузабытьи, что не удивительно. Одни ноги чего стоили! Дамиру едва удалось снять с него туфли, а когда снял — дар речи потерял: они были стерты до живого мяса, местами до кости, — как еще шел... Неужели даже боли не чувствовал? Да, мальчишка явно не в себе!

К сожалению, мастер Фейт был прав: ни одному черному исцелять не дано. Со всей его силой Дамир не мог сейчас избавить Дианта от далеко не приятных последствий его путешествия, и пришлось обойтись самыми обычными способами. Вызывать сюда Лизеллу он медлил: прежде стоило хоть немного привести мальчишку в чувство и разобраться в ситуации.

Сказать по правде, как-то совсем не хотелось возвращать принца отцу: это ж надо довести парня до такого состояния, что он предпочел дикую стаю родному дому! Били его там что ли, издевались как-нибудь извращенно? Врядли, король все-таки любит сына... Дамир уже не знал, что и думать. У него в жизни тоже всякое бывало, но до безумия, слава всем Силам, не доходило...

— Что у тебя стряслось? — раздался рядом хорошо знакомый голос, и высокая фигура шагнула к костру, — У меня голова целый день гудит, Ингер в слезах... Так тебя еще и не найти!

— Мастер! — Дамир улыбнулся с облегчением, но несколько смущенно, — Простите, забылся, наверное, немного...

За крепким рукопожатием, последовали такие же крепкие объятия.

— Рассказывай, — распорядился Дамон, усаживаясь рядом, — извини, раньше не мог...

— Ничего, не маленький, — засмеялся Дамир.

— Да уж, ты у нас теперь светило дипломатии! Вся Степь его слушает, со Светлым Советом запросто, — поддразнил его наставник, не пытаясь и не считая нужным скрывать законную гордость.

— В этом все и дело, — поморщился Дамир и кивнул в сторону шатра, — Посмотрите сами.

Он надеялся, что раз мастер здесь, то подскажет, что делать и поможет — опыта у него всяко больше... Но против ожидания, стая не подпустила и его. Даже когда маг снял уже привычную защиту, мальчишка непримиримо сверкал на него глазами, забившись подальше. Дамиру пришлось его держать и снова проецировать свое поле, только тогда Диант позволил прикоснуться к себе изысканному господину, непонятно как оказавшемуся в орочьем стане.

Дамон не стал растягивать осмотр, вернувшись к костру, долго молчал.

— Возможно, еще удастся его вернуть... — наконец проговорил он, — Тебя он подпускает... как видишь, дело не в Силе и не в цвете...

Дамир тяжело вздохнул. Если бы можно было наплевать на договор, и оставить Дианта у себя, вдвоем они с мастером может и справились бы, не говоря уж о том, что ему совершенно не хотелось круто менять свою жизнь и перебираться в так называемый цивилизованный мир.

— Лизелла ничего Совету не скажет...

— Лизелла? — маг приподнял бровь.

Дамир делано небрежно пожал плечами.

— Значит, Лизелла. Которая ничего не скажет, если ты попросишь, — Дамон от души забавлялся замешательством сына.

— Ну... ради Дианта... — замялся молодой человек под лукавой улыбкой наставника, и поспешил вернуться к главной теме, — Но король: не представляю, что он сделает!

— Да, как видно, любовь иногда бывает более тяжким бременем, чем ненависть, -задумчиво заметил Дамон.

— Угу, — согласился Дамир, и Хаген подскочил на плече, тоже оглядываясь на волков, — особенно, когда они друг друга подпирают.

— Мне кажется, здесь нужен не столько врач, сколько поддержка. Дать ему то, чего он хотел... Это трудно. Но ты справишься. Правда, для этого сначала нужно разбить барьер, которым он отгородился...

Помолчали.

— Будем думать, — заключил Дамир, — Вам пора, наверное, а то Ингер не успокоится. Извинитесь, что я подарка не припас...

— Лучший подарок это ты, — Дамон поднялся, — Ждем как обычно, смотри!

— Буду! — пообещал Дамир, на сердце стало спокойнее.

Дамон шагнул на тонкие пути, а его ученик все еще улыбаясь, направился к окруженному стаей шатру.


* * *

Диант опять плакал, уткнувшись в шкуры и покрывала. Стая подумала-подумала и присоединилась, благодаря чему собаки в стойбище окончательно сошли с ума. Волчица осторожно по-пластунски вползла к мальчику и лизнула в висок, — он развернулся и зарылся лицом в мех. Чувство защищенности, надежда на обретение своего места, чудесное ощущение близости, объедененности с человеком, так бережно и нежно несшим его на своих руках, которые унимали боль и возвращали силы, — ушло, оставив после себя привычную пустоту.

В первый момент он испугался внезапного появления благородного, хорошо одетого господина, решив, что тот явился за ним по распоряжению отца, что бы вернуть в Шпассенринк, а демонстрация магической мощи только усилила ужас. Принц прекрасно знал о существовании волшебников, и пришел, в общем-то, к правильному выводу, что раз его держат в замке, а его способности вызывают такое неприятие и осуждение, то он от них чем-то отличается. Диант счел себя ущербным, как если бы он действительно был больным.

То, что он смог почувствовать в синеглазом незнакомце с вороном было воспринято, как отмена смертной казни, при чем казни каким-нибудь особенно жутким способом вроде кипящего масла, свинца, колесования. Причем отмены в тот момент, когда палач уже приступил к делу. В нем не было неприязни или боязливой брезгливости, лишь сострадание. Его мощь потрясала воображение, и проклятый ненавистный замок мог быть стерт с лица земли по одному движению черной брови. И он был таким же, как и сам Диант, просто гораздо больше знал и умел. А это значило, что принц оказывался вовсе не ущербным, и его дар действительно может быть даром, а не проклятьем.

Но счастье от осознания своей принадлежности к какой-то общности, от присутствия рядом кого-то подобного ему, только неизмеримо более сильного и знающего, способного, а главное, желающего защитить тебя, помочь — в один момент было безжалостно отобрано, когда он увидел этих двоих рядом.

Вот с кем был схож синеглазый чародей и его сила! И это было видно сразу совершенно отчетливо, не оставляя места для сомнений, даже когда явившийся маг привычно и ловко снова свернул свое поле. Отличались лишь такие незначительные детали как одежда, цвет волос, глаз... Однако, какой язык описал бы очевидную крепость уз, связующих их? Спокойную радость отца, вырастившего достойного сына, и твердую уверенность сына в родном человеке, преклонение ученика перед наставником, чье слово свято, и гордость учителя, которого превзошел любимый ученик...

Короткий визит, пара фраз, которые Диант не мог различить: за внешней обыденностью стояло то, о чем он не смел мечтать — это было слишком больно. Принц впервые столкнулся с волшебниками, благодаря стараниям Ансгара имел самое мизерное представление о войне Начал, и не увидел в синеглазом и его госте ничего, что могло бы вызвать гнев, недовольство его отца, ничего, что могло бы стать поводом запирать их... А значит, к этому миру он все же не принадлежал! Что чародей сделает, когда поймет, что ошибся?

Когда до него дотронулись, мальчик отшатнулся, к тому же стыдясь слез. Опять он... Больше некому, но как он посмотрит на него, когда поймет, что Диант совсем не такой... Очередного осуждающего взгляда он просто не вынесет больше!

Синеглазый протянул руку открытой ладонью вверх, как обычно глядя немного в сторону, — внезапно все мелкие детали сложились в голове, и мальчика обожгло понимание. Его спаситель был слеп!

Впервые столкнувшись с чужой бедой, Диант мгновенно забыл о себе, раздавленный невероятной несправедливостью жизни. Ошеломленно всматриваясь в яркую незамутненную синь незрячих глаз, он почти не заметил, когда ласковые пальцы оттерли слезы со щек. Чародей сел рядом, заключая его в кольцо надежных рук.

— Ничего не бойся больше, малыш.

И Диант снова очутился в теплых волнах его силы. С блаженной улыбкой он уснул.

Слушая ровное дыхание уснувшего на его руках мальчишки, Дамир мрачно размышлял: а с ним мастеру было так же трудно? Вот уж когда оценил его до конца — иначе, чем подвигом и не назовешь! Пожалуй, стоит не забывать благодарить судьбу.

А ему что делать? Принц почему-то успокаивался только, когда Дамир окружал его своим полем, но дело было не в том, что он брал силу для восстановления — Диант не выпил ни капли сам, только то, что ему передали. И ничего специально молодой маг на него не проецировал, не желая по незнанию причинить вред еще больший. Чувствует схожесть? Но почему тогда мастера не подпустил... Наоборот, опять закрылся. Показалось, что за время дороги, пока обрабатывал его истерзанные ноги и солнечные ожоги — странный зеркальный барьер вроде бы стал тоньше, слабее, но вот опять лишь серая рябь. Хотя только что был какой-то всплеск, что-то вроде трещинки... Диант плакал, что-то его снова уязвило... Хм, не очень хочется применять шоковую терапию! Если столкнуть его с тем, от чего он хотел отгородиться, вызвав сильное эмоциональное потрясение, то этот кокон может и сломается, но не сломается ли сам мальчишка?

Да, куда уж больше!

Дамир осторожно переложил мальчика на подушки, и направился к костру: Лизелла же светлая, в целительстве разбираться должна — вот пусть тоже подумает, что б не в одиночку голову ломать. Да и раны ему хотя бы залечит побыстрому!

Глава 4


* * *

Лизелла была уверена, что Ансгар в конце концов душу из нее вытрясет, хотя его было по-человечески жаль: за два прошедших дня крепкий далеко не старый мужчина начал седеть. И утешительного сказать нечего: если принц Диант и правда в Степи, то надежда только на Дамира. Обычным способом к нему не успеть, а магия... Она замучилась объяснять, что не может сама перенестись к мальчику, не имея ни одного ориентира: что бы прыгнуть прямо к нему пришлось бы тщательно выверять тонкие пути по положению звезд и линий земли — кропотливая работа минимум на месяц для астрографа. Однако тем не менее, она покорно взялась за атласы, что бы хотя бы имитировать видимость деятельности и успокоить короля.

Не помогало. На следующий день после совещания в Храме, поиск, который то и дело повторяла Лизелла, что бы убедиться что принц жив, еще показывал бредущего в окружении волков измученного мальчика. Однако на второй день почему-то зеркало не было уже столь щедро, показав Дианта лишь однажды и мельком. По счастью Лизелла успела приметить рядом Дамира и вздохнула с облегчением, поспешив сообщить королю.

Ансгар только разошелся пуще прежнего: если темный нашел Дианта, то почему молчит, почему до сих пор не объявился?

Волшебница сама терялась в догадках, но постаралась найти логическое объяснение.

— Ваше Величество, принц Диант еще не умеет правильно перемещаться сам, а после всех перипетий у него и сил скорее всего не осталось. Лорд Дамир не может оставить мальчика и явиться для доклада! — кажется, и у нее начали сдавать нервы.

— Кто поручится, что ваш 'лорд' уже не отвез Дианта к своему господину?!

— Если он поможет вашему сыну, то вы должны только радоваться! — отрезала совсем выведенная из себя Лизелла, — Если бы мальчик родился светлым, он бы давно начал обучение и уже знал бы элементарные правила безопасности...

— Если бы его кто-нибудь еще убедил их соблюдать! — горько съязвил Ансгар.

— Не сомневаюсь, что как и Владыка Дамон, лорд Дамир способен убедить соблюдать правила и вести себя разумно кого угодно, а не только ребенка!

Они расстались оба недовольные друг другом. Лизелла поминала Дамира последними словами, несколько раз попыталась вызвать, но наткнулась на колющий льдом вихрь. Она уже тоже начинала не на шутку волноваться, когда он все-таки соизволил себя обнаружить.

От его вызова затылок словно взорвало, и первое, что произнесла разбуженная девушка, еще не открывая глаз, было недовольное шипение:

— Нельзя ли поосторожнее?!

Однако следом распахнулась дверь и темный бесцеремонно валился в ее комнату, обойдясь без извинений и приветствий. Вообще-то была уже глубокая ночь, и спросонья Лизелла едва успела натянуть на себя одеяло, поплотнее прикрывшись.

— Это традиция всех темных врываться посреди ночи в спальню к одинокой женщине? — раздраженно вырвалось у нее.

— Я должен вернутся до утра, пока Диант не проснулся, — отозвался Дамир как ни в чем не бывало.

Определенно, его порадовало, что она спит одна, но признаваться в этом даже себе он не спешил.

— Собирайся, мне нужна твоя помощь там!

Выбитая из равновесия неожиданной фамильярностью, Лизелла послушно вскочила, торопливо заметавшись.

— Что с ним? Он сильно пострадал? Что мне брать?

— Изголодался, обгорел, ноги сбил, — перечислил Дамир, мрачно и гневно завершив, — остальное сама увидишь! Папашу бы туда притащить, что б посмотрел, кретин коронованный!

Лизелла поняла, что готовиться следует к худшему.

— Да, его ж предупредить надо! — она метнулась в другую комнату к столу как была: в тонкой сорочке, ничего почти не скрывавшей, застегнутой на одну пуговицу юбке и чулке.

Спохватившись, девушка прикрикнула на посторонившегося мага, прожигая его негодующим взглядом:

— Ах, ты черт глазастый! — она запустила в него вторым чулком, — Хоть бы отвернулся для приличия! Кавалер... Орк неотесанный!

Дамир подавил смешок: ну, забылся он немного, с кем не бывает! Особенно когда предстает такое изумительное зрелище. Выныривающая из-под одеяла Лизелла с распущенной по спине гривой в чем-то тоненьком, прозрачном, что едва держится на бретельках... А как она чулок натягивала, м-м-м... Развеселившийся молодой человек все-таки отвернулся, но ведь замечание относилось к нему, а не к Хагену.

— А из тебя пернатый, чучело сделаю! — свирепо пообещала Лизелла, когда ворон в наглую перелетел перед ней и принялся наблюдать, как она застегивает блузку.

Вроде бы и собирается она, конечно, и торопится, и за принца переживает, но ни о чем ином, кроме как о привалившимся у двери великолепном экземпляре мужской породы — голова думать решительно отказывалась! Ухмыляется, гад! Да, нынче он тебе стихов читать не будет, прижмет в уголочке и — хватит с тебя!

Сама виновата, как еще он тебя определить должен? Хорошо еще если просто, как о девице свободного поведения думает! И сейчас, распрыгалась как коза на весеннем лугу...

Но все-таки, ему понравилось то, что он увидел? Если б не понравилось, наверное, не смотрел бы...

— Я готова, — голос прозвучал хрипловато.

Его пальцы легли на запястье, отозвавшись горячей волной в теле, но Лизелла тут же поморщилась: Дамир едва не впечатал в несчастное сознание образ нужного места, куда им следует прибыть. А ведь это он еще и сдерживается! Когда Дамир с легкостью шагнул на пути прямо из ее спальни, начихав на все охранные барьеры Храма, как и чуть раньше своим появлением, Лизелла невольно поежилась: хорошо, однако, что ему Черный трон не нужен!

Все-таки она была светлой волшебницей, и не могла отменить это свойство и все свое воспитание, только потому, что с чего-то почти спятила по поводу этого темного.

В первый момент Лизелла была ошеломлена, ибо вначале на нее сходом селя с гор обрушились запахи: все многообразие жизнедеятельности кочевого стойбища — скота, шкур, приготовленной пищи и пищи уже употребленной местами... Переход так далеко тоже дался недешево: девушка пошатнулась, споткнулась, потеряла равновесие и едва не свалилась спиной в открытый колодец, показанный Дамиром. Он же ее и подхватил, отбрасывая черпак из которого пил. От рывка Лизелла с размаху ткнулась ему в грудь.

...От него пахло иначе: кожей, лошадью, потом немного, а еще дымом, какими-то маслами, — она не узнавала ароматы, — и травами, солнцем... Сколько они так стояли, прижавшись друг к другу? Лизелла осторожно перевела дыхание: его ладони, обжигающие сквозь неплотную ткань, пришли в движение, медленно заскользив по спине...

— Госпожа Лизелла, — шепнул молодой человек, почему-то снова переходя на вежливое 'вы'.

Волосы девушки, выбившиеся из узла щекотали губы. Он нехотя убрал руки, и ей пришлось отстраниться, выпрямившись не без труда.

— Да? — разочарованно протянула она.

— Вы в порядке?

— А? Да... — это было все, на что ее хватило.

И как это ему удается сохранять такой невозмутимый вид?! У нее например, сердце в ушах колотится, а от бросившейся в лицо крови даже уши наверное факелами пылают... И, Светлое Небо! — она снова забыла от него закрыться! Ой, стыдно-то как!..

Дамир отвернулся, нервно дернув себя за косу, и отошел на безопасное расстояние, для верности еще и обогнув колодец.

Как от чумной, — с грустью сворачивая свою ауру, отметила Лизелла, — Как же, он-то ничего не забыл. Во всех смыслах.

— Э-э, может мы к принцу... — выдал он нечто невразумительное.

— А... ага... — и отчего это голова так плывет?

Дамир с видимым облегчением зашагал, указывая дорогу. Лизелла понуро поплелась следом. Увидев стаю, она резко очнулась.

— Что это?

— Он боится... Не знаю чего, но боится, — сообщил молодой маг останавливаясь, и давая ей время оценить обстановку.

Дамир медленно шел к шатру, позволяя волкам обнюхать себя и волшебницу, которую придерживал рядом за плечи. Он чувствовал, как напряглась девушка, и опасался, что от близости зверья у нее могут сдать нервы. К счастью, все быстро кончилось, и он приподнял полог.

Лизелла перестроила зрение и чуть не села, увидев серое непонятное нечто вместо положенной ауры. Она бросила растерянный взгляд на Дамира, но тот лишь пожал плечами, как бы говоря, что тоже ничего не понимает, а затем, под ее удивленным взглядом он опустился на колени, возлагая руку на лоб мальчика и дополняя свечение своего раскрывающегося на свободу поля, полноценным заклятием сна. Лизелла даже поразилась, как аккуратно и осторожно это было сделано — мальчик не то что не ощутил беспокойства, но даже потянулся к нему с улыбкой, как будто увидел во сне нечто прекрасное и доброе. А уж о том, что маг мог как-нибудь навредить ребенку — нелепо было даже предположить.

Она зажгла огонек, готовая приступить к исполнению своего долга, но задержалась, рассматривая беглеца уже обычным зрением. Так вот какой он оказывается, старший сын короля Ахайры, Его Высочество принц Диант: на устилающих землю шкурах было организовано ложе, на котором в уютном гнезде из подушек и тканых покрывал, свернулся хрупкий болезненного вида мальчик. От Ансгара он не взял почти ничего, оставаясь точной копией матери, каким ее образ хранили портреты: прямые черные волосы, чистое совершенство линий еще по-детски нежного лица, худощавое пропорциональное, хотя все же безусловно нездоровое сложение... Срочно следует обеспечить мальчишке физические занятия для полноценного развития, сделала себе заметку Лизелла, принимаясь за его обожженную степным солнцем кожу. Едва глянув на его ноги — ахнула, Дамир невесело усмехнулся.

— Ничего, завтра к утру будет здоров, — прошептала волшебница, хотя знала, что после чар темного тот не проснулся бы играй здесь полковой оркестр в полном составе.

Наградой стала одобрительная полуулыбка.

Спустя некоторое время они незаметно и естественно, оказались уже сидящими рядом за на удивление мирной беседой.

— Я не оправдываю его ни в коем случае, но подумай сам, какой у него был выбор? О том, что Диант темный, стало бы известно прямо на смотринах!

— Король мог бы по крайней мере принять сторону сына, если уж его так любит! — упрямо повторял Дамир, все еще держащий спящего мальчика за руку, — А не отсылать к черту лысому!

Лизелла чувствовала, что он за разговором продолжает потихоньку подпитывать Дианта, и совсем растаяла. Видели бы его сейчас Ансгар да и весь Светлый Совет!

Первый бы ничего не понял, а вторые и тут усмотрели бы коварный умысел, отозвался трезвый голос.

— Пусть помучается! — продолжал тем временем молодой маг без тени сожаления, — Ему полезно! Ты сама понимаешь, что сейчас Диант не сможет войти на Пути, да даже просто в седле я его не поволоку, пусть оклемается... Если хочешь, можешь сама объясняться с вашим королем, но я бы не советовал. Я за тобой не последую, что бы откачивать, когда ты в обморок грохнешься!

Разговор неотвратимо сворачивал с мирной колеи, но Лизелла прикусила язык: Дамир был прав: это ему все нипочем, а она после прыжка, после целительных чар, в которых она не очень-то преуспела, и приходилось брать не умением, а тупо силой, — после второго прыжка на такое расстояние точно день пластом пролежит с жуткой головной болью.

Не успело уныние завладеть ею полностью, как Дамир предложил, почему-то запнувшись:

— Ты... Вы... Можешь отдохнуть и отоспаться у меня. Обещаю, что не буду будить на рассвете!

Лизелла глупо хлопнула ресницами, потерявшись от внезапной смены тона на заботливую мягкость с толикой смущения.

— Если не побрезгуешь, конечно, — добавил он несколько иначе, и все снова стало на свои места.

Нет, видно один раз дается в жизни такой шанс, и упущенное нельзя вернуть... Тот романтический рыцарь, мечтавший о мире и читавший стихи... О! он не врывался бы в спальню (хотя это было волнительно), не говорил бы с ней так и проводил бы ее без всяких подначек...

Что же ты тогда сделала, — и что же делает со всеми нами жизнь?!

— Как ты знаешь, я ничем не брезгую!

Лизелла поднялась и вышла, быстрым шагом направившись к колодцу. Сама не понимая зачем...

— Лиз...

Такой... Какой? Сводящий с ума, родной, волнующий... Его голос!

— Что?!!

А он стоит так близко, что нужно только протянуть руку...

— Ты опять забыла закрыться.

Вот засада!!! Хотелось заплакать, как маленькой девочке.

— Лиз...

Его руки легли на плечи, и девушку качнуло назад. Дамир с наслаждением зарылся лицом ей в волосы, исполняя свою давнюю фантазию.

— Лиз...

Светлое небо, как он произносит ее имя — ноги подгибаются, и по всему телу пробегает дрожь.

— Я тогда... я не хотела тебя... я такая дура! — она все-таки расплакалась.

— Ш-ш... Я уже все понял! — в голосе Дамира звучала улыбка, легкое касание губ осушало слезы.

Непонятным образом она уже опять оказалась прижатой к его груди, — и это что, поцелуй?! Вместо крови по жилам медленно поползла раскаленная лава, плавя слабое тело, а руки уже обвивали его за шею, согнав ворона. Дамир прервался только когда оба начали задыхаться, и только на один вздох.

Позже никто из них не мог вспомнить каким образом они оказались в шатре. Барахтаясь среди покрывал и помогая ему избавиться от одежды, Лизелла немного отвлеклась, уловив треск своей сорочки, которую в данный момент он пытался стянуть.

— А у тебя оказывается не так уж много сноровки в разоблачении дам, — дрожащим голосом выдала она, отбрасывая куда-то лишнюю деталь.

— Лиз, черт, я тебя два года ждал! — Дамир едва ли не с рыком впился в подставленные полуоткрытые губы очередным поцелуем.

'А я тебя всю жизнь!' — молча ответила она, запуская пальцы в черные волосы и направляя его ниже, откидываясь навзничь...

Дамир выполнил обещание и не будил ее на рассвете, поскольку оба к тому времени просто еще и не засыпали, хотя приятная усталость все же взяла свое. Он баюкал в объятьях прильнувшую к нему возлюбленную и с удивлением прислушивался к необыкновенному ощущению цельности, завершенности, как будто обрел что-то важное, отсутствие чего ухитрялся раньше не замечать.

Сунувшийся было с утра пораньше Ресс, был вознагражден метко запущенным сапогом, — но так что бы не побеспокоить задремавшую Лизеллу. Орк сверкнул на него зубами и пробурчал, что некоторые могли бы хоть полог ставить, раз такие щепетильные.

Увы, Ресс был прав, и к своему огромному сожалению он не мог провести так весь день. Поднимаясь, Дамир улыбнулся потревоженной девушке:

— Отдыхай. Я к Дианту.

Хорошо, что он предусмотрительно отвел принцу отдельный шатер, а то ночью им пришлось бы довольствоваться парочкой шкур на голой земле.

Завернувшись в узорчатое покрывало, Лизелла лениво наблюдала, как Дамир одевается: зрелище того стоило. При воспоминании о том, что он творил ночью, то дикий, необузданный, почти жестокий, то нежный, трепетный, — хотелось облизнуться как сытой кошке. Не хотелось думать ни о каких проблемах и обязанностях, ни о каких последствиях, хотелось просто любить и наслаждаться близостью. Она потянулась в сладкой истоме и подмигнула вернувшемуся Хагену, после чего Дамир со стоном отчаяния выскочил из шатра, чтобы спастись от неодолимого искушения.

Лизелла зарылась в подушки, устраивая себе гнездышко поудобнее: ложе выглядело так, словно здесь пронесся небольшой смерч. Обнаружив смятую рубашку, бездумно потерлась щекой — она пахла им. И натянула на себя — вдруг еще кто войдет, после чего вернулась под покрывало, обреченно признав:

Ты сошла с ума. Окончательно и бесповоротно.


* * *

Диант сидел у потухшего костра с волчицей у ног, завернувшись в одно из покрывал: надо будет найти ему что-нибудь приличное, отметил Дамир на ходу и свистнул одному из вечно чумазых, вездесущих, галдящих орчат, послав его к старухе Хатун.

Узнав вызванное приближающимся человеком ощущение, мальчик поднял голову.

... в его глазах — смесь страха и надежды, но Дамир не может этого отчетливо различить, не может уловить по голосу, пока мальчик молчит, — а Диант почему-то до сих пор не произнес ни слова. Ни слова, ни стона, ни крика... И вместо переливов ауры, которые молодой маг читает лучше чем любую книгу, — зеркальная гладь...

Ну, и что он может сделать вслепую? — с досадой спросил себя Дамир.

Мальчик не вздрогнул от отозвавшегося где-то в глубине его существа эха, но волчица насторожила уши и приподнялась.

— Диант, — молодой человек осторожно присел рядом и коснулся его руки, объясняя, — я не злюсь и не сержусь. Я просто расстроен, что не могу видеть тебя полностью. Ты, как понимаю, уже различаешь ауру, но пока не читаешь ее... это нормально. Ты научишься.

Под уверенным и ласковым тоном, мальчик выпрямился, расправляя плечи и доверчиво глядя на чародея. О чем именно он говорит, Диант не совсем понимал, но исполнился восхищения: его не удивляло, что синеглазый знает его имя — он же волшебник, и впечатлила уже не столько магическая мощь, сколько сила духа. Чародей лишний раз подтвердил его догадку о своей слепоте, и тем не менее он не взирая ни на какие обстоятельства, живет полной жизнью, так как ему вздумается... Принц не успел додумать эту мысль, поскольку Дамир продолжал:

— Ты бы хотел учиться владеть магией?

От этого вопроса мальчик разом вернулся с небес на землю: учиться... Тогда-то синеглазый и поймет, что он может лишь устраивать погромы, разочаруется, и что затем? Уйдет с пренебрежительной улыбкой, бросит — ведь чародей, кажется, не знает о том, что он принц... А если знает либо узнает? Вернет отцу? Или тоже сочтет, что подобные проявления способностей опасны для окружающих? Если и странный волшебник решит, что его следует изолировать, то Дианту не помогут даже волки!

Дамир чуть не выругался — вот опять: только вроде бы что-то мелькнуло живое, как снова серый кокон стал тверже и плотнее, грозя едва ли не удушить мальчишку. Дианта даже затрясло.

— Ди?

Мальчик вскинул на него затравленный взгляд, потрясенный тем, что спустя долгих семь лет услышал забытое уменьшительное прозвище, данное матерью: Колокольчик Ди называла королева сына когда-то... Диант с трудом перевел дух: он знает, он все знает... И неистовое желание поверить в чудо, на которое способны только дети, поднялась в груди: поверить в то, что все будет хорошо, что он в самом деле сможет стать учеником волшебника, в то, что и он достоин любви и заботы... Диант впервые улыбнулся, — словно искры взметнулись из костра в высь и угасли, едва достигнув ресниц.

— Пойдем, ты наверняка проголодался... И поищем во что тебе переодеться, более удобное, — Дамир положил руку на плечо мальчика, ненавязчиво увлекая за собой, — Только вот твоим серым друзьям лучше остаться здесь, что бы никого не пугать...

Диант послушно кивнул, но остававшаяся на чеку волчица пристально смотрела им вслед.

Юный принц крепко вцепился уже в рукав своего негаданного покровителя, жался к нему, пока они шли через стойбище, и шел, опустив голову, не глядя по сторонам, кожей чувствуя направленные на него взгляды.

— Ди, не бойся! — тихо ободрил его Дамир, — Ты гость, здесь никто не причинит тебе вреда.

Диант поднял глаза и наткнулся на любопытный взгляд голенького карапуза, только что сосредоточенно рывшегося в пыли. На макушке обритой головы торчала пегая косичка, черные бусинки раскосых глаз таращились на принца, рот растянулся в улыбке до остреньких ушек, демонстрируя два прорезавшихся клыка. Диант растеряно улыбнулся в ответ. Перетиравшая невдалеке зерно орка, — толи мать, толи старшая сестра, — ни на мгновения не замедляя движение каменного жернова, поклонилась. Тоже сделала и вторая, выскочившая из юрты, и придержала перед гостями полог, прежде чем умчаться по делам. Войдя внутрь, поклонился уже Дамир, приложив левую руку к сердцу, — сморщенной старухе, с отсутствующим видом сосавшей трубку и изредка подгребавшей к себе когтистой костлявой лапой в браслетах пахучий дым из курильницы рядом. Подчиняясь едва заметному направляющему жесту, принц тоже неловко наклонился. По его мнению, старуха выглядела именно так, как в сказках описывались ведьмы, живущие в лесной чащобе и питающиеся заплутавшими детьми.

После дозволяющего кивка трубкой чародей сел на подушку у стены и заговорил на гортанном, перемежаемом 'аргх' и 'эх', наречии. Когда он закончил, старуха рассмеялась, продемонстрировала мальчику желтые крепкие зубы с сильно выдающимися клыками, выплюнув короткую фразу, и многозначительно ткнула трубкой вверх. К удивлению Дианта, синеглазый чародей просто расцвел благодарной улыбкой и снова поклонился.

— Ди, — принц с облегчением снова ощутил его сильные руки у себя на плечах, — Посиди пока у Хатун. Не бойся ее, она стара, но мудра... Она мать рода. Ее внучки тебя накормят, переоденут, а я сейчас подойду.

Дамир намеренно обращался к мальчику этим прозвищем, потому что от каждого упоминания по серому зеркалу шла россыпь трещин, и оно вскипало волнами.

Диант не без внутреннего трепета подчинился, сел у входа, провожая потерянным взглядом единственного человека, с которым чувствовал хоть какое-то родство до тех пор, пока фигура широко шагающего чародея не скрылась за одним из шатров.

Вернулся он и правда очень быстро, — мальчик только успел натянуть выданные вещи, пережевывая лепешку, — и принц обомлел, когда у него на коленях оказался планшет с несколькими чистыми листами. Диант вспыхнул, принимая от чародея карандаш, как-будто это был самый драгоценный дар, какой только можно сделать: и об этом он знает? И не похоже, что бы собирался смеяться... Прижимая планшет к груди, мальчик хотел сказать спасибо, но понял, что не сможет, расплачется, — не сочтет ли его тогда волшебник истеричным нытиком?..

В синих глазах мелькнула тень:

— Ди, почему ты меня боишься? Я ничего плохого тебе не сделаю.

Диант в панике закусил губы: ну вот, он все-таки оскорбил его и расстроил! Ну почему он такой неловкий и никчемный, даже поблагодарить не может... И в самом деле кому он нужен такой!

— Ди, что с тобой... — Дамир даже не успел договорить, а не то что удержать, как мальчишка сорвался с места, бросившись обратно к одинокому шатру, где провел ночь.

— Что-то я начинаю сомневаться, что у меня что-нибудь получится, — хмуро признался Дамир проснувшейся Лизелле.

— Что случилось? — поинтересовалась она, легкомысленно болтая босыми пятками.

— Диант любит рисовать. Я отнес ему бумагу и карандаш, а он сбежал обратно к стае. Не понимаю... То он держится за меня изо всех сил, то пугается!

— Диант прятал рисунки, возможно, его испугало, что ты знаешь о его увлечении, — предположила Лизелла, принимаясь за предложенный очень поздний завтрак.

— Возможно, — согласился Дамир, присоединяясь к ней, — Похоже, я поторопился. Но Дианта нужно уводить отсюда.

— Почему? Ты же говорил, что его примут, — встревожилась девушка.

— Примут. Этот клан и без меня не причинил бы ему вреда: Диант окружил себя волками, а волк общий тотем всего племенного союза, — объяснил суть проблемы Дамир, — Представь, из Степи появляется необыкновенный ребенок, который водит за собой целую стаю. Его уже назвали Белым волком, и стоило бы убрать мальчишку отсюда подальше, пока о нем не пронюхали вожди и не начали спорить о том, что же означает этот очевидный знак Высших сил и как им можно воспользоваться. С головы принца здесь и волос не упадет, он ведь посланник богов, но ставлю свою голову против линялой волчьей шкуры, что скоро начнутся конфликты и споры между кланами. Разумеется, это заденет и людские племена. А в Степи народ горячий, скорый на руку и охочий до боя.

— Надо вернуть мальчика к отцу. К тому же, может быть в привычной обстановке Диант быстрее отойдет... — предположила Лизелла.

— От этой 'привычной обстановки' он рассудком и повредился! — отрезал Дамир, — И ему рано открывать пути, он еще не восстановился.

— И не восстановится, если не разбить его 'зеркало', — волшебница села, — я вспомнила, о чем-то похожем нам говорили на лекциях по технике безопасности. Больше всего это похоже на своеобразную инверсию защитного барьера, вызываемую тем, что травмирующая стрессовая ситуация длится слишком долгое время. Он защищает не столько тело, сколько разум, позволяет выжить, выдержать пытку либо другое суровое испытание. Диант ставил его неправильно, но прочно. Барьер реагирует на состояние его психики, но любое потрясение и волнение, подсознательно будет воспринято как угроза и вызовет лишь его уплотнение. Барьер его истощает, но снять его сам он не сможет, ведь ставил он его неосознанно, — очередной стресс...

— И барьер крепнет, — обреченно продолжил Дамир.

— Да. И силы мальчика вместо того, что бы восстанавливаться наоборот стремительно утекают на его поддержание.

— Так, — похоронным тоном подвел итог напрягшийся Дамир, — И что вам говорили делать в таких случаях?

— Ломать барьер и молиться. Это ведь тоже будет расценено как атака.

— То есть, как я понял выбор у нас небольшой: либо наблюдать, как Диант медленно гаснет, либо ломать барьер — на что у меня сил точно хватит, — а вместе с этим и его сознание и молиться, что бы мальчишка выдержал...

— Получается, что так, — грустно согласилась Лизелла.

— Да уж, что лучше: утонуть или удавиться? — горько усмехнулся Дамир и поднялся, — Я хочу посоветоваться с мастером.

— Он уже знает о Дианте? — обеспокоено вскинулась волшебница.

— А что в этом такого? — в голосе Дамира снова проявилась резкость, — Разумеется, он его видел!

— И? — настороженная Лизелла затаила дыхание: господин Черной Башни уже стал легендой, очень страшной легендой.

Дамир не мог не ощутить ее недоверие и опасение.

— Мастер Фейт, — в запале он даже назвал настоящее имя, — Не имеет привычки закусывать малолетними принцами, а так же услаждать свой взор зрелищем мук и воплями боли! Что бы о нем не плел наисветлейший Совет!

Лизелла изумленно смотрела вслед выскочившему из шатра Дамиру: как видно, предубеждение против его наставника задевало его куда сильнее, чем против него самого, раз он так бурно отреагировал на вполне объяснимое беспокойство.

Недовольство собой заглушало все остальные чувства: чего взбесился, — как будто впервые! Да Лизелла даже не знакома с мастером, с какой стати ее мнение должно сильно отличаться от общепринятого?

Два года сомнительного мира слишком малый срок, что бы изменить веками складывавшиеся стереотипы. Не потому ли сорвался, что понял — обе Башни по-прежнему стоят между ними неодолимым барьером, и изменить это не получится и за тысячу ночей. Не потому ли, несмотря на всяческие заверения, в свое время он предпочел вольную жизнь среди кланов, слишком хорошо знакомому 'цивилизованному' миру, статус уважаемого гостя, кровника, иногда советника, — положению вне закона... Вроде бы сам говорил, рвался, жаждал самой обычной жизни, а не смог как мастер! Не захотел скрывать свою суть, не захотел изо дня в день доказывать, что и ты человек. Не смог привыкнуть к висящему над головой наточенному мечу... Не захотел сражаться.

Так какое право он теперь имеет лезть с советами и упреками, что может сказать Дианту, что предложить... Остаться среди орков? Тем самым согласившись с мнением, что да, они не такие как все, что только здесь им место, подальше от людей, что бы не приведи всевышние Силы не смутить честных обывателей... Мальчишка-то в чем виноват, не хватит ли с него мытарств! А для того, что бы ему помочь по-настоящему нужно придать ему уверенность в себе, научить прямо смотреть в глаза и друзьям, и врагам, не мучаясь никакой мнимой виной. Мастер прав, лучшим лекарством было бы примирение с семьей, возвращение положенного ему статуса, обстановка, в которой Диант не будет чувствовать себя уязвленным. И пока парнишка не привыкнет, не научится защищать себя сам, — держать удары вместо него. Изменить неписаный закон, объявляющий их изгоями! Дамир поморщился, представив скандал непременно последующий за открытым поселением в столице черного мага и его связи с принцем: эта война обещала быть долгой и отнюдь не легкой.

За размышлениями ноги сами вынесли его к окруженному верными серыми стражами шатру, где юный принц с тоской наблюдал за оравой пацанов вдалеке, с увлечением гоняющих в какую-то шумную игру с собачьим черепом вместо мяча. При виде молодого мага, мальчик весь как-то поник, сжался. Такое впечатление, что каждый раз, как к нему обращаются, он ожидает удара, с неудовольствием подумал Дамир. Как поступить, как сделать так, что бы не ранить его исстрадавшееся сердечко еще больше? Подчиняясь безотчетному импульсу, он обнял мальчика и тот с облегчением опустил голову на колени волшебника, позволяя гладить себя по лбу, по волосам, по плечу. Прикосновение рук успокаивало: не сердится больше...

— Ди, не убегай от меня, — попросил Дамир, — Я тебя не обижу. Верь мне, пожалуйста! Я тебе во всем помогу...

Диант снова ощутил, что его окутывает мягкое тепло, и проклятая слабость, которая никак не желала проходить, опять отступила. Так удивительно было слышать, что кто-то искренне беспокоится как он себя чувствует, не плохо ли ему, возьмет на себя труд утешать! У синеглазого был уверенный, но не жесткий голос, не несущий в себе требования беспрекословного подчинения, при звуках которого все страхи рассеивались. У него были сильные руки, чьи прикосновения воплощали надежность и защиту. Каким же невыразимым счастьем было укрыться в них, сбросив с себя все тревоги! Диант с улыбкой прикрыл веки.

Дамир представил, что сейчас он вламывается в сознание мальчика, и его передернуло. Нет, определил он, нельзя применять к Дианту силу, что бы не говорили многомудрые учителя Лизеллы! Ко всему, что было связано с вторжением в разум, он испытывал понятное отвращение, а парнишке и так досталось, — исключительно из всяких благих побуждений. К тому же ведь вот, опять поплыла по 'зеркалу' тонкая сеточка трещин, без всякого насилия и принуждения... Они что-нибудь придумают, обязательно! А время есть: пока он рядом, истощение мальчику не грозит.

Странный шум и крики в становище отвлекли его от планов на будущее, и Дамир решительно поднялся, намереваясь выяснить причину переполоха, Хаген слетел с плеча. Подходя ближе, молодой человек с немалым удивлением осознал, что источник беспорядка находится кажется у самого его шатра, а происходящее вызвало непосредственное детское любопытство у орков от мала до велика. При виде него они откровенно хихикали, обмениваясь многозначительными взглядами, и поспешно расступались с ободряющими криками в его адрес. Все-таки пробравшись к своему шатру и оценив ситуацию, Дамир на мгновение остолбенел от неожиданности, а потом бросился между противниками.


* * *

Лизелла как раз собиралась найти Дамира, что бы объясниться. С одной стороны ей было неудобно за свою подозрительность: человек, который способен пробудить в ученике такую глубокую привязанность не может быть дурным. Но с другой — Черный трон это не школьная медаль за успеваемость!

Переодевание заняло довольно значительное время, поскольку предметы дамского туалета обнаруживались в самых неожиданных местах либо не обнаруживались вовсе. Попутно Лизелла набиралась решимости, что бы наконец высунуть нос из шатра, показаться посреди орочьего становища и прогуляться по нему. Неуверенность приближалась к панике, но сидеть и трястись одной — было еще глупее. Раздраженно разыскивая чулки, Лизелла не сразу отреагировала на упавшую на нее тень, и повернулась только тогда, когда над ней раздался странный звук: нечто среднее между шипением очень большой и очень сердитой кошки, боевым воплем берсерка и рычанием тигра, у которого отняли добычу.

Уточнять, что именно за девушка стоит у порога, испепеляя ее взглядом, было излишне. Так это значит и есть его любовница, — Лизелла окинула ее оценивающим взглядом, и не могла не признать, что со вкусом у Дамира все в порядке, — Красавица, хоть и степнячка!

Она даже залюбовалась невольно: именно так, пожалуй, и должна выглядеть подруга Черного принца: горделивая осанка, гибкое сильное тело, волнующие изгибы которого не скрывают ни штаны, ни шитая шелком безрукавка, на пару с тяжелым монисто едва прикрывающая совершенную грудь... Черные змеи кос, перевитые золотыми нитями, со вплетенными монетами, и чехлами на концах. Огромные пылающие черные очи и чувственный изгиб пухлых губ, которые в данный момент кривились в кровожадном оскале.

После секундной заминки, вереща нечто нечленораздельное, девица стремительным прыжком, которому позавидовал бы и мастер боевых искусств, кинулась на наглую соперницу, явно имея намерения куда более серьезные, чем повыдергать волосы и выцарапать глаза, поскольку в тонкой ручке, звеневшей браслетами, возник самый настоящий кинжал. Лизелла оказалась опрокинута на ковер и некоторое время шла отчаянная борьба: заглянувший на шум Ресс даже попятился, устрашенный зрелищем. Вначале растерянная от положения, в котором очутилась, Лизелла тоже разозлилась и отбросила от себя ополоумевшую жаждущую крови девицу простейшим заклинанием, — волшебница она или нет? Однако это лишь усилило бешенство оскорбленной красавицы.

Лизелла, пыталась собраться с мыслями и вспомнить что-нибудь более действенное, но в следующем прыжке фурию перехватил уже сам виновник происшедшего, и ярость разбушевавшейся дочери степей обратилась на него. Вполне заслуженно, злорадно подумалось Лизелле. Дамир держал свою пассию крепко, но девица продолжала вырываться, вымещая на любовнике весь гнев с присущим ей темпераментом, — по счастью кинжал остался вне пределов досягаемости. Они еще и успевали переругиваться!

К этому времени вокруг уже собралось все стойбище, наблюдая за бурным выяснением отношений с живейшим интересом. Наконец выведенный из себя Дамир, далеко не нежно стряхнул буйную красавицу и рявкнул короткую фразу, сплюнув в ее сторону и добавив еще несколько 'теплых' слов. Зрители разразились смехом, шлепая себя по бедрам, бокам.

Девица вскочила на ноги, как ошпаренная кошка, и не задержалась с ответом, тоже сопроводив его плевком, при этом тыча в сторону стоящей у шатра Лизеллы. Смех как отрезало.

В полной тишине Дамир повторил свои слова, — дикая красотка хрястнула кнутовищем о колено, переломив его надвое, растолкала тех, кто не успел вовремя убраться с ее пути, и взвилась в седло: только пыль столбом.

Поняв, что все любопытное уже закончилось, зрители стали потихоньку расходиться, косясь в сторону молодого человека и его гостьи.

— Что это было? — рискнула спросить растрепанная Лизелла, когда почти никого вокруг не осталось.

— Кажется, я только что получил развод, — хмуро пояснил Дамир, промокая пальцами кровь из глубоких царапин на шее и щеке.

Прежде чем девушка успела что-либо высказать по этому поводу, он тоже оказался в седле и унесся к горизонту.

Задавить или хотя бы смирить обиду оказалось необыкновенно сложно. Это как называется: трам-бам, — спасибо, мадам?! Вообще-то его 'очаровательная' подруга ее чуть не убила! Мог бы хоть поинтересоваться, цела ли она, как чувствует себя, какого мнения по поводу приятного знакомства... А еще добавлялась здоровая злость на себя: стоило спросить думала ли она вчера хотя бы каким-нибудь местом! Если и думала, то вопрос каким именно отпадал сразу!

Можно представить, что он ей предложение руки и сердца сделал! Наверно, на колено стал и сообщил, что последует за ней на край света! И ли хотя вообще сказал что-нибудь содержательное... Ночью, понятное дело, им не до бесед было, а в пылу страсти чего только не нашепчешь на ушко, но позже — ни намека, как будто так все и должно быть.

Правда, он был занят принцем Диантом, а потом не вышло как-то, но мог бы... Мог бы — что? Ты его, собственно, и не спрашивала ни о чем, накинулась так, что вздумай он пойти на попятную и начать сопротивляться — не помогло бы! Конечно, мужчины хоть в Степи, хоть при дворе, — на такие вещи иначе смотрят, но было обидно почти до слез, что ее могли отнести к девушкам на один вечер.

Из-за ее же небрежного поведения, — едва не скрипнула зубами Лизелла, окончательно осознавая, что свободные отношения без всяких обязательств и короткие романчики — относительно себя она не приемлет абсолютно. Либо все, либо ничего! Доведись ей оказаться на месте черноокой гурии, она разумеется не стала бы хвататься за холодное оружие, да и голос повышать она особо не любила, но без ругани и скандалов тоже можно прояснить все аспекты. Наверное, она бы просто ушла, стерла бы из своей жизни человека, способного на предательство.

А не поступить ли так же и сейчас, — закралась крохотная мыслишка. Пока он не вернулся вместе со своей милой женушкой, придя ко взаимной любви и согласию, скрепив их... Так, о том, чем они могут быть сейчас заняты думать совершенно не стоит, иначе при появлении она все-таки расцарапает господину Неотразимому Покорителю Сердец остатки пострадавшей физиономии! Не так уж и безупречен оказался ее темный рыцарь, если крутит шашни с одной за спиной у другой. Так может уйти, просто прыгнуть обратно в Винтру, тем более, что она связана обязательствами...

Лизелла тяжело вздохнула: неужели он все еще тебе нужен? Вот попала!

Ну уж, нет! На этот раз прятаться она не станет, останется здесь и убедится в истинном положении вещей. По крайней мере, поговорит с ним, не откладывая еще на два года, что бы не оставлять больше недомолвок и неясностей.

Правда как начать этот разговор Лизелла не представляла. Извини, ты знаешь, что я тебя люблю, зато я не знаю любишь ли меня ты, нет, я не навязываюсь, просто не знала, что ты женат, а на второе место никак не согласна, да и на первое, тоже, если оно не единственное, так что будь добр, объяснись, зачем еще и я тебе понадобилась... До чего оригинально и проникновенно!

Однако, время шло, а Дамир все не возвращался. Лизелла сыпала проклятьями в его адрес, тем не менее сходя с ума от беспокойства: сам же говорил, что народ здесь жадный до драки. Может там его уже оскорбленные родственнички супруги поджидали с недвусмысленными намерениями!

Ладно, Дамир за себя постоит, но добавлялась еще одна причина для волнения — Диант. День уже к концу подходил: догадался ли хоть кто-нибудь о нем позаботиться, и как сам мальчик на попытки реагировал? Лизелла все-таки выбралась из шатра, надеясь, что ее положение — хм! — женщины Дамира оградит ее от всех возможных происшествий.

К ее удивлению у Дианта были гости: такое впечатление, что сюда собрался весь клан, точнее мужская его часть. Рядом с принцем, усаженным на яркий роскошно-алый ковер, сидел орк, который когда-то приезжал с Дамиром на переговоры, и подкладывал в блюдо у него на коленях лучшие куски, приговаривая:

— Ешь, маленький Волк, любую силу надо питать. Ты брат волкам, а волки наши братья. Ешь, это честь для нас.

Судя по тому, что Диант не отпустил от себя стаю далеко, а у ног его расположилась троица матерых хищников, он не чувствовал себя спокойно от гостеприимства зеленокожих. На плечах у него была наброшена белая шкура, а лоб украшала кожаная повязка с хвостами по бокам, напротив сидел немолодой шаман, и его пристальный взгляд, направленный на принца, волшебнице совсем не понравился.

— Огонь, у которого ты сядешь, запылает ярче, род который ты изберешь — возвысится...

В одном Дамир уже оказался прав: мальчика следовало немедленно увозить, пока его еще не сделали знаменем в разборках между кланами. Чувствуя, как внутри все скручивается в тугую спираль, Лизелла шагнула к костру, и Диант резко вскинул в голову в ее сторону. Кого он ждал и надеялся увидеть — было очевидно, и появление у степного костра девушки, более соответствующей привычному, оставленному им миру, чем нынешнее окружение, его не обнадежило. Лизелла улыбнулась в испуганные и потрясенные серые глаза, придав улыбке заговорщический оттенок.

— Он скоро придет, Ди.

Ласковое прозвище стало паролем, — глаза мальчика расширились в ответ. Он даже подался в сторону, освобождая ей место рядом с собой.

— Я бы не был в том так уверен, — подал голос Ресс, — Луноликая Юлдуз-ханым давно мечтает свести Белого ворона, как лучшего жеребца из табуна!

Судя по тому, как дружно грянул смех, многие здесь понимали общий.

— Что-то не встречала жеребца, которому по нраву шпоры! — зло процедила в ответ Лизелла, опускаясь рядом с принцем и делая при этом жест, как-будто выпускала когти.

Новый взрыв смеха.

— Верно, сахарок всяко слаще! — орк кивнул на волосы молодой волшебницы.

Ко всеобщему веселью не присоединился только шаман. Признаться, от его взгляда по спине шел неприятный холодок: орк не сомневался в том, что они противники, Лизелла — тоже.

Единственная женщина на этом сборище, она сидела с каменным лицом, наблюдая, как в ход пошли уже мехи и тыквенные бутыли, как появились барабаны и бубны, а взгляд старого шамана напротив — парализовывал и притягивал...

Молчаливый поединок сквозь высокое пламя костра отнимал все возможные силы. К тому времени, как дело дошло до плясок, Лизелла уже сама себе поражалась. Случись что, она даже не сможет толком защитить мальчика, она же не боевой маг! Она и не целительница, просто школьная учительница, чародей широкого профиля, то есть никто...

Ночь упала на них незаметно. Скосив глаза на принца, даже несмотря на отблески пламени, она заметила, что мальчик становится все бледнее.

— Ди, ты очень устал? — что за вопрос! Конечно, он устал, напуган, растерян и прочее, прочее...

Диант бросил на нее один короткий взгляд, и Лизелла просто взяла его за запястье. Пальцы легли на нужные точки — он вздрогнул, но потом заметно расслабился: ощущение было совсем другим, нежели от присутствия синеглазого, но стало легче.

Волшебница тихонечко про себя молилась, что бы пережить эту ночь без последствий и потрясений. На чем держался Диант — не понятно! Скорее всего боялся разочаровать своих новых друзей и знакомых. Он уже не только не выдергивал руку, но сам вцепился в Лизеллу, как в единственный надежный ориентир.

Когда из ночи соткалась одинокая фигура, оба почувствовали лишь неимоверное облегчение.

Появление Дамира было в полной мере неожиданным: Лизелла не слышала, а еще вернее, не была в состоянии слышать стук копыт — виски раскалывали проклятые барабаны. Молодой человек без слов подхватил почти теряющего сознание Дианта, и девушка последовала за ним, крепко держась за куртку: попробуй еще сбежать!

— Какого черта здесь творится? — обвинительным тоном поинтересовался Дамир, неся успокоившегося мальчика к своему жилищу.

— Ты у меня спрашиваешь?! — Лизелла задохнулась от возмущения, в свете подобных претензий разом избавляясь от признательности и радости, вызванными его долгожданным возвращением, — А тебя где дьяволы носили? Пока ты со своей горячей подружкой миловался, второго воплощения Черного мастера дождаться можно!

Дамир не ответил ей, дернув плечом, из-за чего ворон раздраженно каркнул.

— Спи, Ди, я никуда больше не уйду, — шепнул он, укладывая Дианта на свою постель, снимая хвостатое украшение, и был вознагражден сияющим взглядом слипающихся глаз.

Мальчик уснул раньше, чем Дамир его отпустил, и молодой человек присел у откинутого полога, прислушиваясь к продолжающемуся разгулу. О чем бы он не думал, но веселого в его мыслях было мало.

— Ты права. Извини, — признал он все-таки после долгого молчания.

Лизелла погрустнела: вот как, права, значит...

— Кажется, я окончательно испортила тебе жизнь?

— Оказывается, мир так мал! — раздражение прорвалось наружу, — И с этим приходится мириться...

— Ничего, кто быстро вскипает, быстро отходит... Помиритесь.

Ей его еще и утешать приходится! Оставалось только поражаться собственному великодушию.

— Лиз, — Дамир наконец повернулся, и она смогла разглядеть, что он не только расстроен, раздосадован, но и немало смущен, — Я виноват перед тобой за прошлую ночь... Наверное, я действительно порядком здесь одичал!

Значит, это теперь так называется! Лизелла не знала: толи оскорбиться, толи возмутиться, толи заплакать от обиды. Прежде, чем она что-нибудь смогла произнести, подобрать слова, хоть как-то выражающие, что именно она сейчас ощущала, Дамир продолжил с грустной усмешкой.

— В свое оправдание могу лишь сказать, что совершенно потерял от тебя голову!

Она тоже в его присутствии теряет голову, — сокрушенно кивнула девушка, — И если бы не контекст, от такого признания лишилась бы ее раз и навсегда.

— И... — Дамир неловко спотыкаясь торопился объяснить, — Я все равно собирался поговорить с Юлдуз... Не надо думать, что я кого-то обманывал! Собственно, я не совсем женат... Я не платил за нее калым, и как видишь, общего очага мы тоже не разжигали! Но... мы давно вместе, и об этом все знают. Не буду врать, нам было совсем неплохо!

Он вскочил, постукивая кулаком по ближайшему опорному шесту.

— Я никогда ей ничего не обещал, — закончил свою речь молодой человек, — И не давал повода надеяться на нечто большее!

Последние слова прозвучали предупреждением, и Лизелла приняла его к сведению.

— Тогда чего ты так забеспокоился? Я тоже не жду от тебя больше, чем получила!

В конце концов, у нее есть гордость! Была... Помнится, где-то точно была...

Дамир стоял к ней в пол оборота, и лица она его не видела, только как сжался на мгновение кулак.

— Что ж, значит, мы опять друг друга не поняли, — он спокойно завершил поднятую тему, — Не беспокойся, мои проблемы больше тебя не коснутся! Завтра я разберусь с делами здесь, и вплотную займусь Диантом. Если получится, то завтра же мы и уедем. Если ты, конечно, не пожелаешь сделать это немедленно — задерживать я не вправе! Прошу извинить, что сегодня развлечь не смогу, вынужден удалиться.

Дамир отвесил изысканно-небрежный поклон, выглядевший в степном антураже неуместно, и резко развернувшись, направился в сторону разошедшихся орков.


* * *

Этой ночью оба думали примерно об одном: что может быть глупее, чем на основании одной короткой встречи, придумать себе идеальный образ, мечту, — и влюбиться в нее? Наверное, только упрямо держаться за придуманное, наперекор всему игнорируя суровую реальность. И жгло сейчас не столько оскорбленное самолюбие и уязвленная гордость, сколько разочарование. От него сложнее всего оправится. Иногда оно убивает. Редко тело, чаще душу. Чаще часть, — и очень важную часть, каким бы сильным человек не был. То, благодаря чему мы умеем мечтать и верить, и стремиться к мечтам, и воплощать веру...

Лизелла не спала, но успешно притворилась спящей, когда на рассвете Дамир осторожно вошел в шатер и стал тихо собираться. Она различила звяканье ножен, слышала, как он переговаривается с кем-то, ржание лошадей и не выдержала. Увидев неподалеку у коновязи Ресса, — решительно окликнула.

— Что происходит? Куда вы собираетесь?

— Навестить Алдар-бату, — орк продемонстрировал клыки. Внушительные, надо сказать.

Лизелла обернулась на Дамира, снова ныряющего в шатер и, — не узнала: куда делся, ставший уже привычным образ кочевника! Разве что неизменный Хаген остался от прежнего облика: косы исчезли, черные волосы были распущены, и лоб охватывал тонкий гладкий серебряный обруч. Потертую куртку сменил черный же шелк, а сабли — шпага и дага в изумительной работы ножнах у драгоценного пояса. Черное корзно с роскошной вышивкой было сколото на плече массивной фибулой в виде оскаленной волчьей головы... Признаться, впечатляло! Даже какого-то величия в осанке прибавилось. Принц Черного трона! Явись он таким перед Советом — они никогда не согласились бы ни на какие условия.

— Кого? — переспросила потрясенная и даже немного испуганная переменой девушка.

— Алдар-бату — брат Юлдуз-ханым и глава Союза басканов.

Лизелла приподняла брови: понятно, принц едет в гости к оскорбленной степной княжне и ее брату, князю.

— Зачем?

— Вчера, когда Белый ворон объявил, что Юлдуз-ханым не жена ему и сказал, что ни один мужчина не возьмет себе такую капризную и сварливую женщину, — скалясь пояснил Ресс, — Юлдуз-ханым подтвердила, что он ей не муж и обвинила его в бесплодии. Такое нельзя оставлять! Того, кто не способен зачать ребенка ни одной из своих жен, -будут уважать меньше, чем паршивого шакала.

Лизелла уже хотела съязвить по поводу подтверждения мужественности, когда до нее дошло еще кое-что.

— Жен?!

Орк повернулся к ней с непередаваемо-хитрым выражением раскосых глаз: Лизелла закрыла рот и сорвалась обратно в шатер.

— 'Жена'? — прошипела она, стараясь не потревожить безмятежно спящего Дианта, столкнувшись в проеме с Дамиром.

— Вчера я сказал Юлдуз, что ты уже два года моя жена и живешь в доме моего отца, — безразлично сообщил он, поднимая упавшие дары, которые выбрал: свои собственные сабли и затканный золотом плащ, — не иначе наведался ночью в сокровищницу Башни.

— Извини, если тебя это задевает, но сегодня я подтвержу наш 'брак' перед Алдаром, что бы не оскорбить своего кровного брата и его род пренебрежением. Это они поймут, и Юлдуз слишком горда, что бы быть младшей... Для тебя это ничего не повлечет.

— Ты признаешь их законы? — ошеломленная Лизелла шла за ним, пытаясь собраться с мыслями.

— Я живу здесь.

— Но тогда ты подтвердишь, что... — она покраснела.

— Если не я, тогда Юлдуз! — отрезал Дамир, — И эта дурочка может распрощаться с возможностью выйти замуж, даже если Алдар отдаст за нею все свои табуны. Плодовитость — ценится здесь превыше всего, означает благословление богов. Бесплодие — позор, последний батрак не примет ее к своему очагу! А если я скажу правду — это будет еще худшим оскорблением и кощунством...

— Правду? — девушка обошла его и заглянула в лицо.

— Лиз, ты будешь немного удивлена, но плодить ублюдков по всему свету несколько противоречит моим принципам! — отрезал теряющий терпение Дамир вырывая у нее поводья, и взлетая в седло, — Или ты думаешь, что я смог бы спокойно жить, зная, что где-то, неизвестно как, растет мой сын или дочь?

Лизелла едва успела отшатнуться, когда он с места пустил жеребца в галоп. Ресс и еще несколько молодых воинов последовали за ним в качестве полагающейся свиты.

Маясь вынужденным бездельем и ожиданием, Лизелла с интересом наблюдала за притихшим принцем: мальчик все же принял планшет и сейчас сосредоточенно что-то рисовал, склонив голову к плечу. Взявшись за карандаш, он невольно проявил еще один свой неоспоримый 'порок': Диант оказался левшой. При письме его скорее всего переучили, но рисовал он именно так как ему было удобнее от природы.

Девушка улыбнулась — Дамир оказался прав и в этом: мальчик был спокоен, даже умиротворен, ожившее лицо осветилось удовольствием и счастьем, а взгляд стал вдумчивым и серьезным. Диант отдавал своему увлечению всю душу, и наверняка предпочел бы подобное занятие всем коронам мира. Славный парнишка! У него начал возвращаться интерес к жизни: еще с утра скованный и настороженный, он уже с любопытством поглядывал на коллекцию оружия Дамира, вывешенную на кошме, правда пока только когда думал, что на него никто не смотрит. Перестал смущаться волшебницу и даже не вызвал к себе ни одного волка, похоже окончательно причислив девушку к своим друзьям и защитникам.

Правда, когда она осторожно подсела рядом и попросила разрешения посмотреть его рисунок, личико мальчика снова утратило все краски. Диант даже дышать перестал, прижимая бумагу к груди, а потом протянул планшет так, словно вырывал у себя сердце и виновато опустил голову. Потрясенная Лизелла не сразу решилась взглянуть на наброски, а когда взглянула — слезы навернулись на глаза: сквозь пламя костра на нее снова смотрел шаман... Следующий лист — Дамир, его улыбка... И волки — от первых неуверенных штрихов до...

— У меня бы никогда так не вышло! — искренне восхитилась волшебница, — У тебя дар, Ди! Не потеряй его...

Диант, ошеломленный подаренной вдруг надеждой, вскинул на нее глаза, которые казались необыкновенно большими на осунувшемся лице. Он все еще молчал, но взгляд передавал то, что не смогли бы описать любые слова. Будучи не в силах тоже произнести что-либо, Лизелла обняла его, и внезапно серый зеркальный барьер выгнулся навстречу, натянувшись до предела, что бы тут же рикошетом пойти обратно — тоже до предела... Мальчик охнул и осел.

Нашлась, чародейка хренова, — отчаянно ругалась на себя Лизелла, тщетно пытаясь привести Дианта в чувство, — Грош тебе цена! Что ты можешь вообще... Фокусы балаганные показывать, да занудным тоном формулы объяснять, которые сама ни беса не понимаешь!

Диант — не реагировал. Пульс бился под пальцами обезумевшей птицей в клетке... Горло не успевало пропускать вздох.

В панике выскочив из шатра, она растеряно озиралась, не зная, что еще может предпринять для спасения: все ее старания не дали результата, ни практика, ни хорошо подзабытая теория — ничем не могли помочь. Ее удивленно окликнули, и Лизелла схватила проходившую мимо орку, втаскивая ее внутрь. Орка — прижала ладони к щекам, звеня крупными височными кольцами и браслетами, замахала руками и побежала за помощью.

Лизелла знала, кого она приведет, но явись сейчас сам создатель Башни — упала бы к его ногам, умоляя спасти мальчика.

— Успокойся, уважаемая, — обратился к ней на чистом общем явившийся шаман клана: тот самый. При этом, натирая мальчику виски каким-то ароматным снадобьем, — Он не умрет сейчас.

Успокоил!!

— Лже-Тьма съедает его изнутри. Не истинная, другая... — орк кинул в курильницу несколько зерен и немедленно поплыл вокруг горький дым, — Не-Тьма окутывает его дух. Мы должны ждать: либо дух его одолеет ее и укрепится, либо исчезнет в голодной пасти Матери Демонов...

— Разве никто не может ему помочь?! — выкрикнула Лизелла.

— Есть битвы, женщина, в которых нет союзников, — орк наградил ее пронизывающим взглядом и стал отряхивать пространство вокруг распростертого Дианта кисточкой, то и дело смачивая ее в чаше с очередной пахучей дрянью, — Слабый лишь приведет за собой смерть для более сильных, сильный — сможет защитить слабых... Иди женщина! Он — не принадлежит тебе... У него душа волка. Он не принадлежит никому, кроме себя...

— Ему всего двенадцать лет!

— Есть битвы, — в которых нет детей...

Шаман постепенно перешел на невнятное бормотание, сопровождая его негромким рокотом бубна.

Лизелла, напротив, села у изголовья: что бы не говорил зеленокожий, по крайней мере одно она может сделать — дать Дианту силы для борьбы.

К вечеру, спустя бесконечные томительные часы бдения над вытянувшимся на ложе мальчиком, белым, как простыни привередливой принцессы, — волшебница все больше скатывалась в глубь тихой неотвратимой обреченности. Ведь сама же расписывала Дамиру (кстати, куда он запропастился, когда так нужен?!), что 'зеркало' реагирует на сильные эмоции... На любые сильные эмоции! Вот и получилось, что неправильный барьер Дианта, попытавшись компенсировать его бурную реакцию, мало того, что вытянул на это почти все его силы, так к тому же и схлопнулся совсем плотно, перейдя с тонкого плана бытия на физическое...

На пару с шаманом им кое-как удалось привести парнишку в чувство, и Диант пришел в себя, но ему по-прежнему было скверно: он едва сохранял сознание, и все снадобья старого орка не смогли облегчить ему дыхания.

Лизелла промокала ему виски и лоб всученной резко воняющей дрянью, тем не менее возвращающей ясность соображения даже ей, поила настоем и специально для него приготовленным мясным отваром, решительно пресекая попытки влить в и без того несчастного ребенка кобылье молоко с кровью.

— Все будет хорошо, Ди... Ты поправишься... — твердила она, сама себе не веря.

Даже будь Дамир здесь, а не у своих 'родственников', что они смогли бы сделать? Все, что она отдала мальчику, утекало на проклятый барьер, а начни Дамир ломать защиту, обернувшуюся смертельной удавкой, — от такой нагрузки у Дианта просто не выдержит сердце.

Голос волшебницы звучал спокойно и убедительно, но она видела, что мальчик ей тоже не верит. И это было совсем плохо ведь для того, что бы жить — нужна прежде всего воля.

— Ди, не сдавайся! Все зависит от тебя, — уговаривала его Лизелла, — Если ты не захочешь, даже Дамир не сможет тебе помочь.

Упоминание о маге сделало больше, чем все старания чародейки и шамана: Диант немного расслабился и даже задышал ровнее — конечно, он поможет, когда он рядом и правда все хорошо... Если только ему не надоест возиться с ни на что не пригодным мальчишкой.

Юному принцу становилось все хуже, он дрожал, как будто лежал на снегу, и временами проваливался в забытье. Краски перед глазами расплывались и сливались в одно неразборчивое пятно, легкие болели. Он уже не чувствовал, не понимал где он, и только знакомый встревоженный голос вернул его из муторной засасывающей трясины.

— Ди! — возвратившийся наконец Дамир опустился рядом, сменяя облегченно отползающую Лизеллу.

До того момента, как встретился с укке Дайком, он был в прекраснейшем настроении по поводу того, что конфликт с Юлдуз удалось разрешить с минимальными уроном для обеих сторон. Все-таки, хотя мировоззрение и менталитет формируются традициями, в которых вырос человек, Алдар всегда отличался острым умом и умением видеть суть вопроса, — иначе бы вожди девяти племен не выбрали бы его главой, несмотря на молодость. А еще он был человеком чести, как это не странно звучит в отношении кочевника, из почитаемых дикарями и варварами степняков. Характер его сестренки не был ни для кого секретом, и понимая в какую ситуацию она себя поставила, он тем не менее не мог допустить бесчестья для своего побратима. Тем более, что тот настолько чтил род своего кровного брата и друга, что готов был пожертвовать своим именем, ради будущего глупой, легкой на язык женщины. Льстило самолюбию и вызывало немалое уважение и то, что колдун, которому достаточно было щелкнуть пальцами, что бы посмевшие его задеть обратились в прах, признавал их обычаи. Так что, когда Алдар-бату продумал свою тактику до конца, получилось, что явившись на судилище, Дамир встретил не жаждущего возмездия за оскорбление вождя, а мудрого союзника, с которым они разыграли партию так, словно репетировали минимум год.

Лизелла наверняка бы взбесилась не меньше Юлдуз, если бы знала, что он опять отговорился ее именем, преподнеся их мнимый брак еще и как политический союз, призванный подкрепить перемирие, в связи с чем он не может полностью располагать собой. К тому же, жена колдунья — ...

И даже воспоминание об очередной размолвке, не могло ему досадить: что бы она не говорила, но тогда у колодца — ею двигало не только желание, а значит можно еще побороться за свою мечту. Ну и что, что мечта сопротивляется? Ничего не бывает, что бы все и сразу!

С такими мыслями Дамир и возвращался в становище, и сразу же обратил внимание на одно обстоятельство — волки исчезли. Лишь одна волчица жалобно скулила у шатра. Выслушав же все, что описал ему укке Дайк, молодой человек метнулся к своему шатру, и зрелище измученной девушки рядом с обессиленным мальчиком совершенно не обнадеживало.

— Ди... — каким-то чудом ему удалось совладать с голосом и не выдать растерянности.

Мальчик слабо улыбнулся в потемневшие от волнения синие глаза, хотя и знал, что они его не увидят. Дамир содрогнулся: разливался соловьем, что Диант важнее всего, а сам? Он был честен, когда торопился! Но что поделать, если Диант его не дождался... Он все же попробовал войти в его сознание, но при первой же попытке мальчик всхлипнул и выгнулся от боли.

— 'Радугу' сделаешь? — хрипло обратился Дамир к вошедшей обратно Лизелле и мотнул головой в сторону небольшого сундучка.

Та кивнула и поплелась исполнять поручение.

— Ди, — он снова приложил холодную руку к своему виску, — Попробуй, дотянись до меня сам!

Времени на это понадобилось немало, — Лизелла успела вернуться с эликсиром.

— Молодец, давай... еще чуть-чуть... Умница, — подбадривал Дамир, прежде чем смог все-таки уловить и закрепить хрупкую, то и дело ускользающую связь, и попросил, — Верь мне, Ди!

— Что ты задумал? — холодея от тягостного предчувствия, выговорила Лизелла, когда он взял ее за руку. Она и не подумала закрывать сознание, когда он брал из ее памяти то, что нужно.

— Иди за мной и держи 'Радугу' наготове, — коротко распорядился чародей, и волшебница с нарастающим ужасом увидела, что он начинает открывать тонкие пути, медленно, но верно увлекая за собой Дианта.

— Идем со мной, Ди... — звал Дамир не только вслух, но и посылая по установившейся связи приказ, которому нельзя было не следовать. Он надеялся, что смог найти лазейку в стене обстоятельств и условий.

— Опомнись...

Поздно! Ничего не оставалось, как прыгать вслед за ним.

Глава 5.


* * *

Стоя у окна, король рассеяно вертел в руках статуэтку синего дракона, бездумно следя за постепенно светлеющей дымкой рассвета. Неумолимо накатывал седьмой день после побега Дианта, и предыдущие шесть казались как минимум шестью годами, особенно после исчезновения волшебницы. Все, что смог представить Фестер, было донесение одного из его наблюдателей о том, что в ту ночь в Храме объявлялся странно одетый мужчина с вороном, и торопливая записка о том, что принц найден, в порядке и чародейка отправилась за ним. Это еще позволяло сохранять слабенький проблеск надежды.

Ансгар и сам не мог бы сказать, для чего он опять ездил в Шпассенринк, почему взял с собой дракона, но Диант наверное любил эту статуэтку, ведь он ни разу ее не тронул.

Король вздрогнул, осознав, что подумал о сыне в прошедшем времени. Страшное на самом деле слово — 'любил'... Как приговор.

А что еще Диант любил? Ансгар со стыдом признал, что знает о нем, оказывается, совсем немного. Король попробовал вспомнить свое детство, но в памяти возникло только яркое мельтешение, в котором обязанности наследного принца чередовались с каверзами и наказанием за них взбалмошной компании так называемых юных отпрысков знатнейших фамилий, успешно прошедших трудный путь развития от бесенят до полноценных чертей.

Правда, и покойный Альет не отличался тихим нравом, хотя и радел за дисциплину, — Ансгар даже улыбнулся, вспомнив отца, — главное было не быть пойманым...

Внезапно тишину раннего утра разорвал странный звук: как будто в гулкой пустоте лопнула гигантская перетянутая струна. От неожиданности синий дракон едва не оказался на полу, — разумеется, еще при строительстве дворца традиционно была предусмотрена в том числе магическая защита, дань более беспокойным временам, и налившийся свинцовой тяжестью государственный перстень, на котором она была завязана, недвусмысленно указывал на то, что она-то и сработала. Невозможно представить, что это было нападение, и сомнений у кого могло хватить наглости вломиться в резиденцию Его Величества тоже не возникло. Ансгар опередил перебуженного Эрнста, грубо вырванного тревогой из весьма дорогостоящих объятий знаменитой Флоры (она же добрая подруга мастера Фестера), и даже собственную охрану, что бы увидеть, как отдача разорванного вторжением в клочки старого заклятия, бросила черную фигуру на плиты небольшого кабинета, где вечность назад зеленоглазая волшебница внимала королевской просьбе.

Темный все же удержался на ногах, лишь упав на колено, и не выпустил поддерживаемого им мальчика, словно прикрывая его собой.

— Умница, Ди!

— ...с ума сошел, у него сил не хватит! — а вот и сама пропавшая волшебница, правда сейчас больше похожая на фамильное привидение.

— 'Радугу' давай! — хрипло отозвался чародей.

На нее не пришлось отдачи, но и переход дался нелегко, Лизелла тоже вцепилась в него, трясущимися руками вливая в принца нечто из склянки.

Ансгар встретился взглядом с проясняющимися глазами сына и ощутил, что — нет, сердце не дрогнуло, не разорвалось, не зашлось в неровном ритме, — оно просто перестало существовать, ибо вместе с пониманием в них поднимался безнадежный ужас.

— Нет... — одними губами проговорил Диант.

Последние жалкие осколки его мечты, еще сохраняющие подобие жизни благодаря негаданной изумительной встрече с синеглазым волшебником, в этот бесконечный миг — неотвратимо таяли, — как снежинки, беспомощно летящие на кипящую лаву.

— Больно... — укоризненно шепнул мальчик.

Впервые вслух.

— Держи!! — взвизгнула перепуганная Лизелла за мгновение до того, как пресловутый барьер взорвался.

— Держу...

А что он еще сказать-то может? Одновременно вытягивая в себя из сознания Дианта всю боль, страх, отчаяние, безнадежность (какой идиот придумал, что это придает черным магам сил?!) и пытаясь повторить то, что однажды было сделано для него.

— Да какого хрена ты там стоишь, чародей гребаный?

О, полная экспрессии фраза была произнесена именно очаровательными женскими губками. В данный момент неудержимо дрожавшими, — потому что даже Дамир не сможет долго удерживать Дианта на тонюсеньком мосту, за которым возврата не бывает...

И надо отдать должное Эрнсту, он все-таки вышел из ступора, и бросился на помощь умирающему ребенку.

— Вон! — рявкнул на остальных любопытствующих немного опамятовавший Ансгар, хотя теперь, благодаря предпринятой темным этакой эскападе, скрыть что-либо было уже не возможно.

— Все...

Разворачиваясь, король с облегчением поймал кривую улыбку черного мага, и увидел, как согласно кивает хмурящийся Эрнст.

— Идиот! Ты его чуть не убил! — высказалась Лизелла: после всего пережитого сил на вежливость и прочие заморочки у нее не осталось. Страх за мальчика понемногу отпускал, но ее все еще потряхивало.

— А у нас что, был какой-то выбор? — огрызнулся Дамир поднимаясь.

Его идея была проста до примитивности и исходила из того основания, что все имеет свой предел прочности. Времени подбирать отмычки к запертой двери, у них не было. 'Зеркало' нельзя ломать, нельзя снять, не повредив принцу, но оно может разбиться само, достигнув отведенного порога. Правда, для этого пришлось подвергнуть Дианта очередному испытанию, поставить перед тем, что неизбежно обернулось сильнейшим потрясением. Решение не менее изуверское, чем остальные, но по крайней мере оно давало возможность ему компенсировать потери от прыжка и последствия разрушения барьера сразу, а не после того как у Дианта остановится сердце от шока. Проверять, как долго он сможет удерживать мальчика на грани, Дамир счел неоправданным риском, к тому же рассудил, что в Винтре Диант сможет получить профессиональную помощь целителей. Однако сейчас, когда расчет его оказался верным, приходилось подумать уже о том, каким образом справиться с новой травмой от того, что для принца несомненно выглядело чудовищным предательством.

Не без оснований.

— Может, кто-нибудь соизволит наконец выдать Его Высочеству хотя бы подстилку?! — титул мальчика, лежащего у темного на руках без сознания, прозвучал с едкой горечью сарказма и уподобился пощечине для короля Ансгара, тем не менее подействовавшей отрезвляюще.

— Прошу, — он сам указал дорогу. В свои покои, — благо по традиции эти король и королева спали отдельно.

— Лиз, — замешкался вдруг Дамир, — Хаген...

Лизелла моргнула, только тут замечая, что ворон остался в орочьем становище, на своем шестке в шатре: не до него было. Под непонимающими взглядами, она взяла его за плечо, ведя вслед за королем коридорами дворца.

Принадлежность к категории темных, о которых буквально кричала каждая деталь облика и манер чародея, не вызывала сомнений. Король едва не морщился, ловя озадаченные взгляды и шепотки, представляя какие слухи тут же поползут по столице и за ее пределами. Но досада на черного, похоже решившего отрезать ему все возможности для отступления, что бы скрывать Дианта и дальше, отступила, когда он со смешанным чувством ревности и благодарности смотрел, как чародей осторожно опускает мальчика с краю широченной кровати. Мага вело, и Ансгар запоздало сообразил, что мог бы и сам отнести сына, испытав очередной приступ угрызений совести: получается, прав Диант, не веря своему отцу, — чужие люди заботятся о нем больше.

— Вы не хотите объяснить, что здесь происходит? — холодно поинтересовался Эрнст, не отрываясь от своих обязанностей. Он не посмел предъявить претензии королю, но напустился на помогающую ему Лизеллу.

— То, что ваша коллега только что спасла жизнь принцу, — вместо нее резко ответил Дамир.

— Я не настолько слеп, — вмешался Ансгар, отводя взгляд от ладони мага на лбу Дианта и тонких пальцев сжимающих запястье, — И понимаю, что жизнь моему сыну спасли вы.

— Да уж, слепой здесь я, а не Ваше Величество! — напряжение и Дамира отпускало неохотно, из-за усталости на терпимость уже не хватало, — Так я могу рассчитывать на орден? Или только на маленькую медальку?

Ошеломленный вскользь сделанным признанием, Ансгар промолчал.

— Если вы пожелаете, я сделаю вас кавалером всех существующих орденов, — признал поражение перед обстоятельствами король, — Если вы продолжите то, что начали.

— Я и не собирался прекращать! Чрезвычайно редко дар проявляется в таком раннем возрасте, а изоляция только способствовала прогрессированию его негативной стороны. Если не вмешаться хотя бы сейчас, лучше удавите его своими руками, не заставляя хотя бы мучиться. Думаю, даже многоуважаемый господин Эрнст со мной согласится.

Светлый маг нехотя кивнул.

— Чародей, не понимающий, что творит, опаснее самого отъявленного злодея... каковы бы ни были его намерения. И в первую очередь вредит себе. Но начинать полноценное обучение может быть уже поздно...

— Отчего же, дело не в возрасте, а в подходе, — возразил Дамир, не дав ему договорить, — когда меня подобрал мастер, я был даже старше принца и не жалуюсь.

— Подобрал? — вопросительно вскинул брови Эрнст.

Оборот резанул слух: не отобрал — по результатам экзамена, например, не выбрал — из остальных учеников, а как-будто пустил в дом приблудившегося помоечного щенка.

Воспользовавшись затронутой темой, Дамир улыбался, словно получал невыразимое удовольствие, провоцируя присутствующих всеми возможными способами.

— Если быть точным, лорд Башни выторговал меня у одного героя на опыты, после того как перебил банду, в которой я некоторое время... э... обретался.

Дар речи пропал даже у Лизеллы, а молодой человек продолжил с невинным видом:

— Видите ли Ваше Величество, я не имею чести состоять в дворянском звании, поскольку родился в одной из канав вашей славной столицы и о своем происхождении имею самое смутное представление. Вы уверены, что мое присутствие все же не оскорбит эти стены?

Ансгар пересилил себя, как никогда осознавая, что маг может попросту забрать Дианта с собой, как и угрожает, при чем так же легко, как и привел его, и согласился:

— Спасение принца стоит самого высокого титула.

Это было уже полной капитуляцией.

Удовлетворенный Дамир улыбнулся еще шире и небрежно пожал плечами.

— Я в этом не нуждаюсь.

Повисла томительная пауза. Прежде, чем король смог найти еще какой-нибудь аргумент, чертов колдун пренебрежительно фыркнул:

— Не трудитесь, Ваше Величество. Единственный человек, которого вам стоит уговаривать, пока вас не слышит, — он указал на мальчика, — Так что завершим дискуссию.


* * *

Уютная ласковая тьма постепенно таяла, уходила, оставляя после себя мертвящую пустоту, и Диант отчаянно продолжал за нее цепляться, что бы как можно больше отдалить миг пробуждения навстречу реальности, ранящей душу битым о булыжник стеклом. Он не то что бы боялся, просто не желал видеть опостылевший узор балдахина или стен. Если не открывать глаз и очень постараться, — то можно представить, что ничего вокруг нет, что он по-прежнему в согревающем полумраке шатра, а тишина вокруг — вовсе не потому, что нечего и некого слышать. Что вот-вот появится светловолосая волшебница Лиз или синеглазый Дамир, которому еще не надоело тратить свое время на чужого никчемного мальчишку...

Нет, как не напрягайся — обмануть себя не получится. Подушка слишком велика, можно утонуть, под пальцами гладкое тонкое полотно, а не тканое покрывало, и запах другой: смесь пыли, въевшейся в тяжелые занавеси и портьеры с добавлением каких-то духов. Диант вдруг понял, что и в его комнате воздух был иным, и приоткрыл веки, для того, что бы убедиться, что мир опять не пожелал дать ему даже малюсенькой поблажки.

Помпезная опочивальня, в которой он лежал, была еще не его тюрьмой, но несомненно ее преддверием. Смешно даже предположить, что побег, пусть не планируемый заранее и неожиданный для него самого, будет расценен как невинная шутка, за которую ему погрозят пальчиком, пеняя на недостойное принца поведение... Несомненно, его запрут куда-нибудь, понадежнее Шпассенринка.

При этой мысли, грудь прошила тонкая острая игла, горло перехватило: я же не выдержу больше!.. Но до глаз слезы не добрались. Диант зажмурился и свернулся, пытаясь укрыться от безжалостной действительности хотя бы одеялом. Почему он не имеет права, хоть умереть на свободе, а не среди стен, смыкающихся над ним могильным склепом? Почему он вообще не умер — всем, включая его самого, стало бы только лучше...

Он вздрогнул и вскинулся, когда лба коснулась прохладная ладонь.

— Ди? — бесшумно появившийся Дамир сел рядом.

Чародей выглядел усталым и грустным. Серебряный венец он снял, но даже без такого украшения его высокое положение было очевидно.

А это значило, что за их встречей стоял король. Диант молчал, опустив голову, но очень хотелось спросить зачто: чем бы он не успел разочаровать волшебника, для чего было обманывать? И зачем тот теперь сюда явился? В чем бы он ни был виноват, но ему же тоже бывает больно...

— Ди, как ты чувствуешь себя? Голова не кружится? — встревожено спросил Дамир: поле мальчика было нестабильным и прерывисто мерцало.

— Немножко, — выдавил Диант.

От слабости подташнивало и покачивало, но дышать сегодня было все-таки легче. Только сердце тяжело, словно нехотя, ворочалось в груди.

— Ляг обратно. И тебе поесть не мешало бы...

— Не хочется... — прошелестел тусклый безжизненный ответ.

— Ди, ты обещал верить мне, — стараясь справиться с волнением, Дамир осторожно сжал его руку, — Если кто-нибудь попробует тебя обидеть, мы просто уйдем.

Диант потрясенно вскинул на него недоверчивый взгляд, думая, что ослышался, — но направленные в пространство синие глаза, в которых словно в зеркале отражалась вся его боль, были серьезны и абсолютно искренни.

— Можно... — робко вырвалось жалобное, — сейчас...

Дамир вдруг ощутил неподдающийся описанию приступ обжигающей злобы: на себя, на весь белый свет, на всех тех, кто умудрился затравить ребенка до такой степени. На какой-то миг он даже утратил способность различать опалесцирующие поля, так что можно было сказать, что гнев был ослепляющим.

— Ди, послушай... — ему понадобилось усилие, что бы начать говорить, — Знай, что есть трое людей, которые тебя всегда защитят: Лиз, мой наставник и я. Но я прошу тебя, подождать. Во-первых, пока ты выздоровеешь. А во-вторых, прошу тебя, выслушай, что скажет тебе король. Потом, если захочешь, мы уйдем сразу же. Обещаю!

— Хорошо... — покорно согласился Диант, готовый на что угодно ради даже призрачной надежды не оказаться снова в заточении.

— Ди! Я говорю это не из-за того, что считаю тебя в чем-то виноватым и заслуживающим наказания. Наоборот! Тебе нужно поговорить с отцом, — Дамир особенно подчеркнул последнее слово, — именно потому, что нет никаких причин, мешающих тебе смотреть в глаза людям прямо! За тобой нет никакой вины и тебе нечего бояться.

Он привлек мальчика к себе и продолжил, опережая невысказанный вопрос:

— В жизни много несправедливости, Ди. И тебе не раз придется с нею столкнуться. Не раз придется отстаивать себя, тех, кто тебе дорог... Иначе не бывает. Даже у принцев и волшебников.

— Я понимаю, лорд Дамир, — Диант смиренно опустил голову, выдергивая нитки из одеяла.

— Не нужно обращаться ко мне так официально, — вместо последующей лекции улыбнулся его защитник, — Я надеюсь, мы станем друзьями.

Он говорил с такой спокойной уверенностью, что любое сомнение в возможном будущем казалось просто нелепым и торопливо отступало, прячась в глубочайшую тень.

— Мне бы тоже хотелось... — мальчик застенчиво улыбнулся.

Он по-прежнему, даже еще лучше чувствовал силу чародея, хотя и не погружался в нее полностью как раньше, но возникшее ощущение скорее всего было связано не с этим: ощущение, как будто в зыбкой голодной трясине у него под ногами вдруг оказалась надежная твердь.

— Хотеть — это все, что необходимо в таких делах, — молодой человек поднялся.

— А можно мне тогда... погулять? — выпалил Диант, пока чародей не ушел, и покраснел от своей наглости.

— Не только можно, но и нужно! — Дамиру снова пришлось делать над собой усилие чтобы тон оставался легким и спокойным, — Правда, сегодня тебе лучше побыть в постели. Завтра сходим.

Он не мог видеть, как опять поник маленький принц, — не то что бы тот сомневался, просто слишком глубоко в сущность въелся страх, — но наблюдая за угасающими переливами его цветов, решительно заключил:

— Сейчас ты все-таки что-нибудь съешь, если хочешь завтра гулять, а потом... — предназначенная Дианту улыбка согревала лучше любого огня, — Оставаться в постели, еще не причина чтобы скучать!

В правдивости его слов принц убедился в полной мере. Устроившись на подушках, сложенных так, что бы мальчик мог удобно опереться, они на пару отдали должное доставленной снеди, и оказалось, что в компании даже есть гораздо интереснее. Пока они болтали о книгах, у Дианта внезапно проснулся зверский аппетит, так что тарелки были едва ли не вылизаны подчистую. Правда, сначала он напрягся под опасливо-любопытными взглядами прислуги, но восхитившая его невозмутимая небрежность волшебника, наплевательское отношение к чопорным требованиям дворцового этикета, — оказались все же заразительными.

Затем принц получил в свое полное распоряжение принадлежности для рисования, которые все же были до поры отложены, уступив место шахматной доске.

— Ваш ворон... — стесняясь проговорил мальчик, глядя как пообещавший научить его игре, молодой человек перебирает фигурки, — Вы можете смотреть через меня.

— Спасибо, — Дамир был тронут его предложением, — Но не стоит тебя напрягать. Думаю, я обойдусь.

Он нашел еще более занимательный выход из положения, отметив каждую фигуру своей магией, и они ожили: офицеры отдали честь, занимая свое место, солдаты поправляли амуницию, короли и королевы грозно хмурились. Пустяковина, шалость, — но Диант совсем развеселился и оживился, наконец-таки став похожим на обычного нормального ребенка.

Когда их прервала Лизелла, выдержавшая настоящий бой, что бы не пустить к ним Эрнста, принц без тени недовольства выпил лекарство, видимо придя к выводу, что болеть и в самом деле не так уж плохо. Особенно, если рядом друзья.

Даже не верилось, что это безумие с побегом закончилось, и Диант здесь, целый и невредимый. Ансгар долго смотрел на спящего сына, которого не видел... Да, получается со времени последней вспышки.

Когда он его ударил.

Вот уж чего не мог себе простить! И не смог вернуться. Он ведь и в самом деле начал бояться, что Диант сходит с ума, и боялся увидеть тому новые доказательства. Отгороженное калейдоскопом событий и дел, время летело почти незаметно, так что прошел не один месяц. И не два. Странно, но сейчас король почти не узнавал сына, и вовсе не потому, что мальчик все еще выглядел нездоровым, как будто голодал не четыре дня, а полгода. Благодаря стараниям волшебников найденному принцу не придется долго валяться в постели, и на щеках у него уже проявился естественный румянец.

Он изменился в другом, не внешне. Дианта как-будто подменили, — по сравнению с нынешним прежний принц казался заводным болванчиком, каким-нибудь чародейским фантомом, а еще вернее злобным подменышем, оставленным подлой нечистью из злой сказки, и только сейчас вернулся настоящий живой ребенок.

Однако вместе с ним, пришла и нечисть, а все богатство чувств предназначалось не ему. Сегодня чуть раньше он уже заходил к мальчику, но его даже не заметили: слепой маг учил Дианта... играть на гитаре! Пока он незамеченным смотрел на сияющую мордашку принца, в короле вдруг поняла голову ревность. Что такого смог сделать этот молодчик всего за пару дней, что Диант не просто был как шелковый, — глядя на то, как обычно агрессивный и мрачный мальчишка не то что слушается, а с обожанием ловит каждое слово волшебника черной стороны, не трудно заподозрить фокус из разряда магии внушения, как уже предположил обеспокоенный Эрнст.

И до чего же трудно было себе признаться, что дело заключается совсем не в чарах. Стоило только вспомнить, с каким трепетом Диант принимал гитару, пытался повторить простейший аккорд, пока Дамир говорил:

— Я не музыкант, поэтому показать могу только самое простое, но если понравится, то найдем тебе настоящего маэстро. И рисунки твои обязательно надо показать, они слишком хороши, что бы так просто их бросить... Тебе нужно многому учиться, Ди.

— А мы завтра поедем верхом куда-нибудь или пойдем в город? — не мог сдержать нетерпение Диант, ни капли не сомневаясь в полученном обещании.

— А ты как хочешь?

— Я и так, и так хочу, — смущенно признался мальчик, все-таки еще не веря что ему и правда теперь можно все. Ну, почти все.

— Успеешь. Мы подумаем, кажется, я знаю, что тебе понравится...

— Что? — серые глаза загорелись.

— Сюрприз.

Не было между юным принцем и его новым, пока единственным другом никаких стен, не было никаких препятствий и ограничений, предубеждений, мешающих им понять друг друга. Тогда Ансгар вышел, так и не обнаружив своего прихода, и то, что он испытывал, иначе чем завистью назвать было нельзя. Как и сейчас: такой безмятежной счастливой улыбки у Дианта он не помнил никогда! Если для того, что бы он так улыбался, придется терпеть присутствие черного мага, — право, наверное, это все же небольшая цена!

Мальчик завозился во сне, устраиваясь поудобнее. Король протянул руку, но так и не решился до него дотронуться, что бы не разбудить, не напугать.

Его сын его боится. Отчаянная паника, всплеснувшаяся в глазах Дианта при виде отца, была во сто крат хуже самой лютой ненависти, и все внутри замирало и сжималось в тугой ледяной узел.

— Прости меня, я лишь хотел тебя защитить... — вырвалось сокрушенное признание.

— Нельзя защитить от жизни! — раздался рядом тихий, но резкий голос, — А прощенья стоит просить, когда он проснется!

Король вздрогнул, не услышав шагов: когда он шел сюда, темный препирался в коридоре с недовольным до крайности придворным магом.

— Так значит, вы взяли Его темное Высочество под свое покровительство? — цедил Эрнст.

— Вы против? — ядовито интересовался в ответ Дамир.

— Меня интересует, следует ли расценивать ваше появление признаком того, что Черный трон все-таки перешел к активным действиям!

— Мои действия, следует расценивать как помощь одинокому запуганному всяческими доброхотами ребенку! — обрубил выведенный из себя не первым столкновением темный, — вы же не можете отрицать, что мальчик нуждается в помощи. А так уж вышло, что сделать это могу либо я, либо лорд Дамон. Выбор у вас небольшой. Либо — вы намерены нарушить статью договора? Тринадцатую, если мне не изменяет память, которая звучит следующим образом...

— Нет нужды, цитировать мне Договор, — господин Эрнст был вынужден отступить, — Я уверен, что вы помните его наизусть, ведь вы же его и писали! Но хочу сообщить, что вынужден немедленно известить Совет!

— Вы не только его известите. Я настаиваю на создании комиссии, правомочной принять соответствующее решение!

Они еще перекидывались холодно-ехидными репликами, когда король входил к сыну, но вот темный уже склоняется над мальчиком, касаясь лба, груди легким невесомым жестом и удовлетворенно кивает себе.

— Хотя бы скажите, что вы его любите, — неодобрение и неприязнь исходили от Дамира такой мощной волной, что для того, что бы ее ощутить, не нужно было быть магом, — Возможно, когда-нибудь Диант вам поверит.

Ансгар не ответил.


* * *

Когда Дамир снова ввалился к ней за полночь, не на шутку разозленная Лизелла, только-только сама приведшая себя в нормальное состояние, — твердо намеревалась его выставить. Она уже было открыла рот, собираясь обрушить на его нахальную непрошенную головушку едкую отповедь, но посмотрела внимательнее, вздохнула и пошла искать что-нибудь перекусить, а заодно проверить осталась ли горячая вода.

Вода в умывальне осталась, но вся остыла, пришлось наскоро обдаться холодной, после чего молодой человек молча, вяло сжевал подставленное нечто, не чувствуя вкуса, и повалился на кровать, мгновенно канув в сон пудовым булыжником в пруду.

Лизелла не удержалась от еще одного тяжкого вздоха: извечная женская жалостливость взяла верх над раздражением от его бесцеремонности и самоуверенности. Он что, считает что она его примет с распростертыми объятьями, накормит, напоит, еще и в постели развлечет?

Получается, примет. И накормит, и в постель уложит, а вот с развлечениями сегодня придется потерпеть: он ведь с тех пор, как ответил на ее вызов, только и делает, что мотается туда-сюда, спал всего пару раз, а последние двое суток вообще все время на ногах... Судя по нахохлившемуся ворону и дорожной заплечной сумке, он сегодня еще и в орочий стан ходил, так что пусть отдыхает.

Лизелла осторожно скользнула рядом под одеяло. Может у них там, в Степи, он и привык к девицам вот так врываться на все готовое, а она куда катится, что к ней свободно является на ночевку любовник, да еще и темный?

Темный что-то пробормотал и подгреб ее к себе ближе, как ребенок плюшевого мишку, уткнувшись носом в шею. Лизелла мысленно застонала: она подобным манером определенно не уснет!

Любовник! Ну да! хотя если быть точным, они едва знакомы: один вечер, одна ночь и завтрак.

И что она вообще о нем знает? — девушка недовольно повернулась, пытаясь рассмотреть обнимавшего ее мужчину. На движение Дамир отреагировал однозначно, прижав ее к себе еще крепче.

Имя знает, — обозначила первый пункт Лизелла, — И на том спасибо!

Понятное дело, знает, что он маг. Сильный темный маг, ученик самого Лорда Башни. Что обучение он начал поздно, но это не помешало сироте и беспризорнику стать наследником Черного трона — о таком в истории и не слышали никогда! Обычно наследник объявлялся либо над трупом побежденного соперника либо выяснялось это уже во время инициации в Башне... И он уже сражался с белыми, и его едва не сожгли... Когда там Робер стал Главой, лет восемь-девять назад? Это сколько же получается... Она тогда еще в куклы играла, тайком от наставниц и приятелей с соседней школы для мальчиков! А теперь его именем называют договор о перемирии.

И когда-то он писал красивые стихи, и еще... Да! Он изумительный любовник!

Хотя можно подумать ей есть с чем сравнивать особо... Ну да, да, было! Свою первую 'большую' любовь до сих пор убить хочется за такое убожество, а вот Алекс, м-м...

— Лиз! — раздался в ухо предупреждающий, хотя и несколько сонный рык, — Не думай так громко!

Ой! Ой-ой-ой... да ладно, он же тебе и в подметки не годится...

Рык повторился, а зубы прикусили мочку.

— Лиз... Лиз! Лиз! — Дамир постепенно и неторопливо спускался ниже, — Люблю тебя! Моя... только моя...

Девушка всем телом выгибалась на встречу. Люблю... как хорошо!!! Моя? Еще посмотрим, кто тут чей! — ногти впились в крепкие плечи так, что Дамир от удивления не сдержал стон, хотя и был немножко занят в этот момент.

— Моя! — он подтвердил заявление одним резким движением, и шепнул снова, — люблю тебя...

— Любишь — женись! — каким-то образом выдавила Лизелла. Собственно, это была шутка. Почти.

— А и женюсь! — Дамир поднялся над ней, — Согласна? Не испугаешься?

Вместо ответа, девушка обвила его ногами и руками, привлекая ближе.

— Сам-то не сбежишь от алтаря? — хрипло и низко спросила она, когда прервался очередной долгий-долгий поцелуй.

— Я себя к нему адамантием прикую! — Дамир ухмыльнулся, — Только чур, что б и ты рядом!

Остаток ночи, они не разговаривали даже о внезапной грядущей свадьбе.

Еще раз 'ой'! кому-то ведь отдохнуть надо... Было.


* * *

Диант проснулся почти на рассвете абсолютно здоровым, бодрым и очень счастливым. Надоевшая слабость наконец исчезла, чувствовал он себя великолепно, а настроение в ожидании событий нового дня — было еще лучше. Он соскочил с постели и подбежал к окну, отдергивая шторы, что бы впустить в комнату побольше розовато-золотистых солнечных лучей.

— Ваше Высочество? — осторожно окликнули его от дверей, и Диант резко развернулся на незнакомый голос.

Человеку, который к нему обратился, было лет тридцать с небольшим, смотрел он с интересом, но вполне доброжелательно.

— Позвольте представиться, мое имя Феликс, — мужчина склонил голову, — Меня направил к вам ваш отец.

— Зачем? — немедленно насторожился Диант, хотя пресловутого Бруно этот человек ничем не напоминал.

— Что бы помогать вам по мере моих скромных сил, — улыбнулся Феликс: он несколько раз сопровождал Ансгара в Шпассенринк, хотя и не был посвящен в суть дела и не общался с Диантом лично. Сейчас его тоже поразила перемена в мальчике, — Наверное, вы хотели бы одеться сначала?

— О! — спохватился мальчик, и растеряно огляделся, — Да. Только... У меня же ничего нет, кроме того, что дала Сага...

— Ваши вещи уже доставлены сюда из Шпассенринка, — Феликс заметил, что принц непроизвольно вздрогнул при упоминании своего прежнего жилища, — Они ждут вас в ваших новых комнатах.

— Мне нужно идти туда? — Диант напрягся еще больше, но заметив как удивлен был господин Феликс его вопросом, немного успокоился.

— Как вам будет угодно, — установленная этикетом фраза, тем не менее была сказана с искренним теплом.

Принц с сомнением оглядел свою ночную рубашку, видимо сомневаясь, что в таком виде уместно разгуливать по дворцу, и Феликс пришел ему на помощь:

— Я распоряжусь, что бы вам что-нибудь принесли сюда. Завтрак подать тоже сюда, в ваши новые покои или вы хотели бы позавтракать с Его Величеством? Какие-нибудь особые пожелания к блюдам?

Диант беспомощно смотрел на придворного, потерявшись от очередной внезапной перемены условий.

— Я... у себя... лучше, — выдавил он, и с надеждой спросил, — А Дамир... лорд Дамир, вы не знаете где он?

— Нет, мне не известно, — теперь уже насторожился господин Феликс: король Ансгар предупредил его о необходимости тщательно следить за общением темного мага и принца.

— Пожалуйста, скажите мне, когда он появится. Он обещал, что я сегодня пойду на прогулку.

Сказано это было с такой гордостью и очевидным радостным предвкушением, что господин Феликс внезапно ощутил к мальчику острую жалость: бедный больной ребенок! Он, хоть и считался старым приятелем нынешнего короля (иначе б он и в Шпассенринк не был бы допущен, не говоря уж о том, что бы сейчас к нему обратились с просьбой присмотреть за Его Высочеством), знал не более остальных. Официальная версия была такова, что безумие принца являлось следствием родового проклятия по линии покойной Авы (в каком роду их нет, тем более королевском!), которое могло быть блокировано только темным магом. Объяснение оправдывало внезапное возвращение принца, присутствие при нем черного мага, позволяло окончательно закрепить за Карстеном право наследования, обезопасив Дианта от сторонников Бетины. Увы, политикам постоянно приходится чем-то жертвовать, и на этот раз Ансгар пожертвовал памятью жены, успокаивая себя тем, что из любви к сыну, она бы его не осудила.

Зато он сомневался, что это спокойно примет Диант: разговор дался тяжело им обоим.

Король навестил его сразу же, как ему сообщили, что принц проснулся. В спешно подготовленных для него покоях, — соседних с его собственными, — мальчик, как и ожидалось, был один, и Ансгар счел отсутствие удалившегося в неизвестном направлении наглого черного мага, добрым знаком. Он не мог не ценить, что чародей весь день развлекал Дианта, а потом едва ли не полночи провел у его постели, но по-прежнему ни на грош не доверял темному. Его вмешательство и пугающе мгновенно приобретенное на Дианта огромное влияние — были чересчур подозрительны и по определению не могли обернуться ничем хорошим, не говоря уж о нежелании делить с кем бы то ни было чудом возвращенного сына. Двенадцать лет было положено на то, что бы принц не оказался вовлеченным в противостояние цветов, а теперь, судя по пикировкам Эрнста, Лизеллы и Дамира, тот уже оказался в самом его эпицентре.

Иногда бывает достаточно одного не сказанного вовремя слова. Простой обыденной фразы, которую привычно бросаешь между делом, или наоборот, забываешь о ней, подразумевая, что все и без нее ясно. Одно слово — произнесенное либо нет — иногда может стать между людьми крепче, чем любые стены, уязвить вернее любого оскорбления и ранить надежнее самой острой стали.

Иногда одно только слово, озвученное либо сохраненное молчанием, но от этого не менее значимое, — может спасти. А может убить, как опасное снадобье, рассчитанное небрежным лекарем и данное больному в неверной пропорции в неурочное время.

При его появлении, мальчик, с интересом осматривающий предоставленные ему комнаты, так и застыл с надкусанной вафлей руке, забыв что он собирался делать. Побледневший Диант молча, с испуганным ожиданием, смотрел на отца, и даже знакомая статуэтка дракона, которую тот принес, не смогла рассеять возникшее напряжение. Король не глядя отставил ее на ближайшую полку.

Ансгару потребовалось перевести дыхание, словно после пропущенного удара в грудь крепкой дубинкой: в какой момент он превратился для сына — из отца в безжалостного тюремщика? А ведь было время, когда мальчик буквально летел навстречу, не отходил ни на шаг, ловил каждый знак и не мог спрятать слез при его отъездах... Оказывается, все бы отдал, что бы еще раз пережить нечто подобное!

Что бы сын хотя бы перестал смотреть на него как на живое воплощение своего самого жуткого кошмара!

'Хотя бы скажите, что вы его любите...'

— Диант...

Мальчик вздрогнул, услышав свое имя, и король не окончил фразы, осознав, что сейчас она будет воспринята как издевка. Запредельная по циничности.

Вместо безнадежно опоздавших признаний Ансгар попросил принца сесть и долго повествовал о противостоянии черных и белых магов, в которые неизбежно оказывался вовлеченным весь мир, о войнах, которые повторялись с завидной регулярностью из века в век так что даже летоисчисление стало отсчитываться от них, делясь на Агоны. Диант слушал его не перебивая, не отрывая серьезных блестящих глаз. Из речи отца он уяснил к которой из сторон он относится, понял, что именно этим и объясняется его пребывание в Шпассенринке, но волновало его совершенно другое.

— Значит, я не смогу уйти? — задал принц единственный существовавший для него вопрос.

Ансгар не сразу нашел, что ответить.

— Дамир сказал... Лорд Дамир, — торопливо поправился мальчик, заметив промелькнувшую на лице отца тень и истолковав, что ее вызвало очередное нарушение этикета с его стороны, — обещал, что если я захочу, мы уедем!

— Ты этого так хочешь? Ты ведь сам хотел жить во дворце. Тебя больше не будут ни в чем ограничивать. Мы могли бы лучше друг друга узнать. Возможно, тебе понравится здесь, у тебя появятся друзья... — король тщетно пытался придумать какой-нибудь весомый аргумент, который мог бы ослабить решимость сына.

— У меня уже есть друзья, — непримиримо сообщил Диант, — я не хочу расставаться с ними! Если я не могу быть принцем, тогда почему вы не хотите отпустить меня с Дамиром, что бы я стал магом?

Он решительно отказывался вникать в приводимые ему доводы, всякие споры о магии ему были безразличны, он просто хотел быть вместе с людьми, которые его поддерживали, с которыми было хорошо и уютно. Спокойно.

— Госпожа Лизелла живет в Винтре, — наконец заметил Ансгар, — и насколько я знаю, переезжать не собирается. А лорд Дамир мне ничего не говорил, перед тем как ушел...

Вполне невинная фраза не несла в себе никакой задней мысли, но Диант понял ее по-своему и на последних словах, в его глазах появилось нечто затравленное. Недавнее воодушевление резко сменилось непониманием, растерянностью, паникой. Как же так... Он же обещал!!

— Он уже уехал? Один... — голос угас, а вместе с ним и глаза принца, — Он обещал... Почему...

Раздался негромкий хруст.

— Почему?! — очередной удар обрушился внезапно и подло.

Диант никак не мог понять, почему Дамир, с которым они вчера строили грандиозные планы, его бросил.

— Это вы! Это вы подстроили!! — он снова начал задыхаться.

Ансгар смотрел на лужицу, расползающуюся под треснувшей чашкой. Кажется, сына он все-таки потерял и потерял окончательно!

Дамир прыжками взлетел по лестнице, еще от входа ощутив, что с мальчиком опять стряслось что-то неладное, проклиная себя за то, что разнежился с Лизеллой и оставил парнишку без присмотра надолго. Промчавшись по коридорам, он ворвался в комнату, где почувствовал принца, разметав заступившую ему путь королевскую охрану щелчком пальцев: самые умные из них помчались за Эрнстом. И сразу же понял, что Ансгар так и не смог объяснить сыну главное.

— Ди, а я думал, что ты уже готов, — удивился резко затормозивший Дамир с деланной веселостью, и только потом поприветствовал короля, незаметно переведя дыхание.

Диант бросился к нему, свернув по дороге стул.

— Вы не уехали!!

К этому времени на столе не осталось целой посуды, и даже зеркало на стене пошло мелкими трещинами.

— С чего бы? — вопрос был адресован более Ансгару, нежели мальчику, — Я задержался у Лиз. Разве отец не сказал тебе, что мы с ней будем тебя учить?

— Не успел, — подтвердил король в ответ на подозрительный взгляд сына, и знаком распорядился всем набежавшим убраться.

— Извините, что помешал вам, Ваше Величество.

Внутренне Дамир кипел: хорош папочка — стоит на пару минут с сыном оставить, как у того нервный припадок начинается! Неужели он не понимает, что если не перестанет снисходить до ребенка, упрекая за то, что он такой, а не иной, то не только доведет его окончательно, но и сам же щедро посеет будущие конфликты, которых так опасается Совет. Диант еще не отошел от сплошной череды давивших на него невзгод, достаточно парочки встрясок и он опять окажется на грани сумасшествия, а если рассудком и выдержит, то озлобится... Получается, помимо всего — придется его еще и с королем мирить! Сделав над собой титаническое усилие, Дамиру все же удалось изобразить полное единодушие с Его Величеством.

— Но вы говорили, что мы сможем уехать, — настаивал Диант, ясно чувствуя разлитое в воздухе напряжение. Первой мыслью было, что Дамиру придется из-за него стать таким же добровольным узником обстоятельств, как и его матери.

— Ди, — улыбка волшебника, как всегда развеяла все страхи, — Поверь, мы еще напутешествуемся! Но не прямо же сейчас. Пойдем за обещанным сюрпризом, я тебе заодно один секрет расскажу...

Диант вылетел за двери, как-будто ему грозила смертельная опасность.

— Вы позволите, Ваше Величество?

— Разумеется, — с грустью согласился Ансгар, окончательно смирившись с таким посредником между ним и сыном, тем более, что темный вроде бы не намерен настраивать мальчика против него.

Куда уж больше-то! Кажется, он только сейчас до конца понял, что собственными руками сотворил с Диантом.


* * *

Слушая захлебывающегося от восторга Дианта, обрушившего на них море впечатлений от прогулки по городу, и по мере сил на пару с Дамиром отвечая на шквал перемежающих повествование вопросов, Лизелла признала, что в первую очередь им придется учить мальчишку совсем не чародейской премудрости, а тому, как жить среди обычных людей.

Судя по почти не заметному кивку Дамира, он думал примерно о том же. Диант — не сирота горемычная, вообще принц, и с нуждой так, как она понимается в предместьях, так, как знал ее он сам, — к счастью, не сталкивался. Тем более, было дико видеть его реакцию на самые рядовые и привычные вещи, — то, что есть у любого, даже у уличного мальчишки.

Например, та же улица... Дамир невесело усмехнулся. Диант вначале даже сказать ничего не мог, лишь глаза раскрывались все шире и шире: в своем родном городе юный принц вел себя чуть менее уверенно, чем в орочьем становище! Вот уж кому, скажите, может придти в голову, что мальчишка глазеющий на большой фонтан на главной площади, как на великое чудо света — в самом деле принц, а не сынок какого-нибудь захудалого дворянчика из неведомо какой глуши. Что застенчивый мальчик, не решающийся взять в руки купленную ему в подарок, видимо, старшим братом книгу, а в мастерской оружейника впавший в прострацию от благоговейного восхищения, — не кто иной, как сын Его Величества короля Ахайры?! Так называемый 'принц' поглощал сладости с лотка разносчика, и робко улыбался в ответ на подтрунивания над его стеснительностью. Как только Диант уяснил, что никто не показывает на него пальцем, не обдает неприязнью, граничащей с ненавистью, он расслабился окончательно и просто наслаждался чудесным днем, даже забыв на время о неудачном разговоре с отцом.

Мальчик был полностью захвачен новыми впечатлениями, а вот Дамир еще и прислушивался, оставаясь начеку. Известие о неожиданном возвращении в столицу старшего принца и присутствии рядом с ним черного мага уже распространилось по городу и живо обсуждалось. Однако пока они еще могли передвигаться свободно: внимания на них совершенно не обращали, подумаешь какой-то парень с мальчишкой! Вежливый, а судя по тому, что оба одеты не по нынешней моде, из провинции наверно... Решительно, ничего интересного!

Конечно, обычно принцы не разгуливают по улицам сами по себе, — не положено. Но Дианта в лицо никто пока не знал, а представить ситуацию, в которой ему понадобилась бы какая-нибудь защита посильнее чародея, — было просто невозможно. Хагена Дамир все же держал на отдалении, что бы не бросаться в глаза, и беспрепятственно выяснить настроения горожан.

Настроения не отличались от тех, что он и предполагал. Принц вызывал жгучее любопытство, которым следовало немедленно воспользоваться, срочно придумав что-нибудь, что бы расположить к нему людей. Правда, удивительно было то, что короля, ради спасения сына даже согласившегося на сделку с черным, — от крайнего отчаяния, не иначе, — хотя и несколько осуждали, но жалели.

Если опасения по поводу 'колдуна' не оправдаются, и ничего не случится, то эта история даже прибавит ему популярности, — Дамир снова усмехнулся. Ну не нравился ему Ансгар и все тут!

Объявившийся вместе с принцем черный маг возбуждал законное беспокойство, бороться с которым будет трудно, если не безнадежно, и тут рецепт только один — время. Человеческая натура такова, что когда к нему привыкнут, еще и гордиться начнут, как уникальной достопримечательностью: глядите-ка, а у нас живет самый настоящий темный волшебник, и нигде таких больше нету!

Башню все-таки вытребовать у Его Величества, что ли? — развеселился Дамир, — Черную. Горгулий с химерами понаставить... Ресса в качестве дворецкого пригласить и обязательно драконий череп над входом повесить. И деньги брать за осмотр.

Хотя Лизелла такое жилище врядли одобрит! А первое время вообще придется во дворце торчать, пока Диант не освоится. Так, тогда нужно срочно требовать себе титул! А что, чем не князь?

Ему самому вдруг стало легко и весело. Дамир водил мальчика по городу, из которого ушел из ниоткуда в никуда тринадцать лет назад, все больше понимая, что, наверное, эта прогулка ему была нужна не меньше. Только если для Дианта она становилась символом начинающейся новой жизни, то для него — позволяла закрыть и запечатать двери в старую. Он убедился, что то, о чем он благополучно забыл благодаря мастеру, действительно больше не имеет над ним власти. Он свободен от призраков всех возможных обид, и теперь должен научить этой свободе доверившегося ему мальчика.

— Тебе понравилось? — они расположились на отдаленной скамейке в городском парке.

— Очень, — мечтательно признал Диант, — Вы очень много знаете. И город...

Дамир улыбнулся нотке зависти в его тоне.

— Ди, в твоем возрасте я еле мог складывать буквы! И ты тоже научишься всему, чему захочешь. Если постараешься. Город... Просто я здесь жил одно время.

Жил... Неизвестно, на что больше отреагировал Диант: на легкие колебания поля, или на такое же едва уловимое изменение в тоне, но погрустнел и вспомнил о том, что его беспокоило больше всего.

— Меня отец не хочет никуда отпускать...

— Это понятно. Он любит тебя и беспокоится, — уж если сам король не в состоянии объясниться с сыном, придется и это взять на себя!

Диант воззрился на него в изумлении, и Дамир невольно поморщился:

— Ди, поверь, если бы твой отец тебя не любил и не заботился о тебе, он никогда не позвал бы меня учить тебя! — маленькая ложь во спасение.

Не такая уж и ложь: ради сына Ансгар ведь согласен даже, на скандал с Советом пойти, черного мага принять. Однако Диант, в этот момент с содроганием представивший, что мог бы никогда не встретиться с волшебником, похоже, все равно не поверил. Дамир тряхнул головой — на какой-то миг ему тоже стало жалко короля: завести себя в такой тупик, что даже и не знаешь, что тут можно сделать, почти довести сына до сумасшествия и гибели, так что ему от любого неосторожного слова становится плохо... Как бы теперь Ансгар ни старался исправить положение, на взаимопонимание еще долго рассчитывать не придется!

Дианту, после пережитого, необходимо обрести уверенность в себе, — Дамир даже вздрогнул, вспомнив бездну одиночества и безысходности, которую он ощутил в сознании мальчика, когда они снимали барьер. И само собой, что Дианту необходимо общение. Все-таки его с Лиз недостаточно в этом плане, но Дамир сильно сомневался, что парнишка сразу и просто найдет общий язык с теми детками, которые могут быть приставлены к нему в соответствии со статусом. Да и во дворце он пока чужой.

Правда, Дамир знал человека, который не теряется в любой обстановке, и которого можно будет посвятить во все обстоятельства без опасений, что они когда-нибудь станут достоянием общественности. Райнарт давно скрипит, что Рея пора пристроить к делу, происхождение у него в отличие от самого Дамира — идеальное. Принцу ведь полагается охрана? А Рей даст фору любому герою.

Неплохо бы вообще свозить парнишку в Анкорру: хотя бы сможет увидеть, что такое настоящая семья, а уж Мел быстро отучит его от излишней стеснительности и неуверенности. Вот же черт в юбке, хотя успешно притворяется ангелочком! И ведь вбила себе в голову, что станет волшебницей, несмотря на отсутствие дара. С Диантом они как раз ровесники, а Мелисента уже порой может поставить в тупик его самого познаниями в свойствах трав, ингредиентов, начертании рун или правильном построении фигур, — при любой возможности берет мастера в оборот и выжимает все соки. С ее напористостью, умением ненавязчиво настоять на своем, каким-то образом дополненным врожденным тактом и безупречным воспитанием — лучшей подруги и помощницы для Дианта не придумать! Конечно, Гейне дочь в другую страну ни за что не отошлет, но можно будет иногда устраивать мальчишке нечто вроде каникул, совмещая приятное с полезным, и не лишая его законного положения принца. Следует только разъяснить Его Величеству, что с Диантом ничего не случится, а отказ, равно и любой прямой запрет, — он сейчас воспримет как трагедию.

Слушавшая его Лизелла согласно молчала. Было бы любопытно встретиться с людьми, которые и в самом деле не равнялись на стереотипы по поводу черных и белых, а поступали сообразно своему пониманию правды. Дамир говорил о них, как о близких и дорогих родственниках и не сомневался, что его невесту и подопечного примут с распростертыми объятьями и всячески помогут.

Она накинула плед на заснувшего прямо в кресле мальчика, уставшего с непривычки и от обилия новых впечатлений, и не успела даже выпрямиться, как Дамир оказался рядом.

— У нас гость, — ровно сообщил он.

Гостья. Леди Рузанна в уставном белоснежном одеянии с семилучевой звездой на груди неторопливо и величественно шествовала по дворику, грациозно придерживая посох.

— Леди, — Дамир поприветствовал ее учтивым, но неглубоким поклоном и посторонился, не только пропуская ее, но и указывая путь.

Вместо того, что бы поинтересоваться с каких это пор темные распоряжаются в Храмах Совета, Рузанна ответила на приветствие столь же любезно, и последовала за ним.

Некоторое время все трое молчали, тщательно сохраняя небрежно светское выражение лиц. Лизелла невесело думала, что ее маленькую приемную уже второй раз посещают высокие персоны, и ей это совсем не нравится. Рузанна не Регина и не ревнитель нравственности Римус, всегда относилась с пониманием, но ждать, что ее погладят по головке за самодеятельность, не приходилось! За прошлый раз — она распрощалась с надеждами на карьеру, а в данный момент — была занята тем, что пыталась приучить себя к мысли о неизбежности ухода за Дамиром к его оркам. Да даже если не к оркам — о прежней простой и понятной жизни приходилось забыть.

Ох, а стоит ли оно того?! Стоит ли зачеркивать двадцать два года — если подумать уже не так уж мало, и есть чем гордиться: все-таки три года стажа, свой Храм, хоть и маленький, и кроме двух обычных слуг никого больше нет... Кардинально менять образ жизни и дальнейшую судьбу ради мужчины, с которым еще не известно как все сложится, когда пройдет первая бурная страсть? Лизелла сидела, свернув свое поле так плотно, как только можно, но несмотря на непроницаемое выражение лица Дамира и демонстративно нечитаемую гладь ауры, — была уверена, что он знает, о чем она думает. И как скажите отнестись к его молчанию? Поблагодарить за доверие? Упрекнуть за бездеятельность? Или обвинить в равнодушии?

Не успели эти вопросы полностью оформиться, как молодой человек с вежливой бесстрастностью все же поинтересовался:

— Вы прибыли с официальным визитом, леди?

Рузанна улыбнулась со всем обаянием, на какое была способна, и заметила почти доброжелательно:

— Все-таки для настоящего дипломата вы чересчур прямолинейны... — она эффектно запнулась, — как мне лучше обращаться к вам? Ваше Высочество, лорд Дамир, мастер Дамир...

— Будем считать мою прямолинейность — особым стилем, — Дамир с неудовольствием отмел все именования, — Бросьте! Какой из меня принц. И тем более мастер!

— Значит, лорд, — заключила Рузанна, смерив собеседника пронизывающе-оценивающим взглядом.

— Не слишком ли претенциозно? — мило улыбнулся ее противник, прежде чем напомнить, — Вы так и не ответили!

— Хорошо, — Рузанна тоже со вздохом неудовольствия откинулась на спинку стула, — Так и быть, перейдем на ваш 'стиль'! Мой визит не официальный, но в любой момент может стать таковым. Будем откровенными окончательно: вы не можете заблуждаться, что Совету по душе принц, принадлежащей Темной стороне, его обучение... Особенно — его обучение вами!

— Вы сожжете его немедленно или сначала доведете до очередного нервного срыва, что бы иметь 'достаточные основания'?! — зло бросил Дамир.

Красивые и тщательно отращенные ногти Лизеллы глубже и глубже впивались в деревянные подлокотники. Диант... Счастливый, усталый, мирно спящий в соседней комнате... Переполненный ожиданием чудес... Можно осуждать короля за Шпассенринк, можно умиляться его любовью к сыну, но если, не приведи Светлейшее Небо и Вечная Тьма, — дойдет до конфликта: Ансгар со счастливыми слезами проводит его к оркам и гоблинам, к приснопамятному Дайку, к Властелину Дамону, — лишь бы мальчик остался жив.

— Тем более, Совету не нравится столь... тесное взаимодействие, — нашла приемлемое обтекаемое определение Рузанна, и продолжила свою речь, как бы не заметив выпада, — Темной стороны с отдельными представительницами Светлой.

В сторону застывшей Лизеллы был послан взгляд, не подлежащий двоякому толкованию, и та едва удержалась от какого-нибудь едкого замечания на тему, не предлагают ли они темному 'взаимодействие' с представителями, вместо представительниц. Нервы...

— Значит ли это, что из-за моего вмешательства к госпоже Лизелле будут применены какие-либо санкции? — спокойно поинтересовался Дамир, но видимо он все же ощутил состояние девушки.

— Разумеется, по данному факту будет проведено подробное расследование, — подтвердила Рузанна худшие опасения своей младшей коллеги, и проводила заинтересованным взглядом перелетевшего к ней ворона, — Кроме того, госпожа Лизелла отстранена от работы в Храме в связи с несоответствием ее моральных качеств. Собственно, именно для того, что бы об этом сообщить, я и зашла сюда.

Лизелла почувствовала, что у нее закружилась голова: если бы речь шла о банальной нахлобучке — с ней сейчас разговаривала бы отнюдь не леди Совета! Такая честь означает, что если бы не присутствие Дамира, ее бы уже мягко, но от этого не менее настойчиво препроводили в Анкарион пред светлые очи следственной комиссии... Конечно, статус свой она все равно потеряла, но большего позора и унижения трудно представить, разве что ее нагишом бы по улицам провезли!

— Квалификационной комиссии конечно виднее, — уверенный голос немного привел ее в чувство, — хотя лично я не понимаю, что может быть аморального в замужестве.

Леди Рузанна явно вникла в смысл фразы далеко не с первой попытки, и уставилась на молодого волшебника с безграничным изумлением, просто неприлично долгое время, пока тот невозмутимо закончил:

— Что до всего остального, госпожа Лизелла, как моя жена попадает под действие пятой графы Договора, о членах семьи, и о применении к ней любых мер воздействия не может быть и речи.

— Брак уже заключен? — полюбопытствовала Рузанна, одаривая невесту еще одним взглядом.

— Брак будет заключен в ближайшие дни, как только мы определимся где, и кого пригласим, — ответствовала девушка безукоризненным светским тоном, — В связи с чем в Анкарион прибыть не смогу.

О, Лизелла помнила такие взгляды и такие тоны: они означали, что сильные мира сего не только не обескуражены развитием событий, но наоборот — в следующий момент попросят тебя сунуть лапки в капкан и затянуть на шее петлю. Исключительно ради торжества добра и всеобщей справедливости! Из подобных соображений они намеревались подложить ее под неугомонного темного, а теперь леди, похоже, раздумывает, а не вернуться ли к исходному плану. Черта с два, кажется, она еще на переговорах продемонстрировала, что в такие игры не играет!

Внешне Лизелла была сама невозмутимость, но в глубине души бушевал настоящий ураган. Сейчас она ощущала ярость лишь чуть-чуть меньшую, чем когда наводила порядок в приюте, и со злорадством раскрыла свое поле: да пусть все смотрят, ей скрывать нечего!

Дамир, как показалось, подавился смешком и слегка укоризненно качнул головой.

— Что ж, поздравляю, — Рузанна позволила себе улыбку, — хотя уладить кое-какие формальности вам все же придется.

Молодые люди почти одновременно согласно кивнули, и старшая волшебница вдруг на мгновение опустила голову: не настолько уж она и старше этой девочки, тридцати ведь еще нет... Зависть — вот как это называется! Проявления взаимного и глубокого чувства были столь сильны, что аура Лизеллы лучами тянулась к мужчине, а будь его поле тоже открыто, — они наверняка бы переплелись. Любовь... До чего же ты смела, девочка! И совсем не потому, что показываешь зубки Совету.

— Что ж, раз один вопрос мы прояснили, давайте вернемся к главному. Что Совет предполагает для Дианта?

— А вы чему намерены его учить?

— Ритуальному мучительству и тысяча одному способу умерщвления жертв, — фыркнул не сдержавшись Дамир, тут же извинившись, — Простите, шутка была не уместна.

Рузанна откровенно помрачнела.

— Вы можете не верить мне, господин Дамир, но лично к вам я отношусь без неприязни или предубеждения. Глупо было бы не воспользоваться нашей встречей, что бы достичь согласия. Уверяю, что все члены Совета понимают, что речь идет о ребенке, и разумеется Договор ни в коем случае не будет нарушен...

По мере ее слов, Дамир тоже становился все более хмурым, понимая что ничего хорошего ожидать не приходится.

— Вы не можете отрицать, что от его действий пострадали, по крайней мере, трое человек. Двое погибли. Психика мальчика слишком нестабильна, что бы оставить его без контроля! А вы все-таки не можете находиться при нем круглосуточно. Решение может быть только одно, и вы это знаете!

— Адамантиевые блокаторы... — с непередаваемым отвращением озвучила непременное условие догадавшаяся Лизелла, и Рузанна подтвердила его кротким решительным 'да'.

Дамира вдруг словно подбросило: заставив женщин вздрогнуть, одним движением он перетек из своей нарочито расслабленной позы — к порогу, где беспомощно замер Диант, и успокаивающе обнял мальчика.

Как долго он там стоит, и что услышал?

— Король на это никогда не согласится! — вырвалось у Лизеллы.

— Ансгар — король. И он согласится, — обозначила Рузанна тоном, не оставляющим сомнений в том, что Его Величеству и впрямь будет практически невозможно проигнорировать 'мнение' Совета.

— Они у вас собой, — жестко произнес Дамир, чувствуя, как все сильнее дрожит под его ладонью худенькое плечо.

Синие глаза потемнели почти до черноты, — как еще удержался, что бы зубами не лязгать от ярости! Лизелла впервые видела его в таком состоянии, и честно признаться, испугалась.

— Да, — спокойно признала Рузанна, разглядывая бледного мальчика так, как будто просвечивала его насквозь, и выложила из кошеля на поясе оговоренное.

С минуту царила грозовая тишина.

— Вы же понимаете, ЧТО это такое!!

Да, они-то понимают, а вот сам он знает отнюдь не в теории, вспомнила Лизелла. Леди Рузанна открыла было рот, что бы что-то сказать, но ей не дали.

— Допустим, что к боли можно притерпеться! — Дамира просто колотило от бешенства, он прижимал к себе мальчика с такой силой, как будто его собирались вырвать у него из рук и замучить прямо на глазах. Глаза... глаза его были слепы, но это не мешало им сыпать искрами.

— Вы никогда не ломали руку? Жаль! Ощущения примерно те же! Но это цветочки! Диант еще, не умеет закрываться, и для него эти штучки обернутся постоянным недомоганием. Он не умеет управлять потоками своих сил... Когда они не смогут вырваться вовне, они пойдут внутрь — это будет похуже костра!

Лизеллу тоже затрясло: избежать травмирующих ситуаций полностью врядли удастся, и пока еще Диант научится контролировать себя... Если во время всплеска на нем окажутся блокаторы — собственная сила будет жечь его изнутри. Жутко даже представить, что это такое, Дамир прав. Даже костер по сравнению с подобной мукой, терзающей не только тело, но и сознание — так, пустячок. Не говоря уж о том, что однажды, рано или поздно, какая-нибудь вспышка выжжет мальчишку полностью.

— Вы действительно уверены, что одинокий ребенок, никому намеренно не причинивший зла, заслуживает, что бы над ним так измывались?! Из-за двух придурков, догадавшихся сунутся под нестабильные чары...

Диант вдруг всхлипнул и сжался.

— ни в чем не виновный мальчишка должен изо дня в день носить гадость, к которой вы сами иначе, чем в перчатках и не притронетесь! И то — по особой надобности...

— Я согласен...

В первый момент никто не понял, что произошло. Диант осторожно высвободился от своего защитника и, не поднимая головы, ломким судорожным жестом протянул вперед руки, словно подставляя их под браслеты.

Дамир задохнулся. Он перехватил его запястья, и развернул к себе.

— Нет, Ди! Я не позволю!

Диант наконец медленно поднял на него глаза, ставшие из светло-серых, почти полностью черными из-за расширенных зрачков.

— Я согласен.

— Не надо! Ди, не бойся, я же обещал, что никому не позволю тебя обидеть! И не позволю запереть без всяких браслетов... — мягко уговаривал его Дамир.

Было совершенно очевидно, что мальчик находится в одном шаге от очередной вспышки, и молодой человек сделал то, чего очень не хотелось делать в присутствии магессы: открыл свое поле, окутывая им Дианта.

— Никаких блокаторов! Ну что ты... — он успокаивающе поглаживал висок мальчика, постепенно усиливая воздействие, — Вот еще... Тебе нельзя, тебе будет очень плохо...

Диант медленно качнул головой, и резко втянул в себя воздух:

— Я... я вспомнил!

Ут-дершт! Дамир сразу понял, о чем он говорит. Результат столкновения с вихревыми потоками, судя по тому, что он читал — зрелище не для слабонервных. Как видно, рассудок мальчика закрыл от него страшное воспоминание, которое сейчас вернулось.

— Ди, не думай об этом... Ты просто перемещался, ты не виноват... — Дамир потихоньку проникал в его сознание, отодвигая кровавые образы дальше от поверхности, набрасывая на них покров поплотнее. Он не умел работать с разумом, так как мастер, но должно было хватить и его способностей, что бы выдернуть занозу.

— Ты применил свою силу неосознанно, и сам мог пострадать. Но даже если бы ты специально создал порт, то не смог бы остановиться. Гибель этих людей — случайность. А еще точнее глупость... Мы научим тебя всему, что нужно знать, чтобы не подвергать никого опасности.

Дамир постепенно привлекал Дианта ближе к себе, понижал голос, пока не смог обнять, нашептывая на ухо что-то утешающее.

Лизелла покосилась на отвернувшуюся задумчивую Рузанну и облегченно выдохнула: кажется, сейчас Дамир в третий раз спас жизнь маленькому принцу.


* * *

И снова все страхи и боль отступили, остались только надежные руки, поддерживающие его. Диант с облегчением уткнулся в плечо опустившегося на колено волшебника, прислушиваясь к ласковым прикосновениям его ладони к волосам.

— Все хорошо, Ди... Видишь, и ты ничего не сломал. Ты справился сам, — Дамир умудрился еще превратить инцидент в полезный урок, — Наша воля — надежнее любых браслетов.

Диант замер, прислушиваясь к себе, и с изумлением понял, что он прав: пружина, занозой сидевшая внутри и уже снова готовая выстрелить, исчезла, растворилась в исходящей от чародея теплой силе. Дамир... когда он рядом просто не может случиться ничего плохого! Браслеты? Отец объяснил, что сейчас войны между магами нет, и действует договор. Если этот договор назначил ему такую цену за счастье — пусть! Да он что угодно стерпит, лишь бы только чудо продолжалось!

— Нет, Ди... Нельзя, — твердо сказал Дамир, — Мы найдем другой выход.

И Диант снова поверил, улыбнулся и выпрямился, отстраняясь. Даже не вздрогнул от резкого голоса.

— Ваше Высочество!

Мальчик спокойно подошел к белой волшебнице, смотревшей на него, как показалось, с досадой и раздражением. Он ясно понял, что магесса имеет власть пожалуй даже большую, чем его отец. Он слышал, как она угрожала Лиз — уж если чему принц и научился от своих прежних воспитателей, так это чувствовать скрывающуюся за вежливыми фразами правду. Но не боялся больше.

Некоторое время его придирчиво разглядывали, словно выискивая за что можно зацепиться, но Диант устало подумал, что врядли она найдет что-нибудь, что еще не пытались исправить до нее.

— Вы поняли, о чем здесь было сказано?

— Да, леди, — он ответил прямо, чувствуя спиной одобрение и поддержку друзей, — Отец говорил мне, что люди не любят таких, как я, а Совет воюет.

После такого заявления, придушить Ансгара захотелось не только Дамиру и Лизелле: не до конца, ровно настолько, что бы понял, как осторожно сейчас следует подбирать каждое слово и обдумывать поступки. Он же сам дает сыну понять, что у того нет выбора, раз он обладает Темным Даром.

— Не нужно из-за меня нарушать перемирие. Я потерплю...

У Дамира вырвался стон отчаяния, а вот магессу почему-то передернуло.

— Леди Рузанна! Я скорее отправлю Дианта в Башню, чем позволю пользоваться его наивностью! — молодой маг снова не сдержался.

— Вы намерены нарушить Договор?! — резко хлестнула Рузанна, пригвождая его взглядом.

— Что вы, упаси меня Великая Тьма! — тон темного можно было использовать вместо стрел, да к тому же отравленных, — Однако если вы его правильно помните, спорные вопросы подлежат решению совместной комиссией! Которой я еще не видел!

Рузанна выдохнула, откидываясь нарезную спинку стула. Ощущалось в ней какое-то новое неосязаемое и неуловимое пока впечатление — нечто похожее на облегчение.

— Вы подчинитесь ее решению? — потребовала она.

— Посмотрим! — противник тоже не собирался отступать.

Диант кожей чувствовал, что тот стремительно утрачивает даже остатки терпения, и растерялся, не зная, что делать. Он с надеждой перевел взгляд на Лиз и увидел, что она тоже очень взволнована, но ободряюще ему улыбается. Мальчик с облегчением качнулся к ней и вложил ладошку в протянутую руку, ощутив уверенное пожатие.

За это время леди Рузанна видимо пришла к какому-то решению, и встала, нервно одергивая широкие рукава и избегая смотреть на сосредоточенное личико принца.

— Вы правы, господин Дамир, — отрывисто говорила она, — Необходима комиссия. Мы обсудим этот вопрос позже, пока же в ваших интересах приглядывать за Его Высочеством. Я даже думаю, что стоило бы не торопиться, а определить что-то вроде испытательного срока, и это мнение я постараюсь довести до сведения Совета...

Слушая ее, Дамир ошарашено тряхнул головой: что-то здесь было сильно не так! Когда это светлые так легко шли на уступки? Только что чуть до смерти не сцепились, и пожалуйте...

— Учтите, господин Дамир, в случае нового инцидента — вся ответственность ляжет только на вас!

Ага, это он уже понял! И на провокации не поддастся.

— Я запомню, — многообещающе заверил он леди Совета.

— Как у тебя это получилось?! — требовательно спросила Лизелла, едва гостья удалилась. Весьма поспешно, надо сказать.

— Что? — Дамир, да и Диант тоже, все еще не пришел в себя после такого неожиданного и внезапного окончания визита.

— Как ты смог воздействовать на нее, что она ничего не почувствовала? Я знаю, темным магия разума дается легче, чем нам... Что ты сделал? А если бы сорвалось?!

Всплыла вдруг мыслишка, что вся ее сумасшедшая любовь — его магические штучки, мало ли...

— Лиз! — Дамир выставил ладони, — Я клянусь, я ничего не делал! Только Ди помог немножко. И не такой уж я специалист в магии разума.. Да ты же сама слышала! Наверняка они будут дышать нам в затылок всей толпой и потирать ручки в предвкушении, когда Ди сорвется! О...

— Ничего, — Диант снова улыбнулся, поглаживая клюв перелетевшего к нему Хагена, — Я постараюсь, я смогу.

Молодые люди обнялись, и Лизелла спрятала горевшее румянцем лицо у него на груди: дурочка, как же хорошо, что он ничего не слышал из ее сомнений, не понял!

Рузанна шагала в сторону главного Храма — торопливо, широко, не по-женски. Перед глазами стоял доверчиво прильнувший к наставнику маленький принц. Окружившие его сияющие потоки Силы темного чародея слепили, не давали читать их ауры, но и без этого было очевидно, что маг Дамир искренне беспокоится о ребенке, к которому похоже привязался. Можно было бы предположить, что черный ломает комедию ради каких-то своих целей, но ласку, с какой он продолжал гладить Дианта, — не подделаешь!

От ответной улыбки мальчика сердце дрогнуло против всякой воли. Рузанне вдруг стало как-то нехорошо: как будто она едва не сделала что-то бесконечно постыдное, отвратительное. То, что еще мгновение назад казалось правильным и естественным, теперь выглядело, мягко сказать, недостойно. Подло выглядело. Логика, конечно вещь полезная, ею что угодно объяснить можно. Можно оправдывать свои действия тем, что еще неизвестно что из этого мальчика получится в будущем, однако если из таких соображений исходить, то всех младенцев надо сразу душить: в колыбели ведь не разглядишь, кто станет певцом, например, или просто честным человеком, а кто убийцей и дрянью. Светлое небо, как же легко, когда не видишь, не знаешь! Вынес беспристрастный вердикт, подписал бумажку и с плеч долой мороку! А так, глаза в глаза...

В то, что юный принц способен на осознанную жестокость — не верилось абсолютно. Наоборот, более... светлого ребенка видеть еще не доводилось, как ни странно это звучит. И когда Диант обернулся к ней, — Рузанна ужаснулась: мерзкое на самом деле чувство, когда тебя боятся. Когда боится ребенок. А взгляд у принца совсем не детский — не бывает в детских глазах такой усталой обреченности. Жуткий контраст с предшествующей улыбкой Дамиру. От его простодушных заверений, от кривой горькой усмешки темного, поднимающегося с колен — просто мутило. От отвращения к себе.

И теперь, перед ней стоял только один последний вопрос, который необходимо было решить немедленно. Сможет она, белая волшебница, призванная являть собой олицетворение добра и высшего Света, член Совета, стоящего на страже мира, и просто она, женщина по имени Рузанна — сможет она спокойно надеть на эти тонкие запястья, покорно подставленную шею адамантий и пойти ужинать, как ни в чем не бывало? Сможет жить, заниматься своими делами и не думать о том, как проклятый метал в это самое мгновение медленно и постепенно подтачивает его рассудок, жжет мальчишку, виноватого только в том, что он не умеет управлять своими способностями, которые кстати, тоже не мечтал заполучить... Сможет?!!

Рузанна сжала посох так, что вообще едва не сломала, подобралась, погасила вихри, вернула на место все петли и кольца потока поля, и решительно направилась прямиком к столичному Архимагу.

Эпилог

День выдался погожий и солнечный. Еще не по-летнему жаркий, но уже без коварного холодца окончательно сдавшейся поздней весны, — он просто дарил всем свое ласковое тепло. Рассеяно прислушиваясь к голосам в гостиной, Лизелла наблюдала из окна за сидевшими во дворике Диантом и Мелисентой, и чувствовала, что громадная, просто неизмеримая усталость, накопившаяся за это время, понемногу начинает отступать. И прошло-то всего две недели, а событий и переживаний выпало столько, что на пару лет хватит! Усталость сопротивлялась, огрызалась, не желая уходить, как-будто в самом деле все это было лишь незначительным затишьем между боями...

Перемирие, насколько долгим ты будешь?

Мысль неприятно царапнула и Лизелла ее немедленно прихлопнула, что б не жужжала над ухом.

Шагов за спиной она не различила, но рядом упала тень. Лизелла не стала оборачиваться, зная кто остановился рядом, зная, что он тоже смотрит на детей. В этот момент она с уверенностью могла сказать, о чем он думает, потому что сама только что размышляла о чем-то подобном: здесь в самом обычном доме неожиданно сошлись прошлое, настоящее и будущее.

Прошлое... Увидь, кто из Совета эту сцену, — решили бы, что незаметно для себя повредились рассудком: бывший герой, бывшая принцесса и бывший Властелин с шуточками обсуждающие предстоящую свадьбу!

Когда госпожа Гейне безапелляционно заявила, что сама займется организацией семейного торжества, мысль передать хлопоты в чужие руки вдруг показалась необыкновенно привлекательной. Разве невеста не имеет право просто наслаждаться ожиданием счастья? Оказывается, так приятно, когда кто-то готовит праздник для тебя — изумительное ощущение, почти забытое с детской поры. Можно почувствовать себя, если и не сказочной принцессой, то молодой красивой, а главное — любимой женщиной, а не 'госпожой волшебницей'. Хотя, признаться, список 'совершенно необходимого' поначалу поверг ее в дрожь. Синим чулком Лизелла себя не считала, но и ее устрашил весь комплекс косметических процедур, примерок и прочего, что ей предстояло вынести. Мужчины же вовсе внимали перечислению экзекуций, через которые придется пройти будущей новобрачной в благоговейном трепете, видимо сочтя это своеобразным особо изощренным ответвлением ведовства, не иначе.

— Такое событие бывает один раз в жизни, — говорила Гейне, — а я вас колдунов-чародеев и прочих героев знаю! И все помню.

Она по очереди смиерила строгим взглядом каждого из четверых мужчин, и трое мужей — бывший, настоящий и будущий — одинаково виновато свесили головы. Рей фыркнул, поспешно прикрывшись чашечкой, и Лиз сделала себе мысленную заметку на будущее, выяснить, что же эта компания умудрилась начудить. Что бы быть, как говорится, во все оружии, на всякий случай.

Рей в уголке все еще отчаянно пытался справиться с приступом кашля, и подмигнул Лизелле. Эти солнечные блики в глазах ему точно достались от отца.

— Веселишься? Ты следующий, рыжий! — угрожающе прошипел Дамир. Было похоже, что он тоже изрядно волнуется, хотя тактика Гейне несколько сгладила нервозность.

Рей, восемнадцатилетний красавчик с ангельски невинными голубыми очами с фигурой профессионального фехтовальщика, наверняка являлся предметом грез всех представительниц женского пола в радиусе нескольких лиг как минимум. При мысли о возможном браке у него на лице отразился непритворный ужас такой степени, что смеялись уже все. Впрочем, и до этого обстановка не была напряженной.

Понятно, почему Дамиру не нужен никакой трон и он желает прекратить противостояние: хлеб сиротства горек, кому захочется после него менять семейное тепло и близких друзей на сомнительные короны!

Наконец она нашла ключик к 'своей' шкатулке, осознала, кому должна поклониться за свою любовь. Пару дней назад, она даже не придержала шаг, заметив Райнарта с гостем, — мало ли.

— Нет, — отвечал высокий не старый, но уже седой господин на очевидный вопрос, — Меня ждут.

— Проблемы? — хмурился бывший герой.

— Нет-нет, — черные глаза гостя в ответ словно расцвели улыбкой, — это по работе. Ничего серьезного.

Только когда Дамир бросился навстречу — поняла, кто именно перед ней! До сих пор приходилось себя встряхивать и напоминать, что вот этот человек — подчинил себе Башню. И это — Владыка Тьмы?! Да он весь искрился жизнью и ее безыскусными радостями! Самая же главная его тайна ошеломила Лиз настолько, что она еще долго могла только кивать, мычать и со всем соглашаться. Ей и в голову ничего подобного не могло придти даже в самых буйных фантазиях, однако потихоньку она начала понимать, что к нынешнему хозяину Башни правила и стереотипы не относятся в принципе. И когда понимающий темный взгляд перешел с сына на его избранницу — едва не разревелась, как истеричная барышня!

Лизелла бездумно протянула руку и встретила обнимающую силу знакомых пальцев, пожав их в ответ. Это — настоящее. Их настоящее. Одно на двоих.

А там внизу, среди цветника — будущее. Лизелла видела, как Мел нетерпеливо отбросила локон, что-то объясняя принцу, но тут же нахмурилась, видимо поставленная его вопросом в тупик, и теперь уже Диант развивал свою мысль. Девушка улыбнулась с долей грусти: вот уж для кого визит в Анкорру обернулся целым водопадом радостей, хотя еще стояла в ясных серых глазах тень, делающая Дианта старше. Действительно, как память о тяжелой и долгой болезни, — не удивительно, что мастер Райнарт и госпожа Гейне сначала так и подумали, когда троица 'волшебников' свалилась им на голову.

— Вы совершили чудо... — раздался тихий голос.

Нет, не они главные вершители чудес... Лизелла украдкой взглянула на темного мага и успела поймать предназначенную ей едва заметную, но ошеломляющую по смыслу улыбку.

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх