Большой залёт

Выбраться из-под горгульи никак не получалось. Отработанная за долгие годы привычка дала сбой — всего несколько лет не потренировался, как навыки перестали действовать помимо сознания. В краткие промежутки между приступами небытия я пытался телепортировать, но никак не мог сосредоточиться на измерениях. Стоило лишь зацепиться за них, как дыхание останавливалось и меня начинал затягивать светящийся туннель. Эта агония могла бы длиться очень долго, но с какой-то попытки привычка сработала, рефлексы вернулись, поворот удался и я очутился вне пространства между землёй и этой каменной глыбой. Телепортация впечатала меня в ограждение рва, а дальше я уже сам направил себя в воду — это было лучшим способом прийти в чувство.

— И кто из вас свалил на меня горгулью? — в обычном скрипучем бесстрастии нужды не было, как и в соблюдении приличий. Поэтому мой дальнейший монолог дамы выслушали с благосклонными улыбками, а Дусик, Пусик и Мусик — с некоторой завистью.

На самом деле эти предположения о благосклонных улыбках и зависти основывались лишь на длительном знакомстве, поскольку оторвать головы от плазменной панели и обратить их в мою сторону они и не подумали.

— Это не горгулья, — Василиса слегка повернула ка мне точёный профиль и похлопала ресницами правого глаза, левым глядя в экран.

— Не горгулья, — подтвердили Мусик, Пусик и Дусик, качнув бритыми затылками. — Ты же знаешь, что это не горгулья!

— Постой! — воскликнула любимая. — На тебя что, упала горгулья?

Она оторвалась от телевизора, подбежала ко мне и принялась гладить, целовать и ощупывать.

— Вроде бы всё нормально, — констатировала моя прелесть. — Ты цел?

Встала на цыпочки и чмокнула меня в подбородок.

— И что, никто не хочет пойти и посмотреть, что случилось с горгульей? — обозлился я. — Вроде фамильная ценность?

— Это не горгулья, — все так же бездумно поправила меня Василиса. — Подожди, ты что, разнёс её в щепки?!

— В каменную крошку, — отнюдь не благосклонно подтвердил я. — Можно сказать, даже в пыль.

— Прабабушку?! — синхронно подпрыгнули Мусик, Пусик и Дусик. — Очумел?

— Пра-пра-пра-пра— короче, ещё семь раз "пра" — бабушку, — вновь вмешалась Василиса. — Действительно, нехорошо. Древность как-никак, к тому же основательница рода.

— Я пойду посмотрю останки прабабушки, — согласилась любимая. — Вы пока на запись поставьте, интересно всё-таки.

— Поставим, — щёлкнула пальцами Василиса, — но в записи не будет виден момент трансгрессии. А он прыгнет, вот точно прыгнет!

— Не может не прыгнуть, — согласилось трио бритых затылков, — это на уровне рефлекса, хрен подавишь. Мы это... досмотрим и тоже сейчас подойдём. Бабуля не обидится!

Любимая перевесилась через стену, изучая обломки горгульи.

— Ничего страшного, — вынесла она вердикт. — Крылышки приделаем, башку соберём...

— Не "приделаем, соберём", — поправил я, — а Василиса приделает и соберёт, собственноручно. Я давно говорил, что под этой тварью ходить страшно.

Любимая так внимательно на меня посмотрела, словно пыталась что-то телепатировать. Я не уловил её менто и пожал плечами.

— Она как бы в ста метрах от входа стояла, — с нажимом произнесло моё золотце. — Она как бы не могла перед входом упасть, она летать не умеет, дохлая потому что. А под ней по ограждению рва только идиот мог прогуливаться. И вообще — три тысячи лет стояла, никто её свалить не мог, а тут грохнулась в ста метрах от того места, куда должна была упасть. И отшибла одному тупице мозги... Они у тебя вообще были, не помню что-то?

Моё сокровище была как всегда права — если бы скульптура рухнула с крыши, то в ста метрах правее. Кому-то очень хотелось меня прихлопнуть.

— Слышь, — задумчиво протянула любимая, — ты когда шёл, опять в экран пялился или по сторонам смотрел?

Чего я там по сторонам не видел?

— Ага, значит в телефон. — Если сама всё знает зачем спрашивает... — Надо в облаке пошарить, вдруг найдём чего...

— Я акции сбрасывал, пока не упали, успел вроде, ещё ставки по залётам изучал, с этими новыми правилами ни один не долетит, можно рискнуть на Чанга поставить... Но денег жалко.

— Жучков тебе в телефон не напихали часом? Кому дорогу со своими акциями перебежал? Надо Василису загрузить, пусть пошарит по сети...

— Меня больше волнует как технически эту тварь в воздух поднять и точно на меня нацелить.

— Да вот именно что на тебя её нацеливать смысла нет, — вздохнуло моё золото, — всем известно. А вот на твой телефон — другое дело. Тебя взломать сколько раз пытались? Вон та же Василиса и пыталась, дай ей теперь в облаке шариться. Кстати, легка на помине.

— Да-а, — Мусик-Пусик-Дусик спланировали к бабушке и попытались пустить скупую слезу. — А я ещё надеялся её отогреть, а она каменная совсем. Она крыльями махала, когда на тебя падала?

— Не помню, — озверел я. — Я на котировки смотрел!

— О, — мурлыкнула Василиса, — соображениями поделишься? Мы ведь в одной лодке?

— Угу, — любимая оттёрла меня плечом . — Давай бабку собирать. Мёртвая вода где?

Спустя три часа бабулю водрузили на место. На предложение полить старушку ещё и живой водой Василиса сморщила нос. Мусик же притащил два ведра кипятка и радостно вылил на бабулю, впрочем, безрезультатно. После же экспериментов Дусика и Пусика с тремя ведрами жидкого хрома, батареей и кучей электродов бабке удалось придать гламурный блеск, не более..

— В ядерный реактор её засуньте, — фыркнула любимая, — глядишь, ещё и яйца нести начнёт!

Василиса нервно поёжилась и передёрнула плечами в неприкрытом ужасе — с её благоверного сталось бы воплотить в жизнь любой маразм.

— Ладно, — вздохнул Дусик, — пошли думать, как судейские запреты обойти. Кто на нас поставил?

Мы стыдливо отвели глаза.

— Ну-у-у... — жалобно мяукнул Мусик, — тогда может хоть кто на меня посмотрит со стороны? Как я трансгрессию давлю? А?

— Тренироваться больше надо, — прошипела любимая, — а не фигнёй страдать. Так и быть, завтра весь день смотрю, как ты летаешь. И не жри сегодня на ночь! А ты, — повернулась она к Василисе, — давай над допингом покумекай. Литров пятьдесят надо.

— Я тоже посмотрю, — изобразил я интерес, — пока телефон не восстановлю.

— И как ты его будешь восстанавливать, наблюдая за тренировкой? — хихикнула Василиса. — Давай я восстановлю. Или новый купи, пароль только от этого мне оставь?

И напёрсток Фаберже с иголкой ей вдобавок подари.

Утром любимая слиняла затемно — тренировать незадачливого гонщика-залётчика. Я смотался за запасным телефоном, прикупил два новых, ещё акций кой-каких по мелочи, и с досадой обнаружил, что цены на золото по-прежнему продолжают расти. Решил взять платину, ладно, и золота чуток.

Смотался к месту тренировки — вроде всё пристойно, гонщик летает, крылышками машет, один, прелесть моя в ступе над ним, снимает на камеру, никаких флюидов между ними не пробегает. Но это пока. Василиса раньше тоже никакого интереса к нему не проявляла. Часа через два я подумал, что сидеть и караулить возможные флюиды... неразумно. К тому же что я буду делать, если они пробегут? Готов ли я морально расстаться с моей прелестью? А врезать ей... от души так? А у меня есть она, душа-то? Должна быть.

Решил вернуться в замок, не до вечера же мне эти полёты смотреть. К тому же я ночью очень постарался, чтобы у любимой ни к кому интереса не возникло. Ну хотя бы до вечера... Опять же, за акциями приглядеть стоит.

Бабулю хромированную решил обойти подальше, в телефон уткнулся, видеокамеру на ворот джинсовки прицепил и на телефон вывел, чтоб сзади и сбоку обзор давала — на бабулю сверкающую. Иду. Бабуля сверкает, солнышко сияет... воздуха нет, воздуха нет, дышать нечем! Солнышко чёт тоже... уменьшилось и не греет. Толкаюсь ногой — подпрыгиваю, ну и со зрением... Хорошо вчера под бабулей натренировался, с пятого раза ориентиры взял да прям в ступу любимой и врезался. В озеро падать — одно удовольствие, а главное — дышать есть чем, и глаза на месте. Надо сказать, залётчик наш оказался проворней моего сокровища — спикировал, странсгрессировал, и вот я уже на бережку и даже сухой, потому как фены из его глоток получаются отменные, до наноградуса точность температуры держит. То-то у Василисы волосы всегда такие пышные.

— Котя! — взвыла любимая, бросаясь мне на грудь. — А никак нельзя было не меня в качестве маяка использовать? А если б я из ступы выпала?

— Мудусик бы тебя первую выловил, — ляпнул я и покрылся инеем: обиженный Пусик... или Мусик?.. дыхнул так, что чуть не отморозил мне уши. — Это, извини, Ярын ... или Лель? Ну извини, Лель, я это... сдуру... куда-то без воздуха меня закинуло, еле выбрался...

— Телефон? — дыхнула любимая, стараясь растопить иней на моем подбородке.

— О! — гордо продемонстрировал я зажатые в руке обломки.

— Ага! — обрадовался Дус... в смысле Горын. — Сейчас Василисе отнесём, она живо разберётся куда тебя занесло!

— Сама разберусь! — огрызнулась моя прелесть. — Иди тренируйся! Брюхо вон какое нажрал! Какая, блин, аэродинамика при таком брюхе?! Опять оголодал вчера?

— Так это... — смутился Дусик, — сил же не будет, летать с голодухи...

Ужин у Василисы был как всегда — не оторвёшься, если не считать того, что я постоянно ловил на себе её настороженный взгляд, а на ней — настороженный взгляд моего золотца. Дусик, Мусик и Пусик уплетали за пятерых, что свидетельствовало о том, что один из них всё же решил сесть на спортивную диету.

— Скажите, — заискивающе начала Василиса, не выдержав настороженного друг на друга зырканья, — есть ли у нас хоть какой шанс выиграть эту гонку?

— Честно? Никакого, — хмыкнула любимая. — Честно ни у кого шансов нет, кроме Чанга. Но если очень хочется...

Василиса судорожно кивнула. Она переживала за залёт куда больше самого Горыныча. Честолюбие у неё зашкаливало.

— ... то можно попробовать смухлевать. Для начала нужно вывести из стоя Чанга, а после этого шансы у всех будут примерно равны — где-то одна сто семьдесят девятая. Чего там у вас с индикаторами трансгрессии? Они ведь у каждого свои? Если, допустим, подменить индикатор после прыжка... то есть телепортировать в точку выхода и подменить...

— И так полтора десятка раз, — погрустнел Лель, — мы уже думали. Хотели тебя попросить зависнуть над точкой выхода... даже посчитали, что пяти прыжков должно хватить. А вдруг я сорвусь и перед самым финишем трансгрессну?

— Они заявили, что тех, кого поймают на нарушении правил, либо дисквалифицируют на три года, либо на следующих соревнованиях пометят штрафным индикатором — клеткой с котёнком, — блеснул я своими познаниями. Ну а чего, изучал правила, — поставить ломаный грош, а получить мешок золота, — кому неохота. Если Василиса что-нибудь придумает, вполне может выгореть.

— Следующие гонки нас не интересуют, — глаза Василисы горели азартным огнём. — Нам надо выиграть эту! Ребят, вы тоже подумайте! Если получится, деньги честно поделим! Кощ, тебе что, лишний сундук золота помешает?

Не помешает, конечно, но... любимая как всегда меня опередила.

— Это зачем делить? — прищурилась она. — Каждый сам за себя, чего это я с вами делиться должна? И с тобой не буду! — повернулась она ко мне. — И вообще, залётчику требуется соблюдать спортивный режим! Баиньки пора!

Проснулся я ночью. Раньше моего сокровища. Не, мало ли, скажет, отправилась Мудусика тренировать, а сама на часок с ним уединится. Вон Василиса как на него страстно смотрит. Вдруг моя прелесть позавидует, интересно ей станет, как оно там, три в одном или один в трёх. Я решил выскользнуть в коридор, и, если золотце меня застукает, отбрехаться, что мол, над златом чахнуть пошёл. Соскучился, мол. И ведь не совру.

По замку могли бы разнестись мои ругательства. И даже на санскрите. Если бы не горгулья позавчера и не мерзкая планетка без кислорода вчера. Поэтому любимая выскочила из постели на мой нечленораздельный вопль. Точно также споткнулась и проехалась по отполированному паркету в коридоре, затормозив у моих ног. Романтику нарушил Дусик, щёлкнувший выключателем. Мы негодующе потрясли у него перед носом двумя трупиками белых мышей. Еще с десяток валялось перед дверью нашей спальни.

— Твоя... — любимая вовремя прикусила язык, потому что Дусик за Василису мог и подпалить в запале, -... что, моего мужика опять приворожить хотела?! Вы там что, втроём за ней присмотреть не можете?!

— Э? — мекнул Дусик.

— А? — поддакнул ему подоспевший Пусик.

Но моя прелесть уже разбушевалась. Она то трясла мышью перед носом Дусика, то лупила ею по щекам Пусика и вопила:

— Приворот на белых мышах? Телефон, значит, взломать не удалось, так решила, пусть сам пароль скажет? Или ты ей надоел? Опять решила Кошеньку увести? Где третья голова? Му... Лель где? Я тебе не то что тренироваться, я хвост тебе оторву! Крылья пообломаю! Патлы бабе твоей повыдергаю! Василиса! Выходи! И не смей за Лелем прятаться!

В конце коридора появился Мусик, из-за плеча которого выглядывала Василиса. Золотце отпихнула Леля, швырнула к ногам Василисы дохлую мышь и заявила:

— Вызываю тебя на поединок! На мётлах! Нечего чужих мужиков привораживать!

— Это... — на Василису страшно было глядеть, — я не привораживала... я... драконью трансгрессию тренировала... чтоб мыши при скачке... это... не подыхали... а они дохнут и дохнут! И крысы дохнут! И...

Василиса зарыдала. Похоже, что даже искренне. Неужто и правда искренне?

— Ёшенька, — продолжала реветь Василиса, — нам очень, ну позарез выиграть надо! А мыши всё дохнут и дохнут! Честно, я решила... если и эти сдохнут, то всё расскажу... ты же такая умная... и находчивая... и добрая... недаром же Кош к тебе вернулся, уж он-то в женщинах разбирается... нам... выигрыш этот нужен...

Любимая, похоже, поверила. Да чего там — я поверил!

— Угу, — моя прелесть выпятила челюсть и упёрла руки в бока. — Так нужно выиграть, что горгульей Кошеньку пришибла... очумела совсем, коза драная! А на Марс зачем телепортировала? Тоже ради этого тупого залёта?

— Трансгрессировала... — прошептала Василиса. — Не телепортировала... драконы трансгрессируют... перестаралась...

— Один хрен! — вызверилась любимая. — Я тебя сейчас так трансгрессну, обратно три века не соберут!

И тут до меня дошло.

— Так дело в гонке? — уставился я на Василису. — Ты искала способ обойти драконью трансгрессию? Чтоб и с индикатором на шее трансгресснуть и не дать тому индикатору сдохнуть? А кто у нас сдохнуть не может? Молодец, чё сказать! И бабка ваша на меня не падала? Это я в неё так впечатался, что сшиб? И с этой ... я десять лет прожил?

— Десять лет, четыре месяца, — злорадно оскалилась любимая, — и тринадцать дней. Ну ещё семь часов, если в сутках считать... А я тебя предупреждала.

— Ну, положим, от предупреждения клюкой по голове ещё никто не поумнел, — отмахнулся я, — может без твоих предостережений я бы раньше одумался... Но ты скажи, неужто этот престиж первого места стоит таких надо мной издевательств?