Последняя неделя лета

Вдруг, чьи то руки, подхватили ее под мышки и помогли подняться. Она, отмирая, посмотрела и увидела перед собой, Костю. Живого и невредимого. Он, одновременно, весело улыбался, и морщился, потирая заметно покрасневший живот и грудь.

Тома вырвалась из его рук и закричала:

— Ты что, совсем дурак?! Да ты не из Крыма приехал! Ты прямо из Москвы приехал! Из Кащенко! И выпустили тебя оттуда зря!

— Тома, ну я же гимнаст, прыгал я уже тут...

Тома резко отвернулась, не слушая, подняла сарафан, который сразу же надела на себя.

— Если ты, еще раз, себе позволишь...

Она развернулась, чтобы досказать, что она о нем думает и, что с ним будет, если... и оказалась в его объятьях. Договорить же, ни, что ему уже позволять себе нельзя, ни, какая кара ему за это полагается, она не смогла, потому что ее губы встретились с его губами...

Облегчение, что все с ним обошлось, и он жив, затопило ее. Поэтому, не сразу, она смогла осознать, что Костя не просто целует ее. Она ему отвечает и целует его тоже. Ощущает его, живые, тянувшиеся к ней и жадно целующие губы. И она, целует его, все сильнее, и сильнее. Внутри волны радости затопившей ее душу, она ощутила сладкое звенящее пение сверчка, попавшего к ней внутрь, явно из его губ....

Наконец она смогла оторваться от него, и, тут же, пока он ничего не успел сделать, надела соломенную шляпку и зеркальные солнцезащитные очки.

Костя, попытавшийся было ее обнять снова, был остановлен зеркальной бронированной красотой Орнеллы Мути. Тома, же, ощущая свою власть над ним, соблазнительно изогнулась, выставила ладошку перед собой, покачала отрицательно пальчиком, отступила, и сказала:

— Я подумаю, над вашими словами и поступками, мальчик. И вынесу свой вердикт!

После этого, рассмеялась, развернулась и побежала домой. Убегая, она ощущала себя, Скарлет О'Хара, убегающей от влюбленного взгляда Ретта Батлера, и, от этого взгляда, бежать хотелось еще быстрей, а подпрыгивать еще выше...

Четверг, 25 августа 1977 г, ночь

Наконец то, ветер к ночи стих. Гладь моря напоминала зеркало, по которому пролегла серебряная дорожка, рожденная луной.

Томе, переживавшей, весь вечер, случившееся на пляже, захотелось увидеть Ясю и обсудить с ней произошедшее. Ее не остановило, то, что Ясю давно не было слышно и света в ее комнате не было. Тома осторожно открыла дверь спальни и вошла к Ясе.

Луна, сквозь полупрозрачные шторы, топленным молоком, залила всю комнату.

В ее полусвете тело Яси, мерцающим янтарем, выделялось на кровати. В полоске лунного света, прорвавшегося между занавесками, серебром светилась ее небольшая грудь. Волосы Яси, обычно темные, сейчас тоже отблескивали серебром, но уже темным. Яся спала, положив одну руку под голову.

Тома поняла — пооткровенничать, сегодня, не удастся.

Тут она вспомнила, как Маринка назвала Ясю красавицей, хмыкнула про себя, и посмотрела на Ясю уже совсем по-другому. Так, как раньше не смотрела на нее никогда.

И, с удивлением, поняла, что Маринка то была права. Яська, ее Яська, уже не была привычным угловатым подростком. На постели лежала прелестная, почти незнакомая, девушка, с узкой талией, совершенной формы грудью и длинными ногами. Полуоткрытая балконная дверь слегка колыхалась под легкими порывами ветра. Отблески луны, вторя колыханиям двери, стайкой маленьких фей носились по телу Ясе. Они устраивали хоровод, вокруг серебряных вершин груди, игриво касаясь их своими крохотными ладошками. Тут же, словно испугавшись своей смелости, на невидимых крохотных лыжах, быстро скользили вниз, в долину живота. На слаломе огибая пупок, устремлялись к бедру, выносились вверх, на его мягкую округлость. На вершине, замирали, потом, по одной, начинали медленно скользить вниз, постепенно растворяясь в гладком янтаре ног.

Яся, заворочалась, ее тело начало плавно перетекать из одной позы в другую, и, она повернулась на другой бок, засунув под щеку уже другую руку. Тома, впервые завистливо, скользнула взглядом по линиям ее тела. Ей жутко хотелось растормошить Ясю, и вывалить на нее все. Но, она пересилила себя, и, тихо, на цыпочках, вышла из спальни.

Пятница, 26 августа 1977 г, утро

Солнце сияло даже свозь оконные стекла. Небо блестело, в отражении стекла балконной двери, так, что сразу же хотелось зажмурить глаза, но, Тома, прикрываясь ладошкой, все равно, вышла на балкон. Ветер тут же начал обдувать и обниматься шелковыми занавесками. Открыв глаза, она перевела взгляд, от сияния неба, на берег, и, краешком глаза, заметила, что напротив, верхом на заборе, сидит Костя. Сидел он, похоже, здесь уже давно. Завидев Тому, он заулыбался, распрямился и гордо продекламировал:

— Вставайте графиня и дню улыбнитесь, сегодня, быть может, вы принцу приснитесь!

— Это тебе, что ли? — фыркнула в ответ Тома, — тоже мне принц нашелся. А, чего это, ты, на забор забрался?

— Посмотри, мой "Секрет" к твоим услугам!

Тома перевела взгляд на море и, чуть было, не выдохнула "ах". Напротив дома, стояла, покачиваясь, небольшая белоснежная яхта.

— Откуда это чудо у тебя? Стырил?

— Это яхта старшего брата. Курортников на ней возит на остров. Зарабатывает он на этом. Уехал он сегодня по делам. К вечеру только вернется. А мы... что мы, яхтой не умеем управлять, что ли?

— А, алые паруса, извини, сегодня в стирке, — деланно вздохнул Костя, радуясь реакции Томы. И, тут же, добавил:

— А ты почему еще не несешься к воде с криками "Я здесь, я здесь! Это я!"?

— Тоже мне Грэй нашелся, — фыркнула Тома, но, не удержавшись, улыбнулась и спросила:

— И куда же свою Ассоль повезет принц?

— На необитаемый остров! Купаться, загорать и рыбачить!

— На настоящий необитаемый остров? — Яся, тоже вышедшая на балкон, и, поначалу, недовольно глядевшая на Костю, удивленно замерла. — Здесь, что есть необитаемый остров?

— Еще какой! Девчонки, давайте собирайтесь в темпе, возьмите чего поесть и на борт! А то клев ведь пройдет, да и к вечеру дождь обещали!

Тома с Ясей переглянулись и не сговариваясь побежали на кухню.

Через час яхта, покачиваясь на легкой волне, стояла в десяти метрах небольшого обрыва. Лохматый и Пузан, не слезли на берег, и, теперь, разматывали удочки, а Костя, изображая опытного капитана, озабоченно поглядывая на небо произнес:

— Дождь уже к обеду будет. Так что часа два порыбачим и все.

Яся, бродящая по берегу и выбирающая ракушки, отмахнулась:

— И хорошо. Нам целый день на солнце нельзя, обгорим опять, — и взглянула на Тому.

Тома, блаженно лежащая на расстеленном полотенце, повернулась на бок и спросила Костю:

— А здесь, что людей совсем не бывает?

— Почему не бывает? Бывает. Но редко. Сюда приезжают на пикник и голышом позагорать. Только вот яхта только у моего брата и его приятелей есть. Монополисты. Поэтому, как мы привозим, так и приезжают. Так что не бойтесь, никого больше не будет.

Потом, насмешливо взглянув на девчонок, добавил:

— Вы тоже, если хотите, купайтесь и загорайте голышом. Нас не надо стесняться, мы привычные, — и прыснул.

Заметив, как на него хмуро набычилась Яся, поспешно добавил:

— Да вы идите на другой конец острова купаться, отсюда же ничего не видно, да и рыбачим мы с яхты, на берег не сходим, видите какой тут берег, не залезешь, да и не до вас нам, — честно, открыто и без всякой насмешки Костя посмотрел на Тому. — Только не заходите глубоко, там сильное течение.

— Пошли и вправду прогуляемся, — Тома схватила за руку, уже готовую взорваться негодованием, Ясю.

А Косте сказала:

— Хорошо. Рыбу ловите! Чтобы через час рыба на уху была!

— Есть ловить рыбу! — отдав четко честь, отрапортовал Костя и, повернувшись к пацанам, грозно добавил, — С яхты ни ногой! Слышали? Исполнять!

И повернувшись уже к девчонкам, добавил, подмигнув:

— Не бойтесь! Исполнят! Честное комсомольское! — и, вытянувшись, непонятно зачем отдал пионерский салют.

Девчонки, не сдержавшись, прыснули и побежали наперегонки вдоль берега. Остров имел форму сильно вытянутого эллипса, с одного конца которого, возле крутого берега, предварительно высадив на берег девочек, и пришвартовалась на якоре яхта. В центре имелась небольшая возвышенность, на которой, цепляясь за песок, росли редкие кусты. С другой стороны острова, кусты постепенно переходили в пляж. Выйдя на песчаный пляж, Тома расстелила полотенце на песке. Яся же поднялась ближе к кустам, взглянула на яхту и сказала:

— И вправду, рыбу ловят. Бывает же такое. Ты посмотри, честные.

После этого повернулась к Томе и, весело блеснув глазами, сказала. Ну что, может и вправду? Искупаемся без купальников? По-настоящему? Днем? Пока эти шкодники рыбу ловят? По быстрому?

После этого, не дожидаясь ответа, расстегнула, прячущуюся внизу кнопочку и, стянула купальник через голову. Затем подошла к Томе и замерла с улыбкой Джоконды возле нее, глядя прямо в глаза. Улыбка была столь загадочна, а глаза смотрели так тепло и понимающе, что Тома, чисто автоматически ответила улыбкой на улыбку. Казалось, улыбка Томы притянула Ясю, она обняла Тому руками, при этом прикоснувшись к ней всем телом, а к щеке щекой. Тома инстинктивно отпрянула и, лишь, когда, вверх ее купальника, оказался в руках Яси, поняла, зачем та ее обнимала.

— Ну, не тормози! — Яся откинула его на полотенце и побежала в воду.

Тома на мгновение замерла, а потом, почти помимо своей воли, сняла плавки, неловко попрыгав сначала на одной, а потом на другой ноге, и побежала вслед за Ясей.

Вода была чуть свежее парного молока и приятно холодила ступни ног. Тома забежав в воду чуть выше колен и инстинктивно замерла, но, не дав ей привыкнуть, на нее накатила волна и прохладным языком лизнула внизу. Буквально ахнув, не удержавшись, она упала в следующую волну.

— Все, будем учиться купаться. А то, взрослая уже, а плавать не умеешь. Мне прямо стыдно за тебя! И дальше чем по шею не заходи! Слышала, тут течения.

Тома вдруг ощутила на себе руки Яси. Одна рука подхватила ее под грудь, другая под ноги, не давая коснуться дна. Не ожидая этого, Тома окунулась с головой и испуганно забулькала, пытаясь поднять голову над водой. Яся, испугавшись сама, подхватила Тому и вытолкнула ее голову наружу.

— Ну, ты даешь. Захлебнись еще там, где воды по пояс.

— Смотрим движение рук, — Яся поставила Тому на ноги и медленно поплыла вокруг нее.

— Теперь смотрим движения ног. — Яся ловко и изящно бултыхнула ногами. Потом снова взяла Тому на руки.

— Пробуй! — сказала та, и отвела руку, держащую Тому под грудью, при этом, другой рукой, не давая ей встать на ноги. Тома заполошно забила руками по воде, стараясь снова не нырнуть головой под воду.

— Как я тебе показывала, в стороны греби, а не по-собачьи!

— И ногами двигай! В стороны греби, а не бей по воде!

Казалось, это продолжалось вечность. Тома судорожно двигала руками, при этом ее голова неизменно уходила под воду. В этот момент рука Яси, подныривая под грудь Томы, поднимала ее вверх. Страх отпускал Тому, она хотела встать на ноги, но Яся мешала ее это сделать, подхватывая ее уже под ноги. Тома пыталась двигать руками правильно, но, голова опять оказывалась под водой. Страх, вновь накатывал, но, на его пути вставала рука Яси и, все повторялось снова. Иногда Яся переставала поддерживать Тому снизу, но, тут же, правой рукой охватывала ее за талию и Тома чувствовала себя безопасно висящей над бездной с руками и ногами, медленно двигающимися как щупальца осьминога. Но, стоило ей чуть успокоиться, как Яся отпускала ее и, все повторялось опять.

— На первый раз хватит, — сказала, тяжело дыша, Яся. Видимо первый урок ей тоже дался нелегко.

— Иди, полежи пока, отдохни.

Тома пошла к берегу. Похожее ощущение она испытывала всего один раз в жизни, на своем дне рождения, когда она перебрала наливки, вместе с Дюшей и Ясей. Весь мир колыхался и плыл вокруг нее. Волны качали ее, а она качалась вместе с ними. Уже совершенно неотличимые от парного молока, они облизывали ее всю. Но, в отличие от момента входа в воду, эта ласка была теплой и ожидаемой. Всем своим телом она ощущала ласкающую нежность воды, ее теплоту, и, одновременно, прохладу. Внезапно она поняла, счастье, если оно есть, то это вот этот миг. Может в жизни еще и будут такие мгновения, но их будет немного и они ни за что не будут лучше этого.

Выйдя из моря, ее качнуло, и она чуть не упала, но удержалась на ногах. Пройдя, покачиваясь пару шагов, она вдруг ощутила, что, хотя волны и их ласка остались позади, но им на смену пришел ветер. Теперь уже он, удивительно прохладный, несмотря на жар солнца, лизал все ее тело, выращивая на них пупырышки. Чтобы лучше ощутить эту ласку, Тома раскинула руки, подставила все свое тело ветру и солнцу и закричала:

— Я люблю тебя мир!

Солнце ласкало глаза даже сквозь закрытые веки. Тома приоткрыла их и, сразу, чуть не ослепнув, опустила их вниз. Ее взгляд скользнул по кустам... А там... за кустами... стоял, пристально глядя на нее, Костя...

Казалось, весь мир остекленел. И, сквозь этот остекленевший и неподвижный мир беззвучно и невидимо прошла трещина. Тома безучастно удивилась, что еще за трещина, которую не слышно и не видно. И вдруг она поняла, что это не трещина, это кто-то кричит. Еще через мгновение она поняла, что кричит она сама. Этот крик разморозил, замерший было мир. Тома почувствовала как чувство стыда, огромное, всеобъемлющее и нестерпимое, покрывает, сначала весь мир, а потом перемещается к ней и стягивается в нестерпимый ком у нее в груди, угрожая остаться там навсегда. Мир, несмотря на яркое солнце, съежился и почернел. А она сама, развернувшись и, не прекращая кричать, прикрыв, грудь и низ живота, ладошками, понеслась назад в воду. Ее нещадно подгоняло ощущение, что теперь Костя пялится на нее сзади.

Она пробежала мимо, уже вышедшей из воды Яси, тоже визжащей и прикрывающейся ладошками, прыгнула в воду и побежала туда, вглубь, пытаясь скрыться от этого, обжигающего все ее тело чувства стыда.

Остановилась она лишь тогда, когда вода сомкнулась над головой, а нога, пытающаяся нашарить дно, его не обнаружила. Наоборот, что-то холодное, когда она пыталась коснуться дна, схватило ее за ноги и поволокло вбок, под воду, не давая ей вынырнуть и вздохнуть воздух. Тома забила руками и ногами, но, кто-то сильный и неведомый продолжал тянуть ее за ноги вглубь.

Тома закричала, лишаясь последнего воздуха, судорожно вдохнула в себя воду и, последними проблесками сознания, ощутила, как кто-то, не менее сильный и свирепый, ухватил ее за волосы и, на разрыв, стал отнимать ее у хватающего за ноги...

Сознание вернулось как-то сразу. Она висела в оранжевом пространстве и не могла вспомнить, ни кто она, ни где она, ни как сюда попала.

Внезапно кто-то резко и безжалостно нажал ей на грудь, причем так сильно, что она непроизвольно выдохнула воздух вместе с водой. Сразу же за этим чужие губы грубо раздвинули ее губы и вдохнули в нее воздух.

Она, дернулась, отвернула голову в сторону и закашлялась, выплевывая остатки воды.