Проспавший смерть, опоздавший к рождению - 2

А чужаки всё продолжали идти... И остановились лишь у одного из домов, словно специально шли именно к нему. Раздался стук в дверь. Тишина. Ещё несколько ударов, на удивление вежливых... А потом тоскливый скрип старых петель, которые никто никогда не смазывал.

Ожидаемо, незнакомцам не открыли. Внутри просто никого не было. Поэтому, не найдя хозяев, двое вышли наружу и направились дальше, заставив обмереть какую-то очередную семью. Беда, которая уже казалось миновала, вновь направила свои стопы к ним...

И снова стук в дверь, теперь уже в другую, и снова тишина. Только на этот раз совершенно иная, живая. Молчащая не как мёртвая пустота, в которой ничего нет, а как дрожащий под кустом заяц, который изо всех сил пытается стать незаметным для идущей по следу собаки.

Последняя надежда, истаивающая с каждым мгновением, надежда на то что пронесёт, что обойдётся, можно будет вернуться к обычной жизни и повседневным заботам, ушла и осыпалась прахом — дверь открылась, по сравнению с предыдущим разом куда более бесшумно. Явно, здесь жил более рачительный хозяин.

Который, не заставив себя долго ждать, вывалился из полумрака и упал ниц.

— Не губите!.. Пощадите!.. — внезапно громкие, слезливые вопли нарушили тишину, но резкий окрик тут же заставил крестьянина замолкнуть.

— Тихо! Молчать! Отвечай, куда делись соседи? Женщина с девочкой?

— Помилуйте... Так давно их, не двое-то... Только мать и осталась... В город пошла! пощадите, господа милостивые...

— А девочка? Куда она делась?

— Так прилетали... Приходили... Княжич со своими! Несколько раз, забирали её. А потом всё, и не появлялась больше.

— Мать скоро вернётся?

— Да должна бы уже...

Не сказав больше ни слова, двое вышли, оставив мелко трясущегося крестьянина вжиматься всем телом в любовно обструганные доски пола. Не веря в своё столь лёгкое избавление, мужичок ещё долго лежал, распластавшись на полу, в страхе поднять глаза и пошевелиться.

Slice FFA157D60012CF55

Созданная за миллионы лет схема проста. Растительная форма жизни вырастает, вобрав в себя питательные вещества из земли и энергию солнца. Тучное, медлеительное травоядное срывает сочные побеги, долго и упорно переваривает их, отсеивает ненужное, и... Его догоняет и съедает хищник. Этому зверю уже не нужна ни энергия солнца, ни настолько развитая пищеварительная система, как у любителя полакомиться травкой или листьями. Хищник снимает самые сливки, ведь переработка белковой пищи куда эффективнее энергетически. Конечно, вся она тратится на охоту, на борьбу с конкурентами, и, конечно, не всякому охотнику везёт. Рано или поздно, придётся уже самому становиться пищей для падальщиков-бактерий, что подготавливают удобрение для всё тех же растительных форм жизни. Круг замкнётся, от судьбы никто не уйдёт. Но хищники всё равно будут жрать травоядных, а не наоборот. А те, кто поумнее — будут разводить их сами, не полагаясь на слепой случай. Скотину будут холить и лелеять, до того самого момента, как придёт пора идти на убой. И возможно ей так даже лучше — спокойная жизнь, стабильность, гарнатированная пища, защита от других хищников... И практически никакой возможности уйти от судьбы, принявшей обличие мясницкого ножа.

Появление флаеров над деревней заставило селян обмереть. Многие побледнели, женщины побежали прятать детей, мужчины — женщин. Хотя все и понимали, что это никого не спасёт. Если люди князя захотят чего-то, вернее кого-то — они это получат. А то, что захотят, было ясно даже самым неразумным. Для взыманя обычных налогов приходят простые сборщики подати, с телегами и по земле. Ратники книзя лично являются только за совсем другим "товаром", куда более дорогостоящим, чем зерно или мясо.

— Всем выйти! Все, кто прячестя, будут наказаны! Все, кто прячет, будут наказаны! Скорее, свиньи, выполнять! Стройся в линию! — проносясь на бреющем полёте, проорал вниз один из людей. Алый плащ развивался за его плечами, как крылья хищной птицы, а острый нос флаера взрезал воздух, будто клюв.

Покорно, сознавая невозможность сопротивляться, селяне выходили и строились. Бледные, испуганные дети, плачущие женщины, бессильно сжимающие кулаки мужчины. Они стояли и ждали, когда с небес на них рухнет рок, выбирая, кому остаться, а кому — отдать долг породившей их природе.

И те, кто имеет право выбирать и решать и миловать одним словом, ступили на землю. Вперёд шагнул тот, кого боялись больше всего. Тощее бледное лицо, не выражающее никаких эмоций, пугала больше звериного оскала. Княжич Самсон пришёл за новыми игрушками для себя.

Один из его ратников вновь крикнул:

— Женщины и девушки! Шаг вперёд! Мужчины и мальчики! Шаг назад!

Вообще, в построении последних никакой нужды не было. В отличие от многих облечённых и испорченых властью, Самсон любил только женщин. Но он никогда не отказывал себе в удовольствии посмотреть на мучения отцов и мужей, у которых забирают самое дорогое.

Когда команда была выполнена, княжич медленно пошёл вдоль ряда дрожащих и опустивших глаза селянок, иногда указывая лёгким небрежным жестом на понравившихся. Тех, зачастую падающих в обморок или испуганно вскрикивающих, тут же подхватывали под руки и отводили в сторону. Из деревенских мужчин никто не попытался воспрепятствовать происходящему.

Но Самсон, шагавший легко и уверенно, вдруг резко остановился возле очередной женщины, впившись в неё изучающим взглядом.

— Я где-то видел тебя.

— Не может быть... — женщина, немолодая и измождённая, хоть и носившая на лице следы былой красоты, старалась держаться достойно. Но исходящий от неё страх был заметен невооружённым взглядом.

— Да, слишком стара для меня. Но всё равно... Ощущение, что с тобой что-то связано. Что-то важное для меня... — княжич сделал резкий шаг вперёд, его пальцы впились в лицо женщины, поднимая его наверх. Громкий крик заставил многих вздрогнуть: — Где я мог тебя видеть?! Где?!

— Н-не м-м-могу знать...

— Слушай... А у тебя нет дочери?

— Н-нет...

— Она врёт! Есть! — тоненько взвизгнул крестьянин, семья которого стояла следующей в очереди на отбор.

— За ложь, будешь наказана. За то, что спрятали от меня кого-то, пострадают все, ясно?!!

— Не губи, господин! Пощади! Её нет в деревне, в город ушла!..

— В город?

— Зелень! Зелень на рынок, каждую неделю носит...

На бесстрастном лице княжича внезапно появилась улыбка, очень кровожадная и пугающая. Её можно было бы назвать хищной — но хищники не улыбаются.