Встав на час раньше обычного, великий князь поспешно позавтракал и вышел на крыльцо дворца. Надлежало торопиться, дорога до Батова грозила занять весь светлый день. В предрассветном сумраке его встретил конвой. Корнет Щербцов бодро доложил о готовности к походу. Приняв рапорт и не желая тратить время на осмотр, великий князь сел в седло и направил коня неспешной рысью, предоставляя возможность спутникам догонять его. Гусары вскочив на коней быстро заняли ставшие уже привычными номера в эскорте. Лишь коляска Мердера, тронулась в путь настолько поздно, что смогла занять свое место только на выезде из царского.

Тряска на строевой рыси не давала возможности заснуть, но совершенно не мешала сосредоточится. Наследник престола довольно быстро углубился в воспоминания:

"...Хороший мужик, Михал Михалыч. Я когда ему свои наброски конституции показал, он идею быстро схватил. А вот детали мы месяц доводили. Но главное не это, а то как он потом наш проект перед Папа защищал. Я то спокоен был, знал что не пройдёт. А вот он переживал, аж руки тряслись. Вообще он как-то слишком близко к сердцу всё воспринимает. Понятно, что он мой проект стал уже как свой воспринимать, столько времени вложил. Причём сильно помог, без него я бы земство от коронной власти отделить не смог бы. Все мои предложения из первого раздела пришлось переформулировать. Но смысл сохранился, а варианты предложенные Михалычем оказались настолько хороши, что Папа суть выхватил сразу.

Изрядно Папа над нами тогда по веселился. Вообще, странная у него манера, не просто критиковать или выяснять, а скорее подтрунивать. Если вопрос, то с подковыркой, если замечание так с улыбочкой. Но главное достигнуто. Сама идея принятия основного закона содержащего самые общие положения и введение его в крестоцеловальную клятву императора проскочила на ура. Над Земским Собором Папа задумался и думаю согласился. Как с судом будет пока не знаю, но это и не важно. Сама идея закрепления самоуправления была воспринята нормально, благо ничего отличного от существующего она не содержит. Когда Михалыч рассказал мне о том как общины что крестьянские, что городские живут сейчас, стало ясно, там лишь упорядочить. А вот описание исполнительной власти как-то не восприняли ни Сперанский ни Папа. И если Михалыча я тупо проломил, то Папа мне не по зубам.

В целом всё неплохо обошлось. Проект наш лёг под сукно. Но последствия проявились незамедлительно. Теперь я занимаюсь со Сперанским один раз в неделю, но зато пол дня. Михалыч сообщил мне, что государь поручил ему в готовящемся своде законов империи отдельно выделить Конституционное уложение. Что это будет пока не совсем понятно, но Сперанский настроен дорабатывать нашу с ним болванку. А самым главным последствием стало то, что мы с Михалычем нащупали друг друга. Дружбой это не назовёшь, но деловое взаимопонимание налажено. Мы теперь скорее беседуем о праве нежели он учит меня, а я указываю ему нестыковки. Совсем недавно идею кодификации обсуждали, вроде договорились, что в кодексы нужны именно как отдельные законы со сквозной нумерацией статей. И их должно быть не меньше трёх: уголовный, гражданский и процессуальный. Вернусь, углубимся в уголовку, как наиболее прозрачную область..."

Глава 27

15 марта 1827, Царское село

Догнав конвой великого князя, коляска Мердера некоторое время плелась в конце. Однако вскоре воспитатель воспользовавшись шириной тракта и велел занять место подле своего ученика. Погружённый в свои размышления великий князь не обратил на поравнявшуюся с ним коляску внимание, но голос Мердера выдернул его из раздумий:

— Ваше высочество! Дорога предстоит довольно долгая, и Вы и Буран ещё успеете устать от неё. Пересаживайтесь ко мне, за приятным разговором время потечёт быстрее.

Тон Мердера, не смотря на улыбку, не допускал отказа, и великий князь, осознав, что это не простая забота, послушно остановился, спешился и, оставив бурана на попечение Ильина, занял место возле учителя.

— Надо будет научиться пересаживаться с коня в коляску и обратно без остановки, — улыбаясь, проговорил наследник престола.

— Вы полагаете в этом есть какой-то смысл? — удивлённо поднял бровь воспитатель. — При такой акробатике легко получить увечья или проститься с жизнью, Вы готовы к этому, но ради чего?

— Вы правы, Карл Карлович, это я сгоряча, — промямлил воспитанник.

— Я рад, что рассудительность вернулась к Вам, — улыбаясь, пошёл на примирение Мердер. — Но, о чём вы так глубоко задумались?

— Да... — великий князь на секунду замялся, решая стоит ли откровенничать, но вскоре продолжил: — ...вспоминал, как представлял государю свой проект конституции.

— О, да! Государь весьма был доволен Вами.

— Мне так не показалось. Он всячески обадривал меня, но большинство моих предложений было им отвергнуто.

— Это не совсем так, — Мердер улыбнулся. — Многие Ваши предложения весьма понравились Его Императорскому Величеству. Я уверен, что многие из них будут использованы Михаилом Михайловичем, хотя не все они могут быть применены именно в том виде, в котором Вы их изложили. Более же всего порадовало государя, как Вы рассуждали и объясняли свои предложения. Это показывало Вашу способность ясно мыслить и внятно излагать.

— Тем не менее, мне показалось, что я допустил слишком много ошибок и неточностей. Государю не понравилось очень многое, даже название "Земский Собор" вызвало его неудовольствие. А ведь это просто название.

— Это не удивительно, Вы ещё слишком молоды, чтобы понимать такие нюансы, важные, но не заметные для малоопытного взгляда. Позвольте, я подскажу Вам. Надеюсь, Вы помните, как законосовещательный орган был назван в проекте Сперанского?

— Да, "Государственная Дума", — растерянно вскинув брови, ответил воспитанник.

— Я предлагаю Вам поразмыслить, почему Михаил Михайлович именно так назвал его. Это название появилось в результате раздумий, а не секундного порыва, и можете быть уверены, что история Земских Соборов Михаилу Михайловичу была известна.

— Я несколько теряюсь...

— А Вы не торопитесь, Позже подумайте над этим, и над другими вещами, показавшимися государю не правильными. А пока я предложу Вам иной предмет для размышлений, — Мердер ухмыльнулся. — Ведь исполняя Вашу волю, мы сейчас едем в Батово. Вчера мы переехали в Царское село, а сегодня выехали по Вашему приказу. Ведь так?

— Да.

— В Батово мы приедем за полдень. Надо будет где-то накормить людей и дать коням отдых, поскольку нас будет ждать обратный путь. Ведь обратно мы приедем лишь к полуночи. Надеюсь, что Вы обдумали все это?

"Чёрт. Дурацкая привычка, в двадцать первом веке это не поездка, а прогулка. На автомобиле час туда, час обратно. А здесь по шесть часов в дороге только туда. Да и ещё кони не авто, они совсем чуть-чуть устанут сто двадцать километров за сутки отмахать. Ладно, поздно метаться, будем сдаваться."

— Я не подумал об этом, Карл Карлович. Раньше все мои поездки подготавливали Вы, и я не привык заботиться о подобном. Эта поездка показалась мне слишком короткой, чтобы я задумался о питании. Я понимаю, что допустил ошибку и надеюсь, что Вы поможете её исправить.

— Я готов помочь Вам, милый друг. Давайте определим, что у нас есть и что необходимо и подумаем, где нам взять потребное.

— У нас двадцать человек и девятнадцать лошадей. Перед нами лежит путь протяжённостью около шестидесяти вёрст в одну сторону. Есть ли у нас деньги?

— Ваше высочество может рассчитывать на любую сумму, которую Вы можете потратить с моего одобрения, — улыбаясь, уклонился от точного ответа воспитатель.

— Тогда так. Добираемся до Гатчины. Там закупаем провиант. Обедаем в Батово. Возвращаемся в Гатчину и ночуем на постоялом дворе. Завтра, позавтракав, выезжаем в Царское.

— Хорошее решение, — кивнул Мердер, — однако я предлагаю заночевать в Гатчинском дворце. Не пристало члену императорской фамилии останавливаться в постоялых дворах.

— Нет! Гранд Мама не давала своего согласия, — решительно возразил великий князь. — Я во дворец не въеду. Постоялый двор!

— Вы радуете меня. Признаюсь, я предвидел возможные неудобства и, выезжая из Санкт-Петербурга, заручился согласием Марии Фёдоровны.

— Щербцов! — позвал великий князь, и дал указания подъехавшему корнету: — Сделаем остановку в Гатчине. Закупите провиант необходимый для обеда в Батово. Деньги возьмёте у Карла Карловича. На обратном пути ужинать и ночевать будем в Гатчине. Всё понятно?

— Разрешите уточнить меню для Вашего Императорского Высочества и генерал-адъютанта Мердера.

— Все будут есть из солдатского котла. Кто не захочет, останется голодным, — наследник престола мельком взгляну л на воспитателя, и заметил лёгкую улыбку на его лице. — Если остальное понятно, исполняйте.

— Слушаюсь! — Щербцов пришпорил лошадь, желая догнать едущего первым Чернявского.

* * *

15 марта 1827, Гатчина

Гатчина всегда вызвала в Саше сложные чувства. Ощущение болота наседало на него при каждом посещении этих мест. Однако Гатчинский дворец и расположенный подле него парк всегда нравились ему. И теперь великий князь не спеша подъезжал к дворцу, любуясь этим строением. Его смущало что-то. Наконец он осознал — высота Арсенального и Кухонного каре. В двадцать первом веке их крыши выходили практически вровень с центральной частью, а здесь они были существенно ниже. Тем временем неспешным шагом лошади вынесли своих седоков на плац перед дворцом, и до него долетело: "В перед равн-Яйсь!". Возле парадного крыльца в три шеренги выстроилось под командой прапорщика около трёх десятков солдат. Они явно ожидали высоких гостей и, стоило великому князю приблизиться, раздалось:

— Слушай!...На кара-Ул!

Офицер направился навстречу, демонстрируя почти идеальный "гусиный шаг". Подойдя, он замер, отсалютовав полусаблей, и отрапортовал:

— Ваше Императорское Высочество, взвод дворцового караула для приветствия построен. Караульный офицер Лейб-гвардии Гарнизонного батальона прапорщик Семёнов!

Наследник престола спешился и пошёл вдоль строя, Семёнов следовал за ним. В строю находились весьма пожилые солдаты. И молодость прапорщика, выглядевшего лет на двадцать, совершенно не гармонировала с их сединами. Пройдя вдоль строя, великий князь сделал несколько шагов от него, развернулся и подождал, пока Семёнов займёт своё место перед строем и отдаст должные команды:

— Взвод, глаза направ-Во!... Слушай!...На пле-Чо!

Теперь можно было встать напротив середины построения дождаться: "Смирно!" и поздороваться. Только закончив с этими церемониями, он смог послать за управляющим одного из инвалидов. Тогда и выяснилось, что дворец готовился принять наследника на несколько дней. Уже полным ходом идёт подготовка комнат для ночлега, а дворцовая кухня занята приготовлением обеда. Совершенно неразумно было уезжать до обеда, чтобы на не отдохнувших лошадях преодолеть тридцать вёрст и потом, пообедав по-походному, проскакать ещё тридцать. Ехать же после обеда показалось довольно поздно. Не было никакой необходимость мучить людей и лошадей, крестьяне в Батово вполне могли подождать денёк своего барина. Коротко посовещавшись с воспитателем, великий князь остался ночевать в Гатчине.

* * *

16 марта 1827, Батово

Усадьба выглядела убого. Одноэтажная деревянная изба, отличающаяся от крестьянских только размерами. Крытая доской крыша настораживала наличием травы, угнездившейся в щелях. Нижние венцы сруба имели явные признаки гнилья. Окна на центральном фасаде, белея окладами, смотрелись бодро, но перекошенные боковые глаз не радовали. Крыльцо противно скрипело, даже под лёгкой ногой наследника. Впрочем, дом был ещё достаточно крепок. Сложенный из массивного бревна, он стоял уже лет сто. Он умирал, но совершенно невозможным для жилья он станет ещё не скоро. Хозяйственные постройки находились в полной гармонии с домом, только овин был существенно подновлён года три назад. Видимо, тогда он грозил совсем развалиться. Все строения сохранили следы криминального деяния под названием кража. Дверь в амбар явно вскрывали. В конюшне не нашлось не только лошадей, но и навоза. Дом не был взломан, но по комнатам явно прошлись чьи-то заботливые руки.

Осмотрев хозяйство великий князь слегка вздохнув заметил:

— Амбар ломали, конюшню и ломать незачем. А на доме запоры целые. Как думаешь, Иван, — полушёпотом обратился он к Ильину, — может спросить с людей, у кого ключи?

— Толку не будет. Лошадей продали давно, что ценное взяли тоже продали, побоялись у себя держать. Если и найдётся чего, то мелочь какая. Да и то, если по чести дознавать, то тяжко, а если по барской воле, то обиды наделать легко. Воля Ваша, прикажете, перетряхнём деревню.

— Пусть их, краденое в прок не пойдёт всё одно. Пока Чернявский мужиков собирает, пойдём лесную дачу оглядим.

То что так красиво звучит "лесная дача", на просторечном языке двадцать первого века обозначается словом "вырубка". Наскоро осмотрев следы хищнической повальной рубки леса, великий князь загрустил.

"Надо лес восстанавливать, тут рубить осталось, если рьяно взяться год не более. И лесопилку надо свою ставить. Речка вот она, под боком. Оредеж довольно крупная река должно мощи хватить чтобы колесо поставить. Вот только, как бы реку запрудить, не потопив соседей. Надо промеры сделать. Юрьевич фортификатор, его и подключим. Надо лесопилку нормально ставить. Тут хлеб растить неинтересно совсем. Картохой, птицей и лесом надо заниматься. Ну мож ещё текстиль пойдёт если с сырьём решить."

— Пойдём, Ваня по берегу пройдёмся. А куда прежние хозяева лес продавали?

— На лесопильный завод в Рождествено.

"Душить надо конкурентов."

— А это что за деревня на том берегу?

— Домищи. Имение Марии Федотовны Данауровой.

— И большое у неё имение?

— Весьма. Ей принадлежат окрестные сёла и Выра. В Выре тоже есть лесопильный завод.

"Займёшься тут бизнесом, как же."

Внезапно выросший из под земли мальчишка доложил, что мужики собрались во дворе усадьбы и новый барин направился на встречу с крепостными. Немного не дойдя до дома, великий князь услышал гул крестьянских голосов, который заставил его остановиться и направить вперёд Ильина с наказом:

— В гостиную их веди. Всех усадить, кто за столом не поместится, вдоль стен рассадить на стульях, лавках даже на диванах, но чтоб гуртом не стояли. Конвой пусть за дверями будет наготове, подле меня ты и Чернявский. Будет готово, выйдете во двор, я там буду ждать.

Когда наследник престола вошёл в гостиную, мужики повскакали с мест и отвесили новому барину поклон.

— Здоровья вам, мужики!

— Здравствуй, барин, — ответил нестройный хор.

— Кто староста?

— Я, — откликнулся видный седой мужик лет пятидесяти.

— Звать как?

— Клим.

— Вы садитесь, мужики, а ты, Клим, расскажи мне о том, как вы живёте тут, — Видя, что крестьянам явно неудобно сидеть в присутствии барина, Саша подал знак конвойным и повторил предложение: — Садитесь мужики. Садитесь.