Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Жанна. Глава 6


Опубликован:
18.10.2023 — 18.10.2023
Аннотация:
Нет описания
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 
 
 

Жанна. Глава 6


Ульрик ворвался в фехтовальный зал, словно выпущенный из катапульты снаряд. Молла заметил его первым и опустил меч, не доведя до конца сложной комбинации. Грейг ощутил секундную досаду. Этим утром он чувствовал себя как никогда в ударе и почти сравнялся с Моллой по числу ударов. И, конечно, именно сейчас им должны были помешать!

— Вынужден вас прервать, — сказал Риу его наставнику. И, посмотрев на Грейга, бросил — Быстро переодевайся. Ты идешь со мной.

Грейг нехотя стащил с себя перчатки с крагами и пропотевшую стеганную куртку, служившую какой-никакой защитой от ударов в корпус. Ульрик с явным нетерпением следил за тем, как Грейг наскоро умывается над тазом и натягивает чистую рубашку.

Грейг был уверен в том, что Ульрик обязательно узнает — не сейчас, так завтра или послезавтра — что он стал любовником Ее величества, и без особого восторга предвкушал ожидающий их разговор. Нельзя сказать, что он о чем-то сожалел или чего-нибудь стыдился, но тот яростный азарт, с которым Жанна всегда защищала свою правоту, был ему чужд. Он мог бы, вслед за королевой, обвинить Ульрика в лицемерии и в том, что его план был, в сущности, довольно-таки подлым — он ведь предлагал "из лучших побуждений" наставлять любимой девушке рога. Но Грейг, хоть он и не боялся Ульрика, все-таки уважал отца и полагал, что он слишком многим обязан Ульрику, чтобы теперь бросаться обвинениями направо и налево. Этого ему хотелось так же мало, как снова выслушивать упреки Риу.

Сбивало с толку то, что Ульрик не выглядел раздосадованным или оскорбленным. Скорее, казалось, что все его мысли полностью поглощены чем-то другим. Если он и досадовал на Грейга, то разве что потому, что тот, по его мнению, двигался слишком медленно.

— Живей, живей, что ты копаешься!.. — процедил он. В присутствии придворных Ульрик обращался к Грейгу так, как требовало его рыцарское звание, но перед Моллой он не считал нужным церемониться.

— Что-то случилось? — догадался Грейг.

— Пока не знаю. Королева объявила внеочередной совет. Скажи спасибо, что я знал, где тебя следует искать...

В зале совета уже собралось парой десятков наиболее приближенных к Ее величеству людей. Судя по виду всех присутствующих, они так же мало знали о причине сбора, как и Грейг, и каждый исподволь косился на соседей, надеясь что-то прочитать по их лицу.

Через пару минут к собравшимся вельможам вышла Жанна.

— Господа, два часа назад мы получили очень важные известия, — то, что Ее величество сказала это стоя, не успев дойти до собственного места во главе стола, свидетельствовало, что на сей раз речь идет о совершенно экстраординарной новости. — Франциск вступил в переговоры с Бескаром и заключил соглашение с эмиром. Тот дает ему людей и корабли для вторжения в Тельмар. Наши друзья из Ньевра сообщают, что эмир пообещал Франциску сотню боевых галер, то есть — не меньше пяти тысяч харасиров из приморских гарнизонов. Это — не считая алезийских рыцарей и лучников, которых приведет Франциск.

Грейг полагал, что узурпатор его уже вряд ли чем-то удивит, но сейчас он почувствовал, что у него в буквальном смысле отвисает челюсть. Добровольно привести в свое отечество давних врагов?! Военачальники Людовика, а до него — его отца, десятки лет делали все возможное, чтобы отбить у воинов эмира всякую охоту совершать набеги на Алезию, а узурпатор ни минуты не задумался, прежде чем самому возглавить харасиров из Бескара!

Судя по поднявшемуся в зале гулу, потрясение испытывал не один Грейг.

— Но как Франциск решился на союз с бескарцами? Что скажет Церковь? — громко возмутился кто-то из собравшихся.

— Как всегда — ничего, — сумрачно усмехнулся Риу. — Если они позволили солдатам узурпатора резать своих единоверцев, то почему их должен смутить союз с Бескаром?

— Но если у Франциска не хватало денег, чтобы платить собственному войску, то откуда он взял денег на наемников? Его казна истощена. Налоги тоже поступают плохо. Так ведь говорят ваши агенты, Риу?.. — тальмириец подозрительно смотрел на Ульрика, как будто полагал, что до сих пор Риу просто морочил им головы своими сообщениями о якобы успешной работе его людей в Алезии.

Зная характер Ульрика, Грейг бы ничуть не удивился, если бы его отец вспылил, но тот, по-видимому, понимал, что любой конфликт между сторонниками Жанны будет выгоден только Франциску. Так что Ульрик сделал вид, что не заметил оскорбительный подтекст вопроса.

— Совершенно верно, — ровным голосом подтвердил он. — В Руа, Вальби и еще куче мест люди просто поколотили и прогнали королевских сборщиков налогов. А Черный Сайм с его людьми вообще захватили все, что удалось собрать наместнику из Фэрракса. У него не осталось даже денег, чтобы заплатить своим солдатам.

— А это значит, что бескарцам узурпатор не платил, — вмешалась Жанна, чтобы погасить занявшуюся ссору. — Думаю, Франциск пообещал, что они смогут в виде платы забрать все имущество мятежников. Отдал им все, что могло показаться соблазнительным — от королевских драгоценностей и церковных реликвий в Рессосе до серебра из наших рудников.

— То есть — чтобы мы сами заплатили армии, которая нас уничтожит? — спросил тальмирийский рыцарь с золотым быком на котте. — Ловко, нечего сказать!

Жанна прищурилась.

— Ничуть. Эмир хочет ослабить старого врага. Ему не нужно то, что даст ему Франциск, он подождет, пока Алезия истечет кровью, а потом ударит по ней сам — и тогда возьмет все, что посчитает нужным.

— Ее величество права, — поддержал Ульрик. — Но, боюсь, нам сейчас нужно думать не о будущем Алезии, а о нашем ближайшем будущем. К счастью, у нас есть время до весны. Нам стоит обсудить, что мы способны сделать за оставшиеся месяцы...

Следующие три часа с лишним прошли в обсуждении того, где узурпатор сможет высадиться с таким большим войском и какие меры следует принять для обороны Рессоса на случай возможной осады. Распуская своих советников, Ее величество попросила Ульрика, больше всех выступавшего во время совещания, остаться в зале для личного разговора с ней — но смотрела она при этом не на лорда Риу, а на Грейга. По ее настойчивому взгляду Грейг понял, что ему тоже следует остаться, и, нарочно замедлив шаг, дождался, пока тальмирийцы не покинут зал. Он чувствовал себя польщенным тем, что Жанна хочет, чтобы он остался с ней, но все равно слегка завидовал придворным, потому что чувствовал себя уставшим — и от долгих разговоров, и от нервного возбуждения, которое в нем вызвали последние известия.

— Закройте двери, Грейг, — сказала Жанна. Ее лицо под конец трехчасового совещания казалось бледным и осунувшимся от усталости, но голос звучал так же твердо, как обычно. — Не хочу, чтобы нам кто-нибудь мешал.

Ульрик искоса посмотрел на сына, но ничего не сказал. Грейг понял, что в глазах отца он был здесь третьим лишним, но не почувствовал себя задетым — Ульрика можно было понять. Риу был выдающимся военачальником, к нему тянулись нити от десятка мятежей в Алезии, тогда как Грейг здесь оказался только потому, что Жанна ему доверяла.

— Вы хотели со мной что-то обсудить, Ваше величество? — спросил у королевы Ульрик.

— Вы много говорили на сегодняшнем совете, сир. Но у меня возникло ощущение, что вы с таким азартом говорите о различных частностях только затем, чтобы не обсуждать самого главного.

— И что же главное, миледи?.. — с легким удивлением осведомился Риу.

— Вы не верите, что мы сумеем выиграть эту войну.

Рыцарь заметно помрачнел. Прямолинейность Жанны всегда действовала Ульрику на нервы.

— Ну нет, этого я не сказал бы... Но вы правы — наши перспективы мне не нравятся, — нехотя сказал он. — Если наши враги сумеют закрепиться в нескольких приморских городах, то мы уже не сможем выбить их оттуда. Значит, на зимние передышки можно больше не рассчитывать. Рессос переполнен беженцами и не выдержит долгой осады. На западе страны есть города, меньше пострадавшие от наплыва беженцев, и замки многих верных вам людей. Если придется отступить туда, то Франциску придется бороться за каждую пядь земли. Но, если мы потеряем побережье, наше поражение в войне будет только вопросом времени. Я не сказал бы, что у нас нет шанса выстоять. Но, если ваши сведения насчет соглашения с Бескаром верные, расклад будет не в нашу пользу. К счастью для всех нас, Франциск наверняка захочет сам возглавить свое войско. Этого от него ждут и алезийцы, и эмир. Значит, он может погибнуть или попасть в плен.

Жанна качнула головой.

— Я не хочу полагаться на счастливый случай. Полагаю, что разумнее всего будет убить его сейчас, не дожидаясь наступления весны, — она сказала это так спокойно, как будто речь шла о завтрашней погоде. Грейг, который много раз воображал убийство узурпатора — и то невольно вздрогнул от этого тона. А Ее величество просто спросила Ульрика — У вас есть люди, способные это сделать?

Риу внимательно посмотрел на Жанну. Он явно не ожидал, что она подойдет к вопросу так практично.

— Нет, миледи. К сожалению, убить Франциска — крайне маловероятно. У него прекрасная охрана, все, что он ест или пьет, тщательно проверяют на наличие яда, и своих людей в его ближайшем окружении у меня нет. А если покушение провалится, то вы лишитесь своего единственного преимущества — моральной правоты в глазах других людей.

— Большая потеря, нечего сказать!.. — презрительно фыркнула Жанна. — Франциск как-то живет с клеймом убийцы и, что еще хуже, отравителя, и это совершенно не мешает ему благоденствовать и опираться на придворных, рыцарство и даже Церковь. А две трети тех, кто мне "сочувствует", палец о палец не ударят, чтобы мне помочь. Когда Франциск, убивший мою мать, убьет и меня тоже, эти люди будут качать головой и говорить — "ах, как это ужасно и несправедливо!". А на другой день уже забудут обо мне и пойдут "сострадать" кому-нибудь еще...

— Вынужден с вами согласиться, — усмехнулся Ульрик. — Так называемые "добрые люди" вечно требуют, чтобы ради их одобрения другие жертвовали всем, включая свою жизнь или свободу, но сами они не желают жертвовать ничем и никогда. А вот люди вроде Черного Сайма, которым пришлось многим пожертвовать ради нашего дела и которые на самом деле помогают вам, наверняка одобрили бы покушение на узурпатора.

— Вот именно, — сказала Жанна. — И я рассчитываю, что вы мне поможете.

Грейг, успевший до одури устать во время общего совета, встряхнулся. Его охватило приятное возбуждение. Он с радостью бы вызвался отправиться в Алезию и поучаствовать в готовившемся покушении. Ульрик, правда, сказал, что узурпатора слишком хорошо охраняют, и что покушение наверняка провалится, но Грейг был готов рискнуть. Он не задумался бы нанести решающий удар, даже если пришлось бы, скажем, заколоть узурпатора во сне или убить его в часовне, за молитвой. В конце концов, разве Франциск остановился перед тем, чтобы отравить Бьянку с помощью причастия? Почему убивать людей, которые стали их врагами по вине Франциска — это правильно и хорошо, а прикончить Франциска, который заслуживает смерти куда больше, чем его солдаты, плохо?.. Разве его жизнь чем-то ценнее прочих, и разве он не убил королеву, а до нее — Гвидо Пеллерини?.. Еще неизвестно, не убил ли он, помимо всего прочего, и короля Людовика. Теперь это уже никак нельзя было проверить или доказать, но с каждым днем это предположение казалось Грейгу более правдоподобным.

Ульрик пытливо смотрел на Жанну, словно надеялся оценить, что именно стоит за этими словами — минутная вспышка гнева или твердая решимость.

— Я разделяю ваше мнение по поводу того, что пришло время крайних мер, — помедлив, кивнул он. — Но, если мы готовы действовать теми же методами, что наши враги, это еще не значит, что у нас это получится. Франциск умеет убивать и клеветать; я — нет. И если вы действительно хотите победить его его же средствами, вам нужен человек, который превосходит узурпатора по всем статьям.

— Это фигура речи, или вы имеете в виду кого-нибудь конкретного? — прищурившись, спросила Жанна.

Ульрик помедлил, прежде чем ответить.

— То, что я скажу, покажется вам невозможным, — предупредил он, — но я все-таки прошу вас не отказываться от моей идеи сразу и, во всяком случае, обдумать эту мысль. Я думаю, нам стоит попросить о помощи магов с Архипелага. У них немалый опыт в политических убийствах, и к тому же они, может быть, способны предложить и нечто большее... Если маги возьмутся устранить Франциска и возвести вас на трон, то я практически уверен, что у них это получится.

— Но маги — демонопоклонники! — возмутился Грейг. Это звучало глупо и по-детски, но Грейг просто не сумел сходу отыскать подходящие слова, которые вмещали бы в себя все то, что он хотел сказать. Даже Франциск — и тот своим союзом с давними врагами пересек какую-то незримую черту. Но Ульрик?.. Грейг не понимал, как Риу мог всерьез советовать прибегнуть к помощи людей, борьбе с которыми его отец, дед Грейга, посвятил всю свою жизнь.

Но в лице Ульрика не дрогнул ни единый мускул.

— Бескарцы тоже поклоняются ложным богам. И тоже угрожают нашей Церкви. Если князья церкви не хотели, чтобы мы дошли до такой крайности, им стоило вмешаться в это дело раньше. Или, на худой конец, не позволять Франциску путаться с Бескаром...

План Ульрика был прост. Он тайно отплывает на Архипелаг, надеясь на то, что зимние шторма не потопят его корабль и позволят ему беспрепятственно достичь Аратты — первого крупного порта Островов. Там он воспользуется помощью старых друзей отца, чтобы получить доступ к Нарамсину, Верховному магу, обитавшему в Аратте. И попросит его о помощи. В обмен на эту помощь Жанна вступит с Парсосом в союз против Бескара. А также пообещает, в случае, если храмовники снова вздумают призывать единоверцев на материке начать полномасштабную священную войну, не поддерживать их деньгами и не посылать туда своих солдат.

Обычно Жанна принимала все решения сама, причем молниеносно, будто бы бросаясь в омут с головой. Не знающие ее люди могли бы даже подумать, что она действует наобум, так как мало кто из придворных мог увидеть, как Ее величество до глубокой ночи сидит над бумагами и заставляет своих загнанных секретарей метаться между ее комнатами и библиотекой. Но на этот раз Жанна пару минут молчала, прежде чем сказать :

— Это нелегкое решение. Мне нужно посоветоваться с дядей.

— Разумеется, ваше величество, — ответил Ульрик. — Но было бы неплохо, если бы об этом плане не узнал никто, помимо нас троих и герцога.

Жанна едва заметно дернула плечом, как будто удивляясь, что он счел необходимым давать ей подобные советы.

После второго, тайного совета, Грейг пошел к себе и, не раздеваясь, повалился на кровать. Он чувствовал себя страшно измотанным, и на душе у него было неспокойно. Странно, ведь совсем недавно мысль о том, что они наконец-то перестанут подставлять другую щеку и отплатят Франциску его же монетой, вызывала у него азарт и радостное нетерпение. Но теперь получалось, что им предстоит зайти по этому пути гораздо дальше, чем он думал. Грейг уткнулся лбом в подушку — и сам не заметил, как уснул. Проснулся он оттого, что маленькая женская рука осторожно трясла его за плечо.

— Проснитесь, сир! Вы меня слышите? Не спите!..

Грейг открыл глаза и удивленно посмотрел на девушку, которая стояла у его постели со свечой в руке. Судя по ее платью, девушка была служанкой, но лицо у нее было симпатичным, и по виду ей, наверное, было не больше двадцати.

В спальне было совсем темно. Грейг понял, что проспал много часов подряд.

— Вставайте, сир, — настаивала девушка.

— Тебе не стоит вот так заходить в мужские комнаты посреди ночи, — хриплым спросонья голосом заметил Грейг. — Про тебя черт знает чего потом наговорят.

— Не беспокойтесь, — рассмеялась девушка. — Меня никто не видел. Так что ваша честь наверняка не пострадает.

— Ты из свиты королевы? — догадался Грейг.

— Да, сир. И вы должны пойти со мной.

Все это до того напоминало сцену из какого-нибудь старого романа, что Грейг на секунду усомнился в том, что этот разговор ему не снится. Он поднялся на ноги, не спрашивая, кто за ним послал — но про себя в очередной раз поразился авантюрному характеру Ее величества. Служанка проводила его в тесную каморку, находившуюся в коридоре, примыкавшем к покоям королевы. Обстановка комнаты состояла из узкой кровати, табурета, сундука и глиняного умывальника. Пропустив Грейга в комнату, его спутница поставила плошку со свечой на табурет.

Грейг вопросительно взглянул на девушку.

— Что это за место?

— Моя комната. Теперь я вас оставлю. Оставайтесь тут и ждите.

Спрашивать, кого именно он должен ждать, конечно же, было бессмысленно. Грейг запоздало пожалел, что не додумался умыться и натянуть чистую рубашку — хотя, откровенно говоря, Жанне едва ли было дело до подобных мелочей. Они были знакомы слишком долго, чтобы теперь забивать себе голову подобной ерундой. Вряд ли он в принципе он быть более грязным, чем тогда, когда они поцеловались в глинистом овраге, или чем тогда, когда они в обнимку спали под одним плащом во время перехода через Аламат.

Жанна, вошедшая в каморку несколько минут спустя, была одета точно так же, как служанка, проводившая его к себе. Если бы кто-нибудь увидел, как она идет по галерее, он бы вряд ли догадался, что перед ним королева. Войдя в комнату, Жанна стащила белый нитяной чепец, и волосы темной волной хлынули ей на плечи. Точно так же, без малейших колебаний и даже не говоря ни слова, она быстро распустила шнуровку на груди и стянула служаночье платье через голову, так что на ней осталась только длинная, почти до пола, нижняя рубашка.

— Ты сумасшедшая, — не в силах справиться с разом осипшим голосом, выдохнул Грейг. — Тебя могли увидеть...

— Если бы меня кто-то увидел, то он бы решил, что какая-то служанка бегает ночами к своему любовнику. Большое дело!.. Не все в этом городе так целомудренны, как ты.

— А как же девушка, которая привела меня сюда? Если кто-то узнает, что она водила меня ночью в свою комнату, местные сплетники ее на лоскуты порвут.

Жанна тряхнула головой.

— Я даю ей хорошее приданное. Ее жених не против. Когда она выйдет замуж, то уйдет со службы. Никто даже не узнает, что о ней болтали при дворе. Ты же не думаешь, что я готова до конца собственной жизни видеться с тобой в этом сыром, промозглом парке?.. Хватит говорить о всякой чепухе! Иди ко мне.

И Грейг послушался. В конце концов, если бы они разошлись прямо сейчас, у них было бы куда больше шансов случайно наткнуться в коридоре на какого-нибудь припозднившегося придворного, чем если прокрасться назад перед самым рассветом.

Примерно полчаса спустя они вместе лежали на кровати, и Грейг не мог не признать, что в этой комнате, действительно, было куда уютнее, чем на холодной каменной скамейке, где на голову все время капало с ветвей. Койка служанки была совсем узкой, так что, чтобы уместиться на ней вдвоем, им приходилось лежать, вплотную притиснувшись друг к другу. Впрочем, Жанну это явно не стесняло. Свеча на табурете догорала, и в каморке сделалось почти совсем темно, но даже в этом мраке Грейг отлично различал ее лицо. Он вдруг подумал, что они могли бы так же лежать вместе в теплом и уютном полумраке, если бы были женаты. Не украдкой, в чужой спальне, а у себя дома, где они могли бы разговаривать, любить друг друга и снова начинать разговор с того же места, на котором они прервались — и так до самой поздней ночи, пока у них не начали бы слипаться глаза, и речь не превратилась бы в набор обрывочных бессвязных фраз. А после этого они заснули бы в обнимку, не боясь, что их могут застать на месте преступления.

Но сладкая иллюзия тут же рассеялась, так как Жанна, не знавшая, о чем он думает, сказала :

— Дядя согласился с планом Ульрика. Он тоже думает, что в нашем положении нельзя быть слишком щепетильными. Но знаешь, что меня смущает?.. У себя на Островах маги владеют силами, недоступными обычным людям — это факт. Он подтвержден свидетельствами многих очевидцев. Но при этом маги, подчинившие себе Архипелаг, никогда не пытались захватить Алезию. Больше того — я не нашла ни одного свидетельства тому, чтобы хоть кто-нибудь из колдунов покидал Парсос для того, чтобы отправиться на материк. Отчасти, безусловно, дело в Церкви. Магам здесь небезопасно, и в толпе тоже не затеряешься — все выходцы с Архипелага слишком на виду. Но, может быть, дело не только в этом. Может, здесь их магия не действует? Тогда мы только понапрасну рискнем жизнью твоего отца и на несколько месяцев лишимся лучшего военачальника.

— Я думаю, дело не в этом, — чуть помедлив, сказал Грейг. — Думаю, что, когда Церковь говорит, что маги — только инструмент тех сил, которым они служат, это не метафора. В Фэрраксе верят в то, что дух умершего не может коснуться живых людей, пока те сами не откроют ему дверь и не позовут его войти в дом. Отец — ну, то есть Саймон — всегда говорил, что магия чем-то похожа на тех духов. Она не придет, пока ее не призовешь.

— Да ну тебя... — пробормотала Жанна. Хотя было видно, что ей сделалось не по себе.

— В старых легендах те, кто впускал призраков в свой дом, добром обыкновенно не кончали, — сказал Грейг. — Тебе не кажется, что мы готовы сделать то же самое? Если только не хуже. Что, если мы в самом деле спасем свои жизни и вернем тебе корону, но заплатим за это чем-то более ужасным, чем простое поражение и даже смерть?

Жанна приподнялась на локте, опираясь на грудь Грейга, так, что ему стало тяжело дышать.

— Я посылаю людей убивать и умирать, — напомнила она. — Что я, по-твоему, могла бы им сказать? "Я готова заплатить за справедливость вашими жизнями и жизнями ваших родных, но только не спасением своей души" — так, Грейг?.. Я бы сказала им — "О нет, на такой риск я пойти не могу, пусть лучше все принесенные вами жертвы, все эти сотни и тысячи смертей, будут напрасными и ни к чему не приведут"? Тогда уж лучше было сразу сдаться и позволить всему миру называть меня ублюдком, а мою мать — шлюхой. Этого ты хотел бы от меня?..

— Нет, — помедлив, сказал Грейг. — Конечно, нет.

Жанна кивнула — как казалось Грейгу, больше своим мыслям, чем ему.

— Тогда пускай Ульрик отправляется на Острова. Хорошо это или нет, но отступить сейчас было бы трусостью. И вообще предательством по отношению ко всем, кто уже умер и еще умрет в этой войне. Кроме того, у нас, по сути, нет другого выхода. Раз уж мы это начали, придется идти до конца.

Вечером накануне своего отъезда Ульрик вызвал Грейга в свою комнату.

— Я хотел тебе кое-что отдать, — объявил он. — Во-первых — вот. В этом ларце — бумаги, подтверждающие, что ты мой единственный наследник. В случае моей внезапной смерти ты становишься владельцем всех моих земель и замков, а также носителем нашего родового имени.

— С чего это вам вздумалось заниматься своим завещанием? — с досадой спросил Грейг. Риу со смехом тряхнул его за плечо.

— Опять твои детские суеверия!.. Не бойся, я не собираюсь умирать. Но море в это время года слишком ненадежно, чтобы отправляться в путешествие, не прояснив этот вопрос. Кроме того, я бы хотел кое-что подарить тебе на память.

Грейг чуть не закатил глаза. Мало Ульрику было оставить распоряжения на случай своей смерти, так еще и раздавать памятные подарки. Замечательно придумано, нечего сказать!

— Подарите после возвращения, — пытаясь высвободиться из хватки Ульрика, заметил он.

— Нет, Грейг, сейчас, — твердо ответил Риу. И вложил ему в руку овальный блестящий медальон на витой золотой цепочке, который при ближайшем рассмотрении оказался знаком Негасимого Огня — тем самым, который Ульрик обычно носил на груди. У Грейга тоже был кулон со знаком Негасимого Огня, но совсем простенький, серебряный, успевший потемнеть и выцвести почти до черноты.

— Вы что!.. Я не возьму, — воскликнул Грейг.

— Возьмешь-возьмешь, — заверил Ульрик. — Когда-то, много лет назад, я купил эту вещь для твоей матери. Она ее не приняла. Сказала, что это слишком дорогой подарок, и вернула ее мне. Мне пришлось смириться с ее отказом, но отказа от тебя я не приму.

Грейг удивленно посмотрел на Ульрика. Его поразило даже не то, что Риу хотел сделать его матери настолько ценный дар, но и то, что он заказал не простое украшение, а именно знак Негасимого Огня. Такую вещь не принято преподносить любовнице. На месте Риу любой человек купил бы браслет, сережки, парные застежки для плаща — словом, обычное украшение. Но уж никак не знак Спасителя. Такой кулон можно преподнести невесте, матери или жене.

— Выпьем, — толкнув Грейга к свободному креслу, сказал Ульрик. — Если посчитать дорогу до архипелага и назад, то мы теперь не увидимся добрых полгода. А ты уже достаточно взрослый, чтобы я мог без зазрения совести надраться вместе с тобой.

— Разве вам не нужно собираться? — удивился Грейг.

— Успеется... Мне, как ты знаешь, многого не нужно.

Грейг довольно быстро понял, что о желании надраться Риу сказал не для красного словца. Он едва успел осушить свой кубок, когда Ульрик уже вытряхнул себе в стакан последние несколько капель из опорожненной им бутылки и без колебаний потянулся за второй.

— Случилось что-нибудь плохое? — напрямую спросил Грейг. В лагере он неоднократно убеждался в том, что Ульрик может пить помногу, почти не пьянея, но ни разу до сегодняшнего дня ему не приходилось видеть, чтобы Риу пил вино, как воду, не обращая внимания на им же припасенную закуску.

Риу дернул плечом.

— Зависит от того, что именно тебя интересует. В последнее время случилось слишком много плохого, чтобы выбрать что-нибудь одно.

— Я понимаю. Но я спрашивал не о Тельмаре, а о вас, — заметил Грейг, подумав, что всего лишь год назад нельзя было даже представить, что он станет расспрашивать Риу о его личных делах, тем более — когда тот явно хочет уклониться от этого разговора.

Ульрик хмыкнул.

— Ты, наверное, единственный человек в городе, который еще ничего не знает. Видит Бог, твое нелюбопытство рано или поздно выйдет тебе боком!.. С другой стороны, уж лучше ты узнаешь эту новость от меня, чем от кого-нибудь еще... Клоринда в следующем месяце выходит замуж. За виноторговца, который таскался за ней несколько последних месяцев. Она неплохо над ним поработала! Бедняга настолько ошалел от ее прелестей, что наплевал на ее репутацию и предложил ей свое имя и немаленькое состояние. Не подумай лишнего — на самом деле, я за нее рад... Ни одна женщина вроде Клоринды не способна заниматься своим делом вечно. И было бы глупо заставлять бедняжку ждать моего возвращения и упускать такой удачный шанс. К тому же, со мной ее будущее целиком и полностью зависело бы от исхода будущей войны с Алезией, а с ее новым мужем ее будущее будет обеспечено и при Франциске, и при Жанне. Что-то, а уж вино при узурпаторе точно не упадет в цене. Клоринда не могла бы сделать лучший выбор. Если бы она спросила моего совета, я бы первый посоветовал ей соглашаться.

— Вы ее совсем не любите?.. — с досадой спросил Грейг. Не то чтобы он верил небрежному тону, с которым Ульрик рассуждал о грядущей свадьбе собственной любовницы, но все-таки трудно было допустить, что женщина, с которой он беседовал на Старой площади, выходит замуж по любви. Выгоден был брак с виноторговцем или нет, Грейг был уверен — Ульрик вполне мог бы убедить Клоринду отказаться. Если бы он этого хотел.

Риу покачал головой.

— Нет, не люблю... Хотя, должен признать, что из всех женщин, которых я знал, я был привязан к ней сильнее, чем к большинству других. Не возьмусь судить за нее, но полагаю, что она тоже меня не любит. Хотя страсть она всегда изображала убедительно, но в этом — суть ее искусства. Думаю, тебя она тоже сумела убедить.

Грейг отвел взгляд. К счастью, Ульрик был слишком занят собственными мыслями, чтобы обращать внимание на его замешательство. Он откупорил новую бутылку и задумчиво сказал :

— ...Кло всегда думала, что это я порву с ней из-за своей женитьбы, а не наоборот. Это было логично. Даже если бы я решил изменять жене, разумнее было бы найти себе новую любовницу, а не водиться с куртизанкой, у которой я бывал до брака.

Грейг залпом проглотил второй бокал вина — и неожиданно для самого себя спросил :

— Почему вы так и не женились? У вас были бы законные наследники...

Сэр Ульрик пьяно рассмеялся.

— Дурацкий вопрос. В особенности от тебя. Я полагал, что не вправе лишить тебя наследства в пользу "законного сына", которого мне родит моя жена. Поэтому и не женился. Кроме того, за всю жизнь я по-настоящему любил только одну женщину — твою мать.

— Так почему же вы не предложили ей выйти за вас, когда считали, что она вдова? — не выдержал Грейг. Этот вопрос жег ему губы с того дня, как он увидел Ульрика впервые, но он никогда не думал, что задаст его вслух.

Риу пару секунд молча смотрел на Грейга, прежде чем сказать :

— Я предложил. Но твоя мать сказала "нет".

Грейг далеко не сразу осознал, что он сидит с нелепо приоткрытым ртом.

Увидев его потрясенное лицо, Ульрик поморщился.

— Ну вот. Теперь думаешь, что я — прекрасный человек, к которому ты был несправедлив всю свою жизнь. Но тут ты, к сожалению, неправ. Когда мы с твоей матерью... стали близки, мне сватали сразу двух разных девушек. Одна была очень знатного рода. С помощью ее родных я мог со временем занять видное место при дворе. Другая девушка была не очень знатного рода — ее дед был обычным чулочником, потом разбогател, стал мэром Анса, получил дворянство... Ее отец продолжал торговать и давал деньги в рост, не обращая никакого внимания на то, что старые аристократы смотрят на него с презрением. Зато он был очень богат, и его зять мог бы купаться в золоте. И, хотя я по-настоящему влюбился в твою мать, если бы мне кто-нибудь посоветовал на ней жениться, я расхохотался бы ему в лицо. Казалось самоочевидным, что, раз уж я рыцарь, а она — простолюдинка и вдова простолюдина, то мы можем быть любовниками, но никак не мужем и женой. Не говоря уже о том, как такой брак шокировал бы мою мать и прочую родню. Так что я ездил к твоей матери — а сам раздумывал о том, кого мне предпочесть — аристократку или дочь ростовщика. Я был уверен в том, что никогда не полюблю свою невесту так, как твою мать — но в то же время искренне считал, что мне нужно жениться на какой-то женщине, которая способна будет дать мне власть или богатство. И только потом, когда я неожиданно узнал, что твоя мать беременна, я устыдился и решил, что поступаю с ней нечестно. После пары бессонных ночей я принял трудное решение — я отправился к ней и предложил ей выйти за меня, чувствуя себя так, как будто совершаю что-то крайне благородное. Я полагал, что жертвую ради любви собственной гордостью. Но, когда твоя мать ответила отказом — и притом категорическим отказом! — я почувствовал себя просто жалким типом. Я так упивался собственным "великодушием"... воображал, что делаю ей одолжение... а оказалось, я для нее недостаточно хорош. И даже перспектива быть вдовой с бастардом на руках не в силах ее переубедить.

— Но почему?.. — опешив, спросил Грейг. — Разве ей не было бы лучше, если бы люди не осуждали бы ее за то, что она родила ребенка от чужого мужа, и не сплетничали о ней за её спиной?

Ульрик махнул рукой, изобразив какой-то странный и витиеватый пьяный жест.

— Ну, откровенно говоря, о ней бы сплетничали в любом случае. И еще неизвестно, с чем людям смириться проще — с тем, что у простолюдинки, потерявшей мужа, появился незаконный сын от лорда, или с тем, что эта овдовевшая простолюдинка неожиданно становится его женой и хозяйкой его земель. В первом случае люди, конечно, будут ее осуждать, но зато они смогут упиваться чувством, что они лучше нее... К тому же, они смогут говорить себе, то эта женщина и так уже достаточно "наказана" за свою слабость тем, что ей приходится растить ребенка в одиночестве и быть предметом пересудов всех соседей. А вот возвышение подобной женщины до знатной леди взбесило бы сразу всех — и знать, и всех людей в ее деревне. Они никогда бы не простили ей того, что жизнь вознаградила ее именно за то, что она "по справедливости" — их справедливости! — должна была страдать и чувствовать себя хуже других... Но это все неважно. Твоя мать, в отличие от меня самого, не думала о своем будущем или о выгодах от брака с рыцарем вроде меня... Она не объяснила мне причину своего отказа — я хочу сказать, не объяснила честно. Но я думаю, что она просто не способна была встать у алтаря и сказать мне все то, что она говорила Сайму — что она хочет быть со мной в горе и в радости, до смерти и в посмертии, чтобы Бог соединил нас на земле и в Царствии Небесном. Этого она хотела только с ним. И то, как твой отец повел себя позднее, показало, что она была права.


* * *

Зима выдалась снежной, с бесконечными морскими бурями. От Ульрика, покинувшего Рессос много месяцев назад, не было никаких вестей, так что все пришли к мысли, что его корабль утонул по пути к Островам. Трудно было представить, чтобы какое-то судно могло благополучно добраться до архипелага в такую погоду. Грейг, сперва каждый день молившийся за то, чтобы сир Риу избежал опасности и довел до конца задуманное дело, поддаваясь мрачному предчувствию, стал поминать отца в своих молитвах, не пытаясь уточнять, за что он молится — за земную удачу Ульрика или за упокой его души.

Впрочем, на то, чтобы переживать и предаваться скорби, времени у него не было. Сразу после отъезда Ульрика Жанна поставила Грейга во главе его солдат. При мысли, что он может совершить такой карьерный взлет в неполных восемнадцать лет, у Грейга закружилась голова, и сердце сладко защемило от восторга, но честность в нем возобладала. Ульрик был опытным командиром. Руководство их отрядом требовало знания множества вещей, о которых Грейг вплоть до сегодняшнего дня думал не больше, чем обычные солдаты и младшие офицеры — они просто доверялись опыту и чутью Ульрика, беззаботно веря в то, что Риу примет наилучшее решение.

— Ваше величество, я благодарен вам за эту честь, но я не чувствую себя способным занять место лорда Риу, — сказал Грейг.

Жанна, сообщившая о своем решении на заседании герцогского совета, слегка наклонила голову, как будто соглашаясь с ним.

— Это понятно, сир, — ответила она. — Я тоже не чувствовала себя способной занять место моей матери. Когда настает такой момент, никто, наверное, не чувствует себя готовым. Но у нас нет выбора. Приходится стиснуть зубы и как можно лучше исполнять свой долг.

Грейг понял, как должен был чувствовать себя Ульрик, когда Жанна обращала его возражения против него, при этом умудряясь делать вид, как будто между ними царит полное единомыслие. Но дальше спорить с назначением, которое он в глубине души считал самой большой удачей в своей жизни, Грейг не мог, так что с поклоном выразил готовность приложить все силы для того, чтобы не хуже сира Ульрика служить Ее величеству.

Никогда еще в Тельмаре не ждали весны с таким тяжелым чувством, как в этот год. Наверное, это был первый случай, когда даже самому бедному пастуху в его холодной хижине хотелось, чтобы зима длилась вечно. Но весна все же настала, и бескарцы налетели на Тельмар, как саранча. И первыми, кто встретил их на берегу, был отряд Грейга — люди лорда Риу.

Грейг полагал, что предыдущие два года закалили его и подготовили его к виду любых жестокостей, но этим летом ему стало ясно, что до сих пор он ещё не видел настоящего лица войны. Церкви, в которых жители прибрежных деревень пытались скрыться от захватчиков, сжигали прямо с запершимися внутри людьми. Вместо того, чтобы вешать пленных врагов, их привязывали к стволу дерева, вспарывали им животы и оставляли умирать на жаре. Наиболее счастливые не выдерживали и умирали от боли и потери крови. Те, кто, на свою беду, оказывался более вынослив, могли жить ещё много часов, и видеть жирных мясных мух, ползавших по их собственным кишкам.

Но хуже всего было то, что все эти зверства с пленными творили даже не бескарцы, а солдаты Франциска. Казалось, эти алезийцы, пришедшие на их земли, ненавидели их с такой силой, как будто именно они подверглись нападению. Грейг чувствовал, что сошел бы с ума, если бы продолжал задаваться вопросом "почему?". К счастью, на смену прежним размышлениям пришло отупение и равнодушие. Алезийцы были его соотечественниками, а тальмирийцы — иноземцами, и Грейг до сих пор не избавился от алезийского акцента, отличавшего его от подчинявшихся ему солдат. Но в это лето алезийцы больше не казались ему ни соотечественниками, ни даже людьми. Они были просто силой, пытавшейся их уничтожить. Изредка глядя на самого себя со стороны, Грейг думал, что и он тоже больше не человек — он стал кем-то вроде животного, которое уходит от погони, бьётся за своё существование, сосредоточенно зализывает раны и опять сражается за свою жизнь.

Июль давно перевалил за середину, а от Ульрика до сих пор не было никаких вестей. В один из вечеров, когда они разбили лагерь у реки, и люди Грейга наслаждались медленно сменяющей жару прохладой, к отдыхающему Грейгу подошел Рябой Луи, один из старших офицеров их отряда — мрачного вида мужчина лет под сорок, с ног до головы покрытый шрамами и едва не до самых глаз заросший черной бородой, которую он отрастил, чтобы скрывать под ней следы от оспы, давшей Луи его прозвище.

— У нас бескарский перебежчик, сир, — доложил он в ответ на вопросительный взгляд Грейга. — Он вышел к часовым с пустыми руками, без оружия, и дал понять, что хочет что-то сообщить. Но он не говорит по-нашему, а из ребят никто не понимает его тарабарщину. Привести его сюда?..

— Ведите, — согласился Грейг, хотя и плохо представлял себе, что делать с пленником, которого не смог понять даже Луи. Его помощник понимал бескарский куда лучше, чем сам Грейг, который знал на этом языке всего несколько слов.

Пленник, которого привели к Грейгу, возвышался между своих конвоиров, словно колокольня. Перебежчик был одет в широкий плащ бескарского наемника, но на бескарца он был не особенно похож. По правде говоря, Грейг еще никогда не видел человека с такой необычной внешностью. Он был очень высок — пожалуй, выше, чем сам Грейг, привыкший смотреть сверху вниз на большинство мужчин. Лоб, скулы и даже подбородок иноземца покрывали сложные узоры, но не нанесенные обычной краской и не вколотые под кожу, как у татуированных бескарцев, а просто вырезанные на лице — достаточно давно, чтобы следы успели полностью зажить и посветлеть.

Грейг, онемев от изумления, смотрел на пленного. Когда прошла первая оторопь, вызванная видом его шрамов, Грейг заметил узкий нос с заметной горбинкой, нисколько не похожий на широкие, мясистые носы бескарцев. Кроме того, у солдат эмира смуглость была матовой, как будто отливавшей в желтизну, а кожа перебежчика казалась темной, как жженый сахар или дикий мед. Большие, отражавшие свет факела глаза, с редкой бесцеремонностью перехватившие взгляд Грейга, были совершенно черными — настолько черными, что в них, казалось, не было зрачков.

— Не думаю, что этот человек — бескарец, — сказал Грейг своим солдатам.

— Меня зовут Ксаратас, — сказал пленник по-имперски. — Я прибыл по просьбе лорда Риу.

Маг!.. — пронеслось в голове у Грейга. В первую секунду ему показалось странным, что этот Ксаратас разговаривает по-имперски, но потом рыцарь напомнил самому себе, что почти половина островов Архипелага в свое время была частью империи, и что у островитян не меньше оснований считать древний язык своим наследием, чем у него.

— А где сир Ульрик? Он не с вами? — спросил Грейг.

Маг посмотрел на него так, как будто полагал, что Грейг не хуже его самого знает ответ на свой вопрос.

— Мне очень жаль, — бесстрастно сказал он. — Морское путешествие подорвало его здоровье, и климат Аратты оказался для него непосильным испытанием.

Мысли о смерти Ульрика преследовали Грейга несколько последних месяцев, но мысль, что Ульрик мог благополучно высадиться на Архипелаге, и при этом все равно погибнуть, показалась ему дикой и какой-то возмутительно несправедливой.

— Оставьте нас, — сквозь зубы велел Грейг солдатам. Судя по лицу Луи, ему не очень-то хотелось оставлять своего молодого командира наедине с подозрительным чужаком, который вполне мог оказаться шпионом или убийцей. Но, по счастью, его первый помощник достаточно уважал Грейга, чтобы молча выполнить его приказ.

— Как он умер? — стиснув зубы, спросил Грейг у мага.

— Как и многие северяне, ваш отец плохо переносил жару. В один из первых дней после прибытия он перегрелся и совершил обычную в таких случаях ошибку — перегрелся и напился ледяной воды. У сира Ульрика началась лихорадка, но он оставался на ногах, продолжал заниматься делами и встречаться с разными людьми в то время, когда ему следовало бы лежать в постели. Полагаю, это его и добило. Но, по крайней мере, он пожертвовал собственной жизнью не напрасно, и успешно выполнил свою задачу. Как видите, я здесь.

— Один?.. — не веря собственным ушам, уточнил Грейг.

— Со мной было двое рабов и несколько солдат мессира Риу, но они отстали, когда наш отряд попал в засаду. Если бы я не воспользовался магией, то тоже не сумел бы оторваться от погони, — ответил Ксаратас. И цинически добавил — Я надеюсь, алезийцы перебили моих спутников на месте. Было бы очень некстати, если бы ваши враги надумали их допросить.

Грейг сдвинул брови.

— Я не спрашивал вас про солдат и слуг! Я имел в виду других магов, готовых участвовать в войне на нашей стороне. На что рассчитывал глава вашего Ордена...

— Верховный маг, царственноравный Нарамсин, — подсказал тот.

— Неважно... Этот ваш Верховный маг считает, что он оказал нам помощь, о которой мы просили, посылая к королеве Жанне одного-единственного человека?

Рыцарь чувствовал, что его душит гнев. Против них — тяжелая конница Алезии и пять тысяч бескарских харасиров, и вот что они получили от островитян? Грейг чуть не заскрипел зубами, осознав, что Ульрик отдал свою жизнь ради такой ничтожной "помощи". Да лучше бы уж маги просто отказались помогать — это, по крайней мере, было бы понятно и не выглядело изощренным издевательством.

Ксаратас явно видел, что Грейг просто вне себя, но это не произвело на него никакого впечатления.

— Судить о замыслах и планах Великого мага может только сам Великий маг, — заметил он. — Но если вас интересует мое мнение, то я скажу, что Нарамсин дал вам гораздо больше, чем вы думаете.

— Неужели? — спросил Грейг сквозь зубы.

— Несомненно. Маги вовсе не равны между собой. Без лишней скромности скажу, что отношусь к числу сильнейших магов на Архипелаге. Пусть вас не смущает то, что я один. Вы скоро убедитесь в том, что этого вполне достаточно, чтобы возвратить вашей королеве ее трон.

Хотелось того Грейгу или нет, уверенность Ксаратаса произвела на него впечатление.

— И как вы собираетесь помочь? Вы можете убить Франциска? — уже более спокойно спросил он.

Тонкие губы мага изогнулись.

— Мессир Ульрик тоже думал, что войну проще всего было бы закончить, убив узурпатора с помощью магии. Но я его отговорил. Достаточно могущественный маг способен наложить смертельное проклятие, которое будет притягивать к жертве проклятия несчастья, злые умыслы других людей и разные тяжелые болезни. В зависимости от силы проклятия, это приводит к более или менее скоропостижной смерти. Но такое сильное проклятие нередко отражается не только на том человеке, которого маг хочет убить, но и на всей его родне, а также тех, кто связан с врагом мага клятвой верности. Если учесть, что у Франциска нет детей, ближе всего к нему по крови — сама королева Жанна, а клятву верности ему давала вся Алезия. Так что использование проклятий отпадает. Но это не должно вас огорчать. Когда я помогу вам победить в войне, вы сможете утолить свою жажду мести и избавиться от узурпатора любым обычным способом.

Грейг несколько секунд подумал и сказал :

— Я дам вам спутников, которые сопроводят вас Рессос и будут охранять вас в дороге.

— А вы сами?

— Я с моим отрядом направляюсь навстречу войску герцога Сезара. Мы должны объединиться для защиты Рессоса.

— В таком случае, я предпочту поехать с вами, — заявил Ксаратас.

— Но мы направляемся в военный лагерь, а вы должны встретиться с Ее величеством, — возразил Грейг.

— Магия привела меня именно к вам, и магия подсказывает мне, что я быстрее всего встречусь с Жанной, если останусь с вашим отрядом.

Грейг хотел возразить, но потом сказал себе, что, если уж они решили сделать ставку на возможности кого-то вроде этого Ксаратаса, то нужно попытаться доверять его словам, даже если суждения островитянина противоречат логике.

— Как вам будет угодно, — сухо сказал он.

"Заодно и посмотрим, стоят ли чего-нибудь все эти рассуждения о магии, или это просто пустая болтовня" — добавил рыцарь про себя.

Маг оказался прав. Прибыв в общий лагерь, Грейг с изумлением увидел среди развевающихся над шатрами полководцев боевых знамен белый с золотом королевский штандарт. Жанна была в лагере! Поднявшись на холм, где разместились тальмирийские военачальники, Грейг еще издалека увидел шатер королевы. Поручив Луи пронаблюдать за размещением его людей, Грейг взялся проводить Ксаратаса к Ее величеству.

Солдаты, охраняющие шатер Жанны, без вопросов пропустили Риу вместе с его спутником, и Грейг почти мгновенно понял, почему — в шатре у Жанны в эту самую минуту проходило совещание, которое, по-видимому, было посвящено предстоящему сражению. Грейг с порога услышал голос герцога Сезара :

— Ваше величество, если мое слово для вас вообще хоть что-то значит, послушайте моего совета и покиньте лагерь, пока южные дороги еще под нашим контролем. Возвращайтесь в Рессос. Приезжать сюда было ошибкой. Если мы проиграем сражение...

— Если вы проиграете, Рессос тоже не устоит, — прервала его Жанна. — И я окажу его жителям плохую услугу, если из-за меня они решат держать осаду до последнего. Здесь, в лагере, меня, по крайней мере, защищают от врагов солдаты, а не дети, умирающие с голода. И я останусь здесь.

Ксаратас посмотрел на Жанну с оскорбившим Грейга любопытством, словно человек, увидевший какое-нибудь редкое животное — а потом на своем избыточно классическом и оттого напыщенном имперском произнес:

— Вам не о чем волноваться, моя королева. Вы выиграете это сражение — и еще множество других. Это предрешено.

По губам герцога Сезара, с удивлением воззрившегося на Ксаратаса, скользнула презрительная улыбка. Зная герцога, Грейг был готов к тому, что он в своей обычной иронической манере спросит его спутника, сколькими армиями тот командовал и в каких битвах проявил свои таланты полководца, чтобы так бесцеремонно вмешиваться в ход военного совета. Но безупречно вежливого герцога опередил один из рыцарей из свиты коннетабля, спросивший безо всяких церемоний :

— Это еще что за чучело?!

Грейг осознал, что ему следует вмешаться.

— Моя королева, этот человек прибыл с Архипелага. Его имя Ксаратас. Он сообщил мне о смерти сира Ульрика, — упомянув о смерти лорда Риу, Грейг отвел глаза, чтобы не встретиться взглядом с Жанной. Сейчас, в присутствии знатнейших тальмирийских полководцев и Ксаратаса, ее сочувствие было бы больше, чем он смог бы выдержать.

— Господа, оставьте нас, — сказала Жанна тальмирийским рыцарям. — Нам с дядей нужно побеседовать с мессиром Риу...

После новости о смерти Ульрика такая просьба никого не удивила. Но в действительности, когда ее советники вышли, королева обратилась не к Грейгу, а к Ксаратасу.

— Вы маг, — сказала она утвердительно. Ксаратас склонил голову, явно считая, что такой вопрос не требует ответа.

— Вы сказали, что мы выиграем завтрашнюю битву, — вмешался в их разговор герцог Сезар. — Это следует понимать, как предсказание, или вы в состоянии внести более ощутимый вклад в нашу победу?

— Это не предсказание, а обещание, — Ксаратас даже не взглянул на герцога Сезара, продолжая смотреть исключительно на Жанну, словно, кроме них, в шатре никого больше не было. — Смею сказать, ваше решение обратиться к нам за помощью было абсолютно верным. Но мне необходима помощь Вашего величества. Здесь, на материке, я обладаю только самой примитивной магией. Ее было вполне достаточно, чтобы не дать бескарским наемникам меня убить, и чтобы отыскать сира Грегора Риу — но совершенно недостаточно, чтобы принести вам существенную пользу. Чтобы открыть сюда дорогу настоящей магии, мне нужна помощь короля, законного правителя этой земли.

— И эта магия, которую вы называете "настоящей", позволит нам одержать победу в завтрашнем сражении? — Жанна явно находила, что слова островитянина звучат слишком расплывчато. — Как именно? Орденские свидетельства о битвах, в которых использовалась магия, содержат очень странные и противоречивые свидетельства. В этих рассказах больше лирики, чем фактов. Солнце гаснет, с неба вместо дождя падает пепел, земля содрогается и прочее в таком же роде. Если вы намерены вызвать землетрясение или какой-то катаклизм, я предпочла бы, чтобы вы предупредили нас заранее.

— Вашему войску мои действия вреда не причинят, — заверил маг. — Что же до остального — я пока что не могу сказать, что именно я должен буду сделать для победы.

Ее величество вскинула бровь.

— И как мы должны это понимать?

— Вы не должны, — парировал Ксаратас. Грейг против воли восхитился его дерзостью и хладнокровием. — Но, если все-таки пытаться подыскать какое-то понятное сравнение... Представьте ход завтрашней битвы, как игру на музыкальном инструменте. Пока инструмент не взяли в руки и не начали на нем играть, нельзя сказать, какие струны следует ослабить, а какие натянуть потуже, чтобы он зазвучал так, как вы хотите.

— Я не люблю туманных поэтических метафор, — перебила Жанна.

Ксаратас прищурился.

— Ваше величество, мы понапрасну тратим время. Вы всю свою жизнь прожили в землях, где не существует магии. Если я стану объяснять вам, что я собираюсь делать, вы либо не поймёте меня, либо не поверите. Судя по тому, что мы видели по пути сюда, и что я слышал, когда мы вошли в этот шатер, сражение, которое произойдет на этом поле, решит судьбу Рессоса и предопределит исход войны. Делайте то, что собирались делать, и позвольте мне сделать то, что могу сделать я. Потом вы сами сможете судить о том, сыграло ли мое искусство какую-то роль в вашей победе. В конце концов, если бы вы считали магию обычным шарлатанством, вы вряд ли послали бы за мной...

Жанна пару секунд молчала. Если на совете кто-то из ее вельмож не мог удовлетворительно ответить на вопросы королевы, то Жанна способна была проявлять огромное упорство, выжимая из своего собеседника интересующие ее факты. Но интонации, с которыми Ксаратас говорил о магии, давали понять, что в данном случае расспросы ни к чему не приведут. Жанна решила уступить.

— Тот ритуал, который вы хотите провести с моим участием, надеюсь, не подразумевает, что я стану принимать или вдыхать какие-нибудь вещества, которые способны затуманивать сознание? — уточнила она. — Сразу скажу, что об этом не может быть и речи.

Ксаратас покачал головой.

— Нет, ваше величество. Мне понадобится только огонь. У ваших слуг наверняка найдется небольшая переносная жаровня, которую можно будет поставить в этом шатре. Из того, что вам может не понравиться — мы должны быть одни.

Во всех книгах говорилось, что маги тщательно скрывают свои ритуалы от непосвященных, так что требование Ксаратаса Грейга не удивило — хоть и не доставило ему особенно удовольствия.

— Допустим, — согласилась королева прежде, чем герцог Сезар успел что-нибудь возразить. — Но, разумеется, моя охрана будет находиться у самого входа. Если мне что-нибудь не понравится, и я прикажу вам прекратить, то вы должны немедленно остановиться. Любой жест, любое слово — все, что можно трактовать, как нарушение приказа, будет иметь самые серьезные последствия.

— Как вам угодно. Но должен заранее предупредить, что прерывать древние таинства очень опасно.

— Куда более опасно в вашем положении не следовать моим приказам и пытаться диктовать мне свою волю, — резко возразила Жанна.

Ксаратас молча поклонился.

— Дядя, не могли бы вы устроить нашего гостя?.. — спросила Жанна. Сезар явно понял, что Ее величество хочет остаться с Грейгом наедине, но ничего не возразил. Проходя мимо Риу, герцог даже тронул Грейга за плечо и негромко сказал :

— Мне очень жаль. Смерть сира Ульрика — это огромная потеря для всех нас.

Теперь в шатре остались только Грейг и Жанна — если не считать охраны королевы, отделенной от них только тонким пологом у входа. Маска безупречного спокойствия слетела с лица королевы, и ее темные брови горестно сошлись над переносицей.

— Сир Ульрик... Боже, Грейг, это ужасно! — вырвалось у Жанны — казалось, ей стоило серьезного усилия держать эти слова в себе во время разговора с магом. — Я даже не представляю, каково тебе сейчас...

Грейг отвел взгляд.

— Знаешь, о чем я постоянно думаю с тех пор, как услышал о смерти Ульрика?.. Стоил ли этот надутый индюк с изрезанным лицом того, чтобы обменять на него одного из лучших военачальников в Алезии.

— Не знаю, — тяжело вздохнув, сказала Жанна. — Ульрик верил в то, что помощь магов стоит того, чтобы рискнуть собственной жизнью. Надеюсь, что он был прав.

— Скоро узнаем, стоило оно того или все-таки нет, — сумрачно сказал Грейг. — Для этого Ксаратаса было бы лучше оказаться таким сильным магом, каким он себя изображал. Если он не принесет нам больше пользы, чем принес бы мой отец — тогда, клянусь, я сам его прикончу!

Жанна, несомненно, поняла, что гневные угрозы Грейга — просто способ справиться с собственным горем. Она подошла к нему и молча обняла его.

— Мне будет его не хватать, — шепнула Жанна, спрятав голову у Грейга на плече.

И тогда Грейг впервые со дня смерти Ульрика почувствовал, что его глаза наполняются слезами, и эти слезы каплями стекают по его щекам.

— Мне тоже, — хрипло сказал он. — Он был хорошим человеком. И мне кажется, что, хотя мы с ним познакомились довольно поздно, он по-настоящему любил меня.

Жанна мотнула головой.

— Какое ещё "кажется"?.. Ты что! Я думаю, ты был единственным, кого он вообще по-настоящему любил.

"Помимо моей матери" — подумал Грейг. Но вслух ничего не сказал, считая, что не вправе выдать тайну Ульрика кому-нибудь еще.

Грейг вызвался лично охранять шатер королевы во время проведения магического ритуала, о котором говорил Ксаратас. Несмотря на то, что они провели бок о бок несколько последних дней, Грейг не доверял магу и с огромной неохотой оставлял его наедине с Ее величеством.

Конечно, его раздражение против Ксаратаса отчасти было связано со смертью Ульрика, и в глубине души Грейг не мог не признать, что винить мага в этой смерти совершенно нелогично. С другой стороны, сам маг не прилагал даже малейшего усилия, чтобы победить чью-то антипатию или внушать доверие к себе.

Ксаратас вел себя, как человек, которому не нужны ни товарищи, ни собеседники. Хотя маг всю дорогу проехал бок о бок с Грейгом, он ни разу по своей воле не заговорил с попутчиком и, кажется, не видел в этом никакой необходимости. Если Грейг спрашивал об Ульрике, его переговорах с магами или о том, мог ли кто-нибудь из храмовников узнать о настоящей цели пребывания мессира Риу на архипелаге, Ксаратас не выказывал ни недовольства, ни какого-либо интереса к разговору — просто равнодушно отвечал на заданный ему вопрос и снова умолкал. На солдат из отряда Грейга он и вовсе обращал меньше внимания, чем на кишевшую вокруг всадников мошкару — Грейг, впрочем, вскоре обратил внимание, что отвратительные насекомые, слетающиеся на запах конского и человеческого пота, избегают островитянина. Солдаты думали, что это магия, но Грейг предположил, что Ксаратас знал секрет каких-то притираний, которые отгоняли мух.

В целом и общем, у Грейга сложилось впечатление, что Ксаратас смотрит на всех остальных людей людей, как на существ другого вида, и интересуется ими не больше, чем люди интересуются животными, то есть — только в тех случаях, когда они способны принести ему какую-нибудь пользу. Его равнодушное упоминание о гибели его попутчиков, которое Грейг до сих пор не мог забыть, косвенно подтверждало эту мысль. Поэтому в то время, пока Жанна находилась в шатре наедине с магом, Грейг чувствовал себя напряженным, как взведенная пружина, и настороженно прислушивался к доносившимся изнутри звукам.

Ксаратас пробыл внутри примерно час и, выходя, чуть не столкнулся с Грейгом, стоявшим у выхода. Увидев рыцаря, он просто коротко кивнул ему и прошел мимо. Грейг с трудом сдержал себя, чтобы не вбежать в шатер прямо на глазах солдат, а соблюсти приличия и спросить позволения войти. Оказавшись внутри шатра, он сразу же бросился к Жанне.

Ему показалось, что она очень бледна и что ее глаза выглядят запавшими, как будто бы от утомления.

— Ну, как ты? С тобой все в порядке?.. — спросил он тревожно.

— Да, конечно... — отозвалась Жанна, словно удивляясь этому вопросу. Но вид у нее был усталый и какой-то потерянный, и Грейг, подойдя к ней почти вплотную, заботливо взял ее руки в свои.

Ладони у нее были ледяными. Это было странно, потому что августовская ночь была теплой, а в шатре королевы, где горела разожженная Ксаратасом жаровня, было ещё теплее, чем снаружи.

— Что с твоей рукой? — заметив на ее запястье тонкий, налитый кровью порез, с испугом спросил Грейг.

— Ерунда. Просто царапина, — небрежно дернув подбородком, откликнулась Жанна. Она явно начинала приходить в себя.

Грейг грязно выругался, а в ответ на вопросительный взгляд Жанны пояснил :

— Болваны из твоей охраны утверждали, что тщательно обыскали этого Ксаратаса! Я их убью...

— У него не было ножа, — покачав головой, сказала Жанна. — Это действительно царапина. Сначала он взял меня за руку, смотрел в огонь и бормотал. Потом я увидела на стене шатра странные тени. Какие-то танцующие фигуры, бычьи головы, переплетавшиеся змеи... Меня это отвлекло, и, пока я на них смотрела, этот маг чиркнул мне ногтем по запястью, да так быстро, что я даже не успела возразить.

— "Царапина"?.. — повторил Грейг, глядя на глубокий порез, пересекавший тоненькие голубые вены на запястье Жанны. — Да он просто вспорол тебе руку! Он что, специально точит свои когти?

Жанна рассмеялась.

— Может быть!

— А что было потом?..

— Потом он наклонился, повернул мою руку ладонью вверх и высосал немного крови из пореза. Прямо как пиявка! Это было так внезапно, что я дернула руку на себя, но он ее не выпустил. Но прежде, чем я успела приказать ему остановиться, он уже закончил. Он выпустил мою руку и сказал — "Если бы я остановился раньше, все пришлось бы начинать сначала. Думаю, что ни один из нас этому не обрадовался бы". Я возразила, что дело совсем не в этом, и что он обязан был заранее предупредить меня о том, что он намерен делать. "Я слышал от храмовников, что женщины в вашей стране не любят и боятся крови", — сказал он. Меня это взбесило. Какая блестящая идея — судить о женщинах со слов храмовников, которым запрещено не только вступать в брак, но даже разговаривать с какой-то женщиной без специального разрешения магистра! Я ответила ему — "Мужчинам почему-то не приходит в голову, что, если бы женщины действительно боялись крови или боли, никого из них бы не было, так как их матери не стали бы рожать".

— А он?.. — с невольным интересом спросил Грейг.

— Сказал — "буду иметь в виду". По крайней мере, он умнее тех людей, которые не знают, когда надо замолчать.

— Ладони у тебя совсем холодные, — проворчал Грейг, поднося их к лицу и подышав на руки Жанны, как дышал на свои обмороженные пальцы в Фэрраксе, когда они с соседскими мальчишками строили ледяную крепость или играли в снежки. — Если бы этот проклятый Ксаратас не пил твою кровь, я бы подумал, что он смазал свои ногти какой-нибудь дрянью. Так что я почти рад, что он высосал кровь из раны — версия с ядом отпадает. Хотя это, конечно, все равно ужасно мерзко.

— Не то слово, — Жанна передернулась. — Мне до сих пор кажется, как будто я чувствую его губы на своем запястье!.. С другой стороны, завтра прольется очень много крови. Так что с моей стороны не очень-то красиво придавать какое-то значение подобной ерунде.

— Надо все-таки как-то избавить тебя от чувства, что эта пиявка с Островов все еще здесь, — заметил Грейг, и, наклонившись, поцеловал подживающий порез.

...Из шатра королевы он ушел глубоко за полночь — и только потому, что ему следовало хоть немного отдохнуть перед сражением.


* * *

Утро сражения выдалось пасмурным, и Грейг порадовался этому, поскольку драться под палящим солнцем было слишком тяжело. Но вместе с тем Риу не мог отделаться от ощущения, что без просачивающихся сквозь деревья солнечных лучей и бледно-голубого неба утро выглядит безрадостно и даже несколько зловеще. Рассвет наступил позднее, чем обычно, и неяркий свет был белесым и каким-то призрачным. Яркие краски на доспехах и гербах как будто потускнели, и штандарты тальмирийцев выглядели блеклыми и скучными.

Пытаясь отыскать Ее величество среди других военачальников и лордов на холме, Грейг разглядел закутанного в темный балахон Ксаратаса бок о бок с Жанной — неприятное соседство, но думать об этом было некогда, и Грейг приказал себе сосредоточиться на противнике, войско которого без лишней спешки стягивалось к ним, выстраиваясь полумесяцем.

Франциск разбил свой лагерь очень близко — до сих пор их разделял только небольшой лес и протекавший вдоль него ручей, так что приготовления к сражению не отняли у алезийцев много времени. На военном совете в шатре Жанны было решено защищать укрепленный холм и предоставить наступление противнику — это было единственной стратегией, которая способна была хоть немного уравнять их шансы, так как враг значительно превосходил войско Ее величество числом.

Глядя с холма на продвижение вражеской армии, Грейг крепко сжимал зубы, заставляя себя сохранять внешнее хладнокровие. Он знал, что страх всегда предшествует сражению и исчезает в тот момент, когда начнется бой. В этот момент ярость и возбуждение вытеснят мысли о возможной гибели, и думать о себе, как об отдельном человеке, станет некогда. Так было с ним всегда, и Грейг знал, что так же будет и на этот раз. Все они превратятся в ошалевшую, охваченную общим возбуждением толпу людей, отчаянно желающую убивать и не боявшуюся умереть. Ну а пока этот момент не наступил, Грейг чувствовал нервную дрожь и лихорадочный озноб, и был бы рад поторопить противника, чтобы только избавиться от этого мучительного ожидания.

Как и многие из собравшихся, Грейг пробормотал короткую молитву — но если большая часть его солдат наверняка просила у Спасителя избавить их от смерти и от ран, Грейг просил Господа помочь ему прорваться через стрелы харасиров и добраться до вражеских рыцарей. Ему казалось, что, если только он сможет не погибнуть раньше, чем им доведется вступить в ближний бой, то даже в хаосе и свалке, которую всегда представляют собой крупные сражения, он сможет отыскать Франциска и пробиться через окружавшую его охрану.

"Пусть только Господь поможет мне добраться до него — и я его убью, — думал он про себя, сжимая повод своего коня, — Если есть в мире справедливость, Франциск не переживет этого дня!"

Один решающий удар — и эта долгая война будет закончена... и Грейг не пожалел бы жизни для того, чтобы быть тем, кто нанесет этот удар. Риу лелеял эту мысль с тех пор, как стало ясно, что Франциск решил лично возглавить свою армию. Естественно, он ни намеком не упомянул об этих планах Жанне вчера ночью, когда оставался с ней наедине в ее шатре. Она бы точно запретила ему браться за такое дело, и, зная ее упрямство, ни за что не успокоилась бы до тех пор, пока Грейг не поклялся бы ей чем-нибудь по-настоящему серьезным — например, спасением своей души — что будет осторожен и не станет рисковать больше необходимого.

В этом была вся Жанна — рисковать связаться с кем-нибудь вроде Ксаратаса ради того, чтобы иметь возможность положить конец этой войне, и в то же время полагать, что Грейг должен беречь себя — если не для себя, то хотя бы ради нее...

Клинья бескарских лучников, которым предстояло через несколько секунд обрушить на них настоящий ливень стрел, были расставлены между отрядами вражеской конницы, с тем чтобы рыцари Франциска могли вступить в бой в любой момент. Это составляло удачный компромисс между амбициями рыцарей, которые, конечно, не желали уступать почетное место в авангарде лучникам, и нежеланием потерять преимущество, которое давали мощные луки бескарцев. По расчетам Грейга, вражескому войску оставалось пройти еще пятьдесят, от силы шестьдесят шагов, прежде чем бескарцы начнут стрелять. Он видел, что луки бескарцев уже наготове, и что каждый харасир держит стрелу на тетиве. Но неожиданно в слаженном продвижении вражеских войск что-то нарушилось — так неожиданно, что в первую секунду Грейг даже не понял, что это не продолжение задуманного алезийцами маневра, а нечто совсем другое и необъяснимое. Со стороны казалось, будто кони алезийцев неожиданно и беспричинно обезумели — то тут, то там, безукоризненно обученные рыцарские кони шарахались из стороны в сторону, вставали на дыбы и били задом, норовя лягнуть соседних с ними всадников и лошадей. Со стороны казалось, будто каждый из взбесившихся коней почуял рядом хищника или услышал пугающий звук. Очаги этого безумия вспыхивали то там, то тут, и со скоростью лесного пожара охватили весь конный строй.

Грейг привстал в стременах, пытаясь разглядеть, что происходит.

Большинство из солдат были изумлены не меньше Риу.

— Дьявольщина!.. — от переизбытка чувств Рябой Луи толкнул своего командира в бок. — Клянусь Спасителем, вы это видите?!

Кони метались, налетая друг на друга, лошади, которым удалось избавиться от своих всадников, мчались вдоль строя. Но и среди всадников, которые удержались в седле, многие могли влиять на происходящее не больше, чем блоха, сидящая на бешеной собаке. Обезумевшие кони врезались в ряды бескарских лучников и смяли их. Многие харасиры, не желая быть затоптанными насмерть, начали стрелять по лошадям, что совершенно не пришлось по вкусу их хозяевам, большинство из которых заплатили за этих коней внушительные суммы золотом. В нескольких местах вражеского строя завязались схватки, и командиры с обеих сторон напрасно призывали солдат к прекращению побоища.

"Ксаратас..." — подумал Грейг.

В деревне, где рос Грейг, когда-то взбесилась лошадь, в сено которой попала какая-то ядовитая трава. Это был самый что ни на есть заурядный мерин, с самого рождения предназначенный для крестьянской работы и не идущий в сравнение с боевым рыцарским конем. Но Грейг в тот день имел возможность убедиться, что взбесившаяся лошадь — это очень страшно. Обезумевший крестьянский мерин покалечил нескольких соседей Саймона, снес крепкую ограду и потоптал общинные посевы, прежде чем его удалось поймать и усмирить. Риу не представлял, как именно Ксаратас ухитрился добиться подобного эффекта, но выглядело это устрашающе.

— Господь на нашей стороне! — приподнимаясь в стременах, крикнул Рябой Луи. В его глазах плескалось яростное торжество.

— Сам Бог проклял Франциска за союз с бескарскими собаками! — поддержал кто-то из солдат у Грейга за спиной.

Риу почувствовал, что настроение у окружающих его людей полностью изменилось. Еще вчера все они ожидали предстоящего сражения с сумрачной стойкостью людей, за плечами которых было три года войны, множество поражений и довольно зыбкие надежды на успех. Но теперь все солдаты Грейга рвались в бой, словно на праздник, и он видел, что никто из них ничуть не сомневается в победе.

Лица его боевых товарищей сияли. Создатель три года терпел преступления Франциска, но теперь Его возмездие настигло убийцу и клятвопреступника. Убежденности, что Бог, наконец, защитил правое дело, и теперь все обязательно пойдет, как надо, оказалось достаточно, чтобы перечеркнуть три года неудач. Грейг сам не знал, какие чувства пробуждала в нем эта картина — удовольствие, досаду или зависть. Сам он знал, что никакого "божественного чуда" не произошло, но все равно не мог не чувствовать злорадства при мысли о том, что Франциску, который слишком долго пользовался щепетильностью Ее величества (а еще раньше — ее матери), придется, наконец, получить сдачу своей собственной монетой. "Ты хотел войны без правил? Что ж, ты ее получил!.." — подумал он.

Жанна и ее военачальники не стали дожидаться, пока их противники поймут, что делать дальше. Пешие отряды тальмирийских лучников, спустившись с двух сторон холма, выдвинулись вперед и принялись стрелять по войску узурпатора. Многие алезийцы, осознав, что они не способны успокоить своих лошадей, и не желая быть мишенью для летевших с неба стрел, предпочли предоставить лошадям пуститься в бегство, рассчитывая укрыться от вражеских стрел в лесу или на противоположном берегу ручья. Грейг не способен был винить вражеских командиров в том, что они полностью утратили контроль над ситуацией — то положение, в котором они оказались по вине Ксаратаса (а если быть точнее — по вине Франциска) было настолько необычным, что никакой, даже самый гениальный полководец, вероятно, не сумел бы найти из него приемлемого выхода.

— Вперёд! — прокричал Грейг, перехватив копьё. — Вперёд, Луи, прикончим их! Галопом, марш!

Ответом ему послужил согласный рев, в котором, кроме привычных для уха выкриков "За Жанну!", "Смерть Франциску!" и призывов выпустить кишки бескарцам можно было различить девиз храмовников "Так хочет Бог!".

Будь у Грейга больше времени на то, чтобы обдумывать происходящее, он бы наверняка посчитал это ироничным — хранители Негасимого Огня, к которым Жанна многократно обращалась за поддержкой, отказали ей в помощи, а спасение пришло от злейших врагов Церкви — таких магов, как "царственноравный" Нарамсин и его эмиссар Ксаратас, который в глазах любого алезийца, в том числе самого Грейга, был завзятым чернокнижником и демонопоклонником. Добро и зло в этой войне перемешались, словно краски на мольберте неумелого художника.

Но думать о было некогда — они уже неслись с холма. Грейг видел, что первая линия бескарцев собирается стрелять, но ему было все равно. В подобные моменты он казался самому себе бессмертным. Харасиры, оправдавшие свою славу самых лучших и дисциплинированных из солдат эмира, сохранили некое подобие порядка даже в окружающем их хаосе и встретили их стрелами. Сквозь гулкий рокот множества копыт Грейг различил, как совсем рядом кто-то хрипло вскрикнул от внезапной резкой боли, потом что-то тяжело ударило его в плечо, смяв металлический наплечник, но доставшийся от Ульрика доспех был так хорош, что наконечник соскользнул. А несколько секунд спустя Грейг, наконец, вступил в сражение, которого так долго ждал.

Те алезийцы и бескарцы, которые попытались оказать сопротивление, продержались против них пару часов, после чего начали отступать к своему лагерю. Наверное, они надеялись на то, что укрепленный лагерь сможет послужить для них хотя бы временным укрытием, и их соратники сумеют собрать разбежавшихся солдат, восстановить в своих рядах порядок и поспешить им на помощь. Но этой надежде не дано было осуществиться — воодушевленные своим успехом тальмирийцы ворвались в лагерь буквально на плечах своих врагов и устроили там резню, в которой выплеснулась вся накопленная за три года жажда мести.

Когда стало ясно, что сражение, по существу, закончено, Риу со стуком вогнал меч в ножны, не имея не малейшего желания преследовать и добивать оставшихся в живых противников. Он не пытался останавливать своих солдат, прекрасно понимая, что это бессмысленно. После всего, что алезийские солдаты творили на их земле, призывать сохранить им жизнь было бессмысленно — такой призыв мог только вызвать в людях вроде Пьетро и Луи негодование и озлобление. Так что Грейг просто остановился на клочке истоптанной земли среди обрушенных, разграбленных шатров, принадлежавших знатным алезийцам, снял с головы шлем и вытер пот со лба.

— Лорд Риу!.. — голос, выкрикнувший его имя, вынудил его завертеть головой, поскольку он не мог понять, откуда доносился этот голос. — Грегор Риу! Сир!..

Грейг наконец-то понял, кто его зовет, и направился к алезийцу, отбивавшемуся сразу от троих его солдат. Его, без всякого сомнения, уже успели бы прикончить, если бы отличные доспехи не спасали алезийца от пропущенных ударов. Грейг с первого взгляда понял, что броня у этого мужчины была, уж во всяком случае, ничуть не хуже его собственной. Вполне возможно, что их даже делали в одной и той же мастерской...

— Я маршал Ренц, — выдохнул алезиец. — Отзовите своих людей. Я вам сдаюсь.

Грейг испытал мучительное искушение бросить ему — "сдавайтесь им, если угодно. Я здесь ни при чем". Но Ренц был коннетаблем узурпатора, а его род владел крупными землями в Алезии. Подобный человек был ценным пленником, и Риу, скрепя сердце, приказал своим солдатам опустить оружие. Как он и ожидал, никто из них не выказал ни тени недовольства. Эти три солдата страшно разозлились бы, если бы Грейг запретил им добить какого-нибудь раненного алезийца из обычной жалости, но при этом не видели ничего предосудительного в том, что их начальник хочет пощадить знатного пленника, родня которого способна заплатить за него крупный выкуп. Зная Грейга, эти трое явно полагали, что они тоже внакладе не останутся, и каждому из них достанется щедрая доля выкупа.

О том, что какой-нибудь лучник или пехотинец виноват в их бедствиях уж точно меньше, чем коннетабль Ренц, никто из них, естественно, не думал...

Маршал протянул ему свой меч, и Риу, скрепя сердце, взял протянутую ему рукоять.

— Где узурпатор? — спросил он своего пленника.

— Его величества здесь нет, — ответил Ренц. — Его телохранители помогли ему выбраться из боя.

Грейг криво усмехнулся. Разумеется... Кто бы мог сомневаться в том, что Франциск скорее пожертвует всем своим войском, чем собственной шеей.

Подождав, пока его солдаты заберут из вражеского лагеря все самое ценное, Грейг приказал поджечь остатки лагеря, чтобы никто из алезийцев не сумел найти там ничего полезного, даже гвоздей или холстины для шатров. Вид полыхающих останков лагеря доставил ему сумрачное удовлетворение.

Сначала Грейгу показалось, что радостно-удивленный гул, поднявшийся среди его соратников, тоже был вызван этим зрелищем, но секунду спустя он осознал свою ошибку. Лагерь был совершенно ни при чем — люди приветствовали королеву, лично явившуюся к месту сражения в сопровождении своих знаменосцев и телохранителей. На этот раз Ксаратаса с ней рядом не было, и Грейг обрадовался его отсутствию.

Жанна сидела на своей прекрасной, белой, словно свежий снег, кобыле, и среди мужчин, покрытых кровью, копотью и пылью, она походила на какое-то небесное видение. Один из ее знаменосцев вез захваченное знамя с королевским львом, при виде которого солдаты Грейга разразились всевозможными насмешками по адресу лишившегося своего штандарта узурпатора.

— Франциск?.. — спросила Жанна, отыскав глазами Грейга.

Тот покачал головой.

— Его здесь нет. Мне очень жаль, — с тяжелым вздохом сказал он. — Мой пленник, коннетабль Ренц, сказал, что люди из его охраны помогли Франциску выбраться из боя. Одно ваше слово — и я сейчас же возьму полсотни солдат и попробую его найти.

— Не беспокойтесь, сир. Скоро Его величество сам вас найдет, — громко заявил пленный коннетабль, которого Грейг поручил вниманию Луи.

Грейг стиснул зубы. Кто-нибудь другой, может быть, счел бы дерзкие манеры пленника свидетельством отваги, но Грейг полагал иначе. Он готов был биться об заклад, что, будь Ренц простым воином, жизнь которого ничего не стоит, он бы сейчас вел себя тише воды, ниже травы. А вот знатные лорды вроде коннетабля знают, что их жизнь достаточно важна, чтобы позволить себе вызывающее поведение.

— Преклоните колени перед королевой, — резко бросил Грейг. Луи, ухмыльнувшись командиру из-за спины коннетабля, с силой надавил на плечи Ренца и одновременно пнул пленника под колено, так что не ожидавший этого сенешаль повалился на колени.

— Я присягал не леди Жанне, а Его величеству, — напомнил Ренц, выпрямившись настолько, насколько ему позволила лежавшая у него на плече рука Луи.

Жанна, прищурясь, посмотрела на него и усмехнулась.

— Да; вы присягнули человеку, который позорно бежал с поля боя в первом же сражении. Особенно забавно то, что этот человек оспорил завещание своего короля, твердя, что он, мужчина, сможет защищать Алезию с мечом в руках, в отличие от моей матери...

Ее величество перевела взгляд на Грейга.

— Устройте вашего пленника со всеми удобствами, сир Риу. Думаю, что мы не станем назначать за него выкуп. Я верну ему свободу даром — отдам его на поруки тому из его наследников, кто сделает более мудрый выбор, чем он сам. Напишите его семье. Первый, кто явится, чтобы присягнуть мне на верность, получит от меня его маршальский титул, его земли и самого коннетабля — я прошу прощения, бывшего коннетабля! — лично. Если только он им нужен, в чем я не уверена. До меня доходили слухи, что он был не самым лучшим мужем и отцом.

Грейг поклонился, с трудом скрыв довольную улыбку при виде перекосившей лицо Ренца ярости.

Поиски раненных и сбор трофеев затянулся до позднего вечера. На поле уже опустилась темнота, но пехотинцы с факелами продолжали рыскать по окрестностям в надежде на поживу. Объехавший все окрестности в поисках хоть каких-нибудь следов Франциска Грейг чувствовал себя донельзя уставшим и от этого еще сильнее раздраженным своей неудачей. Риу хотел только одного — как можно быстрее вернуться в лагерь, снять тяжелые доспехи и лечь спать. Грейг без особенного интереса смотрел на мелькающие в темноте огоньки факелов, когда заметил необыкновенно рослую фигуру, закутанную в темный плащ. В отличие от мародеров, Ксаратас бродил в сгущающихся сумерках без факела, как будто он отлично видел в темноте. Маг не спешил. Переступая через тела алезийцев и тельмарцев, он медленно брел вперед, как будто бы что-то высматривая на земле.

Грейг спешился и передал поводья своего коня Луи.

— Езжайте без меня. Мне нужно кое с кем поговорить.

— Может быть, мы вас подождем?.. — спросил Рябой Луи, явно не понимая, с какой стати Грейг хочет остаться в одиночестве, да еще возвращаться в лагерь на холме пешком.

— Не надо, — отказался Грейг. Ноги у него страшно затекли от многочасовой езды верхом, и он был рад возможности пройтись.

Не то чтобы он так уж рвался говорить с Ксаратасом, тем более наедине, но Риу, как-никак, был одним из немногих, кто был в курсе, что сегодняшней победой все они обязаны ему. Нравился ему маг или же нет, Грейг полагал, что он обязан его поблагодарить — а сделать это можно было только там, где их беседу никто не услышит. Незачем разочаровывать солдат, давая им понять, что то, что представлялось им божественным вмешательством, на самом деле было темной магией.

Подождав, пока его отряд не отъедет на достаточно значительное расстояние, Грейг пошел за Ксаратасом. Глядя, как маг шевелит носком сапога то один, то другой труп, Грейг в первый раз спросил себя, что он здесь ищет. Трудно было допустить, что маг надеялся чем-нибудь поживиться за счет мертвецов — если бы его интересовали драгоценности или хорошее оружие, он и так мог потребовать себе самые лучшие и, безусловно, получил бы их от Жанны, не мараясь возней с трупами.

В конце концов Ксаратас, видимо, увидел что-то, что его заинтересовало — он сперва нагнулся, а потом и вовсе опустился на колени, низко наклонившись над каким-то телом. Его поза выглядела так, как будто он пьет кровь из чьей-то рассеченной шеи. От подобной мысли Грейгу сделалось не по себе, и он ускорил шаг.

Почувствовав чье-то присутствие, Ксаратас обернулся и поднялся на ноги, развернувшись к нему. В темноте его лицо было едва различимым. Риу был почти готов к тому, чтобы увидеть, что его губы и подбородок будут вымазаны кровью, но, насколько он мог разглядеть, маг выглядел совершенно так же, как обычно.

— Что вы здесь делаете? — спросил Грейг, переводя взгляд с мага на мертвое тело на земле. В темноте трудно было сказать, есть ли в этом убитом что-то необычное, но должна же была существовать какая-то причина, по которой маг сразу же выделил его среди всех прочих тел?..

— Осматриваю трупы, — поведя плечом, сказал Ксаратас. — Вас это, возможно, удивит, но маги не меньше, чем врачи, интересуются устройством человеческого тела.

— Вы осматривали его раны? Разве для такого дела вам не нужен факел?.. — спросил Грейг.

— В отличие от вас, сир Риу, я прекрасно вижу в темноте, — ответил маг.

Сочтя вопрос исчерпанным, Ксаратас развернулся к рыцарю спиной и пошел дальше с видом человека, убежденного, что никто не посмеет больше ему досаждать. Грейг в самом деле колебался, не зная, что будет лучше — окликнуть Ксаратаса, чтобы поговорить с ним о сражении, или остаться здесь и попытаться выяснить, что маг все-таки делал с этим трупом. В конце концов, Грейг остановился на втором и, подождав, пока Ксаратас отойдет подальше, перекинул плащ через плечо и наклонился над убитым.

Этот алезийский пехотинец выглядел довольно молодым, едва ли старше Грейга. Рана на его боку напоминала ту, которую когда-то получил сир Ульрик, но рядом с его отцом тогда были его солдаты, готовые вынести мессира Риу с поля боя и найти для него лучшего врача. Этого парня, вероятно, никто даже не пытался вытащить из свалки — его просто бросили на земле, пока он не истек кровью и не умер.

В темноте смутно белели закаченные под лоб глаза, а рот у мертвеца был приоткрыт. Выбившиеся из-под подшлемника волосы алезийца показались Грейгу влажными, и он, нахмурившись, стянул перчатку и коснулся их рукой.

В животе заворочался холодный, скользкий ком. Прядь волос, прилившая к щеке убитого, до сих пор была мокрой от испарины, а сама щека была мягче и теплее, чем ожидал Грейг. Если бы парень умер хотя бы час назад, его лицо уже успело бы остыть и высохнуть. Что, если он был еще жив, когда Ксаратас остановился рядом с ним?.. Слушая, как переговариваются бродившие по полю тальмирийцы, этот раненый, должно быть, счел за лучшее не звать на помощь и притвориться мертвым, чтобы его не добили. Но Ксаратас — Грейг был в этом уверен — сразу понял, что этот солдат все ещё жив.

Грейг снял с юноши шлем, а вслед за тем подшлемник, сдвинул в сторону кольчужный воротник, и обнаружил то, что и рассчитывал увидеть — круглый, почти незаметный след от лезвия стилета возле мочки уха. Рыцарь вспомнил, как Ксаратас наклонился над убитым, словно собирался обнюхать его лицо, а потом сопоставил это с приоткрытым ртом убитого и с омерзением представил, как маг прижимается губами ко рту юноши, чтобы всосать в себя его последний вздох. От этой мысли Грейга передернуло, и он с бессильной злостью ударил себя по колену кулаком.

— Проклятие!.. С чем мы связались? — пробормотал он.

 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх