Колония номер 6: первая положительная.

Захарова Мария

Колония N 6: первая положительная

Аннотация: Что светит девушке попавшей в колонию? Стать главным блюдом в вампирском меню или обрести неожиданного друга среди кровных врагов?

Долгая жизнь в безропотном подчинении непреложным правилам или нечто выходящее за принятые в существующих реалиях устои?

Когда Майя впервые ступила на территорию закрытого города, она не знала ответов ни на один из этих вопросов. Беспристрастное время расставило все по местам.

Глава 1

— Вот блин!

Майя отчаянно дергала ногой, изо всех сил пытаясь освободить застрявшую в тротуаре шпильку, но та не поддавалась.

— Какой идиот придумал плитку? Чтоб его! Цемента пожалели, гады!

Пришлось скинуть туфлю и попробовать руками. Не тут-то было. Застряла намертво, почти до основания провалившись в зазор.

— Давай же!

Она дернула изо всех сил. Каблук осталась на месте, а в ее руках оказалось все остальное.

— Черт! Ну и как теперь домой идти?

Девушка окинула взглядом улицу, ища к кому бы обратиться за помощью. Ни одного прохожего, ни одной машины, вообще никого, только стройный рядок фонарных столбов вдоль дороги, задорно ей подмигивающих.

— Странно, ведь еще мало времени, — встревожено прошептала она.

В груди все сжалось от нехорошего предчувствия. Забросив остатки дизайнерской туфли в сумку, Майя выудила из темных недр сотовый и посмотрела на время. 21-50 услужливо проинформировал мобильник. Время, конечно, не раннее, но и не настолько позднее, чтобы не видеть ни единого прохожего.

— И... куда все подевались? Еще пятнадцать минут до комендантского часа. Неужели я одна припозднилась? — вслух размышляла она, нарушая тревожную тишину пустующей улицы.

Девушка вновь посмотрела по сторонам в надежде увидеть одинокого путника. Никого. Сердце тревожно забилось в груди в преддверии непоправимого, и в это мгновенье, словно издеваясь и одновременно подтверждая ее опасения, тишину прорезал оглушительный вой сирены.

Уши заложило, взволнованный орган в грудной клетке пропустил удар и заколотился с удвоенной силой, предупреждая: у нее осталась три минуты добраться до места обитания.

Майя плюнула на каблук, все еще торчащий из тротуара, скинула вторую туфлю и сломя голову помчалась к дому. "Два квартала, впереди еще два квартала. Не успею" — мысли метались в голове, как муха в банке.

Она не знала, что делать! Ни один из ее знакомых, как назло, не жил поблизости. Никто не сможет ей помочь, никто не откроет дверь, никто не впустит незнакомого человека ночью в дом! Она оказалась в ловушке; в ловушке на этой полутемной улице без надежды на спасение.

Майя бежала настолько быстро, насколько могла. Легкие просто разрывались от недостатка кислорода. В боку неимоверно ругалась печень.

"Еще немного, Боже умоляю, еще чуть-чуть" — уговаривала она свой организм продержаться, найти силы на последний рывок.

Словно смеясь над ней, раздался повторный рев сирены. От неожиданности девушка налетела на бордюр. Ногу пронзила острая боль, и она рухнула на землю, распахав щеку об асфальт под треск расходящейся по шву юбки. Только этого ей не хватало!

На губах ощущался солоноватый привкус, и Майя задрожала от ужаса. "Все, теперь меня уже не спасти", — застучало в голове, окончательно лишая самообладания.

"Нет!" — возмутился внутренний голос. Она не сдастся, ни за что не сдастся!

Девушка заставила себя подняться и наступить на ногу. Чуть не взвыла от боли, но она упрямая. Хромая, заковыляла дальше.

Один, второй — остались считанные шаги, и она на месте. Каких-то сто раз переставить ноги, а она не уверена, что сможет. Безумие!

С каждым движением в правой ноге простреливало от стопы до бедра, и девушка кусала губы, чтобы сдержать крик.

Нельзя кричать! Нельзя ни в коем случае, нельзя — это привлечет их внимание.

"Еще шаг. Давай же, иди. Да иди же. Черт!", — приказывала она себе, но ноги почти не слушались.

Сирена прогудела последний раз — третий, и замолчала до завтра. Фонари дружно мигнули и погасли, тоже до завтра.

— Дьявол! — вырвалось из пересохшего горла.

Она почти физически ощущала тишину, воцарившуюся вокруг, как будто та была живым существом и стояла рядом. Стояла ухмыляясь, с любопытством поглядывая на ее мучения.

"Боже, пожалуйста, еще немного"! — мольба, обращенная к небесам. Правда надежды стать услышанной у нее отсутствовала. На этот город Бог уже давно не обращал внимания.

По ее щекам, не переставая, лились слезы. Беззвучные слезы боли и отчаяния. Темнота обступила ее со всех сторон. Густая, непроглядная, дышащая темнота со своей собственной жизнью. И эта "жизнь", злобно усмехаясь, сопела у нее за спиной, от чего волосы на затылке стояли дыбом, а сердце заходилось в бешеном темпе ужаса.

"Пожалуйста, пожалуйста, кто-нибудь помогите"! — еще одно отчаянное воззвание. К кому — не понятно.

Майя уцепилась липкими от слез и крови руками за перила. Десять ступенек, последние десять шагов. Иди же, Давай.

Она орала в душе, орала истерично, надрывно, но не звука вслух. Нельзя кричать! Дотащила себя до двери и, только ухватившись за ручку, поняла, что сумка больше не болтается на плече.

От осознания этого захотелось завопить во все горло. В ней остались ключи, а вместе с ними и шанс на немедленное спасение. Не раздумывая, Майя принялась барабанить в дверь.

"Только будь дома. Таис, миленькая, будь дома, подойди к двери", — беззвучно взывала Майя к сестре, не понимая, о чем думает. Кроме как дома сестре негде было быть. В колонии по ночам не гуляют ни подростки, ни те, кто постарше.

А в ответ на ее безмолвные мольбы — тишина, темнота и дыхание на затылке. Они близко, совсем близко. Она чувствовала их. Идут на запах.

"Таис!" — очередной безмолвный крик и новая порция ударов о дверь: "Сестреночка, маленькая, родная, открывай уже. Пожалуйста"!

— Кто?

Сердце ухнуло в пятки, и девушка, не сдержавшись, закричала.

— Майя!

* * *

Он сидел в кресле и, бессмысленно уставившись в телевизор, перебирал в руках четки. С экрана гладко прилизанный диктор вещал об участившихся в последнее время ночных нападениях со взломом. Как же ему все это надоело. Надоели эти малолетние придурки, совершенно не умеющие себя контролировать. Надоели их визжащие родственнички. "Ой-ой-ой, мой сыночек не виноват"! А кто виноват? Он что ли? Потому что оттащил недоноска от очередной жертвы? Каждую ночь одно и то же. Сколько можно?!

Со злостью Тейт отшвырнул побрякушку в угол. Достали! Основательно!

Из бара, соблазняя, на него поглядывала початая бутылка виски. До жути хотелось пригубить, но нельзя — время. Скоро на дежурство.

Ну, что за жизнь. На кой черт, он сам себя отправил в ссылку. Кому от этого легче? Сонье? Как же! Ей уже давно все равно. В земле под мраморной плитой однозначно на всех наплевать.

Вскочив на ноги, мужчина принялся мерить шагами комнату.

Ну да! Не уследил. Должен был, но не смог. И зачем она вообще туда поперлась в этот клуб. Не предупредила его.

Черт! Опять. Сколько можно мусолить эту тему! Будь он поумнее, давно бы успокоился. Смылся из этой дыры в какое-нибудь приличное место и жил себе припеваючи. Так нет же, еженощно возится с идиотами. А их и перевоспитать-то невозможно!

Будильник на полке пропищал половину десятого. Появилось желание отфутболить его вслед за четками, но он сдержался. Тейт потряс головой, приводя мысли в порядок, взял себя в руки, насколько получилось, и отправился одеваться.

Черные брюки, черная рубашка, черные туфли — и кто придумал, что они должны постоянно ходить в этом? Что других цветов не нашлось?

Он ненавидел черное. Для него это был цвет смерти.

Прицепив значок смотрителя на карман, мужчина уставился на себя в зеркало.

Нет, ну Дракула самый натуральный. Сами же постоянно твердят — "не пугайте, будьте вежливы", — а нормальной человеческой формы выделить не в состоянии. Какого фига, они налоги платят? Может с транспарантом выйти — "Даешь нормальную одежду!" — вот прикольно получится, про себя усмехнулся он.

Последний раз одернув рубашку, Тейт прошелся расческой по волосам и, мило улыбнувшись своему отражению заученной улыбочкой старшего офицера, сказал себе: "Вперед, на службу".

Заметив его сборы, Мусик сползла с дивана и застыла возле двери на кухню, нервно подергивая хвостом.

— Блин! Опять забыл покормить. Прости кошара.

Перерыв весь ящик, он наконец-то нашел пакет с кормом, беззвучно коря себя. Знала бы Сонья, как он обращается с ее подарком, убила бы. Вспомнилось, как сестра вечно притаскивала домой разных мяукающих созданий, Тейт расплылся в улыбке. Хоть что-то хорошее осталось.

— Держи, животное.

Последний взгляд на часы и он уже на улице, как раз вместе с первой командой "отбой". Как и всегда в это время на дворе никого. Все люди попрятались по своим норам.

— Трусишки, — молодой человек с горечью усмехнулся и закурил.

Засунув руку в карман, Тейт направился к Ривьере. Работа не ждет.

Его самый неблагополучный район. Хлипкие домишки понатыканы один на другой, двери, еле держащиеся на петлях, заселен законченными отморозками. Каждый второй — насильник или убийца. На его взгляд, такие как они, не заслуживают права на жизнь, пусть и в колонии. Их надо сразу осушать и в печку, чтобы землю не марали своим присутствием, но межрасовый совет был с его мнением не согласен.

А жаль. Жить стало бы приятнее.

Высокопоставленные бездари, регулирующие совместное существование двух видов, считали, что и этих нужно кормить, поить и использовать как доноров. С точки зрения представителя его вида это может и правильно, но не для Тейта. Он терпеть не мог подобную мразь, доподлинно зная, что никогда не простит им Сонью.

Последний раз затянувшись, мужчина прицелился, чтобы выкинуть окурок в урну, когда уловил, как шлепают босые ноги по асфальту.

— Это еще что? — пробормотал он и, отвлекшись, промазал. — Ненавижу, когда мусорят. Черт!

Круто развернувшись, Тейт поспешил на звук. Он раздавался с параллельной улицы. Кто-то бежал. Даже не бежал, а драпал, судя по частоте шлепков. "Значит не наши", — мелькнуло в его голове.

Мужчина ускорил шаг, свернул в проулок между домами, и вот уже 4-я Неприкасаемая. Кто-то сильно пошутил, дав улице подобное название. Кто-то обладающий черным юмором. И в каком смысле 4-я? На четверном месте по шкале неприкосновенности? Бред какой-то.

На противоположной стороне по тротуару во весь опор неслась девушка. Ее длинные светлые волосы развивались за спиной, а на миленьком личике застыло выражение крайнего ужаса. Высокая, стройная, длинноногая — оценил мужчина. Интересно, что она натворила, что ее в колонию?

Сердце блондиночки билось так громко, что Тейт даже со своего места слышал его бешеный ритм.

— Фигово, такая красотка опоздала, — вслух посочувствовал он.

Отчего-то, ему захотелось помочь ей, проводить до дома. Он вообще-то не любитель благородных поступков, но сейчас вдруг накрыло, так что пришлось стоять и уговаривать себя не вмешиваться.

Не то чтобы ему было запрещено помогать людям. Скорее никто не думал о подобной возможности, чтобы сообразить наложить официальное вето. Считалось, что оставшиеся на улице после отбоя являются законной добычей, которой можно безнаказанно поживиться. И желающих получить десерт наберется великое множество, об этом знал каждый из вышестоящего руководства. Шутка ли, вкусить свеженького и не подставиться под удар.

Пока молодой человек размышлял над этим своим нелогичным желанием, прозвучал второй сигнал. Девушка с перепуга споткнулась и упала, а ему в ноздри ударил терпкий запах свежей крови.

— Дерьмо! — ругнулся мужчина. — Пропала окончательно.

Тейт собрал всю волю в кулак, заставляя себя оставаться на месте. Девчонка еле слышно всхлипнула и поднялась. Пошла. Ее сила воли впечатляла. Было видно, что идет с трудом. Но шла же! И молчала! Молодец!

Он незаметно двинулся следом. Ее нога постоянно подворачивалась — похоже растяжение — но малышка с завидным упрямством продвигалась вперед. И чем дальше, тем больше он восхищался ею. Какой характер!

Сирена прогудела последний раз, и фонари погасли, погружая город в кромешную тьму.

Тейт почувствовал их сразу же, как только померк свет. Выползли из-за угла и пошли на запах. Его передернуло. Почему-то не мог позволить им схватить ее. Не мог, и все тут!

Мужчина приблизился к задыхающейся фигурке. Она из последних сил взбиралась на лестницу, а он смотрел, но слишком близко не подходил, боялся испугать еще больше. Лишь вслушивался в хриплое дыхание.

Девушка вскарабкалась на последнюю ступень и принялась колотить в дверь. Несколько мгновений ему казалось, что ей не откроют. Потом послышались шаги, и он осознал, что молит того, кто за дверью, поспешить. Приглушенный шепот:

— Кто?

А затем душераздирающий крик.

— Майя!

Они стояли перед ней и смотрели на законную жертву.

Глава 2

Только что никого не было, а моргнула, стоят. Трое. Перед лестницей. Все в черном, почти не различимые. Сливаются с темнотой. Горло перехватило.

Майя судорожно сглотнула и выдавила:

— Не открывай.

Она сама-то себя не слышала, что уж говорить о сестре. Раздался скрежет отворяемого замка.

Только не это. Она не отдаст ее им! Ни за что не отдаст!

— Таис, не надо, не открывай! — во весь голос возопила Майя, надеясь, что сестра послушается, а сама же вжалась в дверь.

Оно приближалось с сияющими, как изумруды на солнце, глазами. И скалилось. Отвратительно так скалилось, довольно, словно с улыбкой.

"Господи Иисусе Христе, сыне Божие" — слова молитвы сами собой пришли на ум. Бабушка в детстве научила. Девушка ухватилась за них как за соломинку — единственную, хрупенькую соломенку. Только бы побыстрее все закончилось, она кому угодно готова молиться ради этого. Только чтобы быстро и не больно. Майя терпеть не могла боль!

Она зажмурилась, мысленно продолжая: "... молитв ради Пречистыя твоея матери...". И откуда только выплыло? Но как на духу, от начала до конца все проговорила.

ЭТО приблизилось почти вплотную и проворковало:

— Киска. Такая сладкая. Вкусная.

Девушку передернуло.

"Какая к черту, киска! Хочешь жрать, жри быстрее, без предисловий. И желательно до конца, чтобы потом не мучится", — подумала она, а вслух сказала: Иди к черту! — и зажмурилась на мгновенье.

ЭТО расхохоталось.

Открыв глаза, девушка посмотрела на "чудовище". Майя даже не могла понять какого оно пола — мужского или женского. Волосы длинные, лицо размалеванное, благо Тайка свет включила на кухне, хоть что-то разглядеть можно.

Хотя, может лучше и не видеть вовсе. Белоснежные клыки, как два маячка, поблескивающие над нижней губой, внушали ей ужас.

— Характерная.

ОНО растянуло губы в усмешке. Зрелище однако! Устрашающее не то слово. Для надежности Майя еще раз повторила: "Во имя Отца, и Сына, и Святого духа. Аминь". Хотя на кой черт, непонятно. На них это все равно не действовало, разве что в кино.