Зараза (общий файл)

— 1 —

Это началось сном. Когда это случилось, были только ощущения. Ощущения, что находишься в нечеловеческом теле. Тело ощущалось очень странно. На первый взгляд оно было круглым. Точнее, шарообразным. Или очень близким к шару.

Странно... Чего только не привидится... С перепою... Только вот я точно помнил, что ничего не пил и лёг спать не поздно...

Попробовав подвигаться, обнаружил, что могу перекатываться с боку на бок. Перевернувшись раза три, понял, что чувствую свет. Чувствую всей освещённой стороной. От света было тепло и после некоторого нагревания я смог двигаться быстрее. Но тут меня что-то очень быстро потащило и, кажется, я даже взлетел. Во всяком случае, почвы внизу больше не было.

Что же со мной происходит? И куда это я попал? Только как же это узнать? Ведь ни рук, ни глаз тут нету. В полёте понял, что света становится меньше. Обо что-то ударялся не чувствуя особой боли.

А чего в этом особенного? Во сне так и должно быть. И даже неприятность нахождения в темноте, к этому времени свет совсем померк, только иногда чувствовались его яркие вспышки, вполне нормальные ощущения для человека.

Не знаю, сколько я так летал, но в итоге наступил момент, когда я понял, что больше не двигаюсь. Светлее не стало, и вскоре я начал чувствовать, что понемногу остываю и слабею.

Чёрт! Что это со мной? Проснуться что ли?

Но все попытки вернуться к реальности ничего не дали. Я так и оставался неподвижным и в полной темноте. Однако список доступных ощущений обогатился давлением. Меня сдавливало со всех сторон. И сдавливало всё сильнее. Одновременно с этим ощутил некоторый прилив сил. Но испугавшись, что меня совсем раздавит, поспешил предпринять всё от себя зависящее, чтобы выбраться наверх.

Да. Верх и низ, а так же право и лево и, что удивительно, север и юг, я воспринимал. Однако в кошмарах обычно на этом месте удаётся проснуться, я же был вынужден пробираться вверх расталкивая слои неизвестно чего твёрдого и имеющего преимущественно круглую, как и то тело, в котором пребывал, форму и сопоставимый с моим телом размер.

Через некоторое время, уже серьёзно ослабев и всё ещё будучи не в состоянии проснуться, я снова ощутил свет. От ощущения тепла и света немедленно стало стихать чувство усталости.

Да что же это такое? Я что? Питаюсь светом?

Для сна мысль была странной. Да и вообще размышления о странностях сна в самом сне были необычны. Никогда не слышал о таком.

На солнышке понял, что насыщаюсь. Даже не столько насыщаюсь, чувства голода как такового не испытывал, сколько становлюсь активнее.

Нагреваюсь как в печке. Колобок, блин! Приснится же...

Я что, растение? Но почему тогда двигаюсь? Растения ведь стоят на месте.

И я что? Расту? — показалось мне, что теперь я стал больше.

Точно Колобок.

Прислушался к ощущениям, чтобы понять, какого размера моё странное тело в этом сне. Тело действительно подросло. Причём, подросло так, по объёму, раз в восемь. То есть диаметр тела увеличился в два раза. Да. Именно диаметр. Тело всё так же было шарообразным, ни в какую не желая менять свою форму.

Меня стала серьёзно тревожить мысль, что помимо всех странностей, я не мог заставить себя проснуться. Кошмары, конечно, мне снились не часто, но от них я всегда просыпался. А тут не мог даже стараясь. К тому же, всё что я мог — это думать. По ощущению изменения освещённости своего тела понял, что даже двигаться мне не надо. Меня что-то постоянно несло. Кажется, даже иногда взлетал, правда не высоко, а потом падал вниз и снова катился.

Время потеряло всякий смысл. Новых ощущений не было, а испытываемые были до крайности монотонны. Даже слабость больше не возвращалась.

Естественно... Если я питаюсь светом, то, находясь на солнце, я не могу уставать, — сделал я простенькое умозаключение.

Но пока меня так несло неким потоком, заняться было совершенно нечем, и я стал думать, где оказался.

Может это вовсе не сон? Может я уже умер? — перебирал я варианты того, что со мной могло случиться, — если я умер, то я продолжаю существовать. Ведь я мыслю. Если жив, то почему не могу проснуться? Я же всегда просыпался, если мне снился кошмар. А в том, что мне сейчас снится кошмар, пусть и очень необычный кошмар, я был абсолютно уверен. Ведь последнее что я помнил о человеческом бытии, это то, как я ложился в постель вечером.

А если допустить, что это не сон? — пришла подлая мыслишка.

Вот это уже было серьёзно. Вот это уже начал вырисовываться настоящий кошмар. Своего привычного родного тела нет. Ощущения сна нет. Проснуться не могу. Имеющееся шарообразное тело было точно не человеческим и вообще непонятно чьим и даже непонятно чем. И находилось невесть где. Как-то изменять форму тело не могло, но при этом двигалось. Питалось светом, но не впитывало ничего из земли...

Или впитывало? Просто я пока на это не обращал внимания?

Обратил внимание, повинуясь новой идее. Но в итоге только подтвердил свою первую мысль. Тело действительно ничего не впитывало из земли.

Хотя результат был удручающим, факт роста был неоспорим, а значит, тело чем-то и как-то питалось. Вероятно впитывая необходимые вещества всей поверхностью, потому как никакого рта не было и в помине.

Стал вспоминать, что я читал в последнее время, чтобы понять, чем мог быть вызван сон. Я снова вернулся к успокаивающей мысли, что мне всё это снится. Но в голову... То есть...

Интересно, а во что теперь ко мне приходят мысли? Головы-то нет. Или наоборот, только голова и есть? Ой! А что если мой дом рухнул, и мне оторвало голову и теперь то, чем я являюсь, какое-нибудь остаточное явление? — снова вернулись, уже было отметённые, подозрения в собственной смерти.

Но я, во второй раз, решительно отмёл мысль о смерти и вернулся к размышлениям.

...В общем, в-то-место-куда-приходят-вместо-отсутствующей-у-меня-головы-мои-мысли, ничего не приходило. Ни одно воспоминание о прочитанном упорно не хотело наведаться. Будто все мысли и воспоминания забыли адрес этого места и теперь скитались где-то неприкаянные и бездомные. Даже жалко стало своих мыслей и воспоминаний.

Где-то в уголке сознания всё ещё продолжала упорно брезжить надежда, подпитываемая отсутствием ряда факторов, доказавших бы, что я не сплю, что всё это кошмарный сон, который рассеется с первыми лучами солнца. Или, в крайнем случае, со звонком будильника.

Была только одна проблема. Лучи солнца тут, во сне, уже давно были, а кошмар не рассеивался. Но ведь надежда умирает последней...

Я глубоко вздохнул и только теперь обратил внимание, что СОВЕРШЕННО НЕ ДЫШУ! Почему-то раньше я не обращал на это внимания, хотя и заметил, что моё тело совершенно неспособно даже чуть-чуть растягиваться или сжиматься.

Да куда же это я попал?! Что за дурь мне снится?! Будто и в самом деле "дури" какой с вечера набрался. А может ужин был травленный? Сейчас всё время пугают всякими продуктами. То ли модифицированными, то ли недомодифицированными, то ли перемодифицированными, то ли не так модифицированными.

Тут, в моём сне, или моей новой реальности, я уже и не знал как думать, что-то стало неуловимо меняться. Через небольшое время я понял, что уменьшается количество воспринимаемого моим телом света. Не успел я это как следует осознать и сделать хотя бы самые общие предположения, ведь моё тело всё ещё продолжало перемещаться неким потоком, и испугаться, что со мной будет, если тьма затянется, как услышал страшный грохот и испуганный, в холодном поту, тяжело дыша и широко открыв глаза, сел на своей родной постели в своём человеческом теле. Мой любимый старый механический будильник, гремя колокольчиком и сверкая отражавшим солнечные лучи раннего летнего утра циферблатным стеклом, показывал без пяти минут шесть. Я без сил рухнул обратно, заключив в объятия одеяло, нервно рассмеявшись.

— 2 —

Ложась спать следующим вечером, я совершенно не думал о прошлой ночи, уже забыв о дурном сне и не придавая ему значения. Но не успел закрыть глаза, как почувствовал, что меня буквально с неимоверной силой сжимает со всех сторон и вокруг, как и у меня, высокая температура.

Попытавшись проснуться и вскочить, я осознал, что опять нахожусь в непонятном шарообразном теле, на этот раз очень сильно заваленном, поскольку внешнее давление было гораздо сильнее, чем в первый раз. Я не мог даже пошевелиться. О том, чтобы самому выбраться не могло быть и речи.

Кричать было нечем, и кругом было темно...

Может здесь есть какой-то механизм, позволяющий переносить длительную тьму? — стал я соображать, что мне сделать, чтобы дождаться наступления утра и нового, столь теперь становящегося радостным звонка, ранее ненавистного, будильника.

Самым очевидным было успокоиться и не тратить энергию даже на мысли. Тем более, что дышать этому телу не требовалось и его что-то разогревало извне. Это давало надежду, что я не умру в этом теле за мою реальную человеческую ночь и нормально, пусть и снова в холодном поту, проснусь утром.

Так я и поступил, максимально расслабившись. К давлению я уже привык и не особенно обращал на него внимание. Конечно, с точки зрения человека, моё поведение было совершенно не верным, но ведь я сейчас был в нечеловеческом теле, которое функционировало совершенно непонятным для меня образом. Я ощущал лишь изменение внешней температуры не испытывая холода или жара в человеческом понимании, внешнее давление на своё тело и свет, что говорило, что тело его использует как основной источник энергии, но, в то же время, сейчас, испытывая сдавливание и разогрев, я не чувствовал себя устающим. Выходило, что такой источник энергии для этого тела тоже был приемлем.

Спустя некоторое время до меня дошло, что тело ещё больше выросло. Проверив размеры, я понял, что мой диаметр ещё раз удвоился. Только вот я не знал, ни того, каких размеров было моё тело изначально, ни каких размеров оно стало сейчас. Чтобы ответить на второй из этих вопросов, нужно было хотя бы посмотреть на себя со стороны, но для этого требовались глаза, которых это тело не имело, или руки, чтобы взять и сравнить два тела, моё и ещё какое-нибудь, на ощупь. Только с руками была не меньшая напряжёнка, чем со зрением.

Поскольку мне, по-прежнему, было тепло и темно, я угрелся и заснул, не придав значения тому, как это так, спать во сне. Проснулся я потому, что на меня светило солнце, при этом чувствовал я себя очень и очень слабым, как будто давно не спал. Вначале я хотел зевнуть, потянуться и открыть глаза, но вдруг понял, что я больше НЕ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ТЕЛЕ!!!

Не знаю, откуда пришло ко мне это знание, но я был точно уверен, что не сплю по настоящему. Может, это стало следствием того, что я "уснул во сне" и сейчас осознал всю абсурдность такого сна. Передо мной ясно встала перспектива провести всю жизнь в ущербном теле шарообразной формы, неустановленного размера и неизвестного места нахождения, не нуждающегося ни в каком питании кроме света и тепла и совершенно не дышащего.

Поскольку солнце освещало лишь небольшой кусочек моей, теперь уже без всяких кавычек, поверхности, и я ощущал, что всё ещё существенно чем-то завален, пришлось начать двигаться из того вещества, в котором я пребывал, в сторону солнца, чтобы привести тело в полностью рабочее состояние и начать думать, как жить дальше.

Отчего-то открывшаяся мне неприятная истина не сильно напугала меня. Может оттого, что я был не властен изменить случившееся? Или из-за того, что в родном мире я не был олигархом, чтобы переживать об оставленных сокровищах. Родственников тоже не было, так что из человеческих чувств осталась только жалость к своему собственному телу.

Где оно теперь? — подумал я, — лежит где-нибудь в госпитале в глубокой коме, опутанное трубками и проводами, или уже давно закопано? Или так и осталось всеми забытое, холодное, высохшее в постели с того последнего в нём вечера?

Мне не было известно, сколько я спал, но чувствовалось, что сон был долгим. Очень долгим.

А может для моих двух, таких разных тел время идёт совершенно различно, и мой долгий сон в этом теле занял гораздо меньше времени, чем я ощущаю?

Мои мысли прервало второе за сегодня...

Знать бы ещё, какое сегодня "сегодня".

...открытие — моё тело за время моего сна выросло. И выросло просто чудовищно. С тех пор как я последний раз проверял размеры своего тела, его диаметр увеличился в добрый десяток раз, а поверхность подо мной стала существенно ровнее. Теперь мне было достаточно просто катиться, а не расталкивать огромные, размером с меня или почти с меня, а иногда и более, столь же твёрдые предметы, окружавшие моё тело в самом в начале.

Пару раз перекатившись в разные стороны, я понял, что нахожусь в какой-то долине. С двух сторон от меня местность начинала довольно круто подниматься. Солнце стояло высоко, и я решил начать движение по дну долины, чтобы хотя бы минимально обследовать местность...

Тут надо сказать, что я всё ещё воспринимал грунт под собой как состоящий из множества твёрдых округлых тел, но не мог определить их природу, в силу низкой чувствительности моих внешних покровов.

...Чтобы понять, чем я был засыпан и почему вдруг без посторонней помощи оказался на поверхности.

Первый сознательно проведённый в этом шарообразном теле день я просто катился вдоль долины, в которой оказался. Та, в свою очередь имела форму дуги эллипса. Во всяком случае, я так решил, потому то мне постоянно приходилось забирать чуть вправо, чтобы не закатываться на склоны.

Катился я, как мне казалось, не очень быстро, да и не стремился к скорости, не считая даже то, сколько раз повернулся на все триста шестьдесят градусов. Чувствовать направление силовых линий магнитного поля было необычно. Всё же я оставался человеческой сущностью, не имевшей ранее опыта такой ориентации. С другой стороны, встроенный компас без зрения ничего не давал, а глаз не предвиделось. Хотя, что там глаза, я до сих пор не имел даже приблизительного представления о том, кем являюсь, и что представляет из себя жизнь в этом мире, где я являюсь шаром. Причём твёрдым шаром. Это было самое загадочное. Твёрдый живой шар.

А почему собственно живой? С чего я взял, что моё тело живое? Ведь оно не дышит, или я не ощущаю, что дышит. Не чувствует, или почти не чувствует, боли. Наверно с того, — решил я, — что могу это тело двигать. Или оно само двигается?

Перестал отдавать телу команды, дабы проверить, способно ли оно на самостоятельную деятельность. Прождал до того, пока не начали смеркаться сумерки. Тело признаков деятельности не подавало. Стало ясно, что им полностью управляю я, а так же удалось выяснить, что теперь потоки окружающего вещества, разобраться жидкости или газа я не мог, не оказывают на движение моего тела существенного влияния. Или здесь, в долине, потоки не были столь сильны, чтобы сдвинуть изрядно подросшего меня.

Но в связи с закатом передо мной встал вопрос, как я переживу ночь. Ведь мне ещё ни разу не приходилось оказываться ночью на поверхности этой неизвестной планеты.

А планеты ли? — снова закрались подозрения, — может тело с такими свойствами может жить и на астероиде...

Однако решение задачи, "где я нахожусь" требовало времени, а неотвратимо наступала ночь, которую я мог и не пережить.

Кто знает, какие тут ночью животные бродят? Может я являюсь чьим-нибудь кормом.

Эта, последняя "мелочь" заставила отложить все прочие вопросы и задачи и попытаться закопаться. Но у меня ничего не вышло, как бы активно я не катался. Окружающий меня ландшафт стал слишком неудобен для закапывания подросшего тела шарообразной формы. Тем не менее, одновременно с активными движениями в условиях магнитного поля я заметил, что не испытываю усталости.

Значит, моё странное тело может брать энергию из света, тепла и магнитного поля планеты, — сделал я ещё одно открытие. Уже четвёртое за этот день, — только как бы его можно было применить...

Будь я маленьким, я бы, наверно, мог бы собой гордиться. Так продвинуться в познании себя и окружающего мира всего за один день. Хотя, почему нет? Я и есть маленький. Я же недавно в этом теле. И даже если оно взрослое, для этого мира я ещё младенец возрастом в один день.

Четвёртое открытие натолкнуло меня на мысль начать вертеться.

Если я твёрдый и чувствую магнитное поле... Спустя некоторое время я заметил, что накопленный заряд стал стекать с моего тела. Ещё немного погодя на меня обрушился каменный дождь. Камни были не опасны для меня, все они были гораздо мельче и в большинстве случаев такие же круглые, но их было очень много, и я снова оказался заваленным, и меня стало сдавливать. Как и прежде мне стало тепло, и когда у меня уже не было сил вертеться в куче породы, я расслабился и остановился. Под тяжестью сжимающейся породы выделялось тепло, и я погрузился в сон, так и не решив, как я буду выбираться на поверхность, когда наступит новое утро, и даже не задумался, чем именно был вызван полученный результат эксперимента.

— 3 —

Но на поверхность на следующее утро я не выбрался, снова проспав до тех пор, пока не ощутил, что больше не завален и светит солнце. Поскольку потоки неизвестной внешней среды обдували меня всё с той же силой, а ощущение магнитного поля говорило, что оно изменилось, я заключил, что проспал снова не то что не один день, а даже не один год. Кроме этого я снова проверил размеры своего тела. Если вы подумали, что оно снова выросло, то вы совершенно правы. Впрочем, на этот раз рост составил не так много, как в предыдущий. Моё тело всего лишь утроилось в диаметре. Но даже этого было достаточно, чтобы задуматься над тем, чем я являюсь.

Что я знал? Я знал, что моё тело имеет жёсткую шарообразную форму, не дышит, питается светом и теплом, чувствует электрическое и магнитное поля и даже вырабатывает их при определённых условиях, может электрической энергией питаться. Растёт моё тело, как уже можно было понять, будучи заваленным веществом.

Это что же получается? Я обрастаю новым веществом, которое прессуется под давлением? Я что? Из опилок? Как Винни Пух?

Но эту мысль пришлось сразу же отбросить, поскольку ощущаемые мною в начале пребывания в этом теле окружающие тела не были по форме похожи на опилки, да и я сам не был опилкой. Я сразу был круглым.

Идиотом, — почему-то подсказал внутренний голос.

А кем мне ещё быть, если я не могу ни посмотреть на себя со стороны, ни потрогать, чтобы понять из чего я сделан. Я умею только электромагнитным полем перемещать предметы меньше меня по массе.

Перемещать предметы меньше по массе? — переспросил внутренний голос.

Кажется, у меня началось раздвоение личности. Начал сам с собой разговаривать. Впрочем, это не удивительно. Ведь больше мне поговорить не с кем, а ощущений катастрофически мало. Но даже в сумасшедшее место-в-которое-приходят-мысли мысли-таки приходят. Пусть и как результат раздвоения личности.

А смогу ли я заглянуть внутрь себя и увидеть, точнее, почувствовать, из чего я состою? — прислушался к совету своей сходящей с ума, или что там у меня теперь, личности.

Устроился поудобнее на солнце, чтобы было посветлее и, по возможности, большая часть меня была освещена. Сосредоточился, накапливая заряд, и медленно стал спускать его внутрь себя, следя за тем, как он течёт.

Как хорошо, что в бытность человеком, я не тратил время за просмотром глупых программ по телевидению, а читал Книги, когда на бумаге, а когда и в сети, И теперь имею какой-никакой багаж знаний в различных дисциплинах.

Конечно, было мало надежды, что таким образом я что-то смогу понять, ведь мои знания в материаловедении, мягко говоря, хромали. Но, как говорится, чем чёрт не шутит?

Но на этот раз чёрт ТАААК пошутил...

Наверное, я сконцентрировал слишком большой заряд и когда пришёл в себя обнаружил, что меня, то есть у меня, ТРИ независимых тела. Впрочем, это была только половина шока. Когда я проверил их форму, то понял, что все три тела это части разорванного меня целого. Надо признать, что шутка чёрта была аккуратной. Меня разорвало не на тысячи осколков, а на три, приблизительно равных, части. К моему удивлению я чувствовал их все три разом. Только не смог ими одновременно управлять и не знал, где какой фрагмент находится. Перекатывать осколки своего тела я не мог из-за их формы. При этом осколки чувствовали свет не только своей гладкой стороной, бывшей ранее поверхностью моего целого тела, но и той поверхностью, которая возникла в результате разрушения.

И тут в моём сознании сложились факты — твёрдое тело, пережившее разрушение. Питание светом, при чём всей внешней поверхностью. Рост под давлением окружающего вещества при полном отсутствии питания и дыхания...

Я что? Куличик?!

В очередной раз особенности тела спасли от потери сознания. Но всё равно было не здорово. Быть много лет человеком, венцом творения природы, и вдруг оказаться в куче утрамбованного песка?! Теперь я уже точно знал, из чего я, хотя и не решился проводить вторую попытку химического анализа себя. Более важным сейчас было восстановить осколки своего тела если не в одно целое, то, хотя бы, в три самостоятельных шарообразных тела.

А как это можно сделать? Предположительно взрывом мои части раскидало на достаточно большое расстояние. Раньше я рос оказываясь в куче породы. Предположим, что я оказался в районе, где много песка.

Я снова стал накапливать электрическое поле и постепенно притягивать к себе вещество. Ко всем трём телам. Попытки одновременно управлять всеми телами продолжились, но в итоге пришлось переключать внимание с одного на другое и отдавать приказы по очереди. Но, мне удалось надёжно засыпать песком все три тела и я, прекратив притягивать грунт только когда уже не мог дотянуться своим полем до новых фрагментов, снова впал в дрёму.

В себя я пришёл вновь спустя много времени, уже когда все три моих тела были на солнце. Быстрая проверка показала, что все они круглые и примерно на треть большего диаметра, чем было моё первоначальное тело. Можно было заняться следующими вопросами повестки дня. Зная теперь, что мои тела состоят, наиболее вероятно, из кремния, я решил, что нужно начать совершенствование тел с создания зрения. Разумеется пока не органического, а электронного. Для этого всё же пришлось предпринять вторую попытку управления своим телом на уровне отдельных атомов. Но, опасаясь проблем с необходимой для меня энергии, я потратил оставшееся до заката время на накопление энергии, а весь следующий день выяснял, сколько времени длится светлое время суток, за одно и энергию накапливая. Только с наступлением нового утра я стал осторожно менять положение атомов и структуру их связей на поверхности своего тела, формируя светочувствительную кремниевую пластинку, которой собрался покрыть круг на своей поверхности имевший диаметр в одну третью шара. На формирование слоя у меня ушло два месяца. Пришлось перебирать разные атомы, чтобы найти то сочетание, которое обеспечивало создание полупроводникового диода способного воспринимать, как я думал, изображение. И вот я смог взглянуть на свой мир высокочувствительным, как я полагал, чёрно-белым глазом...

И ничего не разглядел. Отсутствие какого-либо фокусирующего приспособления сделало картинку до невозможности нечёткой. Пришлось начинать всё с самого начала и превращать моё тело в полноценный глаз, то есть полую камеру, что, конечно, повлекло значительный рост внешних размеров тела-глаза.

Одновременно, мне удалось установить, как происходит процесс моего управляемого роста — в этом участвовала лишь сама растущая поверхность. При чём, при наилучших условиях, я мог расти со скоростью два с половиной миллиметра в секунду в любую сторону.

Переформирование же всего тела происходило медленнее. Приходилось послойно перемещать вещество из центра шара на поверхность и укладывать внешним слоем, поверх которого накладывать новый. А всё это происходило всё с той же скоростью. А чтобы не расколоться, пришлось перестраиваться не всей массой. Так что Солнце, так я называл по привычке местную звезду, успело несколько раз обойти по небу, прежде чем моя, по истине титаническая, работа была закончена и я, наконец, ограничившись конструкцией камеры-обскуры, увидел пустыню. Да, я жил, если это понятие всё ещё применимо ко мне, в пустыне среди однообразных, серых для моего не цветного восприятия, барханов.

И стоило делать глаз? — мысленно вздохнул я, тем боле, что фокусировки никакой не было и чёткость картинки, мягко говоря, хромала. Приходилось долго присматриваться и мысленно сознательно формировать удобоваримое изображение.

Однако глаз делать стоило. Теперь я имел представление об окружающем мире, а это уже не мало. Ведь я увидел не только пески, но и безоблачное небо. Огорчало только, что я плохо представлял себе как какой цвет отображается в чёрно-белой гамме и не мог достоверно определить какого цвета здесь небо и солнце.

Ещё очень хотелось взглянуть на себя со стороны. Не имея в бытность человеком близнеца, я был вынужден ограничиваться зеркалом, но это, конечно не то. Теперь же я мог посмотреть не просто со стороны на что-то очень похожее на себя, а на самого себя. На ещё одно именно своё тело. Только нужно было разыскать два своих тела.

Попробовав несколько раз перекатиться, понял, что глаз для этого очень неудобен. Во-первых, в достаточно большую дырку попадает песок, во-вторых, всё вокруг вертится вверх и вниз.

Кое-как отряхнувшись, оставил глаз и переключил своё внимание на одно из двух слепых тел. Конфигурацию магнитного поля я чувствовал очень хорошо и благодаря этому прекрасно знал куда мне нужно катиться, чтобы предстать пред свои, то есть своё, ясное око. Но катиться пришлось порядка сотен метров. И раскидало меня взрывом далеко, и барханы было легче преодолевать в их подножиях, чем перекатываться по гребням. Остановился я только когда стукнулся о что-то большое, гораздо больше того тела, в котором я сейчас был. Переключившись на тело-глаз, я повертелся в поисках второго тела и увидел абсолютно чёрный для имеющегося у меня зрения шар диаметром больше десяти сантиметров. Перед мной действительно лежал шар из кремния. Если до этого я ещё в чем-то сомневался, то теперь всё стало предельно ясно. Осталось ответить на два традиционных национальных вопроса. Хотя первый был сейчас не актуален, поскольку, я бы до виновника всё равно не добрался, а если бы и добрался, то ничего бы сделать не смог.

— 4 —

Для второго вопроса, так или иначе, требуются руки, или иные конструкции с аналогичными функциями. Отсюда следующий вопрос — где взять руки? В свою очередь этот вопрос завязан на конкретную задачу, которую я собираюсь поручить рукам. А собираюсь я им поручать отнюдь не перенос тяжестей. Во всяком случае, не только перенос тяжестей. Как минимум нужно обследовать и исследовать эту планету. Для этого нужны не просто руки. Для этого нужны образованные руки. А где взять такие посреди пустыни?

Взять руки, тем более образованные, посреди пустыни не представлялось возможным не только в первом, но, даже, в десятом приближении. Все мои способности исчерпывались взаимодействием с магнитным полем планеты.

Но... — пришла мне очередная мысль, — если я могу взаимодействовать с полем, может у меня получится летать отталкиваясь от него?

Я погрузился сознанием внутрь своего тела-глаза и попробовал создавать на разных его полушариях разные потенциалы. Но добился только того, что перекатывался. Уже было хоть что-то ясно. Пытаясь взлететь, я понял, как именно я двигаюсь. Но для полёта требовалось нечто более серьёзное. Пришлось снова погрузиться в перестройку себя на молекулярном уровне, втягивая через дырку глаза песок и используя его на создание органов полёта.

Однако тело было переделано полностью. Основной его объём снова превратился в монолитный кристалл, от чего я, по моим собственным ощущениям, стал думать гораздо быстрее и, ко всему прочему, осознал, что одновременно не только чувствую сразу все три моих тела, но, кажется, и думаю одновременно всем имеющимся у меня объёмом всех тел.

Наверное, так бывает у соединённых в сеть компьютеров, решающих какую-то одну задачу. Это было совершенно необычное для меня, да и для любого человека, и даже не только человека, неописуемое словами ощущение.

Но я отвлёкся. Вместо одного огромного глаза мною были сформированы пять групп по семь маленьких. Один глаз в центре и шесть вокруг. Группы глаз были размещены по экватору, который для своего тела определил сам волевым решением, на расстоянии в сто двадцать градусов между центрами центральных глаз, и на полюсах тела. Таким образом, у меня получилось практически сферическое видео-наблюдение.

Сформировав глаза, я занялся формированием системы, которая должна была обеспечить мне левитацию в магнитном поле. На равном угловом расстоянии от групп глаз на экваторе я стал формировать полуокружности, которым предстояло стать магнитными опорами. Диаметр этих полуокружностей я довёл до пяти сантиметров, чтобы они могли выдержать мой вес и были в состоянии выполнять функцию посадочных опор.

Через пару дней старательного неспешного труда и многократных проверок правильности построенных конструкций, я был готов испытать себя в полёте. Возросшие размеры не только увеличили мою массу, но, как я уже говорил, усилили мои интеллектуальные, хотя, наверно, в данном случае правильнее говорить вычислительные, возможности, мою вместимость, как аккумулятора и мою площадь, как солнечной батареи. Мысленно вздохнув, я подключил все свои глаза и подал напряжение, создавая разность потенциалов между противоположными концами дуг-опор. И... чудо не свершилось. Моё тело осталось на месте, а вокруг началась маленькая электрическая буря.

Поскольку я не имел представления о месте своего пребывания, то счёл за благо остановить неудачный эксперимент, пока он не привлёк ненужного к себе внимания. Оставалось надеяться, что здесь нет тех, кто мог бы заинтересоваться произошедшим электрическим явлением.

Впрочем, поскольку вокруг был только песок, заинтересоваться могла лишь цивилизация, достигшая уровня современной мне Земли и имеющая сеть наблюдающих за поверхностью спутников.

А что для меня лучше? — задумался я, — развитая цивилизация или цивилизация отсталая, или вовсе её отсутствие?

По здравому размышлению и прикидке моих текущих знаний, выходило, что нужна цивилизация с технологическим уровнем сопоставимым с родным. Хотя бы я знаю, как работать с современной мне техникой.

Как было бы хорошо, если бы я оказался у себя дома. На своей родной планете, — вдруг подумал я, — или ужасно? Ведь люди не жалуют не таких как они. Даже своих соплеменников с другим цветом кожи или разрезом глаз. Что уж говорить о не человеке? Фактически чужом, неприятие которого нагнетается средствами массовой культуры последние лет десять-пятнадцать минимум.

Пока катилось третье тело, лежавшее, как оказалось, за соседним барханом, я думал, что же со своими тремя телами делать. Мне нужно что-то с руками, а я даже не знаю, есть ли на этой планете какая-нибудь разумная форма жизни, не говоря уже о том, на каком техническом уровне она находится...

Значит нужно перестраховаться.

Имея возможность больше не покидать своё большое глазастое нелетающее тело полностью, я переместил основной фокус внимания на маленькое и слепое и покатил его на юго-запад. Катился мой колобок два, как я назвал это своё тело, порядка местного полумесяца, прерываясь только на ночное время, когда становилось совсем темно и холодно. На это время я засыпал полностью, поскольку такие же трудности испытывали и прочие тела.

Наконец, спустя две недели, когда Колобок два находился на расстоянии ста шестидесяти восьми километров от места старта, я остановил тело, но не оставил просто лежать его на поверхности, а стал пытаться закопать хотя бы в песок, оставив на поверхности небольшую солнечную батарею, диаметром сантиметров сорок, чтобы не привлечь внимания, если её смогут разглядеть сверху.

Я всё ещё надеялся, что технический уровень здесь не выше земного. Да и что я мог противопоставить существам более развитым, я понятия не имел.

Впрочем, я ничего не мог противопоставить и существам с земным уровнем технологий.

Само тело я стал переформировывать в толстый шнур, прокладывая им дорогу вниз, расталкивая песок, а затем и выделяя из него кремний на строительство.

Теперь, имея более или менее спрятанное тело, должное выжить в случае неприятностей у основного или предупредить меня об опасности, можно было серьёзно подумать над тем, где достать руки. Для решения задачи представлялось два способа. Захватить руки или создать самому. Для первого нужно было наличие технически развитой цивилизации на планете. Для второго требовалось научиться не только соединять однотипные атомы друг с другом, но и соединять в определённой сложной последовательности разные атомы. А я пока не знал даже какими ресурсами вещества располагаю. Я только знал, что нахожусь в пустыне и что здесь много кремния, из которого состояли три моих тела.

А что если раскрошить моё третье тело на отдельные песчинки? Ведь я получил три тела благодаря расколу одного, а теперь чувствую их все три, хоть и не получается пока управлять всеми разом... — снова посетило меня озарение, — но зачем? Что я буду делать с кучей подконтрольного песка? Пожалуй нет. Если и раскалывать, то на более крупные фрагменты и создать ещё несколько своих колоний вокруг.

Подумав так, я расколол колобка три, как я его обозначил, на восемь частей. Каждую снова пришлось вырастить до первоначального целого, немного прикопав в песке, чтобы не тратить сил на перемещение вещества. Одно тело было зарыто в песок здесь же и принялось прорастать в недра, а ещё пять нужно было отправить в разные стороны.

Тут мне пришла мысль, что колонии стоит раскидать так, чтобы между ними было шестьдесят градусов, а расстояния от меня и центральной колонии чередовались — сто шестьдесят восемь и триста тридцать шесть километров. Но выходило, что на размещение всех зародышей мне потребуется порядка полугода.

Или потратить немного времени на увеличение диаметра шаров?..

И тут я поймал себя на мысли, что моя первая и вторая колонии растут. При чём растут с полной скоростью. То есть я одновременно занят тремя процессами — двумя строительствами и одним размышлением. Резонно было предположить, что если нагрузить остальные автономные тела отдельной задачей, они с ней справятся.

Первая попытка приказать сразу пяти телам двигаться в заданном направлении не удалась. Пришлось дать задание каждому телу по-очереди. Но в дальнейшем они покатились сами, придерживаясь заданного направления и сократив время расселения до одного месяца. Рядом со мной глазастым остались ещё два слепых тела — колобок три-семь и колобок три-восемь. Для симметрии я расколол последнее пополам и положил три шара между опорами смотрящего так, чтобы касательные к шарам перпендикулярные поверхности были касательными и к описанной вокруг опор окружности.

За последним занятием я понял, что могу делать одно дело задействуя несколько тел. Но попытка перераспределить вычислительные мощности на выполняемые другими телами задачи привела к остановке их всех. Думать одной головой, как товарищ Юлий, сразу несколько дел у меня пока не получалось. Как следствие, у меня возникла куча свободного времени справленного на окраинах сознания постоянно зудящими вычислениями строящихся колоний.

— 5 —

У моего глазастого тела на ближайший месяц образовалась уйма свободного времени. Попытки занять себя подключением к строительству колоний никак не помогали. Подключиться получалось, но для этой задачи вполне хватало мощностей внешнего слоя атомов. Постаравшись, можно было ещё и второй слой задействовать, но это требовало нудного контроля. А всё остальное фактически оставалось свободным. Что было делать? Смотреть вокруг? На песок, который медленно заметал и моё глазастое тело, и солнечные батареи строящихся структур? Тут я вспомнил, что до сих пор так и не удосужился определиться с точным местоположением.

Я потратил весь день, чтобы можно было работать и ночью, на накопление энергии, собираясь посмотреть на звёздное небо.

И вот настал час истины. Хотя моё зрение оставалось чёрно-белым, но при этом весьма и весьма чётким для той конструкции оптики, что я использовал, мне удалось взглянуть на ночное небо этого мира с незнакомыми созвездиями на нём. До утра я изучал их очертания, составляя карту. Когда звёзды померкли, принялся её изучать, воспроизводя перед мысленным взором в динамике.

Созвездия были мне незнакомы. Как я ни старался, построить хоть одно привычное не удавалось.

Внимание привлекла только фигура около полюса, слишком отчётливо вырисовывавшаяся в крест...

Но если я на Земле?.. — мелькнула мысль, заставив лихорадочно вспоминать, где в Южном полушарии есть пустыни кроме Австралии.

Однако, не радуясь, или огорчаясь, раньше времени, я ещё раз проверил наблюдения и вздохнул вновь то ли с огорчением, то ли с радостью — местное небо вращалось вокруг точки лежащей точно на пересечении отрезков соединяющих четыре звезды в крест, создавая на небе впечатление старинных часов, не знавших минутной стрелки.

И куда это меня занесло? — стал раздумывать я, продолжая рассматривать составленную карту неба, на которой что-то было очень не правильно.

После двух полных просмотров я, наконец, понял, чего не хватает — СПУТНИКИ! Я НЕ ВИДЕЛ ЗА ВСЮ НОЧЬ НИ ОДНОГО СПУТНИКА! Ни естественного, ни искусственного. Первое окончательно убеждало в том, что я нахожусь не только не на Земле, но, в купе с другим созвездием на полюсе, ещё и за пределами родной системы.

Неожиданная мысль заставила пересмотреть предыдущее решение, и провести ещё одну ночь наблюдая небо. Но и в этот раз я не нашёл ни Луны, ни каких-то признаков орбитальной активности. Если второе можно было списать на качество моей оптики, то первое, тем более что прошли уже сутки после предполагаемого новолуния, не вписывалось в вариант Земли.

Или я всё же так плохо вижу, что звёзды для меня значительно заметнее пепельного света земного спутника? Невероятно, конечно. Впрочем, карта звёздного неба включала не так много, в сравнении с человеческим взглядом, звёзд, как я посчитал, так что на зрение вполне можно было жаловаться.

Как бы ни было неприятно это признавать, но первоначальная идея становилась всё более правдоподобной. Дополнительно я сопоставил наблюдения двух ночей, ища сместившиеся звёзды. И нашёл их — одну очень-очень яркую белую, появлявшуюся незадолго до восхода, одну с отчётливо цветную, выделявшуюся на фоне остальных какой-то блёклостью, хотя и довольно крупную, висевшую на небе всю ночь, вероятно, внешнюю соседку мира на котором я очутился, и ещё две, меньшей яркости, тоже, очевидно, на внешних орбитах.

Система была очень и очень похожа на привычную. Я снова засомневался в месте своего пребывания, но, не имея хорошей оптики, был вынужден проверить другой вариант достоверного определения планеты — проверить эфир на предмет сигналов разумных. Разумеется, если они используют известный на Земле способ связи или это и есть Земля.

Я стал выращивать на концах своих опор тонкие перпендикулярные отростки, а на их концах ещё одни перпендикулярные уже им отростки, стремясь получить антенны и, одновременно, пытаясь поймать какой-нибудь сигнал.

Полностью работа была закончена, когда длина рабочей части антенн достигла более полутора метров. Однако... Ничего услышать не удалось. Последний факт не послужил доводом в пользу отсутствия каких-либо сигналов, поскольку на любой частоте неизбежно был бы как минимум белый шум, если бы система работала.

Тот факт, что, используя антенны, я не смог засечь никаких электромагнитных колебаний, заставил задуматься, каким образом я чувствую свои отдельные тела. Но ничего не придумывалось. Способ связи явно лежал за пределами человеческих знаний доступных широкой общественности.

Потерпев фиаско с каменными антеннами, стал искать металлы. Снова столкнулся с проблемой незнания "как оно выглядит", и занялся перебором различных атомов. Отращивать антенны получалось хоть и чуть медленнее, чем раньше, но только через месяц экспериментов с различными материалами я впервые засёк белый шум. Причём на частотах ТОЧНО не используемых для связи.

Или используемых?

Я срочно занялся проверкой длины моих, только начавших расти, антенн, остановив сам процесс роста. Оказалось, что это были ещё даже не антенны, а буквально ворсинки длиной в пару тысяч и толщиной в десятки атомов. Что самое удивительное и неожиданное — между этими ворсинками на разных моих отростках установился едва заметный, но устойчивый электрический ток.

Как такое чудо может быть, я не имел ни малейшего понятия и продолжил наращивать антенны выявленным токопроводящим веществом.

Ток между антеннами стал усиливаться. Потом некоторое время оставался на одном уровне, а затем начал слабеть. Только когда мои антенны достигли длины способной принимать колебания гекто— и километровой длины, я поймал прерывистый и повторяющийся сигнал явно искусственного происхождения.

М... Морзе? — удивился я.

Наверно, будь у меня подвижные глаза, я бы их вытаращил. Но даже от отсутствия возможности таращить глаза удивление было не меньше. Неужели на Земле ещё есть кто-то, кто пользуется этим древним способом передачи информации? Хотя... Радиолюбителей, кажется достаточно много и даже, помнится, есть код обозначающий "собаку", для передачи адресов электронной почты.

Обнаружение радиовещания означало, что я оказался на технологически развитой планете. Чтобы окончательно убедиться, что это моя родная Земля, я стал анализировать все перехваченные радиограммы.

Конечно удивляло, что я так и не смог перехватить ни одной передачи голосом, но занятый анализом кода не особенно оставил себе возможностей над этим думать.

Попытка сложить последовательности на базе немногих известных мне, успехом не увенчалась. Я стал старательно разбирать записи и выявлять в них отдельные "буквы". Потом пытался подставить вместо них русские или английские. И в том и в другом случае я получил научный результат — ни латиница, ни кириллица здесь не кодировалась.

Пожалуй, отсутствие английского, как языка международного общения, было самым весомым фактором против земли своего времени. Отсутствие, уже достоверно установленное, естественного спутника против Земли вообще.

Вывод был неутешительным. Планета оказалась для меня совершенно неизвестна, обитаема и слабо развита технически. С другой стороны, я имел фору во многие годы, пока местные достигнут технического уровня, позволяющего меня элементарно обнаружить. При благоприятном для меня сценарии их прогресса, если не будет конфликтов подобных мировым войнам, если, конечно, таковые тут уже не происходят, сильно двинувшим технологии вперёд, можно было надеяться даже на многие десятилетия. С другой стороны это означало, что я не могу рассчитывать на использование возможностей аборигенов. Им просто нечего мне дать. Даже школьник моей родной Земли будет едва ли не профессором в этом мире... Во всяком случае, по меркам среднестатистического местного жителя.

Логичным итогом названных выводов было решение о продолжении строительства себя в недрах планеты, и ожидание когда технологии местных подрастут или когда я смогу без риска для себя начать исследование этого мира.

— 6 —

Подземные колонии росли с до ужаса постоянной скоростью. Прикатившийся в установленную точку шар, я растянул в довольно толстый, около сантиметра, блин с закруглённым краем, должный служить солнечной батареей. Из центра его нижней стороны стала прорастать в песок колонна диаметром равным диаметру бывшего шара.

Но тут возникли проблемы... Очень быстро, энергии поступающей с солнечной батареи стало не хватать. При чём с каждой секундой всё больше. А песок, поднимаемый ветром, засыпал солнечную батарею. Пришлось этот песок поглощать, встраивая в блин и увеличивать, тем самым, его толщину. А чтобы ещё и состояние блина сохранить, не превращая его в тонкую колонну, и диаметр.

И тут я задумался над проблемой энергоснабжения — что лучше, лепёшка, освещённая весь день, но требующая всё большей площади, цилиндр, пусть и тоже зависящий от толщины, но освещённый прямыми солнечными лучами лишь с одного бока. Что менее заметно? Что колонна, что огромное ровное поле, будут явно искусственными. Чтобы увидеть второе, нужно подойти к нему достаточно близко. Первое же будет торчать над горизонтом на многие километры, одновременно позволяя обозревать мне на эти же километры окрестности.

Тем временем, в энергоснабжении наметилось ещё одно решение — глубина проникновения стала достаточно большой, чтобы стала заметна, во всяким случае для меня, разница в температуре в толще и на поверхности. Как следствие, возник небольшой, но устойчивый ток, возрастающий по мере углубления и увеличении разницы температур на концах моих тел, и позволявший уже не засыпать в ночное время и, даже, потихоньку продолжать расти из-за серьёзных холодов на пустынной песчаной поверхности ночью. Было понятно, что эту разницу нужно всемерно увеличивать, но встал вопрос, насколько я в праве использовать эту энергию? Ведь это будет весьма и весьма интенсивно остужать недра, пусть и в течение сотен, надеюсь, лет. Но если не использовать, то мне придётся очень и очень сильно разрастись, дабы обеспечить себя питанием, а так же решать проблемы собственной заметности. Пусть местные используют пока лишь примитивные передатчики, а район моего базирования мало, если вообще, посещаем, но в моём родном мире в это время уже появились и летательные аппараты посерьёзнее воздушного шара. Аппараты пригодные не только для разведки, но и для боя. У меня же пока ничего и близко боеспособного не предвиделось. Значит на первом плане маскировка.

Эх... Знать бы, какая тут архитектура...

Размышления прервала неожиданная тьма наполненная энергией, наступившая в районе одной из моих колоний. Далеко не сразу я понял, что эта тьма вызвана песчаной бурей. Хотя в ней было очень много энергии, она откровенно засыпала меня песком, вынуждая усваивать его в своё тело.

Даже подумать страшно, что бы было, если бы засыпало. Смог ли бы я прорасти сам, потеряв значительную, если не всю энергию, ведь теплопроводность породы очень низкая, и я бы просто не смог охлаждать верхний конец колонии, будь он на существенной глубине.

Шарообразному телу пришлось хуже. Поглощать песок им, значило увеличивать его размеры. Этого не очень хотелось, хоть и сулило возможность увеличить многократно его размеры. Полушарам же вообще выбора не было. Или расти, или утонуть в песке.

Спасла сама же буря. Её наполненность энергией, которой хватило, чтобы наэлектризовать пространство вокруг меня, и устроить небольшой собственный вихрь, выметавший песок из внутреннего пространства.

Вот вам и оружие, — пришла в голову мысль, — от снарядов может и не защитит, а вот от летательных аппаратов с дышащими двигателями и пехоты гарантированно.

Эта ситуация определила, что пока альтернатив для получения энергии из разности температур между подземной и надземной частями просто нет. Да и для создания достаточно мощных батарей, нужно было изучать материю. Перебирать мегатонны песка в поисках подходящих металлов. Слишком долго, при потребных объёмах. Кроме того, как показал анализ собственного состояния, мой КПД отнюдь не сто процентов, а значит неусвоенное нужно куда-то сбрасывать. Сбрасывать снова в недрах представлялось проблемой, поскольку требовало принудительного разогрева и без того горячего конца колонии.

А значит — маскировка под древнюю архитектуру.

Оценив высоту ближайших видимых барханов, я определился с требуемой высотой фундамента, должного возвышаться на пятьдесят метров над гребнями барханов. Нужно было обезопасить себя от занесения песком хотя бы во время обычных ветров. От бурь, с их неприличной высотой в сотни метров, поможет разве что создание собственной.

Одинокая башня очень большой высоты... Удобна для наблюдения за окрестностями, но подозрительна. Тем более на таком большом фундаменте. А если сделать башни пониже? Фундамент и так над уровнем песка...

Сделать сходни какие-то с фундамента и опустить его основание на гранит, или базальт, что там в этом месте, континентальной плиты, — отметил я в уме, сразу же отдав своему телу необходимые указания.

Дальше следовало определиться с диаметром фундамента и размерами башни... Башен...

Замок! — осенило меня, — пусть и земной архитектуры, но ведь древнее заброшенное сооружение. На земле тоже можно найти много вещей, заставляющих подозревать их в рукотворности, хотя это лишь игра природы.

Небольшие останки стен около башен... Немного разрушенное зубчатое ограждение на самих башнях... А центр замка — колоннада создающая впечатление разрушенных арок. Вот вам и антенное поле. Сгодится как для генерации бури вокруг, так, как уверяют некоторые источники на Земле, и для гораздо более серьёзного управления погодой. А так же, если не врут всё те же источники, как система возможной, уже противокосмической, обороны.

Но вернёмся к параметрам стен и башен. У сходней можно разместить пару башен, метров по девять — двенадцать. А основные сделать двухъярусными с тем же шагом. Тогда второй ярус будет в восемнадцати — двадцати четырёх метрах над первым. Толщину стен лучше делать в одну третью высоты, а значит, она будет колебаться от трёх до двенадцати метров. А что бы не было проблем с архитектурой, за основу возьму шахматную ладью. Тогда большие башни будут выглядеть как одна ладья, меньшего диаметра, но большей высоты, поставленная на верхней площадке ладьи большего диаметра, но меньшей высоты.

Тут мне пришла ещё одна идея — башня достаточно высока, чтобы ветер на её верхнем срезе вызывал достаточно сильный поток воздуха внутри, если бы этот "нутрь" у неё был сквозным и герметичным. А если ещё воздухозаборники оставить на уровне верхней кромки блина для малых башен и первого яруса для основных, проведя воздуховоды к основанию фундамента, где в центр канала вырастить большую иглу в канале диаметром в одну десятую высоты...

Завершающим штрихом было размещение на каждом зубце ограждения ярусов, треугольных в поперечном сечении, оптических сенсоров для обозрения окрестностей.

Составив общий план предстоящих работ, я принялся за их осуществление, начав с увеличения радиуса фундамента до ста метров. Всё выращивание должно было занять всего несколько дней, но когда я начал активные работы на поверхности, поднялась такая буря, явно вызванная моей работой, что я испугался за свою незаметность, а так же за невлияние на погоду в целом. Пришлось во много раз замедлить процесс.

В толще же коры я успешно продолжал развиваться, прорастая за световой день на девяносто метров. Через три месяца такого прорастания я уже смог увеличить время роста. Ночное похолодание на поверхности давало достаточно энергии для круглосуточного роста. И по мере формирования надземной маскирующей структуры моя энерговооружённость возрастала.

Благодаря прорастанию на двести шестнадцать метров в сутки, к тому времени, как я закончил формирование и маскировку под камень внешней части развалин, мне уже хватало энергии, чтобы вырастить антенное поле, экранируя его воздействие на внешнюю среду, с максимальной скоростью.

Менее чем через шесть месяцев фронт роста в коре опустился почти на тридцать километров. Приближаться к этому рубежу, на котором на Земле происходило резкое изменение акустических свойств среды, я не решился, став выстраивать обширную мочковатую сеть "корней" на многие-многие гектары вокруг.

Для улучшения теплообмена, подземную часть в непосредственной близости от блина-солнечной батареи, служившей фундаментом маскирующих развалин замка, тоже пришлось переформировать в несколько толстых ветвей, шедших непосредственно под башни-охладители, над которыми заколыхалось заметное марево горячего воздуха.

В крайнем случае, такую монолитную каменную стену не возьмёт никакое оружие кроме атомного, — успокоил я себя, — а в мире, где используется только азбука Морзе, до него вряд ли уже додумались.

Мысленно ещё раз пожелав себе удачи и надеясь, что мои оценки уровня технического развития аборигенов оказались верны.

Развитие остальных шести колоний шло по той же, уже отработанной, схеме, но с отставанием на пару месяцев, которые понадобились моим шарообразным телам на достижение отведённых для внедрения мест.

— 7 —

С другой стороны, я мог начать переход от оценок к планомерному изучению мира. Но сначала нужно было обрести способность двигаться. Летать в магнитном поле у меня не получилось. Принципы полёта самолёта, а тем более винтокрылой машины, которая для меня была в данном случае предпочтительнее, я знал очень и очень приблизительно. Да и мобильного источника энергии, нужной для вертолёта мощности, не имелось. А местное население, вероятно, ещё только приступало к воплощению летательных аппаратов в металле.

Хотя, какой металл? Первые самолёты делались из дерева и тряпок...

Мне же предстоит сделать в этом случае машину из алюминия. А его ещё надо найти. И понять, что это именно он.

Ох... — тяжело и грустно вздохнул я.

Но если я могу перераспределять вычислительные мощности, может и энергию получится? Хотя бы в пределах территории покрытия моих колоний.

Эксперимент я провёл ближайшей же ночью. Первая его попытка удалась весьма посредственно. Пришлось потратить на передачу практически всю энергию вырабатываемую колониями. Но глазастое тело не уснуло.

К сожалению, на полёт энергии требовалось гораздо больше и По-всему выходило, что воспарять пока не придётся. Нужно было создать нечто, что могло уверенно передвигаться хотя бы по поверхности и прощаться с многоглазым телом. А этого ой как не хотелось. Но на подвижную базу тридцатисантиметровый шар с кучей выростов было поставить как минимум проблематично. Приходилось уже на стадии проектирования или отказываться от большей части отростков, втягивать их в общий объём, увеличивая диаметр и оставляя только металлические антенны, или использовать опоры в качестве базы для размещения колёс.

Я выбрал второе. Это, в свою очередь, повлекло изменения внешнего вида тела. Вместо трёх ног пришлось сделать четыре. Соответственно, пришлось переразместить глаза. На экваторе их стало четыре группы. Немного ещё подумав, в центры получившихся треугольных секторов образованных глазами на полюсах и парой групп глаз на экваторе, я вставил ещё по одной группе глаз. В итоге получилось четырнадцать групп глаз по семь штук в каждой. Один в центре и шесть вокруг него.

Когда я отращивал новую, четвёртую антенну, я снова столкнулся с приёмом сигнала или, может быть, простым шумом на частотах, на которых никакое вещание вестись в принципе не могло. Сделав себе в мыслях пометку, что антенна длиной в две тысячи атомов принимает какой-то сигнал, я стал наращивать её дальше. Какой-то сигнал не пропал до тех пор, пока я не стал принимать на антенну местные радиосигналы на средних и длинных волнах.

В основании опор я вырастил оси, следя за тем, чтобы они получились не в разные стороны. Да и сами опоры снизу немного поднарастил — это дало возможность обзавестись приличными колёсами диаметром в двадцать сантиметров и не сильно ухудшить обзор с глаз нижней полусферы. В ширину колёса я тоже сделал двадцатисантиметровыми.

Из-за всё той же боязни поднять бурю в процессе строительства, на каждый отдельный пункт модификации я тратил не один час, работая гораздо медленнее, чем позволяли мои возможности. Так что на всю переделку у меня ушёл не один день, который тут, субъективно, ибо я понятия не имею, насколько моё восприятие времени отличается от человеческого, оказался идентичен земному. Это я установил, ведя наблюдение за движением местного солнца.

К сожалению, ландшафт не позволял определить радиус горизонта и прикинуть на основе этих данных диаметр планеты. Лёгкость перекатывания моих тел никак не говорила о местной силе тяжести. я бы катался по равнинам и долинам одинакого, что при ноль целых пять десятых, что при единице, что при двух или даже трёх Жэ. Вряд ли бы мне удалось забраться на осыпающийся бархан даже на земной Луне.

Точную высоту песчаной бури, я пока тоже определить не мог. Доступными средствами, я пришёл к предварительному выводу, что планета сравнима с Землёй.

Местное небо было совершенно незнакомо. Качество оптики, конечно, хромало, но даже с ним было ясно, что ярких звёзд на привычных местах нет. Да и самих привычных мест в виде знакомых созвездий тоже. А являются ли яркие звёзды теми же, что и на Земле, я установить не мог при всём желании. Не было ни образцов спектров с Земли, ни местных.

Закончив модификацию, я попробовал её в деле... Потеряв из-за отсутствия фиксирующих приспособлений на осях одно из колёс. Проект пришлось дорабатывать, жертвуя часть энергии на возросшее трение о выступающий за габариты колеса и диаметр оси фиксирующий вырост и тратя на это дело ещё несколько десятков часов, считая перевыращивание колеса...

Хорошо ещё, что материал на три колеса у меня был готов сразу в виде трёх меньших тел.

...и выращивании некоего подобия протектора на колёсах в виде высоких прямоугольных выступов.

Но, наконец, работа была закончена.

По итогам финальных испытаний мне пришлось смириться со скоростью шестьдесят сантиметров в секунду по ровной местности. И то при максимальном перераспределении энергии на движение. От меня мог убежать кто угодно, а я не мог даже гипотетически не только догнать, но даже как-то предотвратить распространение свидетелем лишней информации.

Хоть я был и в пустыне, наиболее вероятно, в её центральной части, куда ноги местного разумного вряд ли когда-либо ступала, о возможности появления здесь нежелательных гостей нужно было думать. Замкам, кстати, тоже было нужно какое-то оружие, помимо своеобразного антенного поля. Больше годного для ПВО-ПКО, но не для боя на поверхности. Всё это означало, что моей целью на ближайшее время должно стать внедрение в местного разумного для получения информации о реальных, а не предполагаемых технологиях.

Ничего себе задачка, — подумал я, но вначале вернулся к размышлениям о том, какое оружие могу использовать в своём нынешнем положении.

Все размышления привели только к поражению подошедших противников мощным электрическим разрядом. Поскольку вырастить сеть в пустыне с её переменным уровнем поверхности было невозможно, оставалось только устраивать разряд любому, кто прикасался к поверхности моего тела и максимально форсировать добычу технологической информации.

И я отправился в путь. Держа курс точно на магнитный север, я доехал до горизонта замка и стал объезжать его по кругу, рисуя медленно раскручивающуюся спираль, позволявшую мне подробно рассмотреть местность и составить её карту, что из-за моего, в буквальном смысле, низкого положения требовало проезжать буквально между каждым барханом, поскольку забираться на их вершины мне вовсе было невозможно.

— 8 —

Такой путь был очень долгим, но я решил не спешить. На ходу я продолжал записывать все перехваченные радиограммы и запоминал увиденную поверхность материка, на котором оказался.

Тот факт, что я нахожусь на материке, я считал установленным, ибо ни с одной из своих колоний я не видел берега, а расстояние до самых удалённых колоний превышало, и на много, три сотни километров от колонии в центре. Конечно, мог быть и большой остров, но вряд ли бы на нём была пустыня таких масштабов, да ещё настолько ненаселённая. А значит очень сухая.

Шутка ли, в районах моего размещения не появилось до сих пор, пусть и прошло всего несколько месяцев моего пребывания в этом мире, не то, что разумного, не появилось даже НЕ разумного. Но радиосигналы искусственного происхождения точно были. И было их не один и не два.

Однако первым серьёзным научным результатом стал вывод о том, что мои первоначальные предположения о получении энергии из магнитного поля оказались преждевременными. Да, действительно, при движении был небольшой приток энергии, но трение с лихвой этот приток съедало, делая такой способ питания себя для движения совершенно неприемлемым в случае любых сборных конструкций.

На девяностый день пути, я увидел привычного мне скорпиона. То, что я увидел его с непривычного угла, заставило меня вначале испугаться и даже подумать, что это и есть представитель разумного вида или, хуже того, что здесь наличествует мегафауна. Но, вспомнив, что сейчас я смотрю отнюдь не с высоты почти двух метров и зрение у меня несколько иное, стал осторожно приближаться к членистоногому, стараясь его не спугнуть.

Задача осложнялась необходимостью приблизиться с какого-нибудь бока и, желательно, не со стороны солнца. После получаса неудачного маневрирования мне удалось приблизиться настолько, что я решился включить максимальную скорость и устремиться к своей жертве.

Осторожно придавить паукообразному лапку, наехав на неё колесом, получилось только благодаря песчаной поверхности, просевшей под моим весом и позволившей скорпиону вдавиться. Зафиксировав паукообразное, я стал внедряться прямо из колеса. Сейчас мне было нужно просто "высадиться" на жертву, а уж потом заниматься всем остальным. Приближался вечер, и скорпиона требовалось отпустить в его дом, чтобы он не погиб ночью, с наступлением которой я и сам замер, успев перед этим понять, что на моей поверхности находятся маленькие капельки выделенной животным жидкости, наверняка бывшей ядом.

Пришлось вместо экономии энергии заняться химией, снова устроив крайне дорогостоящее снабжение мобильного тела энергией со стационарных колоний, и разбираться в атомарном составе соединения. Впрочем, ничего кроме состава и порядка соединения атомов я не получил ибо никогда не увлекался настолько энтомологией, чтобы знать, как это соединение называется. Да и брызги вызвали небольшую боль в районе своего попадания, усилившуюся при попытке исследования и прошедшую только когда слой вещества упал до одной — двух молекул. Применения полученному яду я тоже найти в ближайшее время не мог, поскольку понятия не имел, на кого он рассчитан.

С утра, когда моя жертва наверняка выбралась на охоту, во всяком случае, моим внедрённым фрагментам стало светло. Я же стал заменять материал панциря на кремний, попутно изучая химический состав, который для меня пока выглядел как твёрдые шарики разных размеров. Некоторые были больше, некоторые меньше тех, из которых состоял я.

Оказалось, что просто читать книги не всегда достаточно. Ещё бы неплохо запоминать наизусть всё прочитанное, чтобы при необходимости, когда рядом нет ни библиотеки, ни шкафа с книгами, ни компьютера, не мучиться, пытаясь вспомнить точную последовательность элементов в таблице. Да, как я убедился чуть позже, выводы из своих ощущений делать тоже стоит.

Соваться в глубь живого организма я пока не решился, не будучи стопроцентно уверенным в его биохимии. Но, в силу производимых мной изменений, через несколько часов жертва сначала замедлилась, а потом, кое как добравшись вечером до своего убежища, но не сумев забраться в него, совсем остановилась, будучи не способна передвигаться в каменном панцире в несколько раз тяжелее того, что предусмотрела природа.

И что теперь с ним делать? Рискнуть изыскать атомы углерода в его клетках и попробовать заменить их? Или попробовать заменить только в нервном узле? Пожалуй второй вариант я использую когда встречусь с разумными обитателями этого мира, а этого я изменю полностью. За одно исследую точный химический состав. Пусть и на уровне разноразмерных шариков.

Определившись с дальнейшими действиями, стал проникать внутрь тела. Но результат оказался, мягко говоря, не совсем ожидаемым и серьёзно осложнил мне жизнь.

Вас когда-нибудь сажали на электрический стул? Вот. А я сел сам. По незнанию, конечно, но сел.

Начав проращивать нити себя внутрь живого организма, я неожиданно испытал несравнимое ни с чем "удовольствие" электрического удара. Вот это была уже настоящая зубная боль. Резкая вспышка и моё подвижное зрячее тело видит, как подопытный скорпион, несмотря на возросшую массу панциря, корчится в конвульсиях, а в одной из точек моего сознания пылает яркое пламя.

Последнее погасло только когда огонь занялся на скорпионе, точнее его сухих останках, ознаменовав собой полное испарение жидкости, вызвавшей замыкание меня.

Проблем с перспективой получения рук явно прибавилось. Интегрироваться в местных представителей сходу не получилось. В результате остался только пустой панцирь, способный, однако, думать.

Хотя разряд был для меня ощутим и болезненен, для отдельно взятого тела подвергшегося воздействию он был гораздо сильнее и, тем не менее, не убил. Из этого я сделал вывод, что короткое замыкание для меня в целом не опасно, при условии, что оно происходит в сравнительно небольшом объёме меня. Одновременно я видел, что имею достаточно энергии, чтобы убить организм который покрыт мной полностью.

Пока я втягивал в себя остатки кремниевого скорпионьего панциря, который за неимением манипуляторов, даже не мог взять с собой в исходном виде или закопать, чтобы не оставлять никаких следов, я обдумывал свои ошибки, допущенные при попытке внедрения. Выходило, что мне нужно учиться не только думать каждым телом отдельно, что я более или менее уже освоил за последнее время, но и управлять потоками энергии внутри меня, чтобы в случае короткого замыкания минимизировать зону поражения даже в небольшом теле. Последнее требовало освоить себя гораздо подробнее, чем я предполагал. Но в первом приближении такая задача выглядела не решаемой, поскольку требовалось знать точное положение каждого атома себя, а теоретически потребные для этого вычислительные мощности...

Пришлось потратить весь следующий день, чтобы поглотить всю эту массу кремния в себя прежде чем отправляться дальше, не поднимая при этом песчаной бури.

Первоначальный план получения доступа к информационным ресурсам цивилизации трещал по всем швам. То, чем я был сейчас, не могло показаться на глаза кому бы то ни было не вызвав ненужные вопросы. Значит нужно было прятаться и одновременно проникать самому, без чьей-либо помощи. Или улучшать маскировку. А для этого мне нужна была информация значительно более глубокая, чем та, которой я располагал. А местные многие вопросы, похоже, даже не начали изучать.

К моему глубокому сожалению пока получался замкнутый круг, выход из которого требовал риска раскрытия себя, раз прикинуться паучком или насекомым не получилось, либо поиска способа сохранения своей работоспособности в жидкой среде.

— 9 —

Если проблема изоляции "провода" не выглядела слишком сложной, достаточно было только научиться оперировать материей без привязки к конкретному элементу и просто покрыть свои нити стеклом или силиконом, если я хотел сохранить их гибкость...

Ещё бы помнить из чего этот силикон собирать.

...то оставалось ещё найти способ как-то подключиться к нервной системе. А точку подключения изолировать было нельзя. То есть, требовалось полностью отключать отдельные участки от энергии. А этого я ещё не делал. Даже когда меня разорвало, я не обесточивал отдельные части себя.

А учиться изоляции стоило. Пустыня, конечно, безводный мир, но дожди бывают даже в ней. Пусть и раз в несколько столетий. По закону подлости самое неподходящее событие случится когда его меньше всего надо. Зарыться же я не мог, значит должен был защититься. Покрыться стеклом тоже пока не мог, ибо не помнил наизусть его структуры.

Впрочем, можно было поэкспериментировать...

У меня ушла неделя с лишним, в течение которой я не двигался, на то, чтобы решить проблему изоляции своего основного объёма. И подвижного, и замков. Как я помнил, стекло делается из песка, потому и эксперименты вёл с ним же. Большую часть времени заняло именно покрытие своего тела. Полное покрытие. Что повлекло некоторую перестройку ходовой части. Но в итоге удалось немного уменьшить трение. Теперь максимальная скорость достигалась меньшими затратами энергии. Осталась открытой только дырки в моей оптической системе, поскольку сделанный мной прозрачный материал ухудшал качество изображения. Линзу же, тем более регулируемую, я пока изготовить не мог даже методом научного тыка. Во всяком случае, я полагал, что мне выйдет быстрее добраться до библиотеки, чем самому разрабатывать систему линз.

Помимо изоляции своих тел от агрессивной среды, я окончательно понял как выглядит для меня кислород, азот и углерод и мог приступить к экспериментам по обесточиванию части себя.

Но столкнулся с проблемой. Для эксперимента нужно было хотя бы намокнуть, а как это сделать? Единственным вариантом было поймать новую жертву для опытов или найти оазис с водой.

Но я находился в пустыне, где найти что-то живое было не самой простой задачей, как уже удалось убедиться. Не говоря о том, что я мог охотиться с большими трудностями из-за своей довольно низкой скорости и совсем не обязательно, что мне и дальше будут везти так, как со скорпионом.

Но вариантов у меня не было, ружьё для охоты я сделать не мог из-за незнания рецепта пороха и вида атомов всех необходимых элементов.

А если использовать для разгона магнитное поле? — пришла мне мысль и заставила себя думать.

Однако результата эти размышления не дали, поскольку в своём теперешнем состоянии я ни грамма не представлял себе способ заряжения, а без этого любое ружьё было бесполезно. В итоге я отложил все идеи и поехал дальше.

Следующие несколько недель мне не встречалось ничего интересного. Я ехал днём и ночью, поскольку занять подземные колонии было нечем, а энергии в них было достаточно для такого движения...

В начале я просто захотел решить проблему ночного питания. Но сразу стало ясно, что из этого ничего не получается. Возникал новый вопрос — почему?

Могу ли я менять частоту передачи?

Попробовал мысленно представить длину волны, прислушиваясь к тому, что происходит внутри моих тел на уровне отдельных атомов. Через несколько часов наблюдений понял, что размеры моих шариков-атомов при попытке излучения меняются. Ненадолго из-за избытка энергии и на ничтожную величину, но меняются.

Результатом первого эксперимента стала лишь трата времени и осознание, что для передачи энергии между телами нужно формировать новый канал. Связь была между телами явно не посредством радио.

Пришлось мобилизовать все ресурсы стационарных тел на решение проблемы связи и передачи энергии между ними. Мозговой штурм позволил за двенадцать часов выяснить, что для связи я использую какое-то отличное от электромагнитного, излучение атомов. И даже выявить частоты этой связи, позволив окончательно успокоиться насчёт перехвата моих мыслей. У местных таких устройств просто не могло быть. А если бы они и были, уже я бы их зафиксировал ещё на стадии отдельной песчинки.

Выяснение свойств излучения я оставил до лучших времён, а пока переориентировал мощности на передачу энергии. Высокий коэффициент меня пока не волновал, я мог использовать сразу все стационарные тела, главным было именно сильно увеличить энерговооружённость мобильного тела.

Ни луны, ни искусственных спутников над планетой я так и не обнаружил, хотя и старательно их искал. Госпожа Фортуна повернулась ко мне лицом только к концу седьмой недели. К сожалению, улыбка оказалась очень короткой. Пытаться догнать нечто похожее на ящерицу, мне вообще было бессмысленно. Можно было предпринять попытку только выследить её нору и напасть когда она будет там.

Слежка заняла ещё одну неделю, ибо как я уже сказал, угнаться даже за пресмыкающимся мне оказалось невозможно, но время пропало не зря. Теперь нужно было решить, как можно охотиться при моей конструкции. После того, как я полностью покрыл себя изоляцией, всё моё тело стало недоступно для любого непосредственного контакта. Пришлось потратить время на то, чтобы переоборудовать самую нижнюю группу глаз, годную только в случае полёта, в некое подобие органа размножения — в полости я мог выращивать новые маленькие свои тела и ронять их на песок через небольшое отверстие. Это позволило, с одной стороны, всегда или почти всегда, сравнительно быстро получить новое тело для закладки, а с другой, не беспокоиться о хранилище для тел и его или их изоляции.

Вкатив в нору своё маленькое тело, я наехал колесом на отверстие и стал ждать. Конечно, животинка могла просто перестать пользоваться этим входом, но я надеялся, что она, наверняка, сначала исследует камушек и препятствие.

В итоге меня просто проигнорировали. Как именно, тыкалась ли ящерка в колесо закрывшее вход или сразу развернулась, я понятия не имел. Но, прождав неделю, запитал маленькое тело в норе от тела на поверхности и стал обращивать нору.

Под поверхностью расти быстро не представляло проблемы. Главным было не спугнуть жертву. А значит, предстояло расти в то время, когда жертвы или нет дома, или она спит. Первое позволяло расти в утренние и вечерние часы, второе днём и ночью. Днём, разумеется, рост имел самый большой КПД, поскольку энергии было с избытком.

Уже через несколько десятков минут такой работы я, наконец-то, поселился на броне ящерки. И стал покрывать её своей пленкой, которую тоже защитил от намокания. А дальше стал продвигаться вглубь чешуи и затем в тело, одновременно выводя себя из стенок норы в животное, продвижение, в жидкой среде которого происходило довольно медленно — трубку меня, по которой я сам поставлял себе строительный материал, пришлось изолировать сразу же, как только она вырастала на один атом. Взаимодействие с водой в точке роста приходилось просто терпеть. А изоляция потребовалась весьма приличная — не тоньше клеточной стенки. При том, что сама трубка была просто большой молекулой.

Увы, но быстро расти не получалось, поскольку нужно было ловить моменты когда образец грелся на солнышке, поскольку передавать энергию на себя внутри органического тела я пока не решился, опасаясь испортить столь дефицитный в моих условиях подопытный контенгент. В это же время можно было уверенно впитывать и строительный материал.

Чтобы решить этот вопрос, пришлось серьёзно вторгаться в нервную систему. Сначала просто изыскивая нервные волокна, занятые управлением мышцами лап, а затем и в головной мозг, беря на себя полное управление биологическим телом, постепенно вытесняя мозг и беря на себя все функции организма. И, конечно же, впервые взглянуть на мир не только камерой обскурой.

Мир оказался удивительно похож на землю — чистое, без единого облачка, голубое небо, жёлтый песок... Снова появились мысли, что я всё же на Земле. Только воспоминание об отсутствии у этой "Земли" Луны, заставили грустно вздохнуть. И вернуться к правде жизни — ящерицу нужно было кормить и позаботиться о том, чтобы она сама не стала чим-нибудь обедом. А раз у этой конкретной ящерицы оказалось развитое цветное зрение, то желающих её скушать, вероятно, много. Иначе, зачем ей такие глаза?

В процессе замены мозга я, конечно же, внимательно изучал все встречающиеся молекулы на предмет их состава. Основных компонентов оказалось шесть.

Однако снова встала проблема разно-размерных и совершенно неподписанных шариков. А условий для достоверного определения их принадлежности не было совершенно. Предположение, что если на Земле жизнь построена на основе водорастворимых соединений углерода, то и на других планетах будет то же самое, я сам опровергал лучше любого мысленного довода. Единственным приемлемым вариантом классификации атомов было сопоставление их размеров и выявление точного различия по этому параметру. Но тут выявилась странность — соотношение размеров иногда давало сбой. Попадались шарики чуть больше или меньше тех, какие должны были быть согласно расчёта...

Тем не менее, даже это дало возможность построить математическую последовательность и в купе с тем, что я помнил из химии наизусть, позволило укрепиться мнению, что биохимия, а следовательно и просто химия этого мира идентичны Земным, а уже на этом мнении составлять собственную таблицу химических элементов.

Ещё бы помнить параметры всех известных атомов, чтобы сразу представлять более наглядно.

Но пока приходилось обходиться в большинстве случаев лишь номерами. Уверенно я помнил только позиции водорода, углерода, азота и кислорода.

Кислород с азотом я в больших количествах нашёл в атмосфере, убедившись, что она аналогична по основному составу земной. Это окончательно утвердило меня в мысли об идентичности местной биосферы той, к которой я привык. Пусть даже сейчас я был совершенно в ином теле.

Холоднокровность нисколько не мешала, я сам был с такими же недостатками. Но вот необходимость кормить животное не только солнечным светом вызвала проблемы. Заменяя мозг, я пренебрежительно не удосужился скопировать цепи внутри него и потерял кучу данных об особенностях охоты. Нет, я понимал, что охотится такой организм на насекомых, но мои попытки охоты при полной утрате навыков таковой успехом не увенчались. К тому же я перешёл теперь на управление телом ящерицы и увёл её из привычного района обитания.

Мышечная масса начала иссыхать и для компенсации я попробовал синтезировать необходимые молекулы самостоятельно. Кое-что мне удалось, хоть и в небольшом количестве. Другие же компоненты из-за моего малого объёма в этом теле, мне были недоступны в необходимых объёмах.

Поняв, что ящерке придёт конец, я срочно занялся определением, куда лучше двигаться, пока она ещё способна на это.

— 10 —

Думать нужно было быстро. Прикинув, что все мои колонии находятся в пределах песчаного моря, которое может быть ограничено или морем воды, или новой конвективной ячейкой атмосферы...

Знать бы ещё, сколько таких ячеек в этом мире.

...я решил двигаться на север.

Нещадно эксплуатируя мышцы ящерицы, я значительно прибавил в скорости. Продолжая двигаться самым лёгким путём, я успел преодолеть семьдесят пять километров, пока недостаток пищи окончательно не прервал функционирование органических компонентов. Затем я перестал получать информацию с органических оптических сенсоров и понял, что попытки передать по нервным волокнам электрические импульсы не приводят к сокращению мышц.

И что теперь? Что делать? — вернулся я к классическим вопросам.

Вначале отправил тело на колёсиках в сторону места, где зарегистрировал потерю управления над ящерицей с намерением поглотить себя из останков органического тела. Однако вскоре обратил внимание, что часть входивших в систему управления пресмыкающимся структур продолжает двигаться.

Меня что, съели?!

Я честно удивился своей догадке. Как-то упустил последнее время из виду такую возможность, а отсутствие опыта не позволило определить, что меня жуют.

Очевидно, размеры пустыни оказались меньше, чем я предполагал, или где-то поблизости имелся оазис, в котором возможно существование более крупных организмов.

Продолжая двигаться к остаткам моего живого транспорта для поглощения своего тела, стал съеденной частью исследовать то, внутри чего оказался. Энергии было мало, и прежде всего, искал сигналы нервных клеток и прорастал, очень медленно, стремясь по-новому применить уже известный мне способ получения энергии — вырастить нити к поверхности тела и образовать небольшие шипы. Нужные мне клетки я нашёл достаточно быстро и, в первую очередь стремясь подключиться к глазам, стал расти вдоль, них ища центральный нервный узел.

Ещё бы этот узел оказался не узлом, а мозгом.

В пользу мозга говорило то, что теплообмену на поверхности что-то мешало.

Я оказался в организме покрытом шерстью? Хотя если этот организм теплокровный, а он определёно теплокровный, почему нет?

Глаза оказались чёрно-белыми, а перед ними маячил вытянутый нос, который что-то обнюхивал. Было темно, так что я сделал логичный вывод, что попал в ночного охотника. По тому обстоятельству, что съели меня вечером, я заключил, что и в сумерках он тоже может выходить из своего убежища.

Тем временем, пользуясь лишь естественными движениями своего нового носителя, я обнаружил признаки растительности. Это свидетельствовало о близости, возможно относительной, края пустыни. Или, как подумал ранее, оазиса. Пользуясь тем, что этот подопытный объект всё ещё обитает в зоне легкодоступного кремния, я стал протягивать свои нити к его лапам, чтобы впитывать песок. Так же стал создавать свои модули в слуховых и обонятельных центрах, поскольку на зрение в норе полагаться было трудно.

Когда удалось получить данные с других органов чувств, то обнаружилось, что в норе это животное обитает не в одиночестве. С ним были минимум три особи. Все трое оказались весьма... "Разговорчивы".

Я попал в собаку, — сделал я первый вывод, когда услышал голос.

Для собаки нос довольно острый, — подумал я.

Но ведь я не на земле... — тут же возразил себе.

Чтобы установить точный вид своего нового тела стал проращивать свои нити по всему телу. Следствием стала нехватка энергии, и пришлось задуматься, что делать дальше. Это животное не было покрыто чешуёй, так что создание солнечной батареи благополучно проваливалось. К тому же вело в значительной степени ночной образ жизни, что было гораздо хуже. Впрочем, ящерица тоже не была чисто дневная, но тогда у меня было рядом шарообразное тело.

Пришлось вначале прорастать в волосы, а затем, поняв, что это может быть слишком затратно, начать вытеснять собой волосяные луковицы и выращивать тонкие, покрытые изоляцией нити вместо обычных волос.

Как это скажется на теплообмене я даже не задумался. Но по тому, что оставшиеся нити с шипами на поверхности тела стали давать больше энергии сказалась замена шерсти положительно для меня и отрицательно для моего носителя.

Зверёк стал менять цвет с песчаного на блестяще-чёрный. Блестящий, конечно, только на солнце. Из-за слоя изоляции.

В связи с необходимостью радикального изменения образа жизни, снова встала необходимость замены мозга. Но теперь, помня о предыдущих ошибках, я старательно скопировал все связи в свою память, а затем переместил информацию в своё тело в голове собакоподобного существа, в строении которого удивляли весьма острый нос, большие уши и длинный пушистый хвост. Эти детали строения я смог установить как визуально, наблюдая за процессом ухода зверька за своим телом, так и по собственным ощущениям разветвлённости нитей уходивших в шерсть, которая оказалась даже на стопах.

По тому, что мне никак не удавалось увидеть семейство вне норы, я сделал вывод, что попал в главу этого семейства, который всегда был занят охотой. Или спал. Когда же началось интенсивная линька, моё тело вообще сбежало подальше от своего жилища. Строить взгляд со стороны пришлось мысленно. Итогом стало существо напоминающее скорее лисицу, нежели собаку. К тому же очень маленькое, дотягивавшее до полуметра только в присутствии кепки.

Я стал вспоминать, есть ли на Земле аналоги таким организмам. Живут ли в земных пустынях лисы. Это нужно было больше для того, чтобы хоть приблизительно определиться с названием, а то двусложное "пустынная лисица" мне не нравилось из-за своей длины.

Но всё это было лирикой. Физика же состояла в том, что я опять столкнулся с проблемой питания. Инстинкты, скопированные из мозга, годились для ночной охоты. А ночью мне было откровенно недостаточно энергии. И малый объём не позволял накопить её в достаточных для охоты количествах.

И что теперь? — грустно спросил сам себя, — снова бежать в сторону севера, пока кто-нибудь не съесть разлагающуюся мёртвую тушку насильственно управляемую электричеством? Мда... Пора бы уже не повторять ошибки, или, хотя бы, думать что делаю.

Значит будем есть всё подряд, — поставил я точку в своих рассуждениях, — тем более, что тут уже край пустыни, я надеюсь, и еду найти будет проще.

Губить второе тело не хотелось, а значит, нужно было его модифицировать под переработку любой органики в нужные данному организму молекулы. Задача требовала полной замены желудка и кишечника своим телом, становившимся мембраной разбирающей поступающий материал на простые молекулы. Тут тоже нужно было не перестараться.

А то придётся срочно искать образец хлорофилла для фотосинтетического превращения воды и углекислого газа в органику, — успел подумать я мысль и замер.

Тело было конечно не очень чтобы большим, но места на нём для нескольких зелёных пятен вполне можно было найти. Требовалось только найти образец соединения которым заполнить некоторые волосы. Для этого нужен был не сухой...

Хотя почему? кроме хлорофилла есть и другие фотосинтезирующие пигменты. Лишь бы клетка их содержащая была жива.

...кустарник или трава. А такое уже периодически попадалось. Но, за более частым нахождением пока сухостоя, я сконцентрировался на модификации желудка, который теперь предстояло превратить в орган сочетающий функции желудка и кишечника. Для этого всю внутреннюю поверхность было необходимо покрыть мембраной своего тела выполнявшей так же и функцию переваривания.

Особые опасения вызывала вода, которую тоже нужно будет проводить через эту мембрану, которая априори не может быть заизолирована.

Это соображение ставило на идее модификации жирный крест, который мог в обозримом будущем встать и над останками второго неудачного эксперимента.

— 11 —

В этих обстоятельствах я опять мог только бежать как можно быстрее на север, надеясь, что мне в очередной раз повезёт, и я смогу переселиться в кого-то ещё. Но шли сначала дни, а потом уже и часы, а мне всё не везло. Оазиса или конца пустыни я так и не встретил. Мышцы колонизированного мною животного уже сильно ослабли, и я мог заставить его только ползти.

Анализ своими силами перечня недостающих элементов выявил, прежде всего, дефицит водорода, достать который в пустыне было очень сложно. Уж слишком сухо здесь было.

По здравому размышлению выходило, что мне придётся менять тело при каждом переходе в новую климатическую зону и даже, очень может быть, при переходе с открытой местности в лес. Однако до леса нужно было ещё добраться. А тут над головой уже летали какие-то птицы.

ЕДА!!! — вспыхнула мысль в моём сознании, хотя сам я голода уже очень давно в привычном для обладателя углеродного тела смысле не испытывал.

Я замер, экономя последние ресурсы организма животного.

Наверно замена шерсти на моё тело сделала меня совершенно неаппетитным, поскольку даже падальщик не снизошёл до обеда мной.

Да уж... Никогда бы не подумал, что буду мечтать, чтобы меня съели.

От лежания на солнце тело нагревалось, не получая питания. Хорошо чувствовал себя только я.

Что же делать? Как обойти недостаток питания для органической составляющей?

Работу моего сознания сейчас можно было бы представить как взбесившегося психа переворачивавшего вверх дном всю комнату в поисках чего-то только одному ему известного. Но не находящего. Про искусственную кожу и искусственные мышцы я не раз слышал, но именно сейчас не мог найти в своей памяти нужных данных о том, из чего их делать.

Нужно любой ценой добраться до оазиса, — подумал я и попытался принюхаться.

Я всё ещё не привык к изменению соотношения каналов ввода. От человека мне досталось первоочередное ориентирование на зрение, а от местного животного такое же ориентирование на запах. Но слабый горячий ветер лишь обжигал ноздри. Никакой информации об оазисе не было. Как бы мне сейчас пригодилась воздушная разведка.

Только где её взять? Птиц мне ещё ни разу не попадалось. Те, что летают не в счёт. Я-то влететь не могу. А желающих меня сесть падальщиков не встретилось. Но почему тогда мой теперешний носитель съел ящерицу? Ведь она выглядела не так, как ящерица. Однако пахла как мёртвая ящерица. Значит мой внешний вид сам по себе является защитой от охотников действующих по данным зрения, но пока в теле есть хоть одна органическая структура, я не застрахован от нападения тех, чьим главным чувством является обоняние.

Нет, надо поднять это тело, — снова я подал управляющие импульсы.

Экономя органические ресурсы, глаза я открывать не стал. Двигаться на север можно было и без них. К тому же оставался слух. Впрочем, он тоже постепенно отказывал.

Внезапно я почувствовал разрыв и частичное разрушение моих структур на правом боку на площади около ста квадратных миллиметров, а затем серьёзное разрушение своих структур внутри животного. Органические акустические сенсоры зверька успели донести до меня короткий раскат грома...

Что это было? — я попытался пошевелиться, открыл глаза, но успел заметить только быстро мутнеющую и гаснущую картинку, по которой не удалось ничего разобрать. С остальным телом была та же проблема. Мышцы ещё раз или другой отозвались на мои сигналы и больше не двигались.

Глазастое тело за прошедшее время успело поглотить остатки меня из ящерицы, которые были не съедены, и срочно было переориентировано на новую цель. Моё второе погибшее тело, ситуация с которым существенно осложнилась, несмотря на полную неподвижность, в которой я был совершенно уверен, начало двигаться. При чём двигаться как целое. Совершенно без моего участия.

Работоспособных глаз у меня не было, потому приходилось только констатировать факт движения относительно магнитного поля. Шарообразное тело было жутко далеко и ничем помочь не могло. Хотя, максимум что оно могло сейчас сделать, это дать возможность рассмотреть происходящее со стороны. Но и этого было бы немало. Пока же я был вынужден довольствоваться созерцанием песчаных волн, держа курс туда, где пересекались траектории движения меня-глазастого шара на колёсиках и меня-колонии в органическом объекте.

Большие колонии у меня в это время были загружены мало, и чтобы не сидеть без дела я занялся систематизацией имеющихся у меня знаний. Оказалось, что таблицу Менделеева я, как это ни странно, помню. Только информация об этом знании очень сильно разрознена и без такого перерывания я бы никогда не вспомнил какой элемент там под каким номером. Теперь же я мог сопоставить данные полученные на Земле с теми, какие установил сам. Оказалось, что вокруг меня не просто куча химических элементов, но ещё и куча необходимых химических элементов. Выяснилось, что свои каменные тела я покрыл тонким слоем кварца, а отнюдь не стекла, как полагал изначально. Его структурная формула тоже была найдена среди вороха информации. Рядом со структурной формулой силикона.

Помимо этого нашлись общие отрывочные данные из разных областей знаний, которые, тем не менее, не позволили определиться по картинне звёздного неба с возможными координатами системы. Увы, но спектров ярких звёзд земного неба в наличии не оказалось.

Среди обрывков нашлись сведения о факте разработки искусственных мышц и искусственной кожи. Опять же, без столь необходимых мне сейчас, технических подробностей.

Вот почему я попал сразу в кремниевое тело, а не побывал в теле какого-нибудь учёного-энциклопедиста? — вздохнул я.

А почему бы нет? — тут же пришла другая мысль.

Нет, — одёрнул я сам себя, — сначала нужно выяснить, что случилось с моим подопытным, а уж затем приступать к экспериментам. А то мало ли что?

Несмотря на отсутствие посылок и создание откровенного маяка, я продолжал волноваться о возможности ошибок в своей оценке технологического уровня аборигенов.

— 12 —

Тушка была какой-то странной. Слишком тяжёлой для своего внешнего вида. Но, заворожённый необычностью, первый охотник и великий воин племени не придал этому значения. Раньше ему никогда не попадались чёрные большеухи. Такая добыча поднимала его и без того высокий ранг в племени почти на одну ступень с вождём.

Вход Имбы в поселение как всегда был встречен радостно. А уж когда он всем продемонстрировал подстреленного зверька...

Встречающие радостно загалдели, прося хотя бы подержаться за необычную дичь. Но стоило вести дойти до шамана, как тот явился и заявил:

— Эта добыча должна принадлежать мне, Имба — чёрная грива. Цвет его шерсти однозначно указывает на то, что это дар Богов нашему народу, а дар Богов имеет право непосредственно использовать лишь тот, кто с Богами общается.

— Немедленно приготовьте мне этого большеуха, — отдал шаман тушку зверька своим приближённым.

Приближённые к шаману члены племени сразу же принялись за исполнение указания и занялись готовкой. Но уже на стадии снятия шкуры возникли проблемы. Складывалось ощущение, что она как будто не хочет сниматься. Да и вспарывалась труднее, чем обычно. Боясь гнева шамана, молча переглядываясь, повара ничего не сказали о своих подозрениях, что этот дар может быть вовсе не от Богов. Тем более что шкуру удалось снять целой, и под ней оказалось вполне приличное на вид и вкусное на запах мясо. Хоть и в небольшом количестве. Последнее, учитывая истощение, было не удивительно.

Шкура была разложена на солнышке, и приготовление мяса продолжилось. Без проблем оно шло, пока не стали разбивать череп. Вместо мозга там обнаружилось нечто твердое. Твёрдое, как камень.

— Что это? — не удержал язык за зубами один из кашеваров, вертя в руках очищенный от костей черепа камень.

— Может, стоит позвать шамана? — опасливо поглядывая на странную штуку, спросил другой.

Немного посовещавшись, мужчины пошли к шаману и показали ему свою находку.

Шаман, недовольный тем, что его отрывают, повертел камень в руках и объявил:

— Сие есть камень мудрости, дарованный Богами, и я сделаю из него амулет.

Успокоив своих соплеменников, пока мясо запекалось, шаман уселся делать амулеты и успел расколоть камень на два неравных куска, решив себе оставить тот, что побольше, а вождю подарить тот, что поменьше. Потом, подумав, отколол от своего камня ещё небольшой кусочек, чтобы сделать амулет для добывшего чёрного большеуха Имбы — чёрной гривы. Но всё это время его не покидало смутное беспокойство — ничего подобного он не видел и не слышал о том, что видели его предки или предки воинов его народа. Даже в словах Больших Братьев с севера не было упоминания ни о чём подобном. С другой стороны, разве Большие Братья подчиняются нашим Богам? Но ведь и наши Демоны тоже им безразличны...

Однако об амулетах уже было сказано и оставалось надеяться, что шамана не ждёт позорная казнь за измену Богам.

Окончательное изготовление амулетов пришлось отложить до следующего дня, поскольку подоспело мясо, а после хорошей еды полагалось отдохнуть и набраться сил.

Понимая, что своих сторонников нужно подкармливать, даже в буквальном смысле слова, шаман позволил своим приближённым вкусить божественного мяса.

Все трое, а так же сам шаман, могли бы быть удивлены странным хрустом песка на зубах, если бы не жили в пустыне, где им часто в рот с едой попадал песок. Правда в процессе еды несколько раз живот как-то нехорошо сводило, наводя всё больше на мысли о Демонах.

К счастью ничего неприятного больше не происходило, и шаман решил, что это так произошло принятие его телом тела божественного. Только вот аналогичные эмоции у угощённых заставляли задуматься о том, как сделать так, чтобы они не возомнили себя избранными.

На следующий день с самого утра шаман занялся завершающим этапом изготовления амулетов. Уже в середине дня состоялось торжественное вручение амулета вождю и первому охотнику, приглашённым для этого в жилище шамана. Естественно первым вошёл туда вождь племени.

— Приветствую тебя, Смелая Птица, — сказал вошедшему шаман, сидя на чёрной шкурке большеуха, — я изготовил для тебя амулет мудрости. Ты уже слышал о добытом вчера большеухе.

— Да, шаман. Имба чёрная грива великий воин. Воистину, Боги благоволят ему.

— Возьми это, — шаман протянул вождю амулет, — да будешь ты вечно мудр.

— Благодарю, шаман, — принял Смелая Птица дар и сразу же повесил амулет на шею среди множества других.

Получив разрешение, вождь вышел из жилища шамана племени, а тот, в свою очередь, пригласил к себе великого воина.

Процедура вручения амулета повторилась и, покончив с официальными неотложными делами, шаман мог заняться вопросом о своих помощниках явно тоже получивших по его недосмотру Божественное покровительство. По его представлениям допущенную им ошибку можно было исправить только силами Богов. А для этого их требовалось чем-то умилостивить. Или получить разрешение на войну с соседями, где бы Боги вполне официально могли призвать в свои шатры избранников. Главное, чтобы призваны были лишь лишние избранники.

— 13 —

Наблюдение за своей колонией проявляющей странную активность при полном выходе из строя органической составляющей выявило следующее — нити, ведущие к фотоэлементам заменившим шерсть, были разорваны, и колония разделилась на две самостоятельные части. После этого "шерстяная" часть оказалась на солнце, а остальное, тоже подвергшееся разделению, очутилось в каком-то гораздо более жарком месте. Очень жарком. Та же часть меня, что была создана на месте мозга подчинённого зверька, очутилась в весьма прохладной и затенённой области.

Затем температура второй части начала падать, и некоторые из моих структур испытали небольшое замыкание. К счастью поверхностное. Однако из-за толщины моих нитей это означало потерю части своей массы. Во всяком случае, потерю контроля над этими частями. Не зная, где они оказались, я постарался вывести их из сферы своей мыслительной деятельности.

В прошлый раз наблюдалось нечто подобное, но тогда был большой кусок меня и он смог достаточно хорошо пережить эту ситуацию. Тут же я был разделён.

Если меня опять съели, то сколько времени я буду добираться по системе пищеварения до достаточно сухих мест?

Вопрос был совершенно лишён ответа. Занятый путешествием я не занимался детальным исследованием физиологии своих подопытных, и теперь базы для сравнения времени пищеварения у меня не было. Оставалось проверять положение дел каждые четверть часа, отправляя запросы на находящиеся во влажной среде части.

Следующие несколько часов они не отзывались вообще.

Переварились? Лишены энергии?

Я мог только ждать, с каждым запросом теряя надежду на положительный исход.

Конечно оставалось ещё несколько фрагментов в благоприятных условиях, но задействовать их было не менее опасно.

Мало ли где они находятся?

Прошло часов восемь, прежде чем обрывки моих нитей стали проявлять активность. Очень маленькую, но активность. Пусть и в условиях чудовищного дефицита энергии. Тем не менее, окружающее пространство было тёплым. Это был ещё один довод в пользу нового съедения меня. Думать при таких объёмах о прорастании к поверхности не приходилось. Рост объёма привёл бы к росту дефицита энергии.

Где взять энергию внутри организма?

Я стал анализировать имеющиеся у меня сведения по земной биологии и биохимии.

Если здесь жизнь основана на тех же элементах, то может быть тут есть и аналогичные нашим митохондрии. Они ведь вырабатывают электричество. Надеюсь, переключение некоторой части митохондрий на мои нужды не убьёт организм.

Базируясь на предположении, что мои нити находятся в толстом кишечнике, я стал осторожно увеличивать напряжение и пытаться продвинуться к ближайшей клетке, внедриться в неё и найти уже внутри нужную структуру. Благодаря тому, что уцелело больше нитей, чем я рассчитывал, внедрение удалось начать сразу в нескольких местах. И, вероятно, нескольких организмов. Как показал последующий анализ, мои нити оказались в четырёх телах. При чём подавляющее большинство в одном. В трёх других буквально считанные единицы.

Первичные проблемы удалось решить за несколько суток, постепенно разрастаясь по клеткам кишечника и подключаясь к их "генераторам". Это не решало проблему радикально, но позволяло начать рост к поверхности. При этом серьёзную проблему составлял дефицит строительного материала. Органическое тело оказалось явно гораздо крупнее чем предыдущие.

Объём замещавший мозг последнего образца к этому времени тоже подвергся разделению. Все три части перемещались независимо и время от времени оказывались на солнце. Фотошерсть же наоборот переместилась в тень.

Самый крупный фрагмент третьей части колонии находился рядом с самым крупным скоплением нитей. То, что он был на свету и периодически оказывался совсем на солнце, следовало, что этот кусок был НА теле. А из этого можно было заключить, что точно так же на телах находятся и два других. Причём телах, не заражённых моими нитями.

Я предпочёл сосредоточиться на самом большом скоплении нитей и, несмотря на дефицит кремния, стал решать проблему дефицита энергии, одновременно направляясь в район нахождения частей колонии своим телом на колёсиках.

Примерно спустя ещё пару недель я выбрался на поверхность неизвестного тела. Признаков шерсти я не обнаружил. Первым предположением было, что я попал на какой-то безволосый участок, тем более что район вблизи кишечника волосами обычно не покрыт. Во всяком случае на Земле. Потом я допустил, что на этих телах вообще нет шерсти. Но в любом случае явно отсутствовало солнечное освещение, характерное для лысой кожи или чешуи. Из этого всё больше выходило, что я попал в тело местного разумного. А значит, следовало искать его мозг и оттуда распространяться по слуховым и зрительным нервам.

Во исполнение принятого решения я стал прорастать по телу, ища нервные волокна, а найдя, расти вдоль них, продолжая разбрасывать свои отростки в соседние клетки, подключаясь к их митохондриям.

Да. Я действовал как паразит. Но к такому поведению меня вынудила склонность разумных пользоваться одеждой вместо совершенствования своего духа.

Тут я замер. Такие мысли означали, что очень может быть, что я перестал ассоциировать себя даже с человеками. Они ведь тоже разумные... Вроде... Было над чем подумать. Но сначала нужно было понять, в ком я оказался. Сделать это с помощью тела на колёсиках было затруднительно из-за пустынной местности, осложнявшей маскировку.

Рост выявил, как я уже упоминал, сильный недостаток кремния, что логично допускало предположение о нерегулярном питании. Вместе с наличием радиосвязи и, вероятно, огнестрельного оружия это вело к заключению о колонизации представителя какого-то племени.

Медленно разрастаясь по нервным волокнам, я стал строить примерный объёмный макет тела, чтобы понять к какой стороне надо прорастать для пополнения в ночное время запасов кремния из окружающего песка или почвы.

Составить объёмную модель я смог только основательно колонизировав спинной мозг, на что понадобился ещё месяц. К этому времени я добрался до места стоянки племени, но так и не решился высунуться из-за горизонта.

Мало ли как они отреагируют на камень на каменных же колёсах.

Помня о вероятности встречи с их патрулями или охотниками, колёсное тело я отвёл немного в сторону и полностью сосредоточил своё внимание на колонизации разумного, которая теперь пошла гораздо быстрее, благодаря появившейся возможности втягивать ночами песок. Трудностью явилась только необходимость преодоления подстилки, для чего понадобилось вырастить микроскопические иголки и для их восстановления создавать подкожные ёмкости наполненные кремнием. Прошли ещё всего пару недель, прежде чем я нашёл зрительные и слуховые нервы и принялся за расшифровку проходящих по ним сигналов. Это оказалось не трудно, поскольку их кодировка от смены биологического вида не изменилась.

Как я и предполагал, это было достаточно примитивное племя. По виду изнутри, жилище напоминало вигвам. Почему-то мне пришла именно эта ассоциация. Вторым впечатлением стал вид собственной конечности. Нет, то, что я оказался внутри гуманодного тела я уже знал, но то, что это тело принадлежит негру, оказалось неожиданно.

— 14 —

Боги не торопились призывать в свои шатры лишних избранников. Воевать было не с кем. Ко всему где-то внизу тела появились небольшие неприятные ощущения. То, что другие съевшие божественное мясо ни на что не жаловались, как и вождь с первым охотником племени, ни о чём не говорило, они могли скрывать нелицеприятные факты. Только у него, шамана, объявившего это странное животное божественным, начали местами образовываться опухоли. Сами они не болели, но лежать на них было страшно не комфортно. А ещё пришлось постоянно опасаться, как бы кто не заметил, что с шаманом чего не так. А то ведь заболевший шаман уже и не шаман, если не сказать больше и хуже.

Неужели я прогневил Богов? — испугался шаман.

Пугаться было чего, ведь он сам просил призвать тех, с кем поделился священным мясом. Боги могли и покарать того, кто возжелал избавиться от конкурентов, присвоив себе всю милость высших созданий. Но что теперь было делать? Разделить уже не только съеденную, но даже давно переваренную тушку на всё племя было невозможно. Оставалось только молиться, чтобы получить прощение за свои греховные мысли.

И шаман изгнал всех из своего жилища, сказав племени, что должен побыть наедине с Богами. Пищу, впрочем, принимать он не отказался, но велел оставлять её снаружи у входа. Просить соплеменников молиться за себя он тоже не решился. Или, скорее, не решился раскрыть истинных причин своего уединённого затворничества.

Пока шаман племени сидел в своём жилище один, а над его вытяжным отверстием курился лёгкий цветной дымок, члены племени погрузились в ожидание. Проблему составляла необходимость благословления шаманом уходящих за добычей охотников. Затворившись, тот полностью устранился от жизни племени, дабы скверна гнева Богов не тронула невинных существ. А существа хотели есть.

Уже к истечению первой недели затворничества в племени появились первые ропщущие. Поползли слухи, что с шаманом что-то не в порядке. Однако тот продолжал забирать еду, и вождю удавалось пока сдерживать ситуацию под относительным контролем. Выданные шаманом каменные амулеты ни Смелая Птица, ни Чёрная грива с себя не сняли, тем более, что никаких отрицательных эффектов не чувствовали, а авторитет в племени позволял поддерживать уверенность в их положительном влиянии.

В итоге, в середине второй недели шаманского затворничества, вождь единолично приказал Имбе отправляться на охоту, мотивируя, что благословение шамана висит у него на шее, и если бы не обязанности Главы племени, Смелая Птица отправился бы на охоту вместе со своим первым охотником.

Данное действие было во многом вынужденным. За день до это один из членов племени заявил, что Шаманом завладели злые духи, которыми был поражён большеух и, повинуясь их воле, шаман наложил порчу на Смелую Птицу и Имбу — чёрную гриву. Масла в готовый вспыхнуть огонь мятежа подливали и шаманские повара, развязавшие свои языки и поведавшие о неприятных физических ощущениях от мяса большеуха и нежелание двух, из трёх оставшихся, первых мужчин племени избавляться от амулетов.

На охоту Имбу провожали не то чтобы очень радостно. Некоторые откровенно шептались, желая этому одержимому не вернуться.

Уже на следующее утро племя потребовало от вождя оставить эту стоянку навсегда и избавиться от амулета дарованного одержимым шаманом. Высказывания впервые прозвучали достаточно громко, чтобы достичь ушей виновника их появления. Такие слова соплеменников грозили шаману смертью. При чём, смертью весьма мучительной. От жажды. В лучшем случае.

Пощупав места, где присутствовали твёрдые опухоли, шаман решился выйти к своему народу, не забыв попросить у Богов прощения за такое действие, но моля их сохранить ему жизнь или, хотя бы, убить быстро.

Появления шамана на сходе не ожидал никто. выкрики стали как-то, вначале медленно и неуверенно, а потом всё быстрее, стихать. Те, кто увидел шамана первым, стали хлопать по плечам своих соседей, обращая их внимание на происходящее.

— Как вы смеете — громко обратился шаман к своим соплеменникам, — прерывать моё общение с Богами? Да падёт на вас их гнев.

Мужчина решительно прошёл через толпу собравшихся к жилищу вождя и коротко переговорил с ним о ситуации. Узнав, что Смелая птица отправил на охоту Чёрную гриву, шаман одобрил это решение и повернувшись к собравшимся сказал им:

— Смелая Птица Великой вождь нашего народа принял правильное решение. Скоро Имба вернётся с богатой добычей.

Последние слова, как надеялся шаман, Имба вполне сможет оправдать. Иначе бы он просто не был первым охотником племени. Думать же о том, что случится если слова не сбудутся, мужчине не хотелось.

Тут его размышления прервал новоявленный конкурент:

— Шаман! Твоими устами больше не говорят Боги!

Оскорблённый мужчина гневно обернулся в сторону говорившего:

— Если ты считаешь, что Боги теперь говорят твоими устами, пусть они тебя исцелят.

Предусмотрительно взятый с собой нож возник в животе оппонента, тут же согнувшегося и со стоном и рухнувшего на песок. А шаман быстрым решительным шагом отправился к своему жилищу, каждую секунду боясь получить такой же подарок в спину.

Но никто не решился нападать на того, кто покалечил новоявленного пророка. К тому же, все ждали, что Боги исцелят раненого. Но тот продолжал корчиться на земле, орошая её своей кровью. В итоге родственники мятежника поспешили вернуться под свою крышу, а остальные стали расходиться, получив визуальное подтверждение воли Богов. Посмевший же говорить от имени этих самых Богов изгнанный изменник лишь вытащил нож и медленно пополз, повинуясь инстинкту самосохранения, дававшему призрачную надежду на выживание "где-нибудь там", и оставляя кровавый след, к окраине поселения.

— 15 —

Управление телом я не перехватывал. Пока даже не пытался. Сейчас мне было важнее получить информацию о мире. Пусть и сильно искажённую, в силу использования в качестве источника не самого осведомлённого индивидуума. Но сначала нужно было набрать материал для изучения местного языка. А объект несколько дней вообще не предпринимал попыток выйти из своего жилища. Это удивляло. Только после того как я зафиксировал в нервной системе некие бурные процессы, сопровождавшиеся активными движениями тела, мой носитель выбрался на улицу.

Взгляд тела мельком скользнул по пятну оставшемуся от большого костра, от которого зачем-то был сделан огненный отводок, уходящий за пределы поселения. Не имея иной возможности, для выяснения деталей я отправил на изучение своё колёсное тело. В нескольких сотнях метров от поселения я нашёл останки, как бы написал следователь, "со следами насильственной смерти".

Долго оставаться тут было опасно, могли заметить, а я ещё не был готов к встрече с местными. Колонизировать же труп при наличии живых образцов смысла не было. Обезопасив своё шарообразное тело, я принялся за развитие себя в остальных поражённых субъектах.

Смотри-ка, — задумался я о своих мыслях, — я что, думаю о себе как о какой-то заразной инфекции? С другой стороны... — пожал я мысленно отсутствующими плечами.

Теперь я имел достаточное представление о строении местных разумных чтобы не тратить времени на поиск нужных нервных волокон. Сейчас я мог просто копировать свою структуру в уже колонизированном организме. Но проблема ресурсов для строительства оставалась.

Воспользовавшись тем же методом, что и в предыдущем случае, мне удалось наблюдать в живую то, что происходило с первым образцом. А так же существенно пополнить фонетическую базу, пока, увы, малополезную.

Когда на телах сразу трёх существ появились твёрдые опухоли, они прибежали к моему образцу. Не понимая их речь, я всё же уловил почтительные интонации.

Значит не такой уж незначительный источник мне попался, — отметил я.

Что именно было посоветовано моим подопытным, я сумел наблюдать во всех подробностях со стороны. Как стало ясно из действий, мой источник оказался местным шаманом. Во всяком случае, такое определение из человеческого языка соответствовало его занятию. Это существенно повышало ценность объекта и заставляло сожалеть о том, что я пока не могу с ним контактировать.

Все трое усердно молились, а шаман проводил с ними некие ритуалы, используя всякие благовония. Слушая всё, что говорили разумные, я пополнял словарный запас, формируя прежде всего словарь первой необходимости. Ритуальные слова давали мало текущего материала, но, сопоставляя слова и действия, я смог получить названия не только некоторых сакральных предметов, но и целого ряда бытовых предметов и действий.

В течение всего моего роста в трёх телах все они, включая шамана, оставались в его жилище. Еду им приносили ко входу. Когда мой освоенный образец выходил, то вскользь осматривал происходящее в поселении. Не имея опыта, я мало что мог понять, а переводить образное мышление пока не получалось. Лишь пополнялся словарный запас не связанный с конкретными образами. Провоцировать галлюцинации было рискованно, но без подобного я был бы вынужден тратить многие годы на освоение языка.

Тут меня посетила идея колонизировать новорождённого или даже беременную. К этому времени я уже был достаточно уверен в том, что местные разумные внешне, да и внутренне, неотличимы от людей и в осуществление этой идеи стал производить неспешную колонизацию нужных органов.

В связи с тем, что я не имел возможности следить за происходящим на улице, я предпринял осторожную попытку внедрения из двух других своих осколков имевших контакт с органическими структурами. Видя, что достаточно быстрый процесс вызывает ненужную реакцию, уже не раз к шаману приходил кто-то весьма высокопоставленный, вероятно вождь, и что-то обеспокоено говорил, пришлось отказаться от сколь-нибудь ускоренного освоения. Однако от проблем это не спасло. Спустя ещё три дня раздались выстрелы, следом за которыми в жилище вбежал другой разумный и возбуждённо жестикулируя стал что-то объяснять моим образцам, что заставило их быстро схватить некоторые вещи, прежде всего оружие, которое, как я успел заметить, сильно напоминало ружья второй половины земного девятнадцатого века, и стали выбираться приподняв заднюю стенку.

Снаружи жилище действительно сильно походило на индейский вигвам. Только кожи служившие основным кроющим материалом были расписаны иначе.

Все пятеро очень быстро побежали. Но не в сторону от селения, а вокруг него, максимально скрытно, как выяснилось вскоре, к стаду... Верблюдов. Совершенно обычных земных двугорбых верблюдов желтоватого оттенка.

Я был так удивлён, что едва не послал свой сигнал в колонизированную нервную систему. Хотя, возбуждённые неприятностями, образцы вряд ли бы это заметили и далеко не сразу выяснил, что местное название этого животного горнь.

Уехать по-тихому на безопасное расстояние не удалось. За моими образцами началась погоня. Животные у обеих сторон были свежие и ни одна из них не имела преимущества в скорости. Закономерно послышались выстрелы.

Мне оставалось только смотреть и слушать, надеясь, что навыков у моих подопытных хватит для собственного спасения. О причинах же приведших к столь поспешному бегству оставалось только гадать.

Что я сделал не правильно? Интенсификацией процесса освоения спровоцировал подозрения в заразной болезни?

Проверив положение всех частей себя, обнаружил, что один фрагмент находится достаточно далеко от поселения. В относительной безопасности.

Когда шаман, в ходе воспринимаемых мной как метания из стороны в сторону движений, обернулся, я смог, вместе с ним, увидеть, что в селении поднимаются два дыма. Явно лишних и слишком больших. При этом с фотошерсти поступали данные об очень высокой температуре.

Возвращаться домой своей последней частью было нельзя. Но та часть совершенно не внедрялась, и я не имел даже теоретических шансов перерезать управление конечностями своего последнего подопытного.

А если так? — попробовал я по зрительному нерву передать образ стрелки, указывающей в нужную сторону.

В результате сильно возросла активность мозга шамана и, несмотря на продолжавшееся преследование, он изменил направление движения, что-то крича своим спутникам, одновременно обогащая мой словарный запас терминами, обозначающими конкретные действия.

Остальные, очевидно, поняли не сразу, но быстро догнали своего шамана, продолжая убегать от своего поселения, вряд ли думая о том, как они будут выживать дальше. Я же, когда направление бегства точно вышло на курс к моей последней части, просто убрал указатель из зрения освоенного тела.

Стрельба постепенно стихла, а преследователи отстали. Скорее всего животные стали уставать, а разумным нужно было ещё вернуться к своему поселению. Моей же группе разумных возвращаться было некуда. А я по-прежнему не мог вступить с ними в вербальный контакт и объяснить ситуацию. Всё так же оставалось только слушать, как шаман что-то объяснял уже бывшему вождю. Судя по интонациям, это касалось того видения, которое я ему послал, а так же, может быть, и всего произошедшего за последнее время. Шамана внимательно слушали, но стали как-то, косо что ли, посматривать. Похоже, выходило, что он виновник всех бед. Оставалось надеяться, что уважение, свойственное в примитивных обществах к лицу такого ранга и то, что теперь они все в одной лодке, позволит избежать гибели моих образцов в закономерных последствиях взаимных обвинений.

— 16 —

С другой стороны я теперь мог не прятаться и действовать быстро. Но всё ещё через посредство шамана.

Как? Как его заставить сделать больно своим соплеменникам? Ведь мне всё равно нужно обездвижить образцы пока я не смогу пересечь связь головного мозга с телом. Или...

Все тела я пока парализовать не мог, но мог сделать это частично. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить образцы сесть, а то и лечь. А дальше было, как говорится, дело техники.

Но обойтись без страха не удалось. А что вы хотите? Представьте, что бы вы сами чувствовали, когда у вас отнимается какая-нибудь часть тела... Глазами шамана я видел испуганные взгляды существ сейчас очень похожих на тех людей, к которым привык на земле. Минутную слабость удалось подавить, вспомнив, что уже не один месяц я нахожусь в совершенно ином теле. Да и повода считать этот мир Землёй не было совершенно. Не имея полного представления о мыслительных процессах местных разумных, я даже не мог сказать, сколь они похожи на людей. Внешность ведь бывает порой обманчива...

Шамана я обезвредил последним, одновременно посылая ему образы дома полного еды и прочих наслаждений. Правда, как мне показалось по интенсивности нервных импульсов, попытка успокоить дала совершенно противоположный эффект.

Разберусь с их представлением о покое в этом и потустороннем мире позже, — решил я и принялся за интенсивную колонизацию.

Сразу появился дефицит энергии. Пока я работал медленно, той энергии, что я получал за счёт разности температур, мне хватало. Но сейчас...

Что делать?

Ну конечно. Вечный вопрос, возникающий в самый неподходящий момент.

Но ведь я как-то же уже передаю энергию со своих стационарных структур на подвижное тело... — подумал я после нескольких минут мозгового штурма, — при чём, способом отличным от радиосвязи. Почему бы не попробовать сделать это и сейчас? Надеюсь, размеров тела хватит, чтобы поймать передаваемую энергию.

Направив своё тело на колёсиках в сторону своей подопытной группы, я предпринял попытку передачи энергии со стационарных тел на развивающиеся колонии, которые были заметно меньших объёмов, чем подвижное каменное тело и не имели антенн, могущих служить приёмниками. Хотя, в необходимости последних, восприятие ещё трёх осколков шара при первом разделении заставляло сомневаться.

За то я придумал шаману новую образную посылку — "переверни своих спутников на спину, и они станут сильнее". Последнее я изобразил как наращивание мышечной массы.

Передача энергии удалась. Хотя процент улавливаемой энергии оставлял желать лучшего, мои возможности в освоении тел разумных существенно увеличились, позволив расти постоянно с максимальной скоростью. Кремния-то и так было вокруг более чем достаточно.Оставалось дождаться, когда кремний окажется в пределах досягаемости.

Как только рассвело, и разумные проснулись, осознав, что всё так же лишены возможности нормально двигаться, я послал придуманный накануне мысленный образ шаману, вызвав у того новый приступ страха, сопряжённый ещё и с возвращением подвижности.

Обретший видимую свободу разумный тут же стал что-то говорить, весьма эмоционально, остальным. Но переворачивать не спешил. А сами они тем более не спешили переворачиваться.

Значит, придётся делать всё самому, — мысленно вздохнул я и взял тело шамана под полный контроль, перехватив управление. Не обращая внимания на мечущиеся мысли последнего, перевернул нужным образом остальных разумных и стал втягивать кремний из окружающего песка, разращивая от своих нитей выходящих к коже на груди и животе сеть подобную той, что вырастил в шерсти большеуха, чтобы максимально интенсивно втягивать строительный материал.

Выявилось побочное действие передачи мною энергии — при любом движении мышцы подконтрольных существ стали затрачивать гораздо большее усилие, как будто под перегрузкой. У меня сложилось впечатление, что им стало очень тяжело дышать. Словно им на грудь положили массивные плиты. Достигнутый эффект натолкнул меня на мысль, что стоит попробовать так же обездвижить и последний образец. И я попробовал, наверно получилось, так как я понял, что моё тело там оказалось окружено кремнием. Я тут же стал прорастать в органическое тело.

Видеть и чувствовать происходящее я мог только с точки зрения шамана. Но, судя по всему, разумным привыкшим к суровым условиям жизни, моя, даже интенсивная, деятельность особых неприятных ощущений не доставляла. Это было очень не плохо. Тем более что постепенно, по мере моего разрастания по телу, стало лучше с энергией. Оставалось надеяться, что нехватка воды и еды для разумных не будет смертельной. Однако погодные условия, однако, оставляли мне лишь двое суток. Не больше. Итогом этого стали явно болезненные ощущения у разумных.

Те тела, что я мог наблюдать со стороны, стали сильно стонать. Гримасы на лицах выдавали большое напряжение. Внешний вид тел свидетельствовал о большой потере ими воды. Но останавливаться было нельзя, тем более что я пока просто копировал структуру себя в первом колонизированном теле.

Несмотря на все старания, мне понадобилось потратить ещё более суток чтобы закончить работу. Тупо копировать в мозге не получилось. Связи клеток оказались идентичными очень условно и в каждом пришлось выращивать оригинальную сеть. Все пять новых тел были сильно обезвожены, но пока живы.

Восполнять потерю воды сейчас можно было только из горней. С этим мои образцы справились и без моих подсказок, явно имея опыт подобного выживания. Утолив жажду, образцы обратили внимание на то, что стали, как им показалось, чернее чем раньше.

Проблема общения теперь встала в полный рост и вышла на первый план. Пришлось, как и раньше, показывать стрелочки указывающие направление каждому из своих подопытных на точку сбора. Чтобы побудить их к этому, понадобилось спроецировать в сознании представление о сытной еде и привале. Теперь в форме просто жаркого костра, на котором жарился упитанный большеух.

Реакция была не совсем ожидаемой. Я думал, они удивятся, а они сначала испугались, а потом бросились молиться. Пришлось спроецировать в их мозг идею об удалении еды и отдыха, если они сейчас же не отправятся в путь. Послушались они меня только через несколько минут. Но послушались правильно. Охотнику я так же постарался подать мысль, что бросать свою добычу вовсе не следует, она, мол, ещё пригодится. Впрочем, с ним возни было меньше. Одиночество и запасы воды позволяли ему без проблем добраться до нужного места.

— 17 —

До пункта назначения охотник и шаман с помощниками и вождём добирались в течение двух следующих дней. Своей встрече они обрадовались и стали оживлённо обсуждать то, что с ними произошло за последнее время. Прежде всего, то, что теперь они все были шаманами, поскольку духи общались с каждым из них. Никто не мог найти объяснения, чем был вызван такой интерес, но все сошлись на том, что всё началось с того, что Имба принёс чёрного большеуха, а Великой шаман объявил его даром Богов. В связи с тем, что теперь все пятеро считали себя полноценными шаманами, они потребовали у старшего товарища внятного ответа на свои вопросы.

Я же оказался в сложной ситуации — позволить им выяснить отношения, что могло сократить число образцов, или вмешаться, не имея возможности полноценно общаться. Угроза в первом случае перевесила мои колебания в пользу второго решения, и когда страсти накалились, я парализовал всех, проецируя идею о недопустимости ссор, изобразив только что начавшееся и перечеркнув картинку двумя жирными красными линиями крестом.

Как бы ни было не приятно и опасно, но теперь нужно было заняться принудительным составлением словаря. Задача осложнялась отсутствием у меня опыта серьёзной работы над несколькими сложными задачами одновременно. Но у меня было шесть образцов и столько же, даже больше, стационарных тел и несколько экспериментов по разделению мышления. Сосредоточив своё внимание на "шарике на колёсиках", я распределил тела внутри органических структур между стационарными и возложил на них задачу анализа имеющейся в связях нервных клеток информации.

В процессе этого анализа я не посылал никаких запросов на внедрённые тела, лишь получая от них данные, основной обработкой которых занимались стационарные тела. Я же оставался как бы сторонним наблюдателем мелькающих образов и звуков. Но даже этого было достаточно, чтобы придти в ужас от объёма информации.

Прошло более суток, прежде чем составление словаря было закончено. Побочным результатом стало получение некоторой информации о положении дел в этом мире, Тверди, как называли его мои подопечные подопытные. Оружие действительно оказалось иностранным, поставленным местным племенам с севера от Большого Отца, владыки страны Та-Уи...

Тут я не был уверен в точности интерпретации, но данный термин из земной истории подходил больше всего.

...Этот "Отец" просил привлекать на свою сторону племена с юга, которые служили его врагам. К сожалению никакой информации достаточной степени достоверности о врагах Большого Отца мне получить не удалось.

Не стыковалось только столь древнее оружие и наличие радиосвязи. Пусть и на уровне азбуки Морзе, но на языке отличном от языка племени, чьи представители оказались мной колонизированы и неизвестном даже вождю. Поскольку за знание языка мне пришлось заплатить парой своих образцов, не выдержавших нагрузки на их мозг, я смог переориентировать высвободившиеся мощности на сопоставление свежих лингвистических данных с имеющимися радиоперехватами, в своих выводах я был уверен.

Теперь, имея возможность нормально общаться, нужно было создать вменяемую легенду своего пребывания в этом мире. Образцы считали меня потусторонней сущностью, так и не сумев определиться, хорошей или плохой, но склоняясь ко второму варианту. В этом убеждал и захват мной двух тел учеников шамана...

Тела со сварившимися мозгами, вполне работоспособные, я взял полностью под своё управление, не заменяя на этот раз естественных нервных цепей, и потратил ещё несколько суток на восстановление навыков управления телом человеческой компоновки. Самым сложным было научиться управлять ими одновременно и при этом отдавать различные команды. Пока удалось добиться лишь управления на уровне "делай то-то".

На первое время сойдёт, но надо тренироваться, — решил я, немного сожалея, что всё же, фактически, убил двух разумных, пусть и во имя познания их мира. С другой стороны, я усложнил себе жизнь необходимостью управлять сразу тремя подвижными телами и получил возможность в деталях изучить тела местных разумных, не дожидаясь пока они сами что-нибудь сделают.

Тела оказались на редкость человеческими. Во всяком случае, все мои воздействия вызывали те реакции, к каким я привык ещё будучи человеком. Это усилило мои отрицательные эмоции по поводу гибели мозга этих двух несчастных, что отвлекло некое количество вычислительных мощностей от создания моей божественной сущности.

Создание этого образа осложнялось отсутствием информации о религиях и языках этого мира. Как мне удалось понять, местные передовые державы не стремились всё и вся обратить в свою веру, или прошли этот период своей истории, предпочитая использовать отсталые племена в своих конфликтах как есть. Против этой мысли была добытая в памяти образцов недостоверная информация, что северные и южные соседи, в отличие от Земли, одного цвета с племенами. Могло ли это предотвратить порабощение и насаждение своей религии, я понятия не имел. Но и перспектива называться каким-то духом с крайне неудобоваримым именем, к тому же тёмным и неизвестным мне, меня не прельщала.

А что если? — подумал я, — почему бы не попытаться поступить так? Это соответствует и использованию большеуха. Он же вполне может считаться порождением. Да и то, что я уже проделал...

Мысленно возведя руки к небу и взглянув вверх я попроси прощения у Всевышнего, в чьём несущетвовании после месяцев пребывания в неживом, с общепринятой цивилизацией к которой я ранее принадлежал, теле я не был уверен, и представился своим...

А как их назвать? Получается, что я сейчас основываю новый культ?

Ладно. Разберёмся с этим потом.

— Моё имя Гай, — представился я мысленно, прямо в мозг, всем четверым разумным сохранившим разум, попытавшись из женской формы имени сдеать мужскую.

Маленькая электрическая буря, свидетельствовавшая об интенсивной деятельности мозга в которой ещё предстояло разбираться, свидетельствовала, что рассчитывая на неизвестность имени, я, похоже, угадал.

— Гай? — услышал я в ответ вопрос. Имя явно произносилось с сильным акцентом, свидетельствуя о том, что язык, родной для этого имени, сильно отличен от языка племени.

— Да, — подтвердил я, уже поняв, что в моей легенде есть чудовищная недоработка, которую, если возникнут вопросы, я никак не смогу оправдать. Оставалось надеяться на то, что сообразительность собеседников окажется на недостаточно высоком уровне. Тем более, что на этих четверых я уж точно смогу воздействовать, да и объяснить "почему только на них", тоже сумею. Сейчас же следовало отвлечь постановкой конкретной задачи. А задачу ещё нужно было поставить...

Эх, — вздохнул я, — мало было в моей земной жизни экстремальных ситуаций. Сейчас бы очень пригодился опыт действий в них.

Но надо было не сожалеть, а делать и я взглянул на наличные ресурсы. У меня было четыре здоровых молодых мужчины. Не знаю как у кого, но у этих точно был самый расцвет сил. У двоих точно. И эти мужчины отнюдь не принадлежали к интеллектуальной элите высокоразвитой цивилизации, а значит им, как и остальным двум, взятые под мой полный контроль тела я не учитывал, требовались самые обычные вещи. Самое же главное, что эти обычные вещи позволяли мне начать собственное распространение среди местных разумных.

Для осуществления потенциальной задачи я имел...

Точнее аборигены имели.

...три ружья и шесть ножей, а также полдюжины горней.

Впереди было ещё полдня и я приказал всем выдвигаться в направлении указываемом стрелкой созданной в зрительной области их мозга.

— 18 —

Сейчас мне очень хотелось поскорее отправиться туда, где бы было можно найти более серьёзную информацию о мире. Но я понимал, что в моих руках полдюжины взрослых мужских особей, и необходимо вначале основательно их подготовить к этому походу за знаниями, в процессе которого, наверняка, будет возможность не только приобрести новые знания, но и оставить своё тело в подходящих для этого местах, чтобы дело в итоге не кончилось как с двумя несчастными. Да и по своему земному опыту я знал, что к группе незнакомых вооружённых мужчин всегда будут относиться более чем подозрительно. К тому же, я имел представление чуть менее общего об общественном устройстве сопредельных территорий.

Однако, даже по самым радужным оценкам, полученным от перекапывания всех имеющихся у меня знаний силами стационарных тел, беглые вождь и шаман с учениками, два из которых смахивают на зомби, без единого ноутбука, не имели никаких шансов попасть даже на приём к главе государства. Выходило, что низкий технический уровень планеты, для меня благо, иначе бы я давно уже столкнулся не только с местными властями, но и с их армией, а наилучшее прикрытие — семья. А на создание такого прикрытия нужны не дни и даже не месяцы. Сам собой напрашивался вывод, что действовать нужно по обоим направлениям.

Первое направление следовало начать реализовывать с похищения сабинянок, а второе с исследования тел с погибшим мозгом, на что я бросил все вычислительные мощности стационарных тел, начав поатомарный анализ одной из клеток.

Чтобы не отвлекаться на управление, я велел привязать горня, на которого посадил оба зомби-тела, к другому и вести так постоянно. Группу же я отправил обратно в их племя, полагая, что вряд ли там ждут возвращения изгнанных.

* * *

Нас действительно не ждали. Во всех смыслах. Когда колонизированная группа разумных вернулась к месту стоянки племени, там было пусто. Лишь обгорелые остатки нескольких жилищ, ранее принадлежавших вождю и шаману, да источник воды напоминали о том, что здесь бывают разумные.

На состоявшемся тут же совете, аборигены стали обсуждать безопасность нахождения здесь. Шаман утверждал, что место теперь сочтут проклятым и никогда больше сюда не вернуться. Добавил он и предположение, что проклятым может быть не только место, но и местный водный источник.

Последнее предположение поставило меня в крайне невыгодное положение. Представившись божеством, я должен был теперь проверять безопасность источника и, если он окажется опасен, обезвреживать его. Если с первой задачей я вполне мог справиться. Более того, мог изучить действие яда, окажись он в воде, и даже его химический состав, то вот с обезвреживанием было откровенно туго. Мои познания в химии явно не позволяли изготовить противоядие, а выращивать фильтр для воды, познакомившись с её действием на неизолированного меня, я не очень стремился. Но пока источником воды была лишь кровь животных, а значит, те нуждались в усиленном питании и питье. Я же до этого момента вообще не задумывался о том, чтобы горней тоже колонизировать.

Как вскоре выяснилось, вопрос о проклятости воды был поднят в связи с тем, что по законам аборигенов это обстоятельство должен был проверять шаман. Но теперь, когда шаманами считали себя все, даже последний вменяемый ученик, каждый норовил спихнуть опасную обязанность на другого, а все вместе на меня.

Заняв анализом молекулярной структуры основной свой объём, я лишился значительной доли своих аргументов. Теперь я мог лишь парализовать тела, чьи владельцы вознамерились бы мне сопротивляться. Такое развитие отношений не слишком способствовало их продолжению и в итоге пришлось идти на риск и попить воды одним из зомбифицированных тел, потратив перед этим некоторое время на подготовку тела. А конкретно, на проращивание своих волокон вдоль нервов ведущих к сердцу и лёгким.

Предосторожность оказалась не лишней, а испытательное тело стало ещё более зависимо от меня, потеряв способность к самостоятельному дыханию.

К сожалению, чистого перевода управления не получилось, и все заметили, что тело стало задыхаться. Это серьёзно пошатнуло веру в мои возможности и колонизированных разумных пришлось обездвиживать...

— Вы уже видели, что я не могу творить мгновенно, но и ЧТО я могу, — сделал я логическое ударение на слове "что", — вы тоже знаете. Эту воду пить действительно нельзя. На её очистку мне потребуется МНОГО, — снова выделил я ключевое слово, — времени. Вы можете пойти со мной, или я могу оставить вас здесь. Вы уже отвернулись от своих богов, — применил я последний аргумент, пытаясь избежать крайне нежелательной для меня ситуации, — и не попадёте в зелёные рощи.

Возросшая электрическая активность мозгов показала, что разумные задумались о предлагаемых перспективах.

-Я могу, если вы того заслужите, — продолжал я выдумывать на ходу, — дать вам вечную молодую и здоровую жизнь в этом мире...

Ещё бы знать, как эту вечную жизнь дают, — подумал я.

Но весьма низменно-соблазнительный крючок, похоже, не сработал. И отнюдь не из-за низменности.

— Ты лжёшь, маленький слабый демон, — услышал я мысленный ответ, — если бы ты это всё мог, то не погубил бы захваченное тобой тело моего ученика. И своих богов я не предавал. Я лишь сделал вид, что подчинился тебе, чтобы раскрыть твои замыслы.

Ответ шамана вызвал у меня улыбку. Вероятно, улыбнулось и зомбифицированное тело, потому что я уже знал из собственной памяти собеседника о том, что большеух был им откровенно захвачен как дар богов. Вождь и охотник посмотрели на своего шамана с презрением. Некоторое время колебался лишь последний живой ученик шамана, но тоже присоединился к вождю и охотнику. В глазах этих троих их вера шаману, изменившему богам выглядела оправданной. Не их дело общение с богами и не им обсуждать их волю. Лишь видя явное отступничество от веры, они могли поступать вопреки словам шамана. А отступничество стало очевидно лишь сейчас.

Вместе с тем, все понимали, что в племя, после того как их коснулась скверна, уже не вернуться. Шаман однозначно следовал за мной, это было понятно из его поведения, даже без внятного положительного ответа, а остальные колебались. Их социальный статус и сила воли, даже дававшая трещины, требовали иного решения.

— Мы не пойдём с тобой. Из-за тебя погибли наши семьи, и мы должны тебе за них отомстить.

Если бы я мог, я бы сел. Хотя почему "если бы"? Мои зомби-тела так и сделали. Хорошо, что песок оказался мягким. О подобной перспективе для родственников я совершенно не подумал. Ведь я видел только жилище шамана, а в нём женщин не было.

Известие, что я стал невольной причиной убийства нескольких разумных, было громом среди ясного неба.

И что мне теперь делать? Как с этим жить? С пониманием, что за несколько недель после первого контакта я уже погубил минимум четверых, а на самом деле, наверняка, больше, разумных существ? — задал я себе ряд вопросов, понимая, что не жить я просто не могу в силу своей теперешней... Физиологии? — но ведь я сам построил свои тела и значит сам могу их разрушить.

— Из круговорота мыслей меня вывел вопрос вождя:

— Почему ты не радуешься, злой дух?

— Потому, что я не злой, — машинально ответил я с эмоциями вздоха и грусти, — я не хотел и не хочу никого убивать. Я не давно в вашем мире и ещё не умею с ним обращаться.

— Но я быстро учусь, — вспомнил я об анализе молекулярного состава организма аборигена. Оказалось, что анализ закончен лишь на двадцать процентов.

Сколько ещё разумных существ погибнет по моей вине? — снова вернулись мучительные мысли, — ведь я могу, а значит должен не отнимать, а наоборот, давать жизнь.

Меня снова окликнули:

— Мы верим тебе. Но тогда помоги отомстить за наши семьи.

— Помочь отомстить? — переспросил я.

— Конечно. Ты же не уязвим.

— Вы предлагаете мне убивать? — возмутился я совершенно искренне, чем, похоже, очень удивил собеседников.

— Разве тебе раньше не приходилось этого делать? — услышал я вопрос.

— Нет, — снова честно признался я.

— Действительно странный дух, — заключил теперь уже шаман, — твои соплеменники веками требовали приносить им в жертву детей сыпучей земли.

— Детей сыпучей земли? — удивлённо переспросил я, не сразу поняв, что так называли себя, в переводе на мой родной язык, местные обитатели пустыни, о чём я раньше не удосужился узнать из информации найденной в их памяти.

— Я не буду помогать вам мстить соплеменникам. Они сделали то, что правильно с точки зрения вашей веры. Вся вина за гибель ваших семей лежит на мне, — взял я всю ответственность на себя и как-то незаметно вернулся к первоначальному плану, — я могу лишь помочь вам создать новые семьи.

Похоже, оказавшись в этом теле, я стал другим не только внешне, но и внутренне. Инстинкт самосохранения стал много сильнее и заставил замолчать совесть, приняв как данность, что я теперь буду вынужден для развития внедряться как вирус в тела разумных и не разумных существ и использовать их в своих целях. То есть вести себя совершенно не как человек, а как какая-то зараза, у которой и представления о хорошо и плохо уже не человеческие. Всё, что было возможно в таком положении, это заботиться об уменьшении жертв и о создании возможно лучших условий для обитателей планеты. А это требовало серьёзного изучения генетического материала не только одного конкретного вида, а всей биосферы.

— 19 —

Но одного изучения было мало. Да и долго это, изучать самостоятельно, когда есть те, на кого можно возложить множество мелких задач...

Я снова поймал себя на мысли, что, несмотря на переживания по поводу жертв, периодически мыслю о местных разумных как об орудиях. Это мне не нравилось. Но сама идея сделать так, чтобы аборигены развивали науку сами, мне приглянулась. Тем более что серьёзные исследования мне вряд ли были доступны. Или бы заняли огромное, даже по моим, казалось бы неограниченным, масштабам, время.

Начинать же, так или иначе, нужно было с того, что добраться до источников знаний местной цивилизации. Но сначала нужно было пристроить к месту все мои текущие образцы местных разумных. Переходя к фактической реализации плана "Похищение сабинянок" в новых условиях, я спросил у вождя, знает ли он, где может быть его племя или другие племена, если до них добраться проще.

Вождь всё ещё колебался, и отвечать был не слишком расположен. К тому же мой вопрос подрывал веру в мою силу, а тут на слабых не смотрели как на достойных собеседников. Даже если эти слабые лишили способности двигаться.

— Если ты сильный дух, ты сам знаешь ответ, — наконец изрёк вождь.

— А что скажут твои боги если узнают, что ты стал слугой слабого духа? — разозлился я на секунду, но к моменту ответа сумел подавить эмоцию и послал мысль уже спокойно.

По тому, как изменилось лицо, я заключил, что мой ответ попал весьма точно. Одновременно я запомнил изменение активности мозга, сопровождавшее мимику.

— Раз твои соплеменники отравили воду, то или они не ждут в скором времени, что сюда кто-то придёт, или им совершенно всё равно, не то спросил, не то констатировал я признанный факт, — а если у пришедшего сюда племени уже не будет запасов воды для нового перехода?

Собственные соображения требовали оставить тут хотя бы одно тело. То, что уже подверглось действию яда и, наверняка, больше сильно не пострадает. А лучше оба. Это соображение я и изложил, возвращая подвижность остальным, тем самым, давая отправиться в путь.

Последовавший за возвращением подвижности рост электрической активности я принял за радость. Только лица оставались серьёзными... Слишком серьёзными...

Быстрое, явно выученное, движение... Вспышка... Гром... В структурах второго зомби-тела чувствую утечку энергии и неприятные ощущения...

Действительно, с уменьшением объёма пострадавшей части уменьшаются неприятные эмоции. Когда такое было с большеухом, времени на анализ не было. Тут, похоже, стреляли в голову и жизненно важные органы тела не пострадали. Вряд ли надолго. Потеря крови всё равно скажется.

Все четверо снова упали на землю с ужасом в глазах. Но ужас был разный. Один боялся, остальные, скорее, были разочарованы.

Эта попытка расправиться со мной, с другой стороны имела и положительный итог. Появилось тело, колонизированное мной, которое было обречено. И был источник, отравленный разумными. Я постепенно заизолировал повреждённый участок и распластал тяжело раненное, фактически мёртвое, тело, став просто накапливать энергию в своих структурах.

— Я во всех вас, — спокойно сказал я, — ваше оружие не может меня убить.

Мои слова вызвали новый шок. Похоже, раньше они полагали, что я захватил два тела и уже посредством их общался с остальными. Сейчас же оба зомби-тела валялись без малейших признаков активности.

Пока разумные обдумывали своё положение, я не вмешивался. Большие тела анализировали генетический материал, повреждённое органическое валялось, позволяя мне накапливать энергию в максимально возможных количествах для решения проблемы с отравленным источником.

А они ещё не утратили чувства собственного достоинства, — подумал я, когда меня окликнул шаман спустя несколько часов, — ещё и торгуются. Или это нормально, клянчить у духа всякие нужные и не очень вещи?

— Я дам вам возможность создать новые семьи и место для жизни. Остальное зависит от вас, — пресёк я всякие попытки торговаться.

— Подкрепитесь, — вернул я разумным подвижность, — и отправимся в путь.

Пока аборигены выполняли указание, я сбросил испорченное тело сняв изоляцию со всех своих выходов на его поверхность...

Надо же, как уже думаю о недавно ещё живом существе.

...в колодец.

В сознании полыхнуло. Все аборигены упали со стоном, включая и полностью контролируемое мной зомби-тело. Над отверстием поднялось облачко пара и пыли. Очухавшиеся разумные засыпали меня вопросами, мысленно и вербально, общий смысл которых сводился к "что это было".

— Просто обезвредил опасное место, — постарался буднично ответить я, анализируя свои впечатления от осуществлённого и устраивая зомби-тело на горне, — больше нам здесь делать нечего.

Когда вновь раздался грохот и зомби-тело начало оседать, я усомнился в правильности своих действий. Выход к источникам информации мне был жизненно необходим. Низкий технический уровень обитателей планеты настойчиво требовал использования этих самых обитателей для маскировки. Это же вам не какой-нибудь мир фентези, где големы не вызывают удивления. Хотя если голем придёт в библиотеку...

— Значит по-хорошему не понимаем, — со вздохом сказал я мысленно всем четверым оставшимся, снова лишая собеседников подвижности, — придётся по-плохому.

В мозгах органических разумных я зафиксировал бурю. Похоже, они только сейчас поверили в мои слова, что я во всех них.

— Мне не очень нужно столько подконтрольных тел, — не стал я уточнять, что пока не научился управлять несколькими телами с достаточной скоростью и точностью, — достаточно и одного.

Мои слова разумных, во всяком случае некоторых, напугали.

— Кто-то хочет вызваться добровольцем? — я явно разозлился и не скрывал этого.

Разумные тоже ощутили моё недовольство, но вызываться не торопились. Даже жрец сомневался.

— Добровольцев нет, — заключил я спустя некоторое время, вызвав новый приступ страха, — значит, добровольца придётся назначить.

Наверное, скажи я это и более мягко, результат был бы тем же. Помимо ужаса мне удалось найти лишь одну внятную мысль: "надеюсь, не меня". При чём абсолютно одинаковую у всех.

Выведенное из строя второе органическое тело упало рядом с горнем, и я решил рискнуть переместить своё тело из гибнущего живого в здоровое. Пришлось взять под управление одного из разумных, чтобы с его помощью подержать горня на месте. Это напугало "добровольца" и вызвало облегчение у остальных.

Процесс переселения оказался длительным. Имея лишь солнечную энергию, не желая рисковать животным, мне пришлось потратить несколько суток на перевод всей своей массы из тела разумного в тело горня. И заново начать исследование генетического аппарата не только разумных, пользуясь четырьмя живыми образцами, но и местного верхового животного.

Пустив на мясо пару животных, ставших едой для своих хозяев, я обзавёлся "верблюжачьим" телом. Теперь под тем или иным контролем у меня было четыре разумных и горнь. Пользуясь возможностью перехватывать управление живыми телами, я связал "верблюдов" в цепочку и принудительно усадил всех им на спины.

Разумные от этого обстоятельства были подавлены, поскольку я не выполнил обещания выбрать только одного добровольца, а оставил у себя их всех. За то теперь я имел резервы для решения своей задачи. Поскольку в операции "Похищение сабинянок" отпала необходимость, я двинул органические образцы на север, одновременно учась контролировать несколько тел одновременно.

— 20 —

В первую очередь мы направились к воде. Нужно было пополнить и свои запасы, и горней напоить. Тем более, что пока тела разумных приходилось кормить и поить за счёт их животных. Но двигаться пришлось медленно. Время в пути я тратил не только на сам путь, но и на освоение одновременного управления несколькими телами. Получив отрицательный опыт сотрудничества с местными, я счёл предпочтительным полный перехват управления органическим телом у его владельца. Во всяком случае до тех пор, пока уровень местных технологий не позволит создать синтетическое тело не отличимое от оригинала. Конечно для меня возможность его создания наступит раньше, чем даже местные военные смогут его себе позволить, но всё равно не скоро. Если я правильно оценил технический уровень.

Клонирование? Конечно не только для заполнения своего сознания информацией сейчас производилось переписывание генетического материала образцов, но вырастить одну клетку это далеко не вырастить сложный многоклеточный организм. Сейчас стало казаться, что моё нынешнее тело несоизмеримо проще устроено, чем то, каким я обладал раньше. Или это мне только кажется и я на самом деле и не владею своим телом?

Ответа не было. Собственных знаний не хватало, а у местных, если судить по интенсивности радиопередач самые простые ЭВМ появятся лет через тридцать или даже сорок. Это при условии, что для их появления будет стимул.

Нет, развязывать планетарную войну, а тем более несколько, я не стану, — сразу отмёл я идею воспользоваться человеческим опытом форсирования прогресса. Только вот иного опыта у меня под рукой не имелось. Как и самого минимального представления о реалиях этого мира.

Слова аборигена говорили лишь о противостоянии по оси Север — Юг. Но относились лишь к конкретному континенту, о размерах, рельефе и природных зонах которого я ничего не знал. Пустыня могла с одинаковой вероятностью быть лишь полосой и занимать весь континент. Могла быть следствием естественных процессов, а могла быть создана искусственно. И интенсивный выпас скота, отнюдь не единственная причина. Хотя оружие аборигенов свидетельствовало не в пользу естественной или рукотворной катастрофы. С одной стороны, оно было не на коленке изготовлено, а с другой, явно отставало от технического уровня на котором возможна радиосвязь.

За этими размышлениями, обучением управлению несколькими телами и изучением генетического материала местных разумных прошёл путь до колодца, не прерывавшийся остановками даже на ночь, что позволяла энергия извлекаемая из тел живых организмов. За этот переход я более или менее освоился с управлением горнем, имевшим непривычное для меня строение и одновременное управление двумя телами разумных. Конечно не очень быстрое управление, но одновременное. Управлять же горнем и разумным пока получалось только ОЧЕНЬ медленно. Или управлять ими по-очереди.

По этой причине сначала я набрал воды чтобы напоить своего горня, потом напоил горней на которых ехали образцы, пользуясь телом одного из них, потом по-очереди напоил всех разумных, возвращая некоторый контроль над своим телом тому которого поил.

Всё больше разумные скатывались в своих ощущениях к моим пленникам, при чём пленникам, которых я не особенно ценю. К сожалению, это мнение было не совсем ложным. Если бы мне пришлось выбирать, то прежде бы всего я спасал тело шамана, де-факто давшего согласие со мной сотрудничать. Потом тела вождя и охотника и только в последнюю очередь тело ученика шамана, самого заменимого из моих образцов.

У колодца я задерживаться не собирался, но несколько дней бешеной гонки сказались на транспорте. Даже мой горнь, у которого на метаболизм, из-за значительной части меня, тратилось гораздо меньше энергии, сильно устал, что уж говорить о животных, которых я не колонизировал. Пришлось устраивать лагерь, рискуя встретиться с представителями других племён. Формально дружественных, но кто ж их наверняка знает? Да и вероятность встречи с племенем, от которого я сбежал, весьма отличалась от нуля в положительную сторону. А на помощь со стороны образцов пока рассчитывать не приходилось. Удалось только выяснить, что от источника к источнику каждое племя переходит в соответствии с миграцией промысловых животных и их количеством в окрестностях источника. А количество напрямую зависит от числа разумных в племени.

После двух дней безмятежного отдыха, поскольку возвращать полную свободу охотнику, чтобы отправить его на охоту, я не решился, я собрался отправиться дальше, как меня окликнул шаман. После непродолжительного с ним разговора выяснилось, что сейчас уходить от источника небезопасно. Надвигающуюся бурю лучше переждать в этом, наиболее безопасном месте. По каким признакам шаман определил приближение бури, я так и не понял. Для меня она стала заметна только когда высоко вспыхивающие в ней молнии оказались над горизонтом места. До этого же прошло не менее трёх часов после разговора, начавшегося с заявления шамана о гневе духов.

За это время я согнал зверей в кучу и спрятал разумных внутри неё. Никакой лучшей защиты у нас не было. Забыли захватить при бегстве, так сказать.

И как это мне круглому на колёсиках удаётся избегать таких бурь? — думал я, чувствуя как дрожит колонизированный мною зверь и сожалея, что я не имею возможности попытаться ловить молнии. Во всяком случае без риска хорошо зажарить целого горня, — наверное когда я впервые осознал себя в нынешнем теле, то попал в подобную бурю, тогда тоже пропала разница между ночью и днём, и я тоже потерял счёт времени. Но тогда я этого всего не видел и не слышал. Только ощущал. Теперь всё выглядело гораздо страшнее. Особенно когда нас стало заметать. На несколько секунд я даже забыл, что сейчас моё тело не одно и есть тела, находящиеся сейчас в безопасности.

Буря улеглась то ли внезапно, то ли все подконтрольные мне тела устали настолько, что уснули, и я не смог видеть её завершения.

Но во втором бы случае я всё равно бы заметил прошедшее время... — подумал я отряхивая от песка горня, а потом разумных, — значит, всё же, внезапно.

Разумные выглядели как-то... Помято что ли, но были рады, что им удалось пережить гнев духов. В какой-то степени это подняло меня в их глазах. Раз их духи не тронули, значит я обладаю достаточной силой, чтобы с ними справиться.

Выяснив направление на следующий колодец, я устроил всех на животных и повёл караван дальше. По пути рискнул немного ослабить контроль над образцами, обдумывая как это шаману удалось предсказать бурю.

Хорошо если он просто знает какие-то неизвестные мне признаки смены погоды, а если? Над "Если", как бы эта мысль не была дика, следовало подумать. Как минимум нужна была проверка ученика шамана. Жаль, что он один остался.

Размышления прервались когда глаза горня, головой которого я всё равно вертел, надеясь увидеть нечто отличающееся от бескрайнего песчаного моря, которое уже стало надоедать, выхватили на горизонте неясные очертания чего-то искусственного, но явно заброшенного.

Подстёгиваемый любопытством, я попросил всадников перейти с шага на бег и спустившись с бархана погнал караван низинами в направлении замеченного объекта. Несмотря на чувствительность к магнитному полю в итоге получилась ошибка в один бархан вправо и три бархана вперёд. Пришлось возвращаться.

В следующий раз нужно придумать как ставить метки, — решил я.

Заинтересовавшим объектом оказался застигнутый бурей посреди песков караван.

Вышло, что нам ещё очень сильно повезло — буря задела нас отнюдь на самой сильной своей частью.

Предоставив свободу передвижения явно напуганным разумным, я отправил их осмотреть останки, это наиболее правильное слово, каравана.

Наверняка здесь можно найти ценные вещи, считал я.

И не ошибся. Несколько часов копаний в песке принесли неплохое пополнение арсенала, как в виде ружей, так и боеприпасов к ним, несколько образцов местного рабочего инструмента, тоже относящегося к культуре изготовителей оружия.

Почему-то не удивило, что аборигены нисколько не задумывались о том, что занимаются грабежом мёртвых, да и ко мне осознание этого факта пришло довольно поздно.

Да... Всё меньше ассоциирую себя с белковой формой жизни, — мысленно вздохнул я, — хорошо это или плохо? Что будет, если мне придётся воевать с местным населением? Ведь относясь к ним так, я могу просто уничтожить их не задумываясь...

— Что это? — в очередной раз на половине мысли меня прервали.

— Здесь ещё есть живые, — услышал я то ли голос, то ли раньше голоса мысли шамана.

Через несколько минут интенсивной работы нам удалось выкопать... По Земным меркам это была девушка... Отнюдь не дурнушка. Разве что чёрная. А как тут? Из прошлой жизни я помнил, что в слаборазвитых сообществах замуж выходили рано, так что тот маленький пищащий кулёчек, что она держала на руках мог быть с равной степенью вероятности и её братом или сестрой, и её ребёнком, и просто ребёнком кого-то из разумных в погибшем караване. Одежда её лишь орнаментом отличалась от той, что была на моих образцах и была несколько более потрёпанной. Перехватывать контроль над телами разумных я не стал, рискнув проверить их поведение. Последние часы они не выказывали агрессивных настроений в мой адрес, а появление нового разумного, которого они могли считать не захваченным мной, могло показать степень их положительного ко мне отношения.

— 21 —

Мужчины переглядывались. На лицах явно читалось некоторое замешательство. За прошедшие после попытки уничтожить злого духа несколько дней в полном его подчинении они так до конца и не смирились со своим пленом. С другой стороны, получив сейчас некоторую свободу и разбирая останки каравана ни один из них не попытался напасть на злого духа. Почему? Предательство шамана и его переход на сторону поработителя и бессилие остальных против того, что они совершенно не понимают? Каждый пытался найти ответ на этот вопрос сам, одновременно опасаясь, что злой дух его подслушает. Возможно поэтому все трое не обученных шаманов и перестали вынашивать мысли о сопротивлении. Но сейчас у духа появилась новая жертва, пока ещё им не захваченная, и в головах как минимум двоих вновь появились мысли о восстании. Восстании ради спасения женщины от прикосновения зла. Каждый краем глаза следил за остальными, в тайне надеясь, что попытается кто-то другой. Опыт последних дней подсказывал, что убийцу ждёт кара куда более жестокая, чем привыкли жители песков. Нечто, с чем ещё ни один из них не встречался. Порабощение души и тела злым духом с сохранением сознания.

Я внимательно следил за мыслями своих подопечных с момента появления новенькой, ожидая от них какой-нибудь новой подлянки, но пока ни один из них не решался на активные действия. Похоже, что принцип обеспечивавший покорность масс на Земле работал и здесь. Никому из них не хотелось рисковать собой. Столкнувшись со мной, вера предков начала давать сбои. Шаман со мной бороться не только не мог, а даже перешёл на мою сторону, их добрые духи от меня никого из них не защищали, а мои возможности оказались даже побольше, чем я сам ожидал. Вместо простой узкополосной передачи энергии от одного тела к другому я придавил тела-приёмники к поверхности.

ФИУ!! — прервало мои размышления что-то очень быстро пролетевшее рядом с одним из подконтрольных гуманоидных тел.

Аборигены-мужчины сразу схватились за оружие и упали на песок. Один из них сверху только что откопанной женщины. Я, занятый озиранием, вертел головой горня пока забыв об управлении образцами. Шестое чувство, на пару с задним умом, подсказывало, что ситуация принимает дурной оборот.

Горни, похоже, не особенно волновались по-поводу происходящего, а я просто не имел опыта участия в боевых действиях, да уже и привык к тому, что каменное тело не особенно уязвимо для оружия уровня девятнадцатого земного века. При этом я очень быстро сообразил начать интенсивное внедрение в женщину, оказавшуюся сейчас под колонизированным мной телом, не особенно заботясь о том, насколько это тело сейчас важно для происходящего вокруг.

Чтобы тело не особенно сопротивлялось, я перехватил управление им. При чём полностью, чтобы оно не отвлекало этим обстоятельством остальных. Плотно прижав тело к новому потенциальному образцу я начал максимально интенсивно прорастать, жертвуя для этого своим объёмом в уже колонизированном разумном. Уходя со спины старого образца и прорастая в спину нового. В первую очередь в позвоночник для перехвата управления двигательными функциями.

Конечно вряд ли половые различия были столь велики, но возможность ошибки я всё же допускал и потому внимательно следил за электрической активностью в новом теле и общими реакциями на факт моего проникновения. К счастью, внешний фон моего занятия способствовал незаметности моих действий для их объекта.

Из-за взаимного положения прорасти удалось несколько ниже плечевого пояса, что лишило меня пока возможности управлять руками, но гарантировало отключение ног нового образца, поскольку сие занятие привело к полному истощению энергетических ресурсов меня в теле-доноре, от чего это тело впало в подобие спячки. Чувствовать его я не перестал, но на запросы оно упорно не отвечало. Следствие этого явился выход из строя тела ученика шамана.

За потраченное на прорастание время события развивались довольно стремительно. Только то, что неизвестные оказались весьма посредственными стрелками, спасло группу от гибели. Будь на месте противника такие же пустынники, мне бы пришлось начинать внедрение в местное общество заново. С разведывательным же отрядом армии технически развитого государства охотник и вождь расправились весьма не плохо. Потеряв пять особей убитыми...

Я не привыкну или намеренно не называю их людьми?

... противник обратился в бегство, нанеся нам урон в количестве двух горней.

В свете потерь моей группы, это привело к выравниванию численности верховых животных и седоков.

Спрашивать напрямую о том, кто на нас напал я не решился. Дух планеты обязан быть в курсе всего, что происходит на ней. Иначе легенда становится весьма посредственной, мягко говоря. Так что пришлось анализировать воспоминания участников столкновения. Прежде всего двух самых активных, попутно попросив их собрать и вражеское оружие.

Я же в это время больше рассматривал форму погибших и самих погибших.

Во-первых, все они оказались такими же неграми, как и те, что я уже колонизировал.

Колониальные войска? Вполне возможно. Но в воспоминаниях моих образцов об этой стычке не фигурировало ни одного не негра. Хотя почему командир должен был быть, например, белым?

Во-вторых, после осмотра формы и беглого знакомства с оружием, встала необходимость уточнение деталей местной истории. А именно, как здесь развивается техника. Калибр ружей нападавших был таким же, как и у подчинённых мной обитателей пустыни. Но система, похоже, несколько отличалась — если у коренных обитателей пустыни ружья были с подствольным цилиндрическим магазином, то у напавших на нас имели съёмный коробчатый магазин примыкаемый сбоку. Да и гильзы патронов были длиннее, хотя и не бутылочной формы. И радио я точно регистрировал и регистрирую. Форма тоже больше подходила для армии использующей куда более дальнобойное оружие. Визуально тип ткани определить я не смог, но она была явно маскировочного, песчаного, цвета. Форма имела капюшон вместо головного убора и какую-то тряпичную маску закрывавшую лицо. Хотя ниже пояса были привычные для Земли брюки и ботинки на шнурках.

Поэтому мы и не заметили своевременно приближения противника, — заключил я.

В-третьих, знаки различия — не выделяющиеся сильно на фоне одежды, что тоже характерно для широкого распространения высокоточного и дальнобойного оружия, и, больше всего напоминающие формой кошачьи уши, нашивки на рукавах и странные, точно не иероглифические, но и не буквенные символы.

... — мысленно выругался я, пытаясь вспомнить, как выглядит клинопись.

Идти дальше всей группой, тем более с женщиной, было нельзя. И Имба, и Смелая птица были весьма удивлены нападением, хотя и допускали, что их вид может указывать на то, что они пришельцы из других мест, а малочисленность группы, орудующей на останках каравана вполне создаёт им в глазах посторонних облик грабителей и убийц.

— Немедленно собирайте всё, навьючивайте животных, разделывайте убитых животных, забирайте женщину и ребёнка и отправляйтесь в том направлении, воспроизвёл я стрелку в сознаниях троих мужчин, указывавшую на ближайшую мою колонию, фактически отдавая приказ.

Наверно я мог бы отправить их и к центральной колонии, она была гораздо глубже в песках и, следовательно, в большей безопасности, но у разумных могло быть недостаточно воды, для такого перехода, а есть ли на пути колодцы мне было неизвестно.

— Но если мы пойдём в ту сторону, то уклонимся от маршрутов наших кочевий, — подтвердил мои подозрения вождь, — там нет колодцев.

— Колодец будет в пункте назначения. Свяжите горней вместе, — продолжил я командовать, — возьмите с собой всю воду и расходуйте её экономно. Остановок не будет.

Не освоив основательно самостоятельное решение нескольких задач, я был вынужден отдать приказ своему телу в горне двигаться прямо в конкретном направлении. Сам же я, прежде всего, занялся поиском воды. С моей мобильностью задача выглядела не решаемой — рост по нескольку метров в день исключал всякую возможность достичь известных водоносных районов за отведённое время.

Как ни стремился, но, похоже, придётся заняться очисткой воды, которую можно найти в недрах планеты, — мысленно вздохнул я и стал копаться в своих знаниях на тему фильтров. Уж очень не хотелось работать фильтром самому.

С другой стороны, вырастить изолированные трубы я могу. Кран тоже сделаю. Фильтр можно сделать естественным. Главное источник воды на не слишком большой глубине, чтобы не приходилось очищать от ядовитых примесей. Только вот такой я на пути не встречал... Выходит, без моего участия никак. А моё участие может выражаться только в выделении воды из горных пород. Даже не воды, а её компонентов, поскольку в районе нахождения меня воды обнаружено не было.

Первым делом я вырастил тонкие, изолированные кварцем, каналы на поверхность, выведя их в центральную колонну надземной конструкции, украсив отверстие, из которого должна была литься вода, головой горня, разумеется, заизолировав кварцем все намокающие части. Мысли, украсить более изысканно я отмёл после некоторого раздумья, поскольку не представлял, водятся ли аналоги других земных зверей на этой планете. В полу я устроил небольшое углубление, покрытое кварцем, куда и должна была попадать вырабатываемая вода.

Теперь оставалось только нагрузить тело переработкой окружающих пород и выделением из них кислорода и водорода. Поскольку я уже имел удовольствие контактировать с водосодержащими жидкостями, это не составило для меня большой проблемы. Удивление вызвало то, что никакого дискомфорта я сейчас не ощущал. Но списал это на небольшую площадь контактирующую с водой.

На все работы у меня было порядка двух недель, в течение которых мои образцы на горнях должны были добраться до места, а последствия песчаной бури, возникни вдруг таковая из-за моей деятельности, полностью исчезнуть.

За это же время оклемалось и моё тело в ученике шамана. Приняв управление этим органическим телом, оставленным на месте схватки, я "позаимствовал" трофейную форму и уцелевшие у её бывшего хозяина припасы и отправился дальше в северном направлении, намереваясь, так или иначе, вступить в контакт с местной технически развитой цивилизацией.

— 22 —

Почему? — размышлял про себя вождь, сидя на спине первого в цепочке горня, — почему я, вождь, стал спасаться бегством от своего племени, стремившегося покарать меня, совершенно заслуженно, за мою одержимость злым духом и за то, что я не распознал таковой одержимости в нашем шамане? Неужели этот дух настолько овладел моим телом и разумом, что это не я, а он принимает за меня решения? А может быть вообще сейчас думаю не я, а он. А я только думаю, что я думаю? Или я на самом деле такой трус, что не заслуживаю права быть не только вождём, но даже простым воином и должен носить платье и длинные волосы? Но тогда почему я веду эту небольшую группу туда, куда указывает злой дух? Или это не я веду, а он?

Смелая птица прислушался к своим внутренним ощущениям, стараясь понять, он сейчас сам думает, или за него думает злой дух, что засел в его теле. Так ничего и не поняв, жалея о том, что он не шаман, хотя дух с ним и общается, это единственный дух, который общается с ним, мужчина вернулся к своим мыслям, стараясь найти оправдание своего поведения.

Я побежал в шатёр к шаману сам или меня туда загнали соплеменники? Мы ведь с ним в этой ситуации оказались братьями по несчастью. Но я побежал, а не принял смерть, как мне полагалось, будь я достоин своего положения в племени. Почему же тогда остальные продолжают считать меня своим вождём? Имба единственный, кому не пришлось бежать. Допустим шаман и его ученики не видят выгоды в избавлении от меня. Но Имба... Он был первым воином племени... Был... — вздохнул вождь, — если бы он вернулся и встретился с праведным гневом, он бы принял смерть или тоже бежал?

Найти ответ и на этот свой вопрос Смелая Птица не мог. Цепочка не позволяла разговаривать не привлекая внимания остальных, а новенькая, пока ничего не знавшая, была нежелательным свидетелем, чьё внимание привлекать не хотелось.

Женщина... У духа на неё явно какие-то планы, — понимал Птица. Но его мировоззрение не могло допустить никакой иной роли для женщины, как рождение новых воинов для племени. Выходило, что потерпев неудачу со взятием под контроль его племени, дух оставил его в живых чтобы создать новое племя. Он ведь обещал найти нам женщин, вспомнил вождь, — а уж не его ли рук, или что у духов там, дело эта песчаная буря?

Догадки повергли Смелую Птицу в глубокое уныние, которое он не счёл нужным особенно скрывать, благо видеть его могли только со спины. Приходилось признаться себе, что даже "смелость" из имени стоит исключить. Такой трус не достоин подобного имени.

Смелая Птица тяжко вздохнул.

* * *

Имба — Чёрная грива замыкал небольшой караван. Из-за острой нехватки воинов, им пришлось встать во главе и конце. Смелая Птица, по праву вождя и оправдывая своё имя, вёл караван. Имба же, как лучший воин прикрывал его сзади. Попутно со своими служебными обязанностями воин и охотник размышлял над происходящим.

Попытка убить носителей злого духа не удалась. Теперь злой дух во всех них. Интересно, в женщине тоже? В любом случае я следую за своим вождём. Раз уж так сложилась судьба, что мы оба одержимы, то к чему расставаться? Раз Смелая Птица считает, что они должны жить одержимыми, то Имба будет жить одержимым. До тех пор, пока будет жить Смелая Птица.

Представить себе, что может так случиться, что вождь умрёт, во всяком случае неестественной смертью раньше него, Имба не мог, хотя и допускал, что когда-нибудь придёт день и Смелая Птица уйдёт на стоянку предков. Что тогда будет делать Воин, он представлял слабо, но полагал, что тогда племени решать, кто будет новым вождём. Сейчас же племени не было. Точнее был некий осколок или зародыш нового племени. Наличие женщины, которая, наверняка, станет женой Смелой Птицы, давало надежду на возрождение. Надежду давал и их путь в неизвестном направлении, указанном духом. Как полагал Имба, духу не выгодно их губить, раз он не убил их сразу, а значит, он приведёт их туда, где они смогут спокойно жить. Охотник и воин же нужен везде и всегда. И никогда без куска мяса не останется. Да и без женщины тоже. Раз дух нашёл женщину для вождя, то и для него, второго мужчины в племени, теперь оставшегося даже без гипотетических соперников, тоже найдёт. Каким образом, устроив ли ещё одну песчаную бурю или отуманив разум какой-то девушки, охотника не волновало. С его точки зрения это были детали в которые он вникать не обязан. В лучшем случае это дело шамана, как там духи действуют, когда он у них чего-то просит. А сам он, когда племени были нужны пленники, особенно не выбирал методов и использовал любую возможность для достижения цели. Потому, собственно, и считается лучшим воином.

Последняя мысль заставила охотника загрустить. Среди соплеменников были его друзья. Со многими из них он не только охотился и воевал, но просто вырос рядом. А сейчас они были потеряны. Потеряны навсегда. Даже неизвестно, живы ли они. Вождь и шаман с учениками говорили, что им пришлось бежать из племени, но ведь дух мог и уничтожить племя, оставив лишь тех, кто согласился ему служить.

Мысль выглядела для Имбы вполне логично, Даже участие в попытке убийства полностью захваченных духом учеников могло быть лишь демонстрацией для него, Имбы. А в дальнейшем активных действий вождь не предпринимал.

Но почему он просто не сказал мне правду? Или ему дух запретил?

Соображение было весьма успокаивающим и, чтобы не терять веру в своего вождя и друга, Имба на нём остановился.

* * *

Надеюсь, дух следит за нами, думал, мысленно дрожа, шаман. Ему очень хотелось, чтобы дух следил и, если эти воины опять что-то задумают, предотвратил непоправимое, спася его, шамана, шкуру.

Специалист по общению с духами точно знал, что дух был очень недоволен покушением на себя.

Ещё бы, кому понравится, что его пытаются убить? Другой вопрос, что дух от этого совершенно не пострадал. И, наверняка, знал, что не пострадает. То есть его недовольство было вызвано именно потерей захваченного тела. Может поэтому он так не хотел пробовать воду из наверняка отравленного колодца? Он же знал, что мы не поверим просто его словам. Точнее не поверят мои ученики в силу их не полного обучения и вождь с охотником, в силу полнейшей непричастности к запретному знанию.

Но, в итоге, своё обещание найти нам женщин, он выполнил. Пусть и случайно. Буря точно не его рук дело. Он не лгал, когда удивлялся, что скоро будет буря, — пришёл к заключению шаман, — почему не лгал, только он знает. Разве что правда и то, что он в этом мире недавно. А значит я могу стать первым шаманов нового Великого Духа.

Шаману стоило большого труда, чтобы не показать свою радость таким заключением всем, кто случайно мог его увидеть. Конечно он ехал в цепочке вторым, и его спину прикрывала от Имбы женщина, но вдруг Смелая Птица обернётся? Оставалось надеяться, что дух нашлёт на вождя какую-нибудь мысль, которая не позволит тому вертеть головой назад.

Великий Дух, — обратился мысленно шаман к своему новому богу, который уже на деле продемонстрировал своё присутствие, — мне нужны ученики. Если ты забрал последнего ученика, дай мне новых.

Не получив к своему удивлению ответа, шаман допустил себе подлую мысль, что дух вовсе не планирует делать его своим Великим Шаманом. Что роль сия им уготована его ученику, который по воле духа сейчас отправился в одиночное странствие. Далеко не самому способному из трёх, но единственному выжившему на текущий момент.

В свою очередь молчание духа заставило шамана ужаснуться тому, что за их небольшой группой дух больше не присматривает и угроза восстания воинов и его гибели безмерно возрастает.

Шаману пришлось крепко задуматься, как в таких условиях продолжать имитировать то, что дух с ним общается. Показанные чудеса, явно выходили далеко за рамки того, что реально мог демонстрировать даже наиболее известный среди обитателей пустыни шаман, или шаманы богов которым поклонялись пришельцы с севера или юга.

Духи! — воззвал, сдерживая дрожь страха во всём теле, шаман, — за что мне такое испытание?! Почему Вы покинули нас и отдали во власть этого странного пришельца?!

Или... — следующая мысль заставила похолодеть, — этот дух уже покорил потусторонний мир, и теперь все прочие духи подчиняются ему?

* * *

Духи благосклонны ко мне, — думала Дочь Хорька крепко сидя на спине горня и прижимая к груди ребёнка, — они спасли меня во время этой страшной бури, хотя всё моё племя погибло. Спасли и дали новое племя. Скоро мы приедем в их лагерь, и я стану женой одного из двух моих спасителей. Любой из них, если судить по манерам, занимает высокое положение в племени. Да и не дадут в сопровождение шаману последних воинов. За такое можно пожертвовать даже своей семьёй. Теперь ведь никто не знает, чья я дочь.

Интересно, а кто из двоих предъявит на меня права? Или они устроят поединок? Последнее даже лучше. Я смогу выбрать наиболее достойного. А может в их племени окажется ещё более достойный. Ведь моё спасение явно воля духов, а значит на меня сможет претендовать даже их вождь. Интересно, а как он выглядит? Или его сын. Это более вероятно. Мне лучше стать женой сына вождя. У пришельцев с юга сын вождя наследует отцу. Возможно, так скоро будет и у нас, если они победят пришельцев с севера.

А если мои спасители служат пришельцам с севера? — задумалась Дочь Хорька, — ведь мы очень глубоко ушли в контролируемые северянами пески.

Но ведь никто из них не знает кто я. И рассказать о моих предках, да найдётся им тёплый костёр на стоянке предков, некому. Думаю, шаман тоже не сможет уличить меня во лжи, — чуть улыбнувшись подумала девушка, — духи не дадут мне погибнуть и убедят шамана в правдивости моих слов. Иначе зачем стоило меня спасать? Духи всегда меня спасали. Тем более помогут и теперь.

Дочь Хорька снова бросила короткий взгляд на едущего впереди каравана мужчину, очень сожалея, что не имеет возможности более детально рассмотреть сопровождающих её воинов, ибо в таком порядке передвижения пришлось бы интенсивно вертеть головой, что неизбежно привлекло бы внимание. А внимание в таком деле к её персоне было совершенно не нужно и даже вредно.

— 23 —

Имея скудные припасы для тела и смутное представление о том, как далеко стоит двигаться, я решил воспользоваться следами той разведывательной группы, которая, так неудачно для себя, встретилась с нами. При этом нужно было избежать встречи с военными, которые точно не признают этого аборигена, которым я сейчас управлял, за своего. Во всяком случае, те военные, с которыми служил погибший владелец формы. Или признают, что он стал жертвой дружественного огня, как говорят на Земле.

Пока было тихо, если пользоваться компьютерной терминологией, в фоновом режиме, я стал обдумывать свои ближайшие действия после выхода к цивилизации.

Что я знал? Знал, что у них есть радио. Но не имел даже подобия ключа к их коду. Та же проблема была и с разговорным и письменным языком. Значит, придётся ориентироваться по картинкам, которые по имеющимся уже данным вполне могли быть адекватны с точки зрения человека.

С таким багажом знаний в библиотеку идти не стоит. Я даже справочник по географии могу не отличить от какой-нибудь популярной или художественной книги. С учебником шансов может быть больше конечно, но секцию с такими пособиями найти без картинок будет не просто. А если поиск нужно вести по карточкам, так и вообще...

Теперь, перспективы поиска образованных особей. Необразованные для меня сейчас мало интересны.

Есть племена вооружённые стволами распространёнными на земле в девятнадцатом веке... Есть правительственные войска в маскирующей форме, но тоже с крупнокалиберными винтовками... Вероятно колониальные войска... Есть радио... Но нет портативных радиостанций у разведывательной группы... И она не на механическом, а на живом транспорте...

Первая четверть двадцатого века, после Первой Мировой войны, если переводить на человеческие представления?

Тогда уже должны быть и автомобили, и самолёты. При чём и то, и другое в военном варианте, которых пока я не видел. Да и дирижабли у меня дома были распространены...

Хм... Если есть даже тряпкопланы, стоит озаботиться системой противовоздушной обороны. Хотя бы самой простой. А какая для меня простая?

Мда... Сколько сразу тем для размышлений наваливается, если начинаешь думать одну мысль.

Для мыслей о ПВО я перераспределил имеющиеся мощности, нагрузив задачей одно из больших тел, отобрав его у анализа генетического материала местных разумных.

Тем временем следы вели меня отнюдь не на Север, но я решил не сворачивать с этого пути. Перспектива встречи с местными военными уже не казалась после предшествующих размышлений столь нежеланной. Это мне можно было питаться солнышком, а подконтрольному телу нужна была совсем иная пища. А добыть её в военном лагере, несмотря на весь риск, было проще, чем осваивать охоту в пустыне.

Неожиданно следы кончились.

Похоже, отряд вышел из своего лагеря до бури. Тогда понятно, почему всё так хорошо для нас кончилось. Но как они смогли выжить, если погиб застигнутый бурей караван местных? Или следы просто занести успело?

Конечно, некоторый ветерок присутствует постоянно, но ведь прошло не так много времени... Десятки часов... Или этого достаточно?

Ладно. С этим разберёмся потом. Куда идти? Если больше нет дороги и остались только направления, последуем примеру тигра. Главное не слишком упорно следовать его примеру, чтобы не стать чьим-нибудь трофеем.

Хорошо иметь встроенный компас. Никогда не потеряешь и всегда знаешь, в каком направлении движешься, — сменил я тему своих размышлений, став двигаться точно на север. Точнее, на магнитный полюс. Насколько магнитные полюса на этой планете совпадают с географическими мне пока известно не было.

Ну вот... Опять то же самое. Мне что? Перестать думать совсем, чтобы не пополнять список моих проблем?

Ещё и в рифму... — застонал я мысленно.

Всё. Хватит. Иду туда, куда показывает магнитное поле планеты. Пусть даже с отклонением от географической точки, но всё равно поперёк движения местного солнца. Припасов на пределе выживаемости тела должно хватить до какого-то оазиса. А может и края пустыни. Не могут же патрули углубляться на сотни километров в безводные районы.

За первый переход, который я прекратил только тогда, когда тело окончательно выбилось из сил, даже вопреки тому, что в темноте видел гораздо хуже человека, что, вероятно, стало следствием отсутствия естественного спутника, я преодолел двадцать три километра. Это не считая всех кривых, что пришлось выписывать преодолевая и огибая складки местности. Проспало тело после этого почти двое суток, чем существенно сэкономило свои припасы.

Проснувшимся телом я рассмотрел первые признаки границы песков. Появилась какая-то чахлая засохшая растительность, свидетельствовавшая о том, что дожди пусть и редко, но здесь уже бывают. А значит при должном старании можно найти и воду, если она не слишком глубоко. Но любые капитальные сооружения здесь должны снабжаться извне. Орошения явно не получится.

Вторым переходом я осилил двадцать семь километров к Северу. Снова не учитывая пока ещё неудобной местности. Однако с каждым шагом местность медленно, но уверенно менялась. Трава, пусть и сухая, стала попадаться чаще. А это какая-никакая, но задержка распространения песков.

Странно было только то, что патруль пока был единственным встреченным знаком цивилизации. Но это могло быть от того, что я двигался через зону ответственности патруля. Но что патрулировать в песках? И не проще ли делать это с воздуха?

При этой мысли, я рефлекторно задрал голову вверх, надеясь увидеть над собой чистое небо и, одновременно, боясь, что мои надежды не оправдаются. Но они оправдались.

У них совсем нет летательных аппаратов или они здесь неэффективны? — задался я вопросом, склоняясь ко второму варианту, если здесь развилась маскировочная форма так рано, то пытаться найти даже с неба посреди пустыни что-то маленькое...

Немного успокоившись, я стал с меньшей опаской поглядывать вверх. Но не прекратил. Для отдыха же начал присматривать места, плохо просматриваемые с воздуха, благо таковые начали появляться время от времени. Другая сторона появления укромных мест недоступных наблюдению с воздуха была в возможности встретиться с разумными. Чем комфортнее условия, тем выше шанс набрести на селение или, на худой конец, на какую-нибудь бродячую группу. В пустыне мне не попадалось никаких не местных разумных, а вот в таком приграничном регионе они уже вполне могли быть.

А ещё тут есть военные, — подсказал внутренний голос.

Да... Давненько я его не слышал, — отметил про себя, внимательнее осматривая всё, что мог осмотреть. Последний раз этот субъект меня донимал, когда всё это только началось и я осваивался в новых для себя условиях.

Значит опять обострилось чувство опасности? — задал я себе новый порос, — в принципе не удивительно. Я же понимаю, что де-факто совершаю незаконный переход границы. Даже, вон, пограничный наряд уже уничтожил. А когда его хватятся... Мда...

С такими грустными мыслями, повнимательнее посмотрел на состояние тела. Как бы не хотелось быстрее, ходьба была выгоднее бега, ибо позволяла поддерживать скорость дольше. Насколько же выносливым может быть это тело в беге, я не имел понятия. Земные знания тут признавали своё бессилие за отсутствием надёжных научных данных о возможности пробежать за сутки пару сотен километров без угрозы гибели.

А если попробовать? Ведь у меня не изнеженный горожанин из столицы цивилизованной страны. Только перекусить хорошенько надо.

Для перекуса я спрятался, если так можно сказать, под кустиком и осмотрел оставшиеся припасы. Пайка осталось немного. Отряд был в патруле или не первый день, или припасы выдают небольшие. Так или иначе, у меня осталось с десяток пластинок печенья и процентов десять от объёма фляжки. Этому телу такого хватит на один раз, а значит нужно делать решительный рывок к цивилизации.

Собрав упаковку от печенья и смешав крошки с песком, я двинулся в путь, снова оказавшись в ситуации, когда или сменю носителя, или доберусь до цели. Если без еды ещё можно было подержать тело какое-то время, то без воды...

Через два дня тело уже начало слабеть от недостатка жидкости. В отличии от растений, оно не могло засохнуть до дождя и начинало активное движение в сторону гибели.

Неужели у меня снова ничего не получится, и я загублю такое хорошее тело, — обеспокоено размышлял я на третий день, когда тело всё больше старалось ползти, чем идти. Никаких идей о быстрой модификации мне не приходило. Всё, что я мог сделать, требовало огромных запасов времени и органики. Надежд, что с этим телом мне повезёт, я особых не питал. И так мне везёт уж слишком часто. Везение такая штука, что заканчивается в самый неподходящий для этого момент. А куда ещё неподходящее может быть?

* * *

И всё-таки никогда не говори никогда. Никогда не может быть так плохо, чтобы не могло быть ещё хуже. Когда я услышал голоса, явно членораздельные, а значит разумные, я успел обрадоваться... Как оказалось, рано.

Я ведь сам хотел встречи с ними? Буду с собой честен. Хотел, ибо не нашёл другого подходящего способа легализации. Только не подумал, что идти к ним в военной форме при погонах не стоит.

Голоса быстро приблизились. Языка я не понимал совершенно. Даже приблизительно определить наречие не мог. А вот интонации даже очень хорошо. Верёвка в руках у одного, вскоре оказавшаяся на шее моего тела ещё более наглядно показала их намеренья.

Моё дёргающееся в агонии и задыхающееся тело поволокли по поверхности. Скоро только магнитная чувствительность сообщала мне о движении, хотя тело всё ещё боролось за жизнь, в чём я ему посильно помогал, одновременно судорожно соображая о следующем шаге.

Всё же хорошо, что я разросся по всему телу, — машинально отметил я, подавая регулярные микроимпульсы на сердце и не давая ему остановиться.

В горле тоже есть мышцы. Какие-никакие, но мышцы. Попробуем их напрячь, чтобы был хоть какой-то проход для воздуха.

После нескольких попыток натяжение верёвки удалось чуть преодолеть.

Теперь импульс на диафрагму и мышцы грудной клетки, очень осторожно, контролируемо, нельзя привлечь внимание разумных, одновременно парализовав всё, что можно было пока отключить, чтобы тело с одной стороны не выдало, что оно не собирается умирать, а с другой выглядело бы мёртвым.

Неужели моё везение кончилось?

— 24 —

Действительно кончилось. Вскоре я услышал недовольные голоса, ставшие сразу отрывистыми, как будто кто-то отдавал команды, а затем почувствовал разрушение своих структур и понял, что больше ничего не слышу и мои нити, ведущие к соответствующим нервным центрам, пощипывает. Вскоре мышечные волокна перестали отзываться на мои попытки их расшевелить. Конец. Телу.

И все мои тела далеко, и оставлять своё тело, которое тут вполне может функционировать, не хочется. И что делать? Прорастать вниз или...

Я вспомнил про дирижабли, о вероятности встречи с которыми думал, пока шёл. Семь или около литров жидкости я уже потерял, но осталось ещё довольно прилично. Главное, чтобы хватило энергии.

Используя контакт с грунтом, терпя некоторое пощипывание, поскольку под тело кровь тоже, похоже, натекла, я стал сращивать свои выходы на поверхность тела в одно целое, создавая единую оболочку.

А сколько её надо? Сантиметр? Два? Половину? Четверть?

Кремний материал довольно тяжёлый, а объём человеческого тела мал. Надо чтобы оболочку не раздавило внешнее давление на поверхности. У меня в наличии тридцать пять — сорок литров воды. Сколько это водорода? И смогу ли я накопить достаточно энергии, чтобы расщепить воду?

Сколько вопросов и все без ответов, — удручённо вздохнул я.

А если так? — пришла мне новая идея.

Я продолжил выращивать единую оболочку вокруг обоих фрагментов разумного, но уже не для того, чтобы превратить себя в летающую конструкцию, а в обычную статую, имея пока целью замаскироваться и обозначить себе место.

Кто знает, если здесь есть бандиты, то может рядом их лагерь? А лагерь может использоваться и мной. Да и статуей кто-нибудь может заинтересоваться... Те же бандиты.

Чтобы полностью решить проблему взаимодействия себя с проводником "вода", расщеплять органику я стал не на углекислый газ и воду, а на метан и аммиак, благо освещённость позволяла работать с азотом, которого в атмосфере в разы больше, выделяя кислород в атмосферу.

Что происходило вокруг тела, я видеть и слышать не мог, но сам факт переработки органики в соединения малопригодные для кислородных существ заставил задуматься. У меня в руках фактически оказалось химическое оружие. При чём оружие массового, даже планетарного, поражения.

Ох... Надеюсь, дело никогда не дойдёт до того, что мне придётся менять химический состав атмосферы.

Вернёмся к главной проблеме. Нужно добраться до освоенного мира, — сменил я тему своих размышлений, — мир же упорно делает всё, чтобы мне этого не удалось.

Может своё тело на колёсах переделать в танк? Ага. С муляжом пушки. Командирская версия. Только какой от него толк? Слишком заметен. Нет. Не пойдёт. Нужно строить летательный аппарат, чтобы поднять свои глаза. Я сейчас могу расти на шесть километров за месяц даже всей толщиной тела. Главное знать в какую сторону расти. А чтобы узнать, нужна карта. Или взгляд сверху.

Но даже дирижабль я не построю, — приуныл я, когда покопавшись в своей памяти нашёл там лишь минимальные сведения для такого строительства.

Одного кубического метра на килограмм груза было недостаточно для проектирования. С таким набором знаний можно было строить только что-то вроде воздушного шара.

Да. Каменного. Потому как ткань, тем более непроницаемую, я пока делать не умею...

Кожа? Анализ структуры органики не завершён, но я могу рассчитывать на выращивание только живой кожи. Выделанную я ещё не изучал...

Значит усиленное исследование органики. А оно и так идёт, и выделить дополнительные мощности неоткуда. Остаётся ждать. Ждать пока закончится исследование генетического материала, ибо переориентировать тело к которому движутся образцы, я не могу. Образцы мне нужны.

Эхх... Поймать бы птицу, — мечтательно закатил мысленно мысленные глаза, — да покрупнее. А то и не орёл, и не мужик... Только где же её возьмёшь в пустыне?.. В пустыне одни ящерицы... Да и растительные образцы нужны...

Сколько задач и какой дефицит вычислительных ресурсов Даже не увеличишь, не приостановив какое-то из направлений. А если не приостанавливать, то ближайшие время у меня будет для себя всего два тела. Периодически засыпающих.

Ну и чем мне их занять? Загрузить на время функционирования анализом ДНК? Или поискать подвижным телом растительность? Желательно зелёную.

Первое позволяло на доли процента ускорить исследование, второе требовало существенно исследование замедлить, нагрузив ресурсы уже двумя исследованиями.

А что если? — с улыбкой подумал я и начав движение телом на колёсиках в сторону статуи, что должно было продолжаться весьма долго, занялся обустройством "избушки" — среды некоей виртуальной реальности, в которой я бы мог не только заниматься разработкой, но и просто обитать в, такие как сейчас, свободные моменты. За одно усложню себе тренировку многозадачности.

Сразу пришли идеи, что помимо просто удобств обитаемости, среда должна иметь всё необходимое для меня. И некий командный центр, откуда можно управлять разными подвижными телами...

Вдруг это упростит задачу?

...и секцию разработок, и рекреационную зону.

С последней было гораздо интереснее. Если командный центр и секцию разработок я себе более или менее представлял, то для третьего нужно было определиться с тем, кем я хочу себя видеть в этом пространстве. За время пребывания в каменном теле, я уже довольно сильно отошёл от восприятия себя в теле человеческом. С другой стороны, подобие местных разумных человеку, вернуло мне уже подзабытые ощущения.

Какими телами мне придётся управлять чаще всего? — задал я себе фундаментальный вопрос.

А ответ был не очень радостным. Большая часть меня представляла по ощущениям дерево. Гигантское дерево. С огромной корневой системой, без единой ветки и странной, напоминающей корону, конструкцией наверху. Этакий баобаб иди дуб ободранный страшным ураганом.

Значит, теперь мне нужно здесь создавать в этом маленьком мирке условия для большого ходячего дуба или баобаба? К тому же лысого? Беее...

С другой стороны эта задача дала мне решение другого вопроса — как представать перед местными. Раз я назвался духом планеты, то и мой внешний вид должен этому соответствовать. А чем дерево плохо для образа духа? Опять же, такой облик позволял сохранить и некоторую память о передвижении на ногах, а так же пользовании руками, а то первое время после вселения в аборигенов было не комфортно.

Или не дерева? — продолжил я размышлять. Когда руки ноги, а ноги руки, это на осьминога больше похоже. Или на кальмара, скорее, учитывая мою конструкцию.

Снова усмехнулся.

Кальмар так кальмар. И ходить можно и предметы брать и летать. Или плавать.

Своё виртуальное пространство я сделал сферой на внутренней стороне которой разместил лес. Такой, какой я привык видеть на земле. Техникой я заморачиваться не стал, развешивая временные обзорные экраны прямо в воздухе по мере необходимости.

Опасения, что для создания этой среды потребуются знания программирования не оправдались. Оказалось достаточно собственной фантазии.

Интересно, это моё сознание так управляет телом, или в теле есть какие-то дополнительные программы, которые обеспечивают моё с ним взаимодействие? — задумался я, когда закончив "сотворение" мира устроился в тени большого дерева, — надо будет выяснить.

Пока же я вернулся к проектированию летательного аппарата. Это было насущнее.

Потратив несколько дней на копание в своей памяти, всё же нашёл минимум, как мне казалось, необходимый для создания дирижабля. На основе этих знаний, смоделировал каменную пластину миллиметровой толщины с каркасом в половину сантиметра на сантиметр по краю. А затем просто стал рассчитывать, какой куб мне нужен, чтобы его объёма хватило для взлёта. Благо накопителем энергии и сенсором мог быть и сам куб. Лишняя же... Как там это называется? Парустность, как я счёл, была только благом.

При ребре куба в двадцать метров, моя ёмкость теоретически, наконец-то, обрела способность не только оторваться от поверхности, но ещё и нести весьма приличную полезную нагрузку. Увеличение же ребра до тридцати метров, делало мой дирижабль более чем грузоподъёмным и даже позволяло увеличить прочность конструкции, прицепив в качестве полезной нагрузки объём моего подвижного тела.

Была только одна проблема — источник воды и моё тело находились в разных местах. Пришлось выдвигать тело к уничтоженному колодцу.

— 25 —

С доступной мне скоростью достижение колодца оказалось делом не быстрым. За потребное время подконтрольные образцы достигли назначенного им пункта и стали осваиваться. Возникла новая проблема — из-за безводности района поблизости не оказалось животных, на которых можно было бы охотиться. Даже насекомые, и те очень мелкие, попадались через раз. Это резко снизило мой рейтинг в глазах разумных, ожидавших, что дух приведёт их в богатый оазис.

Моих знаний о химическом строении местной биосферы уже было достаточно, чтобы попробовать кормить тела искусственно. Проблемой было только добывать микроэлементы. Но внизу их было, как говорится, "в количестве", и оставалось только добавить к производству воды ещё и производство пищи.

В крайнем случае, можно вырастить ещё одно новое тело, — решил я для себя, обдумывая, как именно организовать питание. Помимо решения проблемы в текущий момент, следовало действительно озаботиться созданием оазиса. А для этого нужна была мобильность. Или знание направления, в котором следует расти, ибо образцы растительности сюда сами не прибегут.

Пока же я мог только попытаться воспроизвести некую сухую питательную массу, благо воду уже поставлял. Назвать смесь, которую я мог синтезировать полноценным питанием, можно было с натяжкой. Состояла она из обрывков белков и самих молекул ДНК, но, теоретически, позволяла продержаться образцам пока я не достану что-то воспроизводящееся само, или не закончу их изучение, что с выходом из процесса одного тела замедлится на шестнадцать с лишним процентов, улучшив качество продовольствия.

Как выяснилось при первой же попытке создания этакой "манны земной", скорость её синтеза из-за необходимости проводки веществ через своё тело много ниже, чем скорость моего роста. Пришлось проложить, как и для воды, внутри тела каналы атомарных размеров, чтобы материал для синтеза поступал не сквозь меня. Через пару дней я уже взирал через глаза образцов на хрупкие наросты на поверхности колонны через которую поступала вода и их несмелые попытки попробовать это, сделанные после моих слов о том, что этим можно питаться.

Первой попробовала "еду", женщина. Всё же после такого провала мужчины не хотели рисковать собой. Только убедившись, что от этой субстанции не становится плохо, чего я и сам боялся, стали есть и сами. Жалоб на сухость продукта ни от кого не последовало. Сказалась привычка к питанию жёстким, а периодически и действительно высушенным, мясом.

Облегчённо переведя дыхание, я разделил мощности тела между синтезом воды, еды и контролем окружающего пространства, в который входило и общение с разумными, и приступил к выращиванию летательного аппарата.

Процесс создания баллона, выращиваемого непосредственно из нижней группы глаз, ставшей так же местом крепления тела-гондолы к баллону в одной из вершин куба, так что он стал похож на две сложенные основаниями пирамиды, при доступной скорости роста, занял бы всего несколько часов, но очень быстро выяснилось, что внутренний объём для опустошения тоже придётся сначала заменить собой, и процесс роста был замедлен из-за необходимости перемещать самого себя, сразу выдавливая окружающее вещество собственой стенкой, что создало весьма существенные нагрузки на неё и вынудило вовсе приостановить процесс, дабы разработать какой-то каркасс для усиления.

Размышления над этим вопросом, а также ряд моделирований на доступном мне уровне, породили треугольные, равнобедренные в сечении, бруски с основанием в один сантиметр и поперечным сечением в одну четверть сантиметра квадратного, вдоль каменной стенки. Вначале на расстоянии в один метр. Потом через каждые пятьдесят и, наконец, через каждые двадцать пять сантиметров.

Для заполнения оболочки, чтобы ничего не оставлять в месте строительства, я прорастил тонкую трубку прямо из нижней вершины кубического баллона, разумеется, заизолировав её, на этот раз и изнутр и снаружи, до самого водоносного слоя. Чтобы вытянуть из земли этот длиннющий отросток своего тела, и не обломать его, когда тело начнёт подниматься и переворачиваться, поскольку основной груз сейчас находился сверху, с экватора тела я отрастил черыре своеобразных щупальца, шедших сначала параллельно поверхности, а выйдя за габариты баллона повернувшие в землю и заглубившиеся тоже до водоносного слоя. Конечно, это снижало максимальную высоту полёта, но сейчас я счёл это приемлемым.

Сам процесс расщепления воды оказался весьма "забавным". Во-первых, выстраивая баллон внутри земли, я вырастил его совершенно пустым, что повлекло за собой фонтан воды, как только моя трубка достигла водоносного слоя.

Взвыв от боли и собственной тупости, вынужден был, после обдумывания ситуации, начать очень осторожно переносить массу куба на шар, истончая его стенки до тех пор, пока они не продавились внешним давлением, что привело к сбрасыванию воды, выходу из строя немалой части оставшегося кремния в составе оболочки и росту диаметра шара до полуметра с лишним.

Перекатившись на новое место и повернув вверх уже разрушенную группу глаз, я стал медленно, чтобы не поднять ненароком бурю, растить куб из той же части шарообразного тела прямо в воздухе, добавив к шару три ножки, чтобы он не перевернулся, а немного погодя, добавил опоры и баллону. Позже, когда уже выращивал трубку, по которой планировал наполнение баллона лёгким газом, понял, что мне нужно как-то закрепиться на поверхности, чтобы меня не подняло раньше времени.

Всё же выходило, что придётся оставить кусок себя, пусть и небольшой, на поверхности просто потому, что в процессе вытягивания себя рано или поздно, толщина станет такой, что часть якоря просто обломится. А этого не хотелось. Оставлять своё тело там, где не планируешь создание базы, я считал нерациональным. Остановив процесс строительства неуправляемого аэростата, я снова погрузился в размышления.

Как ни странно, итогом размышлений стало "Колесо". Конечно это накладывало ряд ограничений, но позволяло решить проблему с оставленными на поверхности кусками себя.

Следующей проблемой, по завершении строительства ёмкости и проращивания трубки к водоносному слою, стало разделение водорода и кислорода (предшествующую проблему заполнения себя водой при первоначальном врастании в водоносный слой, я решил, не удаляя атмосферные газы из куба). Сам процесс разрыва связи атомов был весьма затратен для тела питающегося только светом, не говоря о том, что атомы требовалось собрать в молекулы, чтобы они не разрушали моё тело, ища применение своим валентным электронам, а ещё требовалось обеспечить поступление одного вещества по одному каналу, а другого вещества по другому. Попытки делать это самостоятельно оказались великолепным пейзажем, изображающим восход над большой рекой, так что в итоге я бросил это дело и попробовал вырастить фильтр, который бы сам отсеивал огромные, в сравнении, атомы кислорода, направляя их в другую трубку, которая торчала из песка в полуметре от меня.

Второй модификацией стало выращивание колена на этой второй трубке в самом её начале, чтобы уменьшить процент уходящего в неё водорода, которому, как я полагал, должно быть труднее двигаться вниз, чем кислороду.

Несмотря на все усовершенствования, ограниченность доступных данному телу энергетических ресурсов серьёзно сказывалась на скорости процесса заполнения баллона. Но заполнение успешно двигалось. Двигалось до тех пор, пока давление в заполняемом объёме не превысило давление воды в водоносном слое.

Поставив мелкоячеистую решётку, я закупорил уже имеющиеся в баллоне большие атомы. Пришлось делать ответвление, снова с коленом вниз, ещё и выше фильтра, чтобы заполняющий водород, поступая в верхнюю часть куба, отжимал тяжёлые газы вниз.

Увы, но такое решение не помогло. Наблюдая за выходящей газовой смесью я обнаружил в ней существенную долю водорода.

Так как я не имел никаких средств измерения или регулировки давления, то проводил заполнение до тех пор, пока мне не надоело заниматься расщеплением воды.

Мысленно вздохнув, я во второй... Или уже в третий? раз сменил проект. Все нарощенные конструкции я преобразовал в шар, растущий всё из той же области моих глаз, сохранив только три ножки на нижней, теперь, стороне глазастого шара, чтобы он не перевернулся. И ещё три ноги к верхнему шару, когда он стал достаточно крупным. Всё с той же целью, ибо укореняться на этот раз я не собирался, ибо скорость трансформации позволяла надеяться взлететь на максимальную высоту за один световой день.

Когда диаметр верхнего шара превысил три с половиной метра, я начал перемещать материал из центра на поверхность, увеличивая его диаметр и объём. В какой-то момент я понял, что водород в оболочке мне не особо и нужен, поскольку меня начало отрывать от поверхности уже без всякого наполнения внутри.

Вакуумный дирижабль! — мысленно закрыл я лицо рукой, вспомнив, что на Земле поднимался подобный вопрос, который не был реализован в металле из-за невозможности обеспечить требуемые герметичность и прочность. А может и по совсем иным причинам, экономического характера, не суть важно. Важно, что сейчас меня уже оторвало от поверхности и снесло к ближайшему бархану, в который я и упёрся. К счастью, толщина оболочки в этот момент была ещё приличная и мне не пришлось латать непредусмотренное проектом отверстие.

Продолжая расширять баллон, я постепенно поднялся над барханами и получил возможность следовать за ветрами этого мира. Поддерживающие опоры я стал втягивать в тело, надеясь пустить их материал на наращивание диаметра оболочки или её прочности, ибо по мере роста диаметра полой сферы мне категорически начинали не нравиться ощущения ею доставляемые даже с усиливающим каркассом, либо в качестве отделяемого балласта для заселения новых территорий.

Постепенно диаметр шара и высота полёта увеличивались, но, занятый наблюдением за процессом "надувания" своего баллона и убиранием всех лишних выступающих частей, я не очень смотрел вокруг и не стремился понять, куда меня несёт. Когда же диаметр полого шара перевалил за пятьдесят метров, я начал подозревать, что сильно перестарался с накоплением материала, но переделывать было уже поздно — я был весьма высоко, а лишний объём, это лишняя высота полёта. А лишняя высота полёта это безопасность которая лишней не бывает. Тем более в моём случае, когда никакого оружия нет и попробуй меня местные сбить, противопоставить им будет нечего.

Закончив формирование баллона когда тот достиг диаметра в восемдесят метров, что в два раза превосходило диаметры земных дирижаблей, я осторожно осмотрелся. Никакого понятия о том, на какую высоту меня вынесет, я не имел. Примитивные расчёты на базе имеющихся знаний, могли дать весьма приличную погрешность. Да и поведение баллона из камня, собранного поатомно, на большой высоте было трудно предсказуемым...

Возьмёт и разорвётся ещё. С другой стороны я специально оставил его таким толстым, сравнительно с земными тканевыми конструкциями, чтобы уж перепад в одну атмосферу стенка гарантированно выдержала. А падать всё равно не хочется. Собирай потом себя по закоулочкам. Я же не Шалтай-Балтай, чтобы меня кто-то собрал.

Но надо бы осмотреться по сторонам, — решил я.

Внизу, от горизонта до горизонта, расстилалась жёлтым, будь у меня цветное зрение, пятном поверхность. Небо, совершенно безоблачное над пустыней, даже в чёрно-белом восприятии моих оптических сенсоров, кажется, несколько не потемнело, Да и Солнце, тоже совершенно субъективное ощущение, стало немного ярче. С другой стороны, увеличившийся, пусть и не очень значительно, приток энергии, говорил, что я действительно забрался на высоту, где солнечной энергии больше, чем на поверхности. Горизонт сильно расширился, но посчитать расстояние до него было нечем.

И где это я? Точнее, как высоко я забрался? — задумался я, став вспоминать что-то, от чего всё же можно было бы оттолкнуться в рассчётах.

Привязываться на поверхности было просто не к чему. Все мои тела находились очень далеко от того места где я сейчас пролетал. Про триангуляцию, конечно, я слышал, но с моими текущими глазами попытка определять углы гарантированно вела к жутким ошибкам в вычислениях и, как я уже говорил, была неприменима из-за отсутствия точки привязки на поверхности.

Осталось просто довериться ветрам этого мира и внимательно смотреть на поверхность, дабы определить привлекательные для себя районы оной, в которые следует прорастать или ехать.

— 26 —

Запасы подходили к концу, а животные продолжали идти не останавливаясь. Кругом расстилалось песчаное море, и вождь начинал уже беспокоиться, не на верную ли смерть их ведёт дух, как на горизонте показалось нечто громадное. Вначале Смелая Птица обрадовался скорому завершению пути, но по мере приближения нечто лишь росло над горизонтом, не желая показать путникам своего основания. Мужчина попытался вспомнить, слышал ли он когда-нибудь о чём-то подобном. Всё, что приходило в голову относилось только к пришельцам из-за пределов пустыни.

Выходит, этот дух послан обитателями других земель, — погрустнел мужчина, знавший, что чужие духи никогда ничего хорошего не приносили его народу. Во всяком случае, так говорили шаманы.

Выходит, мой шаман продался врагу, а я последовал за ним, — заключил Смелая Птица.

Но пути назад уже не было. Слишком далеко они зашли в своём служении новому Духу.

Да и женщина есть... Да и с ребёнком... — промелькнула подлая мыслишка, — Дух держит свои обещания. А раз не хватило сил уйти к предкам сразу, теперь уже бессмысленно.

Животные остановились в паре десятков метров от идеально гладкого совершенно чёрного пологого склона, ведшего к верхней кромке отвесной совершенно чёрной скалы, едва не тянущейся далеко за линию горизонта и невообразимо высоко в небеса, поднимаясь над барханами туда, куда могут забраться только люди из-за границ песчаного моря, и постепенно переходя из чёрного в сияющий. На верху, в том месте где заканчивался пологий склон, стояли два огромных сияющих идола, как решили для себя обитатели пустыни, почти теряющихся на фоне безоблачного неба. А ещё дальше, какие-то сияющие строения.

Когда к разумным вернулась полная подвижность, они осторожно спустились с животных и стали переглядываться. Впервые за несколько недель они видели лица друг друга. Кто о чём думал за время перехода, никто не знал. Дух с ними так и не разговаривал. Обещаного изобилия не наблюдалось. Но наблюдались какие-то сооружения.

Ещё раз переглянувшись с Имбой, вождь решительно направился вверх по склону. Иного пути у него не было — или он, или охотник может поставить вопрос о смене лидера. Но... Поверхность оказалась идеально гладкой. После нескольких безуспешных попыток, разумным так и не удалось подняться ни на метр.

Мужчины задумались. Шаман высказал мысль, что здесь их ждёт испытание на верность Духу и отказался давать какие-то пояснения.

Верёвка у обитателей песков имелась, но не знакомые с фортификацией, они не имели никаких средств и методов её преодоления. Ни кошки, ни понятия её заброса тем или иным способом на зубчатое ограждение, никто не знал, а для лассо было слишком далеко. Потому, аборигены пошли самым простым путём. Стали обходить вдоль стены, ища другой проход.

Через четверть оборота на глаза попался другой склон, полностью идентичный первому. Ещё через четверть был третий склон, а потом четвёртый. Вернувшись туда, откуда начали, аборигены стали устраиваться на ночлег прямо под открытым небом, поскольку солнце клонилось к закату, а никаких пещер в скале они не заметили.

Косые взгляды на шамана, заставили того предпринять все возможные усилия, чтобы достучаться до духа, для чего он несколько отошёл от остальных, ссылаясь на то, что вызывать духа надо не на виду у всех, и принялся за церемонию вызова.

Ответ пришёл далеко не сразу, Шаману пришлось долго взывать и просить прощения, что он и его спутники столь неразумны, что не смогли пройти предложенное им испытание и вынуждены беспокоить Его, но шаман оказался существом упорным, а когда Дух, наконец, ответил и узнал причину злоключений, то очень огорчился и ИЗВИНИЛСЯ за то, что не предусмотрел удобство для обитателей планеты и пообещал к утру всё исправить.

Утром небольшое племя вновь отправилось на противоположную сторону странной горы. Склон в этом месте сильно изменился. Песок вокруг был явно потревожен неведомой силой и отдельные песчинки внедрились в поверхность склона, по которому все дву— и четвероногие смогли спокойно подняться. Однако наверху опять стало скользко и пришлось двигаться очень осторожно. Животные остались у самого склона, привязанные к одной из башен за, вероятно для этого предназначенные, скобы.

В центре каменного круга, покрытого чем-то очень скольким, напоминающим материал вторых глаз пришельцев из-за границ моря, стояли какие-то каменные колонны и четыре башни по углам колонной площадки. На ощупь всё это было таким же скользким и издали блестящим, как и каменная поверхность.

Мужчины догадались, что когда-то здесь была крыша. Или должна была быть, если Дух сотворил это всё за время их путешествия сюда. Но шкуры, почему-то отсутствовали. В самом центре колоннады в полу было четыре углубления. В два из них стекала вода, а в два ссыпалась какая-то пыль, при взгляде на которую в голове появилась мысль о еде. Некоторое время члены племени переглядывались, не решаясь попробовать это, и не решаясь рискнуть единственной, дарованной Духом, женщиной. Но выбор был невелик. Рисковать воинами никто не хотел, а шаман был вообще единственным. Дочери Хорька пришлось первой попробовать пыль, оказавшуюся совершенно бесвкусной, но не ядовитой и питательной. Только когда стало ясно, что ничего плохого от поедания этого выделения камней не произошло, насыщаться стали и мужчины.

Как объяснил Дух, снова вступив в контакт одновременно со всеми мужчинами, пока это выделение и вода из импровизированного колодца будут их повседневным питанием, пока он не создаст здесь полноценный оазис, для чего Имбе должно отправиться на охоту, но добывать не только животных для текущего пропитания, но и растения, желательно целиком.

Исполняя волю Духа, Имба отправился за добычей, но к вечеру следующего дня вернулся ни с чем. Никакой дичи в окрестностях стоянки не было и впомине. Даже панцирных многоножек на самый скромный обед нужно было собирать по полдня, потому даже они сейчас могли быть лишь праздничным блюдом. Да и их одних, по словам Духа, было недостаточно. Требовались, в первую очередь, растения. На закономерный вопрос, "почему Дух не может создать растения", он ответил, что растения из его мира не приживутся в пустыне, а местных растений он ещё не знает, а изменять этот мир он не в праве. Такой ответ вызвал удивление аборигенов, впервые встретившихся с Духом, который не творит то, что ему вздумается.

Имба ещё не один раз ходил по окрестностям, прежде чем с небольшим племенем вновь связался Дух и сообщил, в каком именно направлении и на какое расстояние Имбе предстоит сходить для того, чтобы набрать образцов растительности.

Поход ожидался длительным, поэтому некоторое время понадобилось запасать провизию. Поскольку никакой иной возобновляемой пищи в достаточных объёмах не было, пришлось ограничиться тем, что давал Дух.

Когда охотник покинул стоянку племени, шаман смог вздохнуть чуть свободнее. Теперь он был один на один с вождём и был вынужден отвечать на его вопросы. А мыслей для обсуждения у них обоих накопилось изрядно. Вождь тоже волновался. Дух поставил их в большую зависимость от своей воли, чем это делали прежние Духи. Тех можно было умилостивить жертвами, пусть иногда и соплеменников, а этот жертв не просит, а даёт некий минимум необходимых благ, но не более. И старается постояно разделить их. Прежде всего Птицу и Имбу.

Ведь животные шли сами, — рассуждал шаман, — почему они не заехали в какой-нибудь оазис и не пополнили там припасы, за одно взяв и так необходимые и им, и Духу растения и их семена? С другой стороны, прежние Духи вообще умели познавать всё, что им хотелось, мгновенно.

Но Вождю, что бы он не думал, такие крамольные мысли высказывать не стоило. Сам шаман не мог позаботиться о себе, а женщину содержать тем более. Охотник, или вождь в роли охотника, был ему жизненно необходим.

Лишённое привычного мясного питания малюсенькое племя продержалось пару дней после ухода Имбы и забило одного горня силами Вождя, хотя животные, фактически, служили единственным источником тепла для всего немногочисленного племени, поскольку топливо, найденное среди останков каравана погибшего в песчаной буре, старались экономить, потихоньку обустраиваясь и обрастая хозяйством, вынужденно переходя от кочевого образа жизни к оседлому.

Дух никак себя не проявлял, не связывалмся ни с шаманом, ни с Вождём, давая тем лишний повод волноваться за свои жизни, ибо они привыкли, что если духи себя не проявляют, то и не следят за происходящим.

Тем временем Имба, пребывавший в походе, к счастью для него не пешем, держал путь в обозначененом стрелкой, горевшей перед взором охотника, направлении.

Поиски затянулись. Места были незнакомые, да и далеко от путей, по которым кочевали племена. Часто приходилось отклоняться от маршрута, чтобы обойти те или иные препятствия или избежать встречи с врагами. Несколько раз даже Дух разговаривал с Имбой и давал указания, куда именно стоит сейчас идти.

Нужный оазис удалось достичь только через три с лишним недели странствий.

Лучший охотник своего племени умел ждать и прошедший за этим делом месяц не убавил его решимости, лишь лишив транспорта, ибо наличие последнего не представлялось возможным скрыть, а одинокого скитальца племя могло и выгнать из оазиса, что в планы Имбы никак не входило. Зверь же мог выдать его присутствие. Не оставив же следов своего присутствия, он мог рассчитывать на хорошую добычу, помимо женщины для себя и образцов для Духа, в виде животных, а если получится, то и племенного имущества.

Пока же, в ожидании прихода в оазис какого-нибудь племени, Имба, под чутким руководством духа, собирал образцы.

Как только он увидел приближение разведчиков, говорившее о подошедшем караване, воин сразу затаился, а когда они ушли, пронаблюдал, в каком именно направлении удалились разведчики, и занял выгодную позицию, чтобы сразу посчитать и воинов племени, и возможную добычу. И, конечно, подобрать главную цель своего рейда, ибо задерживаться в оазисе, кишащем потенциальными врагами, не собирался.

Искусство охотника помогло Имбе пережить остаток дня и первую треть ночи, хотя не раз представители остановившегося племени проходили буквально в пяти или семи шагах от него, а затем заняться реализацией своего плана.

Шаг... Ещё шаг... Тихий шелест листвы... Блеск стали и... В чистое, полное звёзд, небо, смотрят остекленевшие глаза...

Спи спокойно. Ты был хорошим воином. Просто сегодня Духи на моей стороне.

Повторив подобные заходы к противнику, оставаясь вне поля его зрения, Имба обезвредил охрану стада, перерезал верёвки, которыми были привязаны животные, оставив лишь вожака, чтобы они не разбрелись раньше времени.

Подготовив всё для отступления, храбрый воин осторожно пробрался в шатёр, где спала после длительного перехода приглянувшаяся ему женщина.

Рассчитанный удар останавливает дыхание ещё одного воина даже не дав тому проснуться. Верёвка и тряпка охватывают голову спящей заставляя её проснуться, но рот уже завязан и кричать не может. Через несколько секунд к нему присоединяются руки за спиной и ноги.

Обездвиженную добычу воин вытаскивает из шатра и, взвалив на плечо, относит к подготовленному к краже стаду. Погрузив свою добычу на спину горня и забравшись на неё сам, Имба тихонько тронулся в путь, уводя за собой три десятка животных и оставляя племя с имуществом, которое оно уже успело снять, но прикованным к оазису.

Проснувшиеся на утро разумные обнаружили пропажу своих верховых животных и гибель полудюжины своих воинов. Имба к этому времени уже скрылся за барханами вместе со всей своей добычей. Посланные по следам воины ещё успели увидеть, взобравшись на ближайшие барханы, как среди песков скрывается хвост каравана угнанных животных. Преследовать тех, кто это совершил, воины не решились. Пешком по пустыне они явно проигрывали в скорости, а фора у обидчиков была слишком большой для успешного возвращения стада. Побеждённые без боя, воины вернулись в оазис оплакивать своих товарищей и как-то осваиваться на месте, ибо большая часть имущества племени и семьи воинов уцелели.

Имба же, спустя ещё полторы недели, снова руководствуясь дарованным Духом указателем, вернулся к месту стоянки своего племени и был радостно встречен как шаманом, так и вождём с его женой, у которой теперь появилась подружка, к тому же одного с ней возраста, способная скрасить её довольно скучную жизнь единственной женщины в племени.

— 27 —

Внизу расстилалось желтоватое пятно с вкраплениями точек-оазисов. Ветром меня несло с большой скоростью в западном направлении. Только благодаря огромному горизонту и тому, что пока я находился на небольшой высоте, меня воздушными течениями местной тропосферы отнесло к востоку, я сумел найти не слишком удалённый от стоянки моих образцов оазис, в котором можно было достать растения. Попутно же я составлял какую-никакую карту этого мира. К сожалению, лишь в дневное время. Ночью видно ничего не было, да и энергию я старался экономить, впадая летучим телом в спячку.

Опираясь на размеры оазисов видимые с поверхности, я попытался как-то определить расстояние до них и свою скорость с радиусом видимого горизонта. Но лишь достигнув земель орошаемых ветром с океана, я получил более или менее точные данные, сравнивая расстояние от поверхности до облаков и от облаков до меня. Да, облака были существенно ниже меня. Лишь немногие, преимущественно грозовые, тучи поднимали свой верхний край выше. Но совсем не на много.

Из всего этого следовало, что мне удалось забраться на высоту более десяти километров.

Качество моей оптики не позволяло рассмотреть города на поверхности в дневное время, но на побережье я сбросил дюжину сантиметровых шариков, сформированных из материала ранее бывшего опорными конструкциями, удерживавшими тело на поверхности планеты во время роста. Задачей этих шариков было вырасти до десятка — двух сантиметров и обследовать прибрежную полосу на предмет поселений, а так же, если им повезёт, осуществить захват новых образцов разумных.

По мере полёта скорость медленно возрастала. Это можно было определить по перемещению видимой поверхности. Но определить эту скорость не представлялось возможным, ибо радиус горизонта на предполагаемых высотах полёта я просто категорически не помнил. Когда же я окончательно перелетел в океан и, пусть и очень далёкий, берег, наконец, скрылся из виду, скрытый выступом поверхности планеты, цепляться стало вовсе не к чему. Хорошим пунктом было то, что скорость, кажется, стала постоянной. Опять же, на глазок.

Прошло несколько дней, прежде чем я снова увидел сушу, снова преимущественно пустынную.

Из этого следовало, что я всё ещё на той же широте. Примерно.

Вниз снова полетела дюжина шариков. И пометить район, и, вполне возможно, основать новые свои колонии.

Преимущественная пустынность оказалась из-за малой протяжённости участка суши по долготе. На следующее утро я снова был над водой. И несло меня всё так же на запад с постоянной, как мне казалось, скоростью. По тому, что до новой встречи с сушей и третьего десанта маркеров на побережье прошло примерно то же время, что и до открытия небольшого участка пустынной земли в океане, а так же по близости моих стационарных тел, я понял, что совершил кругосветное путешествие и сейчас вернулся на первоначальный материк.

Перспектива постоянного кружения в воздушном потоке, похоже, опоясывавшем всю планету, меня не устраивала. Несмотря на то, что на одном материке я поставил две метки и теперь имел представление о его протяжённости с востока на запад, некоторое, во всяком случае, мне хотелось увидеть и другую часть поверхности планеты. Возлагать эту задачу исключительно на "мячики" я считал не правильным, поскольку это затягивало процесс исследования на неприлично долгое время. Значит нужно поменять свою плавучесть, чтобы вырваться из захватившего меня воздушного потока.

Самым простым способом поменять высоту для меня было изменение плавучести. Но встал вопрос, вверх или вниз менять эту плавучесть. Поскольку понятия о том, как высоко простирается тот атмосферный поток, что сейчас носил меня, логичнее было бы опуститься вниз. На высотах менее пяти — шести километров ветра разнонаправнены. Во всяком случае на земле.

Способ изменения плавучести я уже опробовал, случайно конечно, ещё при взлёте, поэтому дождавшись когда в очередной раз начну пересекать первый континент в утренние часы, стал уменьшать объём своего шара, увеличивая толщину его стенок и довольно быстро начав снижаться. Даже пришлось замедлить процесс ссжатия, чтобы не разрушиться от неприлично возросшей скорости... Я бы сказал "падения". Ничего страшного в том, что я бы упал в пески, я не видел, но собираться заново желания не было.

Так же, и по той же причине, не возникло желания пробовать раздуться ещё больше и вырваться из захватившей меня воздушной реки вверх. Прочность моего шара и так оставляла желать лучшего, а как высоко забирается этот циркумпланетарный поток, я не знал. И не знал, хватит ли мне вещества, чтобы уменьшить плотность до нужного значения. Кроме того, очень не хотелось истратить всю "гондолу" и вертеться в воздушных потоках по нескольким осям разом. Неприятные эффекты от такого способа передвижения на поверхности, пусть и психологические больше из-за отсутсвия головы и человеческих органов равновесия, никуда не делись.

В течение нескольких часов я полностью вышел из потока, циркулирующего над пустыней и полетел на Юг на неизвестной высоте.

Смотреть было особенно не на что, скорость всё так же определить было невозможно, таблицу умножения я повторил уже раз -дцать и, изнывая от безделия, большей частью сосредоточился на больших, занятых текущими мелкими вычислениями, телах.

На утро я проверил, как поживает моё летающее тело и обнаружил, что ландшафт уже начал меняться. А значит, нужно быть внимательнее и смотреть как на поверхность, так и в воздух. Не может же граница совсем не охранятся. Тем более, если есть чем её охранять.

Однако за весь день полёта менялся только вид внизу. Лишь к вечеру далеко-далеко на горизонте появились признаки облаков, решившихся заглянуть в эти края.

Утро оказалось очень и очень "радостным"... Только-только я проснулся своим летающим телом, как увидел невдалеке от себя, но несколько ниже, небольшой дирижабль, на боку которого красовался весьма крупный жёлтый круг.

Сверившись с магнитным полем, я выяснил, что ветер несёт меня в местном юго-восточном направлении. Подо мной расстилалась степь. Пусть и сухая.

Очевидно, за ночь я успел пролететь довольно приличное расстояние, — подумал я, но главной проблемой сейчас был аппарат противника.

В том, что это был враг, я не сомневался. Вряд ли для кого-либо когда-либо что-то с антенами не имеющее опознавательных знаков и не отвечающем на запросы, будет дружественным. А то, что запросы посылались, я был совершенно уверен, поскольку воспринимал сигналы, посылаемые с борта воздушного корабля местных.

Уйти от сопровождения я однозначно не мог. Подняться вверх хоть и можно было достаточно быстро, но, любом случае, медленнее, чем нужно чтобы выйти из зоны действия их вооружения, если таковое есть. А толщины моего корпуса явно не хватит, чтобы удержать пулю. Сбить же дирижабль мне сейчас было нечем.

Основываясь на всём изложенном, я принял решение очень медленно подниматься, раздувая баллон так, чтобы это не сразу привлекло внимание, попутно накапливая энергию.

Если у местных нет серьёзных приборов наведения, то для обстрела меня им придётся подлететь достаточно близко, да ещё и подняться выше меня, — размышлял я, — может получиться оказать на них какое-то воздействие радиоволнами?

Дирижабль противника продолжал молча кружить, сопровождая меня и держась на одной высоте, что вселяло надежду на успешное уклонение от боя. Но стоило мне чуть раздуться и подняться от той высоты, на которой тело проснулось, как дирижабль стал быстро набирать высоту, одновременно начав сближаться со мной, а затем на его борту что-то весьма продолжительно вспыхнуло несколько раз, и я зафиксировал множественные отверстия в своём баллоне. При чём с обеих его сторон. В том, что меня обстреляли, и пули прошили оболочку навылет, сомнений не было, Самое же неприятное, стрелок оказался очень хорошим, уложил все пули в мой баллон с весьма приличного расстояния. Часть материала оболочки пулями была вообще отброшена от меня наружу и в виде пыли подхвачена ветром. Вызванные пулями трещины, повлекли за собой разрушение внешним давлением оболочки внутри нескольких ячеек каркаса. Отверстия общей площадью во многие-многие десятки квадратные дециметров не представлялось возможным перекрыть, тем более в сопровождении вооружённого противника, за время свободного падения, ведь восполнить потери своего вещества в баллоне я мог только из резервов, предназначенных на создание отдельных закладок в процессе полёта и вещества гондолы, а этот резерв, я сконцентрировал внизу, тогда как повреждения были нанесены вверху. Разве что можно было рискнуть и уменьшить толщину стенки на какое-то время. Я попытался... Но увеличившееся из-за быстрого снижения давление воздуха на тонкий корпус баллона, который я изначально не предполагал для больших нагрузок, начал разваливаться, создавая новые пробоины и выбрасывая фрагменты меня во вне, лишая какой-либо возможности использовать повреждённый объём вещества для ремонта. Единственным плюсом сложившейся ситуации стала возможность с большой точностью рассчитать высоту полёта, оказавшуюся равной пяти с половиной километрам, конечно, если ускорение свободного падения тут аналогично земному. Падая, я заметил, что "приземлиться" мне предстоит поблизости от небольшого селения из невысоких, плотно стоящих друг к другу домов.

Падение ознаменовалось уже знакомым чувством множественности тел, означавшем, что от удара о поверхность тело раскололось. Во всяком случае, та его часть, что была оболочкой, не рассчитанной на подобное воздействие. Моё основное шарообразное тело, служившее в данном аппарате гондолой, всё же смогло перенести встречу с относительно мягкой поверхностью, случившуюся на относительно невысокой скорости. Незначительные трещины, возникшие так же и в структуре выстроенной виртуальной среды, были легко устранимы, чем я немедленно и занялся, но показали, что от целостности тела зависит целостность информации.

Мне осталось только следить за перемещением своих осколков, "засыпавших" поверхность на несколько километров вокруг, перемещением кружившего надо мной дирижабля и думать, в какое бы место запихать своё достаточно крупное тело, которое можно было бы использовать в качестве резервного хранилища для накопленных данных.

Единственный вариант, который мне сейчас был доступен, это закопаться как можно глубже, поскольку вариант "укатиться", даже с условием, что я мог бы развить скорость порятка полусотни километров в час, был не очень осуществим из-за ровной местности и воздушного сопровождения.

С другой стороны, я мог бы на ходу перестроить свой шар в тарелку большего диаметра и катиться с куда большей скоростью, — пришла неожиданная мысль, которой тут же нашлось возражение — если мне удастся убежать на глазах у преследователей, это может вызвать непредсказуемые последствия во всём мире. Ведь я не знаю, есть ли у них идеи насчёт инопланетян. С другой стороны, если моё тело попадёт в руки местным, то последствия так же непредсказуемы. Ведь внутри шара сплошной камень и никакой иной начинки. Из необходимости выбора между двумя плохими последствиями, было логично выбрать лучший для себя. Лучшим тактически был вариант успешного бегства, а вот стратегически... Попасть в руки учёных, наверняка лучших в этом мире, было очень заманчивой перспективой. Потому я и остался лежать на месте.

Как я понял, местные в течение следующих нескольких часов обследовали всю округу вокруг места моего падения и собрали практически всё, что смогли найти. Даже пыль, наверно, смели веником, когда увезли крупные осколки, поскольку уцелели только фрагменты от крошения моей оболочки пулями, которые разлетелись из-за ветра на очень большое расстояние, и которые я предпочёл внедрить в поверхность и использовать в качестве метки. Открытая местность исключала возможность строительства нового летающего тела в этом месте, а агрессивность разумного населения и наличие мощного воздушного течения над пустыней не позволяли повторить попытку облёта планеты на аппарате без двигателей.

То обстоятельство, что мои обломки сместились всего на несколько километров, сказало мне, почему меня сбили. Скорее всего, ночью или рано утром я пролетел над неким военным объектом, с которого дирижабль на перехват меня и был отправлен.

Попытку добраться до разумных, можно было считать на половину успешной. Уж теперь-то я точно к разумным попаду. При чём сразу к интеллектуально-развитым разумным. Только вот стоит ли уведомлять их о том, что я просто кусок камня? Да и поверят ли они в такое простое объяснение? Ведь при их технологиях, построить монолитный каменный дирижабль, находится за гранью фантазии.

— 28 —

Часовой Тэхэ скучал и больше считал звёзды, чем исполнял приказ. Но именно эта беззаботность часового приграничной базы и стала причиной последующих событий...

Сначала глаз зацепился за мигнувшую звёздочку. Рядовой несколько раз моргнул и протёр глаза. Звезда больше не мигала. Но в этот момент мигнула звезда неподалёку. Снова протерев глаза и наблюдая уже за парой звёзд, солдат боковым зрением заметил, как мигнула третья звезда. Опасаясь поднимать ложную тревогу, боец продолжил наблюдение. Когда мигнули, находящиеся на одной прямой с предыдущими, четвёртая и пятая звёзды, Тэхэ, наконец, решился подать сигнал о нарушении границы.

Уже через пятнадцать минут в погоню за неизвестным аппаратом, вторгшимся в воздушное пространство Империи, с базы поднялся дирижабль, и отправилась радиограмма о нарушении государственной границы вышестоящему командованию.

Обнаружить нарушителя удалось далеко не сразу. Прожектор на дирижабле долго рыскал в поисках неизвестного объекта, ориентируясь лишь на данные метеослужбы о направлении ветра. Но только когда стало светать, на посветлевшем фоне удалось разглядеть чёрный аэростат.

Поскольку тот летел исключительно по ветру, не имел никаких двигателей... Во всяком случае, таковые не были замечены экипажем дирижабля ...имел очень маленькую гондолу, в которую никак нельзя было втиснуть пилота, если тот, конечно, не был очень маленького роста, а так же высоту полёта, труднодостижимую для негерметичного пилотируемого аппарата, было принято решение продолжить сопровождение цели и открывать огонь лишь в крайнем случае.

Крайний случай наступил, когда стало ясно, что неопознанный и не отвечающий на радио-запросы аппарат начал набирать высоту. При чём, набирать высоту раздуваясь, казалось, больше, чем это возможно.

Из-за размера баллона было решено сразу стрелять не одиночными из ружей, а дать длинную очередь из пулемёта. В связи с особой важностью задачи, к пулемёту встал лучший стрелок, имевшийся в наличии, матрос Начин. Но даже ему потребовалось для уверенного поражения попросить сократить дистанцию. Хотя бы чуть-чуть. Потому-то командир корабля и отдал приказ сделать горку, дабы постараться взлететь выше поднимающегося вражеского аппарата, потребовав выжать из двигателей всё, что они могут дать и даже больше, пообещав в случае неудачи мотористов самих поставить вместо их железа.

Несмотря на то, что командир рассчитывал, что вражеский аппарат получит лишь несколько пробоин и относительно плавно опустится на поверхность, пулемётчик оказался слишком удачлив и серьёзно издырявил противника, заставив офицеров испугаться за трофей, в корпусе которого появилось не несколько незаметных дырок, а сквозная пробоина, явно огромных размеров, различимая, казалось, даже без биноклей. Впрочем, по скорости снижения неприятеля и происходящих метаморфозах, можно было не сомневаться, что пробоину действительно удавалось рассмотреть невооружённым глазом.

Ещё больше всех свидетелей происходящего удивило то, что оторвавшиеся фрагменты оболочки вели себя вовсе не как куски тряпок, а определённо как что-то твёрдое. О воздушных кораблях с твёрдым корпусом никто из них не только не слышал, но даже не представлял. Уж слишком тяжёлым такой корпус получался.

Но офицкров корабля столь крупная пробоина и вызванная ею скорость снижения заставляли серьёзно беспокоиться. Ведь падение на землю может привести к порче ценого для Империи оборудования. Нижние же чины, насколько позволяли обстоятельства, высказывали соображения на тему, "как же оно сейчас шлёпнется".

Ко всеобщему удивлению, во всяком случае, как можно было судить с борта корабля, гондола не пострадала при падении. Внешне не пострадала. О том, что там внутри стало, никто судить не брался.

Зафиксировав место падения странного шара, с воздушного корабля доложили на землю координаты и запросили срочно вызвать войска, ибо сбитый неизвестный представляет большую государственную ценность. За отсутствием кода, доложить конкретную ценность не представлялось возможным, и дирижабль продолжил кружить над местом падения гондолы, спустившись к поверхности, пока район не оцепили наземные войска.

* * *

"Сухопутные" просто выполняли приказ. Но когда прибыли на место, то, поначалу, не очень поняли, что за кумыс пили наверху. Во-первых, лежащее на поле каменное ядро, на которое указывал круживший дирижабль, пусть и необычно тёмное, никак не тянуло на гондолу вражеского разведчика. Во-вторых, солдаты, задействованные непосредственно в поисках обломков и имевшие приказ, собирать всё необычное того же цвета, докладывали, что на окрестных полях и в поселении много осколков керамики, но нет никаких признаков обрывков оболочки воздушного аппарата. Командиры пожимали плечами, ругали подчинённых за нерадивость и требовали продолжать поиски, собирая, прежде всего, то, чего они не могут опознать. Только после повторного запроса и прибытия капитана дирижабля, стало ясно, что не пойми что, как раз и есть то, что нужно.

Опознать материал визуально и на ощупь не смог никто. Больше всего это походило на камень, во всяком случае, по весу, но внешний вид и ювелирность работы... Трехгранные рёбра жёсткости были отшлифованы, не будь они столь матово-чёрными, до зеркального блеска.

Пор мере сбора обломков и расширения зоны поиска, становилось ясно, что имеющихся в наличии сил и средств просто не хватает. Оцепление оставалось лишь вокруг поля с гондолой, а поиск вёлся в радиусе не менее двух третей уртее. Пришлось мобилизовать на поиск фрагментов аппарата население, а потом ещё хорошенько обыскать крестьян и их дома, чтобы убедиться, что они ничего не припрятали на память или с целью последующей передачи противнику.

Хоть на найденных крупных фрагментах и не было опознавательных знаков, командующий операцией на месте понимал, как и другие офицеры, что материал представляет ценность для Империи и нуждается в изучении. А значит нужно собрать всё. Даже то, что не удастся найти сразу. Если у противника появилась возможность изготовлять такие летательные аппараты...

Для вывоза верхнего слоя почвы с окрестных полей в интересах Империи были привлечены транспортные средства ближайшего селения. Именем императора, не вдаваясь в объяснения, солдаты реквизировали повозки и тягловых животных, обещая, впрочем, вернуть.

Население было привлечено и для этого, варварского с его точки зрения, процесса, итогом которого стало полное уничтожение посевов, принадлежащих целому населённому пункту. Но против вооружённых солдат императора никто из мирных жителей выступить не решился.

Глубоко поздним вечером, вереница повозок потянулась в направлении военной базы.

* * *

Утро началось весьма обычно. Крестьяне выгоняли скот на пастбище, шли работать в поля. Всё изменилось, когда с неба в окрестностях селения и в нём самом стали падать камни, вызвав небольшую панику среди жителей, бросившихся спасать себя, детей и имущество, а через некоторое время над полем под паром, закружил воздушный корабль. Если бы не взрослые, и так перепуганные, и не намеренные терпеть непослушания, возбуждённая детвора, уже собиравшая упавшие в пределах её досягаемости осколки, отбираемые тут же взрослыми на всякий случай, сбежалась бы посмотреть вблизи на летательный аппарат, редкий в этих местах на столь небольшой высоте.

Но следом за воздушным кораблём вскоре прибыли солдаты, окружившие поле и принёсшие с собой ещё большее смятение, ибо ждать чего-то хорошего от армии после падения на окрестности каких-то обломков не приходилось. Тех, кто всё же отважился выяснить, что такого случилось, просто отгоняли. А через несколько часов солдаты пришли и в селение и Именем Императора затребовали у обедавших крестьян сначала помощи в розыске необычных предметов, обещая все небесные и подземные кары тем, кто проболтается о произошедшем, а спустя ещё какое-то время, телеги и тягловый скот. А ещё немного погодя, заставили собирать с оцепленного поля, соседних с селением полей, в самом селении землю и складывать на телеги, губя так и не собранный урожай. Для последней работы привлекли даже детей обоего пола.

Крестьяне не понимали, что вообще происходит, и зачем их заставляют уничтожать собственные поля, обрекая на голодную смерть не только их, но и их семьи, но под дулами ружей не высказывали откровенного недовольства и даже старались молчать, обмениваясь друг с другом лишь полными ужаса взглядами и злобно посматривая в сторону соплеменников в военной форме и тут же отводя взгляд, как только те оборачивались в их сторону. Страх за собственную жизнь и жизни близких, которых можно было лишиться немедленно, оказался сильнее страха голодной смерти через несколько недель или месяцев.

* * *

Первую попытку вскрыть гондолу предприняли ещё на базе, куда доставили обломки аппарата. Но осторожное распиливание корпуса показало, что, скорее всего, всё внутреннее пространство залито какой-то субстанцией, внешне полностью однородной с корпусом. Пытаться вскрывать дальше на месте не решились и вслед уже отправленной в столицу депеше, полетела вторая, о принятых противником мерах по предотвращению изучения оборудования.

Когда информация о странном сбитом аппарате дошла до столицы, оттуда в срочном порядке прислали группу специалистов, которая лишь развела руками, увидев совершенно целую гондолу, без следов вскрытия и никаких признаков опилок. Но выражение лиц служащих базы, участвовавших в попытке вскрытия, от рядового до командующего, говорило о том, что корпус сферы был надпилен. Сказать же, куда пропил делся, они ни могли. Только, уподобившись выброшенным на берег рыбам, таращили глаза на совершенно целую гондолу и беззвучно раскрывали рот.

В связи с невозможностью и нежелательностью дальнейшего изучения на месте, не исключался какой-либо диверсионный рейд северян за своим аппаратом, да и пострадавшее селение будоражило, было принято решение скорейшим образом перевести все осколки и гондолу в более безопасное место.

Для вывоза пришлось задействовать несколько воздушных кораблей, дабы увеличить безопасность.

Спустя неделю после начала глубоких исследований материала, удалось получить первые результаты. Отнюдь не обнадёживающие. Заинтересованное лицо само явилось за ними в лабораторный комплекс.

— Что удалось выяснить об этом материале, профессор?

— Это камень, — в голосе седовласого учёного с морщинистым лицом была смесь разочарования, удивления и детского любопытства, понимающего, что передним нечто, похожее на то, что он уже видел и, одновременно, этим не являющееся. Только сейчас, в отличие от детства, спросить "что это?" было не у кого.

— Камень?

— Да. Весь аппарат словно выращен из кремния или чего-то, очень похожего на кремний. Во всяком случае, нам не удалось найти никаких признаков швов или оборудования в гондоле.

— Похожего?

— Да. Слишком хорошо поглощает свет и накапливает огромное количество энергии. Обычный кремний на такое не способен.

— Но, Вы всё равно утверждаете, что это кремний?

— С точки зрения нашей науки, да.

— Что это значит?

— Это значит, что мы не знаем, по какой технологии создан данный аппарат. В Империи нет... — замялся учёный, — во всяком случае, мне неизвестно о наличии подобной технологии. А наличие подобных знаний у Северян или Западников... Это уже дела Вашего ведомства. — Да, — сухо ответил разумный неприметной для аборигенов внешности, в землистого цвета военной форме с огромным жёлтым кругом на голубых погонах.

— 29 —

Быть объектом исследований, мне категорически не понравилось. Во-первых, это вело к разрушению моего тела, которое я с таким старанием превратил в небольшую рекреационную область для себя любимого.

Когда восстановленную после падения своеобразную гондолу... А как они могли ещё воспринимать шар, подвешенный к другому шару? ...начали пилить, я серьёзно испугался за целостность своего тела, но, воспользовавшись предоставившимся шансом, внедрил ничтожные количества себя в тела всех, кто посмел "осквернить" меня прикосновением. Но что-то заставило местных отказаться от распиливания. Увы, я не имел никаких микрофонов и совершенно не представлял, о чём они переговариваются. Но использовали они для вскрытия обычную пилу (вероятно на объекте, куда я попал, ничего лучше не было) и были такими же неграми, каких я уже видел в других местах этого материка.

Пожалуй, из вредности и неудобства наличия дыр в собственном доме, имеющуюся в шарообразном теле энергию я потратил на восстановление его целостности, благодаря аборигенов за то, что они не поместили опилки отдельно и, жалея о невозможности увидеть их лица, когда они обнаружат результаты моих трудов, ведь не желая проявлять своё присутствие, я не мог рассчитывать на быстрый рост в ново-обретённых телах. Это вам не дикари с детским мышлением, чуть что не так, пристрелят и сожгут инфицированного не задумываясь. А то и просто сожгут, как есть.

Но затягивать исследования себя очень не хотелось. Мало ли до чего местные додумаются, увидев такое. Однако и предпринять что-то для спасения фрагмента себя я пока не мог. Неподвижные тела потому и неподвижные, что передвинуть их не представляется возможным, а колоний в подвижных телах было катастрофически мало для организации освободительного похода. Да и одной пехотой, тем более такого качества, в сопредельное государство не прорвёшься. Или пехота нужна в большом количестве. В очень большом. Обученная и снаряжённая, как бы ещё не по произнесённому техникой слову. Ибо бронированных автомобилей я сделать не мог, хоть идея и была очень заманчивой. К тому же, это кровопролитие. Множество смертей, совершенно непричастных к происходящему существ, просто оказавшихся не в то время и не в том месте...

Для специальной операции, да ещё без жертв... Я даже не мог представить, какое снаряжение и вооружение придётся разрабатывать. А для этого нужны специалисты, ка бы не лучше тех, что нужны для разработки танка, мысль о которых заставила полностью отказаться от идеи освобождения тела, в надежде заполучить оных. Пусть и не сразу.

Когда тело доставили на новое место, я сразу же осмотрелся его глазами, чтобы не столько получить представление о месте своего пребывания, которое и так знал благодаря взаимодействию с магнитным полем планеты, сколько о техническом уровне цивилизации. Вряд ли меня станут исследовать в среднестатистической лаборатории после того, что я сотворил.

Но увидеть что-то стоящее я сумел далеко не сразу, да и видел не долго. Пока меня не распилили на несколько частей, что повлекло потерю приемлемого для осмотра положения.

Прежде всего меня поставили перед устройством, которое я по косвенным данным и с применением логики опознал как ультрафиолетовую или рентгеновскую фотокамеру, после чего усмехнулся, предполагая, что они увидят. По собственным ощущениям от облучения, я допустил, что ничего они не увидят, ибо почти всю энергию я переварил, а всё лишнее было переизлучено в произвольном направлении в совершенно ином диапазоне.

После фотографирования меня снова заперли и достали в следующий раз уже для вскрытия.

Вскрытие проводилось, как я понял, в той же стирильной комнате и на том же столе, что и фотосессия. Только ненужное теперь оборудование убрали и заменили новым. В начале во мне просверлили дырку чем-то напоминающим увеличенную бор-машину. Когда сверло вошло на полную длину, но из моего тела не начали поступать опилки другой субстанции, шар решили пилить. По той скорости, с какой осуществлялось сверление, я допустил, что их сверло и цепная пила имеют алмазное напыление. Да и одеты были учёные в костюмы, напоминающие гибрид гидрокостюма для аквалангистов со шлемом водолаза-глубоководника. Судя по наличию трубок, воздух "обитатели" этих костюмов получали из вне помещения. Попытка внедрения своего материала в этот костюм была успешной, но вот продраться через него и внедриться в исследователей оказалось сложной задачей. Хоть и имеющей высший приоритет. Материал оказался толстым и плотным. Не скажу, синтерическим или натуральным, не до того было, Хотя, судя по шлему, скорее натуральным, но на краску они точно не тратились.

Когда я, наконец, понял, что мои частички внедрились в органические тела, я пришёл к выводу, что попал в ноги, что говорило о том, что продраться я сумел только тогда. когда костюм уже сняли. И попал я в тело, наверняка не того, кто мною занимался.

Те же, кто занимался, выскребли после распила существенную долю камня из середины моего тела, пока не поняли, что ничего внутри нет, и оставили это бесполезное занятие, поместив мои обломки обратно в освещённые ящики.

Да. Каждый обломок в отдельный ящик. Так же поступили и с обломками баллона. Похоже, я их серьёзно напугал на границе. Гораздо серьёзнее, чем собирался, не без беспокойства заключил я.

Судя по данным с других обломков, в то время когда вскрывали шар, их подвергли различным анализам с применением различных физических и химических воздействий. Небольшой процент моего вещество даже полностью перестал отзываться. Что уж с ним сделали, я на тот момент не представлял.

Опилки от шара они тоже собрали и исследовали, что ещё немного уменьшило количество вещества, попавшего в их руки.

За тем наступил период, когда мои фрагменты мирно лежали и не подвергались никакому беспокойству, что позволило сосредоточить больше внимания на той незначительной части, что удалось внедрить в существ, одевавших костюмы индивидуальной защиты, а так же на части, что была внедряна в излишне любопытных пограничников. Тогда-то я и обнаружил, что эти самые пограничники находятся совсем не далеко от места, в котором пребывало моё, попавшее в руки местных, тело. При чём, находились совершенно порознь.

Мысль о том, что образцы оказались в большой опасности пришла не сразу. Лишь понаблюдав пристально за их перемещением, стал осознавать, что всё оно происходит, если и происходит, в очень маленьком объёме. Мои же структуры в этих телах выросли очень незначительно, что я мог списать только на низкокачественное питание колонизированных организмов.

Понаблюдав несколько дней за всеми растущими структурами, я подтвердил свою первоначальную догадку. Организмы колонизированные уже в этой лаборатории питались гораздо лучше и перемещались на куда большем пространстве.

Из этого следовал только один логичный вывод. Точнее, одно из двух — или образцы с границы уже погибли, или содержатся в изоляции, что снова подняло вопрос о спасении образцов, которое теперь стало гораздо более сложной задачей.

Очень осторожно, я стал перестраивать свои структуры, продвигая их вдоль нервных волокон образцов, дабы переместиться в мозг, поскольку понял, что самостоятельное прорастание в условиях дефицита неизвестно насколько важного для местной биохимии кремния, может стоить, если уже не стоило, потери образцов. Аналогичные действия я предпринял одновременно и с телами учёных из лаборатории.

Нехватка материала вынудила меня отказаться от идеи полной колонизации мозга и разместил свои структуры на нервных волокнах ведущих к ушам и глазам, а так же в шейном отделе спинного мозга, чтобы иметь возможность перехватывать управление телами. Эффект превзошёл все ожидания.

И почему я изначально не свёл всё к такой распределённой системе? — подумал я.

Однако, дальше нужно было действовать активнее. Судя по тому, что я видел, образцы с границы действительно находились под большой угрозой и представляли сейчас минимальную ценность практически со всех точек зрения. Извлечь же их из того места, в которое они были помещены, не представлялось никакими способами. Точнее, тот способ, что годился для их спасения, для меня сейчас был за гранью фантастики. Оставалось надеяться, что я успею их спасти. Колонизированные же учёные сразу начали посавлять мне данные о местном языке. Параллельно с изучением нового аборигенного языка, я сопоставлял полученные знания с имеющимися образцами записей модулированных электромагнитных сигналов, в очередной раз пытаясь их дешифровать. Как я и ожидал, часть передач действительно была на языке страны к учёным которой я попал.

Поскольку я занялся дешифровкой сообщений в порядке их перехвата, то сначала узнал, что кроме границы на Севере, где народы разделяла пустыня, была граница где-то на Востоке. Продвигаясь по радиограммам, я выяснил, что страна, в которую попало моё тело, называется Гунн и является империей, которой правит Хан. Имени этого Хана мне установить не удалось. Или его не было в радиограммах, или я просто не понял, что это имя.

Тем временем, мои структуры в телах учёных развивались довольно быстро, извлекая кремний из органических тел. Питались те хорошо и проблемы со здоровьем это повлечь было не должно. Тем более, что для минимального контроля тела кремния требовалось много меньше. Главное было под рентген не попадаться. На нём, наверняка бы отразилось инородное тело. Однако, первая попытка управления таким телом увенчалась падением. При первых опытах с аборигенами я даже не заметил, с какой лёгкостью управляю чужим телом. Сейчас же оказалось, что нужна колония в участке мозга, ответственном за поддержание равновесия. После её создания проблемы исчезли, и я смог приступить к детальному исследованию подопытного и окружающего мира.

— 30 —

Пока же я перестраивал свои структуры в нервной системе образцов, у меня было время на наблюдение за их повседневной жизнью.

Результатом наблюдения прежде всего стала местная одежда. Пока только мужская.

Больше всего то, во что одевались учёные, когда на них не было химической защиты, напоминало по крою китайские рубаху, со свойственными широкими рукавами, и штаны. Разве что строгие. Лишённые каких-либо элементов украшения. На ногах у аборигенов оказались... Пляжные тапочки. Во всяком случае на Земле мне доводилось с такой обувью встречаться лишь там.

Слова, обозначающие одежду, я приблизительно вычленил, но невозможность получения тактильных ощущений лишала меня ответа на вопрос о материале. Я точно знал лишь цвет — жёлтый.

Следующим знанием о мире стало то, что изучали меня в замке, из которого персонал на ночь уходил в город. Впрочем, замок, больше всего походивший своей архитектурой на японский, хотя ни одной лёгкой перегородки внутри не было, я смог увидеть только утром, когда мой образец шёл к нему, а не от него, ибо вечером он не обернулся. Вечером же я смог рассмотреть, как одеты аборигены на улицах поселения. Мужчины в подавляющем большинстве одеты были аналогично. Только цвета различались. Помимо жёлтого цвета, в который был одет мой образец и другие работники лаборатории, встречалась зелёная форма военных или, скорее, полицейских, и некоторое количество оранжевых пятен, принадлежность которых я определить не смог. Встреченные женщины, достаточно редкие на улицах по которым шёл образец, были в приталенных длинных платьях, то же походивших на китайские. Цвет их был один — мышино-серый. Но абсолютно у всех в ушах были серьги с теми цветами, что я видел в одежде мужчин.

Или это моё впечатление от мужской одежды, перенесённое и на женскую? — проскользнула мысль.

Никаких выводов о причинах такой однотонности я делать не стал, сосредоточившись на дальнейшем наблюдении. Уж слишком много могло быть причин для этого, помимо самой очевидной.

Следующее, что бросилось в глаза — ярко освещённые, для своего времени, улицы и... Юрты. Во всяком случае, именно такая ассоциация пришла в голову, когда я впервые увидел окружающие строения. Хоть постройки и были из камня и с большими оконными проёмами, что и добавляло света на улице, они оставались всё теми же юртами. К тому же, поставленными друг на друга. Только каждая следующая была несколько меньшего диаметра, чем предыдущая. Уличные фонари висели прямо на стенах домов. На каком принципе они работали, я определить не мог, образец не присматривался, а я мог лишь наблюдать окружающий мир его глазами. Рассмотреть, что находится в зданиях не получалось ещё и по причине лёгких занавесей, практически не мешавших проникать свету, но сильно его рассеивавших. Интерес же к тому, как они всё это построили, заставил меня даже отложить поиск местного атласа, и задуматься, как бы осмотреть ночью детали конструкции подробнее, поскольку я подозревал, что такая технология строительства на Земле была давно известна. Нужно только увидеть детали каркаса.

Как на зло, колонизированное тело совершенно не разделяло моего интереса, и я лишь мельком смог разглядеть детали, интересовавшие меня, когда учёный подошёл к жилому, как я понял вскоре, строению оказавшемуся внутри ещё больше похожим на юрту из-за украшавших стены ковров с абстрактным орнаментом.

Интересно, под ними есть стены? — подумал я, в нетерпении ожидая когда образец уснёт и предоставит мне свободу действий, попутно отметив, что в коврах нет ни одной красной нити, а внешняя стена здания отделена от внутренних помещений стеной из ковров.

Но до этого была возможность ознакомиться с семьёй учёного, интерьером внутренних помещений, столовой, ванной и спальней.

Вернувшегося домой учёного, встретила жена и две маленькие дочки, чей возраст я приблизительно определил в семь — девять лет. Все трое были одеты одинаково. Детская одежда была лишь уменьшенной копией взрослой. В платье того же кроя, что я уже видел на улице. Даже цвет не отличался от улицы, всё тот же мышиный цвет. Однако материал был явно дешевле и отсутствовали серьги.

Дальнейшие несколько минут дали много ценной информации о местном обществе. Дети и супруга поприветствовали отца весьма сдержанно. Женщина что-то сказала мужчине, он кивнул и, сняв обувь, ушёл умываться.То, что в ванной комнате вместо привычной европейской ванны стояла деревянная бочка довольно большого диаметра и, относительно этого диаметра, небольшой высоты, стянутая сверху и снизу тремя металлическими обручами, выполнявшая тут аналогичную функцию, хотя и с подведённым к ней централизованным водопроводом, было вполне логичным продолжением предшествующих наблюдений окружающего мира.

После ванной комнаты, мой образец переместился в одну из жилых... Загородок?..

Пока я решил называть комнаты именно так, поскольку так и не понял, есть ли жёсткие перегородки между помещениями.

...и переоделся в домашний костюм. То, что он то же был мышиного цвета, дало мне повод задуматься, что это традиционный цвет домашней одежды аборигенов. Но почему тогда женщины ходят в этом и на улице?

Переодевшись, мой образец взял с очень низенького плетёного столика письмо и куда-то пошёл. Как оказалось, в столовую.

Того, что стол и здесь будет низенький и сидеть придётся на полу, я уже понял.

Надо будет подробнее изучить местную растительность, сделал я пометку в своей памяти, сопоставляя увиденное с известными культурами Земли. Складывалось впечатление, что местное общество куда более полиэтнично, нежели человеческое. Уж слишком много было намешано даже в одном доме. Даже на первый взгляд.

Наличие у образца семьи с детьми серьёзно осложняло и упрощало дело дальнейшего изучения мира одновременно. С одной стороны, я не мог безопасно передвигаться ночью, а с другой, получал потрясающую возможность для распространения себя в местной разумной популяции.

Пока я всё это обдумывал, глава семьи стал читать письмо. О чём в нём шла речь, я совершенно не понял. Понял лишь то, что письмо ждало пока соберётся вся семья, чтобы быть прочитано один раз для всех и было радостным для семьи.

После прочтения письма начался ужин, состоявший, преимущественно, из мясных блюд.

Следующие несколько часов мне осталось только слушать и обдумывать дальнейшие действия. Данный образец не подходил для задуманного. Во всяком случае, пока не подходил. Учёный-сомнамбула сразу бы привлёк внимание. С другой стороны, у меня была возможность колонизировать ещё три тела и воспользоваться уже ими. При условии, что женщины тут образованны.

Из этого следовало, что нужно проверять на пригодность к немедленному использованию каждый имеющийся образец.

Быстренько набросав требования, я стал отслеживать быт в порядке очереди каждого подконтрольного образца. Но быт оказался до безумия похожим на то, что я уже видел. Только состав семей имел небольшие отличия в числе детей и их половой принадлежности. Как бы было неприятно использовать детей, но сейчас только они, при чём мужского пола в первую очередь, годились для освоения базовой информации о мире. Одновременно, возникшие трудности с получением базовых знаний о мире, означали потерю образцов с границы, поскольку появление сил, способных их освободить существенно задерживалось. Однако, это же позволяло использовать их куда более интенсивно, не особенно заботясь о последствиях. А то обстоятельство, что они пытались меня вскрыть, говорило в пользу их хорошего, в рамках местных представлений, разумеется, образования. Следовательно, детям была хорошая альтернатива. Поэтому пока я ограничился лишь внедрением своего материала в тела всех членов семей моих образцов, в несколько раз увеличив число оных.

Через некоторое время я уже смог слышать и видеть то, что говорят детям в школе, но ограничился лишь записью этой информации для последующего использования, поскольку важных для меня сведений на уроках не сообщалось, а даже после полной колонизации детских голов отказался вызывать у тех эффекты, напоминающие галлюцинации, сосредоточив все силы на образцах с границы.

Названные образцы пусть и находились в плачевном состоянии, но во время их сна я мог достаточно безопасно для нас всех перераспределять свою массу в их головах, опутывая нейроны. Постепенно это дало свои результаты, хотя образцы сильно сдали из-за моего активного выкачивания из их тел кремния, сейчас весьма для них дефицитного. За-то теперь я знал, как, приблизительно, выглядела эта планета.

Первое впечатление, что суши здесь было больше, чем на Земле. В воспоминаниях образцов я смог найти достаточно подробную карту этого мира, содержащую пять крупных участков суши. Впрочем, пятый можно было считать и крупнейшим островом. Один из материков был горным и, наверняка, вулканическим.

Ещё одна аналогия с Землёй, — отложилось в сознании. Существенным отличием от Земли тут было отсутствие, на карте, суши в полярных районах. Или её ещё не открыли, или образцы были не в курсе, или её действительно не было. Крупнейший материк, сопоставимый, как мне показалось, с родной Евразией, находился вообще в экваториальной области планеты.

Последующие копания в головах дали и некоторое представление о происходящем в мире. На континенте, где я первоначально оказался, вполне возможно, местной прародине местных аборигенов, напоминавшем своими очертаниями сильно увеличенную Австралию, существовало три империи. Две соприкасались непосредственно, и третья находилась за пустыней. На территории пустыни государств не было. Как и империи Земли, местные имели заморские колонии. Но подробностей об этих колониях из доступных для раскопок голов, мне добыть не удалось. То, что там жили такие же негры, как и уже не раз виденные мною, ценной информацией я не счёл, поскольку даже если там негров и угнетали, перекраивать мир под лозунгами всеобщего равенства в мои планы не входило. Во всяком случае, сейчас. Меня вполне устраивало достижение приемлемой безопасности моего бытия в этом мире.

— 31 —

Для достижения же приемлемой безопасности мне срочно нужна была информация об уровне реального развития мира. О его реальных технологиях. О передовых, для этой цивилизации, разработках. Сообщить мне такую информацию в местной школе или библиотеке не могли. А даже если бы необходимые сведения в школе или библиотеке каким-то чудом оказались, то детям такие материалы никто бы не предоставил, а интерес со стороны узкого специалиста, имевшегося под моим контролем, к серьёзным работам из другой области может привлечь совсем не нужное внимание к его персоне. Да и поэкспериментировав со своими образцами в пустыне, я понял, что при полном перехвате контроля над телом, меняется взгляд. Достаточно, чтобы знакомые обратили на это внимание.

Все эти данные вели к весьма грустному выводу — мне нужно было колонизировать не просто специалистов в каждой области знаний, а передовых учёных. А доступа к таковым не предвиделось и далеко. Не то, что близко. Без шума, я мог колонизировать таких лиц только одним способом. Самым нежеланным из всех — колонизировав разумных существ планеты одного за другим. Пока не колонизированных просто не останется. Сомневался я, что доберусь до нужных мне разумных ранее. Только вот смысла добираться до таких разумных уже особого не будет. Возможность даже минимального контроля большей части населения даже одной метрополии в этом мире уже достаточна для...

Стоп! Стоп! Стоп! Не надо мне такой радости, — остановил я разошедшиеся мысли.

Впрочем, всех подряд и не обязательно. Ведь я уже достаточно высоко. С уровня научного персонала с допуском к передовой технике должно быть не столь далеко до светил науки. Встречаются же они для отчётов о проделанной работе с кем-то из вышестоящих. Не всё можно отразить в отчёте. Некоторые вещи лучше передавать из уст в уста. Только вот как, если не по воздуху, распространяться на другие нужные тела? Это в рамках семьи тактильные контакты неизбежны. Тут же совсем посторонние люди. Не реализовывать же человеческую поговорку, характеризующую бренность старца. Это, как минимум, слишком подозрительно. Применить такое удалось только в условиях отдельно взятой семьи. Ещё так получилось при внедрении в защитные костюмы, но не все, даже наоборот, никто из интересужющих меня лиц такого уже не носил.

Немного пораскидывав кремнием, я пришёл к идее обходного пути, который, хотя и требовал жертв, был наиболее коротким до моей цели.

Только вот жертв совсем не хотелось... Но сейчас на одной чаше были аборигены, а на другой, моё развитие.

Подумав о себе, я вспомнил Декарта... Почему бы не попробовать сделать самому то, что сделали со мной? Конечно, это не сравнимо, но имея свои минусы, в сравнении с бытием человеческим, имеет и неоспоримые плюсы. Было лишь одно важное обстоятельство — если получится, не создам ли я конкурента?

А почему бы нет? — пришла мне в голову новая мысль, — и безопасно, для меня, и распространение, при чём целевое, обеспечить можно.

Оставалось найти подходящего носителя. Но это требовало использовать тела, что сейчас томились за решёткой. Учёные, как я заметил, в этом отношении были просто образцом нравственности. Другой вариант — использовать для первоначальной колонизации кого-то из моих обитателей пустыни.

Только, что проще, вытащить пленников, или провести охотника через границу? Я ещё помнил свою неудачу на границе и встречу с бандитами. С другой стороны, я допускал, что встреча с бандитами была вызвана одеждой. Но имеющиеся отрывочные сведения не давали больших надежд, что здесь к жителям пустыни обитатели более технически продвинутых культур относятся лучше, чем Европейцы к коренному населению Нового света.

Значит, однозначно освобождаем пленников. Пусть и на нелегальном положении, но среди своих и со знанием важных местных особенностей. Опыт управления телом я уже имел. Как и опыт эксплуатации тела на закритических для него режимах нагрузок при ограниченном питании. Но опыт эксплуатации мёртвого тела говорил, что оно не транспортабельно. Значит "убегать" эти образцы нужно мирным способом.

Подкоп? Им не сделать. Не думаю, что их охраняют настолько плохо. Да и каменный пол не способствует.

Прорастить свой отводок и по нему вывести? А если не успею или вообще не смогу сделать это незаметно? Карты-то подземных коммуникаций у меня нет. Придётся жертвовать образцами и использовать их только для заражения?

Допрос!!! — осенило меня. Если местные применят "интенсивные" методы, то будет легальная возможность физического контакта.

Вот только этих двоих уже давно не допрашивали. Плохо.

Тогда сосредотачиваем себя на ладонях и ждём...

Ждать пришлось не так долго, как накапливать себя. К этому времени я уже подготовил план — перехватить управление, схватить за руку разносчика еды, внедриться в него. Риск жизнью образца был огромным, но другого пути пока не было.

Ладонь и пальцы были полностью покрыты мною, готовым ринуться на освоение нового тела. С "схватить" возникла небольшая заминка, но, воспользовавшись второй рукой, я всё сделал, тут же начав внедряться.

Персонал оказался совершенно не готов к произошедшему, так что держал я свою жертву довольно долго. Пока открыли, пока единственный сопровождающий нас растащил, успев получить небольшую порцию меня и в своё тело.

Как я и предполагал, образец в итоге пострадал очень сильно. Но не погиб. Охрана не использовала летальное оружие. Мои же, проникшие в новые тела, структуры начали осваиваться. В этих телах проблем не было. Питались они хорошо и можно было достаточно быстро колонизировать основные узлы нервной системы.

Получив доступ к органам чувств, я смог заняться изучением того места, что служило предпоследним пристанищем несчастных, посмевших осквернить меня.

Место оказалось ещё одним каменным мешком. Только, на этот раз, расположенном вне города. Равнина вокруг совершенно не оставляла шансов на незаметный побег. Но нужен ли он был сейчас? Моя колония успешно развивалась в поваре...

И как я не догадался об этой линии. Через повара же можно подобраться к кому угодно. И с куда большей скоростью.

...тем более, повар мне попался из расконвоированных, как сказали бы на земле. Здесь, конечно, это особо ничего не меняло. Выходить из крепости было всё равно некуда. Но вот возможность создания своего маленького и вполне боеспособного отряда вполне давало.

В осуществление этой идеи, я стал распространять себя как среди узников, так и среди охранников. Довольно скоро появилась возможность проникнуть в тело, проживающее за пределами объекта. Как ни странно, продовольствие и топливо полностью поступали извне. Не воспользоваться возможностью внедриться в тела существ, регулярно совершающих дальние рейсы, было просто преступно. Увы, мои структуры развивались не так быстро, как было нужно для того, чтобы воспользоваться. Пришлось отложить до следующего раза, продолжая распространяться по учреждению.

После полного освоения разнощика еды и охранника, взятие контроля над всеми местными обитателями стало делом времени. В первый же раз, когда эти двое вновь оказались вместе на раздаче еды, в пищу упали мои "семена". Буквально за несколько часов большая часть населения стала моими носителями.

С охраной всё обстояло сложнее. При поварах не плюнешь в кастрюлю. Да и охрана питалась отдельно от охраняемых. Малое число тактильных контактов вновь стало препятствием.

Повторить "фокус" с хватанием не тянуло. Обошёлся он слишком дорого. То, что образец в итоге выжил, было настоящим чудом. Особенно с учётом того, что я устроен иначе, чем колонизированные мною тела, и заменить повреждённые органы я не мог. А собирать работоспособную клетку... Это же не дройд, что можно сделать как-нибудь. Тут требовалось для каждого отдельного тела всё изучать заново. Спасибо низкому уровню местной медицины, обеспечивавшему выживание только сильных организмов, что и дало мне время на изучение молекулярной структуры данного образца. Но даже сильным организмам не стоило устраивать такие испытания более одного раза. И то не каждому. С другой стороны, это подтолкнуло меня на изучение каждого образца. Конечный результат занимал, на удивление, не так много памяти. Но если я собирался колонизировать всю расу... Представить свою работу с таким огромным банком данных было всё ещё страшно. Кроме того, возникала соблазнительная идея, не мучиться с исследованием каждой особи. Ведь, как гласят отдельные источники, достаточно всего одной. А я уже колонизировал даже не одну семью.