5. Look in my eyes

Вот так вот. Совершенно неожиданно в жизни появился намек на определенность. По крайней мере, украденный из дома, он теперь сможет получить образование. И как-никак легализоваться. Убивать, видимо, никто не будет.

— Вам следует помнить, что любой контакт с семьей и прежними членами ближнего круга общения строго запрещен, — умерил радость юноши невидимка. — Вы не имеете права давать о себе знать никому из прежней жизни. Родителям сообщили, что вы погибли в результате теракта. Также им представлен труп, который невозможно опознать. Вам ясно?

— Да, — тихо ответил Учики.

Как ни странно, внутри было горько, но не очень. На секунду всплыло перед глазами мягкое, вечно наполовину испуганное лицо матери. Сердце сразу предательски защемило. Но что теперь было поделать? Она уже похоронила сына, если верить незнакомому голосу. И все-таки, как же так?..

Вот как-то так. С поражающим его самого спокойствием Учики осознал, что поздно сожалеть. Да, теперь уму будет тяжко. Да, рано или поздно душу начнет рвать тоска по родному человеку. Но придется смириться. Как всегда смирялся с плохим. И все, на самом деле, ясно.

А вот об отце он даже не вспомнил.

— Ваша просьба удовлетворена. Матери назначено пособие, отец находится под надзором и в случае повторных случаев домашнего насилия будет немедленно арестован и передан полиции.

Это еще о чем?

— Простите... — неуверенно сказал Учики. — Но о чем вы?

— От вашего имени была подана официальная просьба назначить матери денежную компенсацию и взять под контроль вашего отца. Она выполнена.

— Но я... — он поспешно прикусил язык. Стоп-стоп! Пусть идет, как идет. — Я все понял.

Кажется, кто-то решил позаботиться о его родне. Но кто? Кто проявил такое странное великодушие?

— Вам следует знать, что любые попытки скрыться из-под надзора бессмысленны. В ваш организм введено следящее устройство, автоматически подающее сигнал тревоги, если вы удалитесь от предписанной зоны перемещений далее, чем на пять километров. Уясните сразу: ваша задача — поведением, успеваемостью и тренировками доказать, что вы представляете собой ценность. Не следует пытаться взбрыкивать, Отоко. Ждите, за вами придут.

И голос смолк.

Что ж, коротко и ясно. Его посадили в новую грядку и ждут, что же вырастет. Не самый худший вариант, учитывая все, что случилось ранее. Подобная участь наверняка лучше той, что готовили ему трикстеры.

Входная дверь открылась, и все тот же мятый галстук замаячил на фоне коридора.

— На выход.

Практически приросший к телу спортивный костюм велели снять вместе с трусами и носками. Сильно смутившись подобному указанию, Учики все же разделся в темноте своей клетушки. На продавленной кровати его ожидала замена. То был чистый набор одежды. Новое, еще скрипящее неразношенностью нижнее белье пришлось как раз впору. А вот футболка оказалась чуть узковатой в плечах.

Но главной частью его нового туалета была форма. Брюки и куртка, практически ничем не отличавшиеся от тех, что Учики носил в родной токийской школе. Только материал оказался тяжелее, плотнее и мягче. Явно дороже. И ощущения, испытанные от прикосновения новой формы к телу, были намного приятнее прежних. Словно кто-то большой и гладкошерстный, может быть, огромная добрая собака, осторожно потерся о кожу. Заправляя простой черный ремень, Отоко ощутил, как согревается после коридорного холода.

Над сердцем на груди чувствовалось какое-то треугольное уплотнение. Карманы были пусты. Рукава обзавелись удобной черной молнией вместо пуговиц. В случае чего удобно будет расстегнуть и закатать. У задней ножки кровати стояли ботинки, пришедшиеся как раз по ноге. Вместо шнурков там тоже были молнии. Застегнув их, Учики завершил перевоплощение.

— Я готов.

Открывший дверь охранник вывел его в коридор, в этот раз не командуя. Он не шагал за спиной, как ведущий арестанта надзиратель, а просто шел рядом, указывая дорогу. Миновав все прошлые двери, за которыми крылись дни напряженного ожидания и неопределенности, они вышли к крохотному столику, скрывавшемуся в полутьме на краю освещения коридорных ламп.

— Ваши документы, — какая-то женщина протягивала ему пластиковую карточку. "Uchiki Otoko" — переливалась тисненая надпись латиницей. А внизу значилось: "Учащийся". И еще снизу: "Гражданин класса 2А". Учики повертел в руках карту, совмещавшую в себе паспорт, кредитную карту, карточку проезда на метро и еще черт знает что. Аккуратные скругленные углы под освещением ламп переливались всеми цветами радуги. — Удостоверение не теряйте, иначе вас любой патруль имеет право задержать до выяснения личности. Вот карта учащегося, предъявите при заселении в общежитие.

Крохотный прямоугольник гордо выпячивал на боку надпись: "Академия "Эклипс"". Больше там ничего не было, если не считать зашифрованного в водяных знаках и магнитных полосах статуса обладателя.

— А вот вам значок.

Женщина проворно нацепила на его форму твердый пластиковый треугольник, как раз на место уплотнения. Скосив глаза, Учики узрел на форме серебристый крест на лазурном фоне.

— Надевайте его, когда у вас учебный год, — назидательно произнесла женщина. — Всегда носите в будни. В городе строгий контроль, за тунеядство вас могут задержать.

— С-спасибо, — несколько обескуражено ответил Отоко. Такого не было даже в Токио.

— Можете идти, — женщина указала на дверь в конце коридора. — Куратор встретит вас на выходе и отвезет в общежитие, покажет город.

Вот так просто и кончилось его почти тюремное заключение. Учики все еще не мог поверить, что навсегда выбрался из темных холодных коридоров карантина, стоя на ступенях и оглядываясь на широкие двери без вывески. Мятый галстук выпроводил молодого человека и исчез за спиной, велев ждать куратора.

Здание, где его держали, оказалось мрачной серой коробкой, торчавшей на вершине холма, заросшего с одной стороны соснами, а с другой возвышавшегося над широким бетонным шоссе, въезд на которое виднелся у подножья. Веселая зеленая трава, окаймлявшая пешеходную дорожку, что начиналась от нижней ступеньки крыльца, еще не успела изжелтеть по-осеннему. Воздух здесь, вдали от города, был свеж настолько, что, казалось, опьянял не хуже алкоголя. Была в нем какая-то прохладная, мощная, почти объемная чистота. Таким воздухом хотелось дышать и дышать, навсегда вытравливая из организма затхлую пародию коридорного воздушка.

Учики оглянулся. Вокруг не было ни души, только трава, деревья, воздух и вид на дорогу, змеившуюся к серой абстракции большого города, подернутой легкой дымкой. Ни следа некоего "куратора". Юноша ступил на пешеходную дорожку, хрустнувшую под ногами. Никто, похоже, не сомневался в смирном поведении вольноотпущенника. Или кто-то проявил безалаберность.

Он мысленно пожал плечами и присел на нижнюю ступеньку лестницы. Велено было ждать у входа. Значит, надо ждать.

От рассаженных вокруг тюрьмы-карантина сосен струился пряный аромат настоящих растений. Дитя асфальтовых улиц, Отоко с особенно острым удовольствием вдыхал аромат, похожий на диковинный запах специй во вкусном обеде. Столь плотного присутствия флоры в атмосфере он не чувствовал прежде ни разу. Часов Учики не дали, поэтому он не знал, который был час, но, судя по молоденькому, едва румянившемуся на небосводе солнцу, утро только вступало в свои права, прогревая стылый после ночи мир. Зелень приятно ласкала глаз, особенно сочная в молодом свете.

Красиво. Красиво и хорошо. Вроде бы даже будущее налаживается.

Вдруг за спиной что-то хлопнуло, затылок окатило спертым воздухом коридоров. Уже оборачиваясь, он услышал звонкое:

— Учики-сан!

Она стояла на крыльце, как и всегда, подсвеченная своим внутренним солнышком и до боли прекрасная. Инори радостно глядела на застывшего в полуобороте Учики, и ее красивые переливчатые глаза светились искренней симпатией. Миловидное личико с тонкими чертами, улыбающиеся изящные губы, длинные густые волосы, перехваченные ленточкой — столь привычно и столь неожиданно. Она тоже была в школьной форме: короткая плиссированная юбочка, черный жакет с широким белым воротом, украшенный кокетливым галстучком. В отличие от мужской формы, женская оказалась украшенной вышитыми на предплечьях серебристой нитью распятьями. Невольно опустив взгляд, Учики увидел скромные черные туфли на стройных ножках.

Захотелось нервно сглотнуть.

— И... Инори-сан... — еле выдавил из себя юноша, стараясь не уронить отвисающую челюсть на ступеньки. — Э... А...

— Привет! — она ловко спрыгнула на ступеньку ниже. — Мне сказали, что тебя уже выпустили. Получается, мы поедем вдвоем?

— Э... А... — он судорожно пытался заставить тело встать, а рот — говорить. — Надо же...

— Учики-сан, ты чего? — она с любопытством и слегка недоумевающе глянула на таращившего глаза сверстника.

— Э... Я... — он все-таки поднялся на ноги и сейчас стоял у подножья лестницы, глядя на девушку снизу вверх. — Я как-то не ожидал...

— Я тоже. Мне только сказали, что мы снова будем учиться вместе, — она улыбнулась. — Это здорово. Как-то неуютно было бы оказаться на новом месте совсем одной.

— Э.. Да, — с ним творилось что-то неладное. Густой свежий воздух, напоенный ароматом сосен, смешался вдруг с тонким, едва уловимым ощущением в голове. То было ощущение Инори. Совсем рядом. Все такой же прекрасной. Улыбавшейся ему. Учики практически улавливал идущие от нее теплые волны дружеского расположения и мягкой радости. Внутри блаженно съежилось в комок сердце.

Нахлынули воспоминания о случившемся в Токио. Когда англичанин схватил их и приказал: "Целуйтесь". Он тогда едва не грохнулся в обморок, услышав подобное. А она... Она решительно взглянула ему в глаза и сама поцеловала. До сих пор Отоко никак не мог спокойно думать о том разе. Юноша почувствовал, как кровь приливает к щекам.

— Учики-сан... — увидев, что он покраснел, Инори догадалась о витавших у молодого человека на уме мыслях и сама украсилась легким румянцем. При этом смущенное девичье личико стало столь прелестным, что Учики не удержался и шумно сглотнул.

— Э... А... — снова завяз в невидимой смоле язык. — Э... Да, это х-хорошо, что мы снова будем учиться вместе. Может, мы там будем только двое из Японии...

Учики усердно шевелил невидимыми ручками в черепе, чтобы не выглядеть полным ослом. Инори смотрела все с той же добродушной простотой во взгляде, но он прекрасно понимал, что она так посмотрит и на абсолютно сумасшедшего. Кимико-сан была зачастую слишком доброжелательна.

— Точно-точно, — сказала она. — Немного страшно, правда?

— Д-да, как-то...

— Но знаешь, — она снова шагнула вниз по ступеням, оказавшись совсем близко. — Почему-то пугают только мелочи.

— М-мелочи? — он едва не попятился, унимая предательскую дрожь в голосе.

— Ну да, — теперь она улыбалась с еще большим смущением. — Меня больше пугает новое место, чем совсем новая жизнь.

— А! — из хаотично бившегося где-то в подкорке потока мыслей он вдруг выхватил нечто знакомое. — Да, я понимаю. У меня то же самое.

— Правда? — радостно вскинулась она. — А мне даже как-то стыдно стало...

— Н-ну, стыдиться в нашем положении нечего... — увидев благодарность в ее глазах, Учики почувствовал, как его повело. Ноги предательски ослабли, колени мелко задрожали, подкашиваясь. Пьянящий лесной воздух, внезапное появление здесь Инори и ее звонкий голос с размаху били по голове тяжелой доской. Отоко понял, что чувствует себя неважно. Если мыслить прозаически, то дело, скорее всего, было в долгом содержании молодого человека в душной сырой камере без доступа к солнцу. И, конечно, постоянное напряжение нервов в ожидании собственной участи. Но сказалось все на бедняге именно в тот момент, когда Инори благодарно взглянула в смущенные и слегка испуганные глаза.

Колени беспомощно подкосились, хлынувший, казалось, не только в нос, но и в уши воздух выбил неосязаемую пробку в голове и наполнил ее восхитительной, отдающей озоном, пустотой. Лицо Инори вдруг понеслось в небо, а сам он повалился куда-то вниз.

— Учики-сан, что с тобой?! — услышал юноша, хрустя о гравий пешеходной дорожки затылком. А потом он поплыл по невидимым радужным волнам, забыв обо всем.

— ... страшного, — липким щупальцем вполз в уши незнакомый голос. Говорил он, кажется, по-английски, потому что понимался с трудом. — Видимо, ослаб, да кормили не очень. Вот он на свежем воздухе с непривычки и свалился. Тут же он разреженный. Сейчас оклемается.

По глазам резануло чем-то ярким. Заморгав, Учики приподнял затылок, ощущая под спиной холодную жесткую землю.

— А вот и уже, — довольно пророкотал все тот же голос, принадлежавший, очевидно, мужчине. — Очухивается, курепчик.

Слезившимся глазам открылась нависавшая сверху европейская физиономия, сужавшаяся книзу линией аккуратного клиновидного подбородка. Серые глаза насмешливо буравили бледную физиономию Учики. Незнакомец оказался рыж: длинные отливающие медью волосы до плеч у макушки прятались под широкую красную бандану. Что это за неформал?

— Поднимайся, родной, — хмыкнул красноголовый, и Учики ощутил, как его руку стискивает чья-то крепкая лапища. Незнакомее буквально сдернул его с места, поднимая на ноги. Юноша почти неожиданно снова оказался стоящим.

— Учики-сан, ты как? — с волнением в голосе спросил Инори. Она стояла у края дорожки, встревожено сцепив руки в замок. — Ты так страшно упал.

— А... — он непонимающе переводил взгляд с нее на новое действующее лицо. — Да я как-то...

Юноша пощупал затылок. Вроде бы, ударился несильно. Болело чуть-чуть, но не более.

— Я жутко перепугалась! Слава Богу, Аксель-сан почти сразу пришел на помощь.

— А-Аксель-сан?

— Эт я, — шутовски изобразил полупоклон рыжий. Только сейчас Учики заметил, что вполне взрослый, лет тридцати, этот мужчина был облачен в наряд, больше подходящий кому-то помоложе: старательно изорванные джинсы, затрапезные кроссовки и футболка без рукавов, открывавшая жилистые руки. — Мне велено вас отвезти до места. Машина за углом стоит.

— Э... — очухивающийся Учики начал что-то понимать. — Так это вы наш куратор?

— Не-а, — Аксель заговорщически оглянулся и сказал на полтона ниже. — Меня ваш куратор попросил подвезти. Он по делам замотался.

— Эм... — снова подала голос Инори. — Аксель-сан, простите, только...

— Чего?

— Понимаете... — она замялась. — В свете того, что с нами случилось недавно, я не знаю, можно ли...

— А! — мужчина понимающе потер правый глаз основанием ладони. — Сейчас.

Он порылся в карманах джинсов и извлек оттуда некий пластиковый прямоугольник. Протянув непонятную карточку девушке, он сказал:

— Во, смотрите.

И зачем-то подмигнул Учики.

— Ой... — девушка удивленно глянула на полученную карту, затем, подняв глаза на Отоко, развернула ее к нему.

"Samuel Watanabe" — значилось там: — "CDM. Гражданин класса 1А".

"Ватанабэ!" — зажглась в голове сигнальная лампочка.