5. Look in my eyes

Look In My Eyes

В его крохотной клетушке было темно. Только иногда снаружи пробивался желтоватый свет коридорных ламп, забираясь под неровно срезанный край двери. Запертой двери.

Учики Отоко лежал на скрипящей, но удобной койке с мягким матрацем и теплым одеялом, полусонно размышляя над перспективой когда-нибудь увидеть внешний мир. Вот уже неделю новые хозяева держали юношу в тесной комнатушке без окон, ежедневно таская на медицинский осмотр, обкалывая непонятными препаратами и нудно переписывая анкеты с одинаковыми вопросами. Создавалось такое ощущение, будто каждую клеточку, каждый сантиметр его тела рассматривали с микроскопом, а каждый, даже самый крошечный факт из биографии перепроверяли по десять раз на дню. И вполне возможно, что так дела и обстояли.

Ведь он не был обычным человеком. Он был Наследником. Человеческой единицей, чья наследственность и особенности организма позволяли вступать в симбиоз с чем-то непонятным ни науке, ни самому человечеству. Такие, как Учики, могли ходить по воде, превращать медь в золото, излечивать смертельно больных. А могли и растворять в воздухе чудовищную энергию боевого атома. Как случилось много лет назад, в страшные часы мировой войны. По крайней мере, так сказал человек, что привез его сюда из родного Токио.

Да, Токио... Случившееся там до сих пор заставляло сначала вздрагивать, а потом краснеть. В один миг Учики оказался меж молотом Наследников и наковальней их врагов. Тем страшным вечером он столкнулся с трикстером. С одним из людей, что подвергались воздействию той самой таинственной субстанции, что принимала лишь тела Наследников. С одним из тех, кто, искалеченный отторжением, оставался живым и навсегда превращался в чудовище.

А потом... Потом оказалось, что Наследники вроде Учики не существуют поодиночке. Каждый Наследник должен иметь пару. И его парой оказалась Инори-сан.

Инори-сан. Девушка из его класса в школе. Негасимое юное солнышко. Тайный предмет воздыханий. Неразрывно связанный с ним Наследник. Судьба склонна к веселым шуткам. Они почти всю жизнь прожили вместе, на соседних улицах, но разговаривали друг с другом от силы раз десять, и то лишь после перехода в старшие классы. Пара звонков из-за домашнего задания, пара случайных встреч в метро, регулярные "привет-привет" по утрам... И все. Учики понял, что Инори ему нравится, так давно, что даже не помнил, когда был брошен первый взгляд украдкой. А брошено таких взглядов было много, даже очень. На что-то большее у юноши не хватало смелости.

Да, он всегда был стеснителен. Словно оправдывая собственное имя, Учики Отоко всю жизнь стеснялся всего на свете и держался тихо, незаметно. С малых лет забитый пьяницей-отцом и жалеемый матерью, он приобрел неконфликтный замкнутый характер, с которым не похватаешь от жизни самых сочных плодов. Даже регулярные тренировки в секции карате не перешибли извечной мягкотелости. Хотя и удалось заставить отца не распускать руки, хорошенько поколотив. Но в общении со всем остальным миром Учики оставался робким, застенчивым мямлей. И не слишком печалился по данному поводу, пусть приходилось терпеть статус тюфяка. Учики никогда не стремился доминировать и возвышаться. Да и к чрезмерному с кем-то общению он тяги не испытывал.

Но вот с девушками не везло. Дожив до семнадцати, молодой симпатичный парень ни разу не сходил на свидание, не получил ни единой любовной записки. Он вообще ощущал себя лишенным романтического элемента в жизни. Так уж вышло. Учики вряд ли мог мечтать о первом поцелуе с девушкой, не умея хотя бы чуть-чуть сблизиться.

Однако судьба, как уже было сказано, склонна весело шутить. Настал день, когда Учики все же поцеловал девушку. И не просто девушку, а Инори. Тогда, преследуемые токийской полицией и трикстерами, они, чтобы спасти себя и окружающих, впервые синхронизировали свои организмы друг с другом. Замкнули контакты, поцеловавшись. Как шутил потом их доставщик, спецэффекты были — высший класс. Весь полицейский спецназ оказался загнан в глубокую энергетическую кому, из которой будет выкарабкиваться еще месяц.

Сразу после того случая их с Инори и увезли сюда. В город Меркури. В столицу новой христианской Европы. В цепкие лапы "Croix Du Monde", организации, считавшейся столпом современной европейской цивилизации. Именно она в первые годы после Явления сумела поспешно реформировать Европейский Союз и сделать из Старого Света бастион жизни. Именно "Croix Du Monde", при помощи собранных из бунтующих армий Крестоносцев, железной рукой прошлась по ренегатам христианских церквей и чуждых культов, установив диктатуру Новой церкви. Именно она принесла стабильность в Европу и не дала распаду США стать большей трагедией, чем он стал ко времени прихода "CDM" к власти.

И именно "Croix Du Monde" разыскивала по всему миру Наследников. Ибо Наследником был ставший легендой Спаситель, которого объявили мессией. На прекращении Спасителем мировой войны и радикальном разрешении мирового энергетического кризиса зиждился авторитет церкви. Поэтому церковь старалась не выпускать из рук потенциальных продолжателей спасательского дела. Так что Учики оставалось лишь уповать на то, что его не обезглавят, а труп не сожгут. Мало ли, как они пытаются контролировать столь странное явление, как Наследники...

В комнатушке царила тишина, прерываемая лишь его собственным дыханием. Воздух был теплым, постель — мягкой. Глаза слипались сами собой после сегодняшнего мотания по медицинским кабинетам и комнатам с зеркальной стеной. Странное дело, но при дефиците движения юноша утомился необычайно быстро. Видимо, нервы.

Освещение автоматически выключилось с полчала назад. Значит, уже была ночь. Сердобольные неизвестные как-то, пока он был на осмотре, положили на кровать книжку в мягком переплете. Пресноватый детективный роман. Пока горел свет, Учики периодически почитывал беллетристику от нечего делать. Но сейчас оставалось только лежать. А потому заснуть получалось безо всяких проблем.

Делавший обход коридора охранник за звуком своих шагов не расслышал бы, конечно, тихого сопения, воцарившегося в клетушке Учики.

Тук, тук, тук.

Сложенные аккуратными рядами и слепленные серым цементом кирпичи простирались вдоль горизонта, исчезая в необозримой дали. Над верхушкой неведомой ограды темнело надувшимися грозовыми тучами серое небо. Под ногами шуршал уложенный тонким слоем гравий, покрывавший твердую каменистую почву.

Где это он? Учики оглянулся. Вокруг лежала, сурово оскалившись пустотой, идеально гладкая равнина, усыпанная серым камнем. Ни единого кустика, ни единого холмика, ни души. Только тянущаяся неведомо откуда и неведомо куда стена.

Тук, тук, тук.

Снова повторилось это тихое, едва различимое перестукивание. Кто-то усердно колотил по кирпичам из-за стены, но до Учики доносился лишь слабый отголосок ударов, которыми можно было раскровенить кулаки.

Тук, тук.

— Э-ге-гей! — он крикнул, надеясь, что с той стороны услышат. — Кто там?! Где я?!

Стук немедленно смолк. Бившийся в стену затих столь внезапно, что казалось, будто он испугался. На безмолвную равнину рухнула мертвая тишина. Даже клубившиеся в небе тучи не громыхали приближавшейся грозой. Через пару секунд звукового вакуума у него заболели уши. Потому что абсолютная тишина режет слух сильнее, чем самый страшный шум.

— Эй! — Учики вновь крикнул, только чтобы развеять ватный звон сплошного ничто в голове. — Эй! Кто-нибудь!

Ответом ему был тихий шелест шагов за стеной. Неизвестный, стучавшийся с той стороны, поспешно убегал. Учики впервые задвигался. Он подскочил к монолитной груде стены и, уткнувшись ладонями в ряды кирпичей, поднял лицо к небу и крикнул снова:

— Эй! Кто там?! Подождите!

Но никто не откликнулся. Шуршащие шаги поспешно скрылись в отдалении, превратившись в шорох на грани слуха. Зато пришел другой шелест. За спиной.

— Не отзовется.

Голос странно вибрировал. Как будто звук доносился до Учики сквозь неправильно работавший микрофон. Кто-то возник за спиной. Именно возник — на абсолютно пустынной равнине еще пару секунд назад не было ни души.

Шаги стихли. Остановился.

Учики медленно убрал руки от стены и обернулся.

Юноша-азиат в черном костюме, до блеска начищенных ботинках, с красным галстуком поверх белоснежной рубашки, стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на него. Странный какой-то был этот незнакомец. Глядел прищурено, как-то знающе. И вместе с тем недружелюбно. Было в его лице, фигуре, во всем облике что-то знакомое. Правда, разглядеть подробнее не получилось. Незнакомец склонил голову набок и снова заговорил:

— Он постоянно стучится со своей стороны. Но никогда не отзывается.

— Кто... — Учики вдруг поежился. Безмолвная атмосфера здешних мест, странное небо, стена, а теперь еще и невесть откуда взявшийся парень, давили на виски сюрреализмом напряжения. — Кто стучится?

— А не знаю. Черт его знает, честно говоря. У каждого своя сторона стены.

— Кто ты такой?

— А вот это уже неважно. Ты, вообще-то, зачем сюда пришел?

— Я пришел?

— Ну да. Ты же здесь, — незнакомец развел руками. — К стене приходят только сами. Никто не тащит.

— Я... — растерянно пробормотал Учики. — Я никуда не...

— А, понятно, — перебил его юноша. — Тебе скоро выходить на волю.

— На волю?

— Ну что ты как баран? — поморщился неизвестный. — Все переспрашиваешь и тормозишь. Аж стыдно за тебя становится.

— Я не понимаю, — Учики с трудом выдавливал из себя слова. Почему-то язык еле-еле ворочался. Да и все остальное тело как-то обмякло, как будто мышцы превратились в прокисший творог.

— Естественно, — снова развел руками незнакомец, и тут Учики его узнал. — Ты же спишь.

— Погоди! — видя, как вытягивается шея собеседника, воскликнул Отоко. — Погоди! Ты же...

Но голова странного парня с лицом Учики уже возносилась под свинцово-тяжелые тучи на длинной растянутой шее. А тело в костюме принялось разбухать, шириться, грозя задеть самого Отоко пузыреобразным животом.

— И нечего шастать к стене! — крякнуло-квакнуло с конца драконьей шеи. — Кыш!

Резко и неожиданно проснувшись, он едва не вскочил на ноги, в последний миг успев разглядеть вокруг знакомые стены своей клетушки.

— Ох... — Учики расслабленно растекся по кровати.

Глаза пару раз моргнули, заново привыкая к темноте. Он заснул, даже не раздевшись. И приснилась какая-то странная чушь. Может, все дело в тех препаратах, которые кололи каждый день медики? Может.

Из-под двери выбивалась желтоватая полоска света. Учики, уже ощутивший сонливую мягкость тела и мыслей, задумался: раздеться ли? Или просто снова закрыть глаза? Вызванное странным сном возбуждение сейчас перетечет в воздух вместе с дыханием, и можно будет доспать.

Но дилеммы разрешить молодому человеку так и не довелось. Дверь звякнула, открываясь. На пороге стоял старый знакомый: мужчина в строгом костюме с чуть мятым галстуком, что всегда выводил его на очередной осмотр.

— Вставай.

Учики неловко спустил ноги с кровати, нащупывая кроссовки.

— А что, уже утро? — робко спросил он у своего надсмотрщика. Тот, не удостоив юношу ответом, терпеливо дождался, пока визави обуется, и кивком велел выходить.

В свете коридорных ламп Отоко невольно зажмурился. Как всегда, здесь сильно сквозило, и холод ледяной рукой упыря зашуровал под спортивным костюмом, которым юношу наградили еще в Японии взамен школьной формы. Безликий страж привычно велел ему шагать вперед вдоль ряда однотипных дверей, окруженных голыми стенами. Каждый раз команда стоять давалась в разных местах. Например, вчера стоять носом к стене и ждать, пока дверь откроют, нужно было у седьмой слева. Учики зачем-то считал. Сейчас прошлую дверь они миновали и шли дальше.

— Стой, — наконец, командовал охранник. — Лицом к стене.

Учики послушно развернулся. Он где-то слышал, что подобным образом водят по коридорам в тюрьмах. Хотя вряд ли там относятся к конвоированию столь небрежно. "Костюм" набирал какую-то комбинацию на боковой панели. Стоило ему закончить, как тяжелая стальная дверь пискнула электронным замком и отворилась.

— Заходи.

Повинуясь команде, Отоко шагнул в полутьму.

Это оказалась очередная комната для допросов, как называл он такие помещения. Крохотный голый стол, раскладной стул, одинокая бледная лампочка под потолком. Белые молчаливые стены, вылизанный до зеркального блеска пол, аккуратный ровный потолок. В подобных комнатах юношу обычно ждали листы со старомодными бумажными анкетами-вопросниками, с прикрученными проволочкой карандашами для заполнения. Электронных планшетов, видимо, было не положено. Но сейчас на столе не наблюдалось даже бумаги.

— Сядь, — велел из-за спины охранник. Учики покорно опустился на стул. Дверь тут же захлопнулась, унося коридорный свет и оставляя юношу наедине с лампой, светившей теперь прямо в макушку.

Стол неприятно холодил локоть сквозь одежду. Отоко заворочался, пытаясь устроиться поудобнее.

— Сядьте лицом к столу.

Грохнувший из-под потолка тяжелый, металлический голос едва не заставил его подпрыгнуть сидя. Только когда по затылку затопали мурашки, Учики догадался, что виной всему какие-нибудь динамики. Он слегка нервно повернулся на стуле, положив руки на колени.

— Отоко Учики, семнадцать лет, — бесстрастно забубнил голос, явно искажаемый механически. — Доставлен двадцать седьмого сентября этого года. Сегодня вас освобождают из карантина.

— Правда? — почувствовав прилив радостного оптимизма, спросил у невидимого собеседника юноша.

— Показания, снятые медиками, позволяют определить вас в учетную группу 1-4-15, — не обратив на его реплику внимания, продолжал голос. — Ваша пара также определена в данную группу. Вам предоставляется жилье в ведомственном общежитии учетной группы. Также выделены деньги на покупку личных принадлежностей, и определена социальная стипендия. Ваши новые документы, удостоверения личности и школьный значок получите на выходе.

— Школьный значок?

В этот раз ему ответили:

— В качестве члена учетной группы вы определены в Учреждение 7-82. По завершении программы вам будет выдан сертификат об образовании, действительный на всем пространстве Союза Христианских Государств.

Вот так вот. Совершенно неожиданно в жизни появился намек на определенность. По крайней мере, украденный из дома, он теперь сможет получить образование. И как-никак легализоваться. Убивать, видимо, никто не будет.

— Вам следует помнить, что любой контакт с семьей и прежними членами ближнего круга общения строго запрещен, — умерил радость юноши невидимка. — Вы не имеете права давать о себе знать никому из прежней жизни. Родителям сообщили, что вы погибли в результате теракта. Также им представлен труп, который невозможно опознать. Вам ясно?

— Да, — тихо ответил Учики.

Как ни странно, внутри было горько, но не очень. На секунду всплыло перед глазами мягкое, вечно наполовину испуганное лицо матери. Сердце сразу предательски защемило. Но что теперь было поделать? Она уже похоронила сына, если верить незнакомому голосу. И все-таки, как же так?..

Вот как-то так. С поражающим его самого спокойствием Учики осознал, что поздно сожалеть. Да, теперь уму будет тяжко. Да, рано или поздно душу начнет рвать тоска по родному человеку. Но придется смириться. Как всегда смирялся с плохим. И все, на самом деле, ясно.

А вот об отце он даже не вспомнил.

— Ваша просьба удовлетворена. Матери назначено пособие, отец находится под надзором и в случае повторных случаев домашнего насилия будет немедленно арестован и передан полиции.

Это еще о чем?

— Простите... — неуверенно сказал Учики. — Но о чем вы?

— От вашего имени была подана официальная просьба назначить матери денежную компенсацию и взять под контроль вашего отца. Она выполнена.

— Но я... — он поспешно прикусил язык. Стоп-стоп! Пусть идет, как идет. — Я все понял.

Кажется, кто-то решил позаботиться о его родне. Но кто? Кто проявил такое странное великодушие?

— Вам следует знать, что любые попытки скрыться из-под надзора бессмысленны. В ваш организм введено следящее устройство, автоматически подающее сигнал тревоги, если вы удалитесь от предписанной зоны перемещений далее, чем на пять километров. Уясните сразу: ваша задача — поведением, успеваемостью и тренировками доказать, что вы представляете собой ценность. Не следует пытаться взбрыкивать, Отоко. Ждите, за вами придут.

И голос смолк.

Что ж, коротко и ясно. Его посадили в новую грядку и ждут, что же вырастет. Не самый худший вариант, учитывая все, что случилось ранее. Подобная участь наверняка лучше той, что готовили ему трикстеры.

Входная дверь открылась, и все тот же мятый галстук замаячил на фоне коридора.

— На выход.

Практически приросший к телу спортивный костюм велели снять вместе с трусами и носками. Сильно смутившись подобному указанию, Учики все же разделся в темноте своей клетушки. На продавленной кровати его ожидала замена. То был чистый набор одежды. Новое, еще скрипящее неразношенностью нижнее белье пришлось как раз впору. А вот футболка оказалась чуть узковатой в плечах.

Но главной частью его нового туалета была форма. Брюки и куртка, практически ничем не отличавшиеся от тех, что Учики носил в родной токийской школе. Только материал оказался тяжелее, плотнее и мягче. Явно дороже. И ощущения, испытанные от прикосновения новой формы к телу, были намного приятнее прежних. Словно кто-то большой и гладкошерстный, может быть, огромная добрая собака, осторожно потерся о кожу. Заправляя простой черный ремень, Отоко ощутил, как согревается после коридорного холода.

Над сердцем на груди чувствовалось какое-то треугольное уплотнение. Карманы были пусты. Рукава обзавелись удобной черной молнией вместо пуговиц. В случае чего удобно будет расстегнуть и закатать. У задней ножки кровати стояли ботинки, пришедшиеся как раз по ноге. Вместо шнурков там тоже были молнии. Застегнув их, Учики завершил перевоплощение.

— Я готов.

Открывший дверь охранник вывел его в коридор, в этот раз не командуя. Он не шагал за спиной, как ведущий арестанта надзиратель, а просто шел рядом, указывая дорогу. Миновав все прошлые двери, за которыми крылись дни напряженного ожидания и неопределенности, они вышли к крохотному столику, скрывавшемуся в полутьме на краю освещения коридорных ламп.

— Ваши документы, — какая-то женщина протягивала ему пластиковую карточку. "Uchiki Otoko" — переливалась тисненая надпись латиницей. А внизу значилось: "Учащийся". И еще снизу: "Гражданин класса 2А". Учики повертел в руках карту, совмещавшую в себе паспорт, кредитную карту, карточку проезда на метро и еще черт знает что. Аккуратные скругленные углы под освещением ламп переливались всеми цветами радуги. — Удостоверение не теряйте, иначе вас любой патруль имеет право задержать до выяснения личности. Вот карта учащегося, предъявите при заселении в общежитие.

Крохотный прямоугольник гордо выпячивал на боку надпись: "Академия "Эклипс"". Больше там ничего не было, если не считать зашифрованного в водяных знаках и магнитных полосах статуса обладателя.

— А вот вам значок.

Женщина проворно нацепила на его форму твердый пластиковый треугольник, как раз на место уплотнения. Скосив глаза, Учики узрел на форме серебристый крест на лазурном фоне.

— Надевайте его, когда у вас учебный год, — назидательно произнесла женщина. — Всегда носите в будни. В городе строгий контроль, за тунеядство вас могут задержать.

— С-спасибо, — несколько обескуражено ответил Отоко. Такого не было даже в Токио.

— Можете идти, — женщина указала на дверь в конце коридора. — Куратор встретит вас на выходе и отвезет в общежитие, покажет город.

Вот так просто и кончилось его почти тюремное заключение. Учики все еще не мог поверить, что навсегда выбрался из темных холодных коридоров карантина, стоя на ступенях и оглядываясь на широкие двери без вывески. Мятый галстук выпроводил молодого человека и исчез за спиной, велев ждать куратора.

Здание, где его держали, оказалось мрачной серой коробкой, торчавшей на вершине холма, заросшего с одной стороны соснами, а с другой возвышавшегося над широким бетонным шоссе, въезд на которое виднелся у подножья. Веселая зеленая трава, окаймлявшая пешеходную дорожку, что начиналась от нижней ступеньки крыльца, еще не успела изжелтеть по-осеннему. Воздух здесь, вдали от города, был свеж настолько, что, казалось, опьянял не хуже алкоголя. Была в нем какая-то прохладная, мощная, почти объемная чистота. Таким воздухом хотелось дышать и дышать, навсегда вытравливая из организма затхлую пародию коридорного воздушка.

Учики оглянулся. Вокруг не было ни души, только трава, деревья, воздух и вид на дорогу, змеившуюся к серой абстракции большого города, подернутой легкой дымкой. Ни следа некоего "куратора". Юноша ступил на пешеходную дорожку, хрустнувшую под ногами. Никто, похоже, не сомневался в смирном поведении вольноотпущенника. Или кто-то проявил безалаберность.

Он мысленно пожал плечами и присел на нижнюю ступеньку лестницы. Велено было ждать у входа. Значит, надо ждать.

От рассаженных вокруг тюрьмы-карантина сосен струился пряный аромат настоящих растений. Дитя асфальтовых улиц, Отоко с особенно острым удовольствием вдыхал аромат, похожий на диковинный запах специй во вкусном обеде. Столь плотного присутствия флоры в атмосфере он не чувствовал прежде ни разу. Часов Учики не дали, поэтому он не знал, который был час, но, судя по молоденькому, едва румянившемуся на небосводе солнцу, утро только вступало в свои права, прогревая стылый после ночи мир. Зелень приятно ласкала глаз, особенно сочная в молодом свете.

Красиво. Красиво и хорошо. Вроде бы даже будущее налаживается.

Вдруг за спиной что-то хлопнуло, затылок окатило спертым воздухом коридоров. Уже оборачиваясь, он услышал звонкое:

— Учики-сан!

Она стояла на крыльце, как и всегда, подсвеченная своим внутренним солнышком и до боли прекрасная. Инори радостно глядела на застывшего в полуобороте Учики, и ее красивые переливчатые глаза светились искренней симпатией. Миловидное личико с тонкими чертами, улыбающиеся изящные губы, длинные густые волосы, перехваченные ленточкой — столь привычно и столь неожиданно. Она тоже была в школьной форме: короткая плиссированная юбочка, черный жакет с широким белым воротом, украшенный кокетливым галстучком. В отличие от мужской формы, женская оказалась украшенной вышитыми на предплечьях серебристой нитью распятьями. Невольно опустив взгляд, Учики увидел скромные черные туфли на стройных ножках.

Захотелось нервно сглотнуть.

— И... Инори-сан... — еле выдавил из себя юноша, стараясь не уронить отвисающую челюсть на ступеньки. — Э... А...

— Привет! — она ловко спрыгнула на ступеньку ниже. — Мне сказали, что тебя уже выпустили. Получается, мы поедем вдвоем?

— Э... А... — он судорожно пытался заставить тело встать, а рот — говорить. — Надо же...

— Учики-сан, ты чего? — она с любопытством и слегка недоумевающе глянула на таращившего глаза сверстника.

— Э... Я... — он все-таки поднялся на ноги и сейчас стоял у подножья лестницы, глядя на девушку снизу вверх. — Я как-то не ожидал...

— Я тоже. Мне только сказали, что мы снова будем учиться вместе, — она улыбнулась. — Это здорово. Как-то неуютно было бы оказаться на новом месте совсем одной.

— Э.. Да, — с ним творилось что-то неладное. Густой свежий воздух, напоенный ароматом сосен, смешался вдруг с тонким, едва уловимым ощущением в голове. То было ощущение Инори. Совсем рядом. Все такой же прекрасной. Улыбавшейся ему. Учики практически улавливал идущие от нее теплые волны дружеского расположения и мягкой радости. Внутри блаженно съежилось в комок сердце.

Нахлынули воспоминания о случившемся в Токио. Когда англичанин схватил их и приказал: "Целуйтесь". Он тогда едва не грохнулся в обморок, услышав подобное. А она... Она решительно взглянула ему в глаза и сама поцеловала. До сих пор Отоко никак не мог спокойно думать о том разе. Юноша почувствовал, как кровь приливает к щекам.

— Учики-сан... — увидев, что он покраснел, Инори догадалась о витавших у молодого человека на уме мыслях и сама украсилась легким румянцем. При этом смущенное девичье личико стало столь прелестным, что Учики не удержался и шумно сглотнул.

— Э... А... — снова завяз в невидимой смоле язык. — Э... Да, это х-хорошо, что мы снова будем учиться вместе. Может, мы там будем только двое из Японии...

Учики усердно шевелил невидимыми ручками в черепе, чтобы не выглядеть полным ослом. Инори смотрела все с той же добродушной простотой во взгляде, но он прекрасно понимал, что она так посмотрит и на абсолютно сумасшедшего. Кимико-сан была зачастую слишком доброжелательна.

— Точно-точно, — сказала она. — Немного страшно, правда?

— Д-да, как-то...

— Но знаешь, — она снова шагнула вниз по ступеням, оказавшись совсем близко. — Почему-то пугают только мелочи.

— М-мелочи? — он едва не попятился, унимая предательскую дрожь в голосе.

— Ну да, — теперь она улыбалась с еще большим смущением. — Меня больше пугает новое место, чем совсем новая жизнь.

— А! — из хаотично бившегося где-то в подкорке потока мыслей он вдруг выхватил нечто знакомое. — Да, я понимаю. У меня то же самое.

— Правда? — радостно вскинулась она. — А мне даже как-то стыдно стало...

— Н-ну, стыдиться в нашем положении нечего... — увидев благодарность в ее глазах, Учики почувствовал, как его повело. Ноги предательски ослабли, колени мелко задрожали, подкашиваясь. Пьянящий лесной воздух, внезапное появление здесь Инори и ее звонкий голос с размаху били по голове тяжелой доской. Отоко понял, что чувствует себя неважно. Если мыслить прозаически, то дело, скорее всего, было в долгом содержании молодого человека в душной сырой камере без доступа к солнцу. И, конечно, постоянное напряжение нервов в ожидании собственной участи. Но сказалось все на бедняге именно в тот момент, когда Инори благодарно взглянула в смущенные и слегка испуганные глаза.

Колени беспомощно подкосились, хлынувший, казалось, не только в нос, но и в уши воздух выбил неосязаемую пробку в голове и наполнил ее восхитительной, отдающей озоном, пустотой. Лицо Инори вдруг понеслось в небо, а сам он повалился куда-то вниз.

— Учики-сан, что с тобой?! — услышал юноша, хрустя о гравий пешеходной дорожки затылком. А потом он поплыл по невидимым радужным волнам, забыв обо всем.

— ... страшного, — липким щупальцем вполз в уши незнакомый голос. Говорил он, кажется, по-английски, потому что понимался с трудом. — Видимо, ослаб, да кормили не очень. Вот он на свежем воздухе с непривычки и свалился. Тут же он разреженный. Сейчас оклемается.

По глазам резануло чем-то ярким. Заморгав, Учики приподнял затылок, ощущая под спиной холодную жесткую землю.

— А вот и уже, — довольно пророкотал все тот же голос, принадлежавший, очевидно, мужчине. — Очухивается, курепчик.

Слезившимся глазам открылась нависавшая сверху европейская физиономия, сужавшаяся книзу линией аккуратного клиновидного подбородка. Серые глаза насмешливо буравили бледную физиономию Учики. Незнакомец оказался рыж: длинные отливающие медью волосы до плеч у макушки прятались под широкую красную бандану. Что это за неформал?

— Поднимайся, родной, — хмыкнул красноголовый, и Учики ощутил, как его руку стискивает чья-то крепкая лапища. Незнакомее буквально сдернул его с места, поднимая на ноги. Юноша почти неожиданно снова оказался стоящим.

— Учики-сан, ты как? — с волнением в голосе спросил Инори. Она стояла у края дорожки, встревожено сцепив руки в замок. — Ты так страшно упал.

— А... — он непонимающе переводил взгляд с нее на новое действующее лицо. — Да я как-то...

Юноша пощупал затылок. Вроде бы, ударился несильно. Болело чуть-чуть, но не более.

— Я жутко перепугалась! Слава Богу, Аксель-сан почти сразу пришел на помощь.

— А-Аксель-сан?

— Эт я, — шутовски изобразил полупоклон рыжий. Только сейчас Учики заметил, что вполне взрослый, лет тридцати, этот мужчина был облачен в наряд, больше подходящий кому-то помоложе: старательно изорванные джинсы, затрапезные кроссовки и футболка без рукавов, открывавшая жилистые руки. — Мне велено вас отвезти до места. Машина за углом стоит.

— Э... — очухивающийся Учики начал что-то понимать. — Так это вы наш куратор?

— Не-а, — Аксель заговорщически оглянулся и сказал на полтона ниже. — Меня ваш куратор попросил подвезти. Он по делам замотался.

— Эм... — снова подала голос Инори. — Аксель-сан, простите, только...

— Чего?

— Понимаете... — она замялась. — В свете того, что с нами случилось недавно, я не знаю, можно ли...

— А! — мужчина понимающе потер правый глаз основанием ладони. — Сейчас.

Он порылся в карманах джинсов и извлек оттуда некий пластиковый прямоугольник. Протянув непонятную карточку девушке, он сказал:

— Во, смотрите.

И зачем-то подмигнул Учики.

— Ой... — девушка удивленно глянула на полученную карту, затем, подняв глаза на Отоко, развернула ее к нему.

"Samuel Watanabe" — значилось там: — "CDM. Гражданин класса 1А".

"Ватанабэ!" — зажглась в голове сигнальная лампочка.

— Он просил вас подвезти, — разъяснил Аксель.

Съехав с холма, они сразу же выбрались на шоссе и пристроились в тамошний поток транспорта. Похожая на электробритву машина-циммер плавно шелестела колесами о качественно положенный асфальт. Тихо играла музыка в магнитоле. Флегматично лежали на баранке руля умелые руки Акселя. Лениво проплывали мимо зеленые холмы с редкими вкраплениями человеческого жилья. Вырастала вдали махина города.

Учики вжимался в широкое кожаное кресло позади водителя, стараясь не глядеть в сторону Инори. Юноша чувствовал себя отвратительно. Грохнуться в обморок прямо перед девушкой — это чертовски, чертовски болезненно доя мужского самолюбия. Наверняка, теперь она будет думать, что он редкостный... Редкостная... Редкостное... В общем, нехорошо будет думать. Но сам виноват — взял и свалился.

Патлатый водитель, словно издеваясь, что-то весело насвистывал себе под нос в такт игравшей музыке и косился через зеркало заднего вида на сидевших позади молодых людей. Учики как раскаленными щипцами жег его насмешливый взгляд. Если насчет Инори юноша мог сомневаться, то уж этот-то тип точно в душе насмехается.

Украдкой Учики бросил взгляд на девушку. Она с любопытством разглядывала пейзаж за окном. Как всегда, его слегка удивила и умилила эта ее детская непосредственность. Кимико всегда была такой — с широко открытыми глазами шла навстречу всему новому и хорошему, что может быть в жизни. Наблюдая за Инори со стороны, Отоко успел заметить, насколько открытой она была.

— Аксель-сан, — неожиданно сказала Кимико их шоферу. — А вы не знаете, где мы будем жить?

— Знаю, знаю, — добродушно прищурился он. — Вон мы как раз скоро в город въедем с юга. В той же части города вы и будете. Она тихая, спокойная. Понравится. Только сперва...

В бардачке что-то громко завибрировало, бряцая о невнятную железную мелочь, зазвучала какая-то старая мелодия. Рок-н-ролл. Аксель, сдернув одну руку с руля, поспешно открыл бардачок и извлек потрепанный расцарапанный наладонник. Ткнув пальцем в мерцавшую под дисплеем кнопочку, он буркнул:

— Чего?

— Того! — рявкнул на весь салон неприятный гнусавый голос. — Я предупреждал тебя?! Я предупреждал, маленький засранец, чтобы ты не пытался меня объегорить?!

— А-а-а! — издевательски протянул Аксель. — Шэмус, старая головешка, что за нервы?

— Я говорил тебе не перехватывать у меня ребят из профсоюза?! Говорил?!

— Говорил-говорил, — одной рукой управляя машиной, Аксель перестроился в соседний ряд. — И чего?

— А того! Со мной такие шутки не проходят!

— Да неужели?

— Да, неужели! Посмотри назад!

— А?! — встрепенувшийся Аксель и в самом деле посмотрел назад, подвинув зеркало. — Ой-й..

По шоссе, на предельно допустимой скорости, несся широкий обшарпанный циммер, явно нацелившись догнать их машину. Обернувшийся Учики разглядел, как за лобовым стеклом кто-то кровожадно размахивает руками на весь салон.

— Сейча-а-ас мы оторвем тебе голову и засунем в... — надрывался гнусавый. Аксель раздраженно ткнул пальцем все в ту же кнопку и отключил связь. Уронив наладонник на соседнее сиденье, он вцепился в руль. Их машина сразу начала резко набирать в скорости.

— Аксель-сан, что происходит?! — встревожено вжалась в сиденье Инори.

— А?! — скосил глаза в зеркало водитель. — Ниче не происходит, совсем ниче! Так, кучка негров хочет отбить мне потроха. Нам как-то некогда на это отвлекаться, правда? Так что мы едем!

Безбожно подрезав соседа, их автомобиль вырвался на не занятый машинами простор дороги и понесся во всю прыть. Преследователь неумолимо приближался. Учики почувствовал вновь подкатившую к голове и горлу дурноту. Кимико испуганно съежилась на своем месте, отодвинувшись от окна.

Под завывания магнитолы они катились на всех парах к черте города. Пасторальные картинки по обочинам сменились домишками, домами, автомастерскими, электро — и синтетическими автозаправками. Поспешно мелькнули за окном пешеходы на тротуарах. Зачастили широкие полотнища стен.

— Ох, только бы не грохнуться на повороте! — во всеуслышание заявил Аксель, до хруста выворачивая руль. Благоразумно пристегнувшаяся Инори ощутила, как ее тряхнуло, как впился в тело ремень безопасности. А вот Учики про ремень позабыл. Поэтому его неаккуратно швырнуло прямо на девушку. Когда вдруг лохматая голова Отоко ударилась о ее коленки, Инори только испуганно пискнула. Почувствовав носом гладкую и, чего греха таить, крайне приятную на ощупь кожу, мгновенно сделавшийся свекольно красным юноша поспешно отполз назад.

Машина преследователей исчезла, скрытая углом крупного жилого дома. Они выбрались на одну из окраинных улочек. Бешено вереща автомобильными гудками, Аксель маневрировал между мирно плетущимися легковушками и рассыпающимися в стороны пешеходами.

— Ох! — лихач в бандане снова вывернул руль, и Учики впечатало уже не в девичьи коленки, а в боковое стекло. Одним глазом ухватив истерично визжащую кошку, выскочившую из-под колес за миг до приготовления кошачьего пюре, юноша ощутил, как машина разворачивается в другую сторону, и его возвращает на круги своя.

Улицы замелькали сплошной винегретной полосой. Под недовольные визги прохожих и гудки машин их преследователи то и дело вываливались следом, упорно сидя на хвосте. Аксель, усердно тиская руль, вел их по ему одному известному маршруту. Но неказистый с виду враждебный циммер оказался на редкость скоростным и маневренным. Как ни петлял по улицам Аксель, преследователи все сокращали и сокращали дистанцию.

— Ой, мама, че они делают с твоим сыном! — неожиданно рыжий беглец от разгневанных шэмусов ударил по педали тормоза, заставляя Инори дернуться под ремнем, а Учики — впиться зубами в чехол переднего сиденья. Оглушающе громко скрипя резиной, их автомобиль развернулся поперек дороги, едва не сбив ковылявшую на краю тротуара старушку и не врезавшись в испуганно удравшую двухместную машинку-седан.

Преследователи хищно замедлили ход, останавливаясь на перекрестке. Аксель прекратил бегство на углу одного из невысоких жилых зданий старой застройки. Здесь было не очень людно, только из распахнутых дверей какой-то закусочной доносились встревоженные голоса, заглушающие старую, но красивую музыку.

Подобравшись вплотную, машина преследователей затормозила. Боковые двери почти синхронно распахнулись, и наружу полезли смуглые мужчины, на чьих лицах было крупными буквами выведено некое кровожадное намерение.

Некие дамы пели из дверей закусочной песню периода зарождения рок-н-ролла:

— Look in my eyes

And tell me you love me...

Аксель невозмутимо замер на водительском сиденье. Он смотрел на шагнувших к нему и желавших расправы с безразличностью сфинкса.

Tell me you love me

Or, darling, I'll be gone...

Они обступили машину с боков.

Учики, поняв, что ничего хорошего ждать не приходится, стискивал кулаки. Вряд ли их будут убивать прямо посреди улицы. Скорее всего, выволокут наружу и сильно изобьют. Или попробуют увезти. Но просто так даваться нельзя. Не в этот раз. Потому что стоит им попробовать хоть пальцем тронуть Инори-сан...

Look in my eyes

And tell me that you are the one for me...

— Инори-сан, — тихо произнес Учики. — Отстегивай ремень. Если они откроют дверь, я попробую ударить того, что будет с твоей стороны, а ты беги.

And that our love will always be

Or, darling, I'll be gone...

— Учики-сан... — перепугано прошептала девушка.

— Спокойно, дети, — отозвался с переднего сиденья Аксель. — Глядите.

И указал рукой на двери той самой закусочной. А в этих дверях, мрачно жуя и держа в одной руке хлеб с сосиской, стоял...

— Значит, так! — проглотив откушенное, громко окрикнул смуглых Ватанабэ. — Объясните-ка мне, что за безобразия тут совершаются?

Все четверо вылезших из машины преследователей как по команде развернулись к толстяку в черном костюме с ярким красным галстуком. Усмехнувшись себе в эспаньолку, Сэм вперил в старшего из незнакомцев, безошибочно вычлененного из группы по виду, повадкам и проблеску интеллекта в глазах, мертвенный взгляд стекол своих черных очков.

— Я спрашиваю, кто тут стучит лысиной по паркету, когда я ем?

— Дергай отсюда, — угрожающе рыкнул старший, похожий на развратного мулата в широких штанах с неизбежно провисающей промежностью и толстовке с длинными рукавами. — А то пузо отобьем.

— Мальчик, — Сэм снова окинул группку агрессивно настроенных мужчин, похожих на обитателей негритянского гетто. — Я знаю, к чему ты клонишь. То, к чему ты клонишь, означает, что мне придется ронять мою еду. А если я уроню свою еду — вам будет очень плохо.

— Че?! — непонимающе вытаращил глаза старший. — Че ты мелешь?!

— Если по-простому... — Сэм покосился на сосиску и хлеб в руке. — Дергайте отсюда сами, а то я рассержусь.

— Че?! — еще сильнее вытаращился старший. — Да я тя...

— Нет, не дождетесь, — Ватанабэ осторожно отставил руку с едой и полез под полу пиджака. — Не буду едой швыряться.

— Пацаны!.. — заорал было старший, выдергивая из-за пояса дешевенький старый пистолет. С такими ходили мелкие преступники, всеми правдами и неправдами добывая классическое огнестрельное оружие. Убивало-то оно как следует. Но, увы, бандитский менталитет нашел совсем не то время, чтобы проявить себя в столице государственного объединения, без лишнего пиетета относившегося к криминалу.

Рука Ватанабэ выпорхнула из-под пиджака с внушительного вида револьвером. Аккуратный массивный барабан шевельнулся, когда направленное на агрессивного молодчика дуло изрыгнуло гром и пламя. Свинцовый шмель молниеносно ужалил бандита в ногу, разнеся ляжку и ударив в асфальт. Чувствуя, как расходятся в стороны порванные ткани, мулат оступился и с диким воплем повалился лицом в землю. Выроненный пистолет зацокал об асфальт.

Дуло револьвера уже смотрело в лоб ближайшего к вожаку преследователя, тянувшегося к поясу. Хищно алкавшая оружейной рукояти ладонь испуганно скрючилась. Остальные двое точно так же застыли на полпути, слушая жалобные крики схватившегося за ногу предводителя. В жизни не бывает, чтобы толпа злодеев бросалась на героя, не обращая внимания на жертвы в своих рядах. Реальный наглядный пример — весьма убедительное средство воздействия. В особенности на столь трусоватых особей, как бандиты.

— Не надо вредных иллюзий, — сказал Ватанабэ. — Даже при сильной отдаче я попаду.

— Я, собственно, тоже! — сбоку послышался щелчок открываемой дверцы, и вслед за дулом пистолета наружу выглянул Аксель. Если с непонятным толстяком еще можно было тягаться, попробовать достать, то прикрытый дверью рыжеголовый совсем не оставлял шансов. Как неудачно, что он тоже был с пушкой. Один бы он ее против четверых не достал, расклад-то знакомый... А вот теперь сковывающее руки преимущество потеряно.

— Значит, так, засранцы, — убедившись, что до них дошло, продолжил Сэм. — Оружие на землю, разворачиваетесь и уезжаете. Подранка вашего здесь оставите. Пусть посидит.

Они оказались послушны. Оружие медленно вытекло из-за поясов и осторожно опустилось на землю. Разгибаясь, тот из бандитов, что стоял ближе к Ватанабэ, прошипел сквозь зубы:

— Я тя найду, жирный.

— Ищи-свищи, — повел стволом револьвера в сторону машины Сэм. — Кыш.

Под жалобные просьбы раненого не бросать его на произвол неизвестных троица поспешно откланялась. Забравшись в машину, они медленно дали задний ход, скрываясь из виду.

— Ура, — коротко сказал Сэм, откусывая внушительный кусок от бутерброда, сохраненного ценой кровавой лужицы на асфальте. Подстреленный все скулил, пытаясь унять хлеставшую из развороченной ноги струйку красного. Убрав револьвер, Ватанабэ шагнул к подранку. — Хватит стенать.

Толстяк запихнул в рот остатки бутерброда и, оттянув одной рукой за волосы голову мулата, кулаком другой коротко, без замаха, ударил в челюсть. Стоны и причитания мгновенно стихли. Раненый обмяк и отпустил рану. Ухватив бессознательное тело за шкирку, Ватанабэ поволок его с проезжей части.

— И как это понимать? — философским тоном спросил он у Акселя, виновато прячущего пистолет под сиденье.

— Да как-то... — смущенно отозвался волосатик, почесывая прикрытую банданой макушку. — Так вышло...

— Вышло, проворчал Сэм, отряхивая руки и отходя от истекавшего кровью мулата. — А если б не успел?

— А нефиг доверять мне ответственные задания, — огрызнулся Аксель.

— Детишки-то хоть целы?

— Да вроде, — водитель-убегатель заглянул в салон. — Целы.

— Ну и хорошо, — Ватанабэ уже был у машины. — Иди, вызывай полицию. А то мало ли, вдруг еще не вызвали.

— Угу, — буркнул Аксель, направив недовольные стопы к закусочной, из дверей которой выглядывали перепуганные лица посетителей и хозяев.

Сэм проворно плюхнулся на водительское сиденье.

— Здорово, парочка! — помахал он рукой за спину.

— Зд-дравствуйте, Ватанабэ-сан, — вежливо поздоровалась Инори, чувствуя, как зубы так и норовят постучать от страха. Учики промолчал.

— Ничего так первый день на новом месте, а? — спросил толстяк, заводя машину. — Поедем-ка мы от греха подальше. Пусть Аксель сам разбирается. И с полицией, и с женой. А вам пора в общежитие.

Циммер, осторожно разворачиваясь, поехал прочь от перекрестка, на углу которого все еще лежал раненый преступник.

— В-ватанабэ-сан, а что это было? — понемногу успокаиваясь, спросила Кимико.

— Это бандиты. Они в последнее время обнаглели, — ответил Сэм. — У Акселя с такими старая история.

— П-понятно, — она притихла.

В этот раз улицы проплывали за окнами не столь поспешно, не сливались в чехарду разноцветных полосок. Учики глядел на чистые, ухоженные фасады, аккуратные тротуары и мелькавшие кое-где клумбы. Меркури даже на своих окраинах держал марку лица Союза. Места, если не считать недавней погони, представились довольно уютными. Здесь не было скучных монотонных коттеджей и одноэтажных домиков, повсюду царили как минимум пятиэтажки. Но скованные бетоном, стеклом и асфальтом улицы не отталкивали. Сейчас, прогреваясь под предполуденным солнцем, они казались даже симпатичными.

Чувствуя, как угасает в крови адреналиновый пожар, юноша расслабленно выдохнул. Все обошлось. Какое счастье, что этот Ватанабэ не дал им пострадать от их с дружком безалаберности. Он заерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее.

— Учики-кун, — тихо позвала вдруг Инори. Она вдруг назвала его "куном". Приятно.

— Что такое? — столь же тихо отозвался юноша, поворачиваясь.

— Спасибо тебе, — на щеках Кимико снова показался румянец. — Тогда, до того, как показался Ватанабэ-сан... Ты ведь собирался меня защитить?

— Э... — чувствуя, как наливаются огнем уши, он пролепетал: — Ну... Да.

— Спасибо, — повторила она. — Я очень рада.

— В-всегда пожалуйста, — запинаясь, пробормотал Отоко.

Видя его смущение, Инори улыбнулась. И, когда сквозь окошко волосы девушки подсветило нимбом солнце, сердце Учики Отоко невольно пропустило удар.