Сквозь страх

Я замер, выставив перед собой меч, готовясь принять на его острие то, что кинется на меня из этого сумрака. Но ничего не кидалось. Впереди, в десятке метров от меня, было что-то живое, что-то способное двигаться, но оно стояло, рассматривая меня, в то время как я пытался вычленить его очертания на фоне измененных причудливыми формами стен.

Снова движение, кажется немного ближе. А может у меня просто разыгралось воображение, и там ничего нет? Пошевелилась словно бы сама стена, словно бы всколыхнулась и снова приняла первоначальную форму.

— Кто здесь? — хрипло крикнул я, мимоходом подумав, что этот идиотский вопрос задают все герои фильмов ужасов и в качестве ответа получают выстрел из дробовика в лицо или удар ножом в солнечное сплетение.

Существо не ответило, но я снова уловил его движение. Оно приближалось, а тусклый свет ламп мешал мне разглядеть, что именно двигалось ко мне. Раньше здесь наверняка было светлее, но та дрянь, что заполняла собой стены и потолок, затмила большинство ламп, создав этот отдающий жутью полумрак.

Я сделал шаг назад, прикрываясь щитом и мечом от неведомой мне пока опасности. Еще шаг. Стоп. Я что, бегу от своего страха, даже не выяснив, от чего именно я бегу? Или это и жило у меня в глубине души? Страх неизвестности? Страх серой твари в сером коридоре, боязнь монстра из-под кровати? Да черта с два! Я никогда не боялся теней, никогда не засыпал при свете из страха, что бука высунет свои когтистые лапы из-под кровати, стоит только лампочке погаснуть.

— Это все не по-настоящему! — крикнул я, шагая вперед. Эйфель говорил, что это не поможет, но попробовать-то не мешает. — Эй, ты, тварь! Покажись! Я не боюсь тебя, чем бы ты ни была! Ну? Я иду к тебе, что же ты?

Стена пришла в движение, и что-то серое отделилось от нее, преграждая мне путь. И когда это что-то зашипело, приподняв верхнюю губу и обнажив четыре ряда зубов, кусочки головоломки сошлись в нужных точках. Подвижная внутренняя челюсть, удлиненный череп, лишенный ноздрей, потому что дышит это существо через четыре широкие дыхательные трубки на спине, длинные и сильные ноги с тремя суставами, выполняющими ту же функцию, что коленный сустав у человека... Не узнать это существо, носящее титул самого знаменитого монстра за всю историю кинематографа, было невозможно.

Я понял, и кто был передо мной, и почему мне было так знакомо место, где я нахожусь, и чего здесь недоставало.

Недоставало дыма, пламени и взрывов систем пошедшего в разнос реактора. Недоставало искусственного голоса, вещающего: "Эвакуация всего персонала. У вас есть 15 минут, чтобы достигнуть минимального безопасного расстояния".

Я был в подземных катакомбах реакторной зоны колонии "Надежда Хадли", что на LV-426 — планете, которую большинство людей называли просто: планета чужих.

Нет, не так. Я был в созданной специально для меня копии реакторной зоны "Надежды Хадли", а передо мной стоял на четвереньках, скаля зубы, не чужой, внешний облик которого был любовно проработан легендарным Гансом Рудольфом Гигером, а лишь его образ, ждавший меня и только меня.

— Вот почему вы так угваздали стены... — Сказал я ксеноморфу, — Под себя, под свой облик! Вас на их фоне практически незаметно! Ну, давай! Жри меня! Ты же за этим здесь?

Я не испытывал страха. Совсем! Изнанка ошиблась, один из самых страшных монстров Голливуда не был моим личным страхом. Я готов был встретиться с ним лицом к лицу, и готов был драться с ним, хоть и осознавал, что шансы мои достаточно призрачны. Ну и что? Ведь это все не по-настоящему!

— Давай, тварь! Иди сюда! Возьми меня!

Но чужой не торопился нападать. Он стоял, будто каменное изваяние, не шевеля даже кончиком своего длинного хвоста, увенчанного смертоносным костным лезвием.

— Если ксеноморф не идет к Магомету, то...

Я не договорил. Чужой молниеносно развернулся и стремительно растворился в сумраке коридора. Ушел. Сбежал!

— Это все, Изнанка? — крикнул я. — Это все, что ты мне приготовила? Одна вымышленная тварь, которая должна была напугать меня до беспамятства? Это все???

Я расхохотался и тут же заставил себя замолчать, слишком уж истеричным был мой смех, слишком велико напряжение и слишком быстра развязка. Неужели это все? Могущественный Эйфель был с позором исторгнут обратно, а я так легко расправился со своим страхом, обратив его в бегство? И что теперь? Видимо, идти вперед. Я же должен ПРОЙТИ Изнанку, чтобы оказаться в своем мире. Ну, вперед, так вперед.

Я зашагал вслед за сбежавшим чужим, уже не таясь и ничего не опасаясь, борясь с желанием побежать вприпрыжку. И когда коридор внезапно закончился — я не вышел, а буквально вылетел в просторный зал, истинные размеры которого были скрыты от меня серым сумраком. Вылетел, и едва не врезался в большое кожистое яйцо, очертания которого знакомы каждому, кто видел хоть один фильм из франшизы "Чужой".

Меч я вскинул рефлекторно, и лезвие замерло перед моим лицом, готовясь перерубить пополам лицехвата, который вздумает отложить мне эмбрион в пищевод, и лишь убедившись, что яйцо закрыто и никто на меня не бросается, я поднял глаза, оглядывая место, где я оказался.

Яиц было несколько десятков, но не они заставили мое сердце биться быстрее. В центре зала я различил стоящую на коленях человеческую фигуру, которую узнал бы везде и в любой ситуации. Среди инопланетных яиц, каждое из которых хранило в себе страшную и мучительную смерть в обличии подвижной восьминогой твари, сидела Света, прижимая к себе ребенка. Моего сына!

— Это все не по-настоящему... — прошептал я, делая шаг вперед.

Малыш стоял на ногах и ростом был уже сантиметров семьдесят. Я был дал ему год или около того, и этого не могло быть просто потому, что быть не могло. Он еще не родился, он еще в утробе матери, но я точно знал, что передо мной — моя жена и мой сын. У него были мои черты лица, которые я различал даже отсюда.

Мне казалось, что мое сердце не может биться быстрее, чем во время встречи с чужим несколько минут назад, но оказалось, что я ошибался.

Я махнул им рукой и громко зашипел: "Идите сюда!", но они не двинулись с места. Света с мольбой смотрела на меня, а Стас... Стас смотрел куда-то вверх, и в эту секунду потолок над нами пришел в движение.

Она зашевелилась. Матка. Королева! Четырехметровое чудовище, подвешенное в гамаке из слюнных нитей под самым потолком, кажущееся неимоверно громадным из-за длинных конечностей и костяной короны, украшавшей его жуткую голову. Теперь мне казалось странным, что я не заметил ее раньше, но сохраняя неподвижность, она полностью сливалась с измененным ей интерьером реакторного зала, да мой взор был направлен на другое. На других!

В каждом ее неторопливом движении угадывалась мощь и уверенность в себе. Она потягивалась на своем ложе, одновременно разминая затекшие от долго бездействия мышцы, и давая мне понять, что она — здесь. Что она — хозяйка этого мира, а я — лишь временный гость в нем. Жалкий, ничтожный гость! Еще один живой кокон для ее детей.

Из-под костного панциря, являвшегося продолжением короны, выдвинулась продолговатая голова, давая мне возможность полюбоваться двумя рядами острых зубов, внутренняя челюсть была до поры скрыта за ними. С прозрачных губ королевы на пол шлепнулись несколько крупных и густых капель слюны, и мне оставалось только порадоваться, что они упали не на мою голую кожу. Вряд ли слюна королевы также агрессивна, как ее кислотная кровь, но, скорее всего, и она доставила бы мне множество неприятных ощущений.

Королева смотрела на меня. Я не видел ее глаз, я не мог даже понять, что из ее уродливой морды — глаза, но я чувствовал ее взгляд. Она изучала меня, оценивала, определяла степень угрозы для себя и своих детей. Примерно тем же был занят и я, и вывод, к которому я пришел, был неутешителен. Если уж Рипли, вооруженная автоматом калибра 10 мм и огнеметом, не смогла ничего противопоставить этому существу, то мои меч и щит — не более, чем игрушки. Королева, по всей видимости, думала так же. Ей достаточно было одного взмаха когтистой лапы, чтобы убить меня. Да какое там, ей достаточно было просто пожелать, чтобы я умер, и десяток ее порождений, которые наверняка где-то здесь, рядом, разорвали бы меня в клочья, но королева медлила.

— Это все не по-настоящему...

Чего хочет от меня Изнанка? Что хочет показать мне, чем втоптать в землю мою психику?

Да, королева пугала меня, но ровно в той степени, в какой напугал бы меня встреченный в лесу медведь. Да, я боялся за Свету и Стаса, сидящих под ее брюхом... Настоящие они или всего лишь порождения Изнанки — я не хотел видеть их смерти.

Это что ли мой страх? Страх за близких?

— Света! — крикнул я, уже не таясь. — Иди сюда!

Света испуганно замотала головой.

Королева недовольно заворчала. Ей не нравилось, когда в ее царстве раздавались громкие звуки. Краем глаза я увидел какое-то движение справа, но, повернувшись, снова не смог сфокусироваться на чем-то конкретном. Чужой был рядом и, скорее всего, не один, но пока они ничем не выдавали себя и не торопились бросаться на меня.

— Иди сюда, не бойся! Они не враждебны!

Вернее было бы сказать "Они пока не хотят нас убивать".

Света поднялась с пола, взяв на руки малыша и вызвав волну движения по всей комнате. Боже мой, да сколько их здесь? Пять? Десять? Как будто одной королевы недостаточно.

Света сделала шаг ко мне, и королева тут же среагировала, преградив им путь свесившейся с ее гамака передней лапой. Просто преградив путь, давая понять: дальше — нельзя.

— Почему? — крикнул я в ее оскаленную пасть. — Что ты хочешь от меня? Все равно это все иллюзия! И ты, и твои уродцы, и Света, и ребенок. Это все не по-настоящему, тварь! Тебя нет! Есть только Изнанка...

— Она и есть Изнанка, — негромко сказала Света, — и ты не прав. Мы — не иллюзия. Мы — настоящие. Ты просто слишком долго шел, ты просто был слишком самоуверен...

— Нет!

Ближайшее к Свете яйцо вдруг зашевелилось. Его острый конец медленно распустился четырьмя лепестками, словно какой-то гигантский уродливый цветок. Внутри яйца что-то двигалось... Что-то пробуждалось к жизни, потягиваясь и извиваясь. И я знал, что это, и что оно собирается делать дальше.

— Беги! — крикнул я.

Не думать! Действовать! Разум говорил мне одно, а сердце — совсем другое. Сердце уверяло, что передо мной — мои жена и сын, во плоти, настоящие, живые, и живыми им оставаться недолго.

Я бросился вперед, рубанув мечом висевшую в воздухе лапу, но это было все равно, что ударить мечом по стальной шпале. Руки загудели, правое плечо отозвалось болью, а меч зазвенел о металл, упав где-то в нескольких шагах от меня. Но какое-то подобие боли я, видимо, причинил и королеве, потому что лапу она отдернула, освобождая мне дорогу к Свете. Вот только сделать я не успел ни шагу...

Ко мне метнулись сразу три серые тени, сминая меня, отбрасывая в сторону и распластывая на покрытом слизью полу. Они не били, не рвали меня на части, хотя могли бы, эти стремительные драконы, пробивающие головы одним движением своей внутренней челюсти. Они просто отбросили меня от своей королевы, на которую я осмелился напасть! Они выполняли ее приказ, а королева, Изнанка, хотела, чтобы я видел все, что произойдет дальше.

— Не вини себя! — успела крикнуть Света до того, как выпроставшийся из яйца лицехват одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и прижался к ее лицу, обвив шею своим хвостом. Сбивая с ног, заваливая на пол, в эту серую слизь, сжимая шею и лишая сознания, но не убивая. Эмбрион должен развиваться в живом теле, чтобы спустя сутки выбраться наружу, в жутком подобии родов. Не просто приходя в мир сквозь боль, а забирая жизнь носителя в угоду себе, разрывая грудную клетку изнутри.

Света до самого момента падения прижимала ребенка к груди, подавив в себе рефлекторное желание вцепиться руками в повисшую на лице гадину. Материнский инстинкт: спасать ребенка, а не себя... Наверное, это и убедило меня в ее реальности. В том, что передо мной действительно моя жена, и я только что стал свидетелем ее смерти. Отложенной смерти!

Малыш заплакал.

Ожило еще одно гигантское яйцо, хранящее в себе форму жизни, несущую смерть.

Я вскочил на ноги, одновременно хватая валявшийся рядом щит. Какое-никакое, но оружие. Там, рядом с бессознательным телом своей мамы, ползал по липким выделениям чужих мой единственный сын: испуганный, потерянный и находящийся в шаге от смерти.

Что-то бросилось на меня, и я подставил щит под удар, подобный удару средневекового тарана. Что-то обвилось вокруг моих ног и дернуло, снова опрокидывая меня на спину. Мощные челюсти, усеянные острыми как кинжалы зубами, сжали мое правое плечо, и оно взорвалось яркой болью, затуманившей сознание.

Крик малыша оборвался, и у меня не было сомнений в том, что это значит.

Я бился в лапах нескольких серых тварей, количество которых не мог даже сосчитать, да мне было и все равно, сколько их там. А потом в мою голову вихрем ворвалась одна простая мысль, и я обмяк, позволяя ксеноморфам делать со мной все, что они пожелают. Уж что-что, а повадки чужих я знал хорошо.

Они не убивают без необходимости. Они тащат к себе в логово, поближе к королеве и отложенным ею яйцам, чтобы дать возможность родиться еще одному ксеноморфу! Меня не нужно никуда тащить, вот он я! Обматывайте меня клейкими нитями, пакуйте! Тащите ко мне яйцо! Подарите мне еще несколько часов, да хотя бы и минут, в обществе тех, кого я люблю! Дайте мне возможность сказать им... Сказать им хоть что-то!

Я опустил руки, перестал отбиваться, ожидая, что меня сейчас поволокут куда-то, но меня лишь поставили на ноги, крепко оплетя ноги хвостом и держа за плечи лапами и зубами. Хватка ослабла, но боль не угасала — я чувствовал зубы чужого в своем плече, и чувствовал, что стоит мне дернуться — он сожмет их, уже не просто удерживая, а дробя кости.

Зато теперь я мог оценить количество нападавших. Меня держали трое. Еще двое стояли в шаге от меня, готовые в случае чего тут же прийти на помощь, но я трезво оценивал свои шансы. Слишком сильны, слишком крепки, слишком подвижны.... Но я и не собирался сопротивляться. Больше не собирался. Я ждал... Вот сейчас меня поволокут к яйцу, из которого мне на лицо бросится мерзкое нечто, и мое сознание угаснет на несколько часов.

Но вместо этого ко мне двинулась королева.

Медленно и грациозно она опустила на пол свои коленчатые задние лапы, а затем выпуталась из паутинного гамака, помогая себе всеми четырьмя передними, и сделала шаг ко мне. Все это она проделала настолько беззвучно и величественно, что единственным звуком, нарушавшим тишину реакторного зала, было дыхание. Сбитое и хриплое — мое, и размеренное, сопровождавшееся легким присвистом — королевы.

Я видел, как натянулась кожа яйцеклада в том месте, где этот громадный мешок соединялся с мускулистым телом самой матки. Она тоже почувствовала это, и остановилась, опасаясь порвать это соединение. Нас разделяло около метра, и это расстояние тут же сократили мои безмолвные конвоиры, подтолкнув меня вперед. Совсем как люди, как охранники большой шишки, скрутившие хулигана, попытавшегося бросить в него тухлое яйцо, и теперь держащие его, чтобы позволить боссу самолично сломать ему челюсть.