Исправить всё

Послушай, уважаемый, — обратился он к спекулянту, — Я член профсоюза и готов купить у тебя этот билет за пять рублей.

Может быть, потому, что спекулянт рассчитывал продать билеты иностранцам и побоялся связываться с соотечественником, может быть, оттого, что соревнования давно уже начались, и он не хотел остаться с не проданными билетами, но только, спекулянт плюнул и продал этот билет, за льготные пять рублей, члену профсоюза. Таким образом, Сергей попал на женские баскетбольные матчи Олимпиады. Не добравшись до своего места, он сел на пустующее кресло и начал болеть за свою команду. Вообще-то, по этим билетам можно было посмотреть подряд три матча, проводимые в этот день, но ему повезло, и он попал на игру нашей сборной с итальянками. За нашу сборную играла Ульяна Семенова, баскетболистка, ростом 206 см и весом за 100 килограммов. Она выглядела на площадке, по сравнению с другими баскетболистками, как курица, по сравнению с цыплятами. Стоило ей повести рукой, и ее соперниц, как ветром сдувало. Так получилось, что вокруг Сергея сидели одни иностранцы, точнее, он просто сел на место одного из них. Почему в зале так много свободных мест, он понял несколько позже, когда увидел, что, периодически, то одни, то другие из иностранцев, поднимаются и направляются в буфет. Вскоре он увидел, как два иностранца направляются в сторону его кресла. Жестом, он спросил у приближающихся людей, не их ли это место. Но, увидев, что место занято, они лишь махнули рукой, мол, сиди, и сами сели на другие места. Таким образом, он остался смотреть матч в их компании. Так вот, когда иностранцы увидели, какая Семенова здоровая, и как от нее шарахаются в разные стороны соперницы, это вызвало у них такой смех и восторг, что каждое ее касание мяча они начали приветствовать криками, — Уля! Уля! — Сначала, Сергей даже не понял, почему они болеют за чужих, но потом, и он проникся этой атмосферой всеобщего братства, царившего на тех Олимпийских играх. Это не штамп, никогда, ни до, ни после этого, он не испытывал таких чувств, как в том зале, когда все люди вскакивали и в одном порыве скандировали, — Уля! Уля! — Не потому, что все болели за нашу сборную, а потому, что всем было хорошо, весело, и еще потому, что эти русские, оказывается не такие страшные, как показывают в кино, и всем верилось, что дальше жизнь будет лучше, и не будет войны.

Именно в тот приезд, зашел Сергей в ГУМ и поразился — в магазине не было ни одного покупателя. Пройдя по совершенно пустым коридорам и посмотрев на совершенно пустые прилавки, Сергей отправился на Ленинградский вокзал. Подойдя к кассе, он попросил один билет на "Красную стрелу", на что получил следующий ответ,

Извините пожалуйста, билеты на "Красную стрелу", мы будем продавать через двадцать минут. — К хорошему быстро привыкаешь, Сергей посмотрел на часы и сказал,

Нет, так долго я ждать не могу. Дайте мне билет на поезд, который отправляется через пять минут, — что и было, тут же, сделано. Все сказки рано или поздно кончаются. Он вошел в вагон, на перроне иностранцы пели, что-то вроде,

Мир, дружба, эгегей! — Поезд тронулся, из динамиков раздалось, — Счастливого пути! — А в полночь, как и положено в сказке, карета снова превратилась в тыкву, кучер в крысу, но у Сергея на всю жизнь остались чудесные воспоминания о Москве, населенной москвичами и о том, как может выглядеть мир, если относиться друг к другу по— человечески.

— Давай поступим так, как рекомендуют поступать своим туристам в американском путеводителе по Москве, — предложил Сергей.

Интересно, как? — Поинтересовался Виктор, — Просто я не читал этого путеводителя, потому и не знаю.

Да я тоже не читал, но люди говорили, что там написано, " Будучи в Гуме, подойдите к фонтану и купите там мороженое".

Ну, что же, — согласился Виктор, — Давай воспользуемся вражеской рекомендацией.

Купив по мороженому, они вышли на Красную площадь.

Ну, куда теперь? — посмотрел на Сергея Зиновьев, — Может в Мавзолей?

Нет, — воспротивился Сергей, — Только не туда.

Интересно, почему? — искренне удивился Виктор, — Все приезжие идут туда посмотреть на Ленина.

Так уж и все? А потом я не все, и если честно, — объяснил Костров, увидев, что Виктор обиделся, — Ну, не хочу я смотреть на покойника и все. Что в этом странного? Пойдем лучше посмотрим на творения великих людей, — и он потащил Зиновьева к собору "Василия Блаженного".

Глава 23

Между тем, Василий начал действовать. Доехав до первого телефона-автомата, он набрал номер, дождавшись, когда на том конце поднимут трубку, он произнес слово, "милейший", что означало, дело чрезвычайной важности и отдал какой-то приказ своему собеседнику. Затем, уже не спеша, сел за руль своего автомобиля и поехал по улице Профсоюзной, свернул на улицу Гарибальди, потом свернул еще раз и углубился в переулки столицы.

На одном из них, он остановил машину, открыл капот и стал ждать. Через пять минут, рядом с ним остановилась двадцать первая "Волга". Из нее вышел молодой, спортивного вида парень и подошел к Василию.

Ну что, шеф, загораешь? — спросил он, подходя и заглядывая в салон машины.

Да вот, заглох. Может, чем поможешь? — Кольцов вышел из машины и подошел к капоту, приглашая незнакомца посмотреть на двигатель. О чем-то, некоторое время они разговаривали, потом парень отошел к своей машине, открыл багажник, достал из него сумку с инструментами и снова склонился над капотом жигуленка, что-то там ремонтируя. Вместе с ним, склонился над капотом и хозяин автомобиля, что-то выясняя и рассказывая автомобильному мастеру. Под конец, он попытался вручить парню червонец, на что тот обиделся,

Это ты брось, обидишь, я ведь тебе просто помог, от души. Сегодня я тебе, завтра мне кто-нибудь, глядишь, и мир лучше будет.

Василий попрощался с парнем, завел свой автомобиль и отправился к дому. Этим же вечером в 22-00 он из телефона-автомата позвонил куда-то, сказал пару слов и выслушал какое-то сообщение, после чего, не прощаясь, положил трубку и спокойно отправился домой спать.

На следующий день, с утра, оставив Сергея дома, Виктор вышел на улицу, сел в свой автомобиль, доехал до первой телефонной будки и куда-то позвонил из нее. После чего, вернулся домой. Войдя на кухню, где Костров, в ожидании друга, заваривал чай, он подошел к столу, и в ответ на вопросительный взгляд Сергея, написал на уголке газеты, — Сегодня в 21-15, — потом оторвал этот уголок и сжег его в пепельнице. А дальше, они пили чай и болтали о разных пустяках, так, что, если квартира прослушивалась, а, скорее всего, так и было, то их вероятные противники не должны были догадаться, что друзья задумали на сегодня, какую-нибудь, операцию.

Я утверждаю, что заварка должна быть свежей, — Сергей вылил из заварного чайника старую заварку, помыл его и обдал кипятком, потом насыпал в него немного чая, залил кипятком и накрыл чай полотенцем.

Не знаю, по мне, так в новой заварке не хватает аромата, — заметил Виктор, наблюдая за манипуляциями Сергея с чайником, — Я не хочу сказать, что нужно пить чай, трехдневной старости, но настояться, в течение, скажем, трех часов, чай должен.

О! Вот видишь, у нас уже есть тема для дискуссии, и надо сказать, я знаю многих людей, которые могли бы спорить о чае целый день. Ты только подумай: одни пьют черный чай, другие — зеленый, одни — рассыпной, другие — в пакетиках, одни — с ароматическими добавками, другие — без. А, что уж говорить о сортах: принцесса Нури, принцесса Гита, принцесса Канди (все это — цейлонский чай), чай сэр Кент, чай Липтон, чай Биг Бэн, чай английский, чай индийский, чай цветочный, чай травяной, в общем, страшная уйма чая существует на этом свете.

Из которых, — подхватил Виктор, — У нас в Москве продается только Индийский, Цейлонский, Грузинский и Краснодарский, да и те, после Аварии исчезли из продажи.

В самом деле, — Сергей снял с чайника крышку, помешал заварку, опять закрыл крышку и накрыл чайник полотенцем, — Говорят, что чай и грибы сильнее всего впитывают в себя радиацию.

Друзья сели пить чай с булочками. За чаем они изучили, что

пишут газеты. К своему удивлению, ни 26-го, ни 27-го

апреля в газетах не было написано ни строчки об этих

событиях, словно ничего и не было.

Да, многого я и не ждал от нашей прессы, но чтобы вот так? — удивился Сергей, — Ни слова, молчок. Как будто, если промолчать о катастрофе, так, вроде, ее и нет. Это прямо какая-то страусиная политика. Неужели эти умники не понимают, что все равно люди об этом узнают, и после просто не станут читать их газет, а будут узнавать новости из Голоса Америки? Кстати, — он посмотрел на Виктора, — Это упрек и к вашему ведомству.

Брось, причем здесь мы? На это и все другие дела, есть другое ведомство, — и он показал пальцем наверх.

На что Сергею оставалось только промолчать. Он знал, что Партия сама себя разрушит. Беда была в том, что заодно, вернее, в первую очередь, она разрушит нашу страну и сломает судьбы двухсот миллионов людей.

Ничего, — подумал он, — Придет время, доберемся и до вас. А сейчас, только бы решить эту проблему.

Глава 24

Добрым словом и пистолетом

можно добиться большего,

чем одним добрым словом.

Аль Капоне.

В 21час 05мин двое мужчин в торжественных костюмах и две девушки в красивых вечерних платьях, с цветами и с подарками, вышли из машины и прошли к подъезду элитного дома, расположенного на улице N. В подъезде дома дежурил консьерж, но прибывших ожидал жилец этого дома, некто Коган А.П., который, заранее предупредил, что по поводу помолвки его дочери, у них ожидается вечеринка. Все это было аккуратно записано консьержем в журнал дежурств. Через три минуты прибыли еще двое мужчин, которые также были радостно встречены хозяином квартиры. Пусть никого не удивляет легкость, с которой прошли в элитный дом посторонние люди, но в то время, когда еще люди ничего не знали о терроризме и заказных убийствах, бдительность стражей оставляла желать лучшего. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что если бы такое убийство все же случилось, и его совершили не по приказу Партийного руководства, то, скорее всего, оно было бы раскрыто в кратчайшие сроки, опять же, в отличие от нашего времени. Вновь прибывшие, проследовали за Коганом в его квартиру. Спустя еще десять минут в подъезд вошел академик Алексеев. Как всегда, поздоровавшись с консьержем, он прошел к лифту. Поднявшись на свой этаж и выйдя из кабины лифта, Алексеев увидел в углу лестничной площадки целующуюся пару.

Безобразие, — проворчал про себя академик, подходя к своей двери и доставая ключи из кармана, — Совсем стыд потеряли. Им, что, дома места мало? Надо будет сделать выговор консьержу. Он открыл дверь своей квартиры и тут же почувствовал, как что-то твердое, металлическое уперлось ему под лопатку, и услышал над своим ухом негромкий голос,

Спокойно, входи в квартиру и не делай глупостей.

При звуке этого голоса академику Алексееву сразу расхотелось делать всякие глупости, и он без шума прошел в прихожую,

Теперь иди в комнату, — скомандовал мужской голос.

Алексеев послушно прошел в свою комнату.

Садись на диван.

Петр Алексеевич послушно сел на диван. Только теперь он сумел рассмотреть захватившего его человека. Человек был молод, силен, и, не смотря на то, что был одет в модный заграничный костюм, производил впечатление кадрового военного. Особенно усиливало это впечатление то, что в руке он держал пистолет, направленный на Алексеева.

Это не ограбление, — промелькнуло у него в мозгу, — Будь это ограблением, давно бы стукнули по затылку и вынесли все, к чертовой матери. Что же ему надо? Ответ на этот вопрос академик получил очень скоро. Дверь его комнаты отворилась, и в нее вошли три человека, которых Алексеев меньше всего хотел бы сейчас видеть. Это были два сотрудника КГБ и этот, неизвестно кто, которого звали Сергеем. Они вошли в комнату по-хозяйски, взяли стулья и сели на них, окружив академика.

Ну, что, Петр Алексеевич, Вы хотите что-нибудь сказать в свое оправдание? — начал Виктор, — Другой, на твоем месте, прилюдно бы застрелился, а ты начинаешь валить вину на тобою же убитых людей, да и нас, заодно, хочешь запачкать.

Послушайте, — на академика было неприятно смотреть, губы его тряслись от страха, глаза бегали, — Вы ничего не поняли. Да, может быть реактор и не идеален, но покажите мне идеальный механизм. Если бы операторы строго действовали в рамках инструкций, ничего бы не произошло. Вы же не специалисты, вы не можете этого понять. Пусть назначат какую угодно комиссию, и она разберется, кто виновен?

Ну, скажем, комиссию, под вашим руководством, — усмехнулся Сергей,

Поверьте, мы достаточные специалисты, чтобы понять, что разгон реактора произошел в результате движения вниз стержней аварийной защиты. За такую конструкцию вас мало расстрелять, вас надо отправить в Чернобыль, разбирать реактор. Кроме того, вспоминается мне, что за минуту до аварии, вы заявили, что все в порядке. Вы это, что, забыли? Так вот, свидетели. Этого хватит, чтобы посадить вас лет, эдак, на пятнадцать. А тогда, сами понимаете, — Сергей обвел квартиру насмешливым взглядом, — Все это будет конфисковано. Машина, дача, должность и звания, все полетит в тартарары.

То, что говорил этот человек, было для академика самым страшным. Как же Алексеев ненавидел его! Да кто он такой, чтобы покушаться на то, что было добыто таким трудом? Сопляк, мальчишка, да знает ли он, каково это, всю жизнь, срывая ногти и разбивая колени, карабкаться к своей вершине? И вот теперь, когда он уже на вершине и может позволить себе пожить в свое удовольствие, приходит такой хлыщ и пытается лишить его всего. Но, мы еще посмотрим, чья возьмет? Он-таки взял себя в руки и принял, по возможности, спокойный вид,

Хорошо, пусть товарищи из ЦК разберутся, и если я

виноват, то накажут.

Нет, глядите, — развеселился Сергей — Говныш оклемался.

Он встал, достал из кармана пистолет, взвел курок, приставил дуло ко лбу академика,

Я сейчас нажму на спусковой крючок, и товарищам из ЦК

придется разбираться, в каком гробу и на каком кладбище

тебя хоронить.

Постой, Сергей, — остановил его Василий, — Может ты и прав, но мне тут пришла в голову одна мысль, — он посмотрел на участников этой сцены, как бы не зная, поделиться мыслью или не стоит?

Ладно, послушаем, что за мысль, — Сергей явно неохотно убрал пистолет ото лба академика, — Но, предупреждаю, если мысль мне не понравится, я кончаю засранца, и идем по домам.

Хорошо, все же давай послушаем Василия, — предложил Виктор.

Благодарю, — Василий повернулся к академику, — Что если бы была возможность предотвратить эту аварию? Смогли бы вы добиться временного запрета эксплуатации реактора РБМК и внесения в его конструкцию необходимых изменений? Вы только подумайте, — продолжал он давить на академика, — Ведь все это можно так подать, что вы будете, чуть ли ни героем и образцом принципиальности.

В конце концов, насколько я понимаю, изменения в проект реактора вам все равно необходимо вносить.