Исправить всё

От автора

Роман "Исправить всё", это моя первая попытка написать что-то, длиннее рассказа. Это было не лучшее время в моей жизни. Шел 2008-й год. Мировой экономический кризис в разгаре. На производстве, где я работал в то время главным энергетиком, перестали платить зарплату инженерно-техническому персоналу. Через полгода дармовой работы пришлось пригрозить Ген. Директору, что, в случае невыплаты зарплаты, я иду в прокуратуру. В результате, тут же получил причитающиеся мне деньги и вылетел с работы. Признаться, в то время, меня это мало волновало. Я знал себе цену, и полагал, что хороший специалист везде нужен. Через полгода, я понял, что это не так. Дальше строчки в резюме, в которой указывался мой возраст, никто из кадровиков не читал. Это только господин Медведев считает, что у людей предпенсионного возраста нет проблем в поисках работы. Но, нет худа без добра, у меня появилось время попробовать что-то написать. Я сел, взял бумагу и стал изливать на нее свои чувства. Как вы можете заметить, роман этот не является образцом изысканного стиля. Сразу видно, что пишет дилетант, но в нём много чувства, потому, что многое из того, что тут написано, прожито мной.

Но, теперь о главном: начал я писать роман о том, как человек вернулся в свою молодость, и всё шло просто и гладко, пока, совершенно неожиданно для себя самого я не написал слово "ЧЕРНОБЫЛЬ". Откуда он взялся, я так и не смог понять. Но потом, перечитывая свой роман, я видел, что всё катилось к этому с самого начала. Но, написав это слово, я очень быстро и даже, можно сказать, легкомысленно, настрочил, то, что все мы с вами знали всегда (из газет, из телевизионных передач, из разговоров) о том, как операторы нарушили правила безопасности и что из этого вышло. Закончив книгу, я отложил ноутбук в сторону и... потерял покой. Что-то мучило меня, буквально крутило изнутри, не давало мне спать. Как хотите, но я убежден, что тут не обошлось без мистики. Но только, спустя пару недель таких мучений, пришлось мне пойти в публичную библиотеку и сделать то, с чего, по большому счету, и надо было начинать: набрал книг по этому вопросу и попытался серьезно изучить эту проблемму. Уверяю вас, мои читатели, что и там все было не просто. Слишком многие у нас пишут книги. Причем, многие пишут книги не для того, чтобы объяснить причину явления, а чтобы её скрыть. Во всяком случае, из множества книг, прочитанных мной в публичной библиотеке по теме Чернобыля, книга написанная Дятловым А.С. Являлась лучом света в тёмном царстве. Книга написана грамотным специалистом и непосредственным участником тех событий. Очень многое из его книги я взял без изменений, описывая саму катастрофу. Почему-то, я думаю, что он был бы не против этого плагиата. Пусть люди знают, как всё было на самом деле. Поразительно, но нужно писать фантастический роман, чтобы рассказать правдивую историю. Возможно очень многим это не понравится. Этим я сразу отвечаю: "Чего вы хотите? Это только фантастика". Для всех остальных скажу "Это всё было".

В. Коваленко.

ИСПРАВИТЬ ВСЁ.

Пусть сил моих уже осталось мало,

И выпал снег, и кровь не горяча.

Я в сотый раз опять начну сначала,

Пока не меркнет свет, пока горит свеча.

Андрей Макаревич.

Пролог

Тропа спускалась с Машука, шла от Комсомольской поляны, мимо пионерских лагерей, мимо розового питомника и выходила на дорогу, ведущую в поселок. Два мальчика с перьями на голове, вооруженные рогатками, двигались по ней. Тихо, как тени, скользили они от дерева к дереву, часто останавливаясь и прислушиваясь, не раздастся ли за ближайшим поворотом шорох шагов или хруст случайно сломанной ветки. Ведь индеец должен быть осторожным, даже в мирное время, а на тропе войны и подавно. В том, что гуроны вырыли топор войны, не могло быть никаких сомнений, а не вырыли, так непременно выроют, когда узнают, что они сегодня днем обнесли их тутовник (то, что тутовник принадлежал совхозу, никакого значения не имело), все равно гуроны будут мстить. Ребята как раз вышли из-под сени деревьев и остановились, в восхищении глядя перед собой. В самом деле, картина, представшая перед их взорами, впечатляла — внизу под ними простиралась прекрасная долина, покрытая виноградником, по краям обсаженная деревьями, в тени которых шла дорога. Дальше и чуть справа виднелись крыши их поселка, а напротив поселка снова возвышался лес, который тянулся до самого Пятигорска. А там, впереди, высился, пятью своими вершинами, могучий Бештау, и заходящее солнце садилось прямо за него. Еще полчаса, и оно зайдет. Какое-то время на фоне алого неба будет четко выделяться могучий темный силуэт горы, а потом сразу станет темно.

Надо спешить, Великий Змей, — сказам худой высокий мальчик своему приятелю, низкому и плотному шкету, перепачканному ягодами тутовника. Хорошо бы зайти к роднику, но ведь в темноте у родника может быть засада. Названный Великим Змеем мальчик презрительно рассмеялся.

Бледнолицые слепы, как кроты и глухи, как тетерева. Глаза могиканина могут видеть в темноте, а уши слышать в лесу, не хуже, чем у кошки. Если будет засада, мы будем знать о ней. Идем, Соколиный Глаз, — и ободряюще хлопнул своего приятеля по плечу.

Ну что ж, — ответил ему Соколиный Глаз, — Кто бы спорил? Белые не могут тягаться с индейцами в лесу, и ухо мое слабо, по сравнению с ухом краснокожих. Что же касается глаз, то дайте мне мой "оленебой", — тут он погладил свою рогатку, выглядывающую из его кармана, — Да покажите мне жирного оленя, и я, с трехсот шагов, берусь попасть ему в правый или левый глаз, по заказу. Впрочем, — он бросил взгляд на запад,

Солнце садится, надо спешить, — и мальчики двинулись по тропинке к группе деревьев, где, в тени, из под камня бил чистый родник.

То, что здесь есть родник, знали все ребята в округе, и никто из тех, кто проходил неподалеку, не упускал возможности из него напиться, даже, если ради этого приходилось сделать небольшой крюк. В самом деле, что может быть прекрасней, чем чистая холодная вода в жаркий день на юге? Засады, вопреки опасениям Соколиного Глаза, не оказалось, и ребята с жадностью бросились к роднику.

Пили по очереди, прямо ртом из прозрачной струи, бившей из земли. Вода была такая холодная, что зубы ломило и вкусная, просто жуть. В листве деревьев над родником слышались голоса птиц. Великий Змей поднял голову и сказал,

А, что, Соколиный Глаз, вот и олень, и, пожалуй, самый жирный из тех, что довелось мне повидать в этом году близ берегов Онтарио.

В ветвях тополя бойко порхала синица.

Ты прав, мой краснокожий брат, —

Соколиный Глаз достал рогатку, поднял с земли небольшой круглый камень, положил его в кожанку, прицелился и выстрелил. Вообще-то, попасть из рогатки в юркую, вертлявую синичку — дело, почти безнадежное, и прежде сделать это ему никогда не удавалось, но, в этот раз, выстрел оказался очень удачным. Перья полетели в разные стороны, и синичка камнем упала на землю. Мальчики подбежали к птичке и склонились над нею. Только что, она порхала перед ними живая и веселая, и вот теперь на земле лежала мертвая и неподвижная тушка. Глядя на нее, Соколиному Глазу захотелось заплакать, но этого делать знаменитому охотнику было никак нельзя. Великий Змей тоже чувствовал себя неважно.

Пошли домой Сережка, — хмуро посмотрел он на приятеля, — А то мне мать всыплет за то, что поздно пришел.

По дороге домой мальчики больше не разговаривали. У дома Сережи они расстались, молча пожав друг другу руки. Сергей открыл калитку и тихо проскользнул внутрь палисадника. Подойдя к веранде дома, он сел на ступеньки, вынул из кармана рогатку и стал ее рассматривать. Кто бы знал, сколько сил пришлось ему затратить, чтобы изготовить это оружие? Одну рогатину он искал целых два дня, ведь она должна быть не абы какая, а такая, чтобы между рогами было ровно три пальца. А как долго он искал резину. Сначала попытался вырезать резиновые ремни из порванного спасательного круга, но получилась какая-то ерунда, и только потом, в шкафу у бабушки он нашел резиновые бинты. Вот они оказались в самый раз. И, наконец, кожанку он вырезал из старой кожаной куртки. Зато, в результате, получилась вещь — всем на зависть. Он еще покрутил рогатку в руках, после чего встал, размахнулся и выкинул ее через забор. Потом он сидел на ступенях веранды и долго горько плакал, размазывая по своим щекам слезы и вспоминая, как, только что, живая и веселая птичка, из-за его дурацкого выстрела, сразу превратилась в мертвый комочек перьев, и, сожалея, что ничего исправить уже нельзя.

Глава 1

В сон мне — желтые огни, и хриплю во сне я:

— Повремени, повремени, — утро мудренее!

Но и утром всё не так, нет того веселья:

Или куришь натощак, или пьешь с похмелья.

В. Высоцкий.

Ситуация, в которой оказался Костров Сергей Дмитриевич, к сорока шести годам своей жизни, характеризовалась словами: "полный крах". Ни семьи — бывшая жена, разведясь с ним, вышла замуж за американца и уехала с ним в Америку, увезя с собой и любимую дочь, Ксению. Ни квартиры — ее он был вынужден продать, чтобы не умереть с голоду, когда болел несколько лет и лежал в постели, не имея возможности ни то, чтобы работать, но и просто выйти из дома. После этого он, все-таки, выкарабкался из могилы, но с тех пор вынужден был снимать себе комнату в коммунальной квартире. Ни денег — их ему помог потратить друг из Прибалтики. Узнав, что у Сергея имеются деньги, друг из Прибалтики спросил у него, где он их держит и, услышав, что деньги лежат в одной фирме и приносят хороший доход, предложил,

Так, ты вложи деньги в мою фирму. Я обещаю тебе гораздо большую прибыль, — и, увидев, что Сергей не хочет этого делать, он достал документы, доказывающие, что является владельцем, чуть ли не рыболовецкой флотилии и, наконец, буквально взял Сергея за грудки, со слезами на глазах и со словами,

Друг! Да ты, что, мне не веришь? Ты не веришь мне, друг?!

Сергею стало так стыдно, за то, что он не верил своему другу, что он отдал ему свои деньги. После этого чудесным образом пропал и сам друг, и его фирма, и его, то есть, Сергея, деньги. Прямо мистика какая-то.

Тогда, собрав весь остаток своих средств, Костров решил заняться частным предпринимательством и открыл ларек на рынке, в котором стал торговать разливным пивом. Постепенно ларек стал пользоваться популярностью среди местных жителей. Днем — пенсионеры, а по вечерам — работяги с окрестных предприятий стали собираться у ларька, пропустить по кружечке и поговорить с Костровым за жизнь. Ни СЭС, ни милиция, ни бандиты не беспокоили его, но постепенно Сергей понял, что работает себе в убыток. Стоило только накопить немного денег, как администрация района, тут же увеличивала арендную плату. В результате, чтобы не работать на "того дядю, которому, сколько ни давай — всё мало будет", Сергей был вынужден продать ларек. Пришлось вспомнить, что у него есть профессия, полученная в институте.

В управлении Октябрьской железной дороги у него был приятель, вместе с которым они учились в одной группе и даже были друзьями. Встретились они с другом хорошо, долго вспоминали своих однокашников, веселые случаи из студенческой жизни. Только, когда Сергей завел разговор на тему, "нельзя ли ему найти какую-нибудь работу на железной дороге", приятель замахал на него руками,

Что ты, что ты, какая работа? Все места заняты, самому бы не вылететь.

Через две недели, после этого разговора, приятель вылетел, а точнее, взлетел в министерство, в Москву. Сергей же остался ни с чем.

В конце концов, ему удалось устроиться в одно ЗАО на Обуховском заводе главным энергетиком. Хотя литейного производства он и не знал, но быстро вошел в курс дела и со своими обязанностями справлялся. Все бы было хорошо, но производство было ужасно вредное. Надышавшись аммиаком, испарениями металлов и кварцевой пылью, домой он приходил с гудящей головой. К тому же, за эту сумасшедшую работу ему платили мизерную зарплату. В ответ на просьбу, увеличить ему зарплату, владелец этого ЗАО ему говорил,

Сергей Дмитриевич, я вас очень ценю, как специалиста. Я очень доволен, что вы у меня работаете, но прибавить вам зарплату я не могу, у меня просто на это нет денег. Через два года такой работы здоровье дало трещину, руки покрылись коркой, а все тело — красными пятнами, и Сергей понял, что пора уходить. Никому в угоду умирать он не собирался.

Таким образом, к сорока шести годам, Костров Сергей Дмитриевич оказался в полной заднице.

Тут, надо признаться, нервы у него не выдержали, и он, подняв к небу глаза, вслух возмутился,

Да, что же это такое, Господи? Чем же я хуже тех, кто жирует и живет в свое удовольствие? Если я в чем-то сильно виновен, то, или убей меня сразу, или дай мне возможность исправить свои ошибки.

Так ли это было, на самом деле? Кто знает, но сам Сергей считает, что именно с этих его слов и началась вся эта история.

Глава 2

Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей!

Только помню, что стены — с обоями.

В. Высоцкий.

Каким образом попал Сергей на эту дорогу, он так никогда и не вспомнил. Ощущение у него было такое, словно он вынырнул из воды.

Движение по дороге было, не сказать, чтобы очень интенсивное. Время от времени проезжали автомобили. Все Жигули да Волги. Изредка мелькали грузовые МАЗы и Камазы. Какое-то смутное беспокойство охватило Сергея, что-то было не так, но что? Внезапно он понял — на дороге, практически, не было ни одной иномарки. Да и сама местность как-то изменилась. Ведь, не может быть сомнений, он узнает это место. Ну, конечно же, он на Петергофском шоссе, между Петродворцом и Стрельной. Но, куда же тогда подевались особняки слева от шоссе, и где тогда Шуваловская деревня? На ее месте был пустырь, на котором рос кустарник, да стояли редкие сосны.

Ладно, сначала надо выбираться отсюда, а потом уже со всем этим разберемся. Кстати, как у меня с деньгами? — Он сунул руку в карман, нащупал шелестящие купюры, вынул их и долго смотрел на них, пытаясь сообразить, что же это такое?

Так, — проговорил он вслух — Кажись, приплыли.

В руке у него были зажаты два червонца, но, какие? Красные, с изображением выпуклого ленинского профиля. Он еще порылся в карманах и достал из них мелочь, три и две копейки, выпуска 1963-го года.

Спокойно, — проговорил он, — Всему должно быть разумное объяснение. Я вчера перепил, и у меня белая горячка. Так и решим — белая горячка, — повторял Сергей, ходя взад и вперед по обочине дороги.

Черт, — перебил он сам себя, — Какая может быть белая горячка, когда я уже месяц, как не пил? Да и никогда я столько не пил, чтобы у меня была белая горячка. Да и кажутся тогда, говорят, зеленые черти, а не красные червонцы, пусть и с товарищем Лениным. Нет, это наркотики. Мне кто-то подсыпал в питье наркотики, или как их там? — галюциногены. Тогда получается, что я сплю. Это все галлюцинации. Надо ущипнуть себя и я проснусь.

С этими словами Сергей так добросовестно постарался ущипнуть себя за руку, что даже вскрикнул от боли. Нет, это был не сон. Как бы это было ни невероятно, но все это было на самом деле. Он попытался придумать еще какое-то объяснение:

Хорошо, может быть, все еще проще? Мне просто кто-то подсунул в карман эти деньги.

Но приходилось признать, что кто-то, не только подсунул в карман эти деньги, но и, одновременно, украл Шуваловскую деревню, иномарки, да и все "маршрутки", в придачу, а это было уже слишком, для кого бы то ни было. Рассуждать на эту тему можно было долго, но, сейчас-то, надо было что-то делать, и, по зрелому рассуждению, Сергей решил не паниковать и делать то, что и собирался делать раньше, то есть, ехать домой. Вот, кстати, недалеко и автобусная остановка. Подойдя к ней, он прочитал номер автобуса — триста пятьдесят девятый.

Все правильно, — подумал он, — Доеду до Стрельны, а там пересяду на трамвай.

Скоро подошел автобус, старенький грязный Икарус, битком набитый пассажирами. Сергей с трудом влез в заднюю дверь.

Эй, парень, платить собираешься? — обращаясь к нему, сказала женщина — контролер с форменной сумкой через плечо и красной повязкой на рукаве.

"Не понял", — подумал Сергей, — "Это она мне говорит, что ли? Давненько меня не называли парнем. Она, что, глаза дома забыла? Человеку уже далеко за сорок, а ему говорят, — "Парень". Шутники вы здесь, однако".

Тем не менее, он послушно полез в карман, в надежде, найти там карточку. Между тем, карточки в кармане не было. В руку попадались красные червонцы, старые пятаки и прочая дрянь.

Понимаете, — смущенно проговорил он, — Всегда носил с собой карточку, а сейчас не могу ее найти.

Не можешь найти, так плати деньги, — сказала ему кассир, взяла с его ладони старый пятак и оторвала ему билет.

День сегодня, определенно, был странный. Скоро автобус подошел к трамвайному кольцу. Сергей, вместе со всеми пассажирами, вышел из него, и тут его ожидало еще одно потрясение. Посмотрев на новую резиденцию Путина, он просто обомлел. Не было никакого забора, не было ухоженных лужаек, не было роскошных особняков. Вместо всего этого, был холм, поросший травою. Вверх по нему взбирались две кривые тропинки, а наверху холма высилось полуразрушенное желтое здание Константиновского дворца.

Проходили минуты, а он все так же стоял на месте и тупо смотрел на эту картину, а в голове его, что интересно, не шевельнулось ни одной здравой мысли. Это вам не красные червонцы и не пятаки в кармане. Больше того, и на шутку это совсем не походило. Судите сами: развалить здание резиденции Президента — это вам не шутки. Но, даже если вдруг такая вещь произошла (ну, допустим теракт), то на кой ляд, в таком случае, нужно перекрашивать развалины и придавать им старый вид? Признаться, все это никак не укладывалось у него в голове. Наконец, выйдя из ступора, Сергей увидел недалеко от себя газетный киоск. Подойдя к нему, он посмотрел на прилавок. Там лежали: "Труд", "Правда", "Комсомольская правда", все за 10 апреля 1985 года. Но самое сильное потрясение он испытал, когда поднял глаза и в стеклянной витрине увидел свое собственное отражение. Сначала он себя не узнал. Все-таки глаз привыкает видеть себя в зеркале каждый день и, подходя к зеркалу, ты ожидаешь увидеть привычную картину, но из витрины на него смотрело, безусловно, знакомое, но не ожидаемое лицо. Это был он, но это был он — в молодости.

Трудно описать состояние Сергея. Безусловно, это был шок. Ноги у него стали ватные, в голове зашумело, и все поплыло у него перед глазами...

Очнулся он на земле, в тени, под деревом. Над ним склонилось лицо молодой девушки. Волосы, освещенные сзади солнцем, создавали вокруг ее головы ореол, как у святой на иконе.

Ты, наверное, ангел, посланный за мной, — прошептал Сергей, глядя на склонившуюся над ним девушку.

Нет, — улыбнулась она, — На небо тебе еще рано. Поживи пока на нашей грешной земле.

Сергей сделал попытку сесть. Голова его еще кружилась, но он постарался взять себя в руки и выдал экспромт:

Прошу простить мои грехи

Судить не строго жизнь мою.

И жизнь, и душу, и стихи

Тебе смиренно отдаю.

Прошептал он, прекрасной незнакомке.

Ну, всё, вижу тебе уже лучше, — засмеялась девушка. — Я, конечно, не ангел, но все-таки врач, и одного тебя в таком состоянии не оставлю.

А Сергей все никак не мог оторвать от нее глаз: девушка была удивительно хороша — длинные волосы каштановой волной спадали на загорелые плечи. Синие глаза смотрели открыто и приветливо. Длинные, стройные ноги и небольшая, крепкая девичья грудь, делали ее фигуру просто неотразимой, особенно, для не молодого уже мужчины.

"Да, давненько я не встречал такой красавицы, а уж, чтобы такая красавица, да сама предлагала меня проводить, так я уже и не помню, когда такое было. Вот, что значит молодость", — с завистью подумал Сергей и вслух добавил, — Ну, что ж, буду этому очень рад. Кстати, меня зовут Сергей.

Люба, — просто ответила девушка и протянула ему руку.

"Чёрт! Как много потеряно, как много забыто. Правда, мне ещё никто не доказал, что я не сплю, но, даже если так. Возможность познакомиться с такой девушкой упускать нельзя. Ведь, такая возможность выпадает впервые за последние двадцать лет", — подумал Сергей и немедленно стал осуществлять свой дерзкий план.

Видите ли, Люба, сам я живу в городе, и мне было бы очень неловко отнимать у вас много времени. Поэтому, давайте сделаем так: погуляем с вами здесь, в Стрельне, зайдем в кафе, перекусим, а потом я поймаю частника и спокойно доеду до дома. Обещаю, что со мной ничего не случится, а чтобы вы могли это проверить, дайте мне номер вашего телефона, и я вам отзвонюсь, как только приеду домой.

А потом, все было, как в старом хорошем кино: и прогулка, рука под руку, и прощание, у ее подъезда. Напоследок, он хотел ее поцеловать, как частенько делал это с девушками в молодости в первый же день знакомства, но, видимо, за двадцать лет, прошедших с той поры, навык этот был потерян.

Ничего, — утешал себя Сергей, — Не все сразу.

"Ах! Молодость! Пора, когда все так легко, когда ждешь от жизни только хорошего, и когда жизнь щедро отвечает на твои ожидания! Куда же, девается вся эта легкость, куда же уходит это счастье, в котором мы купались раньше, будучи молодыми? Как зерно, из дырявого мешка, сыпется оно на землю и к концу жизни, где оно? Всего-то остается, несколько зерен на дне мешковины", — подумал Сергей.

Запиши мой мобильный, — сказал он девушке.

Что, запиши? — удивилась та.

Ну, в общем, телефон.

А почему ты так его назвал? — удивилась Люба.

Да, просто он у меня все время меняется, — вывернулся Сергей, и, обменявшись с девушкой номерами телефонов и помахав ей рукой на прощание, отправился ловить такси.

По мере удаления от Любиного дома, он все больше мрачнел. Предстояло ехать к себе домой. Сейчас здесь шел 1985-й год. Там, в прошлом, в этом году он жил на Пражской улице. Спустя много лет, в той жизни, он был вынужден продать эту квартиру, чтобы не умереть от голода. Возникал вопрос, является ли эта квартира его квартирой в этом мире, и не встретит ли он в этой квартире себя самого? Поймав тачку, через полчаса, он уже подъезжал к своему старому дому. Вот и его квартира на одиннадцатом этаже. На лоджии виден цветочный ящик с какими-то саженцами. В свое время он выращивал в нем розы. Поднявшись на лифте на одиннадцатый этаж, Сергей достал из куртки ключи и, с внутренней дрожью, открыл входную дверь. В квартире было все, как в старые времена. На вешалке висела его одежда, на полу лежали его тапки, но ботинок не было. Только сейчас до Сергея дошло, что одежда на нем одета та, старая, которую он носил в том, давно ушедшем году.

"Вот значится как"? — подумал Сергей, — "Выходит, никаких неожиданных встреч с самим собой не предвидится". Он разделся, осторожно вошел в комнату, словно боясь, что она вдруг растает в воздухе, как мираж в пустыне. Но комната и не думала исчезать. Все было так, как много лет назад и в то же время, все воспринималось гораздо острее. В самом деле, большая разница: каждый день видеть одну и ту же картину, или увидеть свой дом через много-много лет бродячей жизни. Он упал на свой диван и с наслаждением потянулся.

Господи! Как же хорошо, вот так, вернуться к себе домой, и когда — тогда, когда уже все проиграно, все потеряно. Все: и этот дом, и жена, и дочь, и, казалось, сама жизнь. И вот в такой момент появляется шанс исправить все. Потом он решил встать и, прежде всего, осмотреть свою квартиру.

С трепетом душевным, он обошел ее всю, открывая и закрывая все двери. Чувства его мог бы понять только тот, кто уже двадцать лет жил бомжем, снимая для жилья разные углы.

Кроме того, каждая вещь в этом доме была связана с какими-то событиями в его жизни, и теперь они всплывали в его памяти. Вот дырка на оконных шторах, ее вырезала маленькая дочка, для того, чтобы, спрятавшись на окне за шторами, наблюдать, как папа и мама будут ее искать. Вот бивень мамонта, который притащил ему один приятель, который нашел его на берегу Финского залива. Куда Сергей подевал этот бивень после? Он так и не смог этого вспомнить. Вот обшарпанная стена, на которую он, тогда, мечтал наклеить фотообои "Прибой Вайкики", чтобы сидя дома, представлять, что он находится где-то в южных морях. Раньше об этом можно было только мечтать, да и сейчас тоже, но там, в будущем, такие обои можно будет купить в любом супермаркете. В этом углу маленькая Ксенька копила всякий хлам, дорогой ее сердцу. Конфетные фантики, какие-то тряпки, бумажки, ленточки, резинки и еще бог весть что, собирала она и никогда ничего не выбрасывала. Наконец, когда куча этого добра доходила до колена, жена не выдерживала и, под дикий рев дочки, отправляла все в мусоропровод.

Ну, как ты не понимаешь? — рыдала несчастная Ксенечка — Ведь это мои сокровища.

Спустя какое-то время дочка успокаивалась, и "остров сокровищ", в углу комнаты, снова начинал расти.

Еще много чего вспоминалось ему, глядя на свою квартиру, и интересно, что все воспоминания его были только хорошими. Такова человеческая память. Да и то, подумайте, какая бы была наша жизнь, если бы память услужливо подсовывала нам

воспоминания об одних бедах, страданиях и потерях?

Сергей пошел, принял ванну, перекусил тем, что нашел в холодильнике и отправился спать.

Уснул он сразу и спал как убитый, уж слишком много событий произошло в этот день, а что ждет его в дальнейшем прошлом, покажет будущее.

Глава 3

"Что там было, как ты спасся?" — каждый лез и приставал,

Но механик только трясся и чинарики стрелял.

Он то плакал, то смеялся, то щетинился как ёж.

Он, гад, над нами издевался, ну, сумасшедший, что возьмешь?

В. Высоцкий.

Утром Сергей встал, сделал гимнастику, в том числе и китайскую, ту, которую в эти годы мало кто, из европейцев, знал. Справедливости ради, надо сказать, что ее и в наше время мало кто знает, ведь все наши секции восточных единоборств к истиной сущности этих учений никакого отношения не имеют. У самого у него было время и желание в прошлом изучать эти искусства, но и он, ничего бы так и не понял, если бы не его болезнь. Вот уж, верно говорят, — "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Хотя, какое это счастье, еще неизвестно, но, тем не менее, умение это крепко вошло в его жизнь.

Когда врачи отказались от него, и, казалось, у него не осталось ни одного шанса, он принял единственно верное, в его положении, решение — сам отказался от врачей, перестал пить таблетки, которыми его травили эскулапы, и стал искать возможности вылечиться нетрадиционными средствами. Ему удалось найти в Ленинграде одного китайского аспиранта, который занимался цигуном, и упросить того, поделиться с ним своими знаниями. Больше того, он набрал целую группу желающих заниматься этой экзотической, в те времена, системой, для того, чтобы, как-то заинтересовать китайца. В результате, через три месяца, из двадцати желающих заниматься цигуном, остался один Сергей, что и понятно: люди всегда хотят научиться чему-то новому и интересному, но они хотят сделать это, не тратя своего времени и не прилагая никаких усилий. У Сергея же не было другого выхода, или он научится лечить себя своей энергией, или умрет. Поэтому день за днем, он все делал и делал нужные упражнения. В результате, успехи его были ошеломляющие. За два года он прошел путь, на который китайцы тратят, в среднем, восемь лет, и когда он достиг состояния, которое китайцы называют, "связь с космосом", то ему открылось многое, связанное не только с тем, как лечить себя и других, но и как защищать себя в опасных ситуациях. Собственно говоря, уже потом он понял, что пришло к нему не умение, как думают многие из тех некоторых, которые оказались в его положении. Сергей видел таких людей в некогда модной телепередаче под названием "Третий глаз". В этой передаче потерявшие критическое отношение к себе люди, абсолютно серьезно говорили о том, что считают себя святыми, гениальными целителями, детьми божьими и т. д., даже не понимая, что они, пока еще, никто. Нет, он вполне понимал, что в таком случае, к людям приходит лишь возможность, что-то научиться делать, при условии, что они будут сами много работать в этом направлении. Китайцы считают, что к человеку в таком состоянии приходит астральный учитель, и все остальное зависит от того, хочет ли человек учиться или нет. У Сергея выбора, по существу, не было, и он учился и работал в этом направлении, как проклятый. До сих пор была у него уверенность, что, если бы он не сопротивлялся с нечеловеческим упорством своим болезням, не цеплялся бы за жизнь изо всех своих сил, то давно бы уже все мучения для него закончились, как и сама жизнь тоже. Давно бы его уже засыпали землей, и может быть, пара людей на свете взгрустнула бы, о безвременно ушедшем рабе божьем Сергее, а, скорее всего, обошлось бы и без этого. Но вот тут — "дудки". Единственное, что он мог себе, по настоящему, поставить в заслугу в этой жизни, то, как раз, эту волю к жизни, которую он проявил во время болезни и испытаний, выпавших на его долю. Вот таким образом, Сергей и узнал эту, неизвестную европейцам, сторону восточных боевых искусств. А сейчас, благодаря чудесному возвращению в прошлое, он оказался в положении, о котором говорится, — "Если бы молодость знала, если бы старость могла".

Хорошо все-таки быть молодым, чувствовать, как в тебе, буквально кипит жизненная сила, хотя раньше он этого не замечал. Правда, критически осматривая себя перед зеркалом, Сергей решил, что физической массы у него маловато, но это поправимо. Поправимо все, но начать надо с того, что просто привыкнуть к той, уже забытой жизни. Быстро попив чаю, Сергей оделся и отправился на улицу.

Первое, что бросилось ему в глаза, это малое количество машин на дорогах, да и сами машины, конечно, были не те, в основном ВАЗы, да Москвичи. Изредка, попадались среди них иномарки, но и они на Сергея впечатления не производили. В магазине, куда Сергей зашел ради интереса, были пустые прилавки. В колбасном отделе — два сорта колбасы. В винно-водочном — практически, ничего.

Интересно, у них уже сухой закон или еще нет? Надо будет купить газет и, хорошенько их проштудировать.

В общем, проведя день в городе, Сергей пришел к выводу, что не все так хорошо было, как вспоминалось из двадцать первого века. Опять эти шутки человеческой памяти, запоминать все хорошее и отбрасывать плохое. Конечно, никто тут не разговаривал матом. Порою так ругались, но, чтобы парни шли с девчонками и общались между собой нецензурными словами, это уж нет, увольте. Не сидели тут бомжи и нищие на каждом углу. Не валялись везде кучи мусора, и пиво здесь было вкуснее. Хотя, для того, чтобы его выпить, необходимо было постоять в очереди у пивного ларька. Проездная карточка стоила шесть рублей, но, в общем, все было как-то бедно, серо, уныло и провинциально. И люди показались ему хмурыми и озабоченными. Многие из них ходили из магазина в магазин, в надежде, что где-нибудь, прямо перед ними, "выбросят" на прилавок какой-нибудь товар. У этого прилавка сразу выстраивалась огромная очередь, но товара, как правило, хватало только первым счастливцам. Сергея всегда удивляло, что мешало Государству (читай Коммунистической партии), наладить производство предметов потребления? Ведь это автоматически сняло бы половину предпосылок развала СССР. Разве не было у нас на это производственных мощностей? Разве не было финансов? Да нет же, все было, но с какой-то, просто непостижимой тупостью, в государстве насаждалось планирование от достигнутого, а это означало, что если, в прошлом году, вы выпустили, допустим, тысячу танков, то в этом должны выпустить тысячу сто. При этом никого не интересовало, что девать эти танки уже некуда, и вся мощь нашей промышленности шла на производство уже никому не нужного вооружения. Но, как сказал один умный человек, — "Разум человеческий имеет границы. Глупость человеческая — безгранична", — А уж глупость Власти просто чудовищна, — добавим мы. Еще не выведен такой закон, но он должен быть, власть — отупляет. Даже, если каждый из представителей власти, в отдельности, умный человек, вместе они — сборище тупиц. И вот эти умники начали просто раздавать оружие, созданное трудом миллионов наших тружеников. Достаточно было где-нибудь в Африке, или в Азии появиться новому проходимцу, который рвался к власти, и он, в обмен на простые обещания идти по пути социализма, или (смешное слово) некапиталистическому пути, получал безвозмездную помощь оружием от нашего дружественного народа.

Ну и каких таких друзей мы с вами имели? Бандитов и людоедов. Вам кажется, что Сергей здесь перегнул палку? Вспомните, хотя бы Пол Пота или Бакассу, как видите, все, дословно, правда. А вот, о том, что надо строить для своих людей квартиры, прокладывать дороги, обеспечить их едой, одеждой, мебелью, домашней техникой и т.д., никто наверху даже не думал. Так, стоит ли удивляться, что экономика просто не выдержала такого надругательства, и к 1986 году оказалась на грани коллапса?

Все эти мысли посещали голову Сергея, во время его прогулки по городу. Особенно его злило, что негде было быстро перекусить, выпить чашечку кофе, съесть какой-нибудь пирожок, и, если честно, ужасно раздражали плакаты и лозунги типа: "Вперед к победе коммунизма" и "Партия — наш рулевой".

"Интересно, что бы случилось, если бы люди узнали, куда эти рулевые рулят"?

Между тем, наступил вечер. Пора было подумать о том, чтобы восстанавливать старые связи. По вечерам его компания частенько собиралась в баре "Южный", где молодые люди выпивали, танцевали и снимали девочек. Сюда он и решил направить свои стопы, после целого дня, проведенного в городе. На воротах в баре, в этот день, стоял толстый швейцар Вовка. Он с недовольной физиономией оглядел Сергея, но все-таки пропустил его в зал. В прошлой жизни Сереге, все-таки, пришлось набить ему морду и не исключено, что в этой жизни придется повторить это дело. В зале бара было битком народу. Играли старые мелодии. В этом году была в моде итальянская эстрада. Звучал хрипловатый голос Тото Кутуньи, и эта обстановка, как медленный водоворот захватывала Сергея и уносила его в далекую молодость. У него было такое ощущение, будто прожитые годы кусками отваливаются от него и падают на пол, и с каждым отвалившимся куском ему становилось легче дышать. Проталкиваясь среди танцующих, Сергей искал своих знакомых.

Эй, Серега, иди сюда, — услышал он голос из угла зала. Улыбаясь и слегка уже покачиваясь, от выпитого спиртного, к нему направлялся Вовка Гунилин — мент и сын большого милицейского начальника. Интересно было вот так посмотреть на него, зная, что ждет его в будущем. Сейчас Вовка глядел на всех свысока, чувствуя в кармане милицейское удостоверение и зная, что в любой момент его прикроет отец. Но теперь-то Сергей знал, что отца его через несколько лет выгонят из "органов", и самого Вовку выгонят. Потом он попадет в тюрьму, а выйдя из тюрьмы, женится на цыганке, и след его пропадет в каком-то таборе. Тем не менее, Серега был рад этой встрече. Они обнялись. Если честно, эти ритуалы с объятиями никогда Сергею не нравились, но надо было соблюдать традиции, а по традиции, в то время, кто только ни обнимался. Вон члены Политбюро, так те еще и троекратно целовались.

Ну, давай к нашему столику.

За столом сидели две не знакомые Сергею девушки и его старый знакомый Берман Сашка, еврей из Винницы. В прошлой жизни Берман "кинул" его на большую сумму денег, после чего убыл в Винницу, но, как это ни странно, именно его Сергей хотел увидеть, в первую очередь.

Знакомьтесь, девочки, это Серега. Серега у нас крутой парень, вырубает всех с одного удара, — представил девушкам Сергея Гунилин.

Перестань, Вовка. Что обо мне подумают? Давайте, девочки, лучше пойдем, потанцуем.

Натанцевавшись вволю и немного выпив, Серега подсел к Берману.

Ну, привет, Сашка, давно не виделись.

Да, уж давно, целых два дня, — ответил ему Берман и удивленно взглянул на собеседника, уж не придуривается ли тот?

Не скажи, бывают два дня, длиннее, чем вся жизнь.

Что-нибудь случилось? — спросил Берман, поняв по тону, что разговор серьезный, а не просто очередной треп.

А, знаешь, что? Давай-ка возьмем с тобой бутылочку, да поедем ко мне домой, там и поговорим по душам, чтобы нам никто не мешал.

В принципе, возражений на это предложение у Бермана не было.

Только, ты знаешь? Бутылочку-то сейчас нигде и не достанешь.

Вот черт! — выругался Сергей. Он и забыл, что здесь купить бутылку после восьми часов вечера было невозможно. — Ну, ничего, дай денег Гунилину, он где-нибудь да достанет.

Гунилин не подвел, и, спустя полчаса, они уже расположились у Сергея на кухне, за скромно сервированным столиком. Бутылка "Агдама", банка бычков в томатном соусе, два яблока и хлеб. Оглядев этот стол, Сергей налил по полстакана вина себе и Сашке, поднял свой стакан и сказал,

Я хочу выпить за эту жизнь. Она бедна. В этой жизни нам достаются лишь крохи со стола других, но пройдет много лет, и ты, Сашка, вспомнишь этот вечер, и этот незатейливый стол, и вкус этого вина, и с тоской поймешь, как ты был счастлив.

Они чокнулись, выпили. Берман посмотрел на него и сказал,

Что-то ты сегодня ударился в меланхолию, ну, а если прямо к делу? Что-нибудь случилось?

Случилось, Сашка, случилось. Только не знаю, как бы это тебе сказать? Давай-ка, еще по одной выпьем — и, не слушая возражений, которых, впрочем, и не было, налил еще портвейна и осушил свой стакан. — Ты закусывай, закусывай, ведь это классика — портвейн, бычки в томате и хлеб. Мм...да, так вот, о чем это я? Ты, ведь, у нас человек начитанный, Стругацкими увлекаешься, фантастикой разной. Вот представь себе, что бы ты мог сделать, если бы знал, что произойдет в будущем?

Ну, не знаю, — Берман задумчиво почесал подбородок,

Можно было бы в спортлото кучу денег выиграть. А так, сам знаешь, все пути ведут в коммунизм.

Сергей посмотрел на него с горькой ухмылкой,

Нет, Саша, ни одна дорога туда не ведет —

и, не давая ему опомниться начал рассказывать о том, как задумают и проведут приватизацию, как ограбят народ, как проведут Павловскую реформу, как будет галопировать инфляция, как введут продуктовые карточки, как развалят Советский Союз, как введут многопартийную систему, как возьмут заем у Всемирного Валютного Фонда, а потом поделят его между кучкой негодяев, как произойдет дефолт, как расстреляют Парламент, как будут воевать в Чечне, словом, много чего рассказал в этот день, а вернее, уже ночь, Серега Берману.

Ну, как тебе моя фантастика? — горько улыбаясь, спросил Сергей под конец рассказа.

Надо отдать Сашке должное — он сразу всему поверил, да и как не поверить? (разве такое придумаешь?) — налил еще стакан вина, выпил, потом посмотрел на Сергея и спросил,

Ты это точно знаешь?

Куда уж точнее? — ответил Сергей, — Я только что оттуда.

Как это оттуда? — окончательно обалдел Берман.

А черт его знает, как!? — Костров подцепил вилкой бычка и положил его на кусок хлеба, — Тебе что, техническую часть перехода рассказать, так я ее сам не знаю. Жил, жил, а потом, бац — выплываю в 1985-м году, осмотрелся вокруг и в кабак, на свидание с друзьями. Вот так.

Минуту Сашка молчал, разглядывая Кострова и о чем-то сосредоточенно думая, потом взял со стола яблоко, откусил его, пожевал и сказал,

Ну, давай рассмотрим все варианты:

первый вариант — у тебя шизофрения, — и заметив возмущенный взгляд Сергея, протестующе поднял руку, — Не перебивай меня пожалуйста. А как ты хотел? Приходит человек и утверждает, что он побывал в будущем, а потом вернулся обратно. У моего папы, психиатра, таких людей — целая палата. К счастью, я не папа и тебе сразу поверил. Тем не менее, этот вопрос будет оставаться открытым, до тех пор, пока не подтвердится, хоть что-нибудь из твоего рассказа.

Второй вариант — все сказанное тобой, правда. Это самый интересный вариант. Я не верю, что, зная будущее, мы не сможем этим воспользоваться. Как ты говоришь? Девяносто пять процентов людей будут жить в нищете, а пять — купаться в роскоши? Ну, что ж, я не прочь оказаться среди этих пяти процентов. Вот и подумаем, как это сделать?

И, наконец, третий вариант — ты меня просто дурачишь. Тогда бери карандаш, бумагу и пиши фантастические романы, получится здорово.

Вот такой пошел у них разговор. Надо признаться, что Сергей ожидал, что Сашка ему сразу поверит. Хотя, почему тот сразу должен был верить? А если бы сам Сергей оказался на его месте? Каково это? Сидишь себе дома, вдруг приходит к тебе твой приятель и говорит, что только что он вернулся из будущего? "Пожалуй, что и не поверил бы. У Сашки, надо сказать, ещё нервы крепкие. Сам бы я мог и отправить на ... хм, в общем, далеко отправить. Только нужно, чтобы он поверил".

Знаешь, Сашка? Для пользы дела, давай остановимся на втором варианте, а доказательства... Кто у вас сейчас Генсек? — И он вопросительно посмотрел на Бермана.

У нас, — Сашка с нажимом произнес это слово — Горбачев.

Только произнес Берман эту фамилию, как Кострова аж передернуло. Словно током ударило. Он только теперь понял, в какую болевую точку истории его забросило. В самое начало вселенского бардака.

Ну, так готовьтесь, — выдавил он внезапно севшим голосом, -Скоро получите указ о борьбе с алкоголизмом. Это и будет самое начало всех тех событий, о которых я так долго тебе рассказывал.

Ну-ка, ну-ка, что еще за указ? — Глаза Бермана заблестели от любопытства.

Знаешь, что? — Костров посмотрел на часы, которые показывали половину третьего ночи, — Поздно уже. Давай-ка, ляжем спать, а все остальное завтра утром.

Назавтра, утром они встали, умылись, позавтракали, и за завтраком Сергей рассказал Берману об указе.

И учти, получится все, точно наоборот, от того, что там наверху хотели. Как только выйдет указ, народ как с цепи сорвется. Пить будут в два раза больше, чем до этого, а количество спиртного, в магазинах, будет ограниченно. Цена на спиртное пойдет вверх, тут уж спекулянтам будет раздолье, правда и сажать за это будут строже, чем за убийство. Вот и подумай над этой задачкой, а мне надо пока разобраться со своей работой. Кстати, ты не знаешь, где я сейчас работаю?

Сашка покрутил у виска пальцем.

Ну, ты брат, совсем того. Ты устроился швейцаром в ресторан какой-то в Петродворце.

Вот даже как? Докатился. Ну, тогда торопись. До указа остался, где-то, месяц.

Не боись, все сделаю.

Сергей и не боялся — знал, что Берман все сделает, потому-то к нему и обратился. Самому же ему надо исправлять прошлые ошибки. Одна из таких ошибок, это работа гардеробщиком в ресторане.

Уже вернувшись в Ленинград из Воркуты, куда Сергей ездил работать на шахту, он, по рекомендации одного своего приятеля, устроился гардеробщиком в ресторан "Парковый" в Петергофе. Там, в ресторане, Сергей вплотную познакомился с той стороной жизни, которую обыватели любят смотреть по телевизору в сериалах и передачах "Дежурная часть". Ресторан был всего один на целый район города. Посадочных мест в нем было 120, а приходило каждый день желающих, человек четыреста. И вот двумстам, из них, нужно было отказать. И почти все они были или твои, или чьи-то знакомые. Контингент, приходивших в ресторан, тоже, еще тот. Тут и милиция, и бандиты, и хулиганы, и цыгане, и военные, и дамы легкого поведения, и рабочие часового завода. Частенько, недовольные люди пытались решить вопросы кулаками. В таком случае, очень многое зависело от того, с кем рядом ты работаешь. Тогда-то и узнал Сергей, что пригласивший его работать человек, которого он знал с детства и считал своим другом, никакой не друг, а самый настоящий трус. Уже потом Сергей понял, что таких людей надо просто гнать от себя прочь и лучше в шею, чтобы им неповадно было крутиться возле тебя, но тогда, по молодости и великодушию, он простил его и продолжал считать своим, пусть не другом, но приятелем. А в результате, он оставался один на один с толпой, когда один неверный шаг мог стоить не только здоровья, но и жизни.

...возможно, с часового завода, а может быть, они пришли за бутылкой водки, а это уже его хлеб. Сергей приоткрыл дверь и впустил одного из них внутрь. Тут же, второй, из стоявших за дверью парней, оттолкнул Сергея и протиснулся в прихожую ресторана.

Эй, дорогой, а ты куда? — остановил парня Сергей, одновременно, пытаясь загородить ему вход. Парень был раза в полтора тяжелее Кострова, гораздо шире его в плечах и явно на взводе.

Ну, что ты мне сделаешь, дохляк? — парень сгреб Сергея за грудки и поднял перед собой на вытянутые руки.

Самое скверное, что при этом он захватил широкие рукава его куртки и лишил Сергея возможности действовать руками. Ногами, в этом положении, Сергей сделать тоже ничего не мог. Все это Костров понял в доли секунды. Как всегда, в момент опасности у Сергея открывалось какое-то чувство, которое позволяло ему вывернуться из любой трудной ситуации, и чем опасней было положение, тем четче он действовал. Время, будто, замедляло свой ход, и он видел все, словно со стороны, находя единственно правильные решения.

"Хорошо, ты поднял меня, ну и что ты дальше будешь делать"? — подумал Сергей. Он полностью расслабился и представил мысленно, как становится жидким и тяжелым, как ртуть, и, буквально, вытекает из рук парня на пол. Одновременно,он видел, что тому все труднее становится его держать. Наконец, парень опустил его на землю, отпустил правую руку и стал отводить ее для удара. В тот же момент Костров, буквально, выстрелил своей правой ему в подбородок. Все было кончено. Время снова пошло своим обычным ходом. Здоровяк лежал на полу, его приятели извинялись, а Сергей говорил им,

Ну, почему нельзя просто нормально подойти и поговорить по-человечески? Почему, для того, чтобы вы стали людьми, вас надо бить? — Посмотрев по сторонам, он увидел своего друга Рыжакова, который делал вид, что все случившееся его не касается.

А ты, что стоял, когда меня бить собирались?

А зачем мне лезть в это дело, когда я знаю, что ты и сам с ними справишься? — сделал тот удивленное лицо.

Может быть, так и считал бы его Сергей своим приятелем, если бы не один случай, происшедший с ним уже двадцать лет спустя...

Поздним дождливым вечером, возвращался он домой, вернее, в комнату, которую в то время снимал на Лиговке. Войдя в арку своего дома, он увидел, как от стены отделилась тень и двинулась ему навстречу. Парень, а это оказался именно парень, сунул руку себе в карман, вынул из него нож и, выщелкнув лезвие большим пальцем правой руки, проговорил, загораживая Сергею проход,

А ну, давай... — впрочем, что давать этому парню, так и осталось загадкой, потому, что Сергей, к тому времени, уже давно, Сергей Дмитриевич, просто дал ему кулаком в челюсть.

Вижу, что кое-кто из читателей саркастически усмехнулся, — "Уж слишком любят эти фантасты крутых суперменов, которые решают все проблемы за одну секунду, и которым ничего не стоит справиться голыми руками с вооруженным грабителем". Да что ты, уважаемый читатель, какая же это фантастика? Тут ее и нет вовсе. Просто, Сергей в своей жизни побывал во многих переделках, из которых без холодной головы и быстрой реакции ему было бы не выйти, а еще он заметил: до тех пор, пока вооруженный грабитель не докончил до конца первую фразу, он не готов пускать в ход оружие. Может быть, это замечание кому-нибудь в свое время спасет жизнь.

... И в то же мгновение Сергей почувствовал, что опасность сзади. Поворачиваясь и одновременно уклоняясь, от возможного удара, он увидел бутылку, опускающуюся ему на голову. Сознание его как будто раздвоилось, и он был уже не в подворотне, а в каком-то сквере. Вокруг него стояли кавказцы, а в конце аллеи Сергей видел убегающего Рыжакова. Дальше Сергей вспомнил, как голову его буквально расколола страшная боль, и темнота обрушилась на него. Все это он увидел, одновременно с опускающейся на его голову бутылкой. Он успел отвести удар. Перехватил руку нападавшего, дернул ее на себя, выпрямляя до отказа, и резко ударил по локтевому суставу, понимая, что делает человека калекой. С некоторых пор он не считал, что с подонками следует церемониться. Только после этого случая Сергею стали понятны многие изменения, прежде всего ухудшение здоровья, происшедшие с ним лет двадцать назад. И все это время, рядом с ним находился человек, ни разу не заикнувшийся о том случае и называвший себя его другом.

Так вот, с этой работой, безусловно, надо было заканчивать. Что он и сделал. Правда, пришлось отработать две недели, но он использовал это время, для того, чтобы подзаработать денег.

Кроме того, Костров, за это время позвонил знакомому фарцовщику и заказал тому компьютер с принтером, потом отправился к бывшему однокашнику, в один проектный институт и убедил его, что эта вещь, а заодно и он сам, им просто необходимы.

Не прошло и трех дней, а Сергей уже позвонил Любе. Он и сам был удивлен, с каким волнением набирал ее номер и слушал длинные гудки в трубке.

Алё, — наконец из трубки раздался ее голос.

От волнения у него даже пересохло в горле.

Алё, я вас слушаю, — настойчиво повторили на том конце линии.

Алё, — наконец, ему удалось разлепить свои губы, — Мне нужен доктор.

Вы уверены, что не ошиблись номером? — спросила удивленная Люба.

Уверен. Мне сказали, что здесь живет лучший доктор в мире.

Нет, где Айболит, не могу вам сказать. Позвоните по номеру сто двадцать пять.

Люба уже его узнала и весело смеялась у телефона.

Какой Айболит? Послушайте, доктор, у меня уже два дня болит душа.

Молодой человек, вы таки ошиблись. Душевнобольных принимают в психоневрологическом диспансере.

Ну, пусть не душа, — не сдавался Сергей, — Что-то ноет в груди слева.

Совсем плохо. Вам необходимо вызвать скорую помощь.

Непременно, скорую, — согласился Сергей, — Потому я и звоню тебе, Люба. А чтобы помощь пришла скорее, я поеду тебе навстречу. Итак, называй место встречи.

Подумав несколько секунд, девушка сказала,

У метро "Московская", у памятника Ленину, в том месте, куда он указывает рукой.

Как тебе не стыдно, — укоризненно произнес Сергей, — Ведь Ленин указывает на ближайший гастроном.

И они принялись весело смеяться.

Фу, какой вредный, — она все никак не могла успокоиться от смеха, — Ты лучше приглядись, он указывает на место перед собой. Там и встретимся через час.

Так, сверяем часы, — Сергей посмотрел на будильник, — На моих 13. 01. Значит в 14. 01. — на этом месте, — и он положил трубку.

Полагая, что от этого свидания, во многом, будут зависеть их дальнейшие отношения, он вышел из дома пораньше, чтобы купить цветы и все равно, чуть не опоздал на свидание. К сожалению, он еще не до конца адаптировался к действительности и просто забыл, что достать цветы в это время, была большая проблема. Ну, не продавали, в восьмидесятых, на каждом углу, в любое время года, гвоздики, розы и тюльпаны. Насилу удалось ему купить, возле станции метро, букетик мимоз. Часы его показывали 14-00, когда он подбежал к памятнику Ленину. Любы, слава богу, еще не было. Оставалось понять, куда указывает рука вождя? Наконец, ему удалось определить это место. Сергей встал, как часовой на часах, и ждал целых пять минут. Любы не было. Сергей присмотрелся к вождю. Его рука была вытянута вперед и вверх. При этом кисть руки загибалась, и четыре пальца указывали вниз, большой — на крышу дома, стоявшего через дорогу, а сама рука — где-то на окна четвертого этажа. Приставив руку к глазам, как козырек, Сергей стал разглядывать дом напротив, когда за его спиной раздался короткий смешок, и уже знакомый, и такой приятный, для его слуха, голос спросил,

Больной, кого это вы там высматриваете?

Он резко обернулся. Люба стояла у него за спиной и делала вид, что тоже пытается что-то разглядеть на том доме.

Ну, слава богу! — с облегчением произнес Сергей, — А то мне уже в голову пришла страшная мысль.

И какая же тебе в голову пришла мысль? — Люба, из последних сил, старалась казаться серьезной, — Поймите, больной, я интересуюсь, как врач, а то: странные мысли, навязчивые состояния, и все такое.

Понимаешь, после того, как я увидел, что четыре пальца Ильича указывают на то место, где я стою, и где тебя не было, а пятый указывает на крышу дома, где я тебя тоже не увидел, я подумал, что, может быть, мы должны встретиться с тобой в прекрасном будущем, дорогу в которое постоянно указывал Ленин, и мне стало страшно.

Но, почему это тебя так испугало? — Она подошла к нему близко-близко и посмотрела ему прямо в глаза.

Потому, что я не хочу идти туда один, без тебя. И он, неожиданно для себя самого, привлек ее к себе, и они слились в долгом поцелуе.

Сережка! Мы просто сумасшедшие, — она, наконец, отстранилась от его объятий, — На нас же люди смотрят.

Да пусть смотрят, — Сергей огляделся вокруг.

В самом деле, несколько прохожих даже остановились, разинув рты, а одна старушка укоризненно качала головой, наверняка ругая про себя бесстыжую современную молодежь.

Хотя, ты права, не стоит так открыто бросать вызов общественной морали.

К чему бесплодно спорить с веком?

Обычай — деспот средь людей.

И они, взявшись за руки, пошли по направлению к парку Победы.

Уже ночью, вволю нагулявшись в парке, накатавшись на каруселях, наевшись мороженого, слегка уставшие и бесконечно счастливые, они стояли под окнами Любиного дома и никак не могли расстаться.

Ладно, пора идти, а то ты не доберешься до своего дома, — наконец прошептала Люба, — Только обещай, что не пропадешь надолго.

Обещаю, — улыбнулся Сергей, — Что я тебе еще успею надоесть.

Ни-ког-да, — медленно, по слогам и очень серьезно произнесла Люба и отрицательно покачала головой. И уже подойдя к своему подъезду, она повернулась, посмотрела на него и повторила,

Слышишь, никогда.

Хлопнула дверь подъезда, закрываясь за ней. Простучали по лестнице ее каблучки, а он все стоял на месте и глядел ей вслед. Наконец, он очнулся и посмотрел по сторонам,

А что, Сергей Дмитриевич, жизнь-то, кажется, стала улыбаться тебе? — сказал он сам себе и, насвистывая веселую мелодию, бодро зашагал через пустырь к дороге, ловить частника.

Глава 4

Уходя — уходи!

Если кто-то тебе не поверит.

Уходя — уходи!

Затвори за собой плотно двери.

И. Резник.

Самыми болезненными воспоминаниями из прошлой жизни, были воспоминания о жене.

... Даже, расставшись с ней и не видя ее более десяти лет, он продолжал ее любить, и она продолжала ему звонить из Америки и жаловаться на здоровье, безденежье и просить у него помощи, хоть и знала, что ничего, для нее, находясь в России, он сделать не сможет. Еще одно, что связывало их, это дочь, Ксения.

...Папа, а почему у некоторых людей пальцы толстые, а у некоторых, тоненькие? — как-то, спросила у Сергея его дочь — первоклассница, придя из школы домой.

Ксенечка, тонкие пальцы, это признак аристократизма. Ты понимаешь, что это значит? — спросил он у дочки, увидев, что до нее не дошло это слово. Дочка отрицательно покачала головой.

Ну, вот смотри, — начал перечислять он, — Толстые пальцы — у кухарок, свинарок, крестьянок, торговок, а тонкие — у королев, принцесс, княгинь, цариц.

При этих словах, Ксения порозовела от удовольствия. Она посмотрела на свои пальчики и молча пошла в свою комнату.

Прекратить свои отношения с Надеждой, это означало бы, что Ксенька никогда не появится на свет или, все это не так, и она все равно появится только не у тех родителей? Ответить на этот вопрос Сергей не мог, как и не мог себе ответить, хочет ли он начинать всю эту историю заново? Все решил случай. Как раз, в самый разгар белых ночей, Сергей с Любой, под ручку, шли вдоль набережной Невы и Сергей читал ей стихи, те самые, из "Медного Всадника",

И, не пуская тьму ночную

На голубые небеса,

Одна заря сменить другую,

Спешит — дав ночи, полчаса.

Прекрасен Ленинград в любое время года, но в это, он особенно прекрасен и неповторим. Хотя, слово "Ленинград" теперь резало слух Сергея. Про себя он называл город Санкт-Петербургом, а вслух — Питером. Так вот, белая ночь над Невой, это таинство и волшебство. Великолепен вид старого Санкт-Петербурга. Костров не мог не восхищаться зодчими, сотворившими это чудо, как и не мог понять, каким образом удалось создать такой гармоничный ансамбль? Ведь и дворцы, и памятники созданы, не только в разных стилях, но, порою, и в разные века. Нет ни одного одинакового, и в то же время, все вместе, они дополняют друг друга и создают столь удивительный, чарующий образ. Сергей подозревал и, одновременно, боялся, что это искусство невосполнимо утрачено, и, ныне, истинную архитектуру заменила геометрия. В этот час, когда над Невой разводят мосты, и сейчас, и в прошлом, на набережных гуляло много влюбленных пар. Они ходили, обнявшись, целовались и разговаривали негромко, словно боясь вспугнуть эту чудесную красоту. Это то, чего так не хватало Сергею в будущем. Он с горечью вспоминал, как тысячи юных балбесов выходили на ночные "тусовки" обколотые, с бутылками в руках, оглашая берега Невы визгом, криками и матом, оставляя позади себя шприцы, жестяные банки, разбитые бутылки и обертки от жвачки. Так что Сергей сейчас пользовался возможностью отдохнуть душою.

Не знаю, — продолжала Люба начатый разговор, — Просто мне хорошо с тобой. Ты надежен и серьезен, но можешь вовремя пошутить. Мне нравится, вот так, гулять с тобой. Мне нравится с тобой целоваться, мне, — тут она бросила на Сергея лукавый взгляд, — Мне еще много чего с тобой нравится делать, но, в то же время, я многого в тебе не понимаю. Мне кажется, что ты что-то скрываешь. Почему ты никогда не рассказываешь о своем прошлом, и, кстати, почему ты никогда не спрашивал меня о моем? Неужели тебе не интересно, как я прежде жила? В конце концов, должно же тебя интересовать, были ли у меня парни?

Ну, что ты говоришь, Люба? — Сергей откровенно любовался подругой, — Не могу же я ревновать тебя к мальчику, игравшему с тобой в детском саду в прятки. Ты мне, безусловно, интересна, но я не расспрашиваю тебя о твоих тайнах, именно для того, чтобы ты оставалась таинственной и манящей. Надеюсь, что впереди у нас с тобой еще много времени для того, чтобы лучше узнать друг друга. Что же касается меня, то в прошлом у меня, право же, нет ничего такого, о чем бы я не мог тебе рассказать.

В это время они шли по стрелке Васильевского острова, и из-за Ростральной колонны, им навстречу выходила парочка. Молодой человек и девушка держались за руки и, казалось, были заняты только друг другом. Увидев эту парочку, Сергей, от неожиданности, вздрогнул. Он не знал этого парня, но девушкой этой оказалась Надежда. Она подняла глаза, узнала Сергея и тоже вздрогнула, растерялась на какое-то время, потом опустила голову и быстрее потащила своего парня за руку, чем вызвала его немалое удивление.

Какое-то время Сергей с Любой шли молча, потом она заметила,

Так, говоришь, ничего такого, о чем бы ты не мог рассказать?

Женщины умеют задавать вопросы, на которые впрямую и не ответишь. Ну не рассказывать же ей что это бывшая его жена, с которой он, в будущем прожил восемь лет, и которая бросила его лежачим больным и уехала за границу. Он крепче обнял Любу за талию и прижал к себе, не смотря на некоторое сопротивление обиженной девушки,

Главное, это то, что я иду с тобой, а не с ней, и от этого я счастлив.

Медленно, в сумерках белой ночи, пары расходились в разные стороны, и Сергей понимал, что в эту минуту сделал окончательный выбор, а еще он понимал, что, отныне, его жизнь бесповоротно пошла по другому пути.

Глава 5

Я вижу цель, я за лимоном дотянуться хочу

Я за лимоном лечу и крутизной наслаждаюсь.

Страна Лимония страна без забот.

В страну Лимонию ведет подземный ход.

Дюна.

Жизнь Бермана, определенно, стала меняться в лучшую сторону. Он снимал теперь двухкомнатную квартиру на Малой Балканской и занимался своим любимым делом — делал деньги. Эта работа, а Сашка считал делание денег, именно работой, приносила ему, помимо ощутимого дохода, еще и громадное удовлетворение. Самое трудное, было, сделать первые шаги, а потом, по мере увеличения у него капитала, появлялись все новые знакомства и новые возможности. Он стал лучше одеваться, следить за собой, появилась даже мысль, не ходить больше в бар "Южный", а сменить его, на что-нибудь, посолиднее, типа Метрополя, но когда он поделился этой мыслью с Сергеем, тот посмотрел на него с усмешкой, пожал плечами и заметил,

А смысл? Деньги тратить? Так, то, что у тебя уже есть, это еще не деньги, уж ты поверь мне. Что публика здесь проще? Так некоторые из них далеко пойдут. Не думай, я говорю не о халдеях и швейцарах. Эти люди, как есть дерьмо, так дерьмом и будут, кто, конечно, останется жить, хоть и не всем это удастся. Правда я тебе не скажу, кого я имею в виду, а вот, обрати внимание на нашу компанию. Наверное, недаром, мы собрались вместе. Рашид, например, будет директором кладбища, Братья Смирновы будут иметь целую ассоциацию охранных предприятий, Лида станет женой Семена и откроет свой салон мод. Как видишь и здесь люди интересные, а ходить в Метрополь, это значит просто мелькать перед глазами милиции, что, рано или поздно, вредно скажется на твоем бизнесе.

Сашка подумал и вынужден был согласиться с Костровым, заодно, он решил присмотреться, получше, к названным им приятелям. Вообще, к словам Сергея он теперь старался прислушиваться. А что вы хотите?

Еще полгода назад он был бедным еврейским парнем, приехавшим в Ленинград из Винницы, в поисках счастья, веселой жизни и, чем черт не шутит, может быть и богатства.

Устроившись на "Красный Треугольник" простым рабочим, он, одно время, имел кое-какой доход, вынося через забор и продавая каким-то узбекам резиновые галоши, но потом эта лавочка прикрылась, и с деньгами у Сашки стало совсем туго. Хорошо еще, Серега иногда давал ему на продажу разное заграничное барахло. Только это и позволяло кое-как сводить концы с концами. Конечно, он не унывал, да и кто будет унывать в двадцать пять лет, вырвавшись из захолустного городишки, в, почти столичный, Ленинград. Он ходил по кабакам, знакомился с новыми людьми, снимал девочек и, вообще, вел веселый образ жизни, хотя, в глубине души, понимал, что ничего того, за чем он сюда приехал: то есть, денег, известности и места в жизни, добиться здесь он не сможет. Порою, он уже подумывал о том, чтобы плюнуть на все и вернуться назад к родителям, как вдруг удача, наконец-то, повернулась к нему лицом, даже не лицом, а просто соизволила заметить, что есть на свете такой еврей, Сашка Берман. Он хорошо запомнил день, когда все это произошло. Недаром, когда в тот день он встретил Сергея в ресторане, тот показался ему каким-то странным. Что-то было незнакомое в его взгляде и поведении. А потом был этот разговор.

В первые минуты Сашка подумал, что Сергей его просто разыгрывает. А потом, вдруг, сразу понял, что никакой это не розыгрыш, а просто непонятная, невероятная какая-то, чудовищная, но правда. И еще, он сразу понял, что этим надо воспользоваться, и уж кто-кто, а он, Сашка Берман, сумеет схватить случай за хвост. Когда утром они расставались, Костров сказал, что через месяц будет издан указ о борьбе с алкоголизмом, или, почти, сухой закон. В тот же день Сашка, используя все свои связи, сумел договориться о покупке двух тысяч литров спирта. После этого, он помчался к себе на Украину, где просто вымолил у дяди десять тысяч рублей, пообещав вернуть их с большим процентом.

Вернувшись в Ленинград, он еще приобрел отличный самогонный агрегат, опробовал его, и остался очень доволен полученным продуктом. После этого, оставалось только ждать указа. День за днем проводил Берман, просматривая центральные газеты и глядя по телевизору все выпуски новостей. Ему уже хотелось рвать на себе волосы, слушая, как металлурги Запорожья, в очередной раз, выполняют и перевыполняют план. Хотелось вскочить и завыть во весь голос, глядя, как труженики полей, уже который год, ведут свою, заранее обреченную на поражение, битву, с этими самыми полями, с чертовой техникой, с природой и со всем миром — за урожай. И вот, наконец, когда он понял, что никакого указа нет и не будет, и вся эта история, рассказанная ему Сергеем, не больше, чем дурацкая выдумка, именно в этот день, 17 мая, купив в соседнем ларьке "Правду", он открыл ее на первой странице и прочитал: Указ Президиума Верховного Совета СССР "ОБ УСИЛЕНИИ БОРЬБЫ С ПЬЯНСТВОМ".

Минут двадцать Сашка потратил на изучение этого любопытного документа, отмечая про себя такие пункты, как: "Изготовление или хранение без цели сбыта самогона, чачи, араки, тутовой водки, браги или других крепких спиртных напитков домашней выработки, изготовление или хранение без цели сбыта аппаратов для их выработки влечет уголовную ответственность", "Скупка и перепродажа, с целью наживы, в небольших размерах водки и других спиртных напитков, влечет наложение административного взыскания в виде штрафа в размере от пятидесяти до ста рублей с конфискацией предметов спекуляции. Дела об этих правонарушениях рассматриваются народным судьей единолично в порядке, предусмотренном законодательством союзных республик".

Удивительно, ведь только он, не считая Сергея, заранее знал об этом указе, больше того, он готовился к нему, ждал его, но, не смотря на это, Сашка был просто ошеломлен.

Получается, что до конца он так и не поверил Кострову? Нет, поверил и сразу, и все-таки происшедшее его по-настоящему потрясло. Это дело необходимо было отметить и прямо сейчас. Берман направился к ближайшему гастроному и, подойдя к нему, замер от удивления. Винный отдел магазина буквально осаждала толпа людей, взвинченных до предела. Люди вели себя так, словно не пили уже год и от того, купят ли они сейчас бутылку, зависела их жизнь. Особенно удивило Бермана, что к прилавку рвались не только мужчины, но и женщины; и даже старые бабульки, которые раньше и не покупали вина, теперь пытались, во что бы то ни стало, купить себе бутылочку, про запас. Не удивительно, что толпа в несколько минут смела весь запас спиртного в магазине. Сашка видел, как заведующая с красным от злости лицом, кричит на покупателей. Те, в свою очередь, кричали на нее, требуя водки. Словом, начинался грязный, гнусный скандал. В этот момент возле магазина появился милицейский наряд. Пожалуй, что, пора было отсюда уходить. Берман повернулся и довольный пошел прочь от греха подальше. Душа его пела.

"Прав, прав оказался Сергей, народ, как с цепи сорвался. Теперь, только не спешить и быть осторожным, и все будет великолепно".

Глава 6

Всё впереди, всё пока, всё пока накануне...

Двадцать рассветов осталось счастливых...

Год сорок первый, начало июня.

Все ещё живы, все ещё живы,

Все ещё живы, все, все, все.

Феликс Лаубе.

Новая жизнь Сергею все больше нравилась.

Между тем, он стал замечать, что сам изменился. Нет, конечно он не мог ожидать, что останется таким же бесшабашным оболтусом, каким был раньше, все-таки двадцать лет жизни изменят кого угодно. Но речь шла не об этом. Все чаще, по ночам, ему снились странные сны. В этих снах он с кем-то разговаривал. Ему что-то рассказывали и объясняли, но, просыпаясь утром, он, как ни силился, ничего не мог вспомнить. Тем не менее, он стал гораздо спокойней и выдержаннее. Запомнился ему такой случай.

В баре, в тот вечер, было особенно людно. Их компания собралась за угловым столиком, где они потихонечку распивали коньячок. К ним подошел, какой-то нерусский и сказал,

— Это мой столик, я здесь сидел, а ну, убирайтесь отсюда. Конечно, всякое могло случиться, может быть, он и сидел там до их прихода, но, во всяком случае, никто его там не видел и уступать место не собирался, поэтому и внимания на его слова никто и не обратил. Парня это сильно разозлило. Он ударил кулаком по столу и закричал,

А ну, пошли вон отсюда!

В другое время, Сергей дал бы ему по башке, а тут, он посмотрел на парня и спокойно сказал,

Ну, что ты кричишь, генацвале? Успокойся, побереги здоровье, а то, видишь, оно у тебя и так плохое: голова кружится, в ушах шумит, ноги подгибаются.

Тут, к удивлению всех присутствующих, нерусский побледнел, зашатался и вынужден был схватиться за спинку стула, чтобы не упасть.

— Ну вот, видишь? — продолжил Сергей, — А ты еще скандалишь.

Иди-ка, спокойно домой и отдохни.

Самое интересное, что тот действительно поднялся и пошел на выход.

Не понял, что это с ним? — Спросил Берман.

Вежливость — великая сила, — ответил Сергей, но, кажется, не убедил Сашку.

Потом, как-то раз, в магазине, недалеко от его дома, плохо стало одной женщине. Пока народ вызывал скорую и давал ей понюхать нашатырь, Сергей подошел к ней, пошептал что-то над ухом, начертил в воздухе крест, и женщина пришла в себя. Когда приехала скорая помощь, она уже была в порядке. Сергей, конечно, постарался побыстрее уйти оттуда, но, непонятно каким образом, в округе стало известно об этом событии. Теперь, частенько, приходя домой, он встречал у парадной людей, которые ждали его, в надежде получить помощь. Сначала, это раздражало его, но потом он вынужден был с этим смириться, решив, что если может чем-то помочь людям, то обязан это делать. А, в общем, у него стало появляться чувство, что кто-то незаметно и, вроде бы, ненавязчиво, но очень твердо ведет его по жизни. Откуда появилось это чувство, он не мог сказать, но оно было и особенно усилилось после следующих событий.

Шел март восемьдесят шестого года. Сергей уже свыкся с этой жизнью, вошел в старую колею. Его уже не шокировала бедность прилавков и большие очереди за очередным дефицитом. Конечно, его злил откровенный цинизм правящей партии. Но, в отличие от себя прежнего и многих нормальных людей, живущих рядом, он не унывал, так как знал, что ждет эту партию в будущем, хотя и понимал, что большинство мерзавцев, которые правят сейчас страной, распевая хвалу Коммунистической партии и Ленину, точно так же будут лизать руки любому, оказавшемуся у власти. Он знал, что эта мразь неистребима и всегда, кто бы ни пришел к власти, девять десятых его окружения будут составлять эти люди. Но, в общем, новая жизнь ему нравилась. На работе его дела также продвигались в гору. Он потратил немало времени и сил, чтобы составить несколько программ для изготовления чертежей и составления спецификаций, выборки материалов, бухгалтерии и т. п. К хорошему очень быстро привыкаешь, и скоро в институте не могли понять, как раньше им удавалось работать без компьютера. В других отделах тоже захотели иметь компьютеры. А скоро к ним зачастили и из других организаций люди, для того, чтобы ознакомиться с работой этой штуковины. Познакомившись с ее работой, многие решали приобрести такую же, а, приобретя компьютер, они постоянно нуждались в расходных материалах, программах и консультациях. Так что, дела шли, хотя большой помехой были порядки, царившие в стране в 1986 году. Теперь все это звучит дико, но в те времена ни одна организация не имела права свободно приобрести необходимое оборудование, взять на работу человека, для которого не было места в штатном расписании. А деятельность Сергея, по тем временам и вовсе могла быть расценена, как преступная. Вот такие были времена и нравы. Невозможно было принести пользу Родине, чтобы тебя не посчитали преступником. Но Сергей упорно работал на свое будущее, благо ему было легче, чем другим. Повторяю, жизнь ему все больше нравилась. Казалось, эта история так и будет гладко катиться к счастливой развязке, но судьба играет человеком. Ложась спать, ты никогда, на самом деле, не знаешь, каким будет этот мир после пробуждения.

Этой ночью Сергей проснулся весь в поту. Причиной тому был сон. Он уже видел этот сон в детстве, в далеком шестьдесят третьем году. Ему снилось, что он едет куда-то в открытой теплушке. В ушах его звучит стук колес. А потом появился звук, непрерывный звук на одной ноте. Он звучит все громче и громче, натягивая нервы. Ужас все сильнее охватывает его. В открытую дверь теплушки видно, как мелькают березки, и, вдруг, ему становится ясно, что это — атомная атака. Тогда, в детстве, он вскакивал с кровати, кричал, приводя в ужас родителей, и таращился в темноту ничего не видящими глазами, а когда его успокаивали и укладывали спать, сон снова возвращался, и все повторялось сначала. Все было так же и в этот раз, только, вдобавок, еще резко пахло полынью.

Тьфу ты, черт! Приснится же, такая дрянь, — подумал он.

Спать, после этого, как-то расхотелось. Сергей встал с постели, пошел на кухню, достал из холодильника бутылку коньяка и налил себе стопку.

Как там? "В журнале, "Для дома и семьи", врачи рекомендуют", процитировал он Семена Семеновича Горбункова из незабвенной "Бриллиантовой руки", выпил, посидел, глядя в окно. Минуты через две немного полегчало.

"Неврозов мне только не хватало. С чего бы, вдруг, такой сон? Насколько я знаю, никакой атомной войны не предвидится. Жирного на ночь я не ел", — он налил себе еще стопку и на этот раз начал отпивать из нее маленькими глотками. Что-то было еще, там во сне, очень важное и это важное необходимо было вспомнить. Поезд, березки, как будто мы ехали с войны домой, и это точно была Россия. Странно, ведь, когда я в детстве увидел этот сон, я не ездил в теплушках. А в этом сне еще было, что-то, чего не было в том. Да, да, запах! Как же я забыл? Невыносимо пахло полынью.

Он покрутил в руках стопку, на все лады повторяя про себя,

Полынь, полынь — и вдруг, неожиданно для себя, произнес вслух, — Чернобыль, — и сразу все вспомнил.

Он вскочил, раскрыл дверь на лоджию. Свежий ветер ударил ему в лицо, развевая волосы. Вот как получилось: можно спокойно жить, думая о своем благе и быть довольным всю оставшуюся жизнь, но там погибнут тысячи людей, а ударит эта беда по миллионам, и все это точно произойдет, как уже произошло в тот раз. Есть только один шанс, предотвратить эту катастрофу, и этот шанс — он, Сергей. Но ведь он вернулся в этот мир для того, чтобы сделать свою жизнь лучше, счастливей и богаче, и всё. Почему, он должен рисковать всем этим, ради совсем посторонних ему людей? Разве кто-нибудь протянул ему руку, когда он умирал от болезни и голода? Разве государство не сделало все возможное, чтобы отравить его существование? Разве не близкие люди постарались добить его, еле живого и отвернулись, когда поняли, что ему уже не подняться? Помнится, тогда он написал еще, эти строчки:

В своей умирая квартире,

Лежал на седьмом этаже,

А было мне тридцать четыре,

И в тридцать четыре, уже?

"Нет уж, дудки, меня на всех не хватит, перестаньте ездить

на мне", — думал он.

Весь день Сергей был хмурым и раздражительным. На ночь, выпил бутылку пива и завалился спать, и опять увидел тот же сон. Опять он проснулся весь в поту и долго, в возбуждении, ходил по комнате. Кого он обманывает? Сергей все уже понял, ну не сможет он жить, зная, что мог спасти людей от смерти и не сделал этого. К сожалению, или к счастью, но он такой, и еще подумалось ему от чего-то, что и в этой жизни не суждено ему стать богатым.

Ладно, успокойтесь, — неизвестно от чего, вдруг, и неизвестно кому, сказал он вслух, — Сделаю я это, по крайней мере, постараюсь сделать.

Хотя, как это сделать, пока, он не представлял. Тем не менее, сон этот ему больше не снился.

Глава 7

Давайте выпьем за тех, кто в МУРе,—

За тех, кто в МУРе никто не пьет.

В.Высоцкий.

Как известно, люди делятся на сов и жаворонков. Первые могут работать и веселиться всю ночь, зато до полудня они не в силах продрать глаз. С трудом просыпаясь к обеду, они через силу тащатся на кухню, и лишь заварив и выпив чашку крепчайшего кофе, начинают приходить в себя. Вторые, бодро вскакивают рано утром, делают зарядку и тут же готовы действовать. До обеда у них наивысшая производительность труда, наивысшая умственная и физическая активность, зато ближе к вечеру они становятся вялые, сонные, а часам к десяти, так и вовсе никакие. Майор КГБ, Виктор Зиновьев, был жаворонком. Поэтому, как только первые лучи солнца заглянули в его квартиру, он уже был на ногах. Гимнастика с гантелями, отжимания, приседания и водные процедуры были обязательны для него каждый день. Стоит дать себе слабинку, и покатишься. Не заметишь, как отрастишь брюшко, обленишься, а там, глядишь, и совсем махнешь на себя рукой. Примеров тому в жизни, сколько угодно. Вот, недавно встретил Володьку Лактионова и не узнал, а когда узнал, прошел мимо, не окликнув. Бывший защитник столичного "Локомотива" собирал бутылки у мусорных бачков. Пример, может быть и слишком сильный, но и у них в управлении достаточно людей, которые могли бы выглядеть и получше. Стоит произнести слова, "майор КГБ", и люди, тут же, представляют себе атлетичного, подтянутого, сурового мужчину со злым и цепким взглядом серых глаз, непременно одетого в дорогой импортный костюм. Предлагаю читателям провести мысленный эксперимент. Думаю, все мы представили одного и того же. Хоть и следует признаться, что вседозволенность и принадлежность к одному клану, безусловно, накладывают на лица этих людей общую печать, мы вынуждены заметить, что Зиновьев, все же, отличался от большинства своих коллег. Безусловно, он был атлетичным и подтянутым, и глаза у него были серыми, но при всем этом, ну никак не производил он впечатления сурового солдафона. Всему виной была интеллигентность, которую невозможно спрятать не только под костюмом, но и под военной формой. Этим он был обязан своей маме, учительнице русского языка и литературы, потому как, от своего папы, генерала КГБ, он эти качества вряд ли мог получить. Еще когда сын был маленьким, Зиновьев старший выговаривал уже жене,

Испортишь ты парня, вырастишь из него кисейную барышню, — и заставлял мальчика заниматься борьбой и боксом, для воспитания мужского характера.

Витя, кстати, очень любивший и уважавший своего отца, чтобы угодить ему, добросовестно посещал эти секции и благодаря своему упорному характеру и трудолюбию, даже добился хороших результатов, особенно в борьбе, где стал кандидатом в мастера спорта, по самбо, но своих интеллигентских замашек так и не искоренил. Он любил читать книги, слушал музыку, причем не только Битлз и Лед Зэпелин, но и классику и, главное — он не был агрессивен и никогда не помыкал слабыми. Словом, мама все-таки испортила парня. Тем не менее, после окончания десятого класса, Витя, к немалому удивлению и большой радости отца, решил пойти по его стопам и поступил в Военно-Политическую Академию, которую и окончил, с отличием, через пять лет. В силу того, что отец его был генералом, оставили Виктора работать в Москве, в Главном Управлении. Правда и недоброжелателей у него было немало. Многим, служившим рядом с ним, не нравилось, что молодому, зеленому еще работнику дают звания и должности, до которых им пришлось добираться долгие годы. Виктор понимал, что в чем-то они правы, но так же понимал, что, оказавшись на его месте, они с удовольствием бы воспользовались возможностью быстрого карьерного роста. К сожалению, или к счастью, но такова жизнь, и каждый отец будет делать все возможное, чтобы помочь своему сыну. Будучи человеком трезво мыслящим, Виктор понимал, что до конца нельзя быть уверенным даже в друзьях, которые были у него в управлении. Наверное, потому, он старался сохранять с сослуживцами ровные отношения. Собственно, друзей-то среди них он и не имел. Да и с новыми людьми заводить близкие отношения ему было очень непросто. Вот она, оборотная сторона его профессии. В самом деле, кто из нормальных людей захочет иметь что-то общее с человеком из Комитета? Вот и приходилось, все больше общаться с детьми высоких партийных шишек и их прихлебателей. Но тут уж, извините, его самого мутило, от первых, из-за их, мало скрываемого презрения к окружающим, и от вторых, из-за их откровенного заискивания перед первыми. Оставались только друзья детства, которыми он все больше дорожил, но и тех, жизнь порядком разбросала по стране. Так что Виктор все больше и больше чувствовал, как вокруг него образовывается некий вакуум. В личной жизни у майора Зиновьева тоже было не совсем ладно. Бывало, познакомится с, по-настоящему, хорошей девушкой и все вроде идет хорошо, но стоит только ей узнать кто он, как она начинает избегать его, как будто он прокаженный, и в то же время, девушки, которые ему не нравились, расчетливые и хваткие, прямо-таки набивались ему в подруги. Правда, в этом деле возможно появился лучик света. Не так давно к ним пришла новая сотрудница, Лида, вроде девушка, как девушка, но в тот день, когда Виктор ее в первый раз увидел, он больше делать ничего не мог, так и просидел до конца работы за столом, глядя в окно, а где были его мысли? Во всяком случае, работы они не касались. И надо же, вообще-то, с девушками он не тушуется, а тут, никак не мог собраться с духом и пригласить Лиду куда-нибудь в кафе, посидеть, потанцевать, словом, завязать знакомство. Так и ходил он вокруг Лиды кругами, ругая себя за робость и не смея сделать первый шаг.

Быстро позавтракав и одевшись, Зиновьев вышел из дома. На работу он добирался на своей "шестерке". Пользоваться служебной машиной ему было еще рано. Да на своей и удобней. По крайней мере, так он чувствовал себя свободней.

После утреннего совещания у полковника Сидоркина, когда уже была дана команда,

Все свободны, — и офицеры один за другим направились к двери кабинета, полковник произнес сакраментальную фразу, — А вас, Зиновьев, я попрошу остаться.

"Тоже мне, Мюллер недоделанный", — зло подумал Виктор, у которого, вдруг, как-то стало нехорошо на душе. Он вернулся к столу начальника, настороженно глядя на того и почему-то, внутренне готовясь к какой-то неприятности. Сидоркин, не торопясь, открыл ящик письменного стола, вынул из него письменный конверт и протянул его Виктору.

Вот ознакомьтесь, получено нами вчера вечером, и еще два таких же письма пришли в ЦК и Министерство Энергетики и Электрификации. Ознакомьтесь и доложите Ваши соображения по этому вопросу.

Он посмотрел на Зиновьева, и тот готов был поклясться, что в глазах полковника промелькнула злорадная усмешка. Виктор взял конверт, подчеркнуто бодро вытянулся по стойке смирно.

Разрешите идти?

Идите, — отпустил его полковник и добавил в спину, — И через два дня доложить о принятых мерах.

Выйдя от начальника, Зиновьев, внешне спокойно, не торопясь, прошел в свой кабинет и только здесь позволил себе расслабиться. Он повертел в руках конверт, штемпель на нем ленинградский, адрес написан от руки.

"Уже хорошо", — отметил про себя Виктор и стал читать письмо.

В нем говорилось, что такого-то апреля, сего года, на Чернобыльской атомной электростанции будут проводиться плановые испытания. Бригада грубо нарушит технику безопасности, в результате чего произойдет катастрофа, жертвами которой станут миллионы человек. То есть, так и написано — "произойдет", а не может произойти. Или письмо было написано сумасшедшим, или это просто провокация.

"Если, письмо действительно написал сумасшедший, то это, пожалуй, самый лучший вариант", — решил Зиновьев, — "Тогда ничего не случится. Но мы обязаны проверить те немногие факты, которые в письме указаны. А именно:

а) будет ли производиться ремонт четвертого энергоблока указанного числа? Если да, то

б) узнать о возможных последствиях, в случае, указанных в письме, нарушений,

в) узнать предполагаемый состав бригады и провести с ними специальный инструктаж, на котором и разобрать эту ситуацию. Если письмо написал шутник, то его необходимо найти и примерно наказать. Но и в этом случае необходимо провести все вышеуказанные мероприятия. И, наконец, если это провокация", — Виктор задумался, — "Не пойму, в чем тут провокация? Но, в любом случае, наши действия такие же. Не реагировать на эти письма мы не можем, потому как, а вдруг это не шутка"?

Зиновьев вызвал к себе капитана Кольцова.

Капитан Кольцов Василий Павлович, полгода работал под руководством Зиновьева. За это время проявил себя как вдумчивый и инициативный работник. Будучи почти одного возраста с Зиновьевым, он, тем не менее, в друзья к начальнику не набивался, предпочитая соблюдать субординацию. Войдя в кабинет, он остановился у двери, ожидая распоряжений начальника.

Вот что, Василий, — Зиновьев встал, придвинул к своему столу еще один стул и указал на него рукой, — Садись-ка, поближе, и давай с тобой потолкуем. Для начала, почитай-ка вот это, — он взял со стола листок бумаги и подал его Кольцову, — А после, мы с тобой обсудим, что нам предпринять?

Василий взял листок бумаги и минут пять, внимательно его изучал. Закончив чтение, он вернул письмо начальнику и молча посмотрел на него, ожидая продолжения разговора.

Ну, что ж, теперь ты в курсе того, что это за дело. Вот и давай, вместе подумаем, с какого конца за него взяться? Как говорится: "Ум хорошо, а два — лучше", — и Зиновьев сделал паузу, предлагая Кольцову высказаться.

Ну, что ж, полагаю, ты и сам все уже продумал, — Василий пожал плечами, словно показывая, что не ему учить начальника, но если уж тому так угодно выслушать его мнение, то пожалуйста, можно и высказаться — Но, может, для того, чтобы обговорить кое-какие детали? В любом случае, полагаю, что дело это не самое хорошее. Возможны самые разные варианты. Ну, на вскидку: первый — письмо написал сумасшедший. Это лучший вариант, он всех устроит, если только этот сумасшедший не из той бригады, которая будет работать двадцать шестого апреля на том самом энергоблоке, ибо это, уже — худший вариант, — при этих словах он выразительно посмотрел на Зиновьева.

Того, аж, пот прошиб. Вот, ведь, кажется, со всех сторон дело рассмотрел, а о такой вероятности даже не подумал. А ведь тогда все, что написано в письме, сбудется в точности. Нет, не зря он решил обсудить это дело с Кольцовым. Но и капитан, молодец, надо будет приглядеться к нему внимательнее. А Кольцов, тем временем, продолжал,

Еще вариант — может быть пишет вовсе не сумасшедший, и все это большие дрязги. Ну, скажем, некто, руководящий проектным институтом, заинтересован опорочить проект своего конкурента, для того, чтобы данный реактор сняли с производства, а взамен, стали бы выпускать его реактор. Как я понимаю, за этим следуют деньги, должности, звания и слава. Достаточно много, для того, чтобы затеять всю эту игру. В пользу этой версии говорит и то, что копия этого письма послана в ЦК, — он, вдруг, запнулся и покачал головой, — Кстати, только что мне в голову пришла еще одна версия, но она настолько для нас скверная, что даже и думать о ней не хочется. — Кольцов помялся и, наконец, выдавил из себя, — А ведь письма могли быть инициированы и оттуда, — и он указал пальцем вверх, при этом, подняв глаза к небу, как бы намекая, с какого верха могла идти инициатива. — Известно, ведь, что подобные направления лично курируются оттуда, и если вдруг, кто-то копает под куратора..., — и снова, Зиновьев удивился, и этот вариант он даже не рассматривал.

"Да, что же это такое? Какой я, к черту, специалист"? — подумал он, — "На что же я годен? Вот, передо мной сидит человек, который, только что, прочитал письмо и за пять минут продумал все гораздо тоньше, чем я за целый час. Так кто же из нас должен быть начальником"?

Еще один возможный вариант — просто внести трудности в работу АЭС, а в идеале, остановить ее на какое-то время, и нанести нашему государству огромные убытки, причем, что особенно привлекательно, с помощью нашего ведомства.

И, под конец, выскажу гипотезу, которая, вероятно, покажется тебе ненормальной. Может быть, другому я и не стал бы ее высказывать, но ты, — он попытался подобрать слова, не смог этого сделать, потом махнул на это рукой, — Так вот, гипотеза такая, это пишет человек, который знает, что это событие произойдет. Понимаешь, не могу этого объяснить, не предчувствует, не во сне видит, а, именно, знает, — он снова посмотрел на Виктора, с каким-то, даже, сочувствием, — Вот такие у нас паршивые дела, товарищ майор. Но, если мне дозволено будет высказать свое мнение, — закончил Василий на оптимистичной ноте, — То главное, найти автора письма. Найдем его, многое будет ясно.

Хорошо, Василий, — подытожил Зиновьев разговор, — Давай договоримся так, поисками автора я займусь сам, а ты выясни, по чьему проекту выполнен этот реактор и попробуй получить официальный ответ на вопрос, может ли, вообще, произойти такая авария? И если может, то, в каком случае, и какие могут быть у нее последствия? Хотя, я думаю, что ответ будет отрицательным. Кто же признается, что сделал штуку, которая целую область может разнести в клочья? Так что, придется тебе поискать информацию у конкурентов, или из независимого источника. А теперь, иди Василий, времени у нас очень мало.

После ухода капитана Кольцова, Зиновьев подумал, что теперь самое время заняться поисками неизвестного корреспондента.

Люди думают, что если письмо подписано чужой фамилией, то их уже и не найдешь. Им и невдомек, что не даром все заявления в нашей стране пишутся от руки. Не пройдет и недели, как мы уже будем знать кто автор, а тогда — держись.

Зиновьев снял трубку, чтобы позвонить в отдел графологической экспертизы, помедлил и решил, что лучше будет, если он сходит туда сам и отнесет письмо лично. Заодно и будет повод навестить Лидию Сергеевну. Лида, эксперт — графолог, молодая, розовощекая и улыбчивая, с фигурой, он хотел сказать, — Манекенщицы, — но передумал. Это просто литературный штамп, ибо у тех вешалок, которых, в последнее время, стали брать в манекенщицы, фигуры были ужасные. Скорее она походила на манекенщиц, начала шестидесятых. Вот когда женщины не боялись выглядеть, как женщины. Взять хотя бы Бриджит Бордо или Мерилин Монро. Так вот, глядя на Лиду, невозможно было предположить в ней сотрудницы грозной организации. Скорее, она походила на артистку, или продавца женской косметики, но, надо отдать ей должное, специалистом была отменным. Да и как могло быть иначе, "Комитет" имел возможность набрать себе лучших специалистов. Зиновьев постучался в дверь ее кабинета.

Разрешите войти, Лидия Сергеевна?

Входите, Виктор Иванович, — пригласила его Лида и улыбнулась. Может быть она улыбалась всем сотрудникам, но Виктору, почему-то казалось, что к нему она испытывает особое расположение. Он подошел к ее столу и, протягивая ей письмо, произнес,

Лидия Сергеевна, прошу официально принять у меня документ. Меня интересует все об авторе этого письма: мужчина или женщина, возраст, национальность, образование, социальное положение, профессия, словом, все, что можно узнать по почерку, и умоляю, как можно быстрее. — Потом, Зиновьев помялся и добавил, — И вот, что, Лида, вы позволите мне, как-нибудь, пригласить вас в ресторан.

Губы Лиды дрогнули в улыбке, она посмотрела на него внимательно и ответила,

С большим удовольствием.

Вернувшись в свой кабинет, Зиновьев принялся насвистывать бодрую мелодию. Жизнь, вдруг, стала казаться ему веселее, и он поймал себя на мысли, что этот сумасшедший, невольно, оказал ему большую услугу.

Глава 8

У нас есть такие приборы! Но мы вам о них не расскажем.

Манго-Манго

Трое суток ушло у Кольцова на то, чтобы выполнить поручение Зиновьева. Так как академик Алексеев, изобретатель и главный научный руководитель темы РБМК, был Президентом Академии наук СССР, напрямую обратиться к нему, даже имея в кармане удостоверение сотрудника Госбезопасности, Василий не мог. Пришлось действовать через полковника Сидоркина, который с большой неохотой согласился на этот запрос. Впрочем, конечный результат этого запроса Василий знал заранее, все это была лишь формальность. Нужно было получить официальную бумагу, в которой бы говорилось, что никакой аварии, в принципе, быть не может. Зато в отчете сотрудника ИАЭ, В.П. Волкова прямо говорилось о недостатках конструкции РБМК, которые могут привести к большим неприятностям. Он вносил конкретные предложения по его модернизации. Волков написал докладную записку директору института, научному руководителю темы РБМК академику П.А. Алексееву, но ответа на нее, так и не получил.

Будучи человеком основательным, Кольцов попробовал, в общих чертах, понять техническую сторону вопроса, и вот что он выяснил.

Чернобыльская АЭС оборудована РБМК-1000 (реактор большой мощности кипящий).

Топливом является изотоп урана 235, который, при поглощении нейтрона — разлагается с выделением большого количества энергии. В одном реакторе за сутки сгорает около четырех килограммов урана. РБМК-1000, это реактор канального типа, замедлитель нейтронов — графит, теплоноситель — обычная вода. Топливная кассета набирается из 36 твэлов по 3,5 м длиной. Твэлы с помощью дистанционирующих решеток, закрепленных на центральном несущем стержне, размещаются на двух окружностях: на внутренней — 6 штук, на внешней — 12 штук. Каждая кассета состоит из двух ярусов по высоте. Таким образом, активная зона имеет высоту семь метров. Каждый твэл набирается из таблеток UO2, размещенных в герметичной трубе из сплава циркония с ниобием.

Каждая кассета размещена в отдельном технологическом канале, представляющем собой трубу диаметром 80 мм.

Активная зона реактора РБМК высотой 7 и диаметром 11,8 м набрана из 1888 графитовых колонн с центральными отверстиями каждая, куда установлены каналы. Из этого числа 1661 — технологические каналы с топливными кассетами, остальные каналы СУЗ (системы управления и защиты), где размещены 211 поглощающих нейтроны стержней и 16 датчиков контроля. Каналы СУЗ равномерно распределены по активной зоне. Снизу к технологическим каналам подводится теплоноситель — обыкновенная вода под высоким давлением, охлаждающая твэлы. Вода, частично, испаряется и в виде пароводяной смеси сверху отводится в барабан-сепараторы, где пар отделяется и поступает на турбины. Вода из барабан-сепаратора при помощи ГЦН (главного циркулярного насоса) вновь подается на вход в технологические каналы. Пар, после отработки в турбинах, конденсируется и возвращается в контур теплоносителя.

Для незатухающего процесса деления урана, топлива в реактор загружают с избытком. Чтобы не происходило постоянного наращивания мощности такого реактора, в активную зону вводят, так называемые, органы воздействия на реактивность, содержащие материалы, интенсивно поглощающие нейтроны. В каналах СУЗ размещаются стержни, содержащие сильный поглотитель нейтронов — бор, с помощью которого и поддерживается нужный баланс нейтронов и, следовательно, мощность реактора. При необходимости увеличения мощности, часть стержней выводится полностью или частично, из активной зоны. По достижении необходимой мощности, стержни вновь вводятся, при этом, положение их, как правило, не идентично, первоначальному.

То есть, теперь Кольцов, имел хотя бы смутное представление о том, что же это такое реактор и, благодаря Волкову, понял, что не все с этим реактором так просто и ясно. Сути замечаний Волкова он не понял, но в этом пусть разбираются специалисты, а вот то, что вероятность поломки реактора реально существует, для него было ясно. А значит, данные письма, были делом рук серьезного человека и, следовательно, требовали к себе серьезного отношения.

После обеда, Зиновьева вызвал к себе на доклад полковник Сидоркин. Он сидел за своим служебным столом и читал, или делал вид, что читает, какой то документ. Подняв глаза, на вошедшего Зиновьева, Сидоркин указал ему на стул, возле стола, примыкавшему к своему столу, в виде буквы "T" и попросил присаживаться. Дочитав до конца бумагу, он положил ее и обратился к подчиненному,

Итак, Виктор Николаевич, какие соображения у вас, по данному делу?

Виктор подробно изложил ему, весь план мероприятий, доложил, какие шаги, уже

предприняты и под конец сообщил, что в любом случае, считает необходимым, проведение профилактических мероприятий на самой АЭС.

Так, у Вас все? — Полковник смерил Зиновьева холодным взглядом.

Так точно, — не понимая этого тона и внутренне сжимаясь, ответил майор.

Тогда послушайте меня, — Сидоркин встал, прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Подошел к висевшей на стене карте Советского Союза, постоял, глядя на нее и обернувшись к Зиновьеву, продолжил, — Полагаю, Вам не нужно рассказывать о сложной международной обстановке в наши дни? — Произнес он, смерив подчиненного уничтожающим взглядом, и тут же стал об этой обстановке рассказывать.

Вы, не хуже меня, знаете о колоссальных средствах, затраченных Соединенными Штатами на военные нужды. Скажу прямо, Рейган, придя к власти, так и заявил, что его цель — развал экономики Советского Союза, и он все делает для достижения этой цели. Он называет нас Империей Зла. Именно с его помощью произошла вся эта смута в Польше. Именно Америка, поддерживает моджахедов в Афганистане. В последнее время вражеские силы буквально стягивают кольцо вокруг наших границ, поэтому, любая авария, или слух об аварии на таком объекте, как АЭС, будет использована, как мощнейшее идеологическое оружие против нашей страны. Кроме того, любой сбой в работе АЭС, ведет к колоссальным потерям, для нашего хозяйства. Знаете ли вы, сколько электроэнергии вырабатывает Чернобыльская АЭС? — тут он посмотрел на Зиновьева, и констатировал, — Не знаете. Так вот, довожу до вашего сведения — 28 миллиардов кВт часов в год. Если хотите, перемножьте это на 4 копейки, и узнайте, о каких деньгах идет речь. Грубо говоря, о миллиарде рублях. Такая цифра даже в голове не укладывается.

Тут полковник взял со стола бумагу и потряс ею перед лицом Зиновьева,

Пожалуйста, уже есть запрос из ЦК. К ним стали поступать

жалобы, на ваши действия. Никто на свете не может

сказать, что завтра, там то и там то, случится авария,

если..., — в этом месте полковник сделал,

многозначительную паузу, и продолжил, — Если только, не

он сам организует эту аварию. Поэтому, все, что вы

нагородили в своем докладе, это чушь собачья, за

исключением одного. Речь идет об обнаружении и

задержании автора письма, а вот, когда мы его задержим, —

Сидоркин заиграл желваками, — Вот тогда он нам, сам все и

расскажет. Теперь, слушайте мой приказ. 1-е, прекратить

вмешиваться в работу электростанции и научно—

исследовательских институтов. 2-е, все силы сосредоточить

на поимке автора письма. А теперь, можете идти, и, —

добавил он, напоследок, — Никакой самодеятельности.

Выйдя от начальника, майор Зиновьев спокойным шагом прошел к себе в кабинет, закрыл за собой дверь и сел за свой стол. Гнев клокотал в его груди. Он не мальчишка, чтобы выслушивать подобные наставления от Сидоркина, да и, если честно, не считает он Сидоркина способным руководить отделом. Ему бы врагов народа в тридцать седьмом году ловить, а, на большее, мозгами не вышел. В последнее время слишком много развелось тупоголовых карьеристов. Не даром, любую речь они начинают с политинформации, — "Идя на встречу двадцать пятому съезду КПСС".... Плевать хочется, — подумал Виктор, но не плюнул. Не такой он дурак, чтобы так себя вести в управлении, даже, будучи одному в своем кабинете, за закрытой дверью. На такой мякине его не проведешь. Пусть они видят, какой он дисциплинированный и лояльный, а там, глядишь, придет и его время.

Глава 9

Назвался груздем — полезай в кузов.

Народная поговорка.

Подходя к своему дому Сергей увидел молодого человека, сидевшего на скамейке возле входной двери. Он сидел, спокойно глядя куда-то вдаль и казалось совсем не обратил внимания на подходящего Кострова. Но обмануть Сергея в таких случаях было невозможно. Он всегда чувствовал, когда ему угрожала опасность. Это чувство не раз спасало ему, если не жизнь, то, во всяком случае, здоровье. Пусть вас не удивляет, что такое чувство может развиться в наши, казалось бы, такие спокойные дни. Но, видимо, не для всех наши дни являются такими уж спокойными, и потом, не совсем понятно, вырабатывается это чувство, или оно врожденное. Во всяком случае, ему было абсолютно ясно, что этот человек сидит тут не просто так и, что ждет он его. Удивило Сергея другое, ощущения прямой опасности не было. Здесь было что-то другое, в чем он до конца разобраться не смог. Подойдя к скамейке, Сергей сел рядом с парнем, откинулся на спинку и принялся изучать дом напротив.

Весна в этом году ранняя, — сказал он, не глядя на парня.

Да, ранняя, — согласился тот.

Говорят, лето будет дождливым, — продолжил Сергей.

Зато осень обещают сухой, — отозвался парень.

Что, в самом деле?

Обещают, но ведь вы знаете, как верить этим синоптикам?

Это, да, — согласился Сергей, — Ну, а как там вообще, в мире?

Спокойствия нет, — развел руками парень, — Террористы взорвали бомбу в Дели.

Безобразие, — Сергей огорченно покачал головой, — Выпить хочешь?

Да я бы и не против, только где?

Ну, пошли ко мне, — Сергей поднялся со скамейки, — Нам же, кажется, нужно о чем-то поговорить, а здесь, на скамейке, как-то неудобно.

Они поднялись на лифте на одиннадцатый этаж. Сергей открыл дверь квартиры и пропустил вперед незнакомца.

Раздевайся, да проходи на кухню, а я поищу, что бы нам такое открыть, — Костров открыл холодильник, — Водочка, коньячок, сухенькое или пиво?

Пожалуй, сухое, — молодой человек снял кожаную куртку, по тем временам, весьма дорогую вещь, и подсел к столу, — Я, знаешь, не люблю разговаривать под водочку.

Ну что ж, разумно, — Сергей, достал бутылочку Кинзмараули, штопор, соорудил небольшой натюрморт из яблок, принес два фужера и, открывая бутылку, продолжил треп, — Пробку нюхать не будем, заменить бутыль все равно нечем, но винцо, пусть и не совсем сухое, я думаю, тебе должно понравиться. Говорят, это любимое вино Сталина.

Да что ты говоришь? — Молодой человек посмотрел фужер с вином на свет, пригубил его и почмокал губами, — А вино и в самом деле хорошее. Приятно так посидеть, особенно во времена Указа. Если не секрет, где ты все это берешь?

Да какой там секрет, — Сергей небрежно махнул рукой, — К счастью, не все виноградники вырубили эти головотяпы, а то пришлось бы нам сейчас не вино пить, а самогон, что, кстати, многие и делают. Но вернемся к нашим баранам, — он выжидающе посмотрел на незнакомца, — Мне показалось, что ты хотел со мною о чем-то поговорить.

Незнакомец отпил еще немного вина, с интересом разглядывая Сергея, потом сказал,

Пожалуй, мне стоит представиться, а то, как-то некрасиво получается, пьем вместе и даже не знаем, как друг друга зовут. Я, — парень слегка наклонил голову, — Зиновьев, Виктор Иванович, майор КГБ.

Услышав это, Сергей вскочил и, расшаркиваясь, произнес,

Разрешите, также представиться, Костров Сергей Дмитриевич, сотрудник Ленгипротранса. — Он снова сел и продолжил теперь уже серьезно, — Разрешите поинтересоваться у вас Виктор Иванович, чем ваше, столь серьезное, заведение заинтересовала моя скромная персона, да, заодно, чтобы не портить атмосферы нашего застолья, выдвигаю предложение, опустить, к чертям собачьим, отчества.

Предложение единогласно принимается, — голосуя за него, Виктор поднял руку, — А, что касается интереса к твоей скромной персоне, так ведь ты сам нам прислал пригласительное письмо. Разве не так? — и, не давая ему ответить, продолжил,

Теперь скажи мне, что ты там за ерунду написал, и на кой черт это тебе было нужно? Я, вот, за тобой уже полчаса наблюдаю, на дурака ты не похож, на психа, — он усмехнулся, — Может быть, но не на такого, который пишет столь странные письма. Так, зачем же ты это сделал?

Так, вот ты с чем пожаловал? — Сергей немного помолчал, о чем-то думая, потом, видимо решившись на что-то, поднял голову, — Представь себе, ты знаешь, что там-то и тогда-то произойдет несчастный случай. Что ты станешь делать? Можно ничего не делать, это самое простое, но тогда пострадают люди, а можно попытаться им помочь, но тогда можешь пострадать ты. Так, что бы делал лично ты, Виктор?

И самое интересное, что Виктор понял, что он даже не примерял на себя эту ситуацию. А, в самом деле, что бы он сделал, в таком случае?

Хорошо, — сказал он, чтобы потянуть время, — Есть еще третий путь, посмотреть, а случится ли этот несчастный случай?

Нет, — Сергей отрицательно покачал головой, — Нет никакого третьего пути. Я не гадаю на кофейной гуще. Я не высчитываю варианты. Я знаю, что то, о чем я написал, произойдет; и третий путь, в таком случае, автоматически переходит в первый, а меня это не устраивает. Потому я и написал это письмо вам, что одному мне эту проблему не решить. Сможете ли вы решить? — не знаю. Если бы захотели, тогда решили бы легко, но слишком много у нас везде дураков. Ты уж не обижайся, Виктор, это я не про тебя, но убежден, даже если ты серьезно отнесешься к тому, что я тебе сказал, многие, в твоем ведомстве, постараются помешать тебе предотвратить катастрофу.

Почему ты так думаешь? — спросил Виктор и покраснел. Ему самому стало стыдно, что он это говорит, хотя сам думает так же.

А, черт его знает, почему? — пожал плечами Сергей, — Может потому, что не делать всегда легче, чем делать. Может, потому, что дурак всегда боится оказаться в дураках. Может, потому, что просто не умеют работать. Может, потому, что, сделав глупость, умрут, но не признают своих ошибок. Не могу, да и не хочу в этом разбираться. А, к тебе у меня просьба, если уж ты занимаешься этим делом, то сделай все, чтобы этого не произошло. Ведь, боюсь, ты не до конца понимаешь, что это будет? Но, если хочешь, я довольно просто тебе объясню. Представь себе Хиросиму. Не правда ли, страшно?

Да, — Виктор вспомнил кадры из хроники и поежился, — Правда.

Так вот, авария, которая произойдет в Чернобыле, это тысяча Хиросим.

Странно, ведь Виктор, уже много прочитал про АЭС, но все эти цифры, по настоящему, мало что ему говорили. Но от такого сравнения, у него просто мороз пошел по коже. Самое главное, он понял, что этот парень не шутит.

Вот видишь, Витя, вы мне можете не верить, вы можете меня считать сумасшедшим, но на одно, только, вы не имеете права — не предпринимать никаких мер, для того, чтобы предотвратить эту катастрофу. Вот, что я тебе скажу, Виктор, ты мне показался человеком порядочным. Обдумай мои слова. Если ты решишься, то мы вместе сделаем это. Если нет, ну что же, тогда ты можешь арестовать меня, хоть сейчас, а в конце апреля, я тебе задам пару неприятных вопросов, — и он посмотрел на Зиновьева, ожидая его решения.

Майор встал, посмотрел на часы,

Знаешь, пора и честь знать. А винцо и в самом деле, хорошее.

Он пошел к выходу и уже одевшись, протянул Сергею руку и сказал,

Завтра я тебе позвоню.

Глава 10

Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку...

В. Высоцкийй.

Назавтра, с утра, еще до работы, раздался телефонный звонок. Звонил вчерашний знакомый.

Как насчет того, чтобы подъехать сейчас к нам? — Задал он риторический вопрос.

А, как насчет того, чтобы сделать мне какую-нибудь справку, для моей основной работы? — парировал Костров, — И желательно, не из вашей организации.

— Тяжело с тобой. Ну да, что-нибудь придумаем.

Ну и куда подъезжать? — спросил Сергей, — Хотя, дай-ка, отгадаю, Большой Дом?

Почти угадал, только ехать никуда не надо, мы внизу стоим.

Сергей оделся и спустился на улицу. У подъезда стояла черная "Волга". При его появлении, двери машины распахнулись, и из нее вылез Виктор.

Привет, — поздоровался он с Сергеем, потом предложил, — Давай пройдемся немного. Я тебя попробую ввести в курс дела.

Они, не спеша, пошли по песчаной дорожке, ведущей к детской поликлинике.

— Так вот, начал разговор Виктор. Твое дело поручено в главном

управлении непосредственно мне. Изучив его, мы с моим

сотрудником пришли к выводу, что независимо от того, верим

мы тебе или не верим, нам придется ехать на АЭС и

присутствовать при эксперименте, для того, чтобы

предупредить, как ты пишешь, нарушение ТБ. Но, поскольку,

как ты понимаешь, — тут Виктор виновато развел руки в

сторону, — Ни он, ни я, в этом деле, ничего не понимаем, то нам необходимо захватить с собой специалиста. Но, какого? — он

поднял вверх указательный палец, — Такого, который бы и

знал все, и имел бы полномочия решать все на месте. Мы

прикинули все варианты, и получилось, что таким человеком

должен быть академик Алексеев. Чтобы тебе было ясно, кто

это, скажу, что он изобретатель этого реактора и,

одновременно, Президент Академии Наук СССР. Вот так. Но

тут есть одно "но", и "но" — большое. Это слишком большая

шишка, для того, чтобы такие люди, как мы, заставили его

ехать. Поэтому нам пришлось обратиться к такому человеку,

который может это сделать. Но мы должны предъявить ему

какие-то весомые доказательства. Как ты понимаешь, у нас

этих доказательств нет. Поэтому я обращаюсь к тебе. Можешь

ли ты нам помочь?

Минуту Сергей молчал, обдумывая ситуацию, было слышно, только, как песок шуршит под ногами.

Наконец, он, видимо, пришел к какому-то решению.

Я должен знать, кто этот человек? — и увидев, как колеблется Зиновьев, добавил,

Для разных людей нужны разные доводы. К тому же, все равно я его увижу, в конце концов, не за ширмой же вы его прятать будете?

Тем временем они уже дошли до детской поликлиники. Пора уже было поворачивать обратно.

Думаю, резон в твоих словах есть, — наконец решился Зиновьев, — Фамилия Крючков тебе о чем-нибудь говорит?

Говорит, — подтвердил Костров, — Как видишь, не совсем "темный". А теперь, мне надо подумать, — они повернули и пошли обратно к машине. Всю дорогу назад Сергей сосредоточенно думал. Наконец, подойдя к машине, он сказал,

Пожалуй, это должно сработать.

Что должно сработать? — не понял Виктор.

Извини, Виктор, то, что я скажу, я скажу только Крючкову. Но поверь мне, шанс у нас есть, так что: "Рубикон перейден, мосты сожжены, назад дороги нет".

Виктор печально покачал головой. Что-то ему подсказывало, что он еще натерпится бед с этим Костровым.

Против ожиданий Сергея, его повезли не в Большой Дом. Машина выехала на проспект Славы и помчалась в сторону Московского проспекта. Несколько минут езды, и вот они уже остановились у гостиницы "Пулковская". Поднявшись на лифте на четвертый этаж, они подошли к номеру 412. Сергея удивило, что Виктор, судя по всему, волнуется больше, чем он сам.

Ну, ни пуха, ни пера, — сказал Зиновьев и постучал в дверь. Дверь открылась.

Спасибо, — ответил Костров на пожелание Зиновьева и шагнул вперед.

В номере, на диване, у журнального столика сидел человек, лицо которого было Сергею хорошо знакомо по девяностым годам: лысина, маленький крючковатый нос.

Точно, Крючков. Его, наверное, в детстве Крючком звали, — почему-то подумал Сергей, глядя на заместителя председателя КГБ и ожидая, когда же ему предложат сесть. Кроме Крючкова, в номере находился еще один человек, с цепким взглядом, вероятнее всего охранник. Пауза несколько затянулась, наконец, Крючков указал вошедшим на кресла, возле журнального столика, — Садитесь, товарищи, и давайте поговорим. Ну и наделали же вы, молодой человек, шуму. Наверное, вы и сами не догадываетесь, какие силы вы потревожили, — он продолжал изучать Сергея внимательным взглядом, — А, может быть и догадываетесь. Может быть, это мои сотрудники в вас ошибаются. Не буду скрывать от вас, молодой человек, что положение ваше очень серьезное и все будет зависеть от того, сумеете ли вы меня убедить, в том, что вашей информации можно доверять. — Он замолчал, налил себе в стакан минеральной воды из бутылки, стоявшей на журнальном столике и, отпивая ее маленькими глотками, стал ждать ответа, продолжая взглядом изучать Сергея. Занимая такой пост, он привык, что одно его имя уже вызывало у большинства людей трепет. Но в данном случае, он, с удивлением понимал, что молодой человек не испытывает никакого страха в его присутствии, наоборот, он ведет себя так, как будто находится в обществе равного, хотя и уважаемого господина, и должен был признаться, что это ему понравилось.

Ну, что ж, — Сергей поднял на него глаза, — Вы хотите, чтобы я убедил Вас в том, что мне можно доверять? Я постараюсь убедить Вас в том, что мне нужно доверять, и в том, что лучше будет мне верить. То, что я Вам скажу, предназначено только для Ваших ушей. Извините, майор, — повернулся Сергей к Зиновьеву, но эта информация, сугубо конфиденциальная.

Виктор, слегка опешив от такой наглости, смотрел, то на Сергея, то на Крючкова, не зная, что ему делать. Сам Крючков, не ожидавший такого поворота событий, слегка нахмурился, но после некоторых колебаний, все же, согласно кивнул головой,

Хорошо, всем выйти из номера, — и заметив колебания охранника, повторил,

Я, сказал, "всем".

Дождавшись, когда все вышли, он снова повернулся к Сергею, — Итак, я вас слушаю...

Через пять минут, когда Виктора с охранником пригласили снова зайти в номер, Крючков, все так же сидел в кресле, только Зиновьеву показалось, что в уголках его глаз затаилась тревога, а может быть, даже страх.

Решено, — объявил он, — Это дело я беру под свое личное руководство. Комиссию из Москвы с нужным нам человеком, я обеспечу. Твое задание, Зиновьев, обеспечить сохранность этого человека, — Крючков указал на Кострова, — Встречаемся в Москве двадцать третьего в 10-00, — он встал, давая понять, что разговор окончен,

Теперь идите.

Улица встретила их ярким солнечным светом. На ветвях деревьев начали распускаться первые нежные листья. Газоны покрылись свежей, еще редкой травой. Было уже довольно жарко, градусов восемнадцать. По непонятному для Сергея закону природы, каждый год, в Ленинграде, конец апреля выдается теплым, но, как только наступают майские праздники, наступает резкое похолодание. Одни говорят, что это происходит, потому что черемуха цветет, другие — оттого, что лед на Ладоге тает. Сергей думал, что и то, и другое не верно. Но факт, остается фактом, это температурное колебание повторяется каждый год.

Эх, жизнь хороша! — потянувшись и глядя на всю эту красоту, мечтательно произнес Сергей, — Сейчас бы к озеру, да шашлычки жарить. Слушай, — обратился он к Виктору, — Как ты, на счет шашлычков из свининки?

Виктор отмахнулся от него, вот же послал бог наказание. Все-таки, странный он человек, выходит от самого Крючкова, казалось бы, должны колени дрожать, а он идет и дурачится, и ведь, что-то же он сказал Крючкову такое, что, похоже, у того самого поджилки затряслись.

Отстань от меня, со своими шашлыками. Ты, лучше вот, что скажи, есть у тебя, где пожить два дня, так, чтобы тебя не могли найти? Видишь ли, домой тебе возвращаться нельзя.

Здорово! — восхитился Костров, — Всесильный Комитет кого-то боится. Никогда бы не подумал. Ну и, если не секрет, от кого же мы будем прятаться?

Хочешь верь, хочешь нет, не знаю, но догадываться могу. Скорее всего, от своих же.

Да ребята, — покачал головой Сергей, — Распустили вас. Но ничего, придет время, и будете вы подконтрольны Государству, сиречь народу, а то, закон, видишь ли, для вас не закон. Что хотим, то и делаем.

Ты брось такие разговоры, за такие разговоры, знаешь, что может быть? — рассвирепел Зиновьев.

Знаю, — Сергей, неожиданно для самого себя, тоже разозлился, — Но ты уж послушай. Знаю, не привык, когда простой человек не боится тебе правду говорить, но привыкай. Так вот: КГБ, это комитет государственной безопасности. А государство, это территория, от Балтийского моря, до Берингова пролива и население — 250 миллионов человек, и ваша задача сберечь эту территорию, и покой и счастье этих людей. Только для этого вы и существуете. Только поэтому, вам, эти самые люди и платят зарплату. А на деле, что получается? Вы тут в игры играете. Касту неприкасаемых из себя устроили, а как только до дела дошло, так вы и посыпались, а между тем, именно сейчас у вас появился шанс сделать именно то, что вы, и обязаны сделать, то есть спасти покой и счастье людей и сберечь территорию нашей страны.

Ладно, — буркнул Виктор, — Кончай политинформацию. Так, как с жильем?

Есть такое место, — остывая бросил Сергей, — За два дня не найдут.

Вот и ладненько, — Виктор открыл дверь машины, — Полезай.

Молодой шофер, повернулся к ним,

— Куда теперь, Виктор Иванович?

Вот что, Петя, давай пока вперед, а задача у нас такая: уйти от возможного хвоста.

Петр кивнул головой и медленно выехал со стоянки. Обогнув площадь Победы, он направился по Московскому проспекту к центру города. У метро "Электросила" он проехал на мигающий желтый свет и обратил внимание на то, что следом за ними, уже под красный, проскочил старый серый Жигуленок. Не доезжая до метро "Московские ворота", Петр резко повернул направо в переулок. Идущий за ними Жигуленок, повторил этот маневр.

Грубо работают, — усмехнулся водитель, уж не знаю, кто это, но гнать их надо за такую слежку.

Ты, пока спокойно покатайся, потом отрывайся и уходи к Нарвским Воротам, к той проходной, что мы с тобой облюбовали, — подсказал Виктор.

Вместо ответа Петр только улыбнулся. Выехав на Лиговку, он продолжал спокойно вести автомобиль, не делая никаких попыток оторваться. Так продолжалось до пробки, на пересечении Лиговского проспекта и Обводного канала.

Теперь держитесь, — сказал Петр, бросая автомобиль в узкую щель между двумя самосвалами.

Сергей зажмурился от страха, он был уверен, что сейчас их размажет в лепешку между бортами грузовиков, но Петр знал свое дело. То, что он вытворял с коробкой передач и педалями, Сергею раньше довелось видеть только на съемках из кабины в раллийных гонках. Он поглядел в заднее стекло и увидел безнадежно застрявший Жигуленок, который скоро совсем скрылся из вида.

Тебе бы в гонках участвовать, — обратился Костров к водителю.

А он и есть гонщик, мастер спорта, — ответил за шофера Виктор.

Между тем автомобиль пролетел Московский проспект и по улице Розенштейна, вылетел к Нарвским Воротам, здесь он углубился во дворы и остановился возле одной из парадных.

Теперь бегом, — скомандовал Виктор, и они с Сергеем побежали в парадную, а автомобиль тронулся и поехал дальше, впрочем, уже не спеша.

Парадная оказалась проходной, и пробежав ее насквозь, молодые люди углубились во дворы на другой стороне улицы. Спустя полчаса, поймав на дороге какого-то частника, они отправились на Малую Балканскую улицу, на квартиру к Берману, не забыв сменить, по пути, два автомобиля и не доехав до места два квартала.

Глава 11

Гаснут-гаснут костры, спит картошка в золе.

Будет долгая ночь на холодной Земле.

Б. Акуджава.

Сашка Берман был очень удивлен, когда увидел, что Сергей прибыл к нему не один, а с каким-то парнем. Впрочем, парень этот, осмотрев квартиру, скоро попрощался и ушел, о чем-то перед уходом пошептавшись с Сергеем.

Ну и кого это ты ко мне привел? — спросил он, указывая на дверь, в которую ушел парень.

А, не волнуйся, — успокоил его приятель, — Это так, один тип из КГБ.

Откуда? — подпрыгнул от неожиданности Берман.

Да, из КГБ, из КГБ, не дергайся ты так.

Вот спасибо, удружил, — не мог прийти в себя Сашка, — Хорошо еще, я его коньяком не угостил, то-то он бы обрадовался. Слушай, Серега, ты взрослый человек, а занимаешься, хрен знает чем. Ну и на фига, он тебе сдался?

Так, пустяки, — ответил Сергей, — Мир спасаем. Кстати, большая просьба, в течение двух дней, никому не говорить, что я у тебя и не водить сюда баб.

Берман сделал возмущенные глаза, — Ну, ты брат и задачи ставишь!

Ничего, Саша, потерпишь, я ведь, как та самая золотая рыбка, когда-нибудь тебе пригожусь.

С этим Сашка не спорил, он знал, что Сергей ему пригодится и еще не раз.

Днем Берман занимался в городе своими делами, а Костров валялся на кровати и читал Пушкина. Сейчас Сергея поражала красота, чистота и простота его прозы. Вспомнился один рекламный ролик, непонятно как пробившийся на телеэкран, в котором было сказано, — "Пушкин — чтение для настоящих мужчин". В самом деле, если прививать детям и подросткам вкус к такому чтению, то вырастет совсем другое поколение, не поколение "пепси", а поколение настоящих мужчин, которые будут знать, что такое честь и дружба, и женщин, верных, преданных и красивых. А ведь вспоминая свою юность, Сергей был вынужден признаться, что учителя в школе сделали все возможное, чтобы он невзлюбил Пушкина. Уже потом, в солидном возрасте, Костров пытался понять, в чем тут дело, и единственно, что понял — нельзя насильно заставить любить. В юности он любил Лермонтова. Так ведь, у него дома было полное собрание сочинений Михаила Юрьевича, и он мог, не спеша, не понуждаемый никем, читать его стихи. В результате, чуть ли не половину его стихов, он знал наизусть.

Костров вспомнил, как мурашки бежали по его спине, когда он читал "Мцыри":

Старик! я слышал много раз,

Что ты меня от смерти спас —

Зачем?.. Угрюм и одинок,

Грозой оторванный листок,

Я вырос в сумрачных стенах

Душой дитя, судьбой монах.

Но Лермонтов, поэт, более бурного темперамента, чем Пушкин. А с Пушкиным у него получилось так.

После школы Костров попал в Армию, и вот там, чтобы, как-то скрасить свой досуг, он взял в библиотеке "Евгения Онегина". Сначала просто читал его, а потом, от нечего делать, начал учить и выучил наизусть четыре главы. Это помогало, особенно ночью на посту, когда, чтобы не заснуть, он читал стихи по памяти. Прозу же Пушкина Сергей оценил значительно позже. В той жизни, уже после тридцати. С тех пор, раз в несколько лет, он возвращался к Пушкину и перечитывал его творения. Кстати, он поймал себя на том, что есть ряд произведений, разных авторов, которые он перечитывал в своей жизни несколько раз, каждый раз, спустя много лет. Хорошо это или плохо, он не думал, но просто, у него появлялась такая потребность.

Вечером вернулся Берман. Вдвоем, они посидели, попили чайку, поболтали о том, о сем. Сашку, в частности, интересовала полезная информация о будущем. Но, к его удивлению, Сергей не склонен был в этот раз много расказывать,

Понимаешь? Так, наперед, я тебе говорить ничего не буду, потому, что никакой пользы это тебе не принесет. Все ценное я скажу в свое время. Сейчас же, в течение двух лет, не будет происходить ничего, но ты, если хочешь стать действительно богатым, в эти два года должен хорошо подготовиться. Пока, твоя задача, потихоньку набирать капитал и знакомиться с нужными людьми. Могу одного подсказать, запиши, — он назвал фамилию. — Сейчас этот человек, может быть, занимается цветами через фирму "Лето", а потом станет просто непотопляемым. Конечно, дружба с ним не принесет тебе уважения простых людей, но для твоих финансовых дел, это будет, в будущем, очень полезно. Кстати, держи меня в курсе своих дел. И чтоб ты знал, Саша, — Костров посмотрел ему прямо в глаза, — В той жизни, ты меня кинул на очень большие деньги. Не надо делать такие удивленные глаза. Конечно, ничего этого ты не знаешь, но так было. Так вот, ты мне все это возместишь. Это не значит, что я стану брать у тебя долю, хотя, думаю, что когда-нибудь мне может понадобиться твоя помощь в бизнесе, а может быть и финансовая. Кроме того, некоторые мероприятия мы будем проводить вместе и тогда, прибыль пополам. Так как, согласен? — Берман немного подумал, что он мог потерять в этом случае и что приобрести? Получалось, что плюсы перетягивали, в конце концов, если бы Сергей не предупредил его об "Указе", то у него вообще ничего бы и не было.

По рукам, — они скрепили свой договор рукопожатием.

Так вот, — продолжил Костров, отхлебывая чай из кружки, — Имеет смысл за эти два года приобрести и где-то складировать цветной металл, главным образом медь и алюминий. В восемьдесят девятом, тонна меди будет стоить, если не ошибаюсь, три тысячи долларов, а доллар сейчас стоит три пятьдесят. Вот и прикинь, выгодно ли этим заняться? Да, где-то в университете поищи выход на ниобий. И, наконец, самое главное, но далеко, не самое спешное. Подумай вот о чем, в восемьдесят девятом году состоится съезд народных депутатов СССР. На этот съезд поедут, не как до этого ездили, попки, назначенные компартией, а будут там и депутаты, выбранные народом. Многие туда попадут в результате своих критических выступлений против партии и порядков в стране. Необходимо туда попасть. Там и тогда будет решаться все. Так вот, Саша, тебе надо там быть, а мне почему-то кажется, что из Питера тебе туда не пробиться. Может быть, через год тебе придется вернуться в Винницу. Это будет еще не скоро, но повторяю, попасть туда — это значит решить все проблемы. Вот, вкрадце, я тебе рассказал нужные действия на ближайших два года. И пусть тебе не кажется, что время застыло, и никаких изменений не происходит. Через два года события пойдут со сказочной быстротой.

Так что, пока наслаждайся неторопливой жизнью и покоем, а я, пока, пойду и как следует высплюсь.

Глава 12

А я кружу напропалую

С самой ветренной из женщин,

А я давно искал такую,

И не больше и не меньше.

В. Высоцкий.

Люба стояла у окна и смотрела, как на улице мокнет под дождем одинокая березка. Дождь шел сегодня с утра: мелкий, нудный ленинградский дождик. Раньше, в такие дни, настроение у Любы было под стать погоде, а сейчас, даже удивительно, до чего хорошо и светло. Так, видимо, что-то изменилось в ее жизни, если так изменилось ее настроение? Недаром, даже медсестра, тетя Нюра, сказала ей на работе,

Ой, Люба, уж не влюбилась ли ты?

С чего вы взяли? — покраснев, ответила Люба. На что тетя Нюра, покачав головой, заметила,

Да, ты на себя в зеркало посмотри, вторую неделю вся прямо светишься.

Люба пожала плечами, как-то отшутилась, но потом все-таки посмотрелась в зеркало.

"Неужели это так заметно"?

Жила Люба у своей тети, Марии Филипповны, одинокой пожилой женщины, которая души не чаяла в своей племяннице. Когда, восемь лет назад, в автомобильной аварии разбились родители Любы, тетушка взяла девочку себе и сделала все, чтобы заменить ей мать. Может быть и личная жизнь тети не сложилась, оттого, что она всю себя отдавала племяннице. Но на все Любины намеки, что пора подумать и о своем счастье, тетушка неизменно отвечала,

Что это ты меня, на старости лет, замуж выдать вздумала? Обо мне не беспокойся, я и так счастлива.

Видимо, так оно и было.

Так вот, в последнее время и тетушка стала бросать на нее подозрительные взгляды, и, наконец, спросила,

А не появился ли у тебя парень? — Люба покраснела, — "Ну и тетушка! Прямо миссис Марпл, какая-то".

Да, что ты милая краснеешь? — всплеснула руками тетушка, — Когда же и влюбляться, как не в твоем возрасте? Ну-ка расскажи родной тете, какой он, твой избранник?

Люба подумала, как рассказать о Сергее, чтобы стало ясно, что он за человек, и сказала,

Знаешь, тетушка, он самый лучший, — и покраснела еще больше.

Тетушка засмеялась и обняла любимую племянницу,

Ну и рассказала! Вот что, пригласи-ка ты, самого лучшего, к нам на чай. Дай хоть поглядеть на него.

Люба поцеловала тетушку,

— Хорошо, скоро приглашу. Надеюсь, он тебе понравится.

И я на это очень надеюсь, — и тетушка, отвернувшись, украдкой смахнула с глаз слезу.

Итак, Люба стояла у окна и смотрела, как под дождем мокнет одинокая березка, когда раздался звонок телефона. Она подняла трубку и услышала в ней голос Сергея,

Здравствуй, родная.

Сердце ее радостно забилось. Вот ведь странно, пора бы уже привыкнуть к его голосу, но каждый раз, когда он звонит, она радуется, как маленькая девочка.

— Здравствуй, Сережа. Ты где сейчас? — они не виделись уже пять дней, и она порядком соскучилась. Вчера она звонила ему целый день, но никто не брал трубку.

Понимаешь, — было слышно, как он запнулся, подбирая слова,

Я сейчас не живу дома, а звоню потому, что очень соскучился и хочу тебя увидеть.

У тебя неприятности? Что-нибудь случилось? — обеспокоилась Люба.

Нет, нет, ничего, — поспешил ее успокоить Сергей. — Давай встретимся в двенадцать на Невском, у Думы. Он положил трубку, а она еще долго стояла, слушая гудки и ощущая растущую в душе тревогу.

Вот уже год, как он был знаком с Любой. Время от времени он приезжал к ней в Стрельну, иногда она вырывалась к нему в город и каждый раз Сергей все четче понимал, насколько ему повезло в том, что он встретил такую девушку. Он уже знал, что можно прожить жизнь и так и не встретить настоящую любовь. Почти всеми знакомыми его женщинами в жизни двигали два чувства — жадность и эгоизм. Все остальное было лишь маленьким довеском к этим, основным, составляющим их натуры. Вообще, миф о том, что женщины добрые, чистые существа, придуман самими женщинами, и ими же так усиленно навязывался всему миру, что и сами они этому стали верить. Из всех женщин, пожалуй, только Агата Кристи имела смелость признать, что женщины гораздо более злые и подлые, чем мужчины. По своему опыту Сергей знал, что ни одна женщина, ни на секунду не задумается перед тем, как бросить любимого мужчину, если рядом появился более выгодный партнер. При этом чувства бросаемого мужчины ее не волнуют нисколько. В отличие от женщин, мужчина, в такой ситуации, станет разрываться на части и мучиться, боясь обидеть одну из претенденток на его сердце. Но, похоже, все это не относилось к Любе. Она была всегда уравновешенная и жизнерадостная, всегда со вкусом одетая, хотя не понятно было, как это ей удается на зарплату детского врача. Виктор невольно улыбнулся, когда она, в своем сером плаще, появилась из выхода метро. Он обратил внимание, как провожают ее взглядами молодые парни, стоявшие возле подземного перехода, а она, гордая и чуть насмешливая, прошла мимо них, словно не замечая этих взглядов.

Привет, — подойдя к Сергею, она подставила щеку для поцелуя, так, словно делала ему одолжение, и только глаза ее выдавали, насколько она счастлива.

Об этой девушке босой

Я позабыть никак не мог.

Казалось, камни мостовой

Целуют кожу нежных ног.

Такие ножки бы одеть

В цветной сафьян или в атлас.

Такой бы девушке сидеть

В карете, обогнавшей нас!

Бежит ручей ее кудрей

Льняными кольцами на грудь,

А блеск очей во тьме ночей

Пловцам указывал бы путь.

Красавиц всех затмит она,

Хотя ее не знает свет.

Она достойна и скромна.

Ее милее в мире нет.

Продекламировал он стихи Бернса, преподнося ей три красных гвоздики, которые прятал за спиной.

— Пойдем на Неву, — предложила она, и они пошли по набережной канала Грибоедова, мимо Спаса на Крови, любуясь, открывавшейся их взорам панорамой.

Смотри, — показывала она Сергею, — Красивее этого собора, я ничего не видела.

Собор прекрасный, — отвечал он, — Изумительно красивый, но мне кажется, что, все-таки, это ухудшенная копия Василия Блаженного. Вот там — гениальность, а здесь мастерство. Хотя, ты конечно права — собор очень красив.

Противный, — Люба надула губки, — Ты специально со мной споришь, чтобы меня позлить. Ну, чем может не нравиться такая красота?

Однако Сергей стоял на своем,

Пойми, я не говорю, что мне не нравится этот храм. Если хочешь знать, я считаю его прекрасным. Но я говорю, что в нем не хватает какой-то малости до гениальности, а между тем, именно эта малость и есть самое громадное расстояние в мире. Словами нельзя определить грань, отделяющую гениальное от прекрасного, ибо, тот, кто это сделает, тоже станет гением.

Дальше, по Марсову полю они вышли к Неве. В этом месте река широка. Расходясь на два рукава: Большую Неву и Малую Неву, образует она Васильевский остров, на стрелке которого высятся две Ростральные колонны. На противоположном от них берегу раскинулась Петропавловская крепость, и шпиль ее собора устремлялся к самому небу, вознося над городом летящего ангела с крестом.

А здорово задумано! — Восхищенно вздохнул Сергей, — Ангел с неба охраняет этот город от сил зла.

Кстати, насчет сил зла, — Люба зябко поежилась, — Неспокойно мне, как-то. Не пойму почему, но все мне кажется, что должно что-то случиться, а тут еще ты куда-то пропадаешь, дома не живешь и ничего мне не хочешь объяснить.

Долго молчал Сергей, глядя на реку, понимая, что не может он взваливать на плечи любимой девушки все свои проблемы, но и врать ей он не хотел. Наконец он выбрал некий средний вариант,

Поверь мне, очень многим людям, в одном городе, угрожает беда. Я пытаюсь помочь им. В это дело втянуты очень большие силы. Одни силы на моей стороне, другие — против меня. Я не хочу, чтобы ты была замешана в эту историю. Поэтому не могу сказать тебе большего.

Он посмотрел любимой в глаза, и увидев, какая в них печаль и тревога, привлек ее к себе и поцеловал в губы,

Во всяком случае, я очень хочу, чтобы ты мне верила.

Домой, в Стрельну, они поехали на электричке. От перрона к дому Любы надо было идти через пустырь, поросший травой и кустарником. Внезапно, сзади послышался топот ног. Повернувшись, Сергей увидел трех мужчин, бегущих в их сторону. Волны злобы и опасности, исходили от них, но при этом мужчины делали вид, что спешат по своим делам, а вовсе не за ними. Сергей посторонился с тропинки и постарался загородить собой Любу. Поравнявшись с Костровым, первый из мужчин, внезапно, как ему думалось, набросился на Сергея, но схватил он только воздух. Уйдя с линии атаки, Сергей перехватил его руку и продолжил поступательное движение мужчины вперед, одновременно переводя его во вращательное. Уже затянув соперника в этот своеобразный водоворот, он изменил движение своих рук, на противоположное. В результате чего, мужчина подлетел вверх ногами и головой вниз упал на землю. Тут же, ни на мгновение не останавливая своего движения, Сергей, подобным же образом, бросил на землю и двух других мужчин. Тем временем, первый успел оклематься и сунул руку за отворот пиджака. Что он хотел сделать, достать удостоверение или выхватить пистолет? — Осталось тайной, потому что ничего сделать он не успел. В следующее мгновение, мужчина этот, сраженный ударом костяшек пальцев в горло, ничком рухнул в траву. Краем глаза Сергей увидел, что на краю поляны появился Зиновьев с двумя незнакомыми парнями. Они быстро скрутили нападавших. Приказав всем следовать за ним, Виктор быстро направился к проезжей дороге, где их уже ждала машина, с тем же водителем за рулем. Как только Виктор, Сергей и Люба сели в салон, автомобиль рванул с места и помчался вперед, унося их от места описанных событий.

Ой, куда мы? Мне же домой надо. Ведь тетя будет волноваться, — забеспокоилась Люба.

А вот домой вам теперь нельзя. За это благодарите своего кавалера, — и, повернувшись к Кострову, Виктор дал выход своим эмоциям, — А, ты, как ты мог повести себя, как сопливый мальчишка? Сказали же тебе, посиди дома два дня, никому не звони, никуда не ходи. Так нет же, мало того, что ты все дело чуть не загубил, себя подставил, так ты еще и девушкой своей рискуешь. Теперь, что прикажешь с ней делать? Счастье ваше ещё, что они обнаружили вас только на вокзале, когда вы уже садились в электричку, так что пришлось им действовать в цейтноте, с колес. А если бы подошли к вам в городе, показали бы удостоверения и посадили бы в автомобиль, то где бы вы сейчас были?

Сергей сидел понурившись. Уши его горели от стыда, как первомайские флаги. Самым обидным было то, что Виктор был абсолютно прав, и оправданий его идиотскому поведению не было никаких.

Хорошо, — выплеснув эмоции, Виктор постарался взять себя в руки, — Давайте думать, что же делать с вами, девушка? Везти вас с собой мы не можем. Возвращаться домой раньше, чем через два дня, вам нельзя, кстати, и на работу выходить тоже, — и, увидев, что она пытается возразить, отрезал, — Нельзя. Благодарите за это, своего Ромео. Итак, есть ли у вас знакомые, у которых вы можете остановиться на два дня?

Люба подумала, чуть поколебалась и потом ответила, — Есть.

Ну, вот и прекрасно, — обрадовался Зиновьев, — Тогда делаем так: за поворотом вы быстро выскакиваете из машины и сразу уходите во двор, пройдя двор, выходите на другую улицу, ловите машину и едете, куда хотите. Там ловите еще одну машину и на ней добирайтесь до нужного вам дома. Кстати, у вас есть деньги? — спросил он, и увидев ее растерянность, полез в карман и достал пятидесятирублевую купюру. — Берите, берите, — сказал он, видя ее колебания, — За каждый потраченный на вас рубль, я заставлю Сергея сполна рассчитаться. Итак, приготовились, — в следующую секунду машина свернула за поворот и резко остановилась, взвизгнув тормозами. Люба выпрыгнула из машины и быстро побежала во двор дома.

Балбес же ты, приятель, — укоризненно покачал головой Зиновьев, когда они уже вновь мчались по городу, выбираясь на Московское шоссе, — Это же надо додуматься, любимую девушку впутать в такое дело.

Костров опустил голову, на сердце у него было тяжело.

Всю ночь мчалась машина, то по шоссе, то сворачивая на грунтовые дороги, пока, наконец, к утру, за окнами не замелькали знакомые очертания столичных высотных зданий.

Ну, что? Кажется, доехали, — подытожил, уже очевидное, майор. — Теперь запрячем тебя так, что ни одна собака не отыщет.

Хорошо бы не за решетку, — буркнул себе под нос Сергей.

А что? Это мысль! — воскликнул Виктор, и увидев, как тот напрягся, поспешил его успокоить, — Шучу, шучу.

Дурак ты, боцман, — огрызнулся Сергей, — И шутки у тебя дурацкие.

Глава 13

Нам всё дано сполна:

И радости и смех,

Одна на всех луна,

Весна одна на всех.

Прожить этап до тла,

А там пускай ведут

За все твои дела

На самый страшный суд.

Б. Акуджава.

25 апреля 1986 года в 22 часа из парадного подъезда блочного дома в городе Чернобыле вышел пожилой мужчина среднего роста, с русыми, тронутыми сединой волосами. Одет он был в костюм коричневого цвета, производства фабрики "Большевик" и венгерский плащ, купленный по случаю в Киеве. На ногах у мужчины были черные тупоносые отечественные туфли. Посмотрев на небо и отметив про себя, что дождя не ожидается, мужчина пошел ровным шагом, в направлении к АЭС.

Это был Дятлов Анатолий Степанович, заместитель Главного инженера ЧАЭС по эксплуатации. Вот уже тринадцать лет ходил он этой дорогой на работу, четыре километра туда и четыре обратно. Можно было, конечно, проехать на станцию на автобусе, но Анатолий Степанович считал, что эта ежедневная прогулка является частью его зарядки и позволяет ему находиться в оптимальной физической форме, что, как ни странно, необходимо было человеку на его должности. Дело в том, что оборудование на атомных станциях размещается в помещениях, которые взглядом не охватишь. Поэтому, для постоянного контроля за его состоянием, нужно было много ходить.

Давайте познакомимся поближе с этим человеком, которого мы с вами еще не знаем, но которому довелось сыграть немаловажную роль в трагедии под названием "Чернобыльская катастрофа" и, заодно, в нашей истории. Дятлов Анатолий Степанович — родился 3 марта 1931 года в селе Атаманово, Красноярского края. Отец его, инвалид первой мировой войны, работал на реке Енисее бакенщиком. Мать была домохозяйкой. Жили они бедно, и с детства Толя познал труд, помогая матери по хозяйству и отцу в работе. Да и кому, в те военные годы было легко?

Как-то раз, наблюдая за работой землекопов, которыми руководил мужчина, с портфелем в руках, бойко раздававший указания, как и где надо копать, отец погладил сына по голове своей жесткой, мозолистой рукой и сказал,

— Учись сынок. Если будешь ученый, то будешь ходить с портфелем, а если нет, то всю жизнь будешь копать землю лопатой. Эти слова отца Толя запомнил на всю жизнь и учился упорно, не давая себе поблажек. Он не хотел всю жизнь ходить с лопатой. К тому же, голова у него была светлая, и учеба давалась ему легко.

После окончания 7-ми классов в 1945 году, он поступил в Норильский горно-металлургический техникум, на электротехническое отделение, которое закончил с отличием в 1950 году. Три года отработал в Норильске, на одном из предприятий Министерства Среднего Машиностроения. В 1953 — 1959 годах учился в Московском Инженерно-Физическом Институте, который окончил также с отличием, получив квалификацию инженера-физика, по специальности автоматика и электроника. По распределению был направлен на судостроительный завод им. Ленинского комсомола в город Комсомольск на Амуре, где трудился в должностях старшего инженера, начальника физической лаборатории, сдаточного механика главной энергетической установки атомных подводных лодок. В 1973 году, он перевелся на строящуюся Чернобыльскую АЭС, где прошел путь от зам. Начальника реакторного цеха, до зам. Главного инженера станции по эксплуатации.

Характер людей закладывается в детстве. Упорства Анатолию Степановичу было не занимать, а те слова, сказанные его отцом, пожалуй, и определили всю его дальнейшую судьбу. Был ли он счастлив? Сам он считал, что да. Ему нравилась его работа, и эта должность его вполне устраивала. Конечно, работа отнимала много времени. Пожалуй, не было дня, когда бы он провел на работе девять часов, а поначалу, в период строительства и сдачи станции, приходилось сутками не возвращаться домой, но даже и это приносило ему удовлетворение. Приятно было осознавать, что окружающие относятся к тебе с уважением и ценят тебя, как специалиста. Не лукавя, он мог сказать, что в деле своем разбирается хорошо. Реактор и системы его обслуживающие, знал досконально, не раз пролез по всем местам и потрогал все своими руками. Безусловно, помогали в работе знания, полученные в институте, и опыт предыдущей работы.

В этот день, Анатолий Степанович вышел из дома на полчаса раньше, чем обычно. Причиной тому был звонок Главного инженера Акинфеева, который сообщил, что сегодня к ним, на четвертый реактор, приезжает комиссия из Москвы, и просил прибыть пораньше.

Все это было необычно и настораживало Дятлова. Дело в том, что именно на сегодня были запланированы испытания турбогенератора в режимах совместного выбега с нагрузкой собственных нужд, и надо сказать, что в составлении программы этих испытаний он принял личное участие. Но, в конце концов, не такое это большое дело, чтобы по этому поводу приезжала комиссия из Москвы.

На проходной, как всегда, Анатолий Степанович поздоровался с вахтером, затем прошел в свой кабинет и позвонил на блок, чтобы выяснить обстановку, переоделся в рабочую форму, достал из пачки "Приму" и закурил, как всегда делал перед работой. Мысли все крутились вокруг этой комиссии. Уж сколько комиссий видел на своем веку Дятлов, и ни разу, ни одна из них не помогла решить ни одного вопроса. Они успели его "достать" еще во время строительства четвертого энергоблока. Допустим, приезжает проверяющий, для контроля монтажа трубопровода, и специально составляется график монтажа, таким образом, чтобы работы были закончены к его приезду, хотя всем абсолютно ясно, что закончены они быть не могут, что для этого нет ни кадров, ни оборудования, а, поди ж ты, все равно планируют закончить работу именно ко дню приезда высокого гостя. А потом, ненужные ссоры, скандалы, выкручивания рук и прочие неприятности.

Сначала Дятлова все это страшно выводило из себя, а потом он привык и смотрел на проверяющих, как на неизбежное зло, а на подхалимские качества своих непосредственных начальников, как на неизменную физическую величину. Ибо, человека, лишенного этих качеств, никто, никогда не назначит начальником.

Наконец, Анатолий Степанович докурил свою сигарету, поднялся и отправился в БЩУ-4. Как всегда, по дороге туда, он зашел на третий щит управления, справиться, как дела и поговорить с операторами, и уже после этого, пошел на четвертый щит. Там его уже ждал встревоженный Акинфеев.

Привет, Степаныч, — Главный инженер протянул ему руку. Было видно, как он нервничает.

Ну, что слышно? — Дятлов ответил ему на рукопожатие, — Что за комиссия? И чего так внезапно?

Сам не знаю, — Акинфеев покосился на персонал, стоявший неподалеку и, понизив голос, чтобы никто не услышал, сказал, — Только не нравится мне все это, потому, как в этой комиссии два представителя ИАЭ, в том числе, сам Алексеев, и три представителя из КГБ. Вот теперь и соображай, — и он многозначительно посмотрел на Дятлова.

Что и говорить, внезапный приезд на предприятие сотрудников КГБ, да еще из Москвы, не сулил ничего хорошего. Весь вопрос был в том, кому? Невольно, холодок пробежал у Анатолия Степановича по спине, когда подумал он, что, может, не зря приурочили они свой приезд к проведению испытания?

Ладно, Петрович, — постарался отогнать он плохие мысли, — Время покажет, что им надо, а пока, я пойду, поговорю с народом, — и Дятлов пошел выяснять, как прошла смена и какова сейчас оперативная обстановка на четвертом энергоблоке.

Глава 14

Ночь, улица, фонарь, аптека

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века —

Все будет так, исхода нет.

Умрешь — начнешь опять сначала,

И повторится всё, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

А. Блок.

Двадцать пятого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, в двадцать три часа тридцать пять минут к проходной четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС на большой скорости подкатили три черных Волги. Из них вышли шесть человек и направились к зданию. Это была комиссия, прибывшая из Москвы, в составе:

Президент Академии Наук СССР академик П.А. Алексеев, сотрудник ИАЭ В.П. Волков, полковник КГБ Никитенко Г. Ф., майор КГБ Зиновьев В.И., капитан КГБ Кольцов В.П. и Костров С.Д..

Прибывших, уже ждали: начальник службы безопасности ЧАЭС Мазунов В.С., Главный инженер В. П. Акинфеев, и зам. Главного инженера по эксплуатации Дятлов Анатолий Степанович.

Вновь прибывшие, обменявшись короткими приветствиями, быстро прошли на территорию и направились в помещение блочного щита управления (БЩУ). Во время пути, Сергей, оказавшийся рядом с Дятловым, нашел время, обратиться к нему со словами,

— Анатолий Степанович, мы прибыли сюда по делу чрезвычайной важности. Прошу вас не нервничать и не злиться, но обдумать, что может послужить причиной возможной аварии? Прошу Вас не считать меня идиотом, но может быть стоит отказаться от испытания?

Надо пояснить читателям, что в этот день, двадцать пятого апреля, четвертый энергоблок, по согласованию с энергосистемой, должен был остановиться на профилактический ремонт. Одновременно с этим должна была проводиться программа испытаний турбогенератора Љ 8 в режимах совместного выбега с нагрузкой собственных нужд.

С какой стати? — вспылил Дятлов, — Вы что думаете, что мы здесь совсем дураки? Или нам жизнь надоела? Будьте уверены, молодой человек, что испытания будут проведены в соответствии с Регламентом и никакой опасности не представляют.

Было видно, что молодой человек из комиссии явно был на взводе и с трудом держал себя в руках. Потому как, услышав такой ответ, он побледнел, отвернулся от собеседника и выругался, впрочем не по матери.

Эх, Анатолий Степанович! — преодолев этот приступ злобы, укоризненно покачал головой Костров, — И вы меня не поняли. И у вас голос самолюбия громче голоса рассудка. Да будь моя воля, я бы просто запретил испытания и все, но я вынужден пытаться уговаривать людей спасти свою жизнь и каждый раз упираюсь, как в стену, в их гордыню.

Он отошел, не желая далее продолжать этот разговор.

Через две минуты члены комиссии вошли в помещение щита управления. Начальник смены блока, сдающий свое дежурство, Ю. Трегуб, доложил им обстановку: к середине дня мощность реактора снизили до 50-ти процентов и остановили один из двух турбогенераторов (ТГ). В 23 часа 10 минут, после разрешения диспетчера энергосистемы, начато дальнейшее снижение мощности реактора. В 00 часов 26 апреля при передаче смены, мощность реактора составляла 750 МВт, ОЗР — 24 стержня. Все параметры в норме, согласно Регламенту.

Надо заметить, что в этот день в БЩУ собралось необычайно много людей.

Кроме вновь прибывших членов комиссии, это были: начальник смены блока

А.Акимов, оператор Л.Топтунов, стажеры В.Проскуряков и А.Кудрявцев. Задействованные в эксперименте работники электроцеха; Сурядный, Лысюк, Орленко. Пусконаладочного предприятия: Паламарчук, заместитель начальника турбинного цеха Давлетбаев. Начальник смены реакторного цеха В.Перевозченко, а также, оставшиеся с предыдущей смены, Ю.Трегуб и С. Глазин.

Народу, как сельдей в бочке, — недовольно проворчал академик Алексеев.

Что делать? — Испытания, — извиняясь, объяснял Акинфеев.

Члены комиссии расположились в стороне, стараясь не мешать оперативному составу в работе. Откровенно говоря, трое из них ничего в окружающих приборах не понимали, четвертый, то есть Сергей, пытался сориентироваться в обстановке, так как имел высшее техническое образование, и окружавшее отдаленно напоминало ему щит управления ТЭЦ. Зато два других члена комиссии: Волков и Алексеев, безусловно, были специалистами высшей квалификации, и их задачей было не допустить нарушения бригадой техники безопасности.

В 00 часов 10 мин, при переходе с локального автоматического регулятора (ЛАР) на регулятор с боковыми ионизационными камерами (АР), произошел провал мощности до 30 МВт. Это было серьезное, на грани допустимого, снижение мощности, но все же, на грани, а не выходящее за грань. Поэтому, когда Зам Главного Инженера Дятлов дал команду поднять мощность. Возражений со стороны членов комиссии не последовало. По предложению Акимова подъем ограничили до 200МВт. В 00час 43мин заблокировали сигнал АЗ реактора по останову двух ТГ. Несколько ранее переведена уставка АЗ на остановку турбины по снижению давления в барабан-сепараторах с 55 атмосфер до 50. В 01 час 23мин 04сек закрыты стопорные клапаны, подающие пар на турбину. Начался эксперимент по выбегу ТГ.

Незадолго до этого, в 01час 15 мин, Сергей подошел к Дятлову и, отведя его немного в сторону, негромко сказал,

Анатолий Степанович, прошу Вас с этого момента соблюдать максимальную осторожность и запоминать все, что делается в этом зале, — и, увидев удивление на лице собеседника, добавил, — Поверьте, это очень важно.

Затем он подозвал к себе Зиновьева с Кольцовым и вместе с ними подошел к академику Алексееву.

Петр Алексеевич, — обратился он к академику, указывая на панель безопасности,

Насколько я понимаю, испытания прошли успешно, и сейчас все в норме. Вы согласны, что реактор можно глушить?

Конечно согласен, — академик был зол, — И вот, что я вам скажу, молодой человек, незачем меня было отвлекать от дел и тащить в такую даль, из-за дурацких слухов.

Спасибо, — жестким тоном оборвал Сергей академика, — Об этом мы еще успеем поговорить, а теперь надо закончить дело.

Возмущенный академик разве что не плюнул от злости. Отойдя от академика, Костров подошел к Волкову.

— Ну, как, Валерий Павлович, у вас есть претензии к работе

операторов?

Нет, все делается согласно Регламенту. Был один скользкий момент, связанный со снижением мощности, но он уже пройден. Сейчас положение стабильное и устойчивое, о чем свидетельствуют показания приборов.

Валерий Павлович, — Костров взял его за рукав, оглядываясь, нет ли рядом кого из персонала станции?

Скоро начнется остановка реактора. Что сейчас может оказаться причиной аварии?

Волков удивленно взглянул на Сергея, — Типун вам на язык. Вы так говорите, будто знаете, что авария точно совершится.

Валерий Павлович, — поторопил его Костров, — У нас очень мало времени. Я повторяю свой вопрос. Что в данный момент может послужить причиной аварии, буде такая произойдет?

Волков секунду подумал. Было видно, что он колеблется, не зная, как могут быть восприняты его слова? Но потом твердо ответил,

Только ошибки в конструкции реактора.

Между тем испытания подошли к концу. Со снижением оборотов генератора после прекращения подачи пара на турбину, снизились частота электрического тока, обороты и расход циркуляционных насосов, запитанных от выбегающего генератора. Расход другой четверки насосов немного возрос, но общий расход теплоносителя (воды) снизился на 15%, при этом вносится в реактор положительная реактивность (что, плохо), но АР стабильно удержал мощность реактора, компенсируя эту реактивность.

В 01 час 23 мин 40 сек начальник смены, Александр Акимов, приказал заглушить реактор по окончании работ. Оператор реактора Леонид Топтунов снял с кнопки АЗ колпачок, предохраняющий от случайного, ошибочного нажатия, и нажал кнопку. По этому сигналу 187 стержней СУЗ (системы управления и защиты) реактора начали движение вниз, в активную зону. На мнемотабло загорелись лампочки подсветки, и пришли в движение стрелки указателей положения стержней. На пульте управления реактором было видно, как огоньки индикаторов разбаланса АР прыгнули влево, показывая снижение мощности реактора.

Ну, вот и все, — тихо сказал на ухо Никитенко академик Алексеев, — Стоило ли нам из-за этого мотаться в такую даль?

И тут началось нечто невероятное. После небольшого снижения, мощность реактора вдруг стала увеличиваться со все возрастающей скоростью. Появились аварийные сигналы. Топтунов крикнул об аварийном увеличении мощности. Акимов подскочил к пульту и обесточил электромагнитные муфты приводов стержней СУЗ. Но сделать уже ничего было нельзя, ведь стержни и так шли в зону, а мощность росла. С коротким промежутком последовали два мощных взрыва. Стержни АЗ (аварийной защиты) прекратили движение, не пройдя и половины пути. Идти им было некуда.

В 01 час 23 мин 47 сек реактор разрушился в результате теплового взрыва, вызванного разгоном мощности. Это был крах. ЭТО БЫЛА КАТАСТРОФА.

Несколько секунд все находящиеся в помещении БЩУ пребывали в состоянии полной растерянности. Даже Никитенко, не представляя себе всего ужаса случившейся

катастрофы, понимал, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Остальные же, находящиеся тут работники, будучи профессионалами, отлично понимали размеры трагедии. Сверху на них посыпались обломки прессованных плиток фальшпотолка. Свет погас, но вскоре снова загорелся. На щитах замигали лампы большого количества сигналов. Члены комиссии сбились в кучу и в рассеянности озирались, не зная, что теперь делать? В отличие от них обслуживающий персонал сохранил присутствие духа и после нескольких секунд растерянности, принялся действовать. Зам главного инженера Дятлов первым делом бросился к пульту реактора, чтобы увидеть показания давления в первом контуре и циркуляцию носителя. Если бы сохранилась циркуляция, то все было бы не так безнадежно, но то, что он увидел, привело его в ужас: оба показания — ноль. По сути, это был конец. Дятлов приказал Акимову включить насосы САОР (система аварийного охлаждения реактора) от, запустившихся автоматически, аварийных дизель-генераторов, а Валерию Перевозченко — открывать задвижки на контур. Сергей, тем временем, повернулся к членам комиссии и сказал,

Думаю, больше ваше присутствие здесь не нужно, так как вы будете только мешать. Обратите, однако, внимание на то, что никто из операторов не убежал, спасая свою жизнь, а мужественно выполнял свой долг до конца, а теперь прошу вас быстрее уходить. Там вы нужнее, чем здесь.

Да, да, молодой человек, вы совершенно правы, — быстро подхватил академик Алексеев, — Николай Михайлович, Вы не проводите нас? — обратился он к Главному инженеру.

Не имею права покидать свой пост, — ответил Фомин, и, подозвав стажера Кудрявцева, велел тому вывести членов комиссии к проходной.

— Ну что ж, идите, — Сергей похлопал по спине Виктора и Василия,

А ты? — Удивился Василий.

Костров отрицательно покачал головой,

А я, с народом. Чем помочь им? Да буду выносить раненых, а такие здесь должны быть.

Виктор и Василий переглянулись и остались на месте.

Мы тоже остаемся, — сказал Виктор, — Знаешь, не смогу себе никогда простить, если брошу этих людей в беде, а сам убегу.

Браво, — улыбнулся Сергей, — А вы мне все больше нравитесь. Только один из вас обязан уйти. Один из вас должен быть здоровый и сильный. Для того, чтобы не позволить кое-кому спрятать концы в воду. Ведь завтра же, на всех этих людей, добросовестных тружеников и просто ГЕРОЕВ, многие из которых очень скоро погибнут, повесят всех собак и сделают так, что их станут проклинать в поколениях, а истинные виновники этой трагедии будут жить долгие годы, пользуясь незаслуженным почетом и уважением. Так что иди Виктор, а мы с Василием здесь повоюем, — и, повернувшись к Дятлову, спросил,

Носилки есть?

Это зачем? — удивился тот.

Раненых выносить.

Ну что ж добре, — согласился Степаныч.

Получив носилки, они сначала отправились в машинный зал. Картина, представшая там перед их глазами, напоминала кадры военной кинохроники. Часть кровли обрушилась и повредила масляные и питательные трубопроводы. Везде были завалы. Под одним из них Сергей увидел человека. Тот лежал без сознания, очевидно раненный обрушившимся перекрытием. Освободив человека от частей перекрытия и перенеся его на носилки, спасатели отправились к выходу, старательно обходя встречные завалы. Медпункт АЭС, тем временем, сильно напоминал полевой госпиталь военного времени. Одна за другой прибывали туда машины скорой помощи, вызванные по тревоге. Тут же, в помещении медпункта, медперсонал оказывал первичную медицинскую помощь. Молоденькие медсестры перевязывали раненых и промывали им раны, не думая о том, что каждая лишняя секунда, проведенная здесь, вблизи разрушенного реактора, может стоить им жизни.

"Удивительные люди!" — не мог не восхищаться ими Сергей, — "Им бы памятники всем ставить, еще при жизни, а впоследствии, о них надо писать книги и снимать фильмы, чтобы наши дети смотрели их, а не "Гибель Титаника", и гордились бы тем, что они тоже родились в этой стране, где живут такие герои, с которых надо брать пример".

Доставив раненого в медпункт, они сдали его на руки врачам скорой помощи и тут же отправились обратно в машинный зал. С высоты двенадцатой отметки Сергей посмотрел вниз, там, на высоте пятой отметки находились питательные насосы. Из поврежденных труб били в разные стороны струи горячей воды и попадали на электрооборудование. Кругом был пар, который временами освещался искрами коротких замыканий.

Внимание, Василий, — пробираясь вниз по полуразрушенной лестнице, сказал Сергей, — Постарайся не попасть под струю воды. Думаю, хуже этого ничего и быть не может. Мало того, что обваришься, так еще такую дозу поймаешь, что, боюсь, ничто потом не поможет.

Здесь, на пятой отметке, обнаружили они парня, обварившегося паром. Он лежал на полу, не имея сил выйти отсюда. Поскольку пронести носилки через полуразрушенную лестницу не было возможности, было решено нести его на себе. Сергей первым взвалил раненого на плечи и понес его наверх. Каждый шаг доставлял пострадавшему ужасные страдания. Он стонал и всхлипывал на плечах Сергея.

Потерпи браток, еще немного и будет легче, — успокаивал его Сергей, хотя понимал, какие страшные мучения должен сейчас испытывать этот человек.

Когда Сергей выбился из сил, раненого понес Василий. Наконец они принесли пострадавшего в медпункт и передали врачам, а сами свалились с ног от усталости. Врач скорой помощи, принявший пострадавшего, посмотрел на Василия с Сергеем, покачал головой и заметил, что их самих уже пора забирать в больницу. На что Сергей, смеясь, заметил,

— Не в этот раз. Лучше скажи, доктор, нет ли у тебя чего-нибудь противорадиационного и стимулирующего, грамм эдак по пятьдесят на брата?

Доктор усмехнулся и, поманив их к машине, достал из своей сумки пузырек со спиртом,

— Что ж, ребята, — сказал он, отдавая пузырек Сергею, — Говорят, оно, в самом деле, помогает. Только осторожнее, не обожгитесь.

Обижаешь, начальник, — улыбнулся Костров и подмигнул Кольцову, — Живем, Василий, — он отпил половину и протянул остаток Василию. Тот тоже выпил, крякнул и обвел вокруг себя рукой,

Черт, как в Афганистане.

Бывал там? — бросил на него взгляд Сергей,

Пришлось. Два года. Только не думал, что придется у себя на Родине такое пережить.

Иии..., милок, подожди, еще не такое увидишь, — протянул Сергей насмешливо.

Не понял? — опешил Кольцов, — Что ты хочешь этим сказать?

Да, собственно, все уже сказал, а ты теперь знаешь, что я не лгу. Но пока не до этого. Вставай и вперед, на мины.

И они снова пошли туда, в разрушенное здание, где из каждого разорванного шланга извергалась смерть.

В районе седьмого ТГ загорелось масло, вытекшее из поврежденных труб. Акимов и Топтунов схватили огнетушители и принялись тушить пламя. Тем временем, одни работники принялись отключать электрооборудование, а другие, стали сливать в аварийные цистерны масло турбин. При выполнении этой задачи многие люди погибли.

Светлая им память. Хотелось надеяться, что придет время, и благодарное потомство наградит их высшими наградами нашей Родины, и в день этой трагедии, каждый год, будут приспускаться флаги на всех государственных учреждениях нашей страны. И покаются государственные мужи и поднимут на пьедестал этих героев, и вместо того, чтобы осквернять могилы операторов на Митинском кладбище в Москве, потомки будут нести к ним живые цветы, в благодарность за то, что они, ценой своей жизни, защитили остальное человечество от страшной беды. Умершие на своем посту, сделавшие все, что было в человеческих силах, чтобы исправить непоправимое и оболганные после смерти истинными виновниками этой катастрофы, люди заслужили, чтобы мы посмертно отдали им должное. ОНИ — ГЕРОИ, КОТОРЫМИ ДОЛЖЕН ГОРДИТЬСЯ НАШ НАРОД. ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ И ВЕЧНАЯ ИМ СЛАВА!

К утру Сергей почувствовал, что его буквально выворачивает наизнанку. У Василия самочувствие было не лучше. Очередная скорая помощь забрала их, вместе с другими пострадавшими, в больницу.

Глава 15

За нашей спиною остались

Паденья, закаты.

Ну, хоть бы ничтожный,

Ну, хоть бы невидимый взлет!

Мне хочется верить,

Что черные наши бушлаты

Дадут нам возможность

Сегодня увидеть восход.

В.Высоцкий.

В больнице Сергея сразу положили под капельницу. Через два часа ему стало значительно легче, а еще через час он вышел из палаты и отправился разыскивать Василия. Нашел он его в курилке, куда уже стали собираться участники аварии, которые были в состоянии передвигаться. К Сергею и Василию эти люди уже относились, как к своим, поэтому все радостно его приветствовали.

Слышал? — поздоровавшись с Сергеем, спросил у него мужчина средних лет, с перевязанными до плеч руками,

Володька Шашенок скончался. Врачи так и не смогли ему помочь.

Жаль, — сказал Сергей, — Только я не знаю, кто это такой?

Это тот ошпаренный парень, которого вы притащили в медпункт.

Это известие очень расстроило Кострова. Казалось бы, он совсем не знал этого Володьку, но одно то, что они, пусть на несколько минут, пересеклись, сразу перевело его в число знакомых, а когда Сергей вспоминал, как тащил его на себе и уговаривал потерпеть еще немного, то сразу появлялось чувство, будто потерял близкого человека. Вообще странно получается, в обычной жизни ты можешь много лет жить с человеком на одной лестничной площадке и не знать, как его зовут и что он за человек, а стоит столкнуться с общей бедой, как сразу становится ясно, кто друг, кто враг, а кто — так, пустое место.

Ответив на приветствия, Сергей отвел Василия в сторону и спросил,

Ну и как тебе вся эта история?

Василий докурил сигарету, затушил ее о каблук и сказал,

Что спрашиваешь? Скверная история, страшная история. Но ты мне вот, что скажи, и скажи честно. Откуда ты знал, что так случится? — Василий разволновался, — Понимаешь, я же и за тобой следил и за оператором. Как ты там писал? Бригада грубо нарушит правила техники безопасности? Черта с два! Никто ничего не нарушил, и это подтвердил этот твой академик. Ты тоже ничего не сделал. Так почему же произошла авария? И самое главное: откуда ты мог знать, что она точно произойдет и не когда-нибудь, а именно в этот день, в этот час, в эту минуту и не где-нибудь, а на четвертом энергоблоке. Мне кажется, что я все-таки заслужил какого-то доверия.

Безусловно, заслужил, — Костров был серьезен. — Заслужил тем, что не отмахнулся от моего письма, как сделали многие из твоих начальников, тем, что не струсил и показал себя человеком там, на АЭС. Теперь я знаю, что с тобой можно пойти и в разведку, как отцы наши говорили. А история моя проста, и я думаю, что ты уже догадываешься, в чем дело, просто гонишь от себя эту догадку. Я просто уже прожил эту катастрофу. Для меня это все уже прошлое, как бы ни странно это звучало.

Некоторое время они молчали. Василий, пытаясь осознать услышанное, а Костров, давая ему возможность все это переварить. Потом следователь в Кольцове все-таки поднял голову,

Э, нет, нестыковочка получается. Ты все это прожил. Ты должен был знать, как это все произошло, а ты писал, что авария произойдет из-за грубых ошибок персонала. Что ты на это мне скажешь?

А на это я тебе скажу, что это следующая наша задача. Почему, думаешь, я не дал Зиновьеву с нами остаться? Потому, что сейчас надо прижать хвост разным академикам. Знаешь, что началось после этой аварии? — Сергей почувствовал, как в нем начал закипать гнев, — Полились целые реки лжи. Ты думаешь, почему я писал, что виноваты операторы? Да потому, что я читал об этом в газетах. Те люди, которые были ни в чем не виновны и очень скоро умерли, были обвинены во всех грехах. А я думал так, как и все простые люди в нашей стране. Так вот, теперь я добьюсь, чтобы люди узнали правду. — Он посмотрел на Василия — вид у того был растерянный, — Ладно Вася, ты пока перевари эту информацию, а я пойду собираться. Некогда мне здесь разлеживаться, — и он хотел идти искать свои вещи,

Погоди, я с тобой, — окликнул его Василий, и они отправились искать врача, чтобы выписаться из отделения.

Оказалось, что это не так просто: все их вещи были отобраны, как радиоактивные. Хорошо, что Сергей настоял на том, чтобы оставить документы и деньги в местном отделе КГБ. Кольцов связался с дежурным по телефону, и уже через час они, одетые в дешевые брюки и хлопчатобумажные рубашки с длинными рукавами, вышли из больницы. С помощью местных "товарищей" им удалось получить место в купейном вагоне поезда, следующем до Москвы, И на следующие сутки, поезд уже прибывал к перрону Белорусского вокзала. После всего, что они пережили в Чернобыле, их поразило спокойствие и беззаботность, царившие в столице. Казалось, что люди даже не знали, что совсем недалеко отсюда, в этой же стране, страшная беда пришла в дома людей.

Ничего не понимаю, — Василий оглядывался по сторонам, — Они что, не знают, что произошло в Чернобыле?

Да кто его знает? — пожал плечами Сергей, — Может, еще и не знают, а может и прочитали, что случилась небольшая поломка, но меры приняты и все под контролем. И, в любом случае, люди думают, что это далеко и их не коснется, а чужая беда их не волнует. Пойдем, правда, не знаю, куда нам сейчас идти? Здесь уже ты командуешь.

Ну что ж, — расправил плечи Кольцов, — Тогда слушай мою команду. Сначала идем ко мне домой, моемся, переодеваемся, обедаем, а дальше — по обстановке.

Глава 16

Я пал, чтоб встать. Какими же словами

Молиться тут? "Прости убийство мне"?

Нет, так нельзя. Я не вернул добычи.

При мне все то, зачем я убивал:

Моя корона, край и королева.

В. Шекспир.

Академик Алексеев всю дорогу до Москвы думал, что же надо будет сделать? Не в том плане сделать, чтобы уменьшить последствия катастрофы, как раз здесь все ясно, практически, сделать ничего нельзя. Конечно надо разобрать реактор, вывезти все топливо (интересно, кто все это будет делать?), но это уже факт, что огромная территория просто отторгнута у государства, жить на ней нельзя. Но это проблема чужая, а вот у тебя, дорогой, проблема теперь одна — как свою шкуру спасти. Надо же было согласиться на эту идиотскую поездку? Так бы все было гораздо проще, свалил бы все на обслуживающий персонал. Да, пришлось бы попотеть. Конечно вызвали бы на Политбюро, намылили бы шею. Но скажите, что эти придурки понимают в технике, не говоря уже о ядерной энергетике? — Алексеев вспомнил тупые лица членов Политбюро и саркастически усмехнулся, ведь, в самом деле, скопище тупиц, и перед такими уродами приходилось всю жизнь выслуживаться, играть по их правилам. Как бы это ни было противно, но другого пути не было. Хотя нет, был другой путь, зачем он будет себя обманывать? Был и другой путь — просто учиться, просто работать, не слать поздравительных открыток освобожденному секретарю Парторганизации на дни рожденья, не соглашаться доносить на своих друзей в первый отдел, жениться на любимой девушке из простой рабочей семьи, не расталкивать всех локтями по дороге к цели. Ну и кем бы он тогда стал, обыкновенным кандидатом технических наук, в каком-нибудь КБ, и получал бы сейчас, какие-то двести рублей, в каком-нибудь "Мухосранске"?

"Нет", — Алексеев покачал головой, — "Такая жизнь не для него. Пусть эти чистюли всю жизнь прозябают в дерьме, а он — академик Алексеев и такие, как он, будут жить по-другому, и если правила этой игры, под названием жизнь, таковы, что для успеха надо предавать, продавать, пресмыкаться перед полными ничтожествами, то он будет это делать. И вот сейчас, когда он уже так многого добился, все может пойти прахом из-за какого-то реактора. А потерять он может все: и должность, и уважение, и вес в обществе, и привилегии, и даже свободу. В один день превратиться из Президента Академии Наук в зэка? Ну, уж, нет"! — Он снова начал перебирать в голове все варианты, — "Прежде всего, позвонить Щербине, это он курирует нашу тему в ЦК. Значит, если что, он тоже окажется замазанным в этом деле, а уж он найдет рычаги, на которые нужно будет нажать. Вот еще, что некстати, так это Волков. Сам по себе он никто, так мелкий сотрудник моего института, но его докладная, появившаяся на моем столе так удивительно не вовремя...", — тут академик прямо застыл от неожиданно пришедшей в голову мысли, — "Или, так вовремя. Постой, постой, а не дурак ли ты, товарищ академик"? — От возбуждения он уже не мог сидеть, вскочил и прошел по коридору купейного вагона туда и обратно. — "Это что же получается? Волков, вдруг, ни с того ни с сего, заявляет, что реактор РБМК (твой реактор, товарищ академик, между прочим) никуда не годится. В это же самое время, вдруг, появляются в органах, непонятно откуда, письма, в которых говорится, что такого-то числа, там-то и там-то произойдет авария. Казалось бы, бред, но нет, авария на самом деле происходит. Этого быть никак не могло, но это случилось, значит никакая это не случайность. Значит эта авария подстроена специалистами очень высокого класса, каковых в нашей стране можно пересчитать по пальцам одной руки, ну и в остальном мире найдется, едва ли больше. А как вовремя появились эти товарищи из КГБ и этот странный человек с ними. Кстати, кто он такой? Держится в тени, а потом, в самый нужный момент, вдруг вылезает вперед и ведет себя так, словно он здесь главный. Ведь именно он, за две минуты до начала аварии, спросил его, Алексеева, все ли сейчас в порядке? То есть, грубо говоря, перевел все стрелки на него. Получается, что этот человек точно знал, что сейчас произойдет. Думай, думай Анатолий", — академик буквально бил себя кулаком по лбу, словно вбивая в себя нужную идею. "Выходит, катастрофа, которая превосходила все мыслимые размеры, понадобилась только для того, чтобы устранить Президента Академии Наук? Нет, слишком мелкая ты сошка для таких операций. Получается, что метили гораздо выше и, судя по тому, какие силы должны были быть задействованы в этой операции, ты попал в очень крупную историю, и из этой истории может быть только два выхода: или на самый верх, или..., или тебя найдут мертвым в твоей же собственной постели. Во всяком случае, тебе теперь есть с чем идти к товарищу Щербине".

Успокоенный этой мыслью, Алексеев зашел в купе, забрался на свою полку и постарался заснуть, чтобы завтра быть во всеоружии.

Спать, спать, — повторил он про себя и погрузился в сон.

Глава 17

Протопи ты мне баньку по-белому — я от белого света отвык.

Угорю я, и мне, угорелому, пар горячий развяжет язык.

В. Высоцкий.

В молодости люди легче сходятся, чем в зрелые годы, а уж на войне или в минуты смертельной опасности, если видят друг в друге надежного и смелого товарища, тем более. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Кольцов с Костровым уже стали настоящими друзьями. Так как квартира Кольцова находилась на окраине Москвы, в Теплом Стане, то ехать им пришлось на метро. Несколько раз, за время поездки, Костров ловил удивленные взгляды пассажиров, обращенные на него и Василия. В самом деле, их обожженные, местами, поцарапанные лица вызывали удивление у Москвичей. Да и одежда их не вызывала у посторонних уважения.

Скорее бы уже до тебя добраться, да привести себя в порядок, — заметил он Василию, — А то скоро нас начнут милиционеры на улице останавливать, проверять документы.

Не боись, — успокоил его товарищ, — Скоро все будет в порядке.

А вот и мой дом, — спустя несколько минут, Василий указал на стоящую в конце квартала двенадцатиэтажку,

Поднажми, скоро отдохнем.

Кстати, — уже в лифте спросил Сергей, я даже не знаю, женат ли ты, а то, сейчас ввалимся, а там жена, дети, неудобно получится.

Вместо ответа, Василий подтолкнул его к выходу из лифта,

Проходи, проходи, сейчас все узнаешь и, подойдя к своей квартире, нажал кнопку звонка. Не прошло и трех секунд, как дверь отворилась, и молодая шатенка стремглав бросилась ему на шею.

Расцеловав мужа, она, наконец, его отпустила и только тут увидела Сергея и еще разглядела, на кого похож ее муж, и что одежда на нем чужая, точно такая же, как на Сергее. Она остановилась, недоуменно переводя взгляд с одного на другого.

Вот, знакомьтесь, моя жена Галя, а это мой друг Сергей, — представил Василий их друг другу. — А теперь, Галя, позволь нам войти в дом и привести себя с дороги в порядок.

Ой, конечно, конечно, проходите скорее, — засуетилась та,

Раздевайтесь, мойтесь, а я вам сейчас поесть приготовлю.

В общем, Галина сразу понравилась Сергею: приветливая, хозяйственная, и сразу было видно, что мужа своего любит.

— Где же вас так угораздило обгореть? — допытывалась она, когда они уже сидели за столом, и перед ними стояли глубокие тарелки с настоящим домашним украинским борщом — И почему на вас чужая одежда?

— Да вот пришлось работать в горящем здании, — ответил Кольцов, — А одежда наша сгорела, там искры в разные стороны летели, вот и прожгли дыры.

Господи! — всплеснула руками Галя, — Да что же вы, пожарные, что ли, что бы в огонь лезть? Что же это за работа у вас такая дурацкая? — И она посмотрела на Сергея.

Вместо ответа тот только развел руками, мол, да, что поделаешь, в самом деле — дурацкая, а Василий приобнял жену за плечи, поцеловал в щеку и сказал,

Не причитай, мы люди военные, куда пошлют, туда и должны идти.

Они пошлют, — не могла успокоиться жена, — Их бы послать куда подальше. Может быть и костюм новый они тебе тоже купят? Вот ваша жена, тоже наверное недовольна? — обратилась она к Сергею.

Я еще не женат, — засмеялся Сергей, — Но, когда женюсь, точно ругать меня будет.

Ох уж эти мужики! — укоризненно покачала головой Галина, — Только с виду взрослые, а так, самые настоящие мальчишки.

А потом еще были котлеты домашние, пышные, сочные, буквально тающие во рту, да с жареной картошкой, да с маринованными грибами. Запивая все это компотом из сухофруктов, Сергей радовался за своего друга. Сразу было видно, что у того в доме все в порядке, и еще подумалось Сергею, что сейчас хорошо бы оставить супругов одних. Поэтому, после еды он спросил у Василия, а нельзя ли связаться с Виктором?

Оказалось, очень даже можно, и через минуту он уже слышал голос Зиновьева по телефону. Узнав, что они находятся у Кольцова дома, Виктор сказал, чтобы они никуда не уходили, и что он сейчас подъедет. В самом деле, не прошло и двадцати минут, как он уже звонил им в дверь. Встретились друзья так, словно не виделись полгода. После шумных, радостных приветствий, было решено, что Сергей переедет к Виктору, потому, что, хотя Василий и спорил, доказывая, что никто ему не мешает, всем было ясно, что ему хотелось бы остаться наедине со своей супругой, особенно, после того, что пришлось пережить. Договорившись, созвониться завтра утром, они простились и вышли на улицу. Рассказав другу о том, что происходило на АЭС, Сергей спросил, как складываются дела в Москве?

Ничего хорошего, — сказал Зиновьев, — Все в панике и растерянности. Самое скверное, что те, кто ничего не хотел делать, или просто мешал нам, теперь стараются доказать, что авария была подстроена, а тех, кто был, вроде бы за нас, теперь пытаются обвинить в том, что, будучи предупрежденными, они не смогли, или не захотели предотвратить катастрофу. А больше всех мутит воду наш академик. В общем, — подвел итог Виктор, — Положение наше не завидное. Обсуждая свои дела, приятели сели в машину и поехали к Зиновьеву домой. Жил Зиновьев, недалеко от Кольцова на улице Академика Волгина, в Точечном многоэтажном доме, в двухкомнатной квартире.

Заходи, будь, как дома, — открывая дверь, произнес Виктор.

Переступив порог, Сергей принялся с интересом оглядываться, ему было интересно посмотреть, как живет Виктор. Не секрет, что дом может очень много сказать о своем хозяине. Один знакомый Кострова, так вообще говорил по этому поводу,

Каков порядок в доме, таков и в голове у человека.

И Сергей, вынужден был признать, что в чем-то он прав, особенно, после того, как побывал в доме у одного наркомана. Тогда, глядя на кружки, с недопитым чифиром на полу, на везде валявшиеся окурки, на не застеленную кровать с прожженным матрасом, на изгаженный пол и стены, с ободранными обоями, он очень ярко представил, что и мозги, и мысли, и душа у этого наркомана выглядят так же мерзко. Так вот, в квартире Зиновьева, его, прежде всего, поразили чистота и порядок. На вешалке в коридоре аккуратно были развешаны плащи и куртки, причем зимних вещей там не было, значит, они были убраны на хранение. Ботинки стояли начищенные до блеска, и тапочки, в том числе и гостевые, аккуратно стояли на месте. Вообще создавалось впечатление, что в квартире только что провели ремонт, новые обои покрывали стены, на потолке ни единой трещинки. Для себя, Сергей давно вывел формулу, которую кто-нибудь, впрочем, может и оспорить, она гласит, ванная — лицо квартиры. Зайдя в эту ванную комнату, он был поражен. Нет, конечно, он видел все это и многое, получше и раньше, но то было в двадцать первом веке. О том, чтобы достать такую ванную, раковину, тумбу под раковину, такие зеркала и шкафчики, не говоря уже о плитке настенной и напольной в восьмидесятые годы, он и мечтать не мог. А тут, все это стоит и сверкает своим великолепием. Когда, ослепленный всем этим сантехническим блеском, Сергей, наконец, вошел в комнату, он снова был удивлен и, надо признаться, приятно. Вся обстановка в комнате была выдержана в определенном стиле. Мебельный ореховый гарнитур был сделан под старину и вселял спокойствие и уверенность. Чувствовалось, что на эти стулья можно сесть, не беспокоясь, что у них сломается ножка, кресла не вызывали гнетущее воспоминание об офисе, а стол не был похож на журнальный столик. Но наибольшее впечатление на Сергея произвел книжный шкаф. Наверное люди среднего и старшего поколения помнят еще, как в конце шестидесятых, вдруг пропали из магазинов все, сколько-нибудь, интересные книги. На витринах и прилавках остались одни Ленины, Энгельсы и Карлы Марксы. Пропала детская литература. Нельзя было пойти в магазин и купить Агнию Барто, Корнея Чуковского, Самуила Маршака. Ладно, может быть эти авторы казались дебилам из ЦК политически неблагонадежными, но ведь нельзя было найти и книг Председателя Союза Писателей Михалкова, да, что там Михалкова, нельзя было купить Аркадия Гайдара, все творчество которого воспевало революционные идеалы. Нельзя было купить Пушкина, который всегда был "наше всё". В чем же было дело? Видимо, в том, что все эти писатели учили людей быть людьми, а не скотом безмозглым и послушным. Они учили детей любить Родину, но и любить людей, быть верными друзьями, не предавать, не врать, любить правду, а значит, были неугодны шайке, стоящей у власти. Правда, тут Сергей себя не обманывал, и прежде, и в будущем, люди Власти не были и не будут заинтересованы в том, чтобы их народ был умным, благородным и образованным. Рабы должны быть хорошими специалистами — да, но и только, поэтому, в дальнейшем будут стараться развивать техническое образование, но сделают все, чтобы снизить нравственные качества населения. Начнет насаждаться потребительство, дружбу заменит расчет, любовь — секс, мерилом значимости человека станет его личный счет в банке. Такими должны стать люди, по мнению власть имущих, потому, что легко управлять толпой, которую легко запугать, легко купить и легко повести за собой. А для того, чтобы сделать из людей стадо, надо начинать с детей. Вот почему на Сергея произвел такое впечатление книжный шкаф Виктора, а точнее, книги в этом шкафу. Прежде всего, бросалась в глаза подборка русской литературы, но какой? Кроме гениальных: Пушкина, Лермонтова, Л. Н. Толстого, и Гоголя, здесь были и книги Булгакова и Бунина. Костров, глазам своим не поверил, когда увидал на полке "Окаянные дни", а ведь рядом стояли еще и Пастернак, и Мандельштам, и уж совсем удивился он, увидав на полке книгу Деникина "Очерки русской смуты". Все это заставило Сергея по-новому посмотреть на своего нового знакомого. Не мог человек, читающий такие книги, быть тупоголовым коммунистом. Хотя немного не так. Костров, про себя, извинился перед коммунистами. Настоящие коммунисты, в его понимании, это те, кто хочет построить коммунистическое общество и сделать людей счастливыми. Можно ли это сделать? — другой вопрос. Но в целом, люди, ставящие перед собой такие цели, были достойны уважения. Беда была в том, что таких людей в жизни он не встречал. Никто, из известных ему коммунистов, не хотел сделать людей счастливыми. Каждый из них вступил в Партию, с целью — побольше отрезать себе от общего пирога. Приходили для того, чтобы сделать карьеру, для того, чтобы иметь возможность выезда за границу. А самые беспринципные, для того, чтобы самим править, и эти уже, готовы были сделать все, без исключения, чтобы пробиться туда, наверх. При этом, ни один из них не читал ни Маркса, ни Энгельса, ни Ленина. Все изучение первоисточников сводилось к паре статей, да нескольким фразам, вырванным из контекста, которые цитировали к месту и не к месту. Сергей вспомнил, насколько он был поражен, когда решил сам прочитать "Капитал" Маркса и полное собрание сочинений Ленина, тем, что все книги, взятые им в библиотеке, имели склеенные листы. Начав с первого тома Ленина, он был приятно удивлен прочитанным. Было видно, что писал человек умный и писал доказательно, но после шестого тома, этот умный человек начал нести полную ахинею, словно его подменили, и Сергей перешел на изучение Карла Маркса. Вот здесь было видно, что писал ученый. "Капитал", на самом деле, оказался великолепным научным трудом. Беда была все в том же. Его не читал никто, из тех, кто восхвалял этот труд, как, кстати, и из тех, кто потом стал его ругать. Долгое время Сергей не мог понять, в чем дело, пока, наконец, до него не дошло: Карл Маркс писал свой научный труд, а использовали его в своих целях другие люди, которым, в общем, было наплевать, на то, о чем он писал. Первый из них — Энгельс. Не секрет, что он дописывал работу, после смерти Маркса. Так вот, там, где Маркс открывал законы капиталистического производства и вскрывал его противоречия, Энгельс делал вывод, никак из них не следовавший. Он писал с бухты-барахты, потому, что ему так хотелось, "Значит, нужна мировая пролетарская революция". А дальше, пришел еще один "гений", Ленин и добавил, что революция может произойти в отдельно взятой стране, из которой мы потом будем экспортировать коммунизм по всему миру, что было уже полным бредом. К чему это привело, все хорошо знают.

Тут же, в шкафу стояли и томики стихов Анны Ахматовой, Марии Цветаевой, Николая Гумилева. Костров отыскал на полке томик Пастернака и сел почитать на диван, что стоял у стены. Он не мог сказать, что все у Пастернака ему нравилось, но некоторые стихотворения просто приводили его в восторг. Вот, одно из них. Сергей раскрыл книгу, отыскал его и начал читать:

Во всем мне хочется дойти

До самой сути,

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте,

До сущности протекших дней,

До их причины,

До оснований, до корней,

До сердцевины.

Все время, схватывая нить

Судеб, событий,

Жить, думать, чувствовать, любить,

Свершать открытья,

О, если бы я только мог,

Хотя отчасти,

Я написал бы восемь строк,

О свойствах страсти...

В этом стихотворении, Сергей про себя, всегда заменял последнее слово, на "счастья", и никогда не читал его до конца. Ему нравилось, вот так, обрывать его на самом гребне эмоционального подъема, и тогда, оно звучало, как гимн жизни и созиданию.

Заглянув в комнату и увидев, что Костров занят книгами, Виктор ушел на кухню и принялся там греметь тарелками. Почитав стихи, Сергей закрыл книгу и поднял взгляд на картину, которая висела на противоположной стене. Это был портрет очаровательной Марии Лопухиной, кисти Владимира Боровиковского. Некоторое время, он сидел, любуясь прелестной молодой дамой, потом невольно его мысли переключились на воспоминания о Любе. Нехорошо получилось с ней. По сути, он втравил ее в эту историю, а потом оставил одну в опасности.

"Интересно, где она сейчас, что делает"? — Подумал Сергей, и в это время часы на стене пробили два часа дня.

Ого, уже два часа, — заглянул в комнату Виктор, — Ну, пойдем, перекусим, чем бог послал. Бог послал неплохо: на первое — щи зеленые, на второе, правда, яичница с ветчиной, зато в холодильнике нашлась палка Таллинской колбасы (дефицит, по тем временам) и бутылочка Цинандали.

Помнится, ты угощал меня Кинзмараули, — Виктор поставил бутылочку на стол, — Так вот это, от нашего стола, вашему столу.

Вай! Дорогой, спасибо, — прищелкнул языком от удовольствия Сергей, — Посидим, поговорим, можем даже спеть, что-нибудь, но только, после того как выпьем.

Виктор достал штопор, вынул из бутылки пробку и налил вино в бокалы.

За что пить будем? — он поднял свой бокал и посмотрел на приятеля. Тот тоже поднял свой бокал,

Давай, просто так, без тоста, устал я что-то от всего этого, — Сергей сделал рукой неопределенный жест, долженствующий обозначать, от чего он устал, — Просто посидим, поедим и выпьем, как будто, ничего такого не происходит.

А получится? — усомнился Виктор.

А черт его знает? Давай, хоть сделаем вид, что это так.

Глава 18

Кольщик, наколи мне купола,

Рядом чудотворный крест с иконами,

Чтоб играли там колокола

С переливами и перезвонами.

М. Круг.

На третий день, поутру, Виктору позвонили из управления и вызвали вместе с Сергеем к полковнику Сидоркину.

Не понравился мне, что-то, этот звонок, — поделился своим настроением с Сергеем Зиновьев — Вроде бы, в самом деле, пора предстать вместе с тобой пред очи полковника Сидоркина, но что-то на душе кошки скребут. Сергей прислушался к своим ощущениям; нет, ничего плохого он не чувствовал. В конце концов, все равно надо было начинать что-то делать, нельзя же, просто так, сидеть дома, ожидая не известно чего. Договорились позвонить Василию, предупредить, чтобы он связался с генералом Зиновьевым, если с ними что-нибудь случится.

Не бойся, прорвемся, — подбодрил друга Сергей, и они поехали в управление. Оставив автомобиль на стоянке, Зиновьев остановился, посмотрел на голубое небо, на зеленую листву на деревьях, уж больно ему не хотелось заходить внутрь здания.

Давай немного постоим, подышим свежим воздухом, — предложил он другу.

Сергей посмотрел на него внимательно, — Тебя, что-то беспокоит?

Да так, — усмехнулся Виктор, — Как у Гамлета, перед фехтованием с Лаэртом, "какой-то пустяк, нехорошее предчувствие, которое женщину, быть может и испугало бы". — Он еще немного постоял и спросил, — Мне все время было интересно, что ты такого сказал Крючкову, что он согласился встать на нашу сторону?

Ах, вот, что тебя так волновало? — Засмеялся Сергей, — Я ему просто рассказал его будущее.

Вот оно что? — Виктор вспомнил испуганные глаза этого страшного человека и покачал головой, — Видно, не всегда это хорошо — знать, что тебя ждет впереди.

На это Сергей ничего не ответил, и они пошли в здание управления. Оформив пропуск на Кострова, они поднялись на второй этаж и вошли в приемную Сидоркина. Секретарь, майор Незванцев, доложил начальнику о прибытии вызванных и пригласил их в кабинет. В кабинете, полковник встретил их очень сухо. Не предлагая им сесть, он довольно неприязненно посмотрел на своего подчиненного.

Ну-с, товарищ майор, объясните мне, как же так получилось, что вас отправили на АЭС, специально, для того, чтобы там ничего не произошло, а в результате, под вашим носом персонал своими собственными руками, можно сказать, сотворил аварию?

Майор Зиновьев понимал, что горячиться и психовать, в такой ситуации, не стоит, поэтому он постарался взять себя в руки и отвечал спокойно и обстоятельно.

Направляясь в командировку на АЭС, мы исходили из соображений, что авария может произойти по двум причинам: 1— я — нарушение техники безопасности или Регламента работ оперативным персоналом и 2-я — в результате теракта. Именно на это и обращали внимание члены комиссии, каждый в своей области. Никакого теракта не было, об этом Вам говорю я, и это может подтвердить любой член нашей комиссии. Никаких нарушений техники безопасности персоналом не было допущено, что было лично подтверждено, за три минуты до взрыва, академиком Алексеевым и сотрудником института Волковым. Казалось бы, никаких причин для беспокойства не было, и все-таки, авария произошла. Конечно, в этом должна разобраться государственная комиссия, но у меня сложилось твердое мнение, что причиной аварии послужили конструкционные ошибки реактора РБМК.

При этих словах, Сидоркин вскочил из-за стола и подбежал к Зиновьеву. Казалось, еще секунда, и он бросится на майора с кулаками.

Скажите, пожалуйста! У него сложилось мнение, — полковник прямо трясся от злости, — Вы, что, великий физик? Нет? А, если нет, то и не лезьте не в свои дела. Люди, поумнее нас с вами, строили этот реактор. И этот реактор уже работает много лет и не только в Чернобыле. Вот у меня докладная академика Алексеева, где говорится о нарушениях, допущенных оператором. Полковник потряс перед носом Зиновьева листами докладной. Здесь прямо говорится, что некто Топтунов делал оперативные переключения, игнорируя прямые приказы академика, что и привело к катастрофе, и все это при вашем молчаливом согласии.

Вот видишь, товарищ майор? — влез в разговор Сергей, — Я же говорил, что эта сволочь начнет валить всю вину на операторов.

А ты молчи, — повернулся к Сергею Сидоркин, — C тобой мы еще разберемся, что ты за фрукт такой?

Ты сам помолчи и послушай, что я тебе скажу, — Сергей побелел от ярости, — Я тебя предупредил, о том, что будет катастрофа. Ты же плевать хотел на тех людей, которые там погибли и еще погибнут. Тебе и сейчас на них плевать. Ты здесь потому слюной брызгаешь, что тебе позвонил Щербина из ЦК, прикрывающий свой зад, и вставил пистон.

Костров на секунду замолчал и попытался взять себя в руки. По опыту он знал, что в таком состоянии, всегда делает глупости.

Впрочем, что с тобой говорить? Скажу тебе одно. Обещаю,

что ты будешь жалеть, о том, что сделал, всю оставшуюся

жизнь.

На полковника было страшно смотреть, казалось, еще секунда, и его хватит апоплексический удар. Красный, как рак, выскочил он из своего кабинета, и тут же из приемной в кабинет ворвались вооруженные люди в военной форме, скрутили Зиновьева и Кострова, надели на них наручники и повели к лифту, на котором и доставили их на нулевой этаж, который находился под землей. Здесь задержанных разделили и развели по разным камерам.

— Стоять, лицом к стене, — приказал охранник, и, убедившись, что команда выполнена, открыл замок камеры. После этого, он завел в нее Кострова, снял с него наручники и вышел в коридор.

Глава 19

Если места хватит — нарисуй

Лодку, с парусами ветром полными.

Уплыву, волки, вот вам...

Чтобы навсегда меня запомнили.

М. Круг.

Дверь камеры захлопнулась. Сергей осмотрелся по сторонам, Каменные, крашенные масляной краской стены, каменный потолок и такой же пол, тяжело давили на сознание. Окон не было совсем, металлическая дверь со смотровым глазком и топчан у стены, напротив двери.

"Замуровали демоны", — подумал он и невесело усмехнулся.

"Ну что же, раз я лишен возможности действовать, то я и не буду ничего делать. Мне необходимо расслабиться, а еще лучше, заснуть". — Сергей лег на топчан, расслабился, закрыл глаза и постарался заснуть, но после всего происшедшего в кабинете у Сидоркина, заснуть, никак не получалось. Тогда он стал вспоминать, как в армии, будучи в тренировочном лагере, он ушел подальше от всех, на вершину холма, лег на спину в траву и лежал так, глядя в высокое небо. И ему тогда показалось, что еще никогда он не был так свободен, что нет никакой армии, никаких командиров, а есть только он и это голубое небо, и он летит в небе, как птица. Сергей представил высокое голубое небо, мысленно потянулся туда, в голубую высь и не заметил, как заснул. Или, это был не сон? Слишком уж все было реально вокруг: легкий ветер развевает его челку, птицы щебечут в листве деревьев, и пахнет сеном, а он, еще маленький мальчик, стоит на склоне Машука. Рядом с ним его приятель Колька, измазанный ягодами тутовника. В волосах у них воткнуты черные куриные перья. Они восхищенно смотрят на открывшуюся перед ними величественную картину. Там на западе солнце садится за гору Бештау, и ее могучий силуэт чернеет на фоне алого неба.

Ну вот, — говорит он приятелю, — Опять не успели домой к ужину. Теперь снова влетит от бабки.

Ха, — отвечает ему приятель, — Бледнолицые беспомощны, как слепые котята. Если у них нет времени, они не знают, что делать? Если индейцу не хватает времени, он просто идет во времени назад.

Как это, назад? — Не понял Сережа.

Дай мне твою руку, Соколиный Глаз, а теперь надо очень захотеть очутиться во времени раньше. Ты просто ныряешь во время, как в волну и выныриваешь уже в прошлом. Впрочем, Великий Змей сможет сделать это за нас двоих. Смотри, — он взял Сережу за руку, зажмурился, и вдруг, мир перед глазами Сережи качнулся, и вот уже вокруг было светло, и солнце стояло в зените, и сами они были не на склоне Машука, а в питомнике, где лакомились тутовником.

Тут загремел засов, раздались чьи-то тяжелые шаги и голос,

А ну, встать!

Сергей открыл глаза, первое время не понимая, где он? Наконец он пришел в себя. Перед ним стоял прапорщик с общевойсковыми петлицами.

На выход! — скомандовал он и повел Кострова по длинному коридору. Дважды свернув налево, они остановились перед дверью какого-то кабинета. Прапорщик открыл дверь и посторонился, одновременно подталкивая вперед Сергея.

В этом кабинете также не было окон. Напротив двери стоял письменный стол, за которым сидел гражданин среднего возраста, в сером, недорогом костюме и в очках. По виду он больше всего походил на бухгалтера.

Присаживайтесь, пожалуйста, — указал он Сергею на стул,

И, пожалуй, начнем.

Ваша, фамилия имя и отчество? — Бросил он взгляд на Сергея.

Костров Сергей Дмитриевич, и прежде, чем вы продолжите ваш допрос, разрешите у вас спросить, на каком основании я задержан?

Гражданин, похожий на бухгалтера, снял очки, посмотрел на Сергея и улыбнулся,

Вообще-то, здесь спрашиваю только я, а основания, выбирайте, какие вам больше нравятся: терроризм, покушение на государственного деятеля, сотрудничество с иностранной разведкой, действия, наносящие прямой вред нашему государству, — он еще раз улыбнулся, — Надо продолжать, или этого хватит?

Хватит, — согласился с ним Сергей, — Бреда достаточно. Только вот разговора у нас с вами сейчас не получится.

Это почему же? — Вежливо улыбаясь, поинтересовался гражданин-бухгалтер.

Потому, — Сергей, внимательно смотрел на следователя, что здоровье у вас стало пошаливать, сердечко заболело, вот оно стало давать перебои...

Гражданин вдруг покачнулся за столом, потом побледнел и упал на пол. Растерянный конвоир бросился к нему на помощь, попробовал его приподнять с пола.

Оставь его! — резко скомандовал Сергей, и потом, уже спокойно добавил, — Сейчас ему станет лучше.

Следователь зашевелился, затем пришел в себя и приподнялся с пола, держась рукой за сердце.

Вот видите, — сказал Сергей, — Вы сейчас просто не в состоянии проводить допрос. Давайте отложим это на завтра, — и, повернувшись к конвоиру, сказал, — Веди меня в камеру, охранник.

Тот вопросительно посмотрел на следователя, который согласно кивнул, и отворил дверь кабинета. Снова они идут по длинному коридору, делают два поворота, теперь уже направо и останавливаются у дверей камеры. На этот раз конвойный держится настороже, он опасается Сергея, ведь он видел, что случилось со следователем и предпочитает держаться от Сергея подальше. Поэтому он облегченно вздохнул, когда за тем захлопнулась тяжелая железная дверь. Сергей задумчиво постоял в середине камеры и потом стал прохаживаться из угла в угол. Следовало немедленно что-то предпринять, ведь, на самом деле, времени у него было не так уж и много. Следователя они заменят и неизвестно, что еще придумают, чтобы не позволить ему провести еще раз такой трюк. Костров подошел к кушетке,

Так, как там, во сне, говорил Великий Змей? Надо очень захотеть очутиться в прошлом и нырнуть во время, как в волну.

Он лег на кушетку, закрыл глаза, расслабился и пожелал оказаться сейчас на квартире у Виктора, два дня тому назад. Он вспомнил, как сидел на диване и смотрел на картину на стене, на которой была нарисована Мария Лопухина и всеми силами своей души, постарался вернуться туда. Внезапно, ему показалось, что гигантская волна подхватила его и понесла с собой, и когда он, барахтаясь и задыхаясь, наконец-то вынырнул из нее, перед его глазами, в самом деле, висела эта картина, а он сам сидел на диване, в комнате Виктора.

Глава 20

Корабли в моей гавани...

Не взлетим, так поплаваем.

Стрелки ровно на два часа назад.

Земфира.

Сергей ощупал себя руками, встал, прошелся по комнате.

Его странное поведение не укрылось от Виктора, который удивленно смотрел на друга, не понимая, отчего вдруг изменилось его поведение, и тут Сергей еще больше удивил его и даже обеспокоил.

А какое сегодня число? — Спросил он у Виктора.

С утра было двадцать восьмое, — удивился тот и встревожено спросил, — Сережа, с тобой все в порядке? Господи, уж не последствия ли это Чернобыля?

Увидев, как беспокоится за него друг, Сергей поспешил того успокоить.

Нет, Витя, не беспокойся. Кое-что, действительно случилось, но к облучению это никакого отношения не имеет. Извини, но мне сейчас надо немного подумать, — он встал, вышел на балкон и постоял там, разглядывая окрестности, точнее, делая вид, что разглядывает. В голове его было чёрти-что. Если первое его путешествие в прошлое было делом совершенно непонятным (Ну, скажем, оказался не в то время не в том месте, попал в какой-то временной водоворот, или, как их там называют? — кротовую нору), то сегодняшнее, или (вот глупость-то какая?) послезавтрашнее путешествие оказалось делом его воли и его способностей. Вопрос: "Это у него одного такие способности, или кто-то ещё так умеет"? Что-то он о таких способностях никогда не слышал. Гораздо легче предположить, что он просто заснул, сидя за столом у Виктора, и всё это ему просто приснилось? А если не приснилось? Тогда, получается, что на них уже началась, или вот-вот начнется охота, и что, мне долго придется так от Комитета в прошлом прятаться? Ведь, ясно, что академик, защищая свои шкурные интересы, поднял очень большие силы. Скорее всего, доложил своему непосредственному руководителю из ЦК, при этом наплел там такое, что доказывать свою невиновность просто бесполезно. Некому доказывать. Никого, просто, не интересует истина. Как раз, на истину всем этим людям наплевать. Главное для них, это их личное благополучие.

А что, для тебя, важно? — подумал Сергей. Сначала, было важно, чтобы не произошло трагедии, потом, чтобы восстановилось честное имя погибших людей, но ведь и не в одном этом дело. Ведь авария произошла не в результате ошибки оператора. Получается, если бы ты предотвратил аварию в Чернобыле, то она, точно, произошла бы позже, ну, например, в Сосновом Бору, под Ленинградом, и тогда жертв было бы в тысячи раз больше. — Он представил, как катит свои могучие воды Нева, и стоит на ее берегах мертвый город, город, где среди дворцов и парков нет ни одного живого человека. — Да, "спаситель человечества", ты мог наделать страшных дел. Почему же, тогда, в том мире, после Чернобыля не было больше ни одной крупной аварии? Почему? — мучительно думал он, и ответ вдруг пришел сам. Ответ был очень прост и очевиден — если авария, в данных условиях, была неизбежна, а ее не произошло, значит условия изменились. А, что могло измениться такого, чтобы, точно, не было взрыва? В первую очередь, сам реактор. Значит, академик Алексеев, спасая свою шкуру и сваливая вину на операторов, одновременно, изменил конструкцию реактора, ведь не дурак же он? Подлец — да, но, не дурак, а еще одна подобная авария на таком же реакторе открыла бы всем глаза на истинную причину катастрофы, и тогда, ему был бы конец. Значит, получается, Чернобыль был необходим? Нет, с этим Сергей согласиться не может. Должен же быть какой-то выход, и он чувствует, что выход есть и, больше того, он этот выход уже знает. Он теперь может возвратиться назад и попытаться предотвратить эту аварию, хотя, одному это сделать очень сложно. В самом деле, кто он такой, чтобы указывать операторам, что им делать? Тут нужен другой человек, и он знает, кто. Но, допустим, предотвратили они катастрофу, тогда возникает опасность новой и, возможно, более страшной трагедии. Должен быть выход, он где-то рядом, но я не могу его найти, вынужден был признаться себе Сергей. Он вернулся в комнату к Виктору. Тот, все еще беспокоясь за друга, спросил,

Ну и как? Тебе, что, нехорошо стало?

Нет, Витя, не в этом дело, просто я близок к решению наших проблем, но, какой-то малости мне не хватает, — и, увидев вопрос у него в глазах, добавил, — Извини, объяснить толком, просто не смогу. Давай пока, отдохнем, а то столько на нас навалилось в последнее время, что голова идет кругом.

Ну, как хочешь, — согласился Виктор, — И правда, разрядка тебе просто необходима. Если хочешь, почитай, вон в шкафу книги, а хочешь, можешь музыку послушать. Смотри, какой у меня отличный касетник, да и записей много, думаю, что тебе понравится.

В самом деле, записи у Виктора были хорошие, причем, что особенно понравилось Сергею, наряду с музыкой восьмидесятых, к которой он был, по большому счету, равнодушен, была у него и классическая музыка, и музыка конца шестидесятых, начала семидесятых. Хотя, если вдуматься, кто же из их ровесников, не заслушивался музыкой Битлз, Лед Зеппелин, Дип Парпл, Пинк Флоид. Это потом, пришли многочисленные "продолжатели", а, по мнению молодых, начала семидесятых — жалкие подражатели тех гигантов, которые подняли планку на такую высоту, что новым соискателям впору было придумывать новый шест для достижения таких результатов. И они придумывали — создавали новые музыкальные течения, использовали новые звуковые и световые эффекты, но все это, опять же, по мнению старых поклонников, были лишь тщетные потуги, а стоило поставить кассету со старыми записями, и сколько раз Сергей видел, как у уже убеленных сединами, солидных дядь, на глазах наворачивались слезы. Он выбрал кассету Битлз и включил магнитофон. Из колонок понеслись до боли родные, для всех его сверстников, звуки.

I want to hold your hand, — неслось из динамиков и эта песня захватывала Сергея и уносила его в воспоминаниях...

Стоп! — заорал, вдруг, он, окончательно перепугав приятеля. Тот точно решил, что Костров свихнулся. — Ай вонт ту хол ё хэнд. Ну конечно! Я хочу держать тебя за руку. Ты понимаешь? Колька же говорил, что может это сделать за меня, ему достаточно держать меня за руку. И мы прошли вместе с ним. Ты понимаешь, что это значит?

Но Виктор ничего не понимал. По его лицу было видно, что он очень сильно переживает за приятеля.

Какой Колька? Куда прошли?

Великий Змей, впрочем, это не важно.

Виктор побледнел, было видно, что он не на шутку испугался. Не за себя, конечно, а за друга.

Ничего, ничего, — успокоил его Сергей, — Просто нам с тобой, прямо сейчас, необходимо провести один маленький эксперимент. Ты как, готов?

Что Виктор мог ответить другу? Он только пожал плечами,

Если только мы не будем взрывать мою квартиру.

Нет, — улыбнулся Сергей, — Сохранность квартиры я тебе гарантирую.

Ну и на том спасибо, — облегченно выдохнул Виктор, — Ну, а если серьезно, что мы будем делать?

Прежде всего, зафиксируй, сколько сейчас времени. — Настенные часы Виктора показывали два часа тридцать пять минут. — Теперь дай мне руку.

Взяв Виктора за руку, Костров попытался расслабиться и внутренне постарался вернуться назад. Против ожиданий, это ему удалось сделать, даже легче, чем в прошлый раз. На этот раз не было даже ощущения сильной волны, так, слегка качнуло и все. Может быть, так произошло из-за того, что он хотел попасть всего на час назад? После того, как мир принял снова свои четкие очертания, Сергей посмотрел на Виктора, и по его виду догадался, что он пережил те же самые ощущения. Затем, он глянул на часы и, торжествуя, указал на них Зиновьеву рукой. Стрелки часов показывали один час тридцать пять минут. Но, главное было не это. Главное было, понять, совершил ли с ним прыжок Виктор, или он просто здесь потому, что еще не был в будущем. Но на этот вопрос ответил сам Виктор,

Не может быть, — сказал он, — Ты наверное усыпил меня и перевел стрелки назад. Он снял трубку телефона, набрал 08 и дождался, пока ему не сообщили московское время, тогда лицо его приняло удивленное выражение, и он спросил,

Сергей, ну честно, как ты это сделал?

Главное, — Сергей сиял, как новый пятак, — Не то, как я это сделал, а то, что у нас теперь есть шанс, решить все наши проблемы. Давай, теперь пойдем на улицу и обсудим все, что нам надо сделать, для того, чтобы никакой ядерной катастрофы в нашей стране не было. Заодно, надо бы вызвать на совещание и Василия, и назовем это историческое совещание, "Совет в Филях — 2".

Глава 21

Давайте-ка, ребята,

Закурим перед стартом:

У нас ещё в запасе

Четырнадцать минут.

В. Войнович.

Совет проходил на скамейке у детской песочницы, на территории детского садика. В это время, здесь никого не было, и это позволило им, трем здоровым дядям, расположиться на детской площадке, не привлекая ничьего внимания. Как это ни странно, но вид взрослых мужиков, распивающих пиво на территории детского сада, в нашей стране, никого не удивляет. Первым, слово взял Сергей. Вкрадце, он доложил, что против них подняты очень большие силы, очевидно, по докладу академика Алексеева. Времени, в их распоряжении, всего два дня. Еще он рассказал, что есть возможность вернуться в Чернобыль, до того, как произошла катастрофа, и объяснил, почему этого нельзя сделать без Алексеева.

Теперь я прошу вас разработать и провести операцию. Напоминаю, нам надо оказаться втроем, вместе с академиком, с глазу на глаз в любом месте, и еще, нам нужно какое-то время, для того, чтобы поговорить с ним, а потом совершить прыжок во времени.

Василий смотрел, то на одного приятеля, то на другого, не понимая, не смеются ли над ним?

Все так и есть, не удивляйся, я подтверждаю, что все это правда, — кивнул Виктор, в ответ на его удивленный взгляд

Потом все сам увидишь, а пока, давай просто решать поставленную задачу.

Могу я привлечь к этой операции еще людей?

Любых людей, за моим приказом, но только, таким образом, чтобы о наших планах не стало известно руководству, и нам не успели помешать. При этом совсем нет необходимости продумывать пути отхода или последующие действия противника, потому, что их просто не будет. После прыжка во времени, все пойдет по-другому.

Василий поднялся,

Ну, что ж, это намного облегчает всю операцию, я пошел.

До завтра все постараюсь приготовить. Ну, бывайте.

Он посмотрел на друзей.

Иди, связь через Оксану, и постарайся держать нас в курсе.

Они попрощались и расстались. Василий сел в свой Жигуленок, помахал им рукой, резко газанул и скрылся за поворотом. Виктор с Сергеем, пока, остались на месте.

Думаешь, сможет? — Сергей кивнул головой в сторону уехавшего. Виктор не спешил с ответом, казалось, взвешивая все за и против,

Думаю, да. Если он не сможет, значит, никто из нас, точно бы не смог. Не знаю, понял ли ты уже, или еще нет, но голова у него очень хорошо работает. Он, знаешь, что про тебя сказал, как только мы письмо получили?

Интересно, что? — оживился Сергей.

А, то, что ты, может быть, точно знаешь, что это произойдет. Не в том плане, что ты сам это организуешь, хотя такую гипотезу, мы тоже рассматривали, а просто, знаешь и все. Вот такая у него голова. Так что, надеюсь, он придумает, как провести операцию.

Я вот о чем думаю, — Сергей, как бы лениво посмотрел по сторонам, — Нас, или уже пасут, или с завтрашнего дня пасти начнут. Надо бы мне куда-нибудь от тебя съехать, пусть потом ищут.

Не надо, — отмахнулся Виктор. Ты же знаешь, когда они тебя брать будут?

В том-то и дело, что не меня, а нас. Всех троих, послезавтра в 15 часов.

А, черт с ним, — бросил Виктор, — Одного, троих, но все равно — послезавтра, а значит, до этого времени мы будем свободны. Главное, чтобы они не узнали о наших планах, а узнав о них, не успели нам помешать. Поэтому, успех всей операции будет зависеть от быстроты и четкости наших действий. А пока, мы с тобой будем отдыхать и болтаться по городу, у всех на виду. Пусть следят и пусть о нас докладывают. — Он с хрустом потянулся и встал со скамейки, — А, теперь нам с тобой предстоит стандартная программа для приезжих: ГУМ, ЦУМ, Красная площадь. Вперед, — и они направились к автомобилю, который стоял за забором детского сада.

Глава 22

И качает головой постовой,

Он сегодня огорошен Москвой,

Ни черта он не поймет, сам не свой,

Словно рыба на мели.

Я по улице бегу, хохочу,

Мне любые чудеса по плечу...

Л. Филатов.

В ГУМе, как всегда, было полно народу, причем все — приезжие. Только один раз, прежде, Сергей видел пустой ГУМ, это было во время Московской Олимпиады, в 1980 году, когда, на время Игр, Москву сделали закрытым городом, то есть запретили въезд в нее всем нашим соотечественникам. Сам Сергей попал туда по командировочному удостоверению. К тому времени, работая в строительной организации, он постоянно мотался по всему северо-западу нашей Родины в командировки, большая часть которых, приходилась на Москву. Все эти поездки ему порядком надоели, поэтому, когда начальник пришел в отдел и спросил, кого послать в Москву во время Олимпийских игр, а все работники вскочили и наперебой закричали, — Меня, меня, — Сергей во всеуслышанье заявил,

А меня прошу в Москву не посылать.

Естественно, начальник тут же остановился, устремил на него свой добрый, изучающий взгляд и после недолгой паузы сказал,

Всё. Решено. В командировку едет Костров.

Вот таким образом, против своей воли, Сергей оказался в Москве, во время Игр, и надо сказать, что это был единственный раз, когда Москва ему, безусловно, понравилась. Чудеса начались уже на Московском вокзале, в Ленинграде. У кассы, где был забронирован ему билет, не было очереди, то есть, ни одного человека. Полностью осознать всю величину этого чуда могут только помнящие те времена и те громадные очереди, которые были у касс поездов южного направления летом. Получив свой билет, Сергей двинулся в сторону поезда, который уже стоял у своего перрона. На перроне, у входа в вагоны стояли проводники, сплошь молодые, усатые грузины (и где их столько взяли?), в ослепительно чистой форме. Зайдя в свой вагон, он с удивлением обнаружил, что кроме него, в вагоне едет еще три человека. В купе все койки были застелены белоснежными простынями. В этот момент поезд тронулся, и из репродукторов на вокзале раздались слова,

Поезд следует в столицу нашей Родины, Москву. Счастливого Вам пути! — И дальше, понеслись звуки государственного гимна. Это было уже даже не чудо. До сих пор Костров считает, что нельзя было подвергать нервную систему неподготовленных людей таким перегрузкам. Все можно выдержать, но, чтобы вот так, ни с того, ни с сего, пожелать счастливого пути? Ведь, будешь кому рассказывать — не поверят. Ошеломленный всем этим, Сергей отказался от чая, заботливо предложенного проводником, забрался на полку и утомленный непривычным сервисом заснул. Может быть, кому-то из молодых читателей, покажется, что ничего необычного, а уж тем более чудесного во всем этом нет? Не спешите. Что мог об этом подумать человек, привыкший к нашему ненавязчивому сервису, человек, который, как-то ехал из Архангельска в Ленинград в общем вагоне, стоя, потому, что народу там было столько, сколько в автобусе в час-пик. Когда одна пожилая женщина, в этом вагоне умерла от духоты, она так и ехала, вместе со всеми, до конечной остановки, потому, что снять ее с поезда не было никакой возможности. Что мог подумать человек, которому, чтобы попасть из Воркуты в Ленинград к Новому Году, приходилось брать билет на Москву, и оттуда, почтово-багажным поездом добираться домой, чтобы ворваться в дом под звон курантов? То-то, не суди сгоряча, молодой читатель. Утром сказка продолжилась. Сергей проснулся, встал с постели и умылся в чистом туалете. После чего, попросил у проводника чай, который ему тут же и был подан. И снова под музыку, только на этот раз, это была какая-то песня о Москве, поезд прибыл в столицу нашей Родины. Как только Сергей вышел из вагона, его сразу поразила тишина на вокзале. Не толпился народ на перроне. Никто не спал на мешках у стен вокзала, не ругался в очередях, нигде не было видно разных узбеков, в цветастых халатах, крестьян в сапогах и телогрейках, что раньше составляло обычную картину любого вокзала в Столице. Только в дальнем углу небольшая группа иностранцев распевала русские песни, и кое-где виднелись фигуры милиционеров. Медленно, не спеша, прошел он через зал и вышел в город. Там его ожидала та же непривычная картина, чистые тихие улицы, с редкими приветливыми прохожими. Как вы помните, Костров был направлен в Москву в командировку, но, положа руку на сердце, как раз эту часть своей поездки, позже, он так и не мог вспомнить, зато на всю жизнь запомнил эту Москву с москвичами, эту удивительную атмосферу мира и дружбы, которая царила в те дни в столице. Поверьте, это не дежурная фраза, люди улыбались друг другу, обменивались сувенирами, распевали вместе песни о мире и дружбе. Попытался он попасть и на стадион, чтобы вживую увидеть Игры, но тут возникла проблема билетов. Наконец, у входа в спортивный комплекс "Олимпийский", ему удалось найти спекулянта, который продавал билеты на женские баскетбольные матчи. Цена, которую спекулянт запросил за билеты, была неимоверно высока. Покрутив в руках предлагаемый билет, Костров прочитал надпись на нем, гласящую, что для членов профсоюзов, стоимость билетов — 5 рублей.

Послушай, уважаемый, — обратился он к спекулянту, — Я член профсоюза и готов купить у тебя этот билет за пять рублей.

Может быть, потому, что спекулянт рассчитывал продать билеты иностранцам и побоялся связываться с соотечественником, может быть, оттого, что соревнования давно уже начались, и он не хотел остаться с не проданными билетами, но только, спекулянт плюнул и продал этот билет, за льготные пять рублей, члену профсоюза. Таким образом, Сергей попал на женские баскетбольные матчи Олимпиады. Не добравшись до своего места, он сел на пустующее кресло и начал болеть за свою команду. Вообще-то, по этим билетам можно было посмотреть подряд три матча, проводимые в этот день, но ему повезло, и он попал на игру нашей сборной с итальянками. За нашу сборную играла Ульяна Семенова, баскетболистка, ростом 206 см и весом за 100 килограммов. Она выглядела на площадке, по сравнению с другими баскетболистками, как курица, по сравнению с цыплятами. Стоило ей повести рукой, и ее соперниц, как ветром сдувало. Так получилось, что вокруг Сергея сидели одни иностранцы, точнее, он просто сел на место одного из них. Почему в зале так много свободных мест, он понял несколько позже, когда увидел, что, периодически, то одни, то другие из иностранцев, поднимаются и направляются в буфет. Вскоре он увидел, как два иностранца направляются в сторону его кресла. Жестом, он спросил у приближающихся людей, не их ли это место. Но, увидев, что место занято, они лишь махнули рукой, мол, сиди, и сами сели на другие места. Таким образом, он остался смотреть матч в их компании. Так вот, когда иностранцы увидели, какая Семенова здоровая, и как от нее шарахаются в разные стороны соперницы, это вызвало у них такой смех и восторг, что каждое ее касание мяча они начали приветствовать криками, — Уля! Уля! — Сначала, Сергей даже не понял, почему они болеют за чужих, но потом, и он проникся этой атмосферой всеобщего братства, царившего на тех Олимпийских играх. Это не штамп, никогда, ни до, ни после этого, он не испытывал таких чувств, как в том зале, когда все люди вскакивали и в одном порыве скандировали, — Уля! Уля! — Не потому, что все болели за нашу сборную, а потому, что всем было хорошо, весело, и еще потому, что эти русские, оказывается не такие страшные, как показывают в кино, и всем верилось, что дальше жизнь будет лучше, и не будет войны.

Именно в тот приезд, зашел Сергей в ГУМ и поразился — в магазине не было ни одного покупателя. Пройдя по совершенно пустым коридорам и посмотрев на совершенно пустые прилавки, Сергей отправился на Ленинградский вокзал. Подойдя к кассе, он попросил один билет на "Красную стрелу", на что получил следующий ответ,

Извините пожалуйста, билеты на "Красную стрелу", мы будем продавать через двадцать минут. — К хорошему быстро привыкаешь, Сергей посмотрел на часы и сказал,

Нет, так долго я ждать не могу. Дайте мне билет на поезд, который отправляется через пять минут, — что и было, тут же, сделано. Все сказки рано или поздно кончаются. Он вошел в вагон, на перроне иностранцы пели, что-то вроде,

Мир, дружба, эгегей! — Поезд тронулся, из динамиков раздалось, — Счастливого пути! — А в полночь, как и положено в сказке, карета снова превратилась в тыкву, кучер в крысу, но у Сергея на всю жизнь остались чудесные воспоминания о Москве, населенной москвичами и о том, как может выглядеть мир, если относиться друг к другу по— человечески.

— Давай поступим так, как рекомендуют поступать своим туристам в американском путеводителе по Москве, — предложил Сергей.

Интересно, как? — Поинтересовался Виктор, — Просто я не читал этого путеводителя, потому и не знаю.

Да я тоже не читал, но люди говорили, что там написано, " Будучи в Гуме, подойдите к фонтану и купите там мороженое".

Ну, что же, — согласился Виктор, — Давай воспользуемся вражеской рекомендацией.

Купив по мороженому, они вышли на Красную площадь.

Ну, куда теперь? — посмотрел на Сергея Зиновьев, — Может в Мавзолей?

Нет, — воспротивился Сергей, — Только не туда.

Интересно, почему? — искренне удивился Виктор, — Все приезжие идут туда посмотреть на Ленина.

Так уж и все? А потом я не все, и если честно, — объяснил Костров, увидев, что Виктор обиделся, — Ну, не хочу я смотреть на покойника и все. Что в этом странного? Пойдем лучше посмотрим на творения великих людей, — и он потащил Зиновьева к собору "Василия Блаженного".

Глава 23

Между тем, Василий начал действовать. Доехав до первого телефона-автомата, он набрал номер, дождавшись, когда на том конце поднимут трубку, он произнес слово, "милейший", что означало, дело чрезвычайной важности и отдал какой-то приказ своему собеседнику. Затем, уже не спеша, сел за руль своего автомобиля и поехал по улице Профсоюзной, свернул на улицу Гарибальди, потом свернул еще раз и углубился в переулки столицы.

На одном из них, он остановил машину, открыл капот и стал ждать. Через пять минут, рядом с ним остановилась двадцать первая "Волга". Из нее вышел молодой, спортивного вида парень и подошел к Василию.

Ну что, шеф, загораешь? — спросил он, подходя и заглядывая в салон машины.

Да вот, заглох. Может, чем поможешь? — Кольцов вышел из машины и подошел к капоту, приглашая незнакомца посмотреть на двигатель. О чем-то, некоторое время они разговаривали, потом парень отошел к своей машине, открыл багажник, достал из него сумку с инструментами и снова склонился над капотом жигуленка, что-то там ремонтируя. Вместе с ним, склонился над капотом и хозяин автомобиля, что-то выясняя и рассказывая автомобильному мастеру. Под конец, он попытался вручить парню червонец, на что тот обиделся,

Это ты брось, обидишь, я ведь тебе просто помог, от души. Сегодня я тебе, завтра мне кто-нибудь, глядишь, и мир лучше будет.

Василий попрощался с парнем, завел свой автомобиль и отправился к дому. Этим же вечером в 22-00 он из телефона-автомата позвонил куда-то, сказал пару слов и выслушал какое-то сообщение, после чего, не прощаясь, положил трубку и спокойно отправился домой спать.

На следующий день, с утра, оставив Сергея дома, Виктор вышел на улицу, сел в свой автомобиль, доехал до первой телефонной будки и куда-то позвонил из нее. После чего, вернулся домой. Войдя на кухню, где Костров, в ожидании друга, заваривал чай, он подошел к столу, и в ответ на вопросительный взгляд Сергея, написал на уголке газеты, — Сегодня в 21-15, — потом оторвал этот уголок и сжег его в пепельнице. А дальше, они пили чай и болтали о разных пустяках, так, что, если квартира прослушивалась, а, скорее всего, так и было, то их вероятные противники не должны были догадаться, что друзья задумали на сегодня, какую-нибудь, операцию.

Я утверждаю, что заварка должна быть свежей, — Сергей вылил из заварного чайника старую заварку, помыл его и обдал кипятком, потом насыпал в него немного чая, залил кипятком и накрыл чай полотенцем.

Не знаю, по мне, так в новой заварке не хватает аромата, — заметил Виктор, наблюдая за манипуляциями Сергея с чайником, — Я не хочу сказать, что нужно пить чай, трехдневной старости, но настояться, в течение, скажем, трех часов, чай должен.

О! Вот видишь, у нас уже есть тема для дискуссии, и надо сказать, я знаю многих людей, которые могли бы спорить о чае целый день. Ты только подумай: одни пьют черный чай, другие — зеленый, одни — рассыпной, другие — в пакетиках, одни — с ароматическими добавками, другие — без. А, что уж говорить о сортах: принцесса Нури, принцесса Гита, принцесса Канди (все это — цейлонский чай), чай сэр Кент, чай Липтон, чай Биг Бэн, чай английский, чай индийский, чай цветочный, чай травяной, в общем, страшная уйма чая существует на этом свете.

Из которых, — подхватил Виктор, — У нас в Москве продается только Индийский, Цейлонский, Грузинский и Краснодарский, да и те, после Аварии исчезли из продажи.

В самом деле, — Сергей снял с чайника крышку, помешал заварку, опять закрыл крышку и накрыл чайник полотенцем, — Говорят, что чай и грибы сильнее всего впитывают в себя радиацию.

Друзья сели пить чай с булочками. За чаем они изучили, что

пишут газеты. К своему удивлению, ни 26-го, ни 27-го

апреля в газетах не было написано ни строчки об этих

событиях, словно ничего и не было.

Да, многого я и не ждал от нашей прессы, но чтобы вот так? — удивился Сергей, — Ни слова, молчок. Как будто, если промолчать о катастрофе, так, вроде, ее и нет. Это прямо какая-то страусиная политика. Неужели эти умники не понимают, что все равно люди об этом узнают, и после просто не станут читать их газет, а будут узнавать новости из Голоса Америки? Кстати, — он посмотрел на Виктора, — Это упрек и к вашему ведомству.

Брось, причем здесь мы? На это и все другие дела, есть другое ведомство, — и он показал пальцем наверх.

На что Сергею оставалось только промолчать. Он знал, что Партия сама себя разрушит. Беда была в том, что заодно, вернее, в первую очередь, она разрушит нашу страну и сломает судьбы двухсот миллионов людей.

Ничего, — подумал он, — Придет время, доберемся и до вас. А сейчас, только бы решить эту проблему.

Глава 24

Добрым словом и пистолетом

можно добиться большего,

чем одним добрым словом.

Аль Капоне.

В 21час 05мин двое мужчин в торжественных костюмах и две девушки в красивых вечерних платьях, с цветами и с подарками, вышли из машины и прошли к подъезду элитного дома, расположенного на улице N. В подъезде дома дежурил консьерж, но прибывших ожидал жилец этого дома, некто Коган А.П., который, заранее предупредил, что по поводу помолвки его дочери, у них ожидается вечеринка. Все это было аккуратно записано консьержем в журнал дежурств. Через три минуты прибыли еще двое мужчин, которые также были радостно встречены хозяином квартиры. Пусть никого не удивляет легкость, с которой прошли в элитный дом посторонние люди, но в то время, когда еще люди ничего не знали о терроризме и заказных убийствах, бдительность стражей оставляла желать лучшего. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что если бы такое убийство все же случилось, и его совершили не по приказу Партийного руководства, то, скорее всего, оно было бы раскрыто в кратчайшие сроки, опять же, в отличие от нашего времени. Вновь прибывшие, проследовали за Коганом в его квартиру. Спустя еще десять минут в подъезд вошел академик Алексеев. Как всегда, поздоровавшись с консьержем, он прошел к лифту. Поднявшись на свой этаж и выйдя из кабины лифта, Алексеев увидел в углу лестничной площадки целующуюся пару.

Безобразие, — проворчал про себя академик, подходя к своей двери и доставая ключи из кармана, — Совсем стыд потеряли. Им, что, дома места мало? Надо будет сделать выговор консьержу. Он открыл дверь своей квартиры и тут же почувствовал, как что-то твердое, металлическое уперлось ему под лопатку, и услышал над своим ухом негромкий голос,

Спокойно, входи в квартиру и не делай глупостей.

При звуке этого голоса академику Алексееву сразу расхотелось делать всякие глупости, и он без шума прошел в прихожую,

Теперь иди в комнату, — скомандовал мужской голос.

Алексеев послушно прошел в свою комнату.

Садись на диван.

Петр Алексеевич послушно сел на диван. Только теперь он сумел рассмотреть захватившего его человека. Человек был молод, силен, и, не смотря на то, что был одет в модный заграничный костюм, производил впечатление кадрового военного. Особенно усиливало это впечатление то, что в руке он держал пистолет, направленный на Алексеева.

Это не ограбление, — промелькнуло у него в мозгу, — Будь это ограблением, давно бы стукнули по затылку и вынесли все, к чертовой матери. Что же ему надо? Ответ на этот вопрос академик получил очень скоро. Дверь его комнаты отворилась, и в нее вошли три человека, которых Алексеев меньше всего хотел бы сейчас видеть. Это были два сотрудника КГБ и этот, неизвестно кто, которого звали Сергеем. Они вошли в комнату по-хозяйски, взяли стулья и сели на них, окружив академика.

Ну, что, Петр Алексеевич, Вы хотите что-нибудь сказать в свое оправдание? — начал Виктор, — Другой, на твоем месте, прилюдно бы застрелился, а ты начинаешь валить вину на тобою же убитых людей, да и нас, заодно, хочешь запачкать.

Послушайте, — на академика было неприятно смотреть, губы его тряслись от страха, глаза бегали, — Вы ничего не поняли. Да, может быть реактор и не идеален, но покажите мне идеальный механизм. Если бы операторы строго действовали в рамках инструкций, ничего бы не произошло. Вы же не специалисты, вы не можете этого понять. Пусть назначат какую угодно комиссию, и она разберется, кто виновен?

Ну, скажем, комиссию, под вашим руководством, — усмехнулся Сергей,

Поверьте, мы достаточные специалисты, чтобы понять, что разгон реактора произошел в результате движения вниз стержней аварийной защиты. За такую конструкцию вас мало расстрелять, вас надо отправить в Чернобыль, разбирать реактор. Кроме того, вспоминается мне, что за минуту до аварии, вы заявили, что все в порядке. Вы это, что, забыли? Так вот, свидетели. Этого хватит, чтобы посадить вас лет, эдак, на пятнадцать. А тогда, сами понимаете, — Сергей обвел квартиру насмешливым взглядом, — Все это будет конфисковано. Машина, дача, должность и звания, все полетит в тартарары.

То, что говорил этот человек, было для академика самым страшным. Как же Алексеев ненавидел его! Да кто он такой, чтобы покушаться на то, что было добыто таким трудом? Сопляк, мальчишка, да знает ли он, каково это, всю жизнь, срывая ногти и разбивая колени, карабкаться к своей вершине? И вот теперь, когда он уже на вершине и может позволить себе пожить в свое удовольствие, приходит такой хлыщ и пытается лишить его всего. Но, мы еще посмотрим, чья возьмет? Он-таки взял себя в руки и принял, по возможности, спокойный вид,

Хорошо, пусть товарищи из ЦК разберутся, и если я

виноват, то накажут.

Нет, глядите, — развеселился Сергей — Говныш оклемался.

Он встал, достал из кармана пистолет, взвел курок, приставил дуло ко лбу академика,

Я сейчас нажму на спусковой крючок, и товарищам из ЦК

придется разбираться, в каком гробу и на каком кладбище

тебя хоронить.

Постой, Сергей, — остановил его Василий, — Может ты и прав, но мне тут пришла в голову одна мысль, — он посмотрел на участников этой сцены, как бы не зная, поделиться мыслью или не стоит?

Ладно, послушаем, что за мысль, — Сергей явно неохотно убрал пистолет ото лба академика, — Но, предупреждаю, если мысль мне не понравится, я кончаю засранца, и идем по домам.

Хорошо, все же давай послушаем Василия, — предложил Виктор.

Благодарю, — Василий повернулся к академику, — Что если бы была возможность предотвратить эту аварию? Смогли бы вы добиться временного запрета эксплуатации реактора РБМК и внесения в его конструкцию необходимых изменений? Вы только подумайте, — продолжал он давить на академика, — Ведь все это можно так подать, что вы будете, чуть ли ни героем и образцом принципиальности.

В конце концов, насколько я понимаю, изменения в проект реактора вам все равно необходимо вносить.

Алексеев недаром был академиком. Ум его был изощрен, не только в научной работе, но и в постоянных интригах. Он сразу представил, что можно было сделать. В самом деле, обнаружены просчеты в конструкции РБМК, а кто их обнаружил? Он, Алексеев. Чьи ошибки? Ведь нужен козел отпущения. Хорошо! Есть такой козел — Главный конструктор РБМК, академик Н.А. Доллежаль. А он, академик Алексеев на этом деле еще сможет и вистов набрать. Алексеев снова постарался принять внушительный вид и ответил,

Разумеется, смог бы, и более того, я сам бы настаивал на внесение изменений в конструкцию реактора, но к чему все эти разговоры, ведь авария уже произошла? — и он обвел всех присутствующих недоуменным взглядом.

— А, вот тут, вступаю в игру я, — Сергей отодвинул стул, подошел к академику и взял того за руку, — Подойдите сюда, — позвал он Василия и Виктора, — Дайте мне свои руки, — он посмотрел на Алексеева и усмехнулся, — А теперь, вперед — в прошлое!

Глава 25

Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон,

Принял пулю на вздохе, —

Но на запад, на запад ползет батальон,

Чтобы солнце взошло на востоке.

Животом — по грязи, дышим смрадом болот,

Но глаза закрываем на запах.

Нынче по небу солнце нормально идет,

Потому что мы рвемся на запад.

Владимир Высоцкий.

Снова волна времени подхватила его, понесла в своем бурном потоке и выбросила 25 апреля в 23 часа 32мин в салоне "Волги", подъезжающей, вместе с двумя другими "Волгами", к проходной четвертого реактора Чернобыльской АЭС. Выйдя из машины, он, в первую очередь, подошел к академику Алексееву, который был настолько потрясен всем случившимся, что выглядел как пьяный. Сергей, невольно, рассмеялся,

"Есть много, друг Горацио, такого, что и не снилось нашим мудрецам". Возьмите себя в руки, академик. Вы видите, я обещал — я сделал. Теперь, сделайте Вы, то, что обещали, — он взял академика под руку и отвел его в сторону, — Потому, что, если вы так не сделаете, я выполню еще одно свое обещание. Надеюсь, вы его не забыли? — И он в упор, посмотрел Алексееву в глаза, так, что у того засосало под ложечкой.

Перестаньте, молодой человек. Сказал же, что сделаю?

Вот теперь, я вам верю. — Сергей повернулся к нему спиной и зашагал к проходной.

Здесь прибывших все так же встречали: главный инженер шахты В.П. Акинфеев, его заместитель по эксплуатации — А.С. Дятлов, и зам. Начальника службы Безопасности. Быстро покончив со всеми формальностями, комиссия прошла через проходную и направилась в помещение БЩУ. При передаче смены, в 00 часов 00 минут 26 апреля 1986 года, состояние реактора следующее: мощность реактора — 750 МВт тепловых, ОЗР — 24 стержня, все параметры — согласно Регламенту. При переходе с ЛАР (локальный автоматический регулятор) на АР (регулятор с боковыми ионизационными камерами) произошел провал мощности до 30 МВт.

Внимание! — раздался громкий голос академика Алексеева,

Запрещаю поднимать мощность и проводить намеченное испытание!

Петр Алексеевич, на каком основании? — Вскинулся, было Акинфеев.

На основании личного приказа товарища Щербины, и как руководитель проекта РБМК, — отрезал Алексеев.

Против таких аргументов не поспоришь.

Выполняйте команду, — махнул рукой Акинфеев оператору Л. Топтунову.

Не включать АЗ, — продолжал командовать академик, — До полного останова реактора.

Между тем, мощность опустилась до нуля.

Все, глуши реактор! — приказал Алексеев.

Леонид топтунов снял с кнопки АЗ колпачок, предохраняющий от случайного нажатия, и нажал кнопку. 187 стержней СУЗ реактора начали движение вниз, в активную зону. Дойдя до конца, они остановились. Четвертый реактор ЧАЭС был успешно остановлен. Сергей подошел к Алексееву и на глазах у ничего не понимающей публики обнял его.

А что, Петр Алексеевич, — шепнул он академику на ухо, — Приятно, все-таки, делать добрые дела?

Погоди обниматься, — отбивался от него академик, — Дай все докончить, — и, отозвав в сторону Акинфеева и Дятлова, он отдал приказ, готовить реактор к капитальному ремонту.

Оставив оперативный персонал ругать безмозглое начальство, комиссия отправилась к выходу.

Ничего не понимаю, — полковник Никитенко пытался прояснить себе ситуацию, — Так, что же здесь произошло? Насколько я понял, ничего страшного тут не было? — Он вопросительно смотрел на академика Алексеева, — Что мне завтра начальству докладывать?

Алексеев посмотрел на Виктора, Василия, потом Сергея, устало улыбнулся и сказал,

— А начальству своему доложите, что эти мальчишки спасли жизни миллиону человек.

Не понял, — Никитенко переводил взгляд с одного члена комиссии на другого, силясь понять, не разыгрывают ли его? А когда понял, что "нет, не разыгрывают", и представил себе, что же, в таком случае, могло произойти лично с ним, сказал, — Ну и служба. Приеду в Москву, напьюсь в хлам, уж не знаю только, с горя, или с радости.

И все они начали хохотать, до слез, до изнеможения, до коликов в животе. Так из них выходило это невероятное напряжение последних дней.

Глава 26

Забытые богом российские версты

Люблю я дороги печаль

Я помню равнины, леса и погосты

Святая великая даль.

И поезд домчится осталось немножко

Девчонок целуйте взасос.

Недаром в вагоне играет гармошка

И вьется дымок папирос.

Любэ

"Красная Стрела" отправляется из Москвы в 23 часа 55 мин. Пассажиры, по причине позднего времени, как правило, не толпятся на перроне, в ожидании отправления, а проходят в свои купе, где начинают готовиться ко сну. Но есть и исключения. Одним из таких исключений и была группа людей, толпившаяся у четвертого вагона. Две молодых пары провожали в дорогу молодого человека. Когда до отправки поезда оставалось всего пять минут, один из молодых людей, провожающих, переглянувшись со своей дамой, сказал,

Друзья, я хочу сделать одно объявление, — и, добившись всеобщего внимания, продолжил, — Мы с Лидой приглашаем всех вас на нашу свадьбу. Переждав, пока стихли восторги и поздравления по этому поводу, он продолжил, — А, тебя, Сергей, мы просим быть нашим свидетелем, ведь, если честно, если бы не ты, то я бы еще долго не решился познакомиться с Лидой.

Ничего не понимаю, — искренне удивился Костров, — Какую роль в этом сыграл я?

И не поймешь, — засмеялся Виктор, — Просто у тебя есть одно свойство, которого ты за собой не замечаешь. Ты очень часто выступаешь в качестве катализатора. При тебе люди решаются на поступки, которые без тебя они так бы и не совершили.

Ну правильно, — отшутился Сергей, — Например академик Алексеев. — И они с Василием засмеялись.

Напрасно смеетесь, — серьезно сказал Виктор, — Сами подумайте, разве мог бы он сделать то, что уже сделал? Я слышал, что его готовятся наградить орденом, за проявленную принципиальность и решительность.

Ну, слава богу! — засмеялся Сергей, — Награды нашли своих героев. А если честно, для дела это даже хорошо. Теперь я спокоен за будущее. Он посмотрел на часы, оставалась одна минута до отправления поезда, — Так, когда свадьба?

День еще не назначен, но как только определимся, мы тебе позвоним.

Уже в последнюю секунду перед расставанием, Виктор, смущаясь, тронул Сергея за руку,

Все, как-то, не было времени спросить. Может быть, ты знаешь, как там, в будущем?

Тем временем поезд тронулся, и проводница закричала Сергею,

Быстрее, быстрее, молодой человек. — Он быстро обнял

Виктора и сказал ему на ухо,

В будущем нас ожидает очень много работы и уже скоро.

Оставив озадаченного Виктора стоять на платформе, он вскочил в вагон, помахал рукой провожающим и прокричал им напоследок,

— До свидания, ребята, скоро увидимся!

Когда последний вагон поезда скрылся за поворотом, Василий

подошел к Виктору,

Ну и что он тебе такого сказал напоследок, что ты в себя до сих пор прийти не можешь? — Виктор растеряно посмотрел на друга,

Сказал, что уже скоро нам предстоит много работы.

Вот так, значит, — Василий почесал свой затылок. — От, бисов сын! — непонятно почему, по-украински, сказал он,

Чует мое сердце, что отныне мы работаем в команде по тушению исторических пожаров.

И пожарные, взяв под руки своих дам, отправились по домам. Луна смотрела на них с высоты, теплый ветер развевал их волосы. Они были молоды, здоровы и счастливы ощущением полноты жизни. Все-таки, жизнь — это штука, за которую не жалко бороться и даже умирать, и только тот, кто жил на пределе, кто стоял на краю гибели и рисковал собой ради других, может ощутить это в полной мере.

ЭПИЛОГ

Поезд прибыл к Московскому вокзалу в 8 часов утра. Последним, Сергей вышел из своего вагона и пошел к городу. Рядом с ним шли такие же, как он, люди. Все спешили. По платформе катили свои тележки носильщики, тут же гуляли таксисты и частники, зазывая пассажиров. Он свернул в подземный переход, по которому вышел в город и сразу пошел к троллейбусной остановке. Кругом шла обычная жизнь. Никто из окружающих не слышал про Чернобыль, да, вероятно, никогда и не услышит. Сергей прислушался к себе. Казалось бы, он должен быть доволен собой и счастлив, но, в действительности, он чувствовал только усталость и какую-то смутную тревогу. Он сел на сорок второй троллейбус, идущий в Купчино и доехал на нем до своего дома.

Сойдя с троллейбуса, он перешел через дорогу и застыл от удивления — на скамейке возле его дома сидела Люба. Увидев Сергея, она встала и молча смотрела на него, нервно сжимая в прижатых к груди руках шифоновый платок. Сердце его пропустило один такт. Секунду он пытался понять, как так могло произойти, что она оказалась здесь и ждет его? А, уже в следующий миг, как будто, гора свалилась у него с плеч. Он понял причину своей тревоги — все это время он болтался между двумя мирами, и только сейчас, окончательно, вернулся домой. А еще, он понял, что именно об этом он всегда мечтал, возвращаясь домой, знать, что его ждет любимая женщина, Люба. Сергей бросил на землю сумку и побежал к ней, а она, раскинув в стороны руки, как птица крылья, бросилась к нему в объятия, покрывая его лицо поцелуями.

— Люба, — сказал он, — Выходи за меня замуж, — на что она ничего не ответила, она просто заплакала от счастья.