Недосказанность

Осознавать, что он сам был не против, да еще как не против, было, пожалуй, еще хуже, чем все предыдущее. Он хотел, он отвечал и он, несомненно, пошел бы дальше, если бы Майкрофт не остановился. Позволил бы отыметь себя прямо на своем кухонном столе, в окружении чертового печенья и чайного сервиза. Или у стены, а возможно, что и на полу.

Глухо застонав, Грегори уткнулся лицом в подушку и с силой ударил кулаком по дивану.

Волны стыда затапливали его снова и снова, выжигая что-то внутри, царапая его, проникая глубоко под кожу, к самому сердцу. Отдаваясь вспышками жара, болезненным разочарованием, судорожным дыханием. И он никак не мог найти причину этого.

IV.

Все последующие дни были подчинены одной-единственной цели: не дать до себя добраться. Брошенная на прощание фраза Майкрофта о скорой встречи отзывалась сбившимся пульсом и дрожью где-то внутри организма.

Щедро предоставленную отсрочку Грегори использовал по максимуму и вот уже дня три

ночевал в офисе на первом этаже, в компании ночной охранной смены Скотланд-Ярда.

Наверное, это выглядело безумно глупо, но лишних вопросов никто не задавал. Мало ли какие у инспектора проблемы? Однако, на всякий случай, Лестрейд все же придумал отговорку о ремонте в квартире.

Изо дня в день он тщательно следил за тем, чтобы не оставаться одному. Нет, ему по-прежнему приходилось выезжать на места преступления и руководить действиями своих коллег, но даже работая бок о бок с Шерлоком, он ни разу не увидел припаркованный поблизости правительственный автомобиль.

Такое положение вещей не могло продолжаться вечно — детектив ясно отдавал себе в этом отчет, но так же ясно ему было и то, что нужно некоторое время, чтобы прийти в себя.

Каждая вторая мысль в его голове была посвящена Майкрофту. Снова и снова возвращаясь к событиям воскресенья, он пытался понять, что произошло. И раз за разом безуспешно.

Черт побери, у него было не так уж и много нерушимых принципов в жизни, но среди них однозначно присутствовал принцип "трех банальных не": не спать с начальством, не брать чужих денег, не предавать. Он был на пороге того, чтобы нарушить все три эти "не".

Впрочем, ради справедливости, начальство из старшего Холмса было весьма посредственным, но становится игрушкой в руках негласного представителя британского правительства и бесправным любовником Лестрейду не хотелось все равно.

Случайные связи никогда его не привлекали, возможно, потому что к каждому своему партнеру он относился с эмоциональной отдачей, которую считал справедливым требовать и к себе. В случае с Майкрофтом ожидать чего-то подобного не приходилось даже в самых радужных фантазиях. Как там? Поматросит и бросит. А ему потом выбираться из этого чувствительного дерьма. В одиночку. Потому что облегчить душу и рассказать кому-нибудь о своей интрижке он не сможет по самым разным причинам, одной из которых является возможность не проснуться на следующее утро.

Была еще одна причина его политики избегания, в которой он честно себе признавался, но о которой предпочитал думать как можно меньше — его собственная реакция на Майкрофта.

Неприятно было об этом думать, но факт оставался фактом: помимо стыда и злости, несомненно, всплывших бы в новом разговоре при очередной личной встрече, инспектор опасался "поддаться пагубной страсти". Так, кажется, это описывалось в сентиментальных романах, горячо любимых его бывшей? Собственная реакция на старшего Холмса была неожиданной и пугающей. И, безусловно, нет никаких гарантий, что снова встретившись, этот чертов манипулятор не повернет все таким образом, что Грегори сам будет умолять его снизойти до секса с ним.

И вот тогда... Если это случится, можно сразу отправляться в чулан за мылом и веревкой, потому что уже вот с этим позором он точно не справится.

Но, кажется, удача была на его стороне. Ибо в конце дня, представ перед руководством, Лестрейд получил заманчивое предложение съездить в Бирмингем на ежегодную встречу представителей различных подразделений полиции, где главной целью, конечно же, являлся обмен опытом и информацией. Предложение было очень неожиданным и очень приятным. Даже слишком. Грегори моментально заподозрил неладное.

"Изощренно и неизменно соблазнительно" как нельзя лучше характеризовали стиль Майкрофта. Инспектору ничего не оставалось, как провести маленькое расследование невинности этой командировки. Для чего пришлось позвонить парочке коллег (искренность которых он не мог поставить под сомнение), забраться в кабинет руководства и по-тихому ознакомиться с приказом, распоряжением, подписью и датой. Только после этого он дал свое согласие и рванул на вокзал Падингтон. А еще через полтора часа его поезд прибыл в Бирмингем, и Лестрейд отправился в гостиницу приводить себя в порядок и готовиться к встрече с коллегами по профессии.

Все складывалось как нельзя лучше — ровно до того момента, пока детектив не распахнул дверь и не включил свет.

Он был там. Напряженный как струна, застывший мраморным изваянием на фоне окна, опирающийся на неизменный зонтик, изучающий свое отражение в отсвечивающей поверхности стекла.

— Мне слишком поздно сообщили о твоей внезапной командировке и, должен признаться, это несколько нарушило мои планы: пришлось перекраивать расписание, отменять запланированные встречи... — Голос в тишине звучал почти механически, слишком ровно и выверено для живого человека. — В будущем я предпочел бы, чтобы ты извещал меня о своих передвижениях.

— Что ты здесь делаешь? — Грегори выбрал самый безобидный вопрос.

— Проясняю ситуацию, — невыразительно произнес Майкрофт. Он наконец соизволил обернуться к Лестрейду, и тот поразился, насколько в ярком электрическом свете лицо его несостоявшегося любовника выглядело бледным, почти нереальным, словно маска на венецианском карнавале. Черты лица невероятно заострились, под глазами залегли тени и...

— У меня была напряженная неделя, — едва уловимо поморщившись, пояснил Майкрофт, безошибочно расшифровывая пристальный взгляд инспектора.

— Когда ты в последний раз спал? — вырвалось у того.

— Что? — Негласный представитель британского правительства моргнул, — Какое это имеет отношение к нашему разговору?

— Самое прямое, — заверил его Лестрейд. — Хочу быть уверен, что ты в состоянии вести адекватный разговор.

— Поверь мне, в состоянии. — От холода в голосе Майкрофта могли без труда заиндеветь стекла. С кошачьей грацией он опустился в кресло и небрежным движением закинул ногу на ногу. Инспектору ничего не оставалось, как присесть напротив.

— Извини, не хотел задеть свою состоятельность.

— Мою состоятельность, как ты выразился, сложно задеть, — любезно снизошел до ответа на остроту Майкрофт. — И, если мы закончили с обменом любезностями, я бы хотел...

— Подожди, — прервал его Грегори. — Помолчи, минутку, пожалуйста.

Происходящее начинало напоминать дурной сон. Он даже с силой потер лицо, надеясь проснуться — дома, в безопасности и тишине. А главное, вдалеке от этого типа. На которого он реагировал совсем не так, как положено в свете прошедших событий.

Представляя их новую встречу, он придумал план. Идеальный план, где ему самому отводилась роль невозмутимого, уверенного в себе детектива. Такого, каким он обычно казался своим коллегам. Но теперь этот идеальный план стремительно катился под горку.

Все было не так. Особенно то, что этот невыносимый тип смотрел на него в упор, задумчиво склонив голову на бок, словно решая какую-то математическую задачу, вместо того, чтобы...

"Чтобы, что инспектор?" — обратился к себе Лестрейд. Он не был до конца уверен, о чем хочет его попросить. Попросить прикоснуться к себе или наоборот заявить, чтобы тот больше не смел этого делать? В какой момент все стало так сложно? Или он сам, по давней привычке, все усложнял?

— Грегори, — словно пробуя его имя на вкус, произнес Майкрофт.

Чего вообще от него хочет это воплощение аристократии? Он так и не сказал. Неужели ему банально не с кем переспать? При том, что все первоклассные бордели в Лондоне к его услугам? Или это просто сродни незаурядному развлечению: соблазнить рядового инспектора Скотланд-Ярда? Лестрейд искоса взглянул на старшего Холмса. Тот мог бы и заставить. Теоретически. В "практически" детектив не верил, ибо картинка, где его насилует воплощение британского правительства в голове банально зависала. Некоторые люди просто не могут опуститься до физического насилия, не унизив себя. И на счастье Грегори, его собеседник как раз относился к подобному контингенту.

— Я не буду с тобой трахаться, — собравшись с мыслями, прямо заявил он.

— Конечно, нет, — Майкрофт приятно улыбнулся. — Ты будешь со мной спать. В том числе, разумеется.

— Нет, не буду.

— Нет, будешь.

— Майкрофт!

— Грегори?

— Так. — Инспектор встал и прошелся по комнате, чувствуя на себе внимательный взгляд . — Хорошо. Дай мне кое-что тебе пояснить: во-первых, я не сплю с руководством.

— Формально я не твой начальник.

— Во-вторых, не беру взяток.

— Я не предлагаю тебе денег.

— В-третьих, не занимаюсь предательством и шпионажем.

— Этого не потребуется.

Грегори помолчал.

— Я тебя не люблю.

— Это поправимо.

Лестрейд взглянул на него, небезосновательно подозревая, что над ним попросту насмехаются. Но Майкрофт смотрел на него с такой вежливой, серьезной сосредоточенностью, что ему ничего не оставалось, как откашляться и уточнить:

— Это шутка?

— Разве я произвожу впечатление человека, любящего пошутить? — Живое воплощение британского правительства вздернуло бровь.

Грегори протяжно вздохнул и почти нормальным голосом поинтересовался:

— Зачем тебе это надо, а? Мы оба знаем, что я не гожусь для роли твоего любовника.

— Ты мне подходишь. — От железобетонной уверенности хотелось застрелиться.

— О ради Бога! — вскинулся Лестрейд.

— Грегори, — Майкрофт в отстраненной манере переплел пальцы на ручке зонтика: — ты будешь со мной. И для моего утверждения есть все основания.

— Почему ты говоришь так, словно принял за меня решение? — глухо спросил инспектор.

— Ты сам его принял, когда ответил на мой поцелуй.

— Да мне ничего другого не оставалось!

— С таким-то жаром? — сухо вопросил старший Холмс. — Позволь напомнить тебе, где были твои руки, пока я тебя не остановил.

— Нет! — Лестрейд отвернулся и в защитном жесте выставил вперед ладони.

Майкрофт неторопливо поднялся.

— Тогда, думаю, мы все выяснили.

— Что? Нет...

Оставив зонтик (и вид этого одиноко-прислоненного к креслу аксессуара загипнотизировал инспектора не хуже кролика перед удавом), обманчиво-лениво он приближался к застывшему инспектору, при каждом шаге расстегивая пуговицы пиджака.

— Остались детали.

Майкрофт остановился только тогда, когда расстояние можно было начать измерять дыханием.

— Смотри на меня, — неожиданно властно приказал он. И через четыре секунды думать, колебаться и анализировать стало невозможным.

V.

Несносный тип, дорогой по всем меркам, вошел в его жизнь таким изощренным, своеобразным способом, что даже спустя некоторое время это казалось невероятным. Молча, одним движением руки он изменил его жизнь и, кажется, даже не заметил этого.

— Так и будешь стоять на пороге? — не отрываясь от своей кипы бумаг, поинтересовался этот, вышеупомянутый недобрым словом, тип.

— А ты так и будешь всю ночь сидеть за этой макулатурой? — парировал Грегори.

— Это не макулатура, — вздохнул Майкрофт. — Это документы исключительной важности.

— Которым ты собираешься посвятить всю ночь? — как бы невзначай спросил инспектор, по-прежнему томясь на пороге. Почему-то входить лишний раз в этот святая всех святых — домашний кабинет британского правительства он не любил.

— Есть более достойные предложения? — немигающее уставился на него старший Холмс.

— Скажем так... гораздо более интересные, — заверил его Лестрейд.

Майкрофт посмотрел на часы.

— Пожалуй, я могу прерваться... ненадолго.

— Ненадолго? — изогнул бровь Грегори.

Оценивающий взгляд.

— Может... на пару часов.

Все оказалось значительно проще и вместе с тем значительно сложнее, чем ему могло представиться пару месяцев назад. Майкрофт действительно был невыносим в своих требованиях, приказах, методах работы, предложениях и многих других вещах.

Его диета не раз становилась поводом для головной боли Лестрейда, не способного отказаться от "вредно-калорийных кошмаров", тотальный контроль вообще получил статус взрывоопасной темы в их разговоре, а молчаливые покупки в гардероб инспектора доводили того до крайней степени раздражения и периодических нервных срывов в зависимости от количества нулей на ценниках. Не то, чтобы Майкрофт к нему не прислушивался, напротив — после нескольких неприятных домашних сцен ценники стали таинственным образом исчезать со всей его новой одежды вместе со скромными ярлыками дорогих магазинов, так что доказать расточительность своего серого кардинала у Лестрейда больше не получалось.

Кроме того, Шерлок, бросивший один-единственный взгляд на детектива и сделавший, как всегда, исключительно-правильные выводы, будучи в мрачном расположении духа, не упускал случая громогласно пройтись по их отношениям, так что за личной жизнью инспектора с неподдельным интересом следил весь Скотланд-Ярд. Правда, ровно до того момента, как в дело не вмешался Майкрофт, в своей мягкой, угрожающей манере пресекший любые разговоры одним звонком и сытой улыбкой плотно поужинавшей акулы.

Майкрофт...

Кто бы мог подумать, что Грегори станет тем человеком, который будет

преисполняться несвойственному ему нежностью, почти вплотную рассматривая британское правительство, закутавшееся в свитер, подобравшее под себя ноги на диване и прижимающее одной рукой к уху телефон, а второй удерживающее под боком его самого. Узнает, что Холмс-старший предпочитает спать на левом боку, кофе с четырьмя ложками сахара и совсем, начисто теряет волю к сопротивлению при одном лишь запахе шоколадного печенья (с некоторых пор удостоенного званием тяжелой артиллерии инспектора, а потому доведенного до совершенства и используемое лишь в самых критических случаях).

Станет тем человеком, который полтора часа будет с жаром доказывать полезность пива с тем, чтобы потом искушенный в политике Майкрофт целых пять минут потратил на убеждение его больше "не притаскивать эту гадость в наш дом", пока он "не принял соответствующие меры". Зная Майкрофта, можно было ожидать всего, вплоть до полного исчезновения этого напитка из магазинов и пабов вообще. Лестрейд даже не сомневался, что британское правительство нашло бы реалистичный повод объяснить этот внезапный дефицит.

Как-то совсем быстро он стал добровольно посвящать Майкрофта в свои дела и — с нетерпением и недоумением в равных долях — как порядочная жена, ждать к ужину этого вечно загруженного делами типа с зонтиком. Научился оценивать те крупицы информации о мировом порядке, включающие в себя международную экономическую и политическую составляющую, которыми с ним начал делиться Холмс-старший.