Сквозь страх

— Наши герои выросли. Ты сама какого уровня?

— Не помню.

— Да не надо помнить, ты внутрь себя посмотри и правым глазом кликни.

Света посмотрела. Но не внутрь себя, а на меня. Как на идиота.

— Это как вообще?

— Ладно, привыкнешь. Я сначала тоже терялся. Ты — 81 уровня! Шмот с бонусом меньше 90 на тебя уже просто не налезет, а он знаешь какой дорогой? Тысяч в 10 покупка какой-нибудь детали снаряжения обойдется. Ладно, вроде экипированы мы с тобой не так уж плохо, хотя я хотел зеркало революции сменить на что-то покомпактнее. Ну да ладно, и так сойдет.

— Да выкинь ты его! — простодушно предложила Света. — Чего с такой бандурой таскаться-то?

— Ты что! Бонус +117! Я без этой бандуры буду просто как без рук. Меня ж первый же монстр загрызет.

— А они кусаются, да?

— Кусаются, впиваются в тебя когтями и зубами, пытаются оторвать тебе конечности, бьют в ухо и глаз, а у кого есть оружие — пытаются тебя им ударить, проткнуть и порубить.

— Пойдем гулять по Годвиллю, говорили они, — проворчала Света себе под нос, — будет весело, говорили они.

Но, тем не менее, она шла за мной в сторону ворот столицы, а не требовала немедленно вернуть ее обратно в привычный мир. Я счел это хорошим знаком, значит, очарование Годвилля начинает действовать и на мою супругу. Верные питомцы, бормоча что-то на своем монстрячьем наречии, шагали (а в случае моего гусеничного Буча — катились) позади нас, не теряя след. Мумусик, правда, уже дважды отвлекся на лавки торговцев, мимо которых мы проходили... Хитрый каннский лев невзначай подходил к торговцам, терся об их ноги, всем своим видом выражая дружелюбие, а когда хозяин лавки отворачивался — зверюга молниеносным движением хватала первую попавшуюся съедобную вещь на прилавке и заглатывала в один присест.

Кит, проглотивший Иону, закурил бы в сторонке, увидев, как лихо каннский лев отправляет себе в глотку то плюшку, то мешок песка с сахаром, который зверюга по ошибке сочла съедобным. Мумусик кашлял и плевался песком так, что торговец хохотал над ним до упаду, и наверное простил бы ему выходку, если бы за время сразившего его приступа гомерического хохота с десяток предприимчивых героев не растащили у него с прилавка практически все, что там лежало.

Нам пришлось ускорить шаг, таща за собой шкодливого льва за ошейник. Благо, мой верный Буч не предпринимал попыток ввязаться в какой-нибудь скандал, справедливо полагая, что основные приключения ждут нас за воротами.

У ворот кого-то била городская стража. Я хотел было броситься на помощь, но стражники уже и сами запинали до смерти здоровенного осьминога с утиным клювом ("Крякен" — сообщила мне всплывающая подсказка) и теперь сердечно благодарили какого-то героя за активацию "Чертика из коробочки" в стенах города. Герой недовольно пыхтел — вылезшего из трофея монстра он явно хотел завалить сам, но стража успела раньше. Местные полисмены прямо таки светились от радости... А, нет, это они левелап получили, вот чего они такие довольные. На радостях они тут же вручили герою кошель с тремя тысячами золотых, и тут же отобрали у него 500 золотых за вход в город в грязной обуви, ссылаясь на недавно вышедший закон короля о необходимости ношения с собой сменной.

— Это нормально вообще? — спросила Света, проходя мимо.

— Что именно?

— Ну, этот беспредел стражи?

— Нормально, — вздохнул я, — приходится терпеть. Вообще стражники не так уж и круты, я бы этих двоих скорее всего одолел даже в одиночку, но нельзя. Уже одним своим появлением здесь мы вносим в Годвилль возмущения и изменения. Мы слишком другие, слишком не такие, как герои... И чем меньше мы будем выделяться, тем меньше внесем возмущений в этот мир. И тем меньше он станет нас отторгать.

— А отторгать — это как?

— Монстры будут ходить за нами табунами и нападать скопом, наплевав на правила. Да и мало ли, какие еще изменения произойдут. Годвилль и так постепенно меняется, и ни я, ни Эйфель не знаем, естественный это процесс или привнесенный извне такими, как мы: путешественниками. В какой-то момент герои начали строить ковчеги. Просто взяли и стали строить, понимаешь?

— Я думала, это просто обновление программы.

— Эйфель считает, что не изменения программного кода изменили этот мир, а наоборот: изменения в мире заставили создателей игры дописать несколько строчек в код. Это как писать книгу. Если книга хороша, то в какой-то момент ее герои оживают и начинают жить своей жизнью, уже не спрашивая тебя, что им делать. Тебе остается лишь записывать происходящее с ними! Как говорил Кинг: "Книга — приказывает, я — подчиняюсь!" Я в этой игре живу почти четыре года, и за это время изменилось многое. После той перезагрузки, что едва не убила нас с Олей, питомцы перестали умирать, их стало только контузить и отшибать тем самым уровень. Герои не хотели, чтобы питомцы умирали, понимаешь? Герои хотели, чтобы хоть что-то в этом рандомном мире стало постоянным, и питомцы перестали умирать.

— Думаешь, это из-за тебя?

— Вполне возможно. Весь тот страшный кипиш, закончившийся разрушением общественного храма и перезагрузкой пира, начался с моей пьяной и пламенной речи о том, что не имеют право монахи в храме отказать в воскрешении питомца. Герои этого не помнят, перезагрузка стерла все, но результат остался: питомцы больше не умирают. А монстры с тех же примерно пор лезут из-под земли, куда их закопал, охотясь на меня, Администратор Годвилля. Рейд-боссы, как их теперь зовут. Они давно стали чем-то привычным и правильным. Монстры тоже меняются, тоже учатся. Герои сейчас строят ковчеги... Почему? Хотят выйти в море? Ждут потопа? Или просто решили использовать их как стойло для своих питомцев, чтобы завести не одного, а сразу трех? Герои стали копить деньги на открытие собственной лавки. Герои становятся торговцами! Два года назад это казалось чем-то невероятным, противоречащим духу Годвилля. А теперь это нормально...

В общем, чем мы тише — тем лучше. И чем точнее соблюдаем правила, тем... Ну, ты поняла.

— А какие здесь правила-то? — спросила меня супруга, которая, в отличие от меня, в "Годвилль" играла не фанатично и отчаянно, а лишь заходила туда время от времени, чтобы воскресить своего умершего героя, или просто метнуть в него молнией.

— Да вот в том-то и сложность, что правил как таковых и нет! — рассмеялся я. — Герои творят что хотят. Мы с тобой постараемся просто немного погулять и немного отдохнуть! На приключения напрашиваться не станем, и все будет хорошо. А то я могу тебе только про одно правило рассказать: здесь не принято избивать монстров, здесь принято обмениваться ударами. Ты ударила — он ударил, потом снова ты ударила — он ударил...

— Вот еще! — фыркнула Света, взвесив в руке слонобойку. — Если на меня что-то бросится, я ждать, пока оно ударит, не буду.

— Какая ты у меня агрессивная. Я на тебя даже не бросался, а ты меня дубиной едва насмерть не зашибла.

— А можно? — хищно осклабилась Света. — Насмерть-то?

— Ну, в принципе — можно. Только смерть здесь — не настоящая. Годвилльская.

— Да, помню, ты рассказывал. Дня четыре по местному времени тело твое будет валяться мертвым, а сам ты, в виде привидения, будешь нарезать вокруг него круги.

— Именно так. Так что ты можешь, конечно, прибить меня сейчас, отыгравшись таким образом за растраченные на меня лучшие годы своей жизни, но тогда около 4 суток ты будешь предоставлена в этом мире сама себе.

Скорее всего, даже будучи призраком, я смог бы вернуться обратно в наш мир и выдернуть обратно Свету, но... Зная ее тяжелый характер, я не счел нужным делиться с ней этой информацией. Дополнительная гарантия, что она меня все-таки не пристукнет, а то мало ли...

— Ладно, живи пока.

Беседуя таким образом, мы отошли уже на несколько сотен метров от столицы. Жизнь вокруг продолжала кипеть, поток героев шагал в обоих направлениях, и в город, и прочь от него. Более активна стала местная фауна, то бишь монстры. Если в городах действовало перемирие — монстры, как и герои, могли сновать по улицам, то сразу за воротами начиналась обычная жизнь приключенцев. Герои, выкрикивая свои девизы, неслись бить монстров, а те с ревом, воем, лаем или мяуканьем обрушивались на героев. На наших глазах молодой герой 10-го уровня отрубил голову серверному оленю боевым вантузом и с победным кличем воздел свое оружие к небу, восхваляя своего бога. Не спрашивайте, как он это сделал, просто примите на веру. Отрубил. Вантузом. Голову. Да! Это "Годвилль", моя дорогая. Наслаждайся, удивляйся, ужасайся.

— Ой! — испуганно воскликнула Света, и я сначала решил, что этот возглас обращен к залитому кровью герою и его вантузу. Но нет, "Ой" в данном случае означало: "Кирилл, к нам несется двухметровая толстая мумия и, кажется, своей целью она выбрала тебя!"

— Мумий тролль! — констатировал я, принимая первый удар замотанной в бинты громадины на зеркало революции и тут же нанося удар мечом по боку, рассекая бинты. — Рост — около двух метров, манера боя — как у тебя в компьютерных играх, то есть прет напролом и...

На этом мне пришлось прервать свой монолог и сосредоточиться на бое. Монстр достал меня ударом ноги под коленку и, не смотря на мой высокий уровень и дорогущий шмот, это было больно. "Нам совсем не больно, боль — это лишь иллюзия!" — затянули новую мантру мои аутотреники, но я разговаривать был не настроен. Еще один удар принят на зеркало, несколько уколов мечом, отсечь руку, полоснуть по ноге... Зверюга рухнула на землю, не понимая, чего это я так разошелся: не моя же очередь бить. А теперь вот так вот, с размаху... Голова покатилась мне под ноги, но очки здоровья у монстра еще оставались, он поднимался на ноги и тянул ко мне уцелевшую руку! И-эх, с ноги да промеж ног... Все! Уноси готовенького...

Неприметная норка у моих ног тут же разверзлась в огромную яму, из которой выполз жук-монстроуборщик, принявшийся лихо перерабатывать поверженного монстра на фарш и катать из него шарики.

— Меня сейчас стошнит! — сообщила мне Света, глядя на происходящее.

— Не должно. По-моему эта функция у годвилльских героев просто не предусмотрена.

— В этом заключается весь смысл жизни героя, да?

— Да, примерно так.

Я принял из рук, то есть из клешни, жука-монстроуборщика 85 золотых монет и голубой брусок тягучей массы, оказавшийся панацелином — мои законные трофеи, завоеванные в этом бою.

— Так и живем. Ты бьешь монстров, монстры бьют тебя. Отлежишься, очухаешься и снова в бой! А, накопив побольше денег — в кабак, гулять и развлекаться. Кстати, вон та зверюга явно нацелилась на тебя.

— Зверюга? Где?

— Да вон же...

— А, а я думала, это герой!

К нам несся, бешено вращая глазами, дедушка с веслом. Старый морщинистый дед выглядел весьма крепко для своего возраста, сжимал в руках занесенное для удара весло и был абсолютно и отвратительно гол. Мне в силу моей гомофобии все мужики кажутся отвратительно голыми, но я допускаю, что для девушек некоторые мужчины могут считаться мило обнаженными. Впрочем, только не в этом случае. Единственным предметом одежды на деде была меховая шапка-ушанка, выглядящая столь древней и засаленной, что она вполне могла бы считаться оружием. Дедушка с веслом навевал мне ассоциации с екарным бабаем из "Меча без имени", что и было одной из причин, побуждавшей меня держаться от него как можно дальше.

Монстр взмахнул веслом, и Света едва успела присесть, уклоняясь от удара. Дед замер напротив нее, ожидая ответной атаки.

— Ну? Бить-то будешь? — спросил я.

— Я не могу. Как я могу ударить пожилого человека?

— Да не человек это! Это монстр!

— Но он же мне ничего не сделал!

— Погоди, сейчас сделает.

Монстр, выждав несколько секунд и, решив, что его противник пропускает свой ход, атаковал снова. На этот раз Света, отвлекшись на меня, уклониться не успела, и удар весла пришелся точно ей в голову.

Я дернулся вперед. Игра, не игра, но когда твою жену бьют — очень сложно не вмешаться, однако моя помощь уже не требовалась. Слонобойка свернула деду челюсть на бок, дубовая ветка ("Дубощит", согласно всплывающей подсказке) приняла на себя следующий удар весла, а потом Свете надоело размахивать оружием, и она применила любимый женский прием. С ноги применила. Дедушка с веслом согнулся пополам, выронил весло, и был добит мощным ударом слонобойки по затылку.

Света отскочила в сторону, ожидая появления монстроуборщика, но вместо этого дед стал таять и растекаться, самостоятельно ликвидируясь с поля боя. Стараясь не испачкаться, я поднял из мерзкой жижи пергаментный свиток, оказавшийся индульгенцией на два греха, и протянул его супруге. Я смотрел на нее, и не узнавал... Нет, за эти полчаса, проведенные в Годвилле, я успел привыкнуть к тому, что моя жена сейчас в другом теле. Неизменными остались только глаза, которые смотрели на меня с привычным сожалением, и в них читалось неизменное: "Ну и что ты еще вытворишь?" Однако сейчас эти глаза смотрели на меня с вызовом и задором...

И глядя в эти глаза, я вдруг вспомнил историю трехлетней давности... Света тогда легла в больницу на достаточно простую и плановую операцию, и в это время наша достаточно доверчивая и впечатлительная подруга Аня то ли пригласила нас в гости, то ли собиралась приехать к нам. Я ответил, что не могу, ибо жена в больнице, и... И дальше меня как всегда понесло. В моей интерпретации Света попала в больницу после того, как на нее возле нашего дома напали трое гопников, один из которых был вооружен травматическим пистолетом. С тремя огнестрельными ранениями она все же сумела отбиться, обратив преступный элемент в бегство, и теперь вот лежит в больнице. Ее жизни угрожает только полиция, которая уже задолбала расспрашивать о том, как же вам удалось раскидать троих крепких парней.

И сейчас, глядя на свою жену, поправляющую сбитую веслом прическу и стряхивающую кровь со своей громадной дубины, я подумал о том, что Аня, поверившая в эту историю, не так уж и доверчива. Глядя на Свету сейчас, в эту историю поверил бы и я!

— Мог бы и помочь, — буркнула жена.

— Я хотел, честно. Когда я увидел, как ты лупишь бедного деда, который тебе, в общем-то ничего не сделал, я правда хотел ему помочь. Но не успел, ты разделалась с ним слишком быстро.

— Дай зеркало.

— Где я тебе зеркало-то возьму?

— У тебя в руках, дурик. Щит твой, зеркало революции. Поставь его передо мной...

— Ты в нем все равно отражаешься в бурке и папахе.

— Да хоть в рогатом шлеме, я хочу посмотреть, какой он мне синяк поставил... Ого!

Синяк на скуле и в самом деле был впечатляющим. Еще бы... "Вовочка, ты чего ж осу-то с лица не согнал? — Не успел. Ее папа веслом убил!"

— Как быстро он сойдет?

Девушка всегда остается девушкой. Больше всего ее волнует степень своего очарования, даже если она оказалась в мире, где все регулярно ходят помятыми, побитыми и даже поломанными. Эх, видела бы она, в каком виде иногда герои приходят в гильдлечебницу...

— Полежишь в лесочке минут 20 — полоска здоровья полностью восстановится. И синяк исчезнет, можешь не беспокоиться.