... В тот раз толпа на Рыночной площади собралась ещё до рассвета — всем хотелось занять места получше, ведь не каждый день выпадает шанс поизголяться над тем, кто ещё вчера был обласкан Владыкой и с рождения имел всё , чего обитатели Припортового и Чёрного кварталов были лишены. Увидев скованную цепями фигуру, толпа разразилась презрительным свистом и улюлюканьем, а Олден в сопровождении стражников поднялся на помост. Он смотрел лишь себе под ноги, с горечью думая о том, что недооценил собственного отца. Хотя Илит и был одержим властью и тщеславием , его предусмотрительность и змеиная хитрость остались при нём — несмотря на свой же запрет колдовства и оракулов, Верховный жрец имел в своём распоряжении служителей, которые разбирались в колдовстве не хуже, чем в Установлениях культа. Сегодня горбуну пришлось познакомиться с ними и на себе испытать их знания — с боем наложенные на него связующие заклинания порвать не удалось и единственное , что мог сейчас Олден, это с трудом передвигать скованные цепями ноги!..
Колодки защёлкнулись на его запястьях и шее и горбуну пришлось встретится глазами со скопившейся на площади толпой — тысячеокой и жадно дышащей в предвкушении... Один из стражников начал зачитывать преступления Олдена, но горбун , в отличии от скопившихся на площади людей, не вслушивался в его монотонную речь. Закусив до крови губу, он смотрел на забитую людьми площадь, внутренне готовясь к тому, что должно было начаться всего через пару минут. Олден знал — пощады не будет ... Толпа не простит того, кто вёл по улицам Милеста вернувшиеся с победой войска; того, кто не смирился с участью калеки и посмел стать на одну ступень выше тех, кто не имел на себе печати врождённого уродства!..
-... За злодеяние своё надлежит отстоять у столба до заката солнца, а потом он будет отдан во власть Верховного жреца Единого, которому нанёс обиду , осквернив святилище, и только Илит из рода Имлов будет решать — жить осквернителю или нет... — окончив читать , стражник спустился с помоста и почти в ту же минуту какая -то гниль с громким шлепком угодила в колодки около левой руки Олдена.
-Мазила! — зазвеневший над площадью злой мальчишеский голос через минуту потонул в рёве наконец то заполучившей жертву толпы, а смачные шлепки перезревших слив послужили достойным сопровождением началу потехи .Олден чуть прикрыл глаза, сосредоточив свой взгляд на дальнем козырьке крыши , а со всех сторон неслось:
-Урод! И как только женщины рожают таких!
-Колдун! Проклятый богами!
— Горбатый ! Тебя сами боги пометили, осквернитель!
-Палач! ..Убийца! — это уже голосила непонятно как оказавшаяся у помоста крестьянка, и хотя её голос быстро затерялся в новом шквале оскорблений и насмешек, Олден всё таки отвёл взгляд от крыши и перевёл его на ту, что назвала его убийцей... И хотя лицо измождённой тяжёлым трудом женщины давно огрубело и обветрилось, горбун увидел в её иссушённых солнцем и ветром чертах несомненное сходство с тем малышом, которому он когда то одним взмахом меча отсёк голову во взбунтовавшейся деревне. Его первые бой и кровь ...Кровь палача... И в этот миг Олдена охватили такие отчаяние и тоска , что он с воем рванулся из колодок, а толпа встретила его неудачную попытку освободиться оглушительным хохотом и презрительным свистом .
... До заката оставалась ещё целая вечность!..
... Девять одетых в жреческие мантии фигур замерли на концах нарисованной на полу девятилучёвой звезды. Свет толстых восковых свечей с трудом пробивался сквозь густые клубы курений , а воздух вибрировал в такт унылому и ритмичному песнопению. Взгляды поющих были неотрывно устремлены к центру звезды, в котором лежал обнажённый до пояса человек — пропущенные через вделанные в каменный пол кольца цепи удерживали его в одном и том же положении , а тело — прямо поверх только-только нарастивших корки ран , покрывала вязь из рун . Хотя обряд начался недавно, по лицам жрецов уже обильно стекал пот. Вдевятером , они с трудом справлялись с бешенным сопротивлением лежащего в центре звезды человека, но тем не менее — медленно, но неуклонно добивались своего, вгрызаясь в закалённую, словно сталь , волю горбуна. Олден чувствовал, как всё теснее сжимается вокруг него кольцо, а связующие заклинания опутывают его настоящей сетью. . Но не их он страшился. Сковать его заклинанием — это одно , а сломить и подчинить себе его волю, проникнув в сознание и самые потаенные уголки сердца — другое!. Для Олдена рабство было во много раз горше смерти, но умереть ему вряд ли бы позволили. Он был нужен Илиту живым и покорным и каждая минута приближала поражение Олдена, ведь противостоять столь слажено — словно одно целое — действующим людям и бегущим по лучам колдовской звезды силам было невозможно... Разве что умереть...
Его охрипший голос разрушил стройность пения — прославление Аркоса напоминало карканье ворона...Голоса жрецов немедля стали громче но не смогли подавить его, и Олден продолжил свою тёмную литанию — он надеялся что его знание человеческой натуры не подведёт и кто-то из участников обряда даст слабину. Так и вышло... Где то слева от него дрожание сил немного изменилось и горбун, уловив, наконец, чужой страх, усилил давление на стоящего по левую руку от него человека. Тщетно пытающийся справиться со всё больше охватывающей его паникой, жрец немедля попытался уйти, спрятаться за излучением товарищей, но Олден уже не отпускал его ... Через пару минут к страху добавилась боль — жрец упал на колени, ломая стройное сплетение сил и потоков, а для Олдена это означало конец — вышедшие из под контроля силы устремились к притягивающему их центру звезды, пытаясь слиться воедино и Олден, чувствуя как закипает в его жилах кровь, заорал от нечеловеческой боли. Огонь ворвался в его вены — протекая по ним, он превращал их в пепел и из глаз горбуна сами собою покатились слёзы — слияние убивало его. Страшно и мучительно, но это был единственный способ остаться самим собой... Нестройное пение ещё продолжалось , но свет померк перед глазами Олдена, а его мышцы, казалось вот-вот начнут отделяться от костей...
-Остановись, безумец!!! — закричал стоящий в изголовном луче Ведущий. — Ты же погибнешь!
-А я этого и хоч-у-у!— крик Олдена перерос в страшный, полный нечеловеческой муки вой., и ещё один ползущий на четвереньках прочь от звезды жрец жалобно заскулил ему в ответ...
— О, Единый — простонал Ведущий ,— помоги нам...
Ему не дали умереть. По прошествии нескольких дней ( а, может, недель или всего лишь часов — в забытьи не существует понятия времени) чувства начали возвращаться к Олдену — вначале под его веки проник слабый свет, а затем его слух уловил голоса . Тихий, но властный принадлежал , вне всяких сомнений отцу, а отвечающий ему человек был Ведущим ритуала...
— Скажи мне ясно, Креспи — изгнали ли вы из Олдена завладевшего им демона или нет!?
Креспи вздохнул:
— Он уже никогда не сможет колдовать — мы заблокировали его способности, но характер Олдена вряд ли станет от этого лучше. Уж скорее наоборот -волка можно посадить на цепь, но превратить его в покорного ягнёнка невозможно.
Услышав замечание Креспи , горбун едва удержался от того , чтобы не заскрипеть зубами, а затем он — с трудом сохранив видимость спящего, попытался воспользоваться своим колдовским чутьём... И ничего не добился. Совсем...А разговор между тем продолжался.
— А эта тварь? Какова теперь связь между этим отвратительным порождением подземелий и моим сыном?
Креспи нервно закашлялся:
— Если он носил её столько лет, то надолго их разлучать вряд ли было бы разумно, ведь нельзя разделять так тесно переплёвшиеся жизненные силы.. Нам удалось сковать Аркоскую тварь , но это всё, что мы могли сделать.
-Ясно. Вы не справились с тем, что я вам поручил— голос Илита на миг повысился, но затем упал до зловещего шёпота.— Я хотел, чтобы вы сделали моего сына таким, каким он был изначально — до того, как проклятый Дорит всунул ему талисман, превративший Олдена в одержимого войной и кровью колдуна. Я ясно высказал тебе свои пожелания, но теперь слышу сплошные отговорки. Ты не справился с заданием , Креспи, не выполнил волю Единого и теперь...
— Я то, что я есть, отец, и тут уже ничего не изменишь ! — Олден перестал таится — он чуть приподнялся на кровати и заговорил — не менее властно , чем Илит.— Креспи действительно сделал, что мог, но никакая магия не заставит меня стать тем, чем я никогда не был — любящим тебя сыном. ..
Глаза Креспи расширились от удивления -меньше всего он ожидал заступничества от того, чьи способности сковал, а побелевший Илит повернулся к Креспи и прорычав :
— Вон отсюдова!— повернулся к горбуну. Жрец не стал дожидаться, когда за медленно склонившемся в прощальном поклоне Креспи закроется дверь, и тут же заговорил срывающимся голосом. — Я вижу, что день у Столба Позора ещё ничему тебя не научил, но это лишь начало! Завтра я отдам приказ о том, чтобы твоё имя было стёрто со стен храма, который ты осквернил своим вторжением, так что слава, которой ты так упорно добивался, будет предана забвению, а сам ты вскоре отправишься в изгнание, из которого сможешь вернуться лишь тогда , когда усмиришь свою гордыню! — Илит замолчал и внимательно посмотрел на Олдена, чтобы понять , как он воспринял такое известие, ведь изгнание для амэнских аристократов было страшнее смерти. Но лицо откинувшегося обратно на подушки Олдена оставалось совершенно непроницаемым и Илит продолжил. — По традиции отступников изгоняют из Милеста плетьми, но я позволю тебе просто тихо и незаметно уехать... И ещё — учти , Олден — ты больше не колдун и никогда не станешь им снова, а я сомневаюсь , что с твоим честолюбием участь наёмника или бродяги придётся тебе по душе!..
...Олден так и не нарушил своего молчания и дверь за верховным жрецом Единого захлопнулась с оглушающим лязгом...
Изваянная на могильной стеле безымянным резчиком роза поражала чистотой линий и тонкостью работы, но теперь печальную красоту выточенных из белого мрамора полупрозрачные лепестков ещё больше подчёркивали живые розы — мелкие и алые, точно кровь . В дни своей славы Олден как то незаметно для себя перестал ходить к могиле матери и теперь он с удивлением смотрел на куст-дичок, расколовший белый мрамор надгробной плиты и весь усыпанный цветами. Когда то он сам хотел посадить на могиле матери живые розы (это были любимые цветы как Алти, таки Пелми) , но потом в бесконечном водовороте походов и войн позабыл об этом...
— Можем выкорчевать... — кладбищенский сторож — мелкий и до неприятия услужливый был уже как тут .— Только скажите...
Олден оторвался от созерцания цветов и взглянул на служителя так, что тот, сразу поняв, что сболтнул что-то не то, тут же сник, став ещё мельче и угодливее.
-Нет. За розами ухаживать, а если пойдут новые ростки , то и за ними тоже. Это тебе на расходы... — горбун, порывшись в кошельке вытащил несколько крупных серебряных монет. После того разговора отец больше не навещал его в темнице, но молчаливые служители в тот же вечер принесли горбуну его аркоский талисман, а уход и присмотр за ним не изменились. Когда же раны Олдена окончательно затянулись, а в его руках появилось достаточно сил, чтобы снова взяться за меч , он был выпущен из своего подземного заключения. Креспи вручил горбуну новую одежду , кошель с деньгами и сообщил , что за воротами святилища изгнанника ожидает конь , в поклаже которого Олден сможет найти доспех и оружие, а на то, чтобы покинуть Амэн, у него есть ровно три дня. "И ещё...— и без того тихий голос Креспи упал до едва уловимого шёпота.— Молись, чтобы твоя дорога пересеклась с дорогой поклоняющегося Седобородому отшельника. Мегрен — единственный, кто может снять с тебя заклятие Запрета..." И в ту же минуту Креспи, по взгляду горбуна поняв, что тот не пропустил мимо ушей данного ему совета, добавил уже обычным голосом.: " Наш Верховный велел передать тебе, что ты можешь увидеться с сестрой..."
...Прощание с Пелми было мучительным. Сестра заливалась слезами, а он гладил её чёрные локоны и шептал, что если Пелми понадобится его помощь, он вернётся , куда бы не занесла его судьба скитальца...
— Ты не вернёшься, Олден...— неожиданно Пелми прекратила плакать и тихо сказала.— Ты очень гордый, а потому никогда не примиришься с отцом и не забудешь Столба Позора, к которому тебя приковали.
-Мышонок...— Олден с изумлением взглянул на сестру — Обычно кроткая Пелми неожиданно совершенно преобразилась, а сестра между тем продолжала:
-Я хотела вручить тебе это после свадьбы, но всё так обернулось, что я не решилась, но теперь... — Пелми всхлипнула и, вручив брату кольцо, продолжила. — Мне так хотелось, чтобы у вас всё сложилось...
Олден коснулся губами печатки и лишь затем одел кольцо на палец:
— То немногое светлое, что было у меня в жизни исходило от тебя, сестрёнка — я никогда этого не забуду!
Пелми прижалась к брату и прошептала:
— Тогда пусть мой подарок принесёт тебе хоть немного счастья...
Вместо ответа Олден лишь вздохнул и , обняв сестру, посмотрел на клонящееся к закату солнце... Так они и просидели вдвоём до вечерних сумерек, — обнявшись и больше не проронив ни единого слова, а потом горбун навсегда покинул и дом Пелми, и сам Амэн...
ОЗРИК И НАХИМЕНА
Жёсткое, словно подошва воинского сапога , мясо стерпеть было ещё можно , но уксус, который в этой крейговской корчме почему-то именовали вином, не стоил ни одного доброго слова! Олден, отодвинул от себя выщербленную по краям глиняную кружку и погрузился в невесёлые думы. За минувшие три года куда его только не заносило — и в сваре грандомовских семейств поучаствовал, и вместе с молезовцами в Лаконе погулял, и в Астаре разбойничал, и даже караваны, едущие через орканские леса .охранял ... А уж про отшельника Мегрена разве что у вольного ветра да седых камней не выспрашивал, только всё было без толку — никто о таком человеке не слыхал... Олден вздохнул и , проведя рукой по груди, ощутил на самой закраине своего сознания смутную жалобу — заклятия держались крепко и если бы не его многолетняя интуитивная связь с тварью, горбун не ощутил бы даже такой малости. Впрочем, на этом все достижения Олдена заканчивались, а скованному заклятьем пауку приходилось и того хуже! Нет, жизненных запасов Олдена пока с лихвой хватало на двоих — рана на спине твари постепенно затянулась , оставив после себя лишь небольшой рубец , но паук был полностью отрезан от мира, получая смутные ощущения об окружающем лишь через хозяина, который теперь и сам был слеп и глух к любым проявлениям магии...
Горбун исподлобья взглянул на отставленную кружку — если подавить в себе брезгливость коренного южанина и не вспоминать о том, каким должно быть настоящее вино, то эту перебродившую кислятину, весьма точно именуемую "Долиной Смерти" вполне можно пить, а Олдену сегодня хотелось надраться до поросячьего визга. Когда он в очередной раз , уже без всякой надежды, попытался вызнать у корчмаря что-нибудь о неуловимом Мегрене, то на него посмотрели как на последнего дурака, а потом сказали, что поклоняющихся Седобородому в этих краях видели лет пятьдесят назад...
