— Эй. Есть кто? Откройте!
Без толку. Через несколько минут я выдохлась и присела на противную лежанку. Кому понадобилось похищать меня? Кто мог это сделать? Выхода не было и пришлось ждать. Пару раз я засыпала, не надолго, на несколько минут, а просыпаясь вскакивала. Несколько раз отчаянна стучала в двери и кричала, но никто не приходил. Когда, по моим меркам прошло около шести часов, наконец, гулко лязгнул засов, дверь открылась, пропуская в камеру яркий свет. Зажмурившись, я попыталась разглядеть вошедшего в камеру. Огромного роста ящер, с длинным чешуйчатым хвостом и зауженной пастью, подошел ко мне и поднял, схватив за шкирку.
— Ссссобирайсся. Тебя шшж-ждут, — прошипело чудище и потащило меня на выход, грубо дергая за воротник.
— Кто ждет? — я попыталась вырваться и пойти сама, но лапа ящера крепко держало ткань платья.
— Заткниссссь, — рявкнул тот и повел, толкая перед собой.
Мы вышли из камеры в длинный коридор, уходящий наверх грязными широкими ступенями. Поднялись в залу, прошли еще по нескольким коридорам, поднимаясь все выше. Все вокруг было из черного камня, с водными подтеками и пятнами плесени. Холод и противный затхлый запах заполнял помещения. 'жуткое место', подумала я про себя, катакомбы какие — то.
Наконец, ящер втолкнул меня в большой холл. Здесь было значительно теплее, даже какое — то подобие коврового покрытия устилало пол. В глубине мерцало пламя камина, а возле него в огромных глубоких креслах сидели потерявшиеся Пелия и Прим. На их довольных лицах светилось превосходство. Ящер замкнул массивные браслеты с цепями, заведя мои руки за спину, затем резко швырнул меня им под ноги, и я неуклюже повалилась на пол.
— Какая же ты дура, — захохотала Пелия.
Я пропустила оскорбление мимо ушей и попыталась встать. Получилось только сесть. Зло посмотрев на них, спросила:
— Где мы?
— О, ты не поверишь, — расплылся в злорадной улыбке Прим, — прямо под носом у твоего дружка. Лавос, седьмая подэгидная планета Като. Здесь уже несколько столетий правят ящеры. Но мы держим несколько посланников для хранителя, которые передают ему информацию о том, что дела тут идут более чем хорошо. Шарнайский гипноз, немного шантажа, — он картинно закатил глаза, — ведь что только не сделаешь, чтобы твои детки были невредимы. Кстати, одну из них ты уже видела. Хорошая девочка, правда? Еще несколько лет, и очередная слуга будет готова.
Вот черт! Совсем не там мы искали эту коварную парочку. Хотя, откуда было знать?
— Вы захватили целую планету? — я сделала удивленный и испуганный вид. Пусть потешат самолюбие.
— Ну, вообще — то не одну, — Пелия нахохлилась, — ящеры слишком плодовиты. Зато преданны, как лавайские псы.
— А я — то вам зачем понадобилась?
— Для тебя в нашем плане есть особая роль, — улыбнулся Прим. — Все дело в том, Саша, что ты последняя осса. Сама по себе ты не сможешь нам многого противопоставить. Но вот твои способности... Скорость, удар, регенерация, связь с Овирами. Все это весьма интересные свойства. И мы решили забрать их у тебя.
Забрать? Но как?
— Все довольно просто, — словно прочитав мои мысли, продолжил он, — на Лавосе находится самая оснащенная лаборатория во всей реальности. Когда — то давно, именно здесь отмиты создали инфин, и у нас есть один замечательный лавоец, который заберет у тебя твои способности. А когда мы присвоим себе силу осс, оставшиеся хранители перестанут представлять для нас угрозу. И вся реальность будет нашей.
— Вы просто спятили, — я покачала головой. Страха не было. Было неверие в происходящее.
— Хороший запасной план, правда? — хмыкнул Прим и махнул рукой ящеру, — уведи. Завтра, Саша, тебе предстоит очень интересное знакомство, которое ты, возможно не переживешь.
Ящер схватил меня за шкирку и потащил на выход. Я не сопротивлялась. Хотелось поскорее остаться одной и переварить услышанную информацию. Должен быть выход. Я просто обязана найти решение. И остаться в живых.
В холодной камере, оставшись одна, я прислонилась лбом к ледяной стене. Что — то недоговаривали это двое. Но что? Явственно чувствовала какой — то подвох. Чем им поможет моя врожденная способность к убийствам? Да и регенерацию осс сильно перехваливают. Мелкие царапинки затягиваются быстро, но синяки держаться довольно долго. Молчу уже о более серьезных повреждениях.
Страшная догадка врезалась в мозг, как резкая мигрень. Если предатели найдут способ передать осский удар другим, то смогут создать абсолютно непобедимую армию. Ведь оссы выиграли в войне. Сильнее их не было в реальности. И если Пелии и Приму удастся вырезать из меня это умение, размножить его и поместить в тела своих воинов — то Форусу придет конец. Да и всему существующему миру. Как же не допустить этого? В душе начала разрастаться паника, и я попыталась успокоиться. Значит нужно найти способ и сбежать. Или, на крайний случай... нет. Никаких жертвоприношений — самоустраниться у меня ни за что на свете не хватит духу.
Следующие часы растянулись в одну тоскливую линию. Дважды дверь открывалась и в нее просовывалась чешуйчатая лапа, швыряя вглубь камеры бутыль с водой и плесневелым обломком засохшего хлеба, а второй раз на пол шмякнулся куль, в котором оказалось грязное, но сухое одеяло. Заботливые какие, подумала я, превозмогая отвращение к запаху и кутаясь в грязную шерсть. Наверняка меня уже ищут. Только бы нашли, хотя это маловероятно. Не догадается Като искать в своих же владениях.
Спала я чутко, но даже на следующий, по моим меркам, день, никто не пришел. Очень хотелось пить и есть, а еще я жутко замерзала. Несколько раз пробовала пошуметь, стуча ногами по двери, но никто не откликался. Самым страшным было то, что я не могла сконцентрировать силу. Слабость в кончиках пальцев пугала до дрожи, даже вытянуть когти не удавалось. Как будто в моих мышцах поселилась нездоровая слабость, не позволяющая накапливать энергию и перемещать её в пальцы. Я куталась в одеяло, делала разминку, пытаясь согреться, мерила шагами камеру, двигала туда— сюда кровать, пела пахабные песни, читала стихи, сыпала проклятиями, в общем, развлекалась, как могла.
В один из моих полуснов, почувствовала укол в предплечье. Открыв глаза, я увидела ящера, склонившегося надо мной с небольшим шприцем. В страхе, хотела отпрянуть, но тот только сильней схватил меня за руку, вогнал шприц еще глубже и выдавил содержимое. Потом молча схватил меня за шкирку и потащил из камеры. Глаза, отвыкшие от света, тут же заслезились. Мы прошли по коридорам, и меня запихнули в туже комнату. На этот раз там был только Прим.
— Ужасно выглядишь, — сказал он с довольной улыбкой, будто делал мне комплимент.
Я стояла на ногах, чуть пошатываясь от голодного головокружения.
— Вашими стараниями..., — я попыталась изобразить реверанс, но получилось хреново.
— Будешь пока тут. Мертвая вонючая осса мне не нужна, — Прим махнул рукой в сторону столика, — поешь.
Я молча прошла к креслу, села и придвинула к себе поднос, на котором дымилось горячее овощное рагу. Не глядя на наблюдающего хама, я набросилась на еду. Хранитель подождал, пока я утолю голод.
— Что вы вкололи мне? — спросила, когда голод отступил.
— Всего лишь концентрированный настой кручинника.
Что? Вот почему я не могла вытянуть из себя силу для удара. Кручинник использовался на Форусе вместо наркоза, вместо обезболивающего и заменял собой все спазмолитики. Свойства этой коварной травки были поистине обширными. А основное действие заключалось в том, что нервные окончания и мышечная ткань подвергались этакому параличу, от чего люди, которым давали этот настой, не чувствовали боли. Интересно, кто им подсказал блокировать мои способности таким образом?
— Для тебя мы подобрали особую дозу, — ухмыльнулся Прим, — другие на твоем месте давно умерли, но тебе приходится колоть девяносто восьми процентный концентрат, чтобы ты не могла распускать тут свои клешни. А без своих выкрутасов ты всего лишь дерзкая девчонка, тощая и слабая.
— Понятно, а где же твоя мерзкая подружка? — я старалась не выдавать своего страха, скрывая его за грубостью.
— Пелия сейчас захватывает Форус, — мужчина потер руки, словно совершил гаденькое дельце, — еще пару дней и вся планета будет наша. Правда к четвертой не подступиться, стражник вырезает ящеров целыми отрядами, но и с Като и его народом мы справимся. Со временем.
— Зачем тебе такая абсолютная власть, Прим? Править миром? Ну, станешь ты владельцем Форуса, дальше — то что? Как ты справишься с энергетическими потребностями планет реальности в одиночку? Куда денешь просящие народы? — я смотрела на хранителя, на бывшего хранителя, как на полоумного.
— Мне ни к чему такое количество народа в своих владениях, — хмыкнул он, — ящеры неприхотливы и преданны. Останутся они и только те народы, кто сможет принести мне ощутимую пользу. Отмиты, гогры, реминты. Левиров мы истребим — слишком силен в них дух неповиновения, а жаль. Сильные особи, легкообучаемые. Многие планеты станут только местами разработки месторождений камней и тех веществ, которых не достает на Форусе. Зачем мне, к примеру, существование лиюнов? Каждый лиюн живет не больше трехсот лет, слабые и депрессивные карлики, которые только и знают, что полируют своими задницами каменные пещеры. Абсолютно бесполезный народец, только входы к глубинным залежам загораживают, и не выжить их оттуда по-хорошему. А по-плохому мы их быстренько сотрем с лица реальности.
Я слушала Прима, и все внутри меня покрывалось холодом. Это же не просто геноцид, а истребление форм жизни. Как можно было додуматься до такого? Да наш Гитлер просто амбициозный котенок по сравнению с этим чудовищем.
— Если не мы, то Овиры не дадут тебе уничтожать целые народы, — прошептала я.
— Уже дают, — воскликнул мужчина и рассмеялся, — как думаешь, почему на Лавосе осталось лишь несколько семей? Куда они по-твоему все делись? Еще два века назад здесь не было ни одного ящера.
— Ты безумен, — покачала я головой.
— Возможно. Но Овиры давно молчат. Мы склоняемся к тому, что они мертвы, и сейчас являются лишь источниками энергии, но неразумными.
О, как же ты ошибаешься, но переубеждать тебя я не буду.
Дверь отворилась и сиплый голос ящера оповестил:
— Циук прибыл, великий.
— Здорово, он уже в лаборатории?
— Да, великий.
— Тогда отправляемся немедленно. Хочу присутствовать при изучении. Свяжи оссу.
Опрокинув столик вместе с его содержимым, я отбежала к дальней стене. Но долго ловить меня ящеру не пришлось. Не смотря на то, что у меня оставались скорость и быстрая реакция оссы, ящер скрутил меня в углу, защелкнул на запястьях тонкие наручники и грубо вытолкал в коридор, под ехидные смешки Прима.
Мы прошли несколько этажей наверх, потом поплутали по длинным коридорами и наконец оказались перед металлической дверью, за которой оказалась самая настоящая лаборатория. С белыми стенами и яркими световыми хранами, холодным свечением освещающих большое помещение со столами, на которых располагались различные колбы, мензурки и примитивные спиртовые горелки. Полки вдоль лаборатории были заставлены потрепанными и мятыми тетрадями. В самой середине лаборатории стоял огромный стол со спинкой и подголовником, по краям которого болтались кожаные ремешки. Возле него возился со шприцами на подносе маленький седовласый мужичок в белом халате. Маленькие черные глазки внимательно разглядывали мою персону. Уродливое личико венчал огромный крючковатый нос и сеть шрамов, расходившихся от середины морщинистого лба по всему лицу.
— Великий Прим, — поклонился он, не спуская с меня цепкого взгляда.
— Циук, не надо церемоний, — сказал хранитель, подошел к мужичку и по-свойски потрепал его за плечо, — смотри, как и обещал.
Ткнув в меня пальцем, Прим встал сбоку от Циука и сложил руки.
— Да-да, вижу, — прихлебательски пробурчал седовласый мужичок, — вы вкололи ей кручинник?
— Чуть больше часа назад, — молвил хранитель.
— Да-а-а-а? — протянул удивленно Циук, — она же, как минимум должна спать. Видимо на осс эта трава почти не действует.
— Но силу блокирует, иначе она давно бы поджарила мою задницу, — хохотнул Прим, а я крепче сжала зубы.
— Очень жаль, — покачал головой мужичок в халате и посмотрел на своего повелителя, — выходит, она все будет видеть и чувствовать. Это же пытка!
— Да мне плевать! Делай что положено, лишь бы она не сдохла раньше времени! — взвился Прим.
— Конечно — конечно, великий, — запричитал тут же Циук, — положите ее сюда, — он указал на стол.
Ящер приподнял меня и впечатал спиной в холодную поверхность, потом снял наручники, развел руки и ноги и зафиксировал их ремнями. Всем своим видом я старалась не показывать тот ужас, что разрастался внутри меня. Плечо опять кольнуло.
— Я введу тебе еще одну дозу кручинника, девочка. Но, если и она не поможет, то извини.
— Остановитесь, пока не поздно, — прохрипела я, чувствуя, как сознание фокусируется в одной точке, а страх накатывает огромными волнами.
— Приступай, — приказа Прим холодным тоном.
Действие второго укола имело эффект алкогольного отравления. Картинка висящего светового храна под потолком над моей головой раздвоилась и закружилась. Я вертела головой, насколько позволяли ремни, охватывающие лоб, и молилась всем богам забрать мое сознание. Но отключаться оно упорно не хотело, подбадриваемое ужасом происходящего. Зажужжал какой — то прибор, запищал где — то за ухом хран причудливой прямоугольной формы, в районе груди возникла резкая боль и я закричала.
* * *
С того дня прошло больше двух недель, а я только начала вставать и боле менее шевелить пальцами. Циук сказал, что продолжить опыты можно будет не раньше, чем через декаду, потому что ему нужна чувствительность моих рук, которые я с трудом ощущала. Еще он говорил, что ему удалось генерировать мою способность концентрации энергии, но направлять её и преобразовывать в удар не получалось. То есть требовалось как минимум повторение той пытки, которой он подверг меня в тот день.
Я не хотела жить. Я умоляла своего 'папашу' услышать меня и забрать мою душу. Да хоть в пыль растереть, но проходить через ту боль еще раз я больше не смогу. Циук разрезал мне грудную клетку, отпилил небольшие фрагменты от ребер и располосовал мышцы на руках. А дальше лишил меня мизинца на левой руке и еще чего — то, но я уже не помнила. Когда меня вырвало кровью и съеденным рагу, Прим брезгливо кинул 'какая мерзость' и покинул лабораторию, но даже сквозь безумную боль, я уловила в его взгляде страх. Вставив мне в горло трубку для отсоса, Циук лишил меня возможности кричать. И даже, когда меня отнесли в комнату и уложили в постель, я не теряла сознания, а только мычала.
Тряхнула головой, отгоняя от себя страшные воспоминания, подошла к широкому подоконнику и уселась на него, согнув ноги и опустив подбородок на колени. Пелию я больше не видела, Прим обмолвился как — то, что она теперь надолго на Форусе. Четвертая все еще сопротивляется, отмитов пока еще не нашли. В общем, надежда, пусть призрачная и слабая, но была. Только не у меня. За все это время меня не нашли и вера в свое спасение угасла, как последний луч закатного солнца. И если раньше я думала, что не способна на самоубийство, то сейчас это становилось навязчивым желанием. Только вот наберусь сил побольше, чтобы суметь открыть тяжелую створку окна, за которым темнел скалистый двухсотметровый обрыв. Я отчетливо представляла себе, как делаю шаг с подоконника, на котором сейчас сидела.
