Мы из Тайной канцелярии-2

Там договорились с 'администрацией', нам выделили местечко неподалёку от амбара, в котором торговали армяне — самый раз для наблюдения. Заплатили сколько положено и пошли ставить лубяной шалаш. Основная розничная торговля как раз велась в подобных шалашиках. Это вам не Гостиный двор с его рядами!

Возиться было лень, я поманил двух пацанов, слонявшихся по ярмарке.

— Эй, христиане, заработать желаете?

— А то! — подбоченившись, изрёк старший из них.

Я объяснил, в чём будет заключаться задание.

— Сколько дашь, дядя?

— По две копейки на брата.

— Давай четыре!

— Бог подаст! Три.

— Идёт.

— По рукам?

— По рукам.

Где-то через час они соорудили 'торговый павильон'. Я дотошно проинспектировал качество работы и, не найдя к чему придраться, расплатился. Довольные пацаны помчались тратить заработанные капиталы, а мы с Иваном стали развешивать и раскладывать товар.

Было интересно, как тут обстоит с рэкетом, и он не заставил себя долго ждать. Сначала в шалашик заявился смуглый мужичонка с нахальной физиономией и драным ухом. Покрутившись, он быстро исчез, а потом вернулся в компании здоровяка с толстыми красными щеками и вместительным пузом.

Я сразу догадался, что это не потенциальные покупатели и потому велел Ивану быть наготове. Прикрытия у нас не было, мы действовали на свой страх и риск.

Драное ухо начал разговор издалека, то есть с погоды.

Я кивнул, соглашаясь с очевидным фактом, что жара может простоять не день и не два, и что дождик не помешает. Мужичонка посчитал кивок признаком бесхребетности и яростно закачал права.

В наши планы не входило портить отношения с местным криминалом ярмарочного разлива, нас интересовала птица пожирнее, поэтому я сразу проявил полное понимание и согласился внести небольшую сумму на общественные нужды. Пузан при этом выглядел разочарованным. У него явно чесались кулаки, а возможность продемонстрировать бойцовские качества не представилась.

Иван тоже не испытывал восторга от моего подхалимажа и лизоблюдства. Ему, прирождённому дворянину, было трудно сдержать в себе гнев, и я мысленно обрадовался, что принял правильное решение назначить себя купцом, а то бы мой предок наворотил тут делов. Ваня не был знаком с теневой стороной бизнеса, всё же сказывалось чисто дворянское воспитание и образ жизни, ну а нам, испытавшим на своей шкуре, что такое девяностые и начало двухтысячных, подобное было не в диковинку.

— Ты чего это с ним так? — зашипел он мне в спину, когда делегация рэкетиров удалилась.

— А что, по-твоему, я должен был делать?

— По сопатке козлу рваному насовать. И дружку его тоже! Нахалюги!

— Ага, а ночью нам шалаш бы пожгли, а самих на ремни порезали. Во всяком случае, попытались бы... Лучше помни о задании. Мы здесь не для того, чтобы устраивать разборки с местной мафией.

— С кем?

— С бандитами ярморочными.

— Так бы и сказал!

Решив эти проблемы, приступили к главному — наблюдению за 'объектом'. Покупатели к нам заглядывали редко и хлопот не доставляли. Выяснилось, что днём в амбаре находятся двое: хозяин (мужчина лет пятидесяти, физически крепкий и по-восточному горячий. Слышал я, как он доказывал преимущества своего товара одному нижегородскому купчику — крику и ору было, мама не горюй) и его помощник (двухметровый волосатый детинушка, обликом смахивавший на гориллу). Парочка смотрелась колоритно и пользовалась уважением на ярмарке. Никто в их сторону даже косо не смотрел. Само собой, торговля без конфликтов не бывает: то кто-то покупателей увёл, то партию перекупил или сбил ценник, но армянам каким-то непостижимым образом удавалось избегать этих неизбежных, казалось бы, рыночных перепитий.

С инородцами, пускай и одной православной веры, всегда деликатно раскланивались, называли по имени отчеству, зазывали откушать в трактир или домой. Идиллия и только.

Я по прежней жизни частенько сталкивался с армянами и всегда относился к ним с симпатией. Тем более, было за что. Очень порядочные, верные слову (обещал — сделал), жизнерадостные, умеющие работать и отдыхать, понимающие толк в хорошей еде и выпивке, душа любой компании... Можно сказать много добрых слов и при этом не раскрыть сотой части колорита этих людей. И я рад, что они нашли любовь и уважение на моей земле.

Даже громила-помощник армянского купца был рубахой-парнем. В нём не чаяли души приказчики из соседских лавок, разбитные торговки и мальчишки, постоянно тёршиеся на ярмарке.

Чем больше я наблюдал за этими двумя торговцами, тем сильнее переживал за них, надеясь в душе, что никакого нападения не состоится. Живут себе люди, торгуют, никому не мешают — чего их трогать-то?

Вечером армяне уходили на ночёвку: они снимали 'фатеру' в центральной части города, неподалёку от ярмарки. В амбар приходила охрана: суровые, тёртые мужики со свирепыми физиономиями. Охрана была вооружённой: имелись пищали времён стрелецкого бунта, дубинки и кистени. Шутки с этими мордоворотами шутить не стоило — при желании и морду набить могли, и грохнуть втихаря, а потом прикопать где-то в лесочке. В общем, публика бывалая, скорая на расправу и готовая в любой момент дать отпор обидчику.

— Понятно, — глядя на них, решил Иван. — Если и будут амбар брать, то только днём. Сапежский, может и идиот, но не настолько.

Я подтвердил его выводы. Штурмовать амбар ночью при такой охране — гиблое дело. Хотя дневной грабёж тоже выглядел чем-то из области фантастики. Тут тебе и солдатская гауптвахта неподалёку, и полиция, да и народу на ярмарке всегда с избытком. Не все побегут прочь, кто-то и на помощь ринется.

— Сдаётся мне, без хитрости Сапежскому будет не обойтись, — вслух высказал Иван мои мысли.

— А был ли мальчик? — предположил я. — Ну в смысле: насколько мы можем верить сведениям воеводы? Вдруг он нас таким образом от убийства настоятеля отвлекает?

— А зачем ему это делать? — удивился Иван.

— Ну... мало ли. В порядке паранойи. Мы ж с тобой сыщики — нам во всём сомневаться нужно и проверять.

— Вот мы и проверим, — поставил точки над 'ё', а вернее над 'i', ибо в здешней письменности используется эта буква, Иван.

В том, что Сапежский — не фантом и не плод воспалённого воображения Фёдора Прокопича мы уже убедились. Тема оборзевшего шляхтича не раз и не два перетиралась ярмарочными обывателями. Все единодушно горевали, что никто не даст укорот бандитам Сапежского и переживали, что у воеводы слишком короткие руки, чтобы дотянуться до местного 'Фантомаса'. А насолить тот успел многим. Кто-то столкнулся с его людьми на узкой дорожке, кто-то исправно платил дань... обиженных хватало. Кстати, народная молва, как и Фёдор Прокопич, приписывала убийство настоятеля Сапежскому. Никто об этом вслух не кричал, но подобные разговоры были. Да — слухи, да — непроверенная информация, но её требовалось проверить. Обыватель, что младенец, часто глаголет истину, но брать за жабры Сапежского без веских улик не хотелось. Фон Белов не простит промаха. Другое дело, если мы прихватим подельников этого зловредного шляхтича на горяченьком. Тут нам и карты в руки.

Пока воевода играл честно. Ниточка выглядела многообещающей, а я бурчал скорее из природного скептицизма.

Два дня сидения на ярмарке прошли без особых событий. Мы, сами не понимая как, умудрились толкнуть часть товара и получили с наших хилых оборотов некоторые барыши. То есть торговля нежданно-негаданно пошла в прибыль. Я в шутку предложил Ивану сменить профессию.

— Такими темпами нам скоро жалованье не понадобится. Знай себе прибыли по сундукам распихивай. Может, плюнем на СМЕРШ и айда в купечество?

Предок посмеялся, но пришёл к выводу, что в этом предложении что-то есть. Дворянство давно плюнуло на принципы, гласившие, что честь и торговые махинации — вещи несовместимые. Деньги не пахнут.

До закрытия ярмарки оставалось всего ничего. Это свидетельствовало о том, что момент истины близок. Пора Сапежскому проявить себя. Каким образом он провернёт это дело, обойдётся ли малой кровью, а то и вовсе без неё — мы могли только гадать. Пока что постороннего интереса к армянским амбарам не наблюдалось.

Мы опасались вытянуть пустышку или, что гораздо хуже, оказаться не на высоте. Это тревожило нас, а находится в постоянном напряжении — состояние, которое не пожелаешь даже врагу. Ожидание порядком выматывало. Я всё чаще ловил себя на мысли бросить всё к такой-то матери и взяться за расследование с другого конца. С Сапежским пусть разбирается воевода, это его клиентура, не наша.

Иван в этом плане держался молодцом. Терпения у парня было не занимать. Видя, что я скоро на стенку полезу, он, как мог, разряжал обстановку: где шуткой, где разговором. И у него получалось. Я успокаивался, приходил в себя и продолжал ждать чего-то, не понимая что.

И вот, однажды, час 'икс' пробил! Произошло то, что оправдало ожидание сторицей.

Глава 8

— Смотри, хозяин куда-то направился? — произнёс Иван, наблюдавший за армянским амбаром.

— Интересно, куда это он посреди белого дня? — вполголоса поинтересовался я. — Что за зуд?

— Сейчас узнаем.

Иван вышел из шалаша, направился навстречу купцу-армянину. Не дойдя несколько шагов, почтительно снял шапку и поклонился:

— Куда путь держите, почтенный Вазген Ашотович?

Купец в той же подчёркнуто уважительной манере ответил:

— За мясом, уважаемый. Приходи вечером, жарить будем — угощу. И хозяина обязательно зови.

— Благодарствую, Вазген Ашотович. Обязательно Петру Ивановичу передам. Непременно будем, — снова раскланялся Иван и вернулся ко мне.

Я слышал их разговор и потому в отчёте не нуждался.

— Вань, ты пока тут побудь. Что-то у меня на душе кошки скребут. Пойду-ка я за Вазгеном прослежу малость.

— Давай, — кивнул Иван.

Людей на ярмарке было как никогда много. Многие пришли не за покупками, а ради праздника. Тут тебе и медведи на цепочках, и музыканты с дудками, и всякие увеселения, которые вроде бы церковью и не приветствуются, но с другой стороны — официально никто их не запрещал, а светские власти так и вовсе за малую мзду смотрели сквозь пальцы.

У меня поначалу сложилось впечатление, что армянин идёт к шатру с гулящими девками (имелся тут и такой). Признаюсь, Вазген Ашотович малость упал в моих глазах. При его-то капиталах польститься на тот страх и ужас, что выставляли здешние сутенёры на потребу невзыскательным клиентам... Я вообще молчу, что есть вещи, которые не должны продаваться, но тут Господь ему судья!

Ан нет, свернул купчина, не доходя полдесятка шагов, и впрямь двинулся к мясным лавкам, приподняв тем самым своё реноме. Шагал он размашисто, не чувствуя моего взгляда. Зато я быстро понял, что кроме меня, есть и другие интересующиеся передвижениями Вазгена Ашотовича. Они держались на небольшом расстоянии, аккурат между мной и армянином. Меня, к счастью, не видели или приняли за случайного зеваку.

Я присмотрелся к 'топтунам'. Их было трое: один явный оборванец (как его только на ярмарку пропустили?), остальные одеты значительно лучше: ни дать, ни взять основательные крестьяне, приехавшие продать излишки урожая или изделия своего промысла. Таких всегда хватало.

Троица вела себя мирно, я немного успокоился, но вдруг 'оборванец' резко рванул вперёд. В этот момент купец проходил неподалёку от избы, служившей в городке гарнизонной гаупвахтой. На часах, зевая, скучал драгун. Он стоял на крыльце, облокотившись на фузею, упёртую прикладом в землю. Фузея, кстати, была гвардейской — она отличалась от армейской размерами, была длиннее и тяжелей. Это наводило на мысль, что солдатика по каким-то причинам вышибли из гвардии и отправили в войска.

Ещё несколько драгун сидело внутри, накачиваясь даровой водкой, которую поставили ярмарочные авторитеты. Офицеров я вообще не видел. Кажется, они сюда не заглядывал. Гаупвахтва жила своей жизнью. Арестантов практически не было, и 'губа', как в просторечии называли мы это заведение во времена моей армейской службы, обычно пустовала.

Караульный открыл рот и издал громогласный зевок. Ему давно опротивела служба, хотелось присоединиться к бражничавшим товарищам. Но... хоть какую-то видимость порядка нужно создавать, и солдатику приходилось мучиться.

Тут-то у него на глазах разыгралась странная история. Проходивший мимо инородец с длинным крючковатым носом вдруг взмахнул руками и налетел на караульного, причём с такой силой, что у того фузея выпала из рук, а треуголка спланировала и упала прямо в лужу. Тут же к ним подскочил самого ухарского вида молодец в рваных обносках, который сразу принял сторону пострадавшего драгуна.

— А ну, нерусь! Чего служивого обижаешь?!

Донельзя оскорблённый купец, к тому же распознавший в оборванце того, кто его толкнул на солдата, разом вскипел. Восточная кровь, что уж... Моментально забыв русский язык, Вазген Ашотович перешёл на своё наречие, абсолютно непонятное остальным сторонам конфликта.

— У! Бусурманская рожа! — рявкнул раздосадованный солдат.

Он не стремился подливать масла в огонь, колоритная физиономия купца-армянина была ему хорошо знакома, однако неосторожная фраза возымела своё действие. Слово, как известно, не воробей.

Глаза Вазгена Ашотовича налились кровью, он сжал кулаки, что-то пробормотал. И тут снова вмешался оборванец, который снова толкнул армянина, да настолько удачно, что купец упал, подмяв под себя драгуна. А главная причина этого безобразия тут же взгромоздилась на них и стала награждать тычками, не разбирая кого. Перепадало обоим, смешно барахтавшимся на земле.

Тут в дело вступили его напарники. Один засвистел не хуже Соловья-разбойника, а второй завопил что было духу:

— Караул, православные! Служивых бьют!

Русского человека хлебом не корми, дай подраться. На призыв уже неслись, скидывая на ходу кафтаны и развязывая пояса, дюжие мужики. Никто не думал разбираться, выяснять, кто прав и виноват. Били первого, кто подвернулся под руку.

На шум выскочили остальные драгуны. Они быстро уяснили главное: среди пострадавших их товарищ, а на нём распластался тип нерусских кровей.

— Ну, сукины дети! Берегись! — рявкнул кто-то из драгун, распаляя себя и друзей.

Служивые с охоткой ринулись в самую гущу. После ожесточённой драки основная масса бойцов разбежалась, на земле остались только 'оборванец' и армянин (негодяй сделал всё, чтобы купец не сумел удрать). Драгуны заломили им руки и поволокли в здание гаупвахты.

Не надо быть Эйнштейном, чтобы сложить два и два: всё происходящее затеяно специально. Купца вывели из игры нарочно. Я ринулся назад, добежал до нашей 'лавки'. Иван уже знал о случившемся. Он сразу указал на здоровый замок, повешенный на дверях амбара.

— Тут двое примчались, — сообщил предок. — Сказали, что Вазгена в поруб кинули. Помощник сразу собрался, амбар закрыл и побежал на выручку. Ты его видел?

— Нет, не попадался. Наверное, разминулись. А те двое... можешь их описать?

— Чего описывать, — удивился предок. — Вон они, возле амбара ошиваются. Любуйся.