Мы из Тайной канцелярии-2

СМЕРШ XVIII

Книга 2-я

Пролог

'Эфэсбэшник' не обманул: за считанные дни институт преобразился. Образовались новые отделы, в лабораториях и кабинетах делали срочную перепланировку и ремонт, опутали всё что только можно кабелями и проводами, а новейшую аппаратуру везли фурами. Люди устали разгружать.

Разумеется, резко увеличилось число сотрудников. Наряду с типичными 'яйцеголовыми' (профессор Орлов недолюбливал варварский англосаксонский сленг, однако термин прижился и в России) из недр госбезопасности появились деловито-сосредоточенные мужчины с цепкими рентгеновскими взглядами и тяжёлыми квадратными челюстями. Они никому не докучали, но, казалось, присутствовали везде и знали обо всём.

'Конюшня' НИИ менялась на глазах. Чёрные 'Волги' — реликты советских времён — уступили место аристократическим выходцам из баварских земель. Исчезли куда-то штатные 'буханка' и 'Газель'. Вместо них в гаражном 'стойле' прописались мерседесовские микроавтобусы. Теперь они развозили смены сотрудников, быстро привыкавших к комфорту.

Орлова эти перемены радовали и пугали. Радовало повышенное внимание со стороны государства к его отрасли науки. Но было и то, что отравляло жизнь и мешало спать. Профессор догадывался, что для Системы он был, есть и будет чужой и потому не имеет права на ошибку. Там, где свой отделается лёгким испугом, чужак станет козлом отпущения, на которого повесят все истинные и мнимые грехи. Огромные деньги сопряжены с огромной ответственностью, и в случае промашки с него не просто три шкуры спустят.

Профессор заглянул на миг к программистам. Полудюжина молодых парней, едва ли не вчерашних студентов, окружила кофейный аппарат и, стоя с пластиковыми стаканчиками в руках, оживлённо дискутировала на непонятную тему.

— Что за шум, а драки нет? — шутливо обратился Орлов к подчинённым, которые смущённо начали расползаться по рабочим местам.

С приходом новых лиц 'кофебрейки' были строго регламентированы и отступление от правил не поощрялось.

— Да это мы так... Ничего серьёзного, — последовали вялые ответы со всех сторон.

Орлов подошёл к самому башковитому — несмотря на неполные четверть века, успевшему изрядно полысеть Фролову.

— Ну-с, чем порадуете?

На мониторе у того появился программный код. Фролов быстро пробежался по клавиатуре, что-то удалил, что-то добавил и с явным удовольствием продемонстрировал творение рук своих.

— Закончил, Арсений Петрович. Вот, пожалуйста!

— Для меня это всё равно, что китайская грамота, — усмехнулся Орлов. — Ты мне главное скажи: программка рабочая?

— Версия, конечно, ещё тестовая, но работать будет. На крайний случай у меня тут пара процедурок встроена, так что всё должно получиться.

— Хорошо, — кивнул профессор. — Сегодня же и опробуем. Минут через тридцать стартуем, так что будь готов.

— Не беспокойтесь, Арсений Петрович. Заработает как часики.

Сомневаться в словах Фролова ему никогда не доводилось, и профессор с лёгкой душой отправился в святая святых НИИ. Там, за массивными дверями, находилась главное детище института — машина времени следующего поколения. Она напоминала компьютерный томограф-перекрёсток, а Южин, которого укладывали на движущийся стол-транспортёр, был скорее похож на пациента, чем на отважного хрононаблюдателя.

— Как дела, коллега, как настроение? — приветствовал его Орлов.

Южин пожал плечами.

— В штатном режиме.

Комплексные исследования показали, что молодой человек находится в тисках вины перед угодившим в прошлое родственником и опасается, что дальнейшие эксперименты могут пойти тому во вред. По совести говоря, парня стоило бы заменить, но (и тут приходилось лишь разводить руками) — не на кого. Только Южину удавались пусть точечные и малозначительные, однако всё же вмешательства в прошлое. Второго подобного уникума так и не нашлось, и кураторы НИИ от досады кусали ногти.

И Орлов, и матёрые психологи, способные запудрить мозги любому, как могли, настраивали хрононаблюдателя на нужный для экспериментов лад. Вот только с каждым разом чувство вины у того усугублялось, а нужные рычажки подобрать не удалось.

Южин становился бомбой отсроченного срока действия. Орлов понимал это яснее всех.

— Через пять минут запуск, — отозвался Стас — управлявший всей этой машинерией сотрудник.

— От Фролова файлы пришли? — поинтересовался Орлов.

— Да. Я уже вставил весь пакет в программу. Переживаете, Арсений Петрович?

— Не без этого, — кивнул профессор.

Южин растянулся на столе поудобнее, закрыл глаза. Лицо его стало отрешённым, будто не от мира сего.

'Томограф' загудел, прогреваясь. Начался обратный отсчёт:

— Десять, девять...

Стол с Южиным тронулся с места, повёз ценный груз в тёмный провал тоннеля, чтобы через несколько минут вернуться обратно.

Профессор склонился над хрононаблюдателем, осторожно тронул за плечо.

— Евгений, вы как? Меня слышите?

— Ничего не вышло, Арсений Петрович. В контакт с реципиентом войти не удалось.

— Понятно, — вздохнул Орлов.

Он посмотрел на Стаса, и тот правильно истолковал этот быстрый взгляд.

— Всё верно. Полноценный контакт не состоялся.

— А программка?

— Программка... Вот тут уже хорошо, Арсений Петрович. Программка ушла.

— Прекрасно, — обрадовался Орлов. — Значит, у нас есть первые обнадёживающие результаты.

— Что за программа? — недоумевающе вскинулся Южин.

— Это наш с вами мостик в прошлое. Пока хрупкий и шаткий, но только пока.

Глава 1

Х-р-р! Низкий утробный рык вырвал меня из забвения.

Я открыл глаза и с криком 'мама, дорогая!' стремительно откинулся назад. Голова при этом врезалась во что-то твёрдое, а из глаз посыпались искры, норовя устроить приличный пожар.

Да что же такое! Чуть сознания не лишился, причём во второй раз. Зашибись денёк начался! Первому выпадению в осадок поспособствовали дюжие мужички помещика Губанова (где он набрал таких мордовортов? Откуда есть пошла сия боевая челядь?!), а потом и сам расстарался. Впрочем, понять меня можно: представьте, каково это — оказаться в запертой комнате тет-а-тет со здоровенной некормленной медведицей. Единственное, что меня спасает — цепь, на которой она сидит. Судя по тому, как зверюга дёргается, кольцо долго не выдержит. И тогда... амба! Я не библейский Самсон, чтобы пасти львам рвать, медведя голыми руками не возьмёшь. Особливо голодного и злого, что тысяча индейцев.

Косматая сволочь злобно рычала, щерила пасть и, встав на дыбы, норовила хватить меня лапой. А когти у неё ой-ой-ой! Круче лезвий у Фредди Крюгера на перчатке! Не очухайся вовремя — давно подгребла бы к себе и плотно заправилась.

Я на карачках принялся искать пятый угол, однако тварь упорно охотилась за мной, и только чудом удавалось уворачиваться от её крокодильей пасти (ну да, у страха глаза велики) и от лап, загребающих подобно ковшу экскаватора.

Стоило больших трудов сфокусироваться на образе моего пра-пра и прочее деда Ивана, чтобы отправить ему мысленное сообщение о тревоге. С первых минут моего пребывания здесь, в веке осьмнадцатом, между нами установилась прочная телепатическая связь. Мы могли обмениваться мыслями на любом расстоянии. Это работало всегда, но почему-то не сейчас!

'Ваня, брат! Где ты?' — бессильно взывал я в темноту, не слыша ответа.

Нас будто разделили каменной стеной. Как это произошло, почему, была ли тому виной недавняя потеря сознания? Вопросов набиралось на миллион, но я нуждался не в них, а в звучащем в голове голосе предка.

'Блин! Я же тут сдохну!'

И снова без толку. Ничего, кроме роя моих испуганных мыслей, да леденящего до жути рёва, что издавала вздыбившаяся звёрюга.

'В-а-н-я! Родной!'

В ответ, нет, не тишина. Вселенских масштабов пустота, абсолютный вакуум.

Набрав полную грудь воздуху, я завопил, что было сил. Напрасно. Те, кто меня сюда сунул, отнюдь не собирались приходить на помощь, а надеяться на своих, как оказалось, бесполезно.

Тварь звериным нутром почуяла отчаяние, в которое я погрузился, унюхала мой страх и перешла в натиск. Медведице удалось здорово зацепить меня, левое плечо будто обдало кипятком. Я едва не взвыл, сначала от боли, а потом от собственной тупости. Шанс, у меня был крохотный микроскопический шанс!

Я быстро провёл рукой по правой брючине и облегчённо перевёл дух. Эти уроды, перед тем, как кинуть сюда, не позаботились о такой элементарной предосторожности, как обыск. Дилетанты, что уж. А вернее тупые исполнители чужой воли, в данном случае негодяя и подлеца Губанова, тверского помещика, который попал в поле зрения СМЕРШа после подозрительного якшания с иностранным послом.

Увы, в тот момент железных доказательств у нас не было. Если таскать в цугундер каждого, с кем ручкается представитель дипломатического корпуса не особо дружественной державы, да подвергать пыткам — этак мы половину российской знати переведём. Оно, может, и к лучшему, да кто ж нам позволит!

Вот и пришлось под видом гувернёра устраиваться в дом Губанова, дабы иметь возможность при удачном случае пошарить в его кабинете.

План удался почти на сто процентов. В гувернёры к прехорошенькой дочке Губанова меня взяли (Как не взять после тех рекомендательных писем, что старательно 'нарисовали' наши спецы?! С такими мне и в лучших домах Ландона работу искать не грех), за неделю я успел преподать кучу наиполезнейших уроков, о литературе поговорил, о прекрасном. Потом, когда решил, что выпала удачная минутка, вскрыл кабинет помещика и стал копаться в его бумагах. Компромат, а если быть точнее — доказательства преступления, нашёлся сразу: в нижнем ящике стола хранилось абсолютно недвусмысленное письмецо от иноземного посланника. Ребята настолько оборзели, что не воспользовались шифром. Шпарили открытым текстом.

Тут-то меня и запалили. Я чересчур увлёкся изучением бумаг и не сообразил, что за спиной кто-то стоит. Когда обернулся — стало поздно. Мастерский удар опытного кулачного бойца отправил меня в не очень уютные объятия Морфея. Я даже просигналить Ивану не успел.

Дальше неинтересное: запертая комната (рассказывали мне о ней перед заданием), кровожадная косматая тварь и... маленький чёрный пистолетик, особым макаром привязанный к ноге. А это другое дело, господа.

Говорят, классики отечественной словесности унылы, скучны и бесполезны... Как бы не так! Пригодился опыт, полученный на школьных занятиях по русской литературе: я подскочил к медведице, умудрился приставить дуло к уху и нажал на спусковой крючок.

Негромкий бабах, запах горелого дыма, сотрясение от упавшего тяжёлого тела.

За стеной сообразили, что дело неладно. Зашуршал отодвигаемый засов, дверь приоткрылась.

— Спокойно, Маша! Я Дубровский! — звонко выкрикнул я в опешившее лицо верзилы, что возник в дверном проёме, и с нескрываемым удовольствием двинул ему в челюсть, используя разряженный пистолетик будто кастет.

Когда что-то делаешь от души, результаты впечатляют. Верзилу как ветром унесло, а ведь по габаритам он немногим уступал той медведице, которой меня едва не скормили.

Я совершенно не представлял, что буду делать. Не было ни малейшего плана, действовать приходилось наобум. Скоро сбежится вся дворня, а она за милостивого барина горой. То бишь надо рвать когти срочно, не то будет поздно.

И снова до боли жаль, что единственная моя суперспособность — телепатия — куда-то испарилась. А то я бы давно вызвал всю нашу кавалерию. Она всегда держалась неподалёку. Иван и ещё парочка доверенных ребят жила в лесу, в смастерённом собственными руками шалашике. Но как до них дозовёшься? Ори — не ори, бесполезно. Не услышат.

Остаётся надеяться на себя, на невеликие свои силы.

Конечно, верзила был не один! Сначала в коридорчике материализовался дюжий хлопчик самого зверского виду, потом ещё, и ещё... А вот и их милость пожаловали! Явились — не запылились.

Губанов хмурился и смотрел на меня с изумлением. Вряд ли ему в голову приходило то, что соглядатай, которого он списал в расход, вдруг окажется столь настырным и живучим. Озадачил я его преизрядно.

— Каков молодец! — сказал он, обращаясь к своим людям. — Не струсил! Ей-богу не струсил! С ведмедом-то что сделал, признавайси?

— Пристрелил, — скромно пояснил я, указывая на пистолетик и одновременно сожалея, что это не ПМ и тем более не 'Стечкин'.

— Изверг! Такую животину не пожалел, — опечалено произнёс Губанов и добавил в адрес готовых сорваться по его команде мордоворотов. — Учитесь у него, покуда жив. А таперича, братцы, скрутите прощелыгу.

— Что, ещё медведи есть? — оттягивая время, поинтересовался я.

— Рази ж на тебя напасёшься!

— Жаль!

Тут не выдержавший Губанов крикнул:

— Ну, чаво стоймя стоите?! Хватайте его! А то уйдёт поганец!

Драка была скоротечной. Я молотил кулаками и лягался как осёл, но мужички дело знали туго. Сначала сбили с ног, потом спеленали и с молчаливого согласия Губанова старательно принялись выбивать из меня дух.

Я готовился умереть, даже слабой надежды избежать гибели не просматривалось, но вдруг хватка бойцов ослабела, они отпрянули после грозного окрика 'А ну прекратить! Государево слово и дело!' Меня рывком поставили на ноги.

— Петя, братишка! Ты жив?!

По лицу текла кровь, мешая разглядеть говорившего, но я бы узнал этот голос из тысячи. Мой предок, мой ровесник и, наверное, самый дорогой для меня человек: Ваня. Иван Елисеев, некогда копиист Тайной канцелярии, а ныне один из следователей не так давно организованного Андреем Ивановичем Ушаковым СМЕРШа.

— Живой! — откликнулся я. — Не шибко здоровый, но живой!

Он сгрёб меня в объятия, всхлипнул, но это были мужские слёзы радости. Те, которые настоящие мужчины могут позволить себе.

— Как ты узнал, Ваня?! Я пытался связаться с тобой, но ничего не выходило.

— Я тоже звал тебя. Что-то произошло... Не знаю, что. Но, понимаешь, я не привык полагаться только на милости Господа нашего. В доме есть мальчишка, казачок. Я дал ему денег, договорился, что он будет присматривать за тобой. Когда тебя схватили, он прибежал в лес, рассказал нам.

— Можно на него взглянуть?

— Антипка, где ты? — окликнул Иван.

Откуда-то вынырнул вихрастый босоногий парнишка лет десяти, с любопытством уставился на нас.

— Тута я, дяденька.

— Отец, мать у тебя есть?

— Нема, сударь. Померли, — потупился мальчик.

— Тогда с нами поедешь, в Питер. Нечего тебе тут делать, — решил я. — Мы тебе в СМЕРШе вольную дадим. Правда, господин следователь?

— Точно так, — улыбнулся Иван. — Согласен, Антипка.

— Согласен, — шмыгнул носом пацан. — А с барином нашим что будет?

— А вот это уже не твоего ума дела, — сказал я. — Собирайся. Поедем столицу смотреть.

Через полчаса прибыли расквартированные в соседней деревне драгуны. Пока их не было, мне на скорую руку организовали первую медицинскую помощь. К счастью, отделался я сравнительно легко. Могло быть куда хуже. Тем не менее, Иван подумывал о том, чтобы оставить меня на недельку в теперь уже бывшем поместье Губанова на излечение. Еле удалось убедить, что дорогу я выдержу, и в Питере мне будет значительно лучше.