Хозяйка леса2

Большие знаки вопроса всплывали и снова тонули в бурных потоках неизвестности. Уляна достала из сумочки тонкую шаль, расстелила её на высушенной горячим солнцем траве и уверенно взяла в руку алмазный шар. 'Раз дар артефактора — единственное чем я могу в этом мире располагать, его нужно использовать в полную силу. Необходимо экспериментировать, — магесса долго смотрела в недра тёплого самородка. Взгляд начал рассеиваться, солнечный свет потух, как задутая ветром свеча, а размытые картинки приобретать строгие очертания и формы.

Викториана стояла у огромной пропасти, держа в руках свою неизменную метлу. Улиана видела женщину со спины, но ошибки быть не могло. Длинные волосы ведьмы играли с порывами ветра, расплетаясь и снова сплетаясь в тугие косы. Одна из прядей самовольно потянулась к жалкому одуванчику, сорвала его и поднесла к лицу хозяйки.

Ведьма повернула голову вправо, понюхала сорванный цветок и вернулась к созерцанию пространства. Неожиданно, женщина развернулась к наблюдающей за ней магессе. В широко открытых глазницах Викторианы не было глаз! Длинные, слово осока ресницы играли всеми оттенками зелёного цвета! 'Пора возвращаться!' — сказала она, решительно оседлав метлу и, очертя голову, бросилась вниз. Через мгновение, вишнёвый ореол волос, вновь развевался над грядой неприступных скал.

'Я хочу увидеть этот мир целиком, — подумала Улиана. В ту же секунду перед ней раскинулись необъятные просторы с голубыми озёрами, широкими реками и огромными ломтями плодородных земель... — Лети быстрее ветра, Викториана, ты очень нужна мне! — прошептала хозяйка леса вдогонку удаляющейся ведьме'.

ГЛАВА 36.

Вальдемар Крофф уверенно шагал вдоль широко коридора главного здания столицы. Утором он получил личное приглашение на аудиенцию, подписанное самим владыкой. Магистр-универсал настоятельно предлагал артефактору явиться в высшую палату ковена и объяснить присутствующим коллегам, как долго он намерен укрывать под сенью своего авторитета подозреваемую в бесчеловечном убийстве магессу. 'Улиана Стихийная-Крофф обязана предстать пред судом первого и второго круга, ' — гласила депеша. Нервно сжимая в своей руке послание, Вальдемар думал о том, что написано оно было в более, чем требовательной форме. 'Если я не настою на заочном разбирательстве дела, они снова запрут Её в темнице! Каждый из них преследует свои личные цели. И если Александр обмолвится о нашей с ним договорённости, Улиане не избежать суда. А это значит, что работу над копией Многогранника Времени придётся отложить на неопределённый срок! Чёрт, чёрт, чёрт!'

Звук его шагов эхом поднимался к самому своду, ударялся о куполообразный потолок и рассыпался брызгами мелких отголосков. Лиловый плащ ревностно обнимал напряжённые плечи хозяина и только слегка топорщился книзу. С некоторых пор артефактор стал цеплять к поясу одну из доставшихся ему в наследство шпаг. Эта — была подарена Кроффу отцом, в день первого признания несомненного таланта сына. На аккуратном эфесе красовались полудрагоценные камни удивительной шлифовки. Будучи молодым магом, Вальдемар подолгу засматривался на то, как качественно и непогрешимо самородки отливают глянцем. Со временем он смог оценить не только эстетические преимущества подарка. Шпага оказалась идеально сбалансированным оружием. Знатоки в один голос твердили о том, что это редчайший экземпляр с отрицательным балансом, ведь её центр тяжести находится практически в руке.

Поглаживая кончиками пальцев гарду с именными вензелями, артефактор решительно свернул в сторону полупрозрачной лестницы. Её извилистые ступени приглашали подняться ещё выше. Не каждому магистру была оказана высокая честь ступать по её многоуровневым узорам. Пламя, вода, земля, неуправляемый ветер — всё это смешивалось в единое целое и каким-то чудом сотворяло опору, идущим к самому сердцу купола. Ведь именно там, в зале многослойных магических стен, владыка и его окружение вершили судьбы всех известных миров.

Последняя ступень подхватила артефактора и медленно понесла к неизбежному. Совет тринадцати ожидал его в полном составе, за парящим над невидимым полом, столом. Прозрачная столешница неподвижно зависла в воздухе, по её периметру располагалось тринадцать таких же невесомых кресел и лишь одно пустовало, поджидая своего хозяина.

— Мы заждались вас, — прошуршал голос владыки.

— Неужели великий Крофф стал столь непунктуален? — раздался голос женщины, с которой Крофф решил не встречаться ни при каких обстоятельствах.

— Что случилось с предыдущим хозяином кресла? — недовольно пророкотал ей в ответ артефактор, — ещё недавно его занимал магистр-стихийник первой степени, многоуважаемый Драгомир.

Его не удостоили ответа. Владыка лишь молча указал опоздавшему на законное место под номером 4 и назидательным голосом произнёс:

— И так, магистр Крофф, сегодня мы поднялись в Зал Четырёх Стихий с одной-единственной целью — услышать, когда же совету удастся встретиться с вашей дочерью. Ни для кого не секрет, в чём её обвиняют. Служащие ковена имеют право знать правду.

— К тому же, — в разговор вклинился маг-менталист, — мы до сих пор не услышали подробного отчёта на эту тему из уст ранее откомандированного в Белый Мир Александра Дарта.

Вальдемар Крофф ослабил идеально завязанный галстук, расправил плечи, независимо вскинул голову, обвёл внимательным взглядом сидящих за столом коллег и начал своё повествование. Его голос был спокойным. Размеренный монолог сопровождался скупыми жестами и многозначительными взглядами. Члены совета вслушивались в каждое слово говорящего и изредка согласно кивали головами. Через некоторое время артефактор понял: ему верят, по крайней мере, большая часть присутствующих.

И пока великие этого мира выслушивали связную речь своего коллеги, в Белой Стороне сложа руки не сидели.

Сердай с Колодаром вот уже который день над книгой карпели, что Ульянушка надёжно от глаз посторонних заговорила. Каждую строчку, мелким почерком выведенную, изучали, план перехода в иной мир обговаривая. И вроде бы всё гладко получалось, вот только амулет переноса взять было негде. Уж и обгорелые остатки дома покойного хозяина леса с усердием обыскали, и у Ульянушки в хате всё, что могли осмотреть — осмотрели, а шарика заветного так и не нашли.

— Куда же подевались амулеты убиенной семьи? — сетовал Колодар. — Неужели пришлый маг и здесь подсуетился? А может, их к лапам своим отступники маруновы прибрали?

— Может быть и такое, да только вот, что бы они с таким добром делать стали бы?

— Быстро ты позабыл магов белобрысых, которые в помощь убийцам из самого ковена присланы были! Вот кому прихвостни могли амулеты переноса отдать. Но в разгар боя лишних амулетов на их шеях я не заметил.

— В карман могли сунуть, или ещё куда.... — задумался Колодар. — Знаешь, я вот всё на Всемилку смотрю и думаю: ведь Ульяна её в погребке нашла, что под домом хозяина леса обустроен был. Родители девчушки знали: настал их последний час, не видать им более ни мира, откуда они в Белую Сторону заброшены были, ни помощи от иных магов. А в такие мгновения решения сами собой в голову приходят. Не верю я, что с амулетами на шеях пошли они смерть встречать.

— А я вот в толк не возьму, отчего они этими амулетами не воспользовались ? Ведь могли обратно в свой мир вернуться, а не захотели.

-Ты, Сердай, пока бездетный, потому и не догадался... — Колодар печально посмотрел на своего друга и, укоризненно покачав головой, продолжил: — Когда хозяин дальнего леса сюда с женой да сынишкой малым явился, их только трое было, а Всемилка уж тут родилась, да ещё раньше положеного срока, зато, слава Небу, здоровая. А на каждую душу личный амулет полагается, понимаешь? Кто же из родителей свою кровиночку без присмотра оставит?

— Твоя правда, — тяжело вздохнул вожак. — Они ведь как решили — все те силы, что им на перемещение из мира в мир потребуются, лучше на заговор подвала потратить, чтоб детей от супостатов защитить. Вот только зачем сынишка их на рожон полез? Не верю я, что отец да мать лишь об одном ребёнке позаботились! Всю силу ведь свою на магические плетения истратили.

— Если бы они Ульяну о защите попросили, были бы живы-здоровы до сей поры. Наш лес в обиду хороших людей не даёт. А может, наша хозяюшка эти амулеты нашла?

— Кабы Ульяна их себе на сохранение взяла, обязательно мне о том поведала бы, — уронив усталую голову на крепкие руки, продолжил Сердай. — Не тот она человек, чтоб такое втихаря провернуть, да помалкивать.

— Тогда выход один — думать. — Колодар поднялся во весь рост, потянулся до хруста в костях и неожиданно спросил: — А Ульяна Всемилку сразу Зоряну свезла, или поначалу в дом свой заехала?

— Сразу. Можешь у старосты спросить. Не стала бы она время тянуть. Почитай второй день малышка без материнского молока да без глотка воды жила. Одна лишь заговорённая свеча на весь подвал мерцала. Нет... не стала бы моя любушка прежде о себе думать. Нужно к Зоряну ехать, в оборот баб его брать, трусить их, как грушу, и узнать, не было ли чего в пеленании Всемилкином припрятано.

— Давай-ка, для начала, у Яры моей спросим? — Колодар серьёзно посмотрел другу в глаза. — Думаю, сразу ей староста малышку в руки и отдал. Мужик он умный, не стал бы жене скандальной да дочери малолетней доверять больше, нежели той, что сама только-только счастье материнства познала. Украсть Ярочка амулеты не могла — это точно, а приберечь вещицы для девочки, как память от родителей кровных, так это запросто.

Не сговариваясь, оборотни вышли из чайной во двор и молча повернули в сторону дома Колодара.

ГЛАВА 37.

На широкой ладони Сердая лежало три маленьких шарика. Внутри каждого из них угадывалось лёгкое, нежно-голубое свечение.

— Ай, да Колодар, — вожак с улыбкой хлопнул друга по крепкому плечу, — ай, да голова! Тебе бы дознавателем при ковене работать!

— Сохрани Небо от такой должности клятой, да при горстке нечестивцев! — хитро прищурив глаза, ответил верный товарищ. — Уж лучше я тут, в мире, где о полиции и слыхом не слыхивали, как-нибудь свой век доживу!

— Как же ты, Ярочка, умудрилась от глаз мачехи да сестрицы эти амулеты схоронить? — спросил Сердай, бережно заворачивая вещицы в чистую тряпицу.

— Когда отец Всемилу в мою комнату принёс, я первым делом пелёнки ей сменить решила. Уж больно мокрые были, — опустив глаза долу, начала свой рассказ молодая мамочка. — Раскрыла одеяльце и вижу, что-то вслед за рукой тянется — то ли верёвочка, то ли ленточка тоненькая, пригляделась — шарик махонький, да такой хрупкий с виду, что и в руку взять боязно. Отложила его в сторонку, за пелёнки принялась. Ножки, ручки у малышки до того холодные были, что я по началу удивилась, как она живёхонькой осталась. А когда в сухое дочу укутала, старые, грязные пеленания решила пересмотреть, может, где какая вышивка именная есть или записка припрятанная. Только ничего не нашла. Ну и ладно, подумала, значит так Небу угодно, взяла, да приложила дитятко к груди, а она как присосалась, глазёнками на меня своими ясными смотрит... — Ярочкины щёки покрылись лёгким румянцем, неудобно ей при Сердае о таком рассказывать было.

-Ты говори, говори, не стыдись! — муж заботливо обнял жену и нежно прижал к себе. А та, почувствовав поддержку и понимание родного сердца, приосанилась, плечи расправила и продолжила:

— Много молока я ей по началу сосать не разрешила. Отстранила чуток, хотела за ручку взять, посмотреть, цепкая ли, есть ли силушка в жилках младенческих, только она кулачок никак разжимать не хотела, будто пальчики судорогой свело. Ладно, думаю, оботру я тебя тёплой тряпочкой, да спать уложу. Крепко пеленать не стала: тепло ведь в доме было, положила рядом с собой, колыбельную петь принялась. Девонька моя ненаглядная быстро уснула, ладошка её потом сама раскрылась, а из неё ещё два таких же маленьких шарика выкатилось, только без верёвочек...

— Спасибо тебе, Ярочка! — Сердай благодарно посмотрел в глаза рассказчице. — Эти шарики мне нынче дороже воздуха. Махонькие они, да силу немеренную в себе таят. Никому о них не говори, сама понимаешь, просто так не просил бы.

— Да понимаю я всё, не дура ведь. Знаю, для чего они тебе понадобились. Только и я тебя кое о чём попросить хочу, — она сделала долгую паузу, а затем, пристально глядя вожаку в глаза, скала: — Как найдёшь любушку свою, о том, что себя ради неё сберечь надобно, тоже не позабудь. Осторожничай, будь хитёр, словно лис, не выказывай силушку волчью! Вы мужики ведь прежде всего на руки сильные да сноровку полагаетесь, а думаете потом, когда видите, что не лишь у вас жилы крепкие. А мы, женщины, слабее мужей своих, да почаще в выигрыше остаёмся. А всё потому, что сто раз подумаем, прежде чем шажок какой сделать. Не зря говорят: поспешишь — людей насмешишь. Помни об этом Сердаюшка. И пусть тебе Небо поможет в походе твоём тяжком.

Долго молчал вожак: не знал, что ответить. Вот вроде стоит перед ним жонка щупленькая, у самой, почитай, кожа да косточки, рядом с мужем своим так и вовсе неприметная, а благодаря ей судьба целого мира решается. Ведь никому и словом про амулеты не обмолвилась! Самой Ульяне о них не сказала! А как поняла, что без этих вещиц вожаку не жить, так тут же, доверчиво глядя в глаза его волчьи, на стол и выложила. Вот она где мудрость да выдержка!

Много Сердай добрых слов молодой мамочке сказать хотел, но вместо этого, только горячо поблагодарил, да голову склонил. А Яра и так всё поняла, по глазам его задумчивым, по плечам напряжённым, и по тому, как бережно глава общины в своей крепкой ручище шарики заветные держал.

Этой же ночью, над всей Белой Стороной Небо сотни молний озарили. Ветер такую метель затеял, что руку вперёд вытянешь, а её уж и не видно! Земля от испуга, и та мелко вздрагивала. Старики важно головами качали, губами причмокивали да многозначительно указательный палец кверху подняв, на силы небесные указывали. Может и правы они: природа просто так землю да небо не беспокоит.

Колодар захлопнул старинную книгу и вернул её на законное, заговорённое место. За всю ночь верный друг главы общины не сомкнул глаз. Читая вслух многовековые заговоры, он просил Великие Силы помочь Сердаю в опасном и тяжком пересечении границ двух миров. А главным залогом удачного похода был камень 'Волчий глаз', который вожак с трепетом надел на могучую грудь. Во чреве этого самородка до поры до времени мирно покоились силы всех известных стихий. Спасая родную общину от ковенского преследования, Сердай добровольно разрешил упрятать магию оборотней в маленький розовый камень. Как только 'Волчий глаз' коснулся горячего тела законного владельца, ночь вновь сплела их энергии воедино. Эта связь разрасталась и крепла с каждым ударом волчьего сердца. Ипостаси Сердая менялись одна за другой. Земля сотрясалась от мощи вырвавшихся на свободу стихий. Разгулявшийся ветер подхватил на невидимые руки своего избавителя. Вожак задействовал амулет переноса...

Сквозь время и расстояние Он безошибочно шёл вслед за Ней. Нельзя обмануть внутренний компас зверя, невозможно сбить с толку любящее сердце! Состояние полного отрешения от мира, ощущение гулкой тишины в сознании и тягучей пустоты в груди. Пройдёт каких-нибудь два часа и душу вновь наполнят чувства. Будут среди них и ненависть, и злость, и тонкая, на первый взгляд кажущаяся простой лестью, ложь. Но вместе с тем вернётся ещё одно чувство — любовь. Его невозможно вытравить, уничтожить, вырвать с корнем и оставить погибать на задворках униженной души. Может ли оборотень забыть об избраннице, которая дорога его сердцу?