— Отлично, — теперь улыбнулся 'монах'. — Я знал, что ты придешь к правильной последовательности решений, поэтому уже предпринял кое-какие шаги. Пришелец был выбран дочиста цереброскопированием, оценен как бесперспективный и бесполезный, а затем отправлен в биореактор. Со всеми сопутствующими процедурами, бумагами и отчетами.

— Спасибо, — искренне поблагодарил советник. Он совсем успокоился и вновь стал тем, кем был, то есть относительно молодым, подающим большие надежды хищником мира трестов и больших денег. Расчетливым, сдержанным, хладнокровным. — Иногда мне страшно представить, чтобы со мной было, без тебя...

— Ничего хорошего, — с дружеской подколкой отозвался пожилой спутник, формальный подчиненный и одновременно строгий наставник. — Но мы это исправляем, по мере сил.

— И все же, если эта скотина таки всплывет где-нибудь! — спохватился советник.

— Где? Как? — сардонически ухмыльнулся старик. — Придет к той же 'Почте' и скажет, что он пришелец из параллельной реальности, который может тыкать в маленький наладонный экран, активируя иконки? Ах, простите, аппаратуры то при нем нет, зато он может описать, как она выглядит внешне.

— Пользователь, — усмехнулся советник, цитируя определение научного консультанта.

— Именно, пользователь, — согласился 'монах'. — Сумасшедший пользователь без денег и паспорта. Да еще со старым хромом, у которого к тому же отозваны лицензии. 'Бычок-яга', как он есть. Притом он не знает и не понимает нашего ... мира. Даже будь у него деньги — где и что покупается, куда можно ходить, а куда соваться не стоит, как вычислить гопу из коалиции и достать гостовский товар?

— Но все же, — сомневался щеголь.

— Вот когда это 'все же' наступит, если наступит, тогда и будем думать. А пока займемся делами насущными, их у нас хватает. И я уверен, что мы больше не услышим про этого бедолагу. Судьба у него будет недолгой и печальной. Думаю, нашего гостя еще до рассвета поделят стоматологи и трансецы.

— Что же, печально, однако тут ничего не поделаешь, — советник немного подумал. — Мир его праху. Надеюсь, что как можно скорее.

— Теперь надо обговорить, что делать с исполнителями. Сколько дать, как мотивировать. Куда отослать. Дело непростое, нужна полная информационная блокада, но при этом сами ... пациенты должны радоваться жизни и чувствовать себя счастливцами. Чтобы не начали искать правды и чужих внимательных ушей. А пришельца помянем потом. Возможно. Если будет время.

* * *

Алексей брел по улице, глубоко засунув руки в карманы, сгорбившись и бросая вокруг короткие взгляды. Голова болела, не сказать, чтобы сильно, но вполне ощутимо. Глазной протез так и работал в черно-белом режиме, к тому же теперь он фокусировался гораздо дольше и, похоже, не успевал обсчитывать больше десятка движущихся объектов одновременно. Зрение Постникова регулярно дробилось и размывалось, 'билось' на мозаику многоцветных и черно-белых квадратов, а при обзоре многоплановой панорамы просто 'подвисало'. Поэтому вид чудовищного Города доходил до Алексея малыми частями, элемент за элементом. Почти час бывший узник некоего 'Правителя' петлял без всякого плана и цели, стараясь уйти как можно дальше от выхода из подземного гаража. И смотрел, слушал, осознавал. Вернее, пытался осознать, куда занесла его нелегкая.

Постников был москвичом в пятом поколении, пару раз бывал за границей, поэтому вполне мог считать, что повидал большие города. Как же он ошибался...

Титанический мегаполис был страшен и прекрасен одновременно. И совершенно не походил на все, что Алексей видел ранее или мог бы представить, напрягая фантазию до предела. Город давил мрачной атмосферой и пугал — размахом, высотой, невообразимым объемом. Отдельный человек был ничтожной мошкой в сравнении с циклопической громадой. А еще мегаполис восхищал — как ядовитая змея или акула — смертельно опасное создание, восхитительное в своем совершенстве охотника-убийцы.

Прежде всего, Постникову бросилась в глаза трехмерность Города. Его здания высились громадными многосоставными колоннами, похожими на пучок трех— и четырехгранных призм с разнообразными пристройками и ответвлениями. И каждый такой геометрический 'куст' соединялся с соседями многочисленными трубами, переходами, монорельсовыми нитями. Описанные конструкции шли как по отдельности, так и в самых причудливых сочетаниях, но чаще всего — в единых блоках на паутинообразных опорах и тросах-растяжках. В этом индустриальном хаосе петляли автотрассы и эстакады, сходящиеся в сложных развязках и разбегающиеся вновь. Ныряющие в тоннели, разбрасывающие в разные стороны многолапые опоры. И в этих опорах в свою очередь открывались какие-то технические проходы, там сновали прозрачные цилиндры подъемников и скользили подвесные электропоезда.

Вся эта громада, возвышающаяся над серо-черным асфальтом, не разбивалась на какие-то отдельные плоскости — нет, она функционировала одновременно. Жизнь и движение поднимались хаотичными волнами, по меньшей мере на пятьдесят метров от уровня земли, а местами, на взгляд Алексея — захлестывали и до сотни.

На 'нулевом уровне', как обозвал его про себя Постников, то есть у подножия Города, транспорта почти не было. Точнее не было в сравнении с гремящими автотрассами над головой. Здесь же, внизу, все оказалось отдано во владение пешеходов, терминалов подземных трасс и того, что с некоторой натяжкой можно было назвать 'общественным транспортом'. С натяжкой, потому что, как и все в этом удивительном мире, указанный транспорт одновременно и походил на привычные Постникову автобусы с трамваями, и разительно отличался. Рельсовые агрегаты, похожие на помесь электрички и метро, двигались по 'трубам' из прозрачного стеклоподобного материала. По этому 'стеклу' бежал рисунок, похожий на многократно увеличенные микросхемы. Наверное, это и было что-то электронное, причем на первый взгляд вплавленное прямо в материал. А на местные 'автобусы' было просто больно смотреть — внешний корпус, похоже, представлял собой состыкованные телевизионные панели, непрерывно транслирующие ... что-то транслировавшие. Здесь разум Алексея снова сбивался, не в силах подобрать аналоги из предыдущего опыта. Нужно было если не родиться здесь, то хотя бы стать частью мира, чтобы ориентироваться в мозаике бликов и живых картин.

Зато все пространство над 'нулевым' уровнем было отдано во власть автомобилей. Глядя снизу-вверх, Постников мог увидеть лишь малую часть трафика, но и увиденное поражало. Учитывая специфическую форму машин — уже знакомые по гаражу сплошные углы и стреловидные очертания — автомобильные потоки напоминали механические реки, одновременно беспорядочные и строго организованные по каким-то неизвестным и непонятным принципам. Что странно, из тысяч и тысяч автомобилей всевозможных расцветок и форм — фары горели буквально у единиц. Впрочем, света на трехмерных 'улицах' хватало.

Да, Город светился. И какой это был свет!

Сами по себе здания — по крайней мере, там, где очередную постройку удавалось определить, как 'дом' — удивляли тьмой. В них определенно были окна, бликующие отраженным светом, как чешуйки тысяч матово-черных драконов. Но эти окна оставались темны. Зато переливались всеми цветами радуги многочисленные указатели, пиктограммы, рекламные щиты, объемные фигуры, возникающие и рассыпающиеся между уровнями, как по волшебству, без видимой системы и упорядоченности. Если сосредоточиться на каждой световой вспышке в отдельности, то можно было разобрать обрывок объявления, призыва, часть призрачного плаката, девиз, кусочек картинки или хотя бы отдельное слово. Но неподготовленный разум Постникова отказывался воспринимать картину в целом, и беглец брел дальше, чувствуя себя младенцем на взрослом празднике или муравьем на новогодней елке. Кругом яркое и бодрое движение, а что именно происходит, непонятно...

Судя по кусочкам неба, изредка открывавшимся над головой беглеца, сейчас стоял день, обычный пасмурно-осенний день. Но здесь, внизу, царила полутьма. Точнее царила бы, выключись электричество. Наверное, подумал Алексей, здесь всегда так — вечные сумерки, ярко раскрашенные неоновым светом.

Город тьмы...

Два или три раза Постников видел узкие расщелины между призматическими строениями — в тех местах, где просветы не перекрывались другими домами или путаницей коммуникаций. Там, вдали, виднелись другие здания, совсем иного стиля и даже цвета. Одни больше смахивали на тонкие шпили, устремленные в небо. Другие походили на изящные крестообразные конструкции, застывшие в оборванном движении. Их архитектура разительно отличалась от того, что Алексей видел вокруг себя, но деталей Постников рассмотреть не мог — слишком далеко, слишком расплывчато. В такие мгновения глазной протез сбоил особенно сильно, и беглец торопливо переводил взгляд на что-то более близкое.

Насколько понял бывший пациент, удивительные и красивые 'шпили' с 'крестами' располагались примерно в одном направлении. Другой район, скорее всего. Возможно деловая часть города, а может быть дома местной 'элиты' ...

Алексей устал бороться с двойным зрением, да и голова от этого болела все сильнее. Поэтому он протолкался к ближайшей стене и попытался соорудить повязку на глаз. В качестве таковой сгодился один из бесполезных ремней на комбинезоне. Вышло криво и, наверное, уродливо, но все равно стало полегче.

Люди шли мимо, совершенно не реагируя на беглеца, как настоящее море, безразличное ко всему, и к Постникову в том числе. Обычные и необычные, как все остальное, что встретил в своей новой жизни. Иные, совсем чужие.

Глядя на них, Алексей почувствовал себя уже не муравьем, а человеком среди инопланетян.

Или инопланетянином среди людей...

Глава 6

Постников отошел к ближайшей черной стене и прислонился под ней, прямо под сине-красной вывеской 'Улица имени 26 бакинских комиссаров'. Ноги устали, хотелось присесть и немного отдохнуть, но уличные скамейки здесь отсутствовали, как класс. Люди шли, бежали, ехали, но Постников не видел ни сидящих, ни просто остановившихся прохожих. Здесь каждый куда-то спешил.

Вечное движение...

Первое, что бросалось в глаза — обилие масок и плащей. Почти каждый человек носил два обязательных аксессуара — прозрачную накидку поверх остальной одежды и дыхательную маску. Зачем нужны были плащи, Постников еще мог понять, потому что сырость на улицах просто зашкаливала. Мельчайшие бусинки влаги конденсировались на любой гладкой поверхности, проступали серыми пятнами на бетоне и асфальте. Холодные капли тихонько шлепались с прозрачных перекрытий над улицами и время от времени неприятно скатывались Алексею за воротник. У самого беглеца плаща не было, и Постников уже начал подумывать, где бы разжиться, потому что комбинезон оказался вполне влагопроницаемым и отсырел.

Но маски?.. Воздух был действительно тяжеловат, насыщен горьковатым привкусом сгоревшего бензина, химических испарений и еще чего-то, что Алексей идентифицировать не мог. Однако ненамного хуже, чем в центре Москвы в час пик. Не настолько плохо, чтобы ради этого стоило поголовно надевать респираторы десятков разновидностей — от простых 'намордников' до настоящих шлемов, похожих на пакеты из толстого полиэтилена с широкими 'таблетками' встроенных фильтров. Причем так же, как и плащи, маски были прозрачны, независимо от вида.

Те же, у кого респираторов не было, за редчайшими исключениями сжимали в губах сигареты. То есть некие предметы, очень похожие на сигареты — тонкие палочки, обычно бело-серые, с разнообразной маркировкой, но не зажженные. Алексей задумался и понял, что вообще не видел здесь ни одной обычной сигареты — с огоньком и дымом. Чтобы это могло быть, пришелец так и не сообразил.

Как раз в этот момент мимо прошагал припанкованный мужик, буквально гремящий музыкой и мусолящий во рту загадочную недо-сигарету. 'Припанкованный', потому что мужик больше всего походил на сильно постаревшего панка с фотографий восьмидесятых годов. Только 'ирокез' на его шишковатом черепе был не крашен, да к тому же собран из множества косичек-дредов. А 'гремящий', потому что распространял вокруг сборную звуковую солянку из синкопированного блюза, смешанного с чисто роковыми запилами. Постников сначала не понял, откуда музыка. Затем сообразил — из маленьких — размером примерно с ладонь — динамиков на плечах толстой кожаной куртки панка. Куртка сама по себе звенела, потому что была изобильно проклепана блестящими шипами и обвешана цепями. Причем решетки динамиков были обращены не наружу, а внутрь, к ушам 'ирокезного' мужика. Алексей только вздохнул, отметив очередную несообразность и странность, а панк покосился на незваного наблюдателя, скривился и смачно плюнул под ноги Постникову. Хмыкнул и зашагал дальше, чуть приплясывая на ходу под свой роко-блюз. Панк устремился к ближайшей остановке, где только что причалил новый световой автобус, переливающийся всеми цветами радуги.

Алексей поморщился от болезненных вспышек, бьющих по уставшему глазу, поправил повязку из ремня, прикрывавшую протез, и вспомнил про конверт, который ему кинули в гараже. Вспомнил и проклял себя за глупость. Первым делом надо было посмотреть, что же там лежит. Вдруг что полезное? Беглец начал шарить по карманам и внезапно испугался — конверт куда-то пропал. Постников дважды глубоко вздохнул, сжал здоровую руку в кулак и вздохнул еще раз, пытаясь успокоить нервы нехитрым йоговским упражнением. Получилось не очень хорошо, но все же он сумел справиться с паникой и еще раз аккуратно обыскал настоящей рукой, а не протезом, все карманы, которых оказалось около полутора десятков, не считая вложенных. Конечно же, конверт оказался в последнем, но достать его Алексей не успел. Сзади на него буквально обрушился световой удар. За спиной полыхнуло багрово-красным и ярко-оранжевым, так что беглец буквально отшатнулся с единственной мыслью 'жопа горит!'.

Его едва не затоптали прохожие, а стена полыхала холодным искусственным огнем. Кое-как справившись с людским напором и присмотревшись, Постников, наконец, понял, почему здания выглядят так необычно. Гладкие черные поверхности, которые он принимал за панели облицовки, на самом деле и были окнами. Только вставлено в них было не стекло, точнее особое стекло, с регулируемой прозрачностью и подсветкой. Там, где только что была непроницаемо-черная стена, светился полупрозрачный прямоугольник размером с хорошую витрину. А по всему периметру витрины змеились сложной вязью стилизованные буквы. Буквы были знакомыми, обычная кириллица, но слова совершенно не читаемы — слишком быстро менялись слова. Постников уловил только 'клуб' и 'шму'. В глубине открывшегося окна угадывались тени людей, тонущих в красном свечении, похоже там танцевали.

Что ж, 'клуб' он клуб и есть, но вот как расшифровать загадочное 'шму'? И как вообще попадают в такие заведения?.. Алексей мысленно махнул рукой и позволил толпе увлечь себя дальше, одновременно размышляя над тем, где вообще здесь отдыхают, питаются. А еще — где бы пристроиться, чтобы без лишних глаз осмотреть содержимое конверта. Рядом, за низкой — чуть выше колена — оградой набирал скорость автобус. По всему борту, забираясь и на стекла, бежала надпись. Постников механически прочитал ее — просто потому, что, наконец, увидел нормальные фразы, без вставленных пиктов и сокращений.