Долгий медикаментозно-лечебный сон, множество истраченных за это время регенераторов, сказались положительно. Сергей уже не напоминал того старика, которого перехватили где-то пираты, в неисследованном космосе на диких мирах. Сейчас в медкапсуле лежал молодой мужчина примерно 23 лет — на вид. Помимо общего омоложения, медицинская капсула проводила постоянную стимуляцию нервных окончаний, чтобы они не атрофировались. Улучшенный тест на гораздо более совершенном оборудовании, показал результаты даже выше, чем заявленные при продаже.

Удачная покупка и как раз вовремя, порадовался Самиэль, разглядывая через крышку капсулы молодого спящего хумана. Значит решено, можно будет не делать лишний крюк в маршруте, забирая другие биологические образцы, этого выдающегося экземпляра вполне хватит, а результат должен быть многообещающим. Никогда ещё не попадались настолько пси активные хуманы. От безделья и повторяющихся, как под копирку радостно торжественных встреч в каждом филиале компании, уже сводило скулы — так всё надоело.

Было даже желание всё бросить и вернутся домой, но этот чёртов Эллариэль сумел-таки запустить в продажу и уже снабжает своих сателлитов тринадцатым поколением гипердвигателей. Значит и другие великие семьи близки к тому, чтобы выдать новое поколение на продажу. Мне срочно нужны деньги, много денег, следующее поколение нейросети вполне может решить возникшую предо мною проблему.

В специальном бронированном сейфе на яхте лежало самое дорогое, что есть в Содружестве — аккуратно упакованные артефакты древних, и в этот раз сейф был забит под завязку. Десятки триллионов кредитов пришлось вынуть из оборота компании, чтобы заиметь это последнее приобретение. Даже взять кредит у "лучшего друга", но страсть к вещам древних, пожирающая Самиэля не давала ему трезво взглянуть на свои поступки. Ведь, может быть в этот раз, удастся разгадать загадки из глубины веков и подчинить своей воле ещё один действующий артефакт.

В этой рутинной поездке было совершенно нечем заняться между длительными прыжками, маясь от скуки Самиэль решил лично посмотреть на доставленный товар. Браслет на руке кажется немного шевельнулся и нагрелся, но он не успел обратить на это внимания.

Селариэль, его сын ворвался в медотсек корабля, устроив очередную истерику родителю. Этот рыхлый, модно и пёстро одетый избалованный подросток заявил, что ему уже до смерти надоело учиться, слушать все эти скучные рассуждения глупых наставников, поездка ему тоже не нравится. Надоело до тошноты видеть угодливые рожи местных глав филиалов корпорации, пытающиеся угодить наследнику, лучше бы он в виртуальной игре какой с друзьями завис. Тут же без всякого перехода пожаловался, что отец мало ему даёт денег.

На попытку Самиэля хоть как-то вразумить и воспитать сына, Селариэль отреагировал шумным скандалом. Устав истерически кричать, что отец его просто не любит, поэтому не даёт жить в своё удовольствие, мальчик с дрожащими от обиды губами, решительно залез в медкапсулу рядом с биологическим образцом, крышка автоматически закрылась.

Самиэлю не очень повезло с сыном, это был поздний ребёнок. Он пытался излить на него всю скопившуюся отцовскую любовь из своего сердца, желая сделать его счастливым. Выросший в атмосфере "всё можно", никогда не зная ни в чём отказа, подросток был капризен, груб, сорил деньгами, не зная их ценности. Самая большая проблема — мальчик был не особо умён, тесты показывали удручающе низкий уровень умственного развития, на детях гениев природа отдыхает.

Отец надеялся, что медицинские капсулы на фоне общего оздоровления и улучшения организма помогут выправить хотя бы показания интеллекта. Поэтому он не препятствовал настолько трепетному отношению Селариэля к своему здоровью. При малейшем чихе наследнику вызвались лучшие медики, а он с удовольствием устраивал концерт — всё, умираю. О его любви лечиться по поводу и без повода, даже среди его друзей, таких же избалованных детишек самых богатых аграфов, ходили анекдоты.

Самиэль постоял ещё немного в тишине медотсека, сравнивая лежащего хумана и своего сына, такая разная судьба ждёт каждого. Зарядил в обе стоящие рядом капсулы полные комплекты картриджей, вспомнив молодость. Когда сам только начинал работать с медтехникой, а не управлял большой корпорацией, грустно пошёл в свою каюту, в детях наша надежда, и плохо, когда они не радуют своих родителей, остальные успехи в жизни на этом фоне меркнут.

Мальчику как раз исполнялось тринадцать лет, он в первый раз покинул свой дом и в обстановке повышенной комфортности, под охраной нескольких боевых судов корпорации путешествовал вместе с отцом на его яхте. Самиэль, отец подростка, был только рад вспыхнувшему интересу сына к делам отца, может хоть в отрыве от привычной атмосферы мальчик изменится. Он как раз планировал отправиться с инспекционной поездкой по самым крупным лабораториям своей компании, расположенным, по странному стечению обстоятельств, преимущественно в секторе Содружества, принадлежащему Сплотам.

Оставшись один на самой комфортной и дорогой яхте империи, Самиэль стал вспоминать, как он в первый раз покинул свой дом. Наверное, никто бы не поверил, если бы увидел это зрелище — жестокий, властный и циничный Самиэль, вспоминая прошлое, почти плакал, лицо его стало некрасивое, а глаза покраснели. Так и сидел он в своей каюте, приговаривая очень тихо, мама прости меня, я так и не смог защитить тебя тогда, но я отомстил мама.

Воспоминания Самиэля.

Далёкое прошлое аграфского народа.

Трудно и опасно быть вестником леса, но одновременно и очень почётно. Вестники пользуются заслуженным уважением в своём народе, ведь это они осмеливаются в одиночку пересекать смертоносную степь, перенося новости и предметы Владык, пришедших с небес. Соединяя воедино рассеянный по лесам народ Аграфов. Путешествуя по повелению старейшин племени, оставляя на долгое время свой родной лес и семью. Общество брало на себя заботу об их содержании, а степь собирала с этих храбрецов свою кровавую дань.

Неведомые опасности открытого пространства, грозные хищники, дальние путешествия. За спиной только небольшой рюкзак с дарами пришедших с неба для народа Аграф — орудия из металла, говорящие браслеты. Когда отправлялся из леса в лес караван с охраной, впереди него всегда шли вестники, знающие местность и могущие провести сравнительно безопасным путём.

Я, Самиэль, родился в семье вестника и с самого детства, в отличие от большинства моих ровесников воспитывался матерью, а отца видел очень редко, но каждое его возвращение домой было для меня праздником. Наш уютный дом сразу преображался. Собирались многочисленные соседи, приходили в гости старейшина с проповедником, слушали рассказы отца. Моя мама накрывала большой стол, угощая пришедших аграфов, степенно слушающих о далёких землях и чудесах там находящихся, о странных обычаях в некоторых других лесах.

Как-то раз, вернувшись из очередного путешествия, отец рассказывал увиденное. И в это слушающим с трудом верилось. Он говорил, что попал в этот раз в лес самый далёкий из всех, где когда-либо бывал, и там нет ни старейшины, ни проповедника. Живут там аграфы очень плохо и бедно, у них нет ничего из даров неба. Старейшина ближайшего к ним леса немедленно отправил туда своего сына, отдав ему половину охранников, чтобы сын его стал у этих потерянных аграфов старейшиной, а проповедник, выслушав рассказ, сказал, что свяжется с каменным городом и в этот лес скоро пришлют проповедника. С этим сообщением о том, что нашим несчастным братьям аграфам в далёком лесу нужен ещё один проповедник, отец и ушёл в свой последний путь в каменный город. Больше я его никогда не видел.

А все слушающие тогда моего отца с ним соглашались, насколько это плохо жить без даров с неба, без старейшины и проповедника, без наших самых справедливых обычаев. Ведь наши обычаи самые лучшие, эти установления дали нам Владыки и проповедники в каждом лесу, где обитает наш народ, постоянно напоминают о справедливых законах. Гости слушали в тот вечер, не спеша расходиться. Наконец все разошлись из нашего дома, мы остались втроём. Мама, видать что-то чувствуя, сидела, крепко к нему прижавшись, не желая отпустить ни на мгновение.

В моей памяти от отца осталось не так много, помню, что от него всегда так смешано пахло, горькими травами, пылью, так пахнет открытое пространство. Мне нравилось с самого детства слушать его рассказы, мне было хорошо, когда этот большой и сильный аграф обращал на меня внимание. Я любил сидеть у него на коленях, когда он оставлял подготовку к следующему путешествию и начинал меня чему-то учить я был самым счастливым ребёнком на свете. А как завидовали мои друзья в селение, что у меня есть такой отец, жизнь была безоблачной и беззаботной.

Я всегда ждал возвращения отца домой, ждал, чтобы увидеть его уставшего, но довольного, приятно было видеть, хлопотавшую вокруг него радостную мать. Я любил слушать его рассказы о безбрежной степи. Где опасность подстерегает смельчака на каждом шагу и негде скрыться, если хищники встали на твой след. Мне нравилось воображать, что я так же бесстрашно путешествую из леса в лес, умело маскируясь в этом пугающем открытом пространстве от злобных хищников, мужественно преодолеваю все трудности.

А потом, разумеется, в каждом месте, куда прибывал мой отец в чужом лесу, был праздник, аграфы собирались на центральной поляне и слушали дивные истории сказки, как живут в других местах, как ведут себя Пришедшие с Неба. Хоть не многие, даже из вестников, видели Владык неба, но ни один вестник не мог удержаться от того чтобы похвастаться, что бывал в каменном городе.

Где защитой служил не живой лес, а мёртвый камень, но хищники даже близко не приближались к нему. Дивные и необыкновенные чудеса были в этом городе, вода текла сама собой, всегда была пища, даже наши говорящие браслеты, которые старейшины дают только тем, кто особо заслужил своей доблестью. В городе вестники рассказывают — их носит каждый живущий, даже дети. Зачем, скажите, детям — говорящие браслеты? Вот у нас в лесу — сразу видно достойный ли ты аграф, есть у тебя говорящий браслет на руке, значит — ты достойный и общество тебя ценит. А у старейшины народа — браслетов по несколько штук на каждой руке, сразу видно -это власть и очень уважаемый её представитель. Ещё у жителей города были нейросети, но, сколько я не пытался узнать, что это такое, так и не понял, зачем это надо.

У меня тоже был такой говорящий браслет, источник моей гордости и зависти остальных мальчишек селения, отец подарил его, когда мне исполнилось 13 лет, и даже настоящий взрослый металлический нож висел у меня на поясе, тоже из даров от пришедших с небес. Нож, который не тупится и его нельзя сломать, нельзя даже описать, как мне завидовали, увидев подарок, мои друзья и ровесники.

Наша дружная семья на общем фоне остальных жителей центрального селения нашего леса была гораздо зажиточнее, и жили мы с мамой не в пример лучше окружающих. Всегда дома у нас были гости, особенно много их было, когда возвращался отец. Аграфы очень любили послушать, как там протекает жизнь за смертоносной степью, служащей границей нашего леса. Леса, который казался мне тогда в детстве целым миром, миром добрым и безопасным и жить мне в нем нравилось.

Вначале, когда пришла беда, откуда не ждали, я думал, не справлюсь, отец проработавший вестником между нашим лесом и дальними лесами однажды не вернулся. Всё как-то внезапно сразу изменилось, гости теперь приходили редко, а мама ночью часто плакала.

Прошло уже давно время возвращения, потом прошло время дождей, а отца всё не было, а ведь его весть не терпит отлагательства, надо обязательно сообщить в каменном городе, что нужен проповедник. Старейшиной, после месяца ожидания, был послан в город другой вестник, с которым на всякий случай послали даже одного из личной охраны старейшины, со стреляющей палкой. Пришло время, вестник, охранник и незнакомый мне проповедник пришли в наш лес, принеся весть, которая изменила всю мою жизнь, счастливое детство закончилось.

Мама целый день не выходила из дома, всё ждала, что же скажут вернувшиеся, я тоже в этот день не носился весело с друзьями, а сидел в своей комнате до самого вечера, чего я тогда ждал уже и сам не знаю. Так к нам никто не пришёл в тот день, обычно многолюдный дом с исчезновением отца давно не радовал нас гостями, в тот вечер наш дом мне показался впервые мрачным и зловещим, а не полным радости как обычно.

На следующий день рано утром пришёл охранник старейшины, молча зашёл к нам домой и отдал маме пояс, он принёс пояс моего отца, расшитый матерью, только пояс этот был весь рваный и на нём были видны следы крови. Мать, которая ещё как-то держалась до этого времени на что-то до последнего надеясь, взвыла в голос, дом моментально наполнился откуда-то взявшимися женщинами, её подругами, утешающими что-то говорящими, но разве разговоры и утешения могут вернуть моего отца.

Я же просто убежал в самую глубину леса и просидел там до ночи, горькие обидные слёзы текли по лицу, я впервые почувствовал себя одиноким. Папа, образец силы, мудрости и уверенности в завтрашнем дне больше никогда не сядет рядом, не расскажет мне свою очередную историю, не будет учить меня, как правильно прятаться от пятнистого урша, и что надо делать, если на твой след встали мерзкие злобные хорки.

Домой я вернулся, когда уже все сочувствующие и просто любопытствующие гости разошлись. Мать ещё не спала, сидела в наступившей темноте, ждала меня, хотел тихо проскользнуть мимо, не вышло.

-Ты кушал сегодня, Самиэль? — спросила она у меня.

-Да мама, я кушал, — ответил я, хотя с утра во рту не было и маковой росинки, аппетита не было.

Помолчали. Так и разошлись по своим комнатам в темноте.

Утром пришёл один из охранников, поздоровался с матерью, и обратился ко мне, он сказал, что старейшина хочет видеть меня для важного разговора. Быстро позавтракав, повесил на пояс отцовский подарок, настоящий нож, отправился в центр селения, тут, где жил старейшина, его личные охранники, там же в центре жил наш проповедник и другие уважаемые аграфы.

Наши многочисленные детские шалости в центре селения особо не приветствовались, и я редко бывал в этом месте раньше. Ведь когда у тебя есть целый лес для забав вместе с друзьями, то зачем бывать там, где можно получить замечание от взрослых, и ведь обязательно потом кто-то расскажет всё моей маме, а я не любил, когда она огорчалась.

Старейшина принял меня очень ласково, а проповедник, когда увидел на поясе нож — отцовский подарок, а на руке говорящий браслет, тоже приветливо мне улыбнулся.

-Здравствуй, здравствуй, Самиэль, как ты вырос за последнее время. Рад тебя видеть.

Я поспешно поклонился обоим, пока к тебе не обратились нужно стоять тихо, а к старшим надо относиться почтительно. Около минуты до этого я просто стоял в неподвижности, пока меня внимательно разглядывали. Охранник, сопроводивший меня к старейшине, после кивка проповедника отошёл в сторонку, приглядывая за мной, но оставаясь на таком расстоянии, что слышать наш негромкий разговор уже не мог.