Странным этот курс был и по многим другим причинам. Например, Гарри, волшебные способности к которому никак не возвращались, практически все дни проводил в Св. Мунго. Там он работал пока "на птичьих правах", потому что по окончании учебы никто не будет держать сквиба в больнице для волшебников. По крайней мере, рассчитывать на медицинскую карьеру в Мунго ему не придется. В стенах Хогвартса он посещал только самые важные предметы и только теорию, поэтому виделись мы с ним редко — на занятиях с его отцом и в Большом зале.
Мне в сентябре исполнилось семнадцать, и с того момента я могла уже не только колдовать вне Хогвартса, но и совершенно легально изучать аппарацию. Еще на втором курсе я до дыр зачитала справочник "Аппарация — часто совершаемые ошибки и как их избежать" и, как только это стало возможно, написала заявление на участие в платных курсах. Вел его Уилки Твинкрайст из Министерства, он же Мистер ТриЭн, с легкой руки учеников. На первых занятиях он относился к таким, как я, с некоторым предубеждением, что нивелировалось только двенадцатью галеонами взноса. Но мои старания не ускользнули от его приметливых глаз. Иногда в его поощрительных фразах читалось неозвученное продолжение: "Вы великолепны, мисс Грейнджер (даром что маглорожденная)!" Акэ-Атль косился на него с такой свирепостью, что я начала всерьез беспокоиться о безопасности мистера Твинкрайста. Причиной этих взглядов Шамана, как мне объяснили душечки Лаванда и Парвати, было отнюдь не отношение министерского чиновника к выходцам из немагических семейств, а кое-что другое. Приглядевшись к Мистеру ТриЭн и Акэ-Атлю, я обнаружила, что уж в чем-чем, а в этом вопросе девчонки правы. Это неприятное открытие в конце концов подвигло меня разрубить гордиев узел.
В самом начале семестра на шестом курсе на Зельях мы проходили Отворотное зелье. Именно что "проходили", а не "изучали" — семикурсники рассказывали, что и Амортенция по программе последнего курса тоже лишь упоминается, но состав ее в учебниках не указан. Конечно, даже на моем веку бывали исключения, когда некоторых студенток это не останавливало. Не так уж засекречивали рецепт приворотного, и при желании его можно было раздобыть в нашей библиотеке без диверсий в Запретную секцию. Но официально, на занятиях, мы приготовлением этих зелий не занимались. Когда профессор Снейп лениво осведомился у нас об основных свойствах Отворотного, руку, как обычно, первой задрала я. Он же, как обычно, мою руку "не заметил" и поискал глазами по лаборатории в расчете на других желающих попасться в его клешни. Но не тут-то было. И пришлось ему вызывать меня.
— Это одно из сложнейших зелий, на изготовление которого у новичка может уйти от трех до пяти месяцев, — затараторила я под его нетерпеливым взглядом; потом он, запахнувшись в мантию и сложив руки на груди, безразлично уставился на свои стеллажи с "аквариумами", и мне стало легче. — Из новых ингредиентов, которые появляются в программе шестого курса, в Отворотное зелье входит эктоплазма фестрала. Именно она и обеспечивает веществу ту самую консистенцию, из-за которой его называют "сухим эликсиром", а в странах Восточной Европы даже сам процесс отворота так и зовется — отсушкой...
Наши парни изо всех сил кривились, показывая свое отвращение к фестральим эманациям. Ну да, конечно, козьи-то какашки, этот ваш "надежный" безоар, куда аппетитнее! Снейп меж тем оставался безучастным к их цирку и даже не воспользовался шансом по-легкому содрать баллы с нашего факультета. Кажется, он вообще задумался о чем-то своем.
Я тем временем шаг за шагом добралась до пункта о действии Отворотного на организм человека:
— В отличие от Амортенции, которую изобрели именно для тайных манипуляций с волей объекта, Отворот используют также и по договоренности с "несчастным влюбленным". Исследователи отмечают следующие эффекты...
— Мисс Боунс, не желаете ли продолжить? — вдруг перебил меня профессор, но, взглянув на поднявшуюся из-за парты красную от стеснения, мекающую и бекающую Сьюзан, безнадежно отмахнулся: — Минус два балла с Пуффендуя за болтовню во время занятия. Один с вас, второй с мисс Аббот. Не отложить ли вам обсуждение ваших летних похождений до перемены, или все ваши однокурсники непременно обязаны узнать, с кем и в чём вы бегали на свидания? Продолжайте, мисс Грейнджер.
Что барсучата, что наши львята — ползунков им не хватает! — шестнадцатилетние дылды все как один принялись хихикать, вгоняя провинившихся Сьюзан и Ханну в еще более густую краску. Особенно надрывались, конечно, наши, даже Рон не отставал — и как только ему старосту присвоили? Еще и меня звал к себе в компанию, делать мне больше нечего. Я ему так и сказала, что не собираюсь становиться причиной коррупции и кумовства, которыми всегда славился Гриффиндор. Они с Симусом в растерянности отстали, но я успела услышать, как Финниган шепотом спросил Уизли, что такое коррупция. Конечно, стоило бы сходить в старосты и устроить им там мини-апокалипсис, да времени, увы, совсем на это нет.
— Первый эффект Отворотного. Всё зависит от серьезности чувств, которые испытывал объект до ритуала отсушки. Если это была настоящая любовь, он станет равнодушен, испытает облегчение и, возможно, небольшую неприязнь к бывшему возлюбленному. Если же это была только страсть или прихоть, то зелье вызовет у него жгучую ненависть. Он возненавидит "бывшего кумира" вплоть до желания жестоко ему отомстить. В этом случае лучше избежать использования Отворотного и попытаться "отсушить" ненужного поклонника другим способом. Проблема заключается в том, что нет возможности узнать степень влюбленности заранее...
Я не стала говорить, что это примечание в учебнике показалось мне вообще бесполезным советом. Снейп не любит, когда такие вещи обсуждаются в общем порядке. Вот когда мы втроем на Сокровенном острове — другое дело. Там он, в точности до наоборот, просто требует от нас с Гарри критического подхода и сильно ругается, если мы следуем предписаниям, не обдумывая их. Здесь главное не забыться и не перепутать, где находишься.
— Второй эффект — воспоминания о возлюбленном у объекта приглушаются, местами до небольших провалов в памяти. Это происходит совсем не так, как из-за чар Забвения. Человек помнит всё, что было раньше, но воспринимает события он как равнодушный наблюдатель со стороны. Речь идет, конечно, о подлинной любви, в противном случае воспоминания будут такими же цепляющими, как раньше, но только со знаком минус. И третий эффект — последствия. Если в течение тринадцати недель после отсушки объект не найдет замену бывшему возлюбленному и не испытает к ней такие же чувства, одержимость неразделенной любовью вернется с двукратной силой. Выпить Отворотное еще раз будет уже нельзя: зелье вызывает иммунитет к повторному применению.
Мне показалось, что профессор поморщился. Но он стоял боком ко мне, так что я могу и ошибаться.
Мысль о практическом применении Отворотного пришла мне в голову только после разговора с Патил и Браун. Они объяснили мне, почему Шаман приходит в неистовство при одном только взгляде Мистера ТриЭн в мою сторону, и я поняла, что надо действовать, потому что с каждым годом дело становится всё серьезнее. Не стоит забывать, что он еще и анимаг, превращающийся в опасного зверя. Но делать отворот за спиной Акэ-Атля я не собиралась, и мне пришлось вызвать его на чистосердечный — и очень тягостный для нас обоих — разговор. Мне было безумно его жалко, и я, наверное, даже смогу когда-нибудь понять девчонок, которые ломаются под таким напором и уступают настойчивым ухажерам, а потом мучаются всю свою жизнь с не нужным им человеком. И если бы у меня не было моей тайны, которая уже не очень-то и тайна (по крайней мере для всяких там проницательных Лунарриков), я не уверена, что и сама не сдалась бы тоже. В те минуты Шаман казался таким сильным и таким беззащитным... Это просто убивало. Когда я проговорила ему свою идею, он сначала ужаснулся. И с этого момента я начала внимательно к нему присматриваться. Дело в том, что профессор Снейп поделился со мной — уже вне урока и, можно сказать, по секрету — как всё же можно, пусть и приблизительно, угадать ту самую степень серьезности чувств. "Если это его прихоть или страсть, — объяснил он, — одержимый почти наверняка не согласится принять зелье добровольно. Он будет говорить много красивых слов, клясться и рыдать, призывая дать ему шанс. Тот, кто любит на самом деле, поколеблется и примет предложение. Для него это такая же боль, как для того, кто не может ответить ему взаимностью. Любой психически здоровый человек ухватится за возможность облегчить свою боль". Каждое слово профессора отпечаталось у меня в мозгу, как догмат, и каким же облегчением было услышать от Шамана робкое: "Тогда... давай попробуем это зелье" — после того, как я всё ему объяснила!
Получив его принципиальное согласие на эксперимент — а еще он вызвался оказать мне посильное содействие, чтобы приготовить Отворотное, — я стала заниматься сбором ингредиентов. Что-то притащил Гарри от отца, и я даже боюсь его спросить, в курсе ли профессор. Что-то и так было под рукой на каждом лабораторном занятии, пришлось только немного исхитриться и вынести это после урока, чтобы Снейп не заметил — или сделал вид, будто не заметил. А вот эктоплазмы фестрала не оказалось даже у Снейпа. Не самый, понятное дело, актуальный элемент в арсенале школьного зельевара.
И вот я нашла того, кто может помочь мне в этом — то есть, в отличие от меня, видит призрачных лошадей — и находится с фестралами в дружеских отношениях. Всё осложнялось тем, что пройти там могли лишь девушки: лежбища фестралов чередовались с пастбищами единорогов и со стойбищами кентавров, а в глазах последних все человеческие юноши, которым уже исполнилось шестнадцать, являлись взрослыми мужчинами и, следственно, врагами их рода. Если там рядом еще и окажется единорог, кентаврам может взбрести в голову, будто люди хотят на него охотиться. Тогда стычки не избежать, и волшебнику, особенно молодому, вряд ли выйти из нее живым. К чему может привести ярость конемужиков, на собственной шкуре узнала вейла по имени Долорес Амбридж.
Мы с Луной аккуратно шагали по припорошенной легким снежком тропинке и дыханием отогревали зябнущие на ветру пальцы в недостаточно толстых перчатках. Чтобы как-то отвлечься от выстукивания чечетки зубами, болтали о планах на скорые рождественские каникулы и прочей ерунде.
— Папочка стал писать мне совсем короткие письма, — призналась она, глядя перед собой, а потом попыталась поймать снежинку на язык. — Я немного переживаю, не случилось ли чего. Скорее бы Рождество...
— Может быть, работы много? Хотя ты права, на него это непохоже, даже если много работы... А ты сама что думаешь?
Луна светло улыбнулась и дернула плечами:
— Я не знаю. Но, мне кажется, он счастлив.
Резко завьюжило. Новый порыв ветра заставил нас пригнуться и придержать капюшоны. Когда свист и вой затих, мы обнаружили, что идем уже втроем. Глухо печатая копытами по мерзлой земле, рядом вышагивал белый кентавр Фиренц. Я никогда не видела его так близко и даже струхнула, но Лавгуд приветливо ему улыбнулась.
— Что вас завело в такую погоду в здешние края? — сурово спросил он.
Сколько же на нем шрамов! И человеческое, и конское туловища были сплошь усеяны шрамами, плохо заросшие рубцы виднелись и на безволосом лице — подобно своим сородичам он сводил усы с бородой какой-то глиной. Нос, когда-то, как мне кажется, нормальный, теперь походил на отросток непонятной формы из-за множества переломов. Во рту не хватало зубов, и еще он немного припадал на искривленную переднюю правую ногу. Только глаза и выдавали в нем разумность. В остальном это было ужасное дикое животное, выломившееся из чащи.
Луна не стала лукавить и прямо рассказала ему о наших планах. Кентавр хмыкнул. Это было так неожиданно по-человечески, что я едва не хихикнула в ответ.
— Я проведу вас к лежбищу. Фестралы сейчас ушли в глубь леса из-за холодов. Но где ваша приманка? Я ничего не чую.
— Приманка?
Надо сказать, тут мы не поняли его вдвоем: я тоже ничего не знала ни о каких приманках, сколько ни перелистала справочной литературы, готовясь к вылазке.
— Ну конечно! Вам же нужно получить истечение ихора из глазных или ушных отверстий фестрала.
— Эмм... да, — только тут я подумала, что слишком понадеялась на подругу: самой-то мне фестралов вообще не увидеть, а вот как будет собирать эктоплазму она, я представляла не особенно. Просто Луна так уверенно держалась...
— Обычно собиратели ресурсов для этих целей смачивают куски мяса специальным составом. Мясо скармливают фестралу, а приправа действует на него как острый перец. Но вместо слез из глаз выступает ихор, и его собирают.
— А, я поняла, — Луна оживилась. — Нет, всё в порядке, нам не нужна никакая приманка.
— А как ты рассчитываешь добыть эктоплазму? — шепнула я ей, тревожась всё сильнее.
— Я не хочу кормить фестралов перцем.
Какое разочарование! Битый час мерзнуть в лесу и уйти ни с чем — и только из-за патологической гуманности Лавгуд...
Не знаю, почему я не развернулась и не пошла обратно сразу. Кентавр вывел нас к трем холмам — их хорошо было видно из окна башни Когтеврана — и там остановился, принюхиваясь к воздуху.
— Они рядом. Вот за тем склоном, прячутся от ветра. Там Тенебрус, — добавил он специально для Луны.
Она кивнула и смело пошла вперед, слегка покачивая в воздухе Хагридовой сумкой со свежей дичью — своеобразный привет лесника любимому питомцу, которого сам вырастил и отпустил в дикий табун. Когда Луна остановилась и заговорила с пустым местом, мы с Фиренцем замерли за елками, чтобы не помешать ей. Выглядело всё это очень странно и даже жутко: Лавгуд бросала перед собой кусок мяса или неразделанную тушку, и они, не пролетев и пяти футов, вдруг дергались в воздухе, а затем растворялись без остатка. Я даже забыла мерзнуть. Встреча с дикими фестралами — это всегда неординарное событие, которого не забудешь. О тех, которые в школьной упряжке, обычно как-то не думаешь.
Скормив призракам все гостинцы, Луна стала гладить рукою воздух, а потом вдруг запела.
Это была чудесная, хоть и печальная песня, и хрустальный голосок подруги сливался с легким шорохом укрощенного ветра. Пела она то ли на валлийском, то ли вообще на несуществующем — может быть, воробьином — языке, и я как будто погружалась в далекое-далекое прошлое, в те края, где никогда не бывала. Мне хотелось плакать, и в то же время я была очень счастлива. Я не знала, что Луна умеет петь так прекрасно, как пела она в тот зимний вечер в Запретном лесу...
Когда она принесла мне фиал, он казался пустым. И лишь после того, как я повертела его перед глазами, сквозь некоторые грани возможно стало увидеть чуть заметное перламутровое свечение. Фиал был полным! Это означает, что содержимого хватит на десять, а то и больше порций Отворотных зелий. Если всё получится, оставшееся отдам профессору Снейпу. То есть как "отдам" — Гарри подсунет тайком, конечно.
