— Но ведь он поправится?
— Прекратите с-с-скулить, как обмочившийся щенок! Учитесь отвечать за свои выходки — возможно, тогда из вас вырастет... хоть что-то поприличнее вашего наглого папаши.
— Что я могу... что я должен сделать, чтобы помочь ему поправиться... сэр? — у Гарри не было ни сил, ни желания спорить с профессором. Хуже всего, что при всей жестокости сказанного многое в его речах было правдой. Гарри не хуже самого Шамана и Луны знал, как опасны эти стычки в "третьем" состоянии, но ничего не предпринял, чтобы отговорить друга от неоправданного риска. Стоял, трепался там с гноедышащим новым дружком, пока Паршивцева тварь рвала Акэ-Атля на мелкие астральные кусочки.
— Ничего, — холодно ответил Снейп; кажется, гнев его поулегся, и голос звучал хоть и отстраненно, но гораздо мягче, чем до этого. — Всё, что можно было сделать, мы сделали с Дж... с Макмилланом и Малфоем. Он поправится.
— Спасибо! — прошептал мальчик с невероятным облегчением. — Сэр, я...
— Не говорите глупостей больше, чем уже сказали, Поттер. Спите. Завтра утром, насколько мне известно, сюда заявятся люди из Министерства с вопросами, поэтому уж будьте добры в разговоре с ними сначала думать, а потом отвечать.
И вот после этого Снейп, оказавшись на ногах, стремглав вылетел из больничных покоев. А Гарри с удивлением осознал, что нисколько не жалеет о своем порыве задержать его и поговорить. Даже после всего этого.
* * *
В черных глазах лесника, открывшего дверь, мелькнуло радостное узнавание:
— А, здрась-сь-сь! Значить, вот оно как — "Всюду ходи, за всем присматривай, только в этот чулан не моги заглядывать!" Как же, помню-помню. Сейчас, подпол открою, минуточку. Да вы входите. А Луна? Луна уже в школу побежала. Уж сам не знаю, как так вышло, вчера-то. Прям скосило, того-этого! Гроза какая-то особая, что ли... Сейчас, сейчас!
Впустив гостя, Хагрид двинулся к столу. Посетитель не спеша вошел следом...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
К чему суетиться, если и так проспала уже все уроки? Остается рассчитывать только на прошлогодние конспекты Гермионы и снисходительность преподавателей.
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля! — вприпрыжку петляя по самой длинной тропинке к Хогвартсу, напевала Луна Лавгуд и то и дело останавливалась полюбоваться особенно редкими и красивыми бабочками. Под некоторые виды мотыльков маскировались нарглы, у которых в конце июня наступал брачный период. А папочка рассказывал, что именно в это время их трели становятся красивее соловьиных, только не каждому дано их услышать. Луна вот слышала. Всё время.
Прошедшей ночью ей снился длинный волшебный сон, но сейчас она не помнила уже ничего. Только безмятежную легкость, как после поцелуя мамы.
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля! — напевала девочка, на ходу сплетая венок из луговых васильков.
Конец второй книги
Книга третья. York. Манипура. Mi (E)
Peter Piper picked a peck of pickled peppers
A peck of pickled peppers Peter Piper picked
If Peter Piper picked a peck of pickled peppers
Where's the peck of pickled peppers Peter Piper picked?
Английская скороговорка о Дудочнике
32. Мятеж не может кончиться удачей — в противном случае его зовут иначе
Интересно было бы разобраться, стала сестрица Мардж раздражать Петунью только во время совместной поездки на Карибы, или же это обычно происходило при каждом ее визите, только тщательно подавлялось усилием воли под мастерски сфабрикованными умильными улыбками и взаимными недопоцелуями в щечки.
Лениво развалившись в шезлонге, миссис Дурсль готова была испытывать неземное наслаждение просто от пейзажа, запаха чистейшего моря и шелеста розового барбадосского песка. Но, как осы над лимонадом, ее всё время отвлекали дорогие родственники. Их пошлая суета происходила из-за вечного чувства голода. О, да! Дурсли постоянно жрали даже на пляже. Точнее, не так. Дурсли постоянно Жрали. В том числе и на пляже. Каждую минуту своего существования они были озабочены только этим процессом. И Петунья не могла расслабиться, ловя на себе осуждающие взгляды Мардж: вот снова и снова, видите ли, не хватило того переносного холодильничка со снедью, которую жена братца прихватила с собой на пикник, и не окажись рядом ее, запасливой и заботливой Марджори, бедные мужчины просто сдохли бы от истощения, не в силах дожить до ланча. А если бы и дожили, то дотянуть до ресторана при отеле были бы уже не в состоянии.
Неужели так было и прежде, но Петунья почему-то не заостряла на этом внимания, считая, что и так по всем фронтам выигрывает в необъявленном соревновании с дурнушкой-Мардж, у которой не сложилось в личной жизни?
Купаясь в лучах всеобщего внимания, Дадли стал позволять себе больше обычного. Из тринадцатилетнего подростка он в одночасье деградировал в капризного и наглого детсадовца. Из-за любого отказа — будь то пустячный сувенир, сладость или нелепая игрушка, обреченная на выброс уже через пять минут после покупки, — он мог закатить взрослым многочасовую истерику. Раньше в таких случаях первой сдавалась Петунья. Теперь она оставалась крайней, поскольку начала на него порыкивать и отстаивать идею о том, что пора бы уже кое-кому вырасти, а также вспомнить, что над всеми Дурслями довлеет риск получить инсулинозависимую форму диабета. Марджори тут же бросалась заглаживать вину нерадивой мамаши и заласкивать племянника сюсюканьем, липким и сладким, как сироп, так что стать диабетиком можно было и без кулинарного допинга, даже не будучи Дурслем.
Вернон сначала просто удивлялся тому, что теряет в лице жены верную соратницу, а вскоре и сам выказал недовольство "их постоянным препирательством с сестрицей", обвинив Петунью в "странной нетерпимости".
— Похоже, дорогая, воздух Антильских островов влияет на тебя не лучшим образом, — сказал он примерно через неделю совместного отдыха, когда все они ужинали в одном из открытых ресторанов Бриджтауна. — В следующий раз я буду подыскивать нам варианты с менее... гхм... бунтарским климатом.
Она растянула губы в подобие вежливой улыбки, не найдя в себе желания делать вид, будто восхищена крутостью его шутки.
Петунья любила собак, но бульдог Мардж никогда ей не нравился. Он напоминал свою хозяйку, и только теперь миссис Дурсль поняла, что всего лишь переносила на ни в чем не повинного пса то, что не позволяла себе почувствовать по отношению к сестре Вернона. И она... разозлилась. "Всё этот чертов Блэк! У него просто призвание сеять вокруг себя сомнения, смуту и раздоры! Пообщайся с ним хоть немного, и сам себя не узнаешь! — рвала и метала Петунья, уверенная, что ее глаза с помощью Сириуса открылись и больше закрываться не намерены, и никогда, никогда, никогда больше ей не смириться с тем, какими она увидела Мардж и Вернона, уродующих психику ее бедненького Дадли. — При чем здесь я? Жила себе спокойно, давно забыла о них обо всех вместе с их дурацким Хогвартсом и родоплеменными разборками. Мало того, что подсунули мне этого мальчишку на воспитание, так теперь лезут и в мою собственную семью! И постоянно всё портят! Правильно говорит Мардж: изолировать их надо от нормальных людей!"
И все же стоило Мардж проехаться по "ненормальности" Петуньиной сестры и "этого Поттера", в груди начинало клокотать от бешенства. На фальшивого папашу Гарри Петунье было наплевать, она знать его не знала и знать не хотела. И раньше ей удавалось все помои, вылитые Мардж и Верноном, переносить исключительно на личность этого неизвестного Джеймса. Будто самой Лил это не касалось.
Но поездка на Барбадос изменила всё. Внезапно Петунья поняла, что не нуждается больше в одобрении мужа и его родни. Ей не в чем перед ними оправдываться и беспрестанно доказывать, что, несмотря на оторву-сестру, сама она в полном порядке.
Какого черта! Когда они виделись последний раз, Блэк не то подсыпал ей в питье какой-нибудь "Мьютинин" [1], не то наколдовал подчинение (или как там они это называют).
____________________________________
[1] От англ. "mutiny" — "мятеж, бунт, восстание".
Может, он вообще притворяется, будто хочет помочь Лил и Северусу, а сам планирует отыскать и выгородить за их счет своего дружка Поттера? Поэтому доверять Блэку целиком и полностью было бы со стороны Петуньи опрометчиво, даже если этот прожигатель жизни и раскаялся в ошибках юности. Насколько она помнила по обрывочным фразам, отпускаемым сестрой, Блэк просто задолжал Снейпу за избавление от участи стать оборотнем, поэтому назвать его помощь бескорыстной Северус, в отличие от идеализирующей всех и вся Лил, отказывался. У магов с подобными "долгами" всё строго: или плати по счетам, или навлечешь проклятье на себя и свой род. И не то чтобы Петунья считала сестру глупой или не считалась с мнением Лил — очень даже считалась. Но в данном вопросе больше доверяла опыту ее настоящего мужа. Сев в силу происхождения знал тот мир и его законы лучше, да и в людях, маглах и магах, разбирался более здраво, чем выросшая в тепличных условиях и окруженная любовью младшая Эванс. Однако Блэк сейчас был вторым во всем этом перевернутом вверх тормашками мире, кто знал правду. И кто знал, что Петунья тоже в курсе. Он не шантажирует только потому, что прекрасно понимает: ей с крючка не соскочить. Она как слепая на узком мостике в темноте над пропастью, без магии, без знания. Ей нужен поводырь, и Сириус милостиво предложил свою кандидатуру. Что ей делать? Только ухватиться за подставленный локоток и ковылять рядышком, наугад, молясь, чтобы спутник не оступился и не утянул их обоих в бездну.
А так хотелось, уехав подальше от всего этого, отвлечься хотя бы на курорте!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда Дадли помянул кузена, Марджори от скуки и безделья ухватилась за эту тему, Вернон присоединился. И пошло-поехало. Как же глупо они смеялись! Нет, они не просто смеялись, они ржали и похрюкивали. Петунья не выдержала.
— Дадли! Прекрати! — гневно подскочив с шезлонга, одернула она сына.
Три пары изумленных глаз вытаращились на нее.
— Может быть, в вас наконец проснется совесть? — тихо продолжала Петунья, избегая смотреть на сына, потому что боялась его травмировать, но буквально вгрызаясь взглядом в оторопевших Вернона и Мардж; даже Злыдень, которого разморило на солнце, поднялся и на всякий случай перебрался из тенистого местечка под зонтом за шезлонг загоравшей хозяйки. — Я ведь не перечисляю болезни ваших родственников! Я никогда ничего не говорила об алкоголике дядюшке Сердже, правда? И бабушку Эйприл, у которой от диабета заживо гнили пятки, никогда не называла ущербной, разе не так? И даже от чистого сердца вам соболезновала, когда она умерла. А эта ваша вечно несчастная кузина, залетевшая в колледже и после аборта ставшая бесплодной, хоть раз мной упоминалась?
— Петунья! — взвизгнула Мардж. — Не при ребенке же!
— Тогда почему вы двое без зазрения совести учите ребенка унижать моих родственников? Неужели у вас даже не возникает мысли, что это оскорбляет и меня? По-вашему, быть алкоголиком лучше, чем "ненормальным магом"?
— Магом?! — оторопела Мардж. — Каким еще магом? Вернон, о чем она?
— Она шутит, — натянуто улыбнулся Вернон, на мгновение отвлекаясь от жены и ставя свой допитый бокал на раскладной столик.
— Я не шучу! — буркнула Петунья.
— Что на тебя нашло, дорогая? — со зловещими нотками в голосе осведомился Вернон. — Я настоятельно прошу тебя прекратить эту истерику.
— Не раньше, чем вы прекратите порочить имя умерших людей, моих родственников.
Из приоткрывшегося рта Дадли выпал непрожеванный кусок пиццы. Не понимая уже ничего, мальчик переводил взгляд с матери на отца.
— Хорошо, — сквозь зубы, но всё же согласился Вернон, — мы прекратим. Лично у меня нет никакого желания даже воспоминать о твоих ненормальных родственниках. Только мое желание никогда не будет исполнено, потому что у меня перед глазами все время мелькает твой умалишенный племянник. И я вынужден принимать его в своем доме, но ни разу, если ты вспомнишь, тебя этим не попрекнул.
— Этот дом настолько же твой, насколько и мой. Ты не попрекнул меня напрямую, но постоянно делал это через Гарри. И ты, и твоя сестра!
— Возможно. Тебе лучше, чем кому бы то ни было, знать, что мальчишка святого достанет! Возможно, из-за этого я иногда срывался и на тебя. Но Мардж не заслужила оскорблений, также будучи нашей гостьей.
Марджори попыталась возразить, однако Вернон повелительно взмахнул рукой, как это умел делать только он, и рот сестрицы захлопнулся с той же легкостью, с какой его захлопнул бы взмах волшебной палочки, приправленный чарами безмолвия. А ведь Вернон даже не поднялся со своего шезлонга, продолжая лениво возлежать в нем своими необъятными телесами, как император на троне.
— А Гарри, значит, заслужил? — уточнила Петунья, сдергивая с носа солнцезащитные очки и указывая ими куда-то в сторону, на воображаемого племянника.
Мардж захлопала глазами:
— Милая, но это же... Гарри! О чем ты?!
— Да, дорогая, объясни, что это на тебя нашло?
— Между прочим, он в нашем доме не гость. Мы числимся его опекунами. Если он так напрягал тебя, зачем ты согласился подписать бумаги? Тебя ведь никто не заколдовывал, и ты делал это полностью добровольно!
— Вероятно, ты перегрелась на солнце, дорогая. Мардж, у тебя есть какие-нибудь препараты от солнечного удара? Сейчас ты выпьешь чего-нибудь, Петунья, успокоишься и извинишься перед сестрой...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Мардж, у тебя есть что-нибудь от солнечного удара? Она почему-то не просыпается...
Петунья открыла глаза. Над нею нависала обширная туша супруга, который тряс ее за плечи, чтобы привести в чувство. Никогда прежде она не позволяла себе уснуть на пляже, ведь это чертовски опасно!
В памяти пронеслась приснившаяся сцена, и горячие щеки стали совсем уж раскаленными — от стыда. Дадли уже несся к ней с ведерком зачерпнутой в море воды. По другую сторону ее шезлонга суетилась Мардж, смачивая салфетку и пытаясь приложить ее ко лбу Петуньи.
Виновато шмыгнув носом, миссис Дурсль с вымученной улыбкой потянулась к мини-холодильничку, замаскированному под корзинку:
— Еще кусочек пиццы, дорогой?
* * *
Экзамены в этом году Дамблдор отменил. Просто взял и отменил. К вящей радости неуспевающих и большинства гриффиндорцев — и к удивлению, а то и недовольству отличников, особенно в Когтевране и Пуффендуе. Но можно сказать, что основная часть студентов Хогвартса и их родители эту меру приняли спокойно: все понимали, что введена она была из-за недавнего чрезвычайного происшествия с Тайной комнатой и близнецами Уизли. Правда, Фред и Джордж очнулись гораздо быстрее Кристал, потому что профессора уже знали, чем был вызван их паралич, и смогли принять надлежащие меры. Артур и Молли Уизли вошли в положение директора и, чтобы, упаси Мерлин, не подставить его, требовать разбирательств не стали. А Ксенофилиус Лавгуд и подавно даже не успел испугаться, как получил дочь обратно в целости и сохранности. Ко всему прочему, ему принесли извинения из-за ложной тревоги. Да чего там такого — ну, зависают малолетние студентки в сторожках лесников, шляясь по околозамковой территории в неположенное время, ну, прогуливают иногда занятия, впадая в незапланированный коматоз. Бывает. Дело-то житейское.
