Римма-Глеб

— Похоже, тебя это не расстроило.

— Просто я уже с этим справилась — это раз. И терпеть не могу выставлять напоказ свои слабости — это два.

— Ну да, ты у нас крепкий орешек.

— Что, лысая и брутальная? — Римма округлила глаза.

— Дура.

— Не без этого, — Римма мирно согласилась.

— Ты вообще, непрошибаемая, — завелся Глеб.

— Это распространенное заблуждение.

— А?

— Да, это я так. Сама с собой. Ладно, Глеб. Мне надо на салаты всякую всячину варить. Ты сиди, если хочешь, а я буду тут крутиться.

— Ты что, на новый год тут будешь?

— Собираюсь, а что?

— А родители?

— Папа повез маму в Прагу. Я им сказала, что буду встречать НГ в компании.

— А на самом деле?

— И на самом деле. В компании. Еды и телека, — кулинарная книга отправилась обратно на полку, а Римма принялась что-то считать, загибая пальцы.

— И все, больше никого?

— Погоди, не сбивай, я яйца считаю.... Одиннадцать! — Радостно заключила Римма, пока Глеб давился смешком.

— Хочешь, я составлю тебе компанию? — Глеб смотрел в окно.

— Ну, если у тебя никаких других планов нет — ради бога.

— Нету планов.

— Тогда жду тебя завтра в 10 вечера, не раньше. И с тебя шампанское. И мандарины.

— А кроме шампанского что-нибудь будем пить?

— Я нет. Остальное — на твой вкус.

— Договорились. — Глеб выскочил за дверь. Видимо, боялся, что Римма передумает.

Девушка покачала головой и принялась переодеваться — дел было еще по горло.

От души подпевая Дискотеке Аварии про новый год, который мчится, Римма балансировала на стопке книг. Книги стояли на табуретке, табуретка на столе. С этой пирамиды Римма украшала потолок гирляндами. С ними, правда, пришлось повозиться, но зато новогодняя атмосфера возникала буквально на глазах. В дверь поскреблись.

— Заходите, открыто! — Римма отплевалась от дождика, и обернулась к выходу. Зашел Глеб, поставил сумку на пол, обвел глазами комнату.

— Я тут, — Римма помахала дождиком.

— Твою мать, ты чего туда залезла! Упадешь! — Глеб аж в лице поменялся.

— Не упаду, что я, дура, что ли? — фыркнула Римма, отворачиваясь обратно. — Подай гирлянду. Бумажная вон лежит. Мерси.

— Солнышко мое целованное, а ты стремянку не могла взять?

— Мне влом.

— Ясно. Слезай оттуда, тока осторожно. Я стремянку принесу.

— Да не надо уже. Я закончила почти.

Глеб тихо ругнулся, и сдернул девушку с пирамиды. Она пискнула, потом зашипела.

— Это что, эвакуация? — Римма сердито выпуталась из крепких рук, и отвесила "спасителю" щелбан. — Ты чего пришел-то?

— Фрукты принес.

— Принес? Спасибо. Теперь чего надо?

— Помочь тебе.

— Мне уже не помочь, — хохотнула Римма и вытащила папку. — Но если делать тебе больше нечего — на. Берешь мыло, мажешь и клеишь на стекла. Я снежинки пока развешу.

— Понял, сэр. Есть, сэр.

— Мэм, если что.

— Да, мэм!

* * *

Римма осторожно разложила на кровати платье и подъюбник. Отошла, посмотрела на него внимательно, хмыкнула. Платье было выполнено в технике крейзивул, соответственно, было сделано из хаотично накиданных ниток. Хаос был хаосом только на первый взгляд — потом проступал гармоничный узор. В сочетании с новообретенной внешностью, платье должно было смотреться просто умопомрачительно. Чулки с красивым узором, зелененькие туфли, макияж.... Глеба ждал апоплексический удар, не меньше.

Время — половина десятого. Стол накрыт, шампанское стынет между окнами, внешность — безукоризненна, аппетит зверский. В десять ровно — стук в дверь. Римма, не спеша, процокала каблуками к двери и распахнула ее. Оглядела Глеба с головы до ног. Удовлетворенно улыбнулась — костюм жемчужно-серого цвета, идеально сидевший по фигуре, и улыбка чеширского кота, потихоньку линявшая в отпавшую челюсть.

— С наступающим, — Римма отошла в сторонку, пропуская Глеба в комнату. — Елки нет, поэтому я вместо нее. Зелененькая и колюченькая.

— Ты очень красивая, — серьезно сказал Глеб.

— Спасибо, — Римма довольно ухмыльнулась. — Я старалась. Садись. Я даже телек уговорила показывать без помех, представляешь?

— Да уж, ты любого мужика за пояс заткнешь.... — Протянул Глеб, вытягивая ноги.

— Это, видимо, был комплимент? — ехидно уточнила Римма и сунула ему в руки шампанское. — Откроешь?

— Тебе с бахом, или без?

— Без.

— Пожалуйста, мадам, — Глеб ловко разлил по бокалам шипучку.

— Мадемуазель, — вполне в духе Фрекен Бок протянула Римма.

— Проводим уходящий год?

— Давай.

Чокнулись. Глеб уплетал салаты и нахваливал Римму. Римма уплетала салаты и косила одним глазом на "Голубой Огонек". Глеб изо всех сил старался привлечь все ее внимание. Римма вежливо поддерживала разговор, и продолжала держать дистанцию. Вышли курить. Римма с удовольствием закурила от своей зажигалки, игнорируя трепещущий огонек в опасной близости от своих волос, выдохнула дым и улыбнулась:

— Не обижайся. Я всегда подкуриваю сама себе. Больше никому и ни от кого.

— Привычка?

— Ага. Просто некоторых бесит.

— Ты не настолько часто куришь, чтобы меня это начало бесить. Кроме того, у тебя масса других привычек, которые выводят меня из себя.

— Например?

— Например, твоя вечная язвительность.

— Это черта характера, а не привычка, — мягко напомнила Римма, и присела на подлокотник его кресла. Глеб покосился на стройную лодыжку и отвел глаза. — Привычка — это не мыть посуду, или ковырять в носу. Или курить.

— Или не подкуривать из чужих рук.

— Или так.

— Римка, ты вообще, хоть иногда из себя выходишь, мне интересно?

— Обязательно. А что?

— Вот бы посмотреть хоть разок, — хмыкнул Глеб.

— Сомневаюсь, что тебе понравится, — серьезно ответила Римма. — Это не самое приятное зрелище.

— Летающая мебель и трехэтажный мат? — Глеб попытался себе это представить.

— У тебя скудная фантазия, — хмыкнула Римма, отправляясь в комнату.

— О, что-что, а фантазия у меня богатая, — у Глеба неожиданно сел голос и он откашлялся.

— Не в то русло, — Римма щедро отпила из бокала и залезла с ногами на диван. — Сделай погромче. Тебе положить салат? Ты вот этот еще не пробовал.

— Положи, — согласился Глеб. — И давай на первый, сейчас обращение будет. Президента.

— Да-да-да. Сколько сейчас? Без пяти? Ага. — Римма аккуратно поджигала маленькие свечки, погасила свет и села рядом с Глебом. Сунула ему в руку незажженный бенгальский огонь.

— Господи, зачем ты такая красивая? У меня сердце болит, когда я на тебя смотрю, — Глеб тихо выдохнул ей в шею.

— Держим себя в руках, — засмеялась Римма, погладив его по голове. Он как большой кот потерся об ее руку.

— Если будешь меня гладить, я продержусь. Возможно.

— Договорились.

— Десять!

— Девять!

— Восемь!

— Семь!

— Шесть!

— Пять!

— Четыре!

— Три!

— Два!

— Ура! С новым годом! — Римма ловко подожгла бенгальские свечи, чокнулась с Глебом, и допила шампанское.

— Мандаринку? — у ее губ оказалась долька, которую девушка благосклонно взяла губами.

— Спасибо. Ты просто душка.

— Может, я заслужил поцелуй?

— Пожалуй, да, — Римма приподнялась и легко поцеловала Глеба в губы. Шальные синие глаза оказались совсем близко.

— А еще?

— А хватит. Морда треснет.

— Не треснет, — он, впрочем, не делал попыток поцеловать ее самому. — Кстати, у меня сюрприз. Накинь что-нибудь, на балкон выйдем.

— Он же закрыт.

— Временно открыт. Оденься.

— Я в плед замотаюсь, ладно?

— Валенки свои надень, не май месяц.

— Не зуди. Обулась.

Глеб вывел ее на балкон, и велел закрыть глаза. Римма притопывала ногой и улыбалась. Глеб чем-то шуршал, чиркал колесиком зажигалки и что-то напевал.

— Готово. — Он убрал Риммины ладошки от глаз и повернул в нужную сторону.

— Ой, что это? — От пола потихоньку отрывался бумажный фонарик. — Как в мультике, — прошептала Римма, с восхищением провожая его глазами. Рядом плыли еще пять штук. Глеб осторожно обнял ее со спины, поправляя плед на тонких плечиках. Теперь ему была понятна ее худоба — постоянная диета не располагала к полноте. Фонарики мирно поднимались в звездное небо. Вокруг сверкали салюты — от китайских свистелок до вполне приличных фейерверков. Проводив последний фонарик, который скрылся за крышей соседнего дома, она повернулась к нему, и тихо сказала:

— Спасибо, Глеб. Это правда, сказка. — Она осторожно повернулась внутри пледа и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его. От серьезности ее поцелуя у Глеба резко ослабели руки — она выпивала его дыхание, вытягивала душу, вынимала сердце.

— Римка, ты что творишь?

— Ты этого не хотел? — Совершенно черные глаза очень близко.

— Этого не хочешь ты.

— Глупости.

— Я тебя люблю.

— Я знаю, — она даже не вздрогнула. Только снова потянулась к его губам. Он сгреб ее в охапку, и потащил в тепло.

— Радость моя, если ты сейчас же не остановишься, я тебя изнасилую, — через пять минут пообещал Глеб.

— Напугал ежа голой жопой! — Римма хихикнула, но немного отодвинулась. Скинула плед, повела плечами. Провела ладошкой от груди до бедра. Повернулась спиной. Переступила через платье. Вытащила шпильки.

— Римка! Прекрати.

— Почему?

— Ты... я....

— Очень информативно, — она спокойно надела халатик — шелковый, кокетливый и снова села на свое место. Глеб перевел дыхание. — Давай, ты для начала сам себе решишь, чего ты от меня хочешь, а потом уже приходи общаться, ага? — Ровный ледяной голос инеем ссыпался за шиворот, и Глеб мельком подумал, что ему удалось вывести ее из себя.

— Детей.

— Еще раз?

— Я. Хочу. От тебя. Детей.

— И все? Больше ничего?

— А что еще прилагается?

— Ты знаешь, больше потеряешь, чем приобретешь, — она равнодушно смотрела в телевизор. — Поэтому, я не думаю, что игра стоит свеч. Открой шампанское, будь добр.

— Римма.

— Что?

— Ты меня любишь?

— Нет.

— Вот поэтому я и не могу.

— Потрясающе. Мне должно это польстить?

— Вряд ли. Но пока я не увижу, что ты меня любишь, я не смогу сделать это с тобой.

— Глеб. Тебе в голову не приходило, что я вообще любить не умею?

— Все умеют.

— А. Ну, да.

— Римма, ты вот сейчас ерунду говоришь.

— Глеб. У меня было достаточно парней и девушек, чтобы понять — максимум, на что я способна — это верность и ровное теплое отношение. И всем этого было достаточно.

— Я не все.

— О да, ты особенный.

— Ты меня полюбишь.

— Разумеется. Только у нас замкнутый круг получится.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что пока мы с тобой не будем спать, я буду считать себя свободной, и соответственно, открытой для новых отношений. А у тебя не будет возможности влюбить меня в себя. Вот и все.

— Увижу кого рядом с тобой — убью. — Глеб навис над ней на руках.

— Отелло, да и только. Ты сам не знаешь, что тебе от меня надо. Любовь — слишком эфемерное понятие, чтобы требовать ее от другого человека.

— Я не требую.

— А что ты делаешь? Ты мне говоришь — хочешь меня — тогда люби. Знаешь — не хочешь меня — не люби. — Она резко оттолкнула его ладошками в грудь.

— Ты. Будешь. Моей. Поняла? — выдохнул он ей в губы и осторожно сжал красивую шею в ладони.

— Я тебя услышала.

— Моя Снежная Королева. Девочка-весна.

— Ты пьян и неадекватен. Убери себя с меня.

— Я тебя теперь из поля зрения не отпущу никогда.

— Фу, какой ужас. Тебе завтра будет стыдно.

— Да замолчишь ты, или нет? — с отвращением спросил он и поцеловал ее.

— Слава тебе господи, разобрались, — пробормотала она, когда халатик с треском разорвался на две неровные части.

— Замолчи ты, Христа ради, — рявкнул он, и содрал с нее стринги

— Молчу-молчу. А ты не отвлекайся.

Он зарычал, запечатывая ей рот поцелуем.

* * *

Спустя два года.

— Римма, ты где?

— Я в супермаркете.

— Что делаешь?

— Персик ем.

— Прям там, что ли?

— Ага. Мне его помыли.

— Ты меня подожди, пожалуйся, я на светофоре стою.

— Подожду. Ой!

— Что такое?!

— Да соком обляпалась. Все, давай, жду тебя.

* * *

— Давай, девочка, ты сможешь, — спокойная женщина-акушер командовала парадом. Из коридора раздавались торопливые шаги и бормотание. — Там муж твой, что ли?

— Ага. Ой, мама! Больно!

— А ты как думала, — женщина погладила роженицу по голове. — Ну, еще рывок. Немножко осталось. Ну, вот. А ты говорила — не смогу, больно....

Здоровый младенец надрывался от крика, оповещая мир о своем прибытии.

* * *

— Рим, мы тебя заберем.

— Ой, хорошо бы. У нас сегодня такие роды тяжелые были....

— Ну, не все как ты рожают.

— Это да. Кстати, о детях. Ты Сашку с Леркой забрал от родителей?

— Забрал. Теща меня закормила насмерть.

— она тебя любит.

— А ты меня?

— Ты опять?

— Ну, скажи, Римма!

— Глеб, ну хватит!

— Любишь или нет? — грозно рыкнул муж.

— Да люблю я тебя!

— И я тебя люблю.

— Я знаю. — Женщина улыбнулась, и стянула шапочку с ярко-рыжих волос.